Herъ Хрюкиндъ
SMILE!
Клюев подозревал, что рано или поздно они ему позвонят, но это не было для него предметом беспокойства. Тогда, двенадцать лет назад, он ясно дал им понять, что не собирается с ними больше сотрудничать. И если они все-таки выйдут с ним на связь, ну что же - он готов повторить им это еще раз.
И тем не менее, звонок застал его врасплох. «Я от Парамонова» - произнес тихий, внятный голос на том конце. И словно бы желая устранить все сомнения, повторил, внятно артикулируя каждое слово: «от Михаила Ивановича Парамонова. Вы помните его?». Он помнил. К его удивлению, встречу ему назначили в ресторане. Это было необычно, но не вызвало у него отторжения: новые веяния, очевидно, настигли наконец и их.
«Совсем нюх потеряли» - раздраженно подумал Клюев, когда в назначенный день его предполагаемый визави позвонил ему и извинился за опоздание, сославшись на пробки.
- Вы уже на месте, Валерий?
- Уже некоторое время да! - ответил Клюев с легкой ноткой сарказма
- В таком случае, заходите внутрь и скажите, что у вас заказан столик. Вас проведут. Я скоро буду. И ни в чем себе не отказывайте!
К предложению ни в чем себе не отказывать Клюев отнесся скептически, заказав только чашку кофе. Их щедрость еще тревожнее их любопытства. Он еще раз перебрал в уме свои аргументы. Двенадцать лет назад он пришел к ним сам. У них нет на него и никогда не было никакого компромата и потому сотрудничать с ними он совершенно не обязан. «Так им и скажем» - решил Клюев.
Его собеседник, появившийся через десять минут, представился Павлом, и как это ни парадоксально, произвел на Клюева благоприятное впечатление. Примерно его ровесник, он сразу расположил его к себе тем, что не предложил с ходу перейти на «ты». Да и глаза…
- Вы уже ужинали? - его собеседник удивленно воззрился на одинокую чашку кофе.
- Нет, - ответил Клюев, - но я не люблю, когда меня угощают незнакомые люди, вы уж простите мой консерватизм, - он произнес это с едва заметной иронией.
- Это обычный ресторан, Валерий. За тем лишь исключением, что он стерилен в плане прослушки.
- Кроме вашей собственной, конечно? - Клюев саркастически улыбнулся.
- Вы производите впечатление неглупого человека. И в таком случае не можете не понимать, что ответа на этот вопрос я не знаю так же, как и вы. Это обычный ресторан в том смысле, что если вы так щепетильны, то я могу попросить официанта принести два счета. И вы оплатите свой сами. Идет?
- Идет! - согласился Клюев. - Так и сделаем.
- Я так и предполагал. Тем более, что вы в свое время пришли к нам сами и никакого компромата у нас на вас нет. Вы совершенно не обязаны идти с нами на сотрудничество, и поэтому все, что я хочу вам сказать - это просто предложение, от которого вы вполне можете отказаться.
Клюев оторопел. Его собеседник выбил почву у него из под ног, сходу отдав ему то, за что он готовился героически бороться.
- Безо всяких последствий?
- Абсолютно. Вы очень помогли нам в свое время и поверьте, мы это ценим. Действительно ценим. Я хочу сразу снять все ваши опасения: мы не считаем вас своим внештатным сотрудником и не предлагаем вам им стать. Ибо прекрасно понимаем, что вы на это не пойдете. Просто сейчас нам очень понадобилась помощь и мы решили обратиться к вам как к консультанту. Это чисто технические услуги, ни о какой агентурной работе речи не идет. Кстати, а могу я задать вам вопрос?
- Вопрос? - Клюев саркастически хмыкнул. - Помилуйте, неужели есть что-то, чего вы еще не знаете о человеке, с которым решили пойти на контакт? Ну задавайте!
