Стася
Шпага и кружева
Утро начиналось как обычно: серое и безнадежно скучное. Антон повалялся еще несколько минут и решил, что пора вставать. Одевая джинсы, он снова посмотрел на Асту. «Вот ведь блин! Ну, все как в старом бородатом анекдоте – а ведь кому-то она поперек горла!», – горестно вздохнул он, глядя на свою жену. И мысли потекли по привычному, замкнутому кругу: «Это же надо так вляпаться: и красивая, и меня любит, и хозяйка такая классная, и никогда не попрекнет, что с друзьями на футбол хожу, и сама компанейская, веселая девчонка, но вот же черт, непруха какая – как любовь – так в темноте под одеялом! Надо что-то делать. Любовница? Ну их, девок этих, воротит меня с них, шлюху снять – вообще не расхлебаешь, запаришься лечиться да объясняться».
Чашка кофе и первая утренняя сигарета прогнали остатки сна и, сев за компьютер, Антон решил закончить заказанный еще месяц назад перевод какого-то женского романа. Первые две трети уже были сданы заказчику, и он остался доволен слогом и скоростью, так что надо было поддерживать репутацию.
Антон был переводчиком-синхронистом и переводил с листа, практически не задумываясь над текстом, набивал и набивал, не глядя, что получается. Тем более роман был тягучий и приторный как нелюбимый им мед. Оставалось перевести еще страниц пять или шесть, когда из спальни вышла Аста. Поцеловав по дороге в ванную Антонову макушку и взъерошив ему волосы, она плотнее завернулась в теплый халат и проскользнула мимо Антона. Он, оторвавшись от компьютера, посмотрел ей вслед и горестно вздохнул: «Вот ведь черт! И фигурка – ну просто зашибись – не вобла сушеная, вешалка-модель, настоящая женщина – все при ней. И грудь, и попка аппетитные, есть за что обнять, к чему прижаться! Эх!».
Раздражение требовало выхода, и, посмотрев на текст романа, Антон вполголоса выругался. Все его попытки расшевелить ее, все разговоры на тему секса Аста воспринимала, как грязь и извращение. Она просто лежала и, как она это однажды назвала, «выполняла супружеский долг». От воспоминаний у Антона свело скулы, будто кислых яблок наелся. Антон снова с тоской посмотрел на закрытую дверь ванной, за которой слышался плеск воды и мурлыкающие звуки какой-то песенки – Аста любила петь в душе. Крутанувшись на стуле, он повернулся к экрану и снова принялся набирать текст этого дурацкого дамского чтива: «Она улыбнулась Ему, Он улыбнулся Ей. Еще через полгода они поцеловались, а через 10 лет поженились», – злость накатывала на него при мысли о том, что его жена читает такие романы взахлеб, а потом упрекает его, что «он не соответствует» образу этого книжного импотента – Прекрасного Принца на белом коне, Мерседесе или вертолете, черт побери их всех, вместе взятых! Антон в какой-то момент перестал писать, уперся взглядом в набранный текст, и тут до него постепенно стал доходить смысл того, что он перевел. Он еще раз медленно перечитал и начал судорожно печатать оставшиеся страницы перевода. Закончив печатать, он, прислушавшись к звукам в ванной, еще раз перечитал эти несколько заключительных страниц. Мда-а, интересное окончание обычного пошло-слезливого дамского романа! Прямо маркиз де Сад какой-то:
…он приподнял ее подбородок стеком. Аннет зажмурилась и покраснела. Граф отошел подальше и залюбовался Аннет – изящная фигурка, красивой формы грудь, тонкое аристократичное лицо, слезы из-под зажмуренных век уже проделали влажные дорожки по щекам, пушистые ресницы намокли и казались еще черней, чем были. Губы, розовые и красиво очерченные, Аннет прикусила и теперь по подбородку стекала пурпурная капля. Красное на ослепительно белом.
– Пожалуйста, сударь, я умоляю Вас, сжальтесь, – прошептала она, понимая безнадежность своей просьбы.
– Увы, мадам, для Вас я теперь не просто сударь. А Господин и Хозяин – я Ваш муж перед богом и законом этой страны, – с насмешкой произнес граф. – И думаю, что именно теперь, в нашу первую брачную ночь, – насмешка в его голосе превратилась в сарказм, – я просто обязан преподать Вам урок! Моя жена не может позволить себе быть холодной и фригидной машиной, как все викторианские дуры вокруг! Я не позволю Вам ссылаться на головную боль, плохое самочувствие, Ваше желание или нежелание. Что такое настоящая боль, Вы узнаете сейчас, так же, как и то, что для Вас, сударыня, – говоря все это, граф внимательно следил за лицом своей молодой жены, – существуют только мои желания, и только их Вы должны очень стараться выполнять…
Сходив на кухню и принеся себе чашку с кофе, Антон закурил и откинулся на кресле. Утренней мрачности и раздражения как не бывало. Он снова стал читать только что переведенный текст:
…подойдя к Аннет, граф стал медленно и осторожно расстегивать на ней пуговицы платья. Девушка вздрогнула и попыталась отстраниться. Тут же послышался резкий, какой-то визгливый свист хлыста, и удар ожег ее бедро. От неожиданности и боли она замерла, и, только учащенное дыхание выдавало ее чувство! Глаза ее широко открылись и слезы потекли уже не каплями, а непрерывным ручейком.
– Стойте спокойно, сударыня, или я просто разорву на Вас это прелестное, но совершенно лишнее в этой ситуации одеяние, – негромко и холодно произнес граф, – и к тому же я буду вынужден связать Вас сейчас, а мне пока этого не хочется.
– Граф, что Вы… – Аннет не успела до конца договорить фразу, снова свист и удар, она заплакала, уже не пытаясь сдерживаться.
– Господин, девочка, для тебя только Господин, постарайся запомнить сразу, иначе… – граф произнес это с нажимом и показал ей хлыст.
Наконец, верх платья был расстегнут и спущен до пояса.
– А теперь будь добра, подними руки вверх и повернись, я хочу полюбоваться тобой.
Аннет послушно выполнила приказ графа и повернулась вокруг себя. Она была напугана, ее страх постепенно перерастал в ужас, она знала, что должна будет выполнять все, что скажет ей этот человек! Ее муж. Ее Господин. Аннет вспомнила, как дразнила его, как была с ним дерзка и надменна. Как принимала его спокойную уверенность за слабость и мягкость, а нежелание ей противоречить и спорить за страх перед ней. Теперь все изменилось – она, его жена, должна выполнять все желания своего Господина.
