Клуб "Преступление и наказание"

- Ирка, отдай, пожалуйста! Ирка!

Вокруг все вертелись и толкались, стараясь пробраться к бьющим из стояков тёплым струям, детский визг и плеск воды мешались в привычные тона девчачьей душевой. А уж младшая группа умела превратить эту музыку в симфонию экстаза!

И что на неё тогда нашло? Так находило иногда – и сама не знала, отчего. И потом никак не могла даже самой себе объяснить толком – что искала на том заборе? зачем лазала на крышу? нафига было трогать гидрант?

Ну вот скажи, что плохого тебе сделала Лерка Белецкая, а? Она и так тут одна единственная, кого знаешь не месяц с хвостиком – пока ходишь на плавание - а полжизни, если не больше, ещё с детсада?

Но вот нашло же, понимаете ли! А Лерка, такая беззащитная и безответная, просто подвернулась ей под руку. Угнетать её начала с самого утра, ещё по пути в бассейн, в третьем они учились уже на второй смене. Дёргала за капюшон курточки, наскакивала, цапала по-всякому. А уже в душевой расшалилась по полной!

Сперва просто брызгалась, потом принялась набирать в мыльницу холоднючую воду и поливать бедную Лерку, а, наконец, отобрала ей плавки. И та не додумалась отплатить тем же – Иркины трусики ведь тоже были где-то рядом – а с хныканьем бегала за довольной обидчицей по всей душевой, жалко упрашивая пощады:

- Ла-адно, я до-обрая! Лови, о-о-па!

Кусочек ткани перелетел через плечо своей хозяйки и шлепнулся на рыжий кафельный пол…

Лерочка нагнулась за пропажей, наивно думая, что всё уже позади. А позади была как-раз Ирка. И её быстрые и жестокие пальцы тут же со смаком тяпнули подружку за выпяченную в наклоне попку – такую мокрую и такую мягкую. Ох и тяпнули же! Опа-опа-чья-то-попа?

- А-ай! Не щипайся! – жалобно запищала несчастная, - ну, Ирка-а-а!!

- А без пары не-бы-ва-ет! - пропела Ирка, радостно примеряясь ко второй, ещё не тронутой половинке. А уж что-что, а щипаться она умела!

Каким-то чудом жертве удалось вывернуться, - сжимая в кулачке спасённые плавки, она кинулась в раздевалку. Догонять Ирка не стала – успеется ещё поймать, никуда ты от меня не денешься! Вместо того, она в приступе необъяснимой весёлой злости запулила вдогонку улепётывающей подружке свою мыльницу – во-от тебе!

Белая пластмассовая коробочка, полная воды и мыла, вращаясь на ходу, как космическая ракета, описала параболу и – блямс! – разлетелась. Но только не на худой девчоночьей спинке. А на спортивном костюме молодой женщины с коротко стрижеными льняными волосами и глазами светлыми, как балтийские волны.

Марты Эрастовны. Марточки. Их тренера.

О-па, - успела подумать Ирка, глядя на темные разводы по ярко-алой куртке, о-па-па! Додумать не успела: когда тренерша начинала орать, у Ирки исчезали даже самые простые мысли, оставались одни реакции. А уж тут…

- А НУ БРЫСЬ ВСЕ НА ПОСТРОЕНИЕ! – рявкнула так, что с потолка чуть не попадала краска, – БЫСТРО!!!

Девчонки брысьнули из душевой, не дожидаясь вторичного напоминания. За одним исключением...

„А вас, Штирлиц, попрошу остаться…” - ОЛЕШКИНА, СТОЯТЬ!

Ирка затрепетала – вся бравада в миг вылетела из неё, как воздух из лопнувшего шарика. О-о-ой!

И стояла – ей же так сказали! Стояла, как была – голая, в одной шапочке, с болтающимися на шее очками, плавки остались где-то на перегородке или ручке крана – да, вот они! Но натянуть не решилась. А потом поняла, что они бы её все равно не спасли… уже очень скоро поняла!

Какая-то взрослая деваха в полосатом купальнике окинула брезгливым взором, мол, чё тут забыла, малая? А затем будущая чемпионка злорадно улыбнулась, когда увидела снова вошедшую в помещение Марту Эрастовну.

И ещё петлю в её правой ладони – двойную… чёрную… резиновую…

Откуда она взялась – да не всё ли равно? Спорткомплекс большой, там разный инвентарь есть... И скакалки, конечно, есть, гимнастические. Их ещё называют прыгалки. И в них прыгают и скачут. Это - хорошие девочки.