- Да полно вам, Валерий! Не демонизируйте нас. Мы обычные люди и ничто человеческое нам не чуждо. В том числе и любопытство. Вы явно не любите людей нашей профессии. Нет, я не осуждаю вас за это, нас вообще мало кто любит. Вот поэтому мне и любопытно: а почему вы нам позвонили тогда?
- Все просто, - именно потому, что я не люблю людей вашей профессии. Причем - вне зависимости от национальности. А Бэртон был явный ЦРУшник. Хотя я, если честно, до сих пор не уверен, что правильно поступил.
- То, что вам стало известно конечно навевало подозрения, согласен. Но как это вы так вот сразу в нем ЦРУшника распознали? Научите, я так не умею, - Павел застенчиво улыбнувшись развел руками.
- Глаза. Они у людей вашей профессии одинаковы. Вне зависимости от национальности.
- Понятно. В порядке благодарности я вам сейчас от моральных мук ваших тяжких индульгенцию выпишу. Идет? Так вот: Тим Бэртон задо-о-олго до вашего звонка у нас в разработке был. Его бывший любовник сдал. Вы, кстати, знали, что он педик?
- Нет, если честно. А что - они там и таких берут?
- Уже да. Лэнгли - уже не торт, как говорит ныне пишущая интернет-братия. Толерасты, чего с них взять… Так что не изводите себя - он и правда крыса, да еще и ахтунг впридачу. А еще вопрос можно? Про глаза?
- Спрашивайте.
- Скажите, а у меня? У меня они тоже такие, как у людей... моей профессии?
- Честно? Нет. Даже удивительно. У вас почему-то нет этой... скользкости.
- Открою вам секрет. Я также, как и вы добровольно пришел. Только в кадры и на несколько лет раньше. И вербовки вообще не моя работа, я по другой части совсем. А заканчивал МВТУ вообще-то…
- Московский Авиационный! - Клюев в свою очередь церемонно раскланялся. - Теперь моя очередь спрашивать.
- Давайте! - Павел поднял руки вверх в знак того, что готов быть откровенным. - Может на «ты», кстати? Если вы не против…
- Не против. Вопрос тот же - почему пришел? Да еще и в кадры?
- А потому, Валер, что понял куда все катится. И ты наверняка тоже понял. И думаю примерно тогда же. Кстати, когда?
- Ну тогда. В девяноста девятом - когда первые бомбы на Сербию посыпались. А ты?
- Ну а я чуть раньше. Не суть. Выпить закажем?
- Давай!
***
Третья пошла как шелковая. Были подробно обсуждены разгонные преимущества мотоциклов «Иж-Планета-Спорт» перед «Явами», помянут добрым словом незабываемый букет портвейна «Кавказ» и зафиксировано единство мнений по поводу того, что первую запись с винила надо делать на бобину и непременно на девятнадцатой скорости, потому, что кассеты годятся для записи разве что Slade, а писать на них скажем Grand Funk - есть оскорбление чувств верующих, совершенное с особым цинизмом. Выяснилось, что оба они стояли в очередях за билетами на первый показ фильма «Экипаж» и даже в стройотряды ездили примерно в одни и те же края.
Когда закуска улеглась, Клюев поинтересовался.
- Ну ладно, не томи, какая там вам консультация от меня понадобилась? Ты же знаешь чем я занимаюсь. Ну не ролик же вы рекламный снимать решили?
Паша хохотнул.
- Именно! Представь себе, решили. Новое время требует новых подходов! Не совсем рекламный, правда… Я бы сказал, скорее наоборот…
- А почему именно я? Твое здоровье!
Поморщившись после выпитой стопки Паша показал над головой три пальца, и закусив, продолжил:
- Три причины, Валер. Первая - ты профессионал. Твой ролик про известный шоколадный батончик любит вся страна. «Мультик, му-у-ультик, поехали к мо-оорю!», - напел он неожиданно приятным баритоном.- Вторая: ты - человек необезображенный демократией и понимаешь что сейчас происходит и кому это нужно. Мы не можем поручить эту задачу тому, кто работает за страх. Нам нужен тот, кто пришел сам. И выбор у нас - буду честен - не так уж и велик.