Хлыст снова возник перед ее глазами, и Аннет, как завороженная, стала разглядывать его, не в силах оторвать взгляд. Все в нем, и резная тяжелая отполированная от частых прикосновений рукоять, и гибкий, обтянутый кожей с кисточкой на конце сам хлыст, все это вызывало в ней восхищение мастерством отделки, но при мысли, что ее уже два раза ударили этим красивым предметом, ее захлестывал ужас. Кончик хлыста снова приподнял ее подбородок, и глаза Аннет и графа встретились.
– Не опускай глаз, малышка, я хочу видеть тебя.
Хлыст еще немного приподнял ее голову и стал медленно, с какой-то вкрадчивой лаской гладить ее губы, подбородок, щеки. Затем, перешел к маленьким розовым ушкам, с вдетыми в них, тяжелыми серьгами с изумрудами, немного покачал их и стал опускаться по шее вниз, задержался на ложбинке и снова медленно, осторожно и необычно нежно прикоснулся к груди. Обвел сначала один, а затем другой сосок. Непонимание, страх перед происходящим парализовали Аннет. Она могла лишь дышать, и не смела опустить глаз: приказ был отдан и подкреплен видом хлыста, путешествующего по ее коже. Постепенно Аннет стала чувствовать не только путь хлыста, но и ощущения, вызываемые его прикосновением. Эти ощущения были настолько захватывающе-возбуждающие, настолько встревожили ее, что Аннет в какой-то момент попыталась опустить руки и прикрыть грудь, убрать эти дразнящие, сладостные и волнующие прикосновения. И тут же движения хлыста из нежных и осторожно-ласковых, стали жалящими и острыми ударами по рукам.
– Я предупреждал тебя, девочка, ты будешь наказана, – с едва уловимым сожалением в голосе произнес граф. – Повернись, руки не опускать!
Резкий, на уровне визга, звук раздираемого воздуха и хлопки по обнаженной коже спины. Несколько ярко-красных полос украсили белоснежную спину. Аннет задохнулась от боли, и снова на нее навалился ужас.
– В следующий раз будет сильнее и дольше! Я просто выдеру тебя как провинившуюся на охоте суку из моей своры! Повернись и смотри мне в глаза!
Со стоном Аннет повернулась к своему мужу. Она старалась смотреть ему в глаза, но от слез все расплывалось. Граф, заметив это, подошел и поцеловал ее в глаза.
– Твои слезы горьки, но как же сладко ощущать их вкус на губах, – с улыбкой произнес он, отступая, и снова принялся ласкать ее хлыстом.
Мысли Аннет путались: страх, ужас, непонятное возбуждение, все вместе заставляли ее тело дрожать. Соски из розовых стали малиновыми и затвердели, она не понимала, что с ней происходит, но одно она знала твердо – желания этого человека, ее мужа, ее Господина она будет выполнять без споров и отказов. Но кроме этих испуганных мыслей в ее голове были и другие, о том, что его ласки приятны, необычны и вызывают у нее не только дрожь страха, но и дрожь возбуждения, что ей хочется, чтобы он продолжал, продолжал и продолжал их. Неожиданно для нее самой, сквозь ее сжатые губы вырвался стон. Ее глаза, не отрываясь, смотрели в глаза графа, и ей удалось уловить мелькнувшее в них одобрение.
Граф продолжал ласкать Аннет хлыстом и уже не один стон сорвался с ее губ, когда он резким движением распустил завязки на ее поясе. Платье мягко и обтекающее скользнуло по бедрам и улеглось у ног Аннет с завораживающим шорохом. Аннет стояла перед его глазами обнаженная, с поднятыми вверх руками. Ее украшали несколько красных полос на спине и две красные и немного припухшие полосы на бедрах. Краска стыда и смущения залила ее с ног до головы, но она не смела пошевелиться – урок был выучен на отлично. И снова она уловила искры одобрения и улыбки в глазах Господина.
Возбуждение все сильней охватывало молодую жену графа, ей и хотелось продолжения, и одновременно она боялась этого. Хлыст пропутешествовал от груди к животу, немного задержался, лаская ее пупок, и его движения заставили ее задрожать. И опять он вернулся к груди, стал ласкать соски, потом вверх – губы, уши, шея, снова грудь. Аннет почувствовала, что ее лоно стало горячим и почему-то влажным. Стыд с новой силой охватил ее. Аннет вспомнила, как ее тетушка говорила ее матери о какой-то общей знакомой, что та позволила себе увлечься молодым и очень привлекательным соседом. Ее матушка в конце разговора стала красной и какой-то встрепанной, мать полушепотом посетовала, что ей совсем жарко, и она вся промокла от пота. На что тетушка, хмыкнув и поджав губы, произнесла:
– Милочка, такие вещи надо исключать, настоящие леди не только не шевелятся, но и не возбуждаются, – и смущенная мать была вынуждена уйти в туалетную комнату приводить себя в порядок.
Вспомнив этот разговор, Аннет пришла в совершенное смятение от собственных реакций и смутных желаний. Граф внимательно наблюдал за ней, при этом хлыст в его руках уже опустился на ее бедра и теперь направлялся к лону.
– Раздвинь ноги, девочка, – хлыст легонько щелкнул по бедрам, – я хочу посмотреть, ты действительно женщина или сушеная треска, как твоя тетка.
– Господин, – Аннет впервые произнесла это слово, – мне стыдно!
И тут же последовало наказание – ее бедра украсились новыми пурпурными полосами. На ее коже, белоснежной, как у всех рыжеволосых, эти украшения смотрелись особенно красиво.
– Для тебя стыдно должно быть, если ты не в состоянии вести себя как женщина, и стыдно не доставить удовольствие мне! – его голос загремел и перекрыл ее судорожные всхлипы. – Я должен повторять?
Аннет переступила и расставила ноги шире. Хлыст направился к ее лону, погладил волосы, мягкие, с медным отливом, влажные и проник в расщелину между губками лона. Это нежное, мягкое и вместе с тем такое уверенное, хозяйское движение заставило Аннет задохнуться и ослабеть от нахлынувших на нее волнами ощущений…
Особенно поразило Антона окончание романа. Поразило и удивило поведение главной героини, которая после всех страданий и переживаний первой ее ночи с мужем была благодарна ему, и слезы, катившиеся из ее глаз, были слезами наслаждения.
Мысли в голове Антона скакали, прыгали и играли в чехарду: «Может быть это выход, надо расставить все по своим местам, убедить, заставить ее получить удовольствие, в конце концов!».
