Клуб "Преступление и наказание"

Шумеры

Самуэль Крамер

История с раскопанных в Месопотамии глиняных табличек.

<...>

В эссе "Школьные будни" старый выпускник школы на встрече с бывшими
одноклассниками вспоминает с некоторыми ностальгическими подробностями о
повседневной жизни школьника, и это один из самых человечных документов Древнего
Ближнего Востока. Эссе написано неизвестным школьным учителем, жившим около 2000
г. до н. э., и его простые, незатейливые слова свидетельствуют о том, как мало
изменилась человеческая природа на протяжении тысячелетий. Мы застаем древнего
школьника, очень похожего на нашего современника, в сильном страхе, как бы не
опоздать, потому что "учитель высечет его". Проснувшись, он торопит мать с
завтраком. В школе он провинился, и его не раз наказывают розгой учитель и
ассистенты. Мы полностью уверены в переводе "сечь розгой", так как в состав
шумерского знака входят "палка" и "плоть". Что касается учителя, его жалованье
столь же скудное, как и сегодня, по крайней мере, он был счастлив получить
"чуть-чуть сверх (дохода)" от родителей ученика, чтобы немного поправить свое
состояние.

Произведение, принадлежащее, несомненно, перу одного из уммиев эдуббы,
начинается прямым вопросом к старому выпускнику: "Старина, куда ты ходил (когда
был молод)?" Тот отвечает: "Я ходил в школу". Автор-профессор тогда спрашивает:
"Что же ты делал в школе?" Наступает очередь ученика предаться воспоминаниям о
школьных буднях:

"Я прочел наизусть свою табличку, съел завтрак, приготовил (новую) табличку,
написал ее, закончил ее; потом мне дали образцы табличек; а в полдень мне
вернули таблички с моими упражнениями. Потом занятия окончились, я пошел домой,
вошел в дом и увидел сидящего там отца. Я пояснил (?) отцу таблички с
упражнениями, (?) прочел ему табличку наизусть, он был (в таком) восторге, что
мне было (радостно) смотреть на него".

Далее автор заставляет своего героя обратиться к слугам (очевидно, это была
зажиточная семья) с такими словами:

"Я хочу пить, дайте мне воды; я голоден, дайте мне хлеба поесть; помойте мне
ноги, постелите постель, я хочу спать. Разбудите меня завтра рано, мне нельзя
опаздывать, иначе учитель даст мне розог".

Вероятно, все это было исполнено, так как дальше школьник говорит:

"Когда я проснулся рано утром, я увидел мать и сказал ей: "Дай мне завтрак, я
хочу пойти в школу!" Моя мать дала мне два хлебца, и я пошел в школу. В школе
человек, что отвечает за пунктуальность, сказал: "Почему ты опоздал?" В страхе и
с бьющимся сердцем я предстал перед учителем и почтительно поклонился ему".

Но поклон не помог, день для древнего ученика выдался неудачный, во всяком
случае, "старина" вспоминает о нем весьма сочувственно. Ему пришлось отведать
розог от разных сотрудников школы. Вот как он сам, а точнее, автор, поведал об
этом:

"Мой наставник прочел мою табличку и сказал: "Чего-то здесь не хватает" - и
высек меня".

(Далее следуют две неразборчивых строки.)

"Ответственный за аккуратность (?) сказал: "Ты слонялся по улице и не поправил
(?) одежду (?)" - и высек меня".

(Далее следуют пять неразборчивых строк.)

"Ответственный за тишину сказал: "Почему ты разговариваешь без спроса?" - и
высек меня.

Ответственный за собрание (?) сказал: "Почему ты стоишь "вольно" (?) без
спроса?" - и высек меня.

Ответственный за хорошее поведение сказал: "Почему ты встал без спроса?" - и
высек меня.

Ответственный за вход сказал: "Почему ты выходишь без спроса?" - и высек меня.

Ответственный за кнут сказал: "Почему ты взял ... без спроса?" - и высек меня.

Ответственный за шумерский язык сказал: "Почему ты не говорил по-шумерски?" - и
высек меня.

