II место на Ежегодном Литературном Конкурсе ПиН-2007
Номинация "Глас народа"
Джерри
Невидимка
- Ты смешной! – согласилась она и заплакала.
Солнце топило в лучах необъятную залу, не желая считаться с настроением принцессы. Из окна долетали перестук молотков, визг пилы, грубоватые шутки, - в центре площади сооружался величественный, как дворец, эшафот. К вечеру лобное место украсится синим бархатом, цветами и лентами - принцу положены пышные проводы, и позор государю, не сумевшему обеспечить достойную казнь. Пусть даже принц, чьи поджилки трясутся, как студень, предпочел бы торжественным проводам бесславное бегство. Принц отнюдь не отважен, - принц труслив и чертовски не рад, что стал принцем в ту треклятую ночь, когда вальс поднял на ноги стражу...
Где была осторожность Гаэтана Карудо, когда он – то есть, я, - как теленок, доверчиво хлопал ресницами над кружкой прокисшего пива, слушая бредни выжившего из ума старика?
- Враки все это, Гай! – навалившись на стойку, шептал Джим по прозвищу Слепень, щедро сдабривая шепот слюной. - Уж поверь старику! Нету принца, и не было! Я тогда при дворе... камер...динером... Горшки, мать их так, выносил... И горжусь! Это, знаешь, не каждому... Это важное дело! И платили, как начальнику стражи. За молчание платили. А спроси, почему?
- Почему?
- Потому, мать их так, что у принца горшок был пустым! Вот ты сам посуди – может человек пить да есть - и горшка не марать?! Пусть он даже, мать их так, невидимка?
Джим разгуливал по лезвию бритвы. Долети его шепот до ушей завсегдатаев – и трезветь болтуну на казенной соломе, в ожидании казни. Но в семействе Карудо не рождались доносчики. Идиоты рождались, а доносчики – нет...
- Много ты понимаешь! – хмыкнул я, оттирая рукав от слюны. – Может, оно тоже невидимо – то, что было в горшке?
- Обижаешь! – надулся старик. – Нешто я б не пощупал! Пустой! Пустой, как твоя голова!
- Эй, полегче! – обиделся я. – Я ведь не посмотрю, что старик!
Джим Слепень горько сплюнул на пол.
- Молодой, а дурак! Я про что говорю? Нету принца в покоях! А золото есть. Цацки всякие... А зачем тебе цацки, если ты – невидим?
А и верно - зачем?
***
Все потомки Эстабара Карудо обладали умением попадать в переделки. Но только последний довел его до совершенства...
Много наслышанный о доблести королевских гвардейцев, я был удивлен, как легко оказалось пробраться в святая святых – опочивальню наследника. Сосредоточив внимание на раззолоченной двери, стражи и думать забыли об окнах, приоткрытых во время уборки. Да так и оставленных нерадивым слугой, внучатым племянником Слепня.
В спальне было тихо, как в склепе. Пахло фиалками, дорогим табаком и растопленным воском. В изголовье, на мраморном столике поблескивал недопитый бокал. Сквозь прозрачную кисею балдахина проглядывала необъятных размеров кровать, без каких-либо признаков уснувшего в ней Невидимки.
Если он, разумеется, спал, а не стоял у меня за плечом, выжидая момент проучить обнаглевшего вора...
Теккерей Улисс третий, единственный сын короля и наследник престола, был невидим с первых минут появления на свет. Повитуха едва не упустила младенца, нянька часто пеленала беднягу не с той стороны, а кормилицы сходили с ума, не умея найти у наследника рот. Единственной, кто мог видеть ребенка, была его мать, - она и служила посредницей между принцем и его окружением. Весть о тяжком недуге, поразившем Улисса, разнеслась, как чума – в королевстве не было дома, где бы ни обсуждали недостатки и плюсы невидимости. Во дворец потянулись пройдохи, желавшие «услужить» королю. Одни называли себя ясновидцами и долго просиживали над пустой колыбелью, уверяя, что видят дитя, другие представлялись искусными знахарями, «поили» младенца отварами, и клялись, что излечат - но процесс этот долгий и требует постоянного присутствия знахаря. Были учителя, гувернеры, художники... Были даже портные, взявшиеся шить платья на принца – материалы отбирались исключительно высшего качества, ибо, чем дороже сырье, тем легче, по словам мастеров, сшитое превращалось в невидимое. Технологию превращения хранили в строжайшем секрете. Запросы портных росли вместе с наследником, – до тех пор, пока королева, устав от поборов, не забраковала пошив, объявив, что портные схалтурили, и рубашка провисла мешком, рукава ее коротки, и на левом – дыра. Портные были биты плетьми и высланы из королевства.
Охладевший к уборам, принц внезапно полюбил украшения, - подписанные королевой заказы потекли к ювелирам рекой. Мастера ювелирного дела утратили сон, соревнуясь друг с другом, - но все их шедевры, будучи надеты на принца, пропадали из глаз.