А вот плохие девочки – это те которые балуются и шалят - под ними скачут и прыгают ещё выше. Такие, как Олешкина Ира, девяти лет от роду, - вот она. Вот она – я. А вот – скакалка. И она и я сейчас встретятся...

…Ирка и не помнила, как очутилась на полу и голой попой поползла по мокрому кафелю к стенке - только она оказалась гораздо ближе. А змея в руке перестроилась, из двух колец свились четыре – так удобнее, разве не ясно?

- ВСТАЛА! Я КОМУ СКАЗАЛА?

Этот рявк возымел действие, но не ожидаемое - на ноги Ирка, конечно, не поднялась, зато крик будто включил у неё застывшие от страха голосовые связки, ожил язык и немедля затараторил со скоростью пулемёта:

- Мартэрастовнапожалу-у-уйстаненадомарта-а-аэрастовнаненадонуне-ы-ы-надо-а-а!

Отталкивалась пятками от влажного пола, словно пыталась влепиться в стенку. И очень зря следила за скакалкой, а не руками вообще. Потому что тренерша, чуть прикинув, левой цепко поймала Ирку за левое же запястье:

- Зин, подержи-ка эту дрянь…

Полосатая Зина мигом поняла алгоритм действия – ну как не помочь любимому тренеру? - и тут же выловила и правую Иркину лапу – подьём, малая, готовь филешки к приключениям! Это тебе не мамочкин ремешок!

В крепких руках спортсменок Ирка взлетела вверх и почти повисла, дрожащие ноги разьезжались, оскальзываясь по мыльной влаге. Резиновая змеюка колыхалась где-то справа, покачивалась, примерялась к покрытым каплями воды ягодичкам девочки…

И тут Ирка успела поменять пластинку – на ещё более старый и давно всем приевшийся шлягер:

- Ябольшенебуууууд-у-уу!

…Марта покрепче уперлась в пол ногами - скользит, зараза, и размах не очень, да ничего, с этой дрянюшки хватит! ....!, финский костюм, импортный, прямо из Хельсинки, по такому блату, а-а-а! И ещё – вот так, а-а-а!

…резиной тугою! …упругой петлёю! …с размаху! …с оттяжкой! …по заду! …по ляжкам!

…хлесь! …хлесь! …хлесь! …хлесь! …хлесь! …хлесь! …хлесь! …хлесь!

…до писка! …до визга! …до красных полос! …до вспухших рубцов! …до кровавых просечек!

- Мама, мамочка!

Была б ты моя дочка, я б тебя та-ак высекла! Ах, и отодрала! Да, жаль, что тогда выскоблилась… Но дети и спорт – две вещи несовместные, не правда ли?

- РОТ ЗАКРЫЛА!

Ирка, уже выгнувшаяся вперёд дугой в ожидании удара, послушно заткнулась: не в её положении было спорить. И лишь тихонько, совсем тихонько подвывала…

- Брось, ну её к… - тренерша не договорила, но окончание легко было домыслить.

- ЕЩЁ РАЗ! ЕЩЕ РАЗ БУДЕШЬ БАЛОВАТЬСЯ! Я ТЕБЯ ПРЕДУПРЕДИЛА!

Отпущенная Ирка снова плюхнулась на пятую точку, вся ещё звеня от пережитого ужаса...

- ОЛЕШКИНА, Я ПОНЯТНО ОБЪЯСНЯЮ?

Ирка отчаянно затрясла головой – в эту секунду ясности её сознания позавидовал бы дон Карлос Кастанеда в своём пейотлевом трансе.

- СОБРАЛА ВСЁ И ЖИВО В КОРИДОР! ТРИ СЕКУНДЫ!

В три секунды Ирка не уложилась, но в десять уж точно. Их она помнила очень смутно – так быстро тогда перемещалась. Дивом ей удалось вспомнить, и куда залетела мыльница – её надо было отнести в шкафчик, и где висят плавки. В них она буквально впрыгнула – потом оказалось, что навыворот, вот и не верь теперь приметам!

Опрометью бросилась к выходу из раздевалки. Краем глаза заметила брошенную на сидение жуткую скакалку – уфф, вроде пронесло – ах, как же она ошибалась! И пронеслась мимо Марты Эрастовны, не углядев в её руке только что снятого шлёпанца, - и не легковесной детской „вьетнамки”, а такого увесистого резинового лаптя.

Прицел был точен, наводка идеальна (да ладно - не уволят же?) скорость… контакт… есть контакт!

ШЛЕППП!

-У-у-уййй!! – получив неожиданное ускорение, Ирка вылетела в двери впереди собственного визга, ладошки сами собой сомкнулись на вспыхнувшем месте. И едва не влупилась лбом в стенку - ы-ы-ы!