Начала вырисовываться общая картина дальнейших действий, и на место возбуждению пришел азарт и злость, такая же, какую он испытывал во время соревнований в юности, когда, занимаясь фехтованием, выходил на дорожку и вставал напротив противника. Докурив, он решительно встал, прошел в прихожую и, крикнув жене, что скоро вернется, вышел. Идею следовало обдумать и прикинуть план действий, а лучше всего это получалось у Антона, когда он прогуливался по набережной.
Через пару часов, когда весь план четко и подробно был выстроен, Антон начал подготовку. Он сделал несколько звонков своим друзьям и с удивлением обнаружил, что семейные проблемы не только у него, и что его план вызывает общее восхищение и одобрение его друзей. Еще через пару часов все было готово для проведения плана в жизнь. Антон понимал, что это последний шанс наладить интимную жизнь, дальше – развод!
«Но черт, до чего же Аста хороша, до чего же она его возбуждает, и до чего же он ее любит! Нет! Развод – это просто не вариант, надо сделать все, что он решил!»
Придя домой, Антон весело сказал Асте о том, что их приглашают на вечеринку в загородный дом, будут еще несколько семейных пар, шашлыки, баня, катание на лодках и куча других развлечение. Аста обрадовано захлопала в ладоши, поцеловала его и, прокричав «Ура! Мы едем веселиться!», побежала собирать вещи.
Антон улыбнулся: «Давай, давай, солнышко мое, надеюсь, тебе эта поездка пойдет на пользу».
Он прошел в комнату, открыл шкаф и стал набивать старую спортивную сумку: «шпага, старые потертые, но такие удобные ножны, что еще, а вот, забыл – перевязь». Антон закрыл сумку и вышел в коридор, сумка привлекла внимание Асты:
– Что это у тебя?
– Так, кое-какие шмотки, свитер и теплые носки. Ты готова?
– Так точно, мой капитан! – Аста вытянулась и шутливо отдала честь.
– Тогда поехали!
Когда они добрались до загородного дома одного из друзей Антона, уже стало темнеть. Запах шашлыков и громкие приветствия, обычный веселый переполох, который сопровождает приезд долгожданных гостей. Ребята кинули свои сумки в отведенную им комнату и присоединились к общему веселью и шумной веселой болтовне ни о чем. В какой-то момент, заметив, что девушки образовали свой кружок и активно общаются о своем, о девичьем, Антон подмигнул друзьям и они, громко сообщив «А мы покурим!», вышли на крыльцо. Среди ребят был человек, которого Антон видел впервые. Он был чуть старше остальных и кроме приветствия еще не сказал ни слова.
– Знакомьтесь, ребята! – предложил один из друзей Антона. – Антон, это Виктор. Витя, это наш Антон. Он-то все это и предложил.
Мужчины пожали друг другу руки. Антон бросил несколько недоуменный взгляд на приятеля.
– Она узнает любого из нас по голосу, а уж собственного мужа сам бог велел узнавать! Ну, а Витя у нас человек взрослый, опытный и играет в такие игры не по-детски, – улыбнулся тот в ответ на немой вопрос Антона.
Антон растерянно потер лоб и смущенно улыбнулся:
– Да, тут бы, конечно, ерунда получилась, – он повернулся к Виктору и добавил:
– Я бы хотел кое-что уточнить.
– Конечно, отойдем в сторонку.
Они отошли и стали тихо беседовать, уточняя детали и согласовывая действия каждого.
Наконец, все было выяснено, и Антон повернулся к друзьям:
– Ну что, ребята, все готово?
– Не волнуйся, Тошка, все тип-топ, в лучшем виде сделали.
– Девчонки не в курсе?
– Ха! Меньше знают – крепче любить будут!
– Эх! Тогда, как говориться, поехали!
Зайдя обратно в комнату, ребята предложили девушкам новую игру. С простыми правилами: каждая девушка получает записку и ей необходимо делать все, что там будет написано. Кто лучше и быстрее выполнит задание, та и получает приз – огромного пушистого мишку. Предвкушая удовольствие и захваченные азартом соревнования, девушки возбужденно перешептывались. Машинально поправляли прически, искоса посматривая друг на друга и на ребят. Порой нервное возбуждение находило выход в возникавшем вдруг смехе. Наконец каждая получила свою записку и стала внимательно ее читать. Аста прочитала то, что было у нее:
Иди наверх, дойди до комнаты с синей дверью, зайди, подойди к комоду, открой верхний ящик, возьми то, что там лежит, переоденься, затем осторожно, чтоб тебя никто не увидел, выйди из дому и перебеги поляну, найди тропинку и иди по ней, дойдешь до большого камня, остановись и еще раз прочитай записку. ИДИ!
Аста улыбнулась, и, подняв голову, посмотрела на Антона. Он подмигнул ей и послал воздушный поцелуй. Аста встала и вышла из комнаты. Антон вышел почти сразу вслед за ней и направился в отведенную им с Астой комнату. Виктор выскользнул из комнаты и направился вслед за Антоном. В комнату они зашли вместе, и Антон вытащил из сумки шпагу, ножны и перевязь. Виктор достал из шкафа одежду, и они с Антоном переоделись в одинаковые брюки, рубашки, обувь. Они были похожи, одинаковый рост, цвет волос, спортивные фигуры.
Взяв шпагу и перевязь, улыбнувшись и подмигнув Антону, Виктор сел на подоконник и, перекинув ноги наружу, спрыгнул на землю. Антон подошел к окну и выскочил на поляну перед домом. Оглянувшись, он немного постоял, прислушиваясь к лесной тишине, потом повернулся и быстро зашагал в лес.
В это время Аста зашла в ту самую комнату с синей дверью. С удивлением и восхищением она стала разглядывать ту одежду, в которую, по условиям в записке, ей надо переодеться. Это старинного фасона, с открытыми плечами и пышной юбкой платье цвета осенней листвы, той листвы, когда листья уже упали, но непогода и ноги прохожих еще не превратили их в раздражающую грязь. Огненно-рыжее шелковое платье. Взяв его в руки, Аста почувствовала нежность ткани, и, сняв джинсы и рубашку, стала переодеваться.
Посмотрев на себя в зеркало, девушка обнаружила, что открытые плечи этого платья совершенно не гармонируют с бретельками лифчика и, чертыхаясь на себя за невнимательность, снова разделась. Сняв лифчик, она, с каким-то озорным смехом решила, что и стринги тоже будут лишними, тем более что подол платья закрывал щиколотки. Когда она снова оделась, то, конечно же, покрутилась перед зеркалом, с восхищением смотря на озорную красавицу в нем. Открытые белые плечи, изящная фигура, платье подчеркивало ее достоинства так, как не смогла бы их подчеркнуть и полная нагота! Но эти волосы! Аста подумала насколько секунд и, вытащив из кармана брошенных джинс заколку, приподняла волосы и заколола их вверх. Стала видна длинная стройная шея, и весь облик Асты в зеркале приобрел какую-то строгость и изысканность. Аста обернулась к двери и увидела лежащий на кресле плащ. Подойдя к нему, и стараясь накинуть на себя плащ изящней, она обнаружила, что под плащом лежит шкатулка. Аста открыла ее и замерла в восхищении: браслеты!