Мой учитель (уммия) сказал: "Твой почерк неуловлетворителен" - и высек меня.

(И вот) я возненавидел искусство письма, стал пренебрегать искусством письма.

Мой учитель был недоволен мной; (даже) перестал учить (?) меня мастерству
письма; не наставлял меня в вопросах искусства "юного писаря", ни в искусстве
"большого брата"."

В отчаянии, как рассказывает навш выпускник, он обратился к отцу с такими
словами:

"Дай ему немного прибавки к жалованью, и пусть он будет сговорчивей (?); пусть
он на время будет свободен от арифметики; (когда) он станет считаться со всеми
школьными обязанностями студентов, пусть считается и со мной (в том числе: т. е.
пусть он больше не пренебрегает мной)".

С этого момента сам автор берет слово, описывая события, как если бы был
очевидцем:

"То, что сказал школьник, отец учел. Учителя привели из школы, проводили в дом и
усадили на "большой стул". Школьник ухаживал за ним и прислуживал ему, и о том,
что узнал об искусстве письма, он поведал отцу. Тогда отец, возрадовавшись
сердцем, весело сказал школьному учителю: "Мой маленький сын (широко) открыл
свою руку, (и) вы вложили в нее мудрость; вы показали ему все преимущества
искусства письма; вы научили его решать математические и арифметические
(задачи), вы обучили его глубокой (?) клинописи".

Затем автор заставляет отца обратиться к домашней прислуге:

"Налейте ему масла ирда, поставьте на стол для него. Пусть ароматное масло как
вода стекает в его желудок; я хочу одеть его в одежды, дать денег к жалованью,
надеть кольцо на его руку".

Слуги поступают, как им приказано, и тогда учитель говорит школьнику:

"Молодой человек, (так как) вы испытывали ненависть не к моим словам, не
пренебрегали ими, вы сможете овладеть искусством письма до начала до конца.
Поскольку вы дали мне все, не жалея, заплатили мне жалованье большее, чем стоят
мои усилия, (и) оказали мне почет, пусть Нидаба, царица ангелов-хранителей,
станет вашим ангелом-хранителем; пусть ваше острое стило пишет для вас хорошо;
пусть в ваших упражнениях не будет ошибок. Среди ваших братьев пусть вы станете
лидером; среди друзей пусть вы станете вождем; пусть ваш чин будет самым высоким
среди школьных выпускников, радует всех, кто входит (?) и выходит (?) из
дворцов. Маленький друг, ты "знаешь" своего отца, я второй после него; быть тебе
почету, которым ты благословен, пусть бог твоего отца даст его тебе твердой
рукой; он вознесет молитву и почитание Нидабе, твоей царице, как твоему богу.
Поэтому, когда ты возложишь добрую руку на ... учителя и на лоб "большого
брата", твои юные товарищи одобрят тебя. Ты хорошо выполнял школьные
обязанности, ты человек учения. Ты превознес Нидабу, царицу учения, о Нидаба,
хвала тебе!"

Из этого эссе непросто понять, был ли штат факультета шумерской школы
укомплектован садистами или же корпус студентов состоял из скандалистов и
разгильдяев. То, что второе отчасти верно, подтверждается вторым эссе, "Спор
(диспут) Энкиманси и Гирнисхага". Согласно этому документу, древние педагоги
трудились не покладая рук, пытаясь сдержать учеников, которым доставляло
удовольствие толкаться, шуметь, ссориться и ругаться.

<...>

injener12 писал:
1. Чтобы глиняная табличка с клинописью сохранялась, ее обжигали. Получается, что Автор этой глиняной таблички решил сохранить свои воспоминания об учебе. То ли для себя и своих потомков, то ли для будущих учеников. И поэтому свою табличку обжог.

Это было эссе на школьную тему, и автор оного, соответственно, учитель, а не бывший ученик. Наверняка писалось в качестве наставления новым поколениям школяров. Но как можно видеть из этого эссе, все пороки школьного обучения родились изначально вместе с первой в истории школой.