Осень, мне бы прочь от земли
Золотую осень обожают певцы, поэты, художники и механизаторы. Девица Марина, двадцати восьми лет от роду, юрист в налоговой, была другого мнения. Она бы с радостью уезжала в это время куда-нибудь в Египет, где только пустыня да море, но вот беда: её начальница сама всегда брала отпуск на рубеже сентября и октября, чтобы насладиться, как она выражалась, бархатным сезоном. При этом хитро подмигивала и добавляла: «с Андрюшенькой!» Или: «с Олегчиком!» Или: «с Максюшей!» Короче, каждый раз с другим. Вот же стерва! А Марина оставалась пахать на работе за двоих и неизбежно попадала в жадные лапы золотой осени, спасения не было.
Ох, и подарочек достался от любимой бабушки! Осторожно, листопад!
Оттягивая неизбежное, Марина ещё раз глянула в окно. Может быть, всё-таки не сегодня? Дотянуть до следующих выходных? Однако берёзы в скверике напротив стояли уже совсем жёлтые, и денег в кошельке оставалось аккурат до зарплаты – на такси не наездишься. Так что, как ни хотелось бы увильнуть, пора! Сегодня день жертвоприношения. Да, когда жалость к себе накатывала высокой волной, Марина называла это жертвоприношением. Ведь, по сути, так оно и было.
Тусившие в скверике мамашки с колясками с неодобрением глянули на полоумную соседку, выскочившую из дома в одном сарафанчике. «Совсем Маришка без мужика спятила!» - зашушукались. – «На дворе плюс десять, а она с голыми ногами рассекает! Ишь, как поскакала-то, коза, вприпрыжку!»
Марине было наплевать на досужих кумушек. Скорей бы добежать до парка, а то, и в самом деле, холодрыга! А теплее одеваться никак нельзя. Лет пять или шесть назад она натянула на себя в этот день зимнюю куртку и толстые штаны – и едва осталась жива! Потом ещё долго вся в синяках ходила. С тех пор - только в лёгком летнем платьишке. Ничего, пару часов потерпеть можно.
Все люди как люди: шли гулять радостные, взрослые - с бутылками и шашлычным инвентарём, детишки - с шариками и мороженым, а на Марину парк надвигался неотвратимой, пугающей громадой. Словно хотел побыстрее слопать её и переварить в своём ненасытном чреве.
Чуть левее от входа, на осиновых пеньках восседала троица выпивох. Обнаглев от страха, Марина сунулась к ним:
- Дяденьки, плесните колдовства в хрустальный мрак бокала!
Алкашей накрыло состояние, которое ушлые психологи именуют когнитивным диссонансом: странная, не по сезону одетая дева на каком-то нечеловеческом языке просит их поделиться сокровенным. Скрепя сердце ей набулькали, и Марина, проглотив одним махом термоядерное содержимое бумажного стаканчика, сунула ближайшему спасителю мятый полтинник. Троица провожала её ошалелыми глазами.
День стоял великолепный: голубое небо с кучерявыми облачками, полное безветрие. Казалось бы, с одной стороны, хорошо – листья почти не опадали; с другой, Марина прекрасно понимала, что деваться-то ей некуда, придётся бродить по парку до посинения. Первый лист хлопнул её по плечу лишь когда рядом звонко гавкнула выгуливаемая собаченция. Марина свернула с аллеи на боковую дорожку, где людей не было, зато кроны деревьев практически смыкались. Здесь больше шансов получить свою порцию побыстрее, и с облегчением забыть о бабушкином «наследстве» до следующего года.
Дубовый лист спланировал на причёску. Жаль, не ниже! С головой и шеей у Марины было, как у обычных людей, то есть ни капельки не больно. А вот если по другим частям тела! Ой! По спине, наконец, щёлкнула - один за другим - пара берёзовых листиков.
Да, вот такая закавыка: от разных деревьев попадало по-разному. Мелкими листьями – как тычок пальцем, крупными – больше напоминало шлепок ладонью. Особенно увесисто прилетало растопыренными кленовыми пятернями. Ну и, конечно, многое зависело от одежды: чем больше на себя напялишь, тем больнее. Несложная арифметика.
Навстречу попались две весёлые девчонки в венках из горящих жёлто-красным пожаром кленовых листьев. Марину аж передёрнуло: представила, каково было бы сразу всем таким венком! И тотчас же ей наподдало пониже спины - ближайший клён словно прочитал мысли девушки и поспешил расстаться с драгоценным листом. Однако этого было мало, очень мало! Марина с отчаянием поняла, что если