Она любила украшения, любила драгоценности, но браслеты восхищали и привлекали ее больше всего. Потратив несколько минут на примерку, она выбрала два браслета из серебра, сплошные, с резными узорами, широкие настолько, что закрывали руку от кисти сантиметров на 10. Еще немного полюбовавшись браслетами на руках, Аста, наконец, накинула плащ и вышла из комнаты. Еще через несколько минут, оглядываясь и стараясь даже не дышать, она выглянула из дома. Ее волосы, пушистые и слегка вьющиеся, отливали серебром в свете луны.
Девушка вышла из двери и осторожно прикрыла ее, стараясь не выдать себя скрипом. Аста была уже во власти этого приключения и хотела придать ему еще больше таинственности. Ее возбуждала ночь, чувство необычности и загадочности. Она прекрасно понимала, что задание придумал Антон, что их свидание было его уступкой тем романтическим чувствам, которые ей хотелось испытывать по отношению к нему даже после нескольких лет брака.
Оборачиваясь, она задела подолом платья стену – тихий шелест заставил ее замереть. Аста прислушалась. Все спокойно, тихий шорох листвы от ночного ветерка, свет луны. Она, приподняв подол, пробежала залитую лунным светом поляну. Добежав до кустов, Аста снова оглянулась и с озорным смешком нырнула в незаметный проход. И, стараясь не порвать плащ и платье о колючки, быстро ушла по тропинке в чащу. Вот и условленное место. Девушка остановилась. Прислонилась к поросшему мхом и мать-и-мачехой, огромному камню. Гранит оказался еще немного теплый от дневного солнца. Она вынула из лифа смятый листок и еще раз внимательно прочитала его. Видимо, теперь надо подождать.
Аста запрокинула голову и посмотрела на луну, просвечивающую через ветки. Ей было совсем не страшно, только легкое возбуждение от ощущения загадки и предстоящего свидания. Она снова задумалась об их с Антоном отношениях. «Ну, зачем он заводит раз за разом эти разговоры о сексе! Ведь уже один раз она объяснила ему, что для нее это все неприятно, вызывает брезгливость и раздражение! Все-таки иногда мама бывает права: мужчины – странные и какие-то чересчур сексуальные животные!». Аста улыбнулась своим мыслям, тому удивительному факту, что все же один раз в жизни она согласна с мнением своей матери. Не то, чтоб она была непослушной или плохой дочерью, но они с мамой были настолько разными по своим вкусам, привычкам и привязанностям, даже внешне были абсолютно непохожи, что родных людей в них выдавало только чувство юмора, да, пожалуй, еще всегда ровное, доброжелательное отношение к миру.
Мысли Асты снова вернулись к Антону и его настойчивым просьбам и предложениям о чем-то новом в их сексуальных отношениях. Аста искренне не понимала, что же не хватает мужу, ведь они любят друг друга, что еще надо! Да, она не получает удовольствия, о котором взахлеб, краснея и волнуясь, шептались девчонки в летнем спортивном лагере. Ну и что? Зачем все это, что это меняет? Неужели Антону действительно важно, чтобы она вела и чувствовала себя так же, как эти дурочки? Ну, разве им так плохо?
Но тут внезапно Аста вспомнила давно забытый сон, очень часто снившийся ей, когда она была в 10 классе и после которого она просыпалась с ощущением ужаса, стыда и какого-то мучительного удовольствия. Он снился ей регулярно, год или полтора, а потом постепенно ушел и больше не повторился ни разу! Но Аста хорошо запомнила его и теперь мгновенно вся картина встала перед глазами:
Темный лес, она идет по тропинке, размахивая сорванной травинкой. Вдруг сзади она слышит шорох, оборачивается и видит, что к ней быстрым шагом приближается высокий незнакомец в маске. Почему-то ей становится ужасно страшно, и она бросается наутек. Погоня длится и длится, но, в конце концов, она выбегает на поляну, и тут человек в маске настигает ее. Он связывает ей руки над головой и привязывает к стоящему на поляне столбу. После этого он разрывает на ней платье и белье. Она остается совершенно голой.
Аста помнила ощущение ужаса и почему-то возбуждения от этого сна. И еще она хорошо помнила самый конец, перед тем как обычно просыпалась:
Человек в маске стоит очень близко. Аста должна смотреть ему в глаза, он приказывал ей, и она знала, что если она не выполнит его приказания, он накажет ее. Она помнила, как плакала во сне и умоляла пощадить ее, и как неожиданно нежно он поцеловал ее в конце.
Аста вспомнила сейчас этот сон и с каким-то смутным сожалением подумала, что ее Антошка никогда не был с ней так властен и одновременно нежен. Подумала и испугалась своих мыслей. И опять возникло это смутное сожаление, что она не может ответить на его просьбы, что ее так воспитала мама, и ей, видимо, не дано получать то удовольствие от секса, про которое так настойчиво говорил Антон.
В лесу стояла ночная тишина, без резких криков, верещания, фырканья, пения. Но все же звуки были, и это делало лес ночью одновременно жутким и уютным! Настроение у Асты стало каким-то грустным, она снова подумала о том, что может быть сегодняшнее свидание будет особенным и после него вся ее жизнь с Антоном перестанет быть сплошной чередой его уговоров и ее отказов.
И в этот момент она услышала шорох сзади. Резко повернувшись, Аста увидела человека в маске! Человека из сна!!! И совершенно не соображая, что она делает, повинуясь инстинкту и воспоминаниям, Аста молча понеслась по тропинке вперед, боясь оглянуться на бегу! Сзади слышались звуки преследующего ее человека. Аста бежала, паника и ужас от совпадения ее воспоминаний и происходящего гнала ее вперед. Наконец она выскочила на залитую светом луны поляну с огромным, в несколько раз выше ее камнем. Подбежав к нему, она обернулась, в голове навязчиво билась только одна мысль: «Здесь нет столба, нет столба, нет столба, нет!». Через поляну к ней шел человек в маске из ее сна! Аста замерла, сил убегать больше не было, она не могла пошевелиться от ужаса, не могла произнести ни слова, воплощение сна в жизнь парализовало ее. Она стояла, прислонившись спиной к камню, запыхавшаяся, вся в поту от быстрого бега, с растрепавшимися волосами, красная от напряжения.