…Выгнав подопечных, тренерша по какой-то причине задержалась сама – а кто её спросит, зачем? Ребята и девчонки ещё долго прыгали и галдели в обдуваемом тёплым воздухом коридоре, чутко готовые в любую минуту построиться в линию. Уже вышли и старшие, покрутились себе и пошли, а они всё чего-то ждали.

„А плевать мне на вас, на всех, плевать!”, - обиженная на род людской Ирка отчаянно шмыгала носом, упорно не замечая ни понимающих взглядов, ни ехидных смешков. „И все равно я никого из вас не знаю, и знать не хочу! А Лерке я ещё устрою…!” Та же благоразумно держалась поодаль, и утешить заплаканную подругу не спешила.

- ПОСТРОИЛИСЬ!

Марта Эрастовна соизволила, наконец, явить свой светлый лик. Подгоняемые её зычным голосом они сперва вытянулись в струнку, а потом всей толпой зашлёпали вверх по холодной лестнице туда, где было много плеска, свистков, натянутых на поплавках канатов и очень – очень! много глубокой воды. И думать о своей обиде не было ни времени, ни сил. И глаза и нос щипало уже не от слёз, а от противной хлорки…

- РАБОТАЕМ! ОЛЕШКИНА, РА-БО-ТА-ЕМ!

Ирка изо всех сил колотила руками и ногами брызжущую синь, не то, что „работала”, а прямо пахала как трактор. Доплыть, оттолкнуться от бортика, и снова вперёд в бесконечном караване таких же быстрых тел. Остановиться, выплеснуть воду из ноздрей, отдышаться - тут же налетит плывущий сзади. Спуску Марточка не давала и гоняла без жалости – это спорт, малявки, не лечебная физкультура! Или вкалываешь, или - нафиг с пляжа…

…С Лерочкой помирилась сразу же – Ирка опоздала к сушилкам и подружки по-честному поделили одну на двоих. Да и – вот если по-честному! – первой мириться должна была она, правда же? И разве могли они с Леркой „поссориться” – скажи ей тогда кто такое, она по-честному назвала бы его идиотом. Ну или идиоткой, не суть важна. А лучшая подруга это ведь на всю жизнь – даже если однажды ущипнёт тебя за попу!

- А он на тебя так смотре-ел! – восторженно зашептала Лера. Это года через три, к шестому, они освоят понятную лишь девочкам кружевную ажурность взглядов, полуулыбок, полукивков, полунамёков: четверть тона, три четверти тона, восемь четвертей одной градации слова „нет” и столько же вариаций слова „да”. В девять лет всё ещё говорилось просто.

- Кто? – не поняла Ирка, всовывая голову поглубже в сушилку, блин, ещё и расчесаться как-то надо!

- Мальчик… – лучшая подруга таинственно округлила карие глазки, – большой мальчик!

- Пфффы! – отмахнулась Ирка, в третьем классе она была ещё верной адепткой несложной истины, что „все мальчишки – дураки”, - па-адумаешь тоже!

Высохнув, девчонки соединили свои капиталы и выпили на двоих три стакана газировки из автомата (а, может и один, зато с сиропом). А из бассейна шли, взявшись за руки, и распевали в два голоса как „несчастная кошка порезала лапу…”. Эту песенку они пели на бис на двадцатилетие их выпуска – Лерочка тогда прилетела к ним аж из Хайфы. Но до этого оставались ещё три их тогдашние жизни...

„Вот прогуляю завтра и будь-что будет! Нафиг надо! И пусть Марточка даже маме накапает! Ну, всыпет… – так это же мама”, - о том, скроют ли плавки следы от ремня, Ирка прикинуть ещё не успела.

Рисковать попой не пришлось: завтра умер Брежнев и тренировку отменили. Потом почти месяц пролежала с ангиной и в бассейн не вернулась. А то, что пловчихи из Ирки не выйдет, тренерша поняла уже на первом занятии. Из Леры, кстати тоже не вышло - из неё вышел менеджер по персоналу. А из Ирки... - ну, не будем загадывать...

...Она даже не заметила его. А он запомнил её на всю жизнь. И напрасно потом искал взглядом среди бегающей, прыгающей и плавающей вокруг малышни ту смешную зарёванную девчушку в белой купальной шапочке. И ел себя поедом, что постеснялся тогда подойти, чуть толкнуть плечом, сказать, как старший брат младшей сестрёнке: „Ну чё ты ревёшь, не надо! Хочешь, я твоей Мартышке такую подляну щас сделаю, она аж треснет?”