И третья: ты в хорошем смысле консерватор. И твое отношение к движениям радикального феминизма скорее всего примерно такое, как я и думаю. Я прав?
- На все двести. Но сюжета пьесы пока не улавливаю. О чем, бишь, песня-то?
- Весь ужас моего положения, Валер, состоит как раз в том, что сказать тебе это я смогу только заручившись твоим согласием. Ты прости, я понимаю, что это глупо. Но все, что я могу тебе сообщить, это то, что своим эпохальным кинопроизведением мы должны будем изрядно приложить мордой об стол орден радикальных феминисток, которых по причине их врожденной глупости используют в своих целях те, чьи глаза ты так не любишь. Это пока все. Вернее почти все. Есть еще моя личная заинтересованность. Это в известной мере моя инициатива, и если я твоего согласия не получу, то положение мое будет весьма и весьма плачевным. Вряд ли мне удастся найти кого-либо другого и подготовить все необходимое за оставшихся три дня, а значит события могут начать развиваться так, как мне бы совсем не хотелось. Но еще раз: если ты откажешься - я на тебя зла не держу. Вот теперь все. Думай.
Клюев оторопел. Он вспомнил, что где-то читал, что так отбирали в первый отряд космонавтов. Летчиками предлагалось согласиться на испытание, суть которого им сообщить не могли. Но тем летчикам было в известной мере проще - они жили в мире однозначности.
Паша ковырял зубочисткой в салфетку, деликатно выдерживая паузу. И вдруг, неожиданно для себя, Клюев выпалил:
- Согласен!
- Ты хорошо подумал?
- Я вообще не думал. Как можно думать над задачей, условия которой неизвестны? Считай это интуицией. Так что именно будем снимать?
- Сцену телесного наказания, - абсолютно ровным голосом отчеканил Паша, предусмотрительно наливая следующую.
Кровь ударили Клюеву в виски. Неужели знают? Про форум и про его невинные игры? Он припомнил беззаботно размещенные в общем доступе последние фото, на которых исполосованная красными рубцами задница Вики была явлена во все красе. Знают, или нет? Технически им это раз плюнуть. Какой провайдер откажется предоставить логи сетевой активности своего клиента ЭТОЙ организации? Да в общем-то и провайдер не то, чтобы очень нужен, их технические возможности легко позволяют получить эту информацию и без его ведома. С другой стороны, проверять логи всех возможных кандидатов и отслеживать все посещаемые ими ресурсы - задача слишком трудоемкая. Мало ли кто где был…
- Признаюсь, Паша, ты только что лишил меня дара речи.
- Ожидаемо. Если хочешь - сменим тему и продолжим потом.
- Да нет, мне уже теперь любопытство все равно покоя не даст. В чем дело-то? Сказывай!
- Кратко в следующем. Есть на территории наше замечательной страны среди прочих чудес организация, объединяющая непроходимых дур со звучным названием Фемфайт. Состав обычен: несколько грантососов-пастухов и небольшое, но неплохо организованное стадо идиоток. По большей части молодежь: омерзительного вида лесбиянки, офисный планктон с огромными амбициями и интеллектом между кошкой и курицей, а также многочисленное племя дамочек, страдающих от одиночества, но перекладывающих вину за свои неудачи на общество потому, что понимание истинной причины всех их бед оказалось бы слишком губительным для их самооценки. В общем ничего необычного.
Поскольку у нас, как ты знаешь, президентские выборы намечаются, то задача дестабилизации обстановки противником решается комплексно, и нашим бодливым козочкам поставлена задача устроить в одном из московских храмов бесчинства во время патриаршего молебна. Событие оное должно быть использовано как информационный повод и получить богатое освещение многочисленных западных СМИ. Но это только часть трагикомедии.