Человек в маске спокойно и неторопливо подошел к Асте.
– Добрая ночь, малышка, – глуховатым голосом произнес он. – Отличная ночь, чтобы кое-чему научиться и кое-что понять!
Звуки его голоса, вообще то, что человек из ее сна заговорил, почему-то заставили Асту почувствовать еще больший ужас, хотя и казалось, что больше уже некуда. Аста судорожно сглотнула и крепче прижалась к камню.
– Ну что ж, сейчас я расскажу тебе правила. Ты должна знать только одно: все мои приказы выполняются беспрекословно, ты должна называть меня – Господин – и, не дай бог, ты ошибешься или не послушаешься. Ты поняла? – он подошел совсем вплотную.
Девушка замотала головой и с трудом прошептала:
– Что вам нужно? Отпустите меня. Вы сумасшедший?
Тотчас две сильные пощечины заставили ее голову мотнуться из стороны в сторону. Аста ошеломленно и неверяще посмотрела на мужчину, ее губы зашевелились, но даже шепотом она не смогла произнести ни слова: никто никогда ее даже пальцем не тронул, поэтому пощечина была для нее совершенно неожиданным открытием.
– Ты поняла? – не повышая голоса, снова спросил мужчина, пристально глядя ей в глаза.
Да… – хриплым и каким-то не своим голосом шепнула Аста.
И получила новую пощечину. Она непонимающе и удивленно всхлипнула:
– За что?
– Ты забыла добавить – Господин! Я напоминаю тебе первый и последний раз, потом буду наказывать за ошибки.
– Да… Господин, – Асту трясло, она не понимала, что происходит, пощечины были хлесткие, но терпеть было можно, она не понимала, почему, за что этот человек так с ней обходится, и решилась:
– Зачем Вы делаете это со мной, почему? – и добавила, – Господин.
То, что она так быстро сдалась и сказала ему «Господин», вызвало в ней чувство стыда, но мужчина нахмурился, и Аста внутренне сжалась в ожидании пощечины, но, видимо, придя к какому-то решению, он тряхнул головой и ответил:
– Я хочу дать тебе урок, урок быть женщиной! Чувствовать себя женщиной, понимать и осознавать себя женщиной, вести себя как женщина! И главное – получать удовольствие оттого, что ты женщина! А теперь ты будешь делать то, что я тебе прикажу!
Он отошел чуть дальше, и Аста, наконец, смогла разглядеть его целиком. Мужчина был высок, темноволос, его лицо закрывала маска, одет он был в темно-синие брюки, белую рубашку и туфли-мокасины. Аста любила такие рубашки на мужчинах, с воротником апаш и свободными рукавами, она считала их романтичными. Эта мысль показалась ей настолько нелепой сейчас, что Аста застонала. Но в этот момент мужчина сделал неуловимое, какое-то змеиное движение, и в руке у него оказалась шпага. Аста остановившимися от ужаса глазами смотрела на приближающееся лезвие. Она стояла спиной к огромному валуну, руки опирались о камень и чуть скользили по влажному ночному мху на камне. Отступать было некуда. Через несколько мгновений кончик шпаги уперся во впадинку на шее и медленно пополз вниз, разрезая лиф. Аста совершенно замерла и, боясь шевелиться, смогла только скосить глаза на кончик шпаги.
Лишь пара секунд, и лиф платья разрезан. Аста ошеломленно и как-то неверяще смотрела на шпагу, разрезающую платье, на то, как кончик шпаги сбрасывает куски ткани с ее груди. В этот момент Аста с ужасом неожиданно вспомнила, что на ней нет никакого белья. Кляня себя за это, она стала багровой от стыда и смущения. Мужчина сбросил последние обрывки лифа с груди Асты и улыбнулся. Аста стояла перед ним обнаженная по пояс, ее грудь, освободившись от тесного лифа, вздрагивала, дыхание стало учащенным, глаза блестели от подступивших слез. Подняв полные мольбы глаза на мужчину, Аста всхлипнула.
Высокий мужчина подошел вплотную к ней, запрокинул голову и провел рукой по ее шее, чуть задержавшись на месте, где билась голубая жилка. Внезапно он наклонился и поцеловал девушку в губы. Это простое действие заставило Асту сначала попытаться оттолкнуть его, но потом, когда мужчина в ответ только сильнее сжал ее горло и заставил отвечать на его поцелуй, она вдруг почувствовала, что еще никогда их с Антоном поцелуй не был таким обжигающим, сильным, властным, берущим ее всю в плен желания! От понимания, что ее поцеловал чужой мужчина, не Антон, и она ответила, от возникших чувств, от желания повторить этот поцелуй у Асты перехватило дыхание. Стыд и сладкий ужас парализовали ее, но любопытство, ах это любопытство!
Почувствовав ее желание еще раз испытать этот поцелуй, мужчина отстранился и внимательно посмотрел в лицо Асте. Ее глаза закрыты, на лице отражена мучительная борьба между прежней, добропорядочной, скучной и холодной женщиной и новой, испытывающей желание и потрясенной этими желаниями Астой.
Мужчина улыбнулся открывшейся ему картине начала рождения женщины и чуть отступил назад. Обернувшись, он помахал рукой и из зарослей на краю поляны вышел Антон. Они улыбнулись друг другу, Виктор отдал Антону шпагу и завязал на его лице маску. Затем, так же бесшумно, как Антон появился, мужчина ушел.
Антон смотрел на свою жену и любовался открывшейся его глазам картиной: на обнаженной груди женщины играли блики лунного света. Достав шпагу, он приподнял ее волосы и смахнул с них заколку – волосы свободно упали на плечи. Кончик лезвия скользнул от мочки уха, поиграл с соском и устремился дальше, вниз, под юбки, чтобы рассечь все разом. Острый клинок не замечал сопротивления шелка, для него это была не плотная ткань, а кусок масла. Мужчина подцепил рукой разрезанное платье и сдернул его, полностью обнажив Асту. От неожиданности и испуга она вскрикнула и открыла глаза. В этот момент Антон, снова подойдя к ней, резко и грубо повернул ее к себе спиной и обрывком платья связал ей руки сзади. Повернув ее к себе лицом, он прислонил ее к гранитной стене.
Луна залила молочным светом обнаженное тело девушки, из глаз, ставших от ужаса огромными и черными, закапали слезы.
