Herъ Хрюкиндъ
1999
«Вырублю! Завтра прямо с утра возьму топор и все это на хер вырублю!» — голос супруга, продиравшегося сквозь буйные заросли разносился по всему дачному поселку. Полтора десятка метров от калитки до двери давно заброшенного дома они преодолевали минут пять.
Предложение было настолько выгодным, что отказаться было попросту невозможно. Бывшего владельца давно не было в живых, наследники не объявлялись и, наконец, соблюдая все необходимые формальности, дачный кооператив решился продать заброшенный участок. Процедура вступления в права оказалась на удивление короткой.
- Владей! — сказал Сергею председатель, протянув ключи от ржавого замка. — Туда лет тридцать никто не заходил, наверное. Электричество есть, а воду пока у Вальки бери с пятнадцатого. У нее колодец, калитку она открытой оставляет. Водопровод уже на зиму отключили.
Заброшенный дом встретил их смутно знакомым с детства запахом и целым набором древних артефактов. Огромный письменный стол, ламповая радиола, небольшая стопка книг и каких-то тетрадей на стуле. Большой портрет Сталина в парадном френче и орденах стоял на полу под тем местом, где, очевидно, он когда-то висел. Светка повернула его лицом к стене.
— Секс без свидетелей? — иронично поинтересовался супруг.
— Да ну тебя! — Светка улыбнулась, — И упыря этого заодно. Сколько он душ невинных загубил!
— Ты меньше либеральной прессы читай, а то совсем с катушек съедешь! Прежний-то хозяин его почитал, судя по всему…
— Неудивительно. Мне председатель сказал, что он НКВДшник бывший. Тоже, небось, народу на тот свет отправил...
— НКВДшник? — супруг заговорщицки подмигнул, — А может у него того… и наручники где имеются? Давай поищем, а?
— Извращенец! — процедила Светка с деланным презрением, хотя мысль о наручниках отозвалась в ее душе приятной истомой — иди на станцию давай, пока магазин открыт, у нас жрать нечего.
Слыша ругань продирающегося к калитке Сергея, Светка на всякий случай заперла дверь на задвижку. Как-никак сегодня хеллоуин. Не то, чтобы она верила в потусторонние силы, но осторожность не повредит, тем более, что на улице уже темнеет, дачный сезон давно кончился и в поселке они скорее всего одни. Не зная чем себя занять, она решила осмотреться в комнате. Тетради на табуретке содержали в основном какие-то конспекты. Открыв несколько страниц наугад, Светка ощутила веяние эпохи. «Апрельские Тезисы»… «Государство и Революция»… «задачи по искоренению мелкобуржуазных…»— бред! — она с раздражением бросила тетрадь обратно в кучу. Ламповая радиола, как оказалось, не работала. Огромного размера шкаф содержал в себе только несколько рулонов старых обоев. На крючке возле него висел видавший виды и до сих пор пахнущий табаком армейский бушлат.
И тут… раздался громкий треск, и единственная освещавшая комнату лампочка погасла. Комната мгновенно погрузилась во тьму. Светка на секунду замерла и вдруг услышала за окном душераздирающий вой собаки. Липкий страх, для которого не было, казалось бы, никаких причин, ползучей, холодной змеей пошевелился где-то в районе солнечного сплетения.
Тоскливый вой на улице прозвучал опять. Нет, это не собака. В этом звуке было что-то совершенно потустороннее, так не может кричать ни человек, ни зверь. Ни с того, ни с сего Светка вдруг начала дрожать. «Нельзя бояться, нельзя. Нет, я не боюсь. Это просто старый дом в дачном поселке и скоро прийдет Сергей. Это просто от холода. Да, уже конец октября, а я в легкой куртке» — словно стараясь убедить себя в этой мысли, она на всякий случай проверила задвижку на двери… и вдруг осознала, что комната озарена бледным, зеленоватым светом, льющимся из выходящего в заросший сад окна.
Ужас парализовал ее, сердце бешено колотилось в груди. «Луна» — словно цепляясь за последнюю соломинку, мозг попытался рационально истолковать происходящее. «Не смотри, не смотри!» — подсказывала ей интуиция, но будто повинуясь какому-то властному зову, Светка подошла к окну, и заглянув в него, застыла от ужаса.
Сквозь оконное стекло, с расстояния вытянутой руки на нее смотрело пустыми темными глазницами мертвое женское лицо. Оно было совершенно неподвижно и излучало зеленоватый, фосфоресцирующий свет. Полуистлевшие черные волосы развевались на холодном осеннем ветру. В отличие от застывшей мертвой маски лица, чернота глазниц, казалось, двигалась и вращалась, гипнотизируя и затягивая в какую-то неведомую бездну. Светка попыталась закрыть глаза, и поняла, что не может. В следующую секунду она осознала, что оконного стекла между ней и мертвой маской больше нет, светящаяся бледным светом покойница была уже в комнате, прямо перед ней.