Не нашёл. Даже не узнал, как её звали, козу такую! А кто проколол Марте Эрастовне все колеса на её „Жигулях” тоже осталось неизвестным…

…Они встретились уже в другом тысячелетии, где-то среди кремовых, белых и рыжеватых полей, в колонках строчек и квадратиках картинок одного странного места, к которому их в разное время прибило тайной волной. Он писал ей ехидные комплименты, она кокетливо отшучивалась. Даже прокрутили вдвоём какую-то сценку на одной игровой площадке, но быстро устали от такой забавы и бросили её по обоюдному желанию.

И тоже не узнали друг дружку...

Ришка, спасибо. Рассказ отличный! Эх, детство!

СПАСИБО БОЛЬШОЕ

_________________
Любимый персонаж своего автора

Жанр не мой, но рассказ понравился. Спасибо!

_________________
Бисер есть? А если найду?

Вот и не знаю даже как сказать. Не мое, совсем не мое, но очень здорово и совершенно странным образом понравилось таки очень.

Просто удивительно яркий живой детский образ.

Насколько-то экстравертный, и оттого, мб, не часто встречаемый в литературе. На мой глазомер, практически Том Сойер в юбке, только еще ярче. Хоть и говорится о том, что "нечто нашло", но ведь оно же не на всех вообще находит, а посему это характер, совершенно точно. Не Машенька какая-нибудь из мультфильма "Машенька и медведь", не кибер что-то с чем-то, а очень реалистичная девочка, ощущения внутри которой скачут на "ах!", как звонкий, разноцветный мячик - самые разные, одни только ощущения без разбору, одни только чувства через край.

И это то, что выскоблила из себя Марта Эрастовна - женщина с глазами цвета балтийской волны и волосами цвета льняной ткани, вся в ярко-алом из Финляндии. И еще раз выскоблит, если потребуется (несовместимо со спортом), и изо всех своих любимчиков и нелюбимчиков вытрясет скакалкой-выбивалкой, до основания - чтобы работали. Работали, а не развлекались.

Ужас? Не то слово! Не просто ужас, а ужас, передающийся по цепочке от старшего к младшему, от сильного к слабому, и далее, если случится прокол (не на того напали), выливающийся в прокол шин, и дальше снова, наверняка, по второму кругу.

Но это так, свысока уже прожитых лет. А изнутри оно все, безусловно, ужасно-увлекательно! Как в мультике, где кот гоняется за мышкой или волк за зайцем, из серии в серию, по сути одно и то же - весьма живительный мандраж и азарт, и так мнооого лет, много серий подряд). Когда это все остановится, нечаянно цепь порвется, просто кончится детство - совсем не трагедия для детей, но, возможно, на время очень сильно выбивающая из колеи коллизия для старших и, в первую очередь, для родителей.

Вот потому-то горчинка - светлая - что все на самом деле ок. Притом, что есть мама, которая ввалит, но есть и МЭ, которая пострашнее мамы, и даже если не было на самом деле мальчика, готового ввалить этой самой МЭ, то все равно есть вера, что он где-то есть, когда-нибудь встретится. По крайне мере, есть Лерка, которая все простит и вдобавок еще обнадежит, расскажет, что он есть.

Такая вот, полная приключений, дикая, как живая природа, от полноты страстей, ужасов и надежд, теплой мыльной воды и экстаза полосатая жизнь)... И никакого тебе европластика. А очень светло, и как завещал К.Чуковский,

Давайте же мыться, плескаться,
Купаться, нырять, кувыркаться
В ушате, в корыте, в лохани,
В реке, в ручейке, в океане,
И в ванне, и в бане,
Всегда и везде -
Вечная слава воде!

_________________
Фельдфебеля в Вольтеры дам. (с)
https://vk.com/id595229493

_________________
мыслящий тростник

Приятный рассказик.

_________________
Олеся Зарецкая ( хозная )
Хозяйка: Алла Николаевна

Увы, настоящая истерика всегда имеет очень рассудочные планы и цели, и не делится на женскую и мужскую, всегда рассчитана на публику, в одиночестве, в отсутствии возможности донести до кого-либо определенный сигнал, никто не истерит.

А вот гиперактивность, преобладание реакций возбуждения, так называемый СДВГ, никакой цели и планов не имеют, таким детям/людям нужно элементарно выпускать пар, всю, абсолютно всю лишнюю энергию, неважно по какому поводу, где и когда.

Но и те, и другие - не большинство. Большинство - это про эмоциональную пластичность (лабильность), изменчивость, игривость. Она, действительно, свойственна большинству детей, это как "болезнь роста", просто определенный этап развития. Тут даже речи близко нет об аффектах, есть только некоторые преувеличения. И героиня рассказа именно такая: с огромными глазищами, ибо у страха глаза велики. Она просто разыгралась и не может остановиться в одну секунду, как по команде, или пока есть с кем играть.