Крик превратился в хриплый захлебывающийся невнятный шепот, в котором можно было разобрать только «нет, мне стыдно» и «пожалуйста». Пощечина, сильнее предыдущих, заставила Асту замолчать и стоять неподвижно, захлебываясь слезами и тихонько поскуливая. Ее связанные за спиной руки были прижаты к холодному граниту, обрывки кружев, как лепестки хризантем усыпали все вокруг. Мужчина положил свои руки на грудь Асты. От стыда и унижения Аста снова закрыла глаза, чтобы не видеть, не знать. Его горячие руки неотвратимо исследовали ее тело. Сжали грудь, горло. Оставили следы на животе. Проникли в глубину ее лона. Закрытые глаза позволяли Асте отстраниться, как бы не участвовать в этой пытке, но ее тело реагировало на прикосновения этих крепких, бесстыдных и ведущих себя по-хозяйски мужских рук. При попытке девушки что-нибудь сделать, отстраниться, сопротивляться, ее обнаженное тело только сильнее вдавливалось этими руками в гранит стены.
От беззащитности, ужаса и всепоглощающего чувства стыда, на время переставшие капать слезы, снова огромными горячими каплями начали стекать по щекам, на грудь, на живот, ниже, ниже, запутываясь в волосах ее лона и повисая алмазами. Мужчина одной рукой взял ее за волосы и запрокинул голову назад. Прижав жадные горячие губы к ее шее, он, прикусывая кожу, пропутешествовал от уха по горлу к груди. Вторая рука тем временем проникала в ее лоно все глубже, стон вырвался из пересохших губ Асты, от боли она открыла глаза и увидела улыбку на мужском лице, его глаза смотрели ей в лицо требовательно и высокомерно.
Мужчина отпустил ее волосы, от неожиданности Аста качнулась вперед. Тут же она была снова прижата, втиснута в камень спиной, и мужчина продолжал свое исследование тела девушки. Она снова увидела шпагу в его руке. Вид оружия и собственная беспредельная беззащитность перед мужчиной с оружием совершенно парализовала ее волю и тело. Страх, ужас, стыд и возбуждение – только это могла она сейчас испытывать. И от понимания, что ее возбуждает эта адская смесь и действия человека в маске, стыд был самым сильным и поглощающим чувством. Антон лезвием шпаги начал ласкать ее горло, грудь, соски, живот и снова вернулся к горлу.
Ощущение холодного клинка на своем теле заставило Асту затаить дыхание. Ужас перед острым лезвием расширил глаза девушки. Мужчина чуть отступил и с силой вдвинул шпагу в ножны. Аста увидела на его лице легкую ухмылку, он поднял руку и небрежно похлопал рукой по ее влажной щеке. Другая рука, покрытая терпким соком ее лона, поднялась вверх и оставила след на дрожащих губах девушки. Она видела, что мужчина наслаждается каждой секундой этого спектакля, сама же испытывала одновременно и ужас от происходящего и какое-то небывалое возбуждение, она подчинялась его действиям, ей было страшно и больно. Но боль терпимая, а движения такие уверенные, то грубые, то нежные. Она сбилась с толку, и возбуждение уже захватило ее, приглушая и боль и ужас.
Он же, увидев, как ее полные ужаса глаза становятся бездонными – луна тонула в них, резким движением развернул тело несчастной. И вот уже ее набухшие соски вжались в камень. Она почувствовала, как его горячая влажная рука провела по холодной спине, стряхивая прилипшие гранитные крошки, листья, остатки кружев. Девушка снова услышала звук вынимаемой из ножен шпаги, почувствовала, как змеиное тело клинка скользнуло между ног.
Ужас и сладкое возбуждение заставили Асту прижаться к граниту, стараясь уйти от холодной острой полосы дамасского клинка. Беспомощность и стыд превратили ее эмоции в терпкий волнующий букет, как у старого выдержанного вина. Но нет, ей не вырваться и не отстраниться – он намотал ее волосы на свисающую ветку, шея вытянулась, а его горячие властные губы начали новое путешествие по телу Асты: от затылка до лопаток. Одновременно с этой лаской задвигался клинок у ее лона, и ноги ей пришлось раздвигать все больше и больше, ветка же все сильней натягивала ее волосы. Аста чувствовала страх и боль, возбуждение и боль, стыд и боль.
Она не заметила, сколько прошло времени в этой сладкой пытке, но вдруг все прекратилось и, оставив ее в покое, мужчина отошел. Судя по звукам, он нашел какое-то бревно и, прикатив его поближе, сел.
Антон любовался Астой. Картина и впрямь была достойна восхищения: обнаженная красивая девушка, вокруг ее головы развиваются оставшиеся свободными волосы, ноги касаются земли лишь кончиками пальцев, кулаки крепко сжаты, луна очерчивает контур ее тела, сладким изгибом отражается от груди, блестит влагой на спине, ягодицах, мельчайшие движения безуспешно ищущих опору маленьких и узких ступней вытаптывают землю и лишь усиливают напряжение, все тело напряжено – потрясающая картина! Антон, сидя на бревне, наслаждался этим зрелищем, как изголодавшийся человек наслаждается обедом, вбирая в себя не только вкус, но и вид, запах блюда. Кроме обычных звуков ночного леса было слышно только, как тихонько всхлипывает девушка, да поскрипывание ветки с намотанными на нее волосами. Мужчина встал, подошел к Асте и, приподняв ее подбородок, усилил пытку. Всхлипывания Асты перешли в стон. Из глаз снова потекли слезы. И снова резкий взмах рукой и блеснувшая в лунном свете полоса металла – шпага!
Весь клинок проходит перед ее глазами: от гарды до острия. Лезвие подобрало слезу со щеки. Взмах! И клинок плашмя опускается на ягодицы! Секунда – вскрик! Легкая алая полоска вспыхивает на коже. Аста кричит что есть сил, но с новым ударом ее крик захлебывается в слезах, они уже текут постоянно.