Издав истошный визг, Светка бросилась ко входной двери. Боясь повернуться назад, она пыталась справиться с задвижкой. Ну же, ну… Да! Скрипучая дверь, ведущая на террасу поддавшись распахнулась и у Светки словно гора свалилась с плеч. На террасе спиной к ней стоял вернувшийся из магазина Сергей. Она бросилась к нему, но вдруг застыла. Он же ходил в магазин... Сумка… где сумка? В следующую секунду он повернулся к ней и на месте знакомого и такого любимого лица она увидела отвратительную козлиную морду с такими же пустыми дырами глазниц и перерезанной шеей с черной коркой запекшейся крови.
«Серге-е-еей!» — издевательски проблеял козломордый и разразился сатанинским хохотом. Светка бросилась назад. Светящаяся покойница все еще покачивалась в воздухе у окна — на прежнем месте. Единственным спасением была дверь, ведущая во вторую комнату. Опрокинув стул со старыми тетрадями, Светка бросилась к ней. Словно вняв ее молитвам, дверь распахнулась ей навстречу сама. На пороге стояло странное существо. Грузное низкорослое тело нелепо покоилось на двух тонких птичьих ногах. Короткие пестрые крылышки свисали по бокам туловища, которое было увенчано сверху непрерывно поворачивающейся из стороны в сторону петушиной головой. Одеяние человека-петуха составлял карикатурно-короткий бордовый фрак и нелепо болтавшаяся на золотом поясе шпага. По обеим сторонам увенчанной ярко-красным гребнем головы болтались тяжелые золотые серьги.
«Ко-ко-ко-комната занята!» — закудахтал возмущенно захлопав крыльями петух. Светка остолбенела. Все пути к отступлению были отрезаны. Снова и снова она до боли щипала себя, надеясь на то, что это сон. Нет, это был не сон. Дверь на террасу вновь открылась за ее спиной.
«Мме-е-е… Мме-ее-ее… Мме-ессир Либералиссимус!» — торжественно проблеял человек-козел. В комнату неспешно вплыл персонаж, словно сошедший со страниц модного журнала викторианской эпохи. Это был небольшого роста джентльмен, облаченный в твидовый пиджак, клетчатые бриджи и лаковые башмаки с гетрами. На голове у него покоился элегантный котелок, во рту торчала сигара. В правой руке он нес кавалерийский хлыст с украшением в виде головы бульдога на рукоятке, а под мышкой был зажат небрежно свернутый номер «Таймс». Черты его лица были весьма отталкивающими: толстая нижняя куба, мясистый нос, под которым щеточкой топорщились короткие усики, и маленькие, постоянно бегающие глазки.
Небрежно кивнув всем присутствующим, джентльмен оглядел Светку презрительно-высокомерным взглядом.
— Это она, Мессир, — низким грудным голосом произнесла покойница, — Это она нарушила ваш покой и покусилась на вашу собственность.
— Вижу! — раздраженно ответил джентльмен неожиданно писклявым голосом, и, не глядя на Светку вопросил — Как ты посмела?
Парализованная ужасом Светка все же решилась вступить с незваными гостями в переговоры.
— Это наш дом. Мы его купили — произнесла она едва слышно.
— Ваш? Ва-ааш??? Джентльмен в котелке разразился презрительным хохотом. Человек-петух возмущенно захлопал крыльями и закудахтал: «Ко-ко-кошмааарррр! Ко-ко-кошмааарррр!». «Изммме-ееена, изммме-е-еена!», — вторил ему козломордый.
— Запомни, здесь больше нет ничего вашего. Ничего! Уж если мы куда приходим, то отныне и навсегда здесь все принадлежит нам. Все! Земля, вода, то, что под ней и то, что над ней. Даже вы, жалкие аборигены, отныне принадлежите нам! — презрительно выкатив нижнюю кубу и слюнявя сигару тонко пищал джентльмен.
— Эта бесстыдница еще имеет незако-ко-ко-конную связь, Мессир! — закудахтал возмущенно человек-петух, — с этим субъектом, с ко-ко-которым она приехала!
— Это мой муж… — попыталась объяснить Светка.
— Муж? Муж?????? Она замужем за лицом противоположного пола! Ко-ко-кошмаррррр!
— Извращее-ееенка! — сердито блеял человек-козел.
— Молчать! — взвизгнул джентльмен, — нечего перед ней распинаться! У меня с аборигенами разговор короткий. Лорем Ипсум! — провозгласил он
— Лорем Ипсум! — хором ответили остальные.
Образовав вокруг Светки полукруг, они начали читать монотонным речитативом непонятное ей заклинание. «Лорем ипсум долор сит амет…». Эта странная мантра все более и более лишала Светку способности двигаться. Воля ее на глазах слабела, силы таяли, нечто неведомое пригибало ее голову к земле. Неожиданно человек-петух издал торжествующее «пок-пок-пок» и прыгнул ей на шею. Стоящая посреди комнаты Светка оказалась согнутой под прямым углом.