Грубо говоря, гиперактивный ребенок, схвати его в такую минуту за руку, бился бы до победного, реактивно-ядерно), а истероидный - в отместку очень натурально разыграл бы сцену утопления, фатальной судороги в бассейне). Что же делает героиня для полного успокоения? Она всего лишь вытесняет агрессию, экстраполируя, проецируя, перенося ее в голову тренера, рисуя в своем воображении монстра из МЭ. Это примерно половина от того, что предпринял бы истероид, и третья часть от того, что сделал бы гиперактивный.

Воображение низа вообще - великая сила). Нет идеального садиста, верхнего - не беда, мы его напридумаем ), компенсируем мысленно, и будет нам, нижним, кайф). Если не хотите обломать, просто не мешайте нам мандражировать, куражиться и фантазировать), лучше подлейте масла в огонь), помогите разыграться, а дальше можете одним пальчиком прикоснуться и визгу-писку будет)))...

Вот Марту Эрастовну-то я и не приметила, хоть и смотрела, конечно, "Гостью", но как эту тренершу зовут, не запомнила - персонаж очень харАктерный, но по сути второстепенный. Но чего переживать из-за тренерши в рассказе? Это яркий персонаж, давно самостоятельный), с новой личностью и жизнью).

Имхо, тут, в вашем рассказе, близко нет такой морали "сначала заведи своих". Тут тренерша - чел, который многим пожертвовал, чел требовательный к себе в первую очередь, а потом, когда привычка жертвовать собой входит в кровь, становится второй натурой, естественным образом такому человеку прощаешь требовательность по отношению к другим. Тут элемент снисхождения или иронии: чел вот так самоотверженно стремился к цели, но стал ли спортсменом? Это, если сравнивать, чтоб всем было понятно, между профессиональным спортсменом и тренером, разница очень часто такая же, как между авторами и учителями литературы)... Как раз ирония в том, что Арина Родионовна требует от своих подопечных так, словно она Пушкин, сукин-сын)...

Вообще рассказ не воспринимается как какая-то детская трагедия. Ну вот про те самые "крокодиловы слезы", крупные, с прозрачностью хрустальной, которым веришь и глаза еще много лет спустя влажнеют, как только вспомнишь (хоть сама "жертва" через пять минут смеется и напрочь о своей трагедии забыла).

Скорее, это трагикомедь с гиперболами. Я не знаю песню про кошку с порезанной лапой, вместо нее мне представляется песня "У кошки четыре ноги", которую пронзительно-жалостно на мотив почти похоронного марша исполняли беспризорники, кажется, в фильме "Флаги на башне"), в перерывах между мелкими кражами). Очень было понятно, что когда поется: "И трогать ее не моги, не моги, За ее малый рост, за ее малый рост", то это беспризорники о самих себе). И эта "порезанная лапа" - такая очень правильная деталь). Это вот как раз тот самый случай, когда не знаешь, смеяться или плакать), как и у вас в рассказе). Во всю дорогу по прочтении остается впечатление, что автор - явно хулиганит), это кураж в чистом виде).

И еще одну вещь хотелось бы сказать... Мне так думается, что реализм - это когда вообще неважно, есть конкретный прототип или нет, что правда было, а что нет. В реализме гораздо важнее две стороны правдивости: некое соотношение, баланс объективности (настоящести, природности, живости среды/обстоятельств) и неподкупной, неподдельной искренности, точности общего чувства, которые вызывают отношения, взаимодействия, поступки, диалоги, мысли, а не сами персонажи и образы. И эти две вещи у вас в рассказе есть - и симфония экстаза, и плеск воды, и прочее, прочее, все чувства ГГ в адрес МЭ и прочих... Поскольку повествование идет через нутро ГГ, то как бы понятно, что многое, касаемо Марточки, надо делить на шестнадцать). Главное, она тоже - вполне узнаваемый типаж).

А образы в реализме запросто могут быть несколько выспоренными и даже однобокими, плоскими. Парадоксально, но если посмотреть реалистическую литературу - будь то Плюшкин/Собакевич или Мать Горького - факт... Проблема важнее... И посему на вопрос, откуда берется зло, каждый отвеnbn по-своему и даже, мб, по-разному на протяжении своей жизни. Это вопрос мировоззренческий. Если б ответ был прост и однозначен, проблемы бы никакой не было.

Очень бы хотелось еще вашей прозы)...

Спасибо. Концовка прекрасна