Все смешалось для нее: режущая тело боль от ударов шпаги, нежное прикосновение к мокрой щеке, рука ласкающая шею, грудь, живот. Рука нежна и требовательна, боль чуть отпускает. Он видит благодарность в ее залитых слезами глазах. Он, не отрываясь, смотрит в ее глаза, и, не меняя выражения лица, заносит руку. Снова свист клинка – удар, новая полоса – красное на белом! От неожиданности она прокусывает губу – мелкие алые капли рассыпаются бисером на груди. Клинок снова проникает между ног и начинает танец, неостановимый, холодный, опасный. Боль и наслаждение переплетаются, становятся одним, снова разделяются и снова – удар! И вновь клинок выписывает какие-то письмена на гранитной стене, плотно прижавшись к лону, срезая при каждом па золотистые волоски. Животный ужас охватывает ее – не шевелиться! Боль и возбуждение Асты доходят до горла. Красное на белом, капли на груди, танцующий клинок. Только волосы, замотанные на ветке, удерживают обнаженную девушку от падения. Мужчина сжал пальцами соски – боль бьет током по всему телу. Стон. Аста пытается сосредоточить на мужчине заплывший дымкой взгляд. Но перед глазами вновь горячий клинок. Он влажен, он покрыт потом, соком и прилипшими волосками с лона. Аста видит, как язык мужчины скользит по лезвию, собирая урожай с клинка. Его странно нежная улыбка, но тот же стальной блеск в глазах. Антон смотрит на обессиленную женщину, покрытую лишь лунными лучами: во рту у нее пересохло, из горла вырываются стоны и хрип. Влажными после клинка губами он приникает к ней.
Она закрывает глаза и тут же слышит резкий приказ:
– Открыть!
Аста чувствует его запах, чуть терпкий, горьковатый, от перевязи, на которой он держит шпагу, пахнет теплой кожей и маслом. Аста открывает затуманенные болью и наслаждением глаза, и ее взгляд натыкается на его чуть насмешливый взгляд. Ее губы распухли, тело горячее и влажное, податливое, как глина под рукой Мастера. И снова он дарит ей поцелуй! Жгучий, страстный, выпивающий душу! Ноги не слушаются Асту, возбуждение, дикое, неконтролируемое подчиняет себе ее тело и душу, кулаки медленно разжимаются и снова сжимаются. Он отстраняется от нее и медленно проводит клинком по ее губам, обводит рот, грудь, и снова прижимает ее к себе. Пряжка на кушаке царапает живот, он наклоняется и слизывает горячие капли крови. Расстегивает пряжку и снимает кушак. Затем, осмотрев ее руки, он развязывает их и выкидывает остатки платья, как грязную тряпку. Опять связывает ей руки. Но в этот раз он связывает их спереди, перекинув кушак через ее шею и скрестив его.
Снова свист клинка раздирает воздух, но крик Асты тонет в его поцелуе. Его рука проникает в глубь лона уверенно и властно.
Аста чувствует, как она напрягается и медленно идет вверх. Кисть внутри не движется. Аста чувствует, как напрягаются ее мышцы. Она чувствует, как мужчина рукой в ее лоне приподнимает ее вверх. Теперь кончики пальцев ног скребут, ползут по земле. Натяжение волос на голове ослабевает, и голова валится вниз. Напряжение руки передается в кисть, она начинает раскрываться, заполняя всё. И вновь его губы вонзаются в распухшие губы девушки. Выдох-стон-мольба. Его рука опускается, и ее ноги вновь касаются земли. Тело Асты мягким грузом обвисает на волосах. И сквозь новую боль она слышит его голос, почему-то показавшийся ей знакомым:
– Ты напрягалась так, будто не хотела меня впустить. Ты пыталась сопротивляться! Это недопустимо, ты знаешь! – его влажная рука сильно сжимает грудь девушки. И снова – свист клинка. И алая полоса вспыхивает на нежнейшей коже.
– Ты поняла, за что? – шепчет он ей всё тем же знакомым голосом у самого уха...
– Да! Господин, – со стоном, – простите, простите.
Его рука снова на щеке Асты, он чуть тронул глаза, губы, погладил шею, грудь. Задержавшись на соске, рука сдавливает его, стон, полуобморок.
– Открой глаза! – его голос как клинок, безжалостный и сильный.
– Пожалуйста, Господин, пожалейте меня, я не могу больше! Мне стыдно!!! Господин.
– Здесь только я решаю, девочка!
Свист клинка, Аста вздрогнула, еще раз, и еще, и еще. Боль затопила сознание. И снова контрастом – нежный поцелуй, снова эти смеющиеся глаза напротив, нежные сильные руки, кажется, что они всюду. Аста чувствовала, как одновременно с болью нарастало жгучее желание, с каждым ударом оно все больше захватывало ее, и, наконец, прорвалось криком. Ее ноги подогнулись, и тело готово сползти на землю, но волосы держат крепко, вынуждая искать и искать в себе силы... Запредельное нервное и физическое напряжение отключило сознание, все в тумане, в нереальности. Есть только его властные насмешливые глаза, сильные прикосновения и сладкая жгучая боль. Она чуть отдышалась, лишь настолько, чтобы вновь слышать голос своего Господина.
Он подошел сзади, чуть приобнял за плечи. Лезвие скользит по влажной, светящейся в ночи коже живота, подхватывает, приподнимает груди. Роняет их, ударив по соскам. И, прижав ее к себе крепче, он наклоняет голову к ее маленькому розовому ушку. Укус клыками мочки отражается спазмом в затвердевших от долгого, изматывающего, нескончаемого напряжения мышцах шеи. Она почти без сознания, глаза закрываются. Сразу же, пока она не совсем «уплыла», приказ:
– Открой глаза!
Она слышит приказ, но с первого раза не получается – пощечина! Она открывает глаза, но они не фокусируются. Он чувствует бессмысленность ее взгляда. Тогда его рука сжимает грудь Асты. Сжимает сосок, отпускает, еще... еще… Ее рот открывается беззвучно, нет сил даже на хрип. Капли крови спеклись на губах девушки.
– Сейчас ты почувствуешь меня внутри!
Хриплым от боли и возбуждения шепотом, идущим откуда-то из глубины, с трудом двигая непослушным языком, она произносит:
– Да...
– Тогда соберись с силами! Я хочу, чтобы ты чувствовала все! Моя упрямая девочка…
Его горячие пальцы проникают в лоно и анус. Несколько резких движений, и она, что-то прошептав запекшимися губами, потеряла сознание. Антон, отвязав ее волосы от ветки, перекинул тело через плечо. Повернувшись и пройдя несколько десятков шагов, он опустил ее на траву у озера. Развязал руки и посмотрел на свой кушак: он был мокрый от ее пота. Обмакнул его в воду и несколько раз провел по поверхности. Затем разрезал широкий кушак на полосы и растянул Асту между двух деревьев, стоящих прямо у воды. Теперь она отражалась в воде, свет луны освещал ее и сверху, и отражаясь в неподвижной глади лесного озера.
Он снова замер, зачарованный красотой получившейся картины: нежное тело, распятое между двух могучих ив, свет луны, волосы, закрывающие лицо, капли пота на теле, блики лунного света, ее отражение в озере, тонкие полосы на ее теле – красное на белом, распухшие губы и терпкий запах ее тела, запах страха и наслаждения.