Вторая ее часть состоит в том, что данная информация имеется уже не только у нас, и одна из общин православных хоругвеносцев планирует устроить нашим героиням показательную порку в самом что ни на есть прямом смысле этого слова. Наша задача - не препятствовать волеизъявлению широких масс верующих трудящихся, и более того - сделать эту порку еще более показательной. Нам нужно, чтобы ее увидела вся страна. И не только наша. Мы хотим, чтобы короткий, но эмоционально наполненный видеотчет об этом мероприятии взрывообразно разлетелся по многочисленным видеосервисам и видеоблогам, и был бы неоднократно просмотрен числом зрителей, сопоставимым со взрослым населением РФ. Чтобы каждая мразь знала, что публичный наезд на ценности православной веры на территории нашей необъятной страны лишь чуть менее фатален, чем чтение антиисламских памфлетов в Мекке во время хаджа. Художественную часть этой масштабной задачи и предстоит решать тебе.
- Паш, скажи мне, ты православнутый?
- Нет конечно. А что - похож?
- Да нет… был бы похож - я не спросил бы. Вот я и недоумеваю: а зачем бы вам за попов впрягаться? У них вроде все и так - дай бог каждому.
Паша, стрельнув в Клюева глазом, ухватил палочками кусок темпуры и, обмакнув его в соус,. закинул в рот. Мечтательно пожевал, закатив глаза к потолку, и заметил, глядя куда-то в пространство:
- Не диалектично мыслите, товарищ Клюев! Попрошу с уважением относиться к нашим товарищам, несущим свой тяжкий церковный крест. Ты, Валер, их деньгам не завидуй, непростой у них хлеб…
- Ах да! - Клюев саркастически ухмыльнулся. - У вас же там, как известно, агентурная вертикаль...
- Где оно - то время золотое? - Паша мечтательно вздохнул. - Они спонтанно расширяться начали в девяностые, а нам наоборот съежиться пришлось по известным причинам. В общем - почти упустили мы их. Понабрали они… что тот Лэнгли… Патриархат еще наш, конечно, но с новыми кадрами проблема. Опять же, среди них блаженные появились, которые и правда верят. Цветет кураевщина на родных просторах… Впрочем, эти-то как раз сильно не мешают… - он на секунду задумался. - Гораздо хуже другие, которые себя самостоятельной экономической силой почувствовали. Капитализация такая, что позволяет… Да ладно, не будем об этом.
Ты главное пойми: если есть несколько миллионов граждан - наших граждан! - которые в прикладной магии нуждаются, разве можем мы это дело на самотек пустить? Не продай им свечки мы, и неровен час это кто-то другой сделает. И бог весть под какими лозунгами. Вот ты как рекламист отдал бы такой канал конкурентам?
- Мммда… Медиаплощадочка та еще, GRP аж в красный зашкаливает. Вот значит почему у чиновников наших негласный православный ценз появился? Удобно, когда стадо не разбредается…
- Ага. А еще и исповедь. Если нужно с какого места поподробнее - всегда знаешь куда обратиться.
- И что - все воры и взяточники дружно пошли исповедоваться в грехах?
- В своих - нет, как правило, хотя по дурости и это бывает. А вот о чужих каждый охотно помянёт. Курочка - она, как известно, по зернышку клюет. И зернышки эти от плевел отделять в таких массивах - ой как нелегко. Мы ведь батюшке тоже на исповеди кой чего подбросить можем. А потом посмотреть - всплыло оно в оперативных сводках или нет. И на администрации местной глаз держать - тоже его задача. А при серьезном проколе можно и в новый приход служить отправиться. На оленях. Там задачи попроще, конечно, но и доходы не те. Так что непрост хлеб у батюшки, ой непрост!
- Ну допустим. Но вам самим-то не противно в этом участие принимать? Женщин… Да, дур конченых - но все-таки женщин…
Паша разлил еще по одной.