Оставалось надеяться, что, будучи сняты и доверены на хранение инкрустированной перламутром шкатулке, они вновь обретут прежний вид.
Замок на шкатулке оказался неожиданно крепок, - мне пришлось повозиться, прежде, чем тихий щелчок сообщил о достигнутой цели. Шкатулка откинула крышку...
Музыка грянула в ночной тишине, словно взрыв, - шкатулка ревела мелодию слащавого вальса и безбожно фальшивила. В панике я метнулся в единственное, показавшееся надежным, укрытие: к принцу под одеяло.
Принц не стал возражать. Да и как может возразить тот, кого нет? Широкое ложе, отгороженное крылом балдахина, поступило в мое безраздельное пользование - на те две с половиной минуты, пока стражники, топоча и толкаясь, окружали кровать.
Грубая, непривыкшая к сантиментам, рука отодвинула полог. Яркий свет полоснул по глазам, – жмурясь, я поднялся с кровати, намереваясь встретить смерть, как мужчина. С музыкальной шкатулкой в руках...
Дружный вздох прокатился по комнате – один за другим стражники опускали оружие и гнули колени.
- Ваше высочество!
Помнится, я оглянулся. За спиной, на стене, безучастный к вторжению, висел портрет Теккерея, - раззолоченная тяжелая рама на голой стене.
- Ваше высочество! – обращаясь, не иначе, к портрету, прослезился седой капитан. - Наконец-то! Свершилось! Королеву, королеву зовите!
Поделом тебе, Гай! Не засиживайся в грязных трактирах!
Признаться, я был даже рад, что ее появление положит конец затянувшемуся глупому фарсу – благолепие стражников начинало меня раздражать. Ни один из вошедших, включая начальника стражи, не двигался с места, - я мог запросто покинуть покой, и никто б не осмелился меня задержать. Но я оставался – наслаждаясь собственной смелостью и злорадно прислушиваясь, как все мое существо отчаянно умоляет: «Беги!!!».
Она ворвалась, как степной ураган, - если можно представить степной ураган раскрасневшимся, босым, облаченным в тончайшего кружева ночную рубаху и плащ. На секунду глаза наши встретились. Всего на секунду – ибо в следующий миг на меня налетела волна светлых, душных волос.
- Теккерей!!!
Никто не удивился желанию матери остаться в комнате сына. Никто не рискнул усомниться в правдивости слов – ибо кому, как не ей, знать, как выглядит наследник престола? Слух о чуде пролетел по дворцу – заклятие снято! Невидимка явил себя миру!
Столь же страстный пожар бушевал в это время на кровати Улисса – и объятия женщины, распалившей его, вовсе не были материнскими.
Какое-то время я противился «кровосмешению», но природа заявляла свое, и хваленая стойкость Карудо таяла, как масло в жару. Последнее, на что я сподобился перед тем, как утратить контроль, – шепнуть в мягкое ушко:
- Ваше величество, я не Теккерей!
- Знаю, – произнесла королева спустя пару часов. – Ты не Теккерей. Теккерея не существует.
Вот так, просто и буднично, эта женщина отреклась от наследника. Принца не существует! И неизвестно, как долго просуществует глупый, самонадеянный вор...
- Ты ведь не думаешь, что королевская стража настолько беспечна, чтобы позволить воришке гулять по дворцу?
Признаться, именно так я и думал.
- Ну же, не огорчайте меня, «Теккерей»!
- Но тогда почему...
- Я влюбилась! – улыбнулась моя обольстительница, и я понял, что речь не о нас. – В жениха своей старшей сестры. В шестнадцать так просто влюбляться! Не думаю, что Улисс питал к ней амурные чувства - брак задумывался для укрепления политических связей. За день до венчания бедняжка упала с коня. Терзаемый страхом за здоровье невесты, юный Улисс заглянул ко мне в комнату... К утру я влюбилась без памяти!
- А он?
Королева пожала плечом – в этом жесте было что-то от девочки, трогательно, по-детски доверчивой, и от умудренной годами, обиженной жены короля.
- Он... поклялся мне в дружбе. Милый мальчик...
- Зачем вы мне это рассказываете?!
Прикосновение тонких пальцев к губам могло бы показаться приятным, если б не преисполненный высокомерия взгляд.
- Сестра охромела и король отказался от свадьбы. Мы не виделись несколько месяцев... Поговаривали, что Улисс и слышать не хочет о создании семьи, окружая себя фаворитками, как глупый садовник окружает беседку цветами - всех сортов и расцветок, чем больше, тем лучше. Доведенная до отчаяния, я решилась на хитрость – рассказала, что с той самой встречи лелею под сердцем дитя. Они струсили, наши отцы. Нам устроили пышную свадьбу...
Королева заплатила с лихвой – «милый мальчик» обернулся тираном. Единственное, что смягчало лютый нрав короля – ожидаемое рождение сына. Тогда-то и появился на свет Теккерей Уллис Третий, Невидимый.