Ее губы шевельнулись, и он наклонился поближе:
– Боже мой, как стыдно! Господин, что Вы сделаете со мной? Господин?
Он взял ее голову за подбородок, запрокинул вверх, улыбнулся:
– Ты слаба. И огорчила меня. Это будет тебе уроком, – сказал он, глядя в ее глаза. Положил ладонь на щеку Асте, провел большим пальцем по веку, пригладил изящную бровь. Печально улыбнулся и ушел...
Она не могла видеть, куда... Сквозь захватившие эмоции в голове вертелись обрывки мыслей: «Где он? Может, он в нескольких шагах позади, а может, уже далеко. Я одна, возле озера, куда приходят звери. Вон и протоптанная кабанами тропа. Значит, тут гуляют волки. А я беспомощная, истерзанная, истекаю соком, на теле запекшиеся капельки крови».
Ужас охватывает Асту, и в ее, казалось бы, уже опустошенном теле появляются силы: она пытается освободить руки, сделать хоть что-то, но крепкие узлы и прочная ткань лишь ухмыляются ее попыткам, все тщетно, остается только ждать.
– Нет! Нет! –она крутит головой, кричит, бьется.
– Не-е-ет, – и вдруг понимает, что в лесу слышен только ее крик, в этом ужасном черном лесу, или есть еще какие-то звуки?! «Боже что это?!! Или чудится... сердце ужасно колотится! А!» От ужаса крик застрял в горле. «Где же Господин?» Тело снова напряглось в отчаянных попытках освободиться, это были уже не сознательные, а какие-то конвульсивные движения – ужас, отчаяние и беспомощность затопили ее.
– Мой Господин, – отчаянно, как последняя надежда прозвучал ее голос. Сил больше не было. Она уже поняла, что он всегда делает то, что решил, он оставил ее здесь, значит надо ждать и верить. Но вот лесная тишина снова стала наполняться ночными шорохами и звуками, пропавшими после ее крика.
Она затихла, боясь пошевелиться и привлечь к себе чье-либо внимание. Время шло, и воспоминание о сегодняшней ночи захватило ее целиком, она сдула прядь волос с глаз и впервые увидела себя в озере. Она вспомнила все, что было с ней сегодня, и отражение услужливо показало ей ее тело, лицо с пересохшими, в запекшейся крови губами, разведенные руки и ноги с полосами кушака на тонких запястьях и лодыжках. Она замерла, чувствуя, как воспоминания снова пробуждают ее тело. Не в силах сопротивляться этому, она тихо и жалобно застонала, ее дрожащие губы снова шевельнулись, зовя его:
– Господин мой, не покидай меня!
Мысли, образы, чувства закружились в ее голове. Сознание в истерзанном теле все слабело, и она потеряла связь с реальностью... озеро, блики... светящиеся точки... глаза или звезды... где низ, где верх... все смешалось, и началось падение... бесконечный полет души...
Сколько прошло времени: час, десять минут, несколько суток – она не могла сказать, не могла пошевелить пальцами налитых свинцом рук. Вдруг она почувствовала властную руку, схватившую ее за волосы. С трудом, разомкнув веки, она взглянула – да!!! Его лицо! Его рука!
– Моя девочка! ты дождалась меня! – его горячие губы приникают к ней. – Надеюсь, ты не пыталась уйти? – с усмешкой... – Я любовался тобой.
Ее губы зашевелились, но оттуда не вылетело ни звука – не было сил. Он нежно гладил ее грудь, живот, его пальцы ласкали ее лоно. Затем он нежно погладил ее спину, задерживаясь на запекшихся следах от клинка. Обошел ее, вытащил шпагу и несколько раз крест-накрест ударил. Ее голова мотнулась и, раздирая губы, вырвался стон-всхлип:
– Господи-и-ин.
Он подошел к воде, наклонился и зачерпнул чашечкой гарды. Поднес воду к ее губам. Слезы текли по щекам и смешивались с водой, он чуть наклонил импровизированный бокал, и холодная, пахнущая лесом, вода потекла в рот, проливаясь на дрожащий подбородок и стекая на грудь. Четырьмя ударами шпаги он освободил ее, и она упала в озерную воду, он скинул с себя рубаху, брюки, туфли и, взяв ее на руки, зашел поглубже.
Она прижималась к нему, замерев от благодарности и счастья, он набирал воду в ладони и поливал ее лицо, волосы, грудь, вода стекала быстрыми блестящими дорожками. Аста посмотрела в его лицо, закрытое маской, провела пальцами по щеке и попыталась снять маску. Мужчина прижал ее ладонь к своей щеке и снял маску сам.
Аста всхлипнула и стала с неожиданной силой выбираться из его объятий. Она что-то бессвязно кричала, кусалась и все колотила его кулаками в грудь. Антон держал ее, удивляясь ее силе и понимая, что выпускать Асту нельзя ни в коем случае!
Он обхватил ее руками, все сильнее прижимая к себе, и шептал ей что-то ласковое и успокаивающее на ухо, целовал ее заплаканные глаза и искусанный рот. Наконец Аста стала уставать, но Антон чувствовал, что она дрожит от возбуждения, вызванного гневом. Понимая, что истерику Асты надо прекращать, он дал ей пощечину и тут же, раздвинув ее ноги, посадил Асту на свой давно стоящий член.
Машинально, боясь упасть, Аста обхватила его поясницу ногами и прижалась к его груди. Антон сжал ее и стал с силой приподнимать и опускать Асту, заставляя ее скользить на своем члене. К своему удивлению и радости он увидел, как его жена, такая холодная, равнодушная, безразличная вдруг застонала, замотала головой. Вдруг Аста завизжала, и, не успел Антон сообразить, что происходит, как она забилась в его объятиях, на какой-то миг широко распахнув совершенно безумные глаза. Антон зарычал и несколькими резкими движениями догнал Асту в ее оргазме.
Они без сил опустились в воду. Аста отдышалась и посмотрела на Антона. Она в этот миг почувствовала такую благодарность, нежность и доверие к нему, что водопад этих чувств заставил ее заплакать и еще сильнее прижаться к нему. Антон целовал ее, крепко и нежно держа в руках, гладя по мокрым волосам, лицу, груди. Они сидели в воде лесного озера, мокрые и совершенно счастливые.
«Интересно, а что получилось у других?», – мелькнула мысль у Антона.
Над водой поднимался утренний туман, поглощая их очертания...
"Хорошо зафиксированный мужчина ничем не отличается от лесби-мазы"