Клуб "Преступление и наказание"

Верю. И когда в тексте идет что-нибудь такое "Александр Гинзбург!" или "Люцифер..." и как там его по имени-отчеству, звучит не то как "встаньте, суд идет", не то, как вы сказали, Butterfly). Почему, собственно, и "Ошейник" по одной лишь такой фразе напомнил что-то знакомое).

фффррр))) я наверно, коряво выразилась. Это я насчет вашего замечания о том, что услышав голос Артура хочется обращаться к нему по имени-отчеству).

А, если так, то вам виднее).

Чай-кофе-потанцуем, в смысле поболтаем, конечно.
Если есть настроение, желание - почему нет?
Но я не спешу никуда и не абсолютно настаиваю).

ага, ага))) только в черном же цвете, Butterfly)))

Ах, Руфь, ты снова за свое! Сейчас я вижу, как ты мной манипулируешь, как вселяешь вину! Сейчас мне все открылось!
- Открылось, сказала? Так и вали на хер из моего дома.

Как раскрыть тематический-интеллектуальный мезальянс в двух репликах. Если бы здесь поставить точку, вообще бы мощный финал вышел.

Да. Весь текст Рахиль постепенно осознает болезненность таких отношений, мечтает о другой жизни, а потом одной фразой все это обрушивается как по щелчку, вопреки здравому смыслу. Сама реальность меняется. А дальше о невыразимом, не те категории, чтобы говорить в понятиях хорошо или плохо или даже больное или здоровое.

ЗКР-2019




Рецензия от Рецензента 2




Рецензия на рассказ “Успех”
Читатель с первых строк встречает депрессивное настроение одной из главных героинь рассказа по имени Руфь. У нее болит голова, она жует хлеб всухомятку, несмотря на то, что в холодильнике специально для нее приготовлена паста с креветками. Но Руфь не хочет этого, она предпочитает сидеть в темной комнате и пребывать в тоске и грусти.

Вторая главная героиня по имени Рахиль приходит домой и светится от счастья. Она в приятном возбуждении. Это потому что она сегодня выступала. Она волновалась, но успех у публики окрылил героиню.

Руфь и Рахиль живут вместе как подруги. Хотя если посмотреть глубже, не все так просто. Рахиль ушла из родительского дома, потому что “мать и отец убеждали меня в моем ничтожестве”. А теперь Руфь прогоняет Рахиль из своего дома. Прогоняет, потому что по договоренности должна была высечь Рахиль после выступления. Но Рахиль теперь отказывается.

Отказывается, потому что осознает, как губительно насилие, к которому она привыкла в отчем доме. Для Рахиль это привычная модель поведения. Но теперь Рахиль тянется к свету, к новым друзьям, к приключениям, к яркой жизни, наконец. Она устала от сырости и серости, в которых живет вместе с Руфь.

Но Рахиль уходить не хочет. Она, вероятно, боится потерять единственную подругу, которая понимает и удовлетворяет ее порочную тягу к насилию. Она слишком сильно привыкла быть жертвой. И хотя героиня давно осознаёт своё положение, она видит свет и знает, куда нужно идти. Но … прошлое не отпускает.

Руфь высечет Рахиль - обнаженную и зафиксированную. Рахиль будет горько плакать и в очередной раз познает “глубину своего ничтожества”, найдя в этом успокоение.

В финале все яркие эмоции и впечатления Рахиль от выступления - пузырьки шампанского, цветы, овации зрительного зала - весь этот сияющий образ обрушится осколками. После порки вся эта убогая квартира и сама Руфь кажутся Рахиль “прекрасными, исполненным значения”.

Как мне кажется, автор задается вопросом: какой из миров настоящий? Тот светлый мир с овациями и счастьем или угнетающий мир в квартире, где царят серость и насилие?

Читатель может дать свой ответ, но ответ Рахиль соответствует второму варианту. Это ее единственная реальность, в которой она может жить на данный момент. И Руфь здесь - отражение ее внутреннего мира. Она - воплощение того насилия, которое ищет Рахиль, которое досталось ей в наследство от родителей. А от такого наследства ой как нелегко избавиться.



Рецензия от Рецензента 5




Это очень короткий, но очень насыщенный во всех смыслах и очень здорово написанный текст.

Одна из двух героинь "Успеха" – актриса, только что вернувшаяся с премьеры спектакля; и сам рассказ напоминает мини-спектакль. Начало вообще читается как вступительная ремарка к пьесе. "Руфь жует хлеб, покачиваясь на стуле. Входит Рахиль".

Две героини рассказа явно, подчеркнуто противопоставлены друг другу. Рахиль многословна, эмоциональна, она проявляет внимание и сочувствие к Руфи, хотя намного больше занята собой и своими переживаниями. Руфь полностью закрыта, она отмалчивается и отделывается короткими резкими репликами, грубит, оскорбляет и прямым текстом посылает Рахиль.

Рахиль вся в мыслях о своем успехе, ее тянет к свету, радости, к людям, к дружбе, общению и празднику. Атрибуты, связанные с Руфью – тусклый свет, увядшие цветы, тлен, разрушение и боль.

Рахиль разоблачает манипуляции Руфи. Рахиль вроде бы уже совсем готова оставить Руфь навсегда, уйти в свою прекрасную новую жизнь, вкусить плоды заслуженной победы. Потом Рахиль поддается жалости (или ей так хочется думать, будто она действует из жалости) – она соглашается уступить, подчиниться, но при этом пытается сохранить себя и чувство собственного достоинства, и даже некоторое превосходство над подругой.

И тут Руфь несколькими хлесткими фразами наотмашь разбивает все ее построения и полностью меняет ее восприятие. И всё возвращается на круги своя.

Прямо-таки напрашивается толкование этого рассказа как притчи, где две эти женщины с библейскими именами – это две стороны, два голоса, два противоположных стремления одной личности. "…ведь такова твоя чертова природа, о моя Рахиль..." – это звучит так, словно героиня выносит приговор самой себе.

Мне кажется, это история о пагубной власти болезненной разрушительной зависимости. Даже не столь важно, зависимости от конкретного человека, от садомазохистских практик или еще от чего-то. И тут не помогают ни осознанность, ни здравый смысл, ни психологическая подкованность и владение терминологией, ни понимание истоков этой зависимости…

В сущности, это же очень страшно: осознавать, видеть свою несвободу и полную невозможность что-то изменить. Но когда читаешь этот рассказ, почему-то не страшно, и даже не очень жалко Рахиль (хотя всё-таки сочувствуешь ей). Автор не пугает нас и не давит на жалость, а просто показывает, как оно выглядит изнутри.

(Любопытно, что английский вариант имени Руфь (Ruth) означает "милосердие", "сострадание". Есть некая ирония в том, что героиня, носящая это имя, абсолютно безжалостна. Не то чтобы это было очень ценное наблюдение, но я боюсь не дотянуть до полутора тысяч знаков, требуемых условиями конкурса).



Рецензия от Рецензента 6




Рахиль и ее тень

- рецензия на рассказ «Успех» -

Свет в живописи невозможен без тени, как в состязании невозможна победа без побежденного. И по тому же принципу устойчивое выражение «победа над собой» приобретает мрачноватое звучание в контексте прочтения рассказа «Успех».

Казалось бы их двое – Рахиль и Руфь. Одна блистает на сцене в свете рампы, другая – сидит в тени в поношенной рубашке, не любит яркий свет. У одной руки, похожие на крылья, и звон оваций в ушах. У другой – звук капающей воды из крана, пятно на потолке, трещины на стенах и головная боль. Одной дарят благоухающие цветы, другая – как память, за стояком батареи хранит засохшие. Одна имеет мелодичный ласковый голос, она заботлива, другая – холодна, откровенно груба и непримирима. Противоположности, противопоставления, слишком уж похожие на описание двух сторон одной медали.

Объяснение идет затактом, до начала действия рассказа. Рахиль говорит, что «привнесла губительные паттерны из родительского дома». Сетует, жалуется, обвиняет Руфь в притязаниях на власть и манипуляциях над собой, утверждает, что хочет дружить, грозится расставанием. Однако заканчивает признанием того, что театральный успех – нечто едва ли не призрачное и хрупкое, как стекло, а подлинные опора и утешение, подлинная «природа», подлинное значение и красота – в тени и страдании. Искусство, как известно, требует жертв.

В местности, носившей в античные времена название Келены, заселенной фригийцами, было озеро с берегами, поросшими тростником. Из этого тростника Афина сделала флейту – авлос. Но так и не смогла научиться играть, и бросила бессмысленную на ее взгляд игрушку. Авлос подобрал сатир Марсий, присматривавший за стадами в долине реки Меандр. Он заигрался, насвистывая в тростниковую дудочку днем и ночью. Что еще делать пастуху? Когда же услыхавшая его игру Афина в негодовании и ревности ударила его, досадливый тычок развеселил и раззадорил Марсия настолько, что он дерзнул позвать на поединок Аполлона.

Состязание рассорило греческих богов. По одной из версий выиграл Марсий, по другой – Аполлон проиграл в первом и победил во втором туре, когда он играл на кифаре и пел. Так или иначе, в итоге Аполлон подвесил Марсия на сосне и снял с него кожу, вдобавок «наградив» ослиными ушами высказавшегося в пользу Марсия Мидаса. Глядя на это, Гермес возненавидел кифару, разорвал на ней струны и на время отрекся от музыки. Для примирения Аполлона с флейтами и флейтистами тоже потребовалось время. Марсий меж тем сошел в Аид и растворился среди теней. А кожу его еще долго возили в назидание по окрестностям Келен, и, говорят, она начинала подрагивать, заслышав фригийские мотивы.

Как часто голос разума или строгого родителя повелевает прекратить игру. Чего в нем больше: прагматизма или обиды на то, что не с руки родителю играть, ответственности, пессимистического предубеждения или, действительно, провиденья о том, что кончится все плохо? Действительно это паттерн от родителей Рахиль, или, возможно, еще что-то более древнее, архитипичное, заведомо закономерное?

Все так переплелось сначала в Аполлоне, родившемся на седьмой день еще и семимесячным, что, безусловно, напоминает нам о солнце, свете и музыке. А так же о переходном периоде в античности – от хтонической архаики к классике. Так, у скульптора Праксителя Аполлон, словно муху, прихлопывает ящерицу – посланницу подземного мира, существо хтоническое. Будучи отцом бога-целителя Асклепия, Аполлон сам немного лечит, особенно глаза. Но еще он убивает, и очищает убийц. И если он и покровительствует искусству – то только классическому, что в наше время соответствует академическому, всему предельно искусному, застывающему, замирающему в совершенных формах.

Его противоположность – самоучка-Марсий – кожей чувствует темные, глубинные толчки, порывы ветра, мурашки на реке и народные мотивы. Для отображения всего этого он использует очень простенький, доступный всем и каждому, сподручный инструмент. Река Меандр, где пастушествует Марсий, дает название геометрическому узору, похожему на завитки волн. Она похожим образом петляет по долине. И никто точно не знает, чем объясняется процесс такого петляния, меандрирования – стихиен ли он преимущественно или подвержен неким вихревым воздействиям, наподобие турбулентности.

Понятно, что Аполлон, который, кстати говоря, когда-то в детстве тоже подвизался в пастухах – преемник Марсия. Так классическое искусство впитывает живые, народные мотивы. И процесс снятия кожи с Марсия – ни что иное, как процесс окультуривания, превращение живого, непосредственного в искусство. Процесс излечения от меандровых извилин и одновременно процесс умерщвления самобытности.

В ситуации с Рахиль и Руфью – обратная последовательность. Тень изгибает бровь, едва ли не как меандр. А как причудливы и выразительные всегда линии засыхающих цветов – в них словно зафиксированы последний наплыв влаги, последняя воля, последний порыв жизни. Капающая из крана вода, как правило, имеет четкий ритм, как метроном. Все это, должно быть, настраивает, зовет, подобно, тростниковой дудочке Марсия, зовет снять кожу. Зовет не увлекаться пузырьками и блеском, не думать об удаче, не пребывать в плену успеха, как можно быстрее отстраниться, отречься от уже сделанного. Тень требует дани, неумолимо зовет к себе. Так и земля поглощает и не отпускает, держит до поры зерна, чтобы питать своими соками их сердцевину и растворять их твердые оболочки, чтобы они могли расти.

Три рецензии, теперь ваше слово, тов автор! Поднимайтесь на трибуну, просим-просим)!