Двадцать лет королева умело водила венценосного мужа за нос. Мальчик «рос» под материнским крылом, отягченный внезапным «проклятием». Любого, кто смел усомниться в существовании принца, казнили безо всякого следствия. Поговаривали, что, став королем, Невидимка получит небывалую власть, и будет держать своих подданных в отчаянном страхе...
- Улисс скоро умрет. – Улыбнулась Розалия. – Трон не должен оставаться пустым.
Бремя власти навалилось на грудь – не вздохнуть.
- Ваше величество, я безмерно польщен предложением, но вынужден его отклонить, каким бы заманчивым оно мне ни казалось...Вор не может управлять государством!
- Вор не будет.
- Но король...
- Королева. – Перебила прелестница. – Вдовствующая королева на троне. Но только в том случае, если убедительно докажет существование наследника...
- Которого нет! – подхватил я с задором, чувствуя, как дерзко и мощно пахнуло деньгами. Сколько королева согласна платить за молчание Гаэтана Карудо?
- За молчание я сохраню тебе жизнь, – предупредила вопрос королева. – С этой ночи ты мой должник.
Запах денег заметно ослаб.
- На рассвете Теккерей Улисс Третий, Невидимый отправится сватать дочь короля Даромира, - по велению сердца а также с целью укрепления политических связей двух граничащих государств.
Властный взгляд королевы пригвоздил меня к спинке кровати.
- А что, если я откажусь?
-Я кликну охрану и скажу, что ты убил Теккерея, с помощью чар выдав себя за него. И что только тебе ведомо, где спрятано тело. К слову, Гай...Ты когда-нибудь видел щипцы палача?
С рассветом я выехал в сторону указанного мне королевства. С ворохом грамот, подтверждавших мою принадлежность к королевской семье.
***
Путь мой был недалек – королевства росли кучно, как лесные опята. К обеду я подпрыгивал в жестком седле по дорогам потенциального тестя и терзался догадками, что заставило королеву в столь спешном порядке озаботиться укреплением связей? Вопросы бежали за мной по пятам – вплоть до самых ворот.
А невеста была хороша. Портрет ее, прорисованный с особенным тщанием, красовался у входа, над скрещенными алебардами стражи – нежное детское личико с ямочками на пухлых щеках. Если портрет отражал истинный возраст принцессы, мне придется жениться на крохе, едва отлученной от материнской груди!
Полосатыми вешками вдоль дороги стояли глашатаи – стоило мне поравняться с одним, как все дружно поднимали рожки, извлекали утробные звуки и громко, но без огонька принимались выкрикивать:
- Тот, кто сможет рассмешить королевскую дочь, станет мужем принцессы и получит полцарства в придачу!
Лошадь шарахалась от надрывного крика, и мне стоило огромных усилий удержаться в седле. Накричавшись, глашатай опускал свой рожок и уныло провожал меня взглядом. Отчего-то казалось, что во взгляде мелькает сочувствие.
***
- Теккерей Улисс третий, Невидимый?
Старый канцлер в бардовом камзоле, в съехавшем на лоб парике походил на засохшую грушу под шапкой осеннего снега. Я не сразу сообразил, что старик обратился ко мне. Бедняге пришлось повторить свой вопрос еще раз, прежде чем «сиятельный принц» оторвался от созерцания выстроенных, как на параде, портретов и кивнул головой.
- Вы действительно собираетесь добиваться рассвета улыбки на устах несравненной Джанин?
- Добиваться чего?
- Смешить дочь короля. - Поскучнев, объяснил старичок.
- Неотесанный увалень! – громче слов, говорил его взгляд. – Не по Сеньке рубашка...
- Это мы поглядим! - я позволил губам чуть расплыться в надменной улыбке и, не глядя, подмахнул документ. Возникшая из недр бороды золотая печать глухо стукнула в желтый пергамент, закрепляя согласие.
- Полагаю, вы знакомы с условием? – сладким голосом протянул старичок.
Неприятный звоночек потревожил мой внутренний слух.
- Вы сказали, условие?
- Так, пустая формальность. Если вам не удастся распустить на губах несравненной... ох, простите, рассмешить королевскую дочь, по истечении суток вы будете обезглавлены на площади перед дворцом, со всеми подобающими вашему положению почестями. Королевский нотариус лично проследит за исполнением всех пожеланий касательно похорон, включая место захоронения и количество слов в поминальных речах.
Канцлер торжествовал. Круглая печать королевства лежала на подписи похоронным венком...
***
Тронный зал утопал в ярком солнечном свете. Отполированные до блеска нагрудники королевских гвардейцев перебрасывали луч, словно мяч. В ста шагах от двери, вознесенный на постамент, высился трон короля. Рядом, уступая в размерах, помещалось богато украшенное резьбой и каменьями кресло принцессы.
Пустое, как горшок Теккерея.
Скользнув взглядом по лицам собравшихся, я согнулся в поклоне. Седовласый мужчина на троне приветственно кивнул головой.