- Ладно, раз у нас сегодня уж вечер откровенности, я тебе в нарушение должностной инструкции еще одну вещь скажу. Прежде чем в ситуацию лезть, ее спрогнозировать надо, согласен? Мы, как ты понимаешь, спонтанных решений не принимаем. Есть четкий прогноз дальнейшего развития событий и он этим девушкам ничего хорошего не сулит. Наши аналитики полагают, что после проведения их акции патриархат получит полную информацию о составе участников трагикомедии. И подаст в суд.
- А что им инкриминировать-то? Я не юрист ни разу, но больше мелкого хулиганства ничего на ум не идет.
- Ошибаешься, Валер. Потому и ошибаешься, что не юрист. С патриархатом никто ссориться не захочет, в том числе и наша славная третья власть, реальную независимость которой ты, наверное и без меня трезво оцениваешь. Два года им ломится. А товарки - сам понимаешь… религиозные они там. Жалко девок. У одной, кстати, еще и ребенок имеется. И что самое обидное - на этом этапе даже мы уже вмешаться не сможем, не наша епархия. Там, где в дело вступает юстиция, мы всего-то что и можем - так это простой ловкостью рук доказательную базу обновить. Но тут без мазы.
У нас тут еще и свой интерес. Если им срок дадут, правозащитники вой поднимут - не уймешь. Нам по некоторым причинам это сейчас меньше всего нужно. Ну а если религиозные фанатики их по филейным местам прутом благословят, то мы, конечно, повозмущаемся вместе со всеми на предмет недопустимости, а менты еще один висяк откроют. И всех делов.
- Почему это висяк? Что если кто-то из этих хоругвеносцев потом разоткровенничается?
- Этого, Валера, быть никак не может. Потому, что не может быть никогда. Усек?
- Ну, вроде да… И все-таки… Ну не евро мне как-то…
- А с Тимом Бэртоном тебе евро было? И что с ним страшного случилось, позволь спросить? Уехал в свой штат Айова бумажки перебирать? А ты хоть понимаешь, сколько наших ребят из Чечни живыми вернулись по этой причине? - Паша повысил голос. - Ты хоть понимаешь, интеллигент ты хренов, что не окажись он, падло, педиком, и у тех ребят бы твой звонок последней надеждой был? Последней!!! А ты в белых перчатках хотел? - он неожиданно успокоился. - Или тебе кажется, что на зоне им лучше будет? Лучше раз выдрать по отечески, чтобы другим неповадно было и вопрос закрыть. Если не навсегда, то надолго. Судить их при таком раскладе точно не будут.
- Ну… А где все это будет-то?
- Приедешь - увидишь. Тебе зачем? Оператора с камерой дадим, задачу ему поставишь.
- Паша, ты что - с другой планеты что ли? Если ты так собираешься работать, тогда тебе это проще мобильником снять. Во-первых не камеру, а камеры. И минимум три. Планы-то чередовать надо! Ну и мой выезд на локейшен необходим. А потом - выезд участвующих на освоение декораций.
- Это еще что за хрень?
- Хрень не хрень, люди знать должны кто где стоит и кто что делает. Чтобы камерам вид не перекрывали. Ну и тайминг примерный…
- Ну ты прям Спилберг! - Паша рассмеялся. - Нам шедевров не надо. Должно быть как бы по-любительски, но с чувством, выразительно так. Понимаешь? Сюжет такой. Операторов могу дать двух. Третью камеру сам возьмешь, если надо. Они с тобой на место съездят, они же потом хоругвеносцам задачу доведут. Остальное - только твой талант. По рукам? С собой никаких приборов не бери, даже телефона. Машину пришлем.
***
Как они оказались около его дома Клюев помнил плохо. Они шли по улице, распевая что-то из репертуара Зоопарка.
- А ты клево поешь, кстати!
- А то! Я в молодости даже в группе играл. «Солярис» называлась. На гитаре.
- «Урал», небось?
- Не, «Мьюзима»!
- Круче только «Стратокастер»! - пошутил Паша. - А я на ударных.
- Так вот где оказывается корни твоей профориентации! - Клюев заржал. - Стучать надо чаще, да?
- Нет, Валера! - голос Паши вдруг стал серьезным. - Стучать вообще не надо! Понял? Не делай этого. Ни-ког-да! Ты пойми, есть руководства по оперативной работе, и все это… И все-таки… тех, кто на своих коллег… или друзей… мы сами презираем, понимаешь? Хотя и используем, конечно… НО! - он поднял палец в знак архиважности того, что он сейчас скажет. - Но! … Но если враг…
- «Полезет к нам матерый»? - неожиданно для себя предположил Клюев.
Паша, вдруг повалившийся на него, чтобы сохранить равновесие, поднял вверх руку с оттопыренным в знак одобрения большим пальцем.
- «Он будет бит повсюду и везде!»
Третью строчку они грянули хором:
- «Когда нажмут водители стартеры, и по лесам, по сопкам, по воде…»
Спальный район на северо-западе столицы вопреки своему предназначению не спал. Влюбленные парочки разного возраста целовались, опьяненные запахом цветущих лип, ищущие парковочное место автомобилисты распугивали крыс у мусорных баков светом фар, а двое изрядно выпивших мужчин в костюмах и галстуках, которых можно было бы принять за офисных клерков, решившихся на спонтанный пятничный бунт против изнуряющей бессмысленности рабочей недели, выписывая замысловатые кривые по самой середине проезжей части горланили:
- «Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход…». Внезапно остановившись они посмотрели друг на друга и вдруг продолжили, безошибочно избрав вариант последней строки, не обезображенный поздне-советской цензурой:
- «Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин, и главный маршал в бой нас поведет».
***
- Слышь, Валер, давай, что ли, с проезжей срулим. А то неровен час менты примут.
- Пашка, ёпть, да ты ж этот… боец невидимого фронта, во! Тебе - да мусоров бояться? Ксиву ему в харю, короткоствол ко лбу, и типа: «я тебя, контра, сейчас как пр-рр-редателя!» - Клюев изобразил указательным пальцем ствол пистолета и сделал зверское лицо.
Паша остановился и посмотрел ему в глаза долгим, грустным, и неожиданно трезвым взглядом.
- Короткоствол, Валер - оружие идиота. Умному лучше его вообще не иметь. Понял?
- Ну, допустим… А у умного тогда какое оружие? Ядрена бомба?
Вместо ответа Паша вытащил из кармана телефон.
- Вот. У тебя, кстати, такой же имеется. Вопрос только в том, чтобы умным быть. Смекаешь?
***
Место действия представляло из себя какой-то сарай на территории заброшенного пионерского лагеря. Около сарая была поставлена широкая скамья, в корыте рядом отмокал изрядный запас розг.
Участники предстоящего действа прибыли на место точно в условленное время в двух закрытых фургонах. Все были облачены в одинаковые лыжные шапочки с прорезями для глаз. Такую же выдали и Клюеву.
Едва посмотрев на хоругвеносцев, Клюев понял почему Паша был так спокоен на предмет их молчания. При всей своей фантазии он решительно не мог представить себе этих ребят идущими крестным ходом с церковными хоругвями, зато вот в знаменном взводе Таманской дивизии они смотрелись бы более чем органично.
Операторы заняли свои места - спереди и справа от скамьи, сам Клюев с третьей камерой расположился сзади. Старшина хоругвеносцев, осмотрев место предстоящей экзекуции и, очевидно сочтя приготовления законченными, скомандовал одному из парней:
- Ну, с богом! Давай первую.
- Е… - парень вовремя спохватился, но Клюев успел-таки уловить рефлекторное движение его правой руки, готовой взлететь к виску («пальцы вместе, ладонь прямая, локоть на линии и высоте плеча»).
От взгляда, который метнул в него сквозь прорези в своей шапочке старшина легко могла бы сдетонировать граната...
- Добро, Семеныч, - поправился парень. - сейчас сделаем, коли Господь сули… судил! - бодро выдал он с интонацией первоклассника, выучившего к уроку стих.
«Кто ж вам диалоги-то писал, мать вашу!» - с раздражением подумал Клюев, судорожно соображая как потом ему придется выходить из положения с озвучкой.
Первой из фургона было извлечено коротко стриженное существо невнятного пола, облаченное в длинную, почти до колен, тельняшку и какого-то истерично-малинового цвета лосины. Видимо не отдавая себе отчета в том, что именно сейчас будет происходить, девица (во всяком случае с биологической точки зрения пол ее с некоторой натяжкой мог быть определен как женский) с периодичностью уличного зазывалы выкрикивала: «Вы - чаплинская инквизиция! Вы - чаплинская инквизиция!».
«Кто как, а я лично тут - сурковская пропаганда»,- с сарказмом констатировал Клюев, не испытывавший к мужиковатой особе ни малейшего сострадания. Девицу подвели к скамье. «Во имя Господа нашего…» - старшина трижды перекрестил лавку. - «…с Богом!». Прозвучало это вполне органично, хотя внимательный слушатель и мог бы уловить в этом благословении знакомый мотив «Нале-е… во!».
Четверо бравых хлопцев подхватили извивающуюся и истошно вопящую девицу за руки и за ноги, разложили на лавке, и содрав с нее лосины вместе с трусами, обнажили ее необъятный зад. Пока они возились с веревками, девица перешла на ультразвук, завершившийся в итоге каким-то то ли кашлем, то ли лаем. Клюев, уже поймавший картинку в видоискатель, отфиксировал ее пышные ягодицы, и когда два прута, мелькнув с коротким свистом справа и слева, смачно впечатались в целлюлитный зад феминистки, стараясь не дернуться плавно нажал рычажок трансфокатора - наливающиеся на белой коже малиновые следы представляли из себя прекрасный крупный план.
«Раз!» - коротко констатировал старшина. «За хулу на Господа нашего - с богом!». Два прута справа и слева со строевой слаженностью повторили свой прежний маневр. Девица опять взвыла, выгнувшись насколько позволяли веревки, и снова бессильно растеклась по лавке. «Еще один крупный план. В общем будет из чего нарезать,» - подумал Клюев, снова наехав на немаленькое седалище активистки Фемфайта.
Надо было отдать должное старшине и его подчиненным - не будучи сильны в драматическом искусстве, они ни на йоту не отклонялись от переданных Клюевым указаний. Никто не перекрывал обзор, никто не делал ничего лишнего, все выполнялось четко и слаженно. Через несколько минут зад несчастной феминистки был цвета ее лосин, и общая колористика картинки радовала Клюева несказанно. Как и обещал Паша, жестоким наказание не было - уставшую орать девицу отвязали и отвели во второй фургон.
«Врач готов?» - коротко поинтересовался старшина у вернувшихся парней. - «Пусть в случае чего вколет ей там что надо. А то неровен час умом тронется, мне тут ЧП не нужны». Один из парней коротко кивнул головой и бегом побежал к фургону передавать приказание.
Следующей пороли субтильную особу с непропорционально большим носом. Ее костлявая задница отнюдь не была украшением видеоряда, а озвучка состояла из монотонного «И-и-и-и!». В сравнении с мужиковатой подругой ей отвесили совсем мало, очевидно по причине того, что ее телосложение и так вызывало нешуточное беспокойство за будущее здоровье ее детей. Получив свое, она всхлипывая удалилась ко второму фургону нескладной ходульной походкой.
Третьим и последней была молоденькая русоволосая девчушка с фантастически пронзительными серыми глазами. Как только Клюев увидел ее, ему почему-то тут же стало не по себе. Она совсем не походила на первых двух. В ней не чувствовалось ни озлобленности ни амбиций, по сути она была ребенком, просто ребенком, чистым и наивным, который по неосторожности вдруг оказался посреди жестоких взрослых игр.
Клюеву стало страшно. Сейчас он отдал бы все, все, что у него было, ради того, чтобы прекратить этот кошмар, ради того, чтобы все это оказалось сном, просто сном. Ради того, чтобы она улыбнулась и помахав ему рукой ушла куда-то туда - в свою, неведомую Клюеву жизнь, честную и чистую, совсем не такую, какую прожил он сам. Ее подвели к лавке, и она стояла, переминаясь с ноги на ногу в нерешительности, не понимая, что сейчас будет происходить.
И вдруг… Она подняла голову и посмотрела на него. Да, именно на него. Она смотрела прямо, без гнева, без страха, без мольбы. Вопрос - вот что было в ее глазах, и к своему ужасу, Клюев знал что она спрашивает. Пауза затянулась и ее никто, казалось, не собирался прерывать, а она все смотрела и смотрела на него, спрятавшегося за видоискателем камеры, словно бы избрав его своим собеседником, единственным человеком, способным понять вопрос в ее взгляде.
И хотя он понимал, предали ее те, кто использовали ее молодость и веру в своих неблаговидных целях, но ведь и он, и он тоже был частью той огромной, безжалостной системы, представителем презренного поколения «папиков», продавших на корню идеалы своей далекой юности. И на секунду, только на секунду, Клюеву показалось, что на него смотрит не она, а тощий паренек с гитарой «Мьюзима», мечтавший когда-то изменить мир. Это не ее, это его собственную далекую молодость сейчас разложат на лавке. И он, теперешний будет это бесстрастно снимать.
«Нет, нет, только не ее! Пожалуйста, только не ее!» - молился он про себя, но Господь не прислушивается к молитвам безбожников… Один из «хоругвеносцев» положив ей руку на плечо подтолкнул вперед, и Клюев выключив камеру закрыл глаза. Но уши он закрыть не мог, ее крик резал ему перепонки и он чувствовал нестерпимую боль. Мозг метался в поисках выхода, и доверившись вдруг появившейся из ниоткуда интуиции, он подался вперед, делая вид, что снимает, а потом вдруг опустил камеру, и махнув рукой старшине, показал на нее, и сделал рукой отрицающий жест.
Старшина, не до конца поняв, видимо, что он хочет сказать, кивнул головой и прекратил свой неумолимый отсчет. Рыдающую девушку отвязали и увели к фургону…
***
Сидя за спиной монтажера, Клюев просматривал отснятый материал. Его привезли сюда с раннего утра и вечером он должен сдать готовый ролик. «Стены здесь ушей не имеют,» - сказал ему Паша. Все было уже почти готово, не хватало лишь маленького кусочка в конце. Это было мучительно. «Давай еще раз посмотрим,» - распорядился Клюев. На экране вновиь замелькали кадры. И вдруг… и вдруг он понял что должно стоять в конце… «Вот это! Здесь стоп-кадр, и держим секунды три». «Все, время позднее, заканчивать пора,» - Клюев встал и размял затекшие ноги.
Девушка с пронзительным взглядом огромных серых глаз смотрела прямо в камеру. Смотрела без страха, без вызова, кажется о чем-то спрашивая. И в конце концов растаяла в темноте фона, словно бы ее никогда и не существовало…
***
Клюев проснулся утром и нащупав тапочки, тоскливо посмотрел на выключенный монитор. Поднял задумчиво лежащий около него маленький пакет с беззаботно улыбающейся мультяшной рожицей и надписью:
SMILE
Смесь ароматическая для помещений
Вдыхать не рекомендуется.
Он помотал головой словно желая стряхнуть с себя какие-то воспоминания и выкинул пакет вместе с содержимым в мусорную корзину.