Hiaro
HARZABLOG
Шаг в сторону
Он никогда не заставлял считать и никогда не говорил, сколько. Это было похоже на повторяющийся кошмар, когда точно знаешь, каким он будет, и это только добавляет безысходности. По первости Саша пыталась считать про себя, запоминать, замечать и угадывать по каким-то косвенным признакам – частоте, силе, смене инструментария, его дыханию наконец. Но всегда побеждала боль. Наступал момент, когда Саша теряла позицию наблюдателя – для этого не оставалось ни самого крохотного, мало-мальски защищенного участка в ее заглушенном криками «я», и самого «я» уже не оставалось. И когда все обрывалось вдруг, она с некоторым издалека приходящим изумлением – с тенью, эхом, импульсом, предколебанием изумления – осознавала, что — всё. Снова всё. Закончилось. Именно «закончилось», как шторм, или буря. Миновало. Ушло. И где-то, быть может, еще порют кого-то, куют, полосуют, высекая нестерпимые искры, но уже не здесь.
И он никогда не касался ее. Ничем, кроме своих безжалостных хлыстов. Даже привязывали ее другие.
А он – приходил, вырывал из нее душу и уходил. А душа постепенно просачивалась невесть откуда обратно. По частям, тонкими струйками, собираясь, накапливаясь, отстаиваясь, вновь наполняя живыми осязаемыми бликами немую пустоту. Но каждый раз это была иная субстанция – то густая и душистая, как медовое масло, то прозрачная и холодная, словно ледниковая вода… иной раз с невесомыми лепестками или настоянная на болотных травах, а то лихая и безудержная, как дешевый студенческий портвейн. Душа бывала морем, и тогда даже по дороге на работу за спиной слышались крики чаек, а ступни ощущали колкость высохшей на ветру морской капусты.
А бывала — дегтем, непроглядным, тяжелым, тягучим – обычно перед следующей поркой.
В деготь превращалось все. И лепестки, и травы. И ледники были бессильны перед ним, и море. И тогда Саша шла по очередному адресу пережидать очередной кошмар.
Но однажды телефон не ответил. Она слушала гудки много дней и вскоре тоже потеряла им счет, потому что в ее затопленном дегтем «я» не осталось места, чтобы считать. Она не пыталась угадывать, сколько это продлится. По опыту зная, что все закончится только тогда, когда она перестанет контролировать происходящее, только тогда, а может быть, и много позже. Хотя в этой стадии «позже» и «раньше» оказывались всего лишь частями речи, а скелетом существования становились привычные обязанности, благодаря которым она получала средства на продолжение себя.
Нельзя же существовать так бессмысленно. Да? Да. Пошла бы в приют, взяла бы котенка. Появился бы смысл — заботиться о ком-то. Однако, у ней уже был котенок. И даже ребенок. Но все это другое, когда перед глазами вертикальная стена непробиваемого дегтя.
Надо было обратиться за помощью. И она обратилась. Набрала другой номер и стала привычно слушать гудки. Но вдруг ей ответил голос. Она выронила телефон.
Голос смолк. Телефон разбился. Под ее подошвой.
И ей стало хорошо и ясно. Она просто сменила климат. Нет больше кующих бурь, высекающих нестерпимые искры. Значит, нет и дегтя. Надо просто потянуть ниточку с другой стороны. А что было первым, курица или яйцо? Уже неважно, ведь с тех пор резервуар души ее столько раз наполнялся чем попало, что тех первых субстанций не осталось уже ни молекулы. Саша сделала шаг в сторону и вышла из стены дегтя, а та осталась, недоуменно застывшая, даже жалкая в своей грозной беспомощности.
Саша пошарила в обломках в поисках сим-карты. Нашла и тщательно раздробила ее на совсем уж мелкие кусочки. Чем? Ну пусть камнем. И побежала домой, к котенку и ребенку. Да-да. Хэппи энд.
Что это был за номер и что за голос? Какая разница? Это же притча. О том, что можно бесконечно сваливать все на черный деготь, всюшный и всегдашный. А можно сделать шаг в сторону. И снова. И снова. Игра в кошки-мышки с дегтем бесконечна – считать бессмысленно. Важно только одно – шагать. Если нет никого, кто готов, не прикасаясь ничем, кроме хлыста, высечь тебя из тягучего плена, выхлестать ясность из мути и пепла. Без нежности, жалости, счета, надежды. Шаг в сторону, если нельзя по-другому.
Но однажды он разыскал ее. И позвал. И знаете, она пошла. Не было дегтя, было какое-то кофе со сливками. Но почему не пойти? Саша ведь знала теперь – только лишь шаг. В сторону. И подивиться на то, что осталось, беспомощно-страшное. И приходить в это место порой, просто проведать частичку себя. Как к обелиску периода.
Он словно почуял, что нет больше дегтя. Был страх, ожидание боли, смиренье и трепет. Но деготь! Где деготь, единственно только ему и подвластный? Зачем тогда все, зачем это хлыст, эти вопли, корчи зачем до щербинки знакомого тела? Рука опустилась. И вновь накатило удушье.
А Саша сказала:
— Шаг в сторону сделай!