Джентльмен щелкнул кавалерийским хлыстом и со Светки тут же упали джинсы. В следующую секунду Светка услышала свист хлыста и ощутила жгучую боль от удара. Она взвизгнула. Ее мучителю это явно доставило удовольствие. Он радостно засопел и нанес следующий удар. Остальные стоя вокруг продолжали свой странный речитатив.
— Я научу тебя уважать цивилизованных людеЙ, дикарка — радостно пищал Либералиссимус, орудуя кнутом. — Ты поймешь что такое настоящая демократия. Светка корчилась от боли, но распрямиться не могла. В мертвенном, зеленоватом свете, источаемом покойницей, она видела лишь маленький кусочек пола и валяющуюся на нем старую советскую тетрадь, упавшую с опрокинутого ей стула. Заголовок, напечатанный на обложке тетради гласил: «Торжественное обещание пионера Советского Союза». Прочитав его, она внезапно почувствовала прилив сил, как будто сидящий у нее на шее человек-петух вдруг стал легче.
В светкиной душе вдруг проснулась ярость. Ее, взрослого человека, в ее собственном доме порют какие-то козлы, петухи и прочая нежить. В памяти всплыло ее пионерское детство, и угадывая на обложке тетради почти невидимые буквы она стала читать: «Я, Соколова Светлана, вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей…»
Эффект проявился сразу. Удары Либералиссимуса стали какими-то вялыми и почти не чувствовались. Сидящий на шее петух, становился все более невесомым, речитатив остальных почти неслышным, а голос Светки все креп: « …торжественно обещаю: горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия, всегда выполнять Законы Пионеров Советского Союза».
Либералиссимус застыл с поднятым для очередного удара кнутом. Человек-петух со стуком упал со светкиной шеи на пол. Отшвырнув его мстительным пинком, Светка бросилась в угол. Увы, победа не была окончательной. Ее мучители пришли в себя и приближались к ней полукругом. Человек-петух вытащил из ножен ржавую шпагу, козел нагнул голову, выставив вперед рога, отвратительный либералиссимус занес над головой хлыст, покойница тянула к ней костлявые пальцы со свисающими с них кусками полуистлевшей плоти.
Пытаясь защититься от наступавшей нежити хотя бы чем нибудь, Светка схватила стоящий у стены портрет Сталина и закрылась им словно щитом. Эффект это произвело самый неожиданный. Либералиссимус отшатнулся и вдруг поплыл, словно боксер в нокдауне. Человек-петух испуганно закудахтав, запрыгал на месте, хлопая крыльями и раздуваясь как пузырь. Козел опустился на четвереньки и начал неистово таранить рогами стену, стремясь вырваться на волю. Покойница затряслась в судороге, пальцы ее скрючились, она повалилась на пол и зашипела «Убери! Убери! Ненавижу! Ненави…» и не закончив фразы, вдруг обратилась в лужицу омерзительной бурой жижи.
Раздувшийся как воздушный шар человек-петух лопнул с оглушительным треском, оставив на полу лишь несколько пестрых перьев. Козел задымился и вспыхнув синеватым пламенем исчез. Дольше других держался джентльмен. Повернув голову и стараясь не смотреть на карающий лик Вождя, он пятился ко входной двери. Но Светку было уже не остановить. Она наступала на супостата, держа портрет перед собой и повторяя:
— Это мой дом! Это моя земля и моя страна. Здесь жили мои предки и будут жить мои дети. А тебе, мразь здесь места нет! — и с этим словами она ткнула портретом Отца Народов в омерзительную рожу либералиссимуса. И тут… костюм, в который он был облачен, безжизненно опустился на пол, словно вдруг опустел. Упал с глухим стуком кавалерийских хлыст, покатился куда-то в угол черный котелок, шлепнулась потухшая сигара. И лишь в воротнике лежащего на полу твидового пиджака копошилось что-то живое. Острая мордочка, торчащие по сторонам усики, длинный, голый хвост…
Да! Тот, кого именовали Мессиром Либералиссимусом оказался в итоге обыкновенной крысой и сейчас сидел перед Светкой — жалкий и беспомощный. Бегающие крохотные глазки смотрели на нее с испугом и ненавистью.
В следующую секунду раздался электрический треск и внезапно вспыхнувшая лампа ярко осветила комнату. На полу не было ничего — ни перьев, ни крысы, ни ее идиотского костюма. Отец Народов смотрел на Светку с портрета и, казалось, одобрительно улыбался в густые усы. В углу вдруг ожила ламповая радиола, хрипло выдав кусок какого-то выпуска новостей: «…действиям НАТО в Югославии выразили полную поддержку фонд «Мемориал» и другие демократические организации России…».
И словно в ответ, со двора раздался треск ломаемых сучьев, трехэтажный мат и такой знакомый голос Сергея: «Вырублю! Завтра прямо с утра возьму топор и все это на хер вырублю!».