- Принц Теккерей Улисс Третий, Невидимый, приветствует его величество Даромира Девятого! – скучным голосом сообщил старичок, - тот, что любезно предложил мне писать завещание.
- Вы отважны, молодой человек! В наше время редко встретишь отвагу. – Седовласый покинул насиженный трон и направился прямиком через залу.
Он был вовсе не стар. Красота короля вызревала годами, как хорошее дорогое вино. В движениях чувствовалась выправка бывалого воина и утонченность эстета – редкое сочетание, достойное редких людей.
- Вы прибыли без эскорта? – поинтересовался король, энергично пожимая мне руку.
- Я люблю разъезжать налегке.
- Так вот вы какой, Теккерей! Вы похожи на мать!
Он был проницателен, король Даромир. Цепкий взгляд неожиданно проник до кишок – растревоженное, всколыхнулось болото, и воспоминания, как пузырьки, одно за другим поспешили к поверхности щек, разливаясь багровым румянцем.
- Молодой человек, разрешите показать вам кое-что до того, как вы будете представлены Яне?
- Яне?!
- Принцессе Джанин.
- С удовольствием, Ваше величество!
Рассыпаясь в любезностях, мы выбрались в холл и стали неспешно прохаживаться вдоль развешанных на стенах портретов. Из позолоченных рам дерзко и холодно глядели надменные принцы – те самые, что так беззастенчиво отвлекали меня от общения с надоедливым канцлером. С первого взгляда я принял изображенных людей за ветви королевского рода – но чем больше я всматривался в каждый портрет, тем сильней убеждался в отсутствии фамильного сходства. Тут были узкоглазые принцы с Востока, и чернолицые принцы, обретавшиеся в южных краях, были кряжистые властители севера, и капризные дети жеманного Запада. Были и полукровки – жертвы политических и любовных альянсов. Были выскочки, из богатых низов, и лощеные аристократы. Был даже принц-невидимка – опустевшая рамка в углу. Я готов был поклясться, что еще час назад этой рамки здесь не было!
- Знакомьтесь, молодой человек, – улыбнулся король. – Это ваши предшественники.
Принцы дружно кивнули. Или пол на мгновение ушел из-под ног?
- Они все...
- Казнены. – Сокрушенно кивнул Даромир. – Были славные юноши... Многих я бы с радостью назвал сыновьями!
Три портрета висели в сторонке. Узкоглазый мулат, кучерявый подросток и насупленный принц с перечеркнутым шрамом лицом. Рядом с каждым в фарфоровой вазочке распускался букет.
- Вижу, вы их заметили. Эти трое рассмешили Джанин. К сожалению, посмертно... А теперь я еще раз спрошу - Теккерей, вы действительно хотите познакомиться с Яной?
В руках Даромира призывно качнулся пергамент с размашистой подписью в похоронном венке.
- Отступать не зазорно, Улисс. Зазорно переоценивать силы.
За плечом короля тихо выросла тень палача. Легкая смерть на глазах восхищенной толпы – или долгие пытки в застенках? Быстрое прикосновение отточенной стали или жар раскаленных щипцов... Запах пота и паленой плоти...
- Я сочту за великую честь быть представленным принцессе Джанин.
- Потрудитесь оставить предписания о желаемом цвете эшафота и плахи. – Сухо бросил король Даромир.
***
Чванливый старик! Как мог он меня отговаривать?
Бессмысленно сравнивать Яну со сверкающей радугой, - радуга проиграет сравнение. Принцесса, вопреки ожиданиям, не выглядела ни юным ребенком, ни капризной дурнушкой – слезы, затаившиеся в краешках глаз, придавали ей чувственности, а красиво очерченный рот деликатно подчеркивал задремавшую страсть. Принцесса пробудила во мне затаенные чувства, о существовании которых не подозревали ни циничный Карудо, ни рафинированный аристократ Теккерей.
Позабыв о приличиях, я метнулся навстречу принцессе, запутался в шпорах и грянулся о мраморный пол. Наверное, получилось смешно. По крайней мере, я очень на это рассчитывал.
Принцесса обеспокоено протянула мне руку.
- Не ушиблись? – кротко спросила она, и слезинки, обгоняя друг дружку, потекли по щекам.
- Не очень-то ловко... – улыбнулся я собственным мыслям.
- Скользкий пол – виновато вздохнула принцесса. – Вы не первый, кто тут оступился.
- Ты не оригинален, мой друг! – перевел мой циничный судья, - тот, что вечно бубнит в голове.
- Разрешите представиться - Принц Теккерей Улисс Третий. Невидимый.
- Я вас вижу, – отозвалась принцесса. Без улыбки острота показалась унылой, как уснувшая рыба.
- Смею надеяться, вы видите меня не насквозь? – попытался парировать я.
- Что вы, нет! Я не столь любопытна!
Все слова, произнесенное Яной, сопровождалось потоками слез. После часа общения, или правильней сказать, пикировки, я совсем обессилел, а принцесса четырежды сменила платок. Мне хотелось схватить ее за дрожащие плечи и хорошенько встряхнуть.
Стиснув зубы, я продолжал рассыпаться в любезностях...
- Погуляйте по саду. – Сжалился, наконец, Даромир. – Свежий воздух полезен...
Дружный стук молотков помещал королю завершить предложение.
- Синий, синий.. Нет бы белым оббить! Кровь на белом эффектнее! – долетел со двора хриплый бас дворового эстета. – Что за люди! Ни себе, ни другим...
Люблю синий. Цвет вечернего неба...
***
- Не реви.
Мы стояли под веткой омелы. Не уверен, что беспорядочно сплетенные, кучерявые стебли, похожие на пустое гнездо, были именно тем, что нам нужно, – но принцесса сказала «омела» и я не посмел возражать.
Все Карудо умели очаровывать дам. Все омелы благословляли влюбленных. Все прелестницы улыбались после первого поцелуя... Ну ладно, не все. Но все, кто хоть раз оказался в объятиях Гая...
Яна плакала, подставляя лицо.
Пресвятые угодники!
- Клянусь честью, ты сейчас засмеешься!
- Вашей, или моей?
Я не стал отвечать. Я схватил несмеяну в охапку, опрокинул навзничь, и, припав на колено, стал ее щекотать. Принцесса извивалась, как червяк на крючке, задыхалась, молила пощады - и захлебывалась горючей слезой. Никогда еще я не испытывал такого бессилия. Распалившись, я сам не заметил, как перекинул Джанин на живот и с размаху отвесил шлепок – да такой, что бесстыдное эхо еще долго гуляло по саду.
Слезы высохли, как не бывало. Померещилось – или в синих глазах на мгновение мелькнула улыбка?
- Теккерей! Как ты мог?!
- Сам не знаю... А что? Помогло?
- Никогда так не делай! Это больно и...
- Хорошо.
- Что хорошего?- возмутилась принцесса.
- Хорошо, я учту.
Яна всхлипнула, уткнувшись в ладони.
***
- Вы мне нравитесь, принц...
- Я польщен. А вы всех, кто вам нравится, отправляете на эшафот?
Губы Яны расплылись в улыбке. Неприятная, признаться, реакция на такой откровенный упрек!
- Вы не смеете так говорить! - голос юной принцессы совершенно не сочетался с улыбкой.- Вы ведь тоже носили заклятие!
Если глупая повивальная бабка уронила вас вниз головой, это вряд ли называют заклятием. Даже если после этого вы всю жизнь поступаете, как круглый дурак. Я припомнил нелегкое детство, зуботычины братьев, пьяный голос отца... но откуда принцессе знать о детстве Карудо?
- Вы носили заклятие!- повторила принцесса.
Да о чем она, черт возьми?
- Теккерей!
Ах, заклятие! Ну конечно, заклятье! Вот простое объяснение слезам! Если только повитуха не роняла ее вниз головой.
- Улисс... я не принцесса. Мой отец камердинер. Ты не должен жениться на мне!
***
В одном королевстве жила-была девочка. Ведь так начинаются сказки? Жила да была... И была не простая, а очень капризная. Потому что принцесса. А может, потому, что отец захотел выдать девочку замуж. А девочка не хотела и плакала. Плакала день, плакала два – и так ей понравилось, что с тех пор стала плакать всякий раз, как услышит о муже. И сказала отцу – я пойду за любого, кто сумеет меня рассмешить. За любого из принцев. А не сможет – так голову с плеч! И тотчас все солидные принцы расхотели жениться, и остались одни шутники. А кому же охота с шутником под венец?!
Годы шли, и принцесса взрослела. А достойный жених все не шел. И решила принцесса, что отдаст себя первому, кто ей приглянется – даже хныкать не станет!
Тут случилось одному мужичку поймать в проруби щуку. Как на грех, говорящую. И составили они договор – он ее отпускает, а она выполняет желания, стоит только сказать. Парень первое время все по мелочи, по хозяйству желал, - печь поправить, избу перекрыть. А потом призадумался – и решил на принцессе жениться. Приоделся, не без помощи щуки. Пришел во дворец. Как принцесса его увидала – так в рев! А как выслушала – на смех подняла. И так стало обидно ему, что над ним надсмеялись, что он щуку позвал и кричит: «Хочу, чтоб наоборот!» А что наоборот – не сказал.
Принцесса смеялась-смеялась - и плачем зашлась. И остановиться не может.
Жениха – к палачу. А щуку в то же самое время на крючок – и в котел. Был у нас при дворе рыболов. И не будь он от рождения глух, все могло бы сложиться иначе...
Дурачок щуку звал до последнего вздоха... так и умер, со словом «По-щучьему» - губы дудочкой, обиженный взгляд... А принцесса с заклятьем осталась.
Король от отчаяния решился на крайнюю меру – пообещал отписать половину земель тому, кто сумеет снять с принцессы заклятие.
Женихам невдомек, что такая приключилась история. Все старались принцессу смешить - а она, бедолага, и рада, да смеяться не может, - ревет! Вот однажды не вытерпела – и сбежала с каким-то паяцем. И ревет теперь у него. Даромир собирался поначалу погоню послать. А потом передумал. Счастье дочери показалось важней.
Только принцы продолжали идти. А принцессы-то нет! Получается, что король слову своему не хозяин! Тут возьми и подвернись королю верный старый слуга. Дочка, говорит, у меня, от рожденья смешливая. Что ни скажешь - хохочет! И лицом на принцессу похожа, как две капли воды! Что за странное сходство?
Тут, конечно, смутился король – видно, знал камердинера, и жену его знал... Мой отец все настаивал – соглашайтесь, мол, ваше величество, дочка не подведет. И лицо сохраните, и девочка выбьется в люди, за принца пойдет...
Даромир согласился. Вот с тех пор я в принцессах хожу...
Замечательный получился рассказ! Я заслушался, не заметив, как солнце дезертировало за горизонт.
- Так зачем ты ревешь, если ты не принцесса?
- А заклятью без разницы! - горько всхлипнула Янка. – Назвался груздем – полезай в кузовок. Как назвалась принцессой – так с тех пор и реву. Перекинулось, значит.
Я ж смешливая... мне мизинец загни – я и в рев!
- А король?
- Что король? Он не в силах ничего изменить...
- Неужели так трудно заплакать?
Яна бросила на меня полный грусти, укоризненный взгляд.
- Ох, прости. Я хотел сказать, рассмеяться? То есть, наоборот?
Зарыдала.
- Все, забудь. Перестань!
Свежий ветер налетел ниоткуда, как щенок, разглядевший хозяев. Плечи Янки покрылись мурашками.
- Возвращаемся?
- Нет. Уходи. Ты свободен от всех обязательств. То, что ты подписал, не касается дочерей камердинеров.
Я не принц. И она не принцесса. Я выплатил долг. Отчего же мне так не хочется оставлять ее здесь, во дворце?
- Может, вместе уйдем?
- Нет. Отец...
Удивительно, как ей было к лицу это робкое подобие улыбки!
***
Городские ворота закрывались у меня за спиной. Серебрилась дорога – я свободен, свободен, я вор...
«Нет бы белым оббить! Что за люди! Ни себе, ни другим...»
Я свободен от всех обязательств...
«Уходи. То, что ты подписал...»
- Погодите!
Лошадь нехотя повернула назад.
- Погодите! Я остаюсь!
***
- Ну, и что ты наделал? – без улыбки спросила она.
Без улыбки, без слез - совершенно сухие глаза.
- Я вернулся.
- Зачем?!
- Эти трое, с портретов... Ты ведь плакала, когда их ...
Янка резко отвернулась к стене.
- Я смеялась, Улисс. Я смеялась взахлеб. Умирая, они проклинали...
- Успокойся. Я не прокляну.
На рассвете мы пошли репетировать.
- Огорчи меня чем-нибудь!
Я надолго задумался.
- Когда я был ребенком, мы держали цыплят.
Янка всхлипнула и достала платок.
- У цыплят была сложная жизнь. И короткая. Двое умерли в лапах у кошки, одного задушила сестра. Трех оставшихся я задумал спасти. И полез на березу...
Слезы брызнули из Янкиных глаз.
- Я подумал, - если голуби примут цыплят, то научат летать... В это время вернулся отец. Он был пьян и вцепился в березу. Я едва удержался...
Янка горько взревела.
- Так и вижу... тебя на березе! – задыхаясь, рыдала она.
- А цыплята посыпались вниз... на отца.
- Все, прошу, перестань!
- Ты дрянная девчонка! Ты не любишь цыплят!
- Я люблю! Мне, действительно, жаль!
- Замолчи!
Плач утих. Губы Янки поплыли к ушам.
- Не годится. Ты не сможешь кричать на принцессу!
- Извини... ты права. У тебя есть любимая кукла?
Янка быстро кивнула.
- Неси!
Все девчонки ревут, когда дело доходит до кукол. Даже взрослые. В ожидании Янки я старательно сооружал эшафот – в ход пошли две салфетки, шкатулка, кофейная чашка...
Фарфоровая голова не желала держаться на «плахе» – скатывалась с перевернутой чашки, не давая примериться к тонкой кукольной шейке ножом.
Янка молча стояла над «плахой». Без единого всхлипа.
- Если ты полагаешь, что это игра, и твоя Беатрис не умрет... – я старался не думать, как выгляжу со стороны – стоя на коленях среди тронного зала, с куклой в руках...
- Посмотри на нее, Беатрис! Посмотри на свою госпожу! Она даже не пробует тебя защитить!
- Это страшно! – усмехнулась принцесса.
- Что ты! Это не страшно! Страшное еще впереди. Беатрис, по прозванию Кукла! В какой цвет вы желаете задрапировать эшафот?
- Я желаю в зеленый! – тонким голосом «произнесла» Беатрис.
- А-а, зеленый! – я презрительно хмыкнул. – Нет бы белым оббить! Ни себе, ни другим!
За спиной зарыдали. Беатрис ускользнула из рук.
- Что опять? – рыкнул я, обернувшись. Янка, плача, сползала на пол.
- Ты похож...на придворного палача. «Кровь на белом эффектнее! Ни себе, ни другим!»
- Это был ваш палач?!
- Ты не знал?
А ведь были ворота! Закрывались у меня за спиной. И дорога серебрилась у ног...
- Извини...ты не должен был сюда возвращаться...
Восхитительный вид - синий бархат и белые маки. Белошвейки не спали всю ночь. Самый крупный цветок примостился под плахой. Кровь на белом эффектнее...
- Меня могут казнить...
Янка тихо захлюпала.
- Не смешно! – разобиделся я.
- Извини! – засопела девчонка. – Ты бы видел себя!
Эх, хотел бы я посмотреть на нее!
Впрочем, нет - не хотел бы...
***
- Все готово – доложил хриплый бас.
- Синий бархат, белые маки, казнь мечом, перстень с левой руки отправить в портовый город Тагир, танцовщице Карудо, тело доставить королеве Розалии, с уверениями в глубочайшем почтении... Поминальную речь ограничить двумя сотнями слов, с обязательным исполнением песни «На груди у веселой вдовы». – Скучным голосом зачел казначей.
Я кивнул, подтверждая зачитанное.
- Мы готовы. – Вздохнул Даромир. – Пригласите принцессу.
Бедняжка Джанин! Как старалась она быть веселой!
Я позволил себе прикоснуться к дрожащей руке.
- Не волнуйся. Я уже обо всем позаботился.
- Знаю. – Чуть не плача, отозвалась Джанин. – «На груди у веселой вдовы»...
Нашла время шутить!
- Приступайте! – разрешил Даромир.
Я набрал больше воздуха в грудь.
- Ваше величество! Не сочтите за дерзость – но я должен просить позволения остаться с принцессой один на один. Ибо шутки мои предназначены исключительно для принцессы Джанин, и я не намерен разглашать их присутствующим.
Даромир переглянулся с собравшимися.
- Обещаю, что ни один волосок не упадет с ее головы!
- Но мы должны быть уверены, что смеется принцесса! – заявил казначей.
Потратившись на шикарную казнь, он был, как никто, заинтересован в ее совершении.
- Полагаю, вы узнаете голос принцессы. Впрочем, можете все осмотреть...
Казначей в сопровождении канцлера торжественно обошел облюбованную мной комнатушку – из тронного зала в отдельный покой вела узкая, неприметная дверь. В комнате не было ничего, кроме низкой кушетки под светлой накидкой, буфета, уставленного чайными чашками, да цветочных горшков. Комнатка была проходной. В присутствии свидетелей я запер дверь, выводящую из чайной в столовую, и безропотно отдал ключи.
- У принца в распоряжении час. – Объявил казначей.
- Не успеем! – вздохнула принцесса. Я нашел ее руку и несильно пожал.
- Вот увидишь – у нас все получится!
Глухо хлопнула дверь за спиной.
Янка хмурилась и кусала губу. Слезы густо текли по щекам.
- Это нервное – сообщила она. – Нервный смех.
- Хорошо.
- Улисс, что ты задумал?
- Терпи.
Я намеренно растягивал время. Время было, как блин - недодержишь, собьется комком, передержишь – сгорит. А вот так – в самый раз. Я рывком смел накидку с кушетки.
Янка охнула у меня за плечом.
-Ты не сделаешь этого!
Ни слезинки не осталось в глазах. Только страх. Что ужасного в березовых розгах?!
- Не волнуйся. Я буду с тобой.
- В это верю! – Скривилась принцесса. – А иначе – никак?
- Предлагаешь поменяться ролями?
Губы Янки опустили углы.
- Янка! Я не шучу!
За стеной затаили дыхание.
- Жили-были в одной деревеньке... – начал я нарочито, для тех, кто сидел за дверьми. – Старый дед и коза...
Янка всхлипнула.
- Раздевайся. Ложись.
- А детей у них не было! – подхватила нахалка и уткнулась мне в грудь. Слезы мигом промочили рубаху.
- Прекрати!
- Продолжай! Про козу!
За стеной удрученно вздохнули. Ничего, пореви. Скоро будешь смеяться!
Продолжая рассказывать, я распутал корсет. Скомкал пышные юбки...
- Это больно?
- Ложись.
- А сейчас ты похож на врача. Потерпите, сейчас будет больно!
Удивительный оптимизм!
Янка робко присела на краешек узкой кушетки. Щеки девушки полыхали огнем.
- Что мы делаем, принц?
- Мы пытаемся тебя рассмешить.
- Погоди... Я стараюсь настроиться.
Шелковый завиток выбился из высокой прически. Янка выбрала розгу. Осмотрела придирчиво, как на рынке, в торговом ряду. Чуть касаясь, провела по ноге.
- Где ты взял эти прутья?
- На березе... – брякнул я, не подумав.
Слезы брызнули градом.
- Ты... с цыпленком... ходил?
Повинуясь немому приказу, Янка вытянулась на кушетке, все еще сотрясаясь в рыданиях. Опыт мой в обращении с розгами был весьма однобок, и сводился к воспоминаниям детства. Тем не менее, я уверенно взялся за прут.
Моментально вспотели ладони.
Янка плакала тише и тише. Глухо щелкнули стрелки часов.
Я заставлю принцессу смеяться! Не будь я Гаэтан Теккерей!
Резкий точный рывок. Панталоны слетели к ногам.
Что же вы не ревете, принцесса?
Тонкое, ослепительно-белое тело заставило мысли течь в ином направлении...
Разозлившись, я с маху хлестанул себя по руке. Боль огнем растеклась по ладони – словно кто-то в насмешку превратил ее в подушку для игл.
- Промахнулся. - Заметили снизу. – Панталоны верни?
- Не сейчас.
Боль уже отступала, остывала на коже. Но забыться никак не могла. Янке будет больнее. Если только я смогу продолжать...
- Да.
- Что – да?
- Это больно, принцесса...
- Синий бархат... – Чуть слышно отозвались у меня под рукой. – Синий бархат и белые маки!
- Хорошо... Сосчитай до пяти.
- Вслух?
- Погромче. И не сбейся со счета.
- Раз. Два –А-А-А-А-ааа! Нет, прошу, перестань!
Я не стал дожидаться пяти.
- Так нечестно! Ты сказал: «Сосчитай...»
- Я сказал: «И не сбейся со счета.»
Янка хмыкнула – то ли смех, то ли стон.
- Сам считай! - заявила упрямо и покрепче прикусила ладонь.
- Р-раз! – малиновый след.
- Два! – дорожка в снегу.
- Три!
- Ну все, все, я смеюсь!
Озорная улыбка растянулась от уха до уха.
Я не дал ей подняться. Вжал в кушетку свободной рукой.
- Громче!
- Улисс, не надо!
- Громче, ваше высочество! Ну?
Тракт, укатанный десятком полозьев...Разлинеянная тетрадь... Очень крупная клетка...
Янка хохотала взахлеб.
***
Синий бархат истерся до дыр. Эшафот украшали столы, и довольные горожане торопились очистить тарелки в ожидании смены свадебных блюд. В королевской трапезной, за огромным столом, разместился весь цвет королевства. Молодые, восседая на почетных местах, принимали подарки и кивали, кивали, кивали... Я всерьез опасался, что головы жениха и невесты оторвутся от шей и покатятся вниз, по столам, разбивая тарелки, вызывая нарекания гостей:
- Что за гадость! Уберите скорее! Это мы не едим!
Черный юмор простителен тем, кто пирует на своем эшафоте...С Янкой я делиться не стал – с того самого дня, как заклятие утратило силу, Янка хохотала по каждому поводу и ямочки на белых щеках грозили никогда не разгладиться. Впрочем, с каждой минутой я влюблялся в них больше и больше, и ничему так не радовался, как улыбке жены.
После свадьбы мы с Янкой уедем - далеко-далеко. К черту приторность слуг и помпезность речей, к черту тесные платья и надушенные парики... Янка больше не будет притворяться принцессой. Я забуду, кто такой Теккерей.
И мы обязательно будем счастливы вместе!
Король вывел невесту, потянул из-за пояса плеть. Трижды приложил вдоль спины, символически, чуть касаясь одежд, приговаривая: «Знала руку отца, теперь власть переходит к другому; вместо меня за ослушание будет бить тебя муж!» Я вскочил чуть поспешней, чем требовалось – Янка хитрым бесенком сощурилась из-под ресниц.
Принял плетку из рук короля, поклонился собранию.
- Принимаю подарок, но нужды иметь в нем не буду!
- Будешь! – тихо шепнул голосок.
- Почему?
- Я тебя обманула!
- Ну-ка, ну-ка, рассказывай?
- Я не дочь камердинера...
Черт возьми...
- Ты женат на принцессе!
Гай Карудо, мошенник и вор, без гроша за душой...
- Янка! Я не...
- Ваше высочество!
Он спешил со всех ног. Он боялся напиться на радостях, и забыть подписать документ, - неприятный старик, шапка снега на сморщенной груше.
- Согласно условиям, король Даромир дарит зятю полкоролевства. Распишитесь в принятии.
Я, не глядя, бросил подпись на лист и привлек к себе Янку.
- Ты не – что? - удивленно повторила жена.
- Я не вижу причин, почему мне не быть самым-самым счастливым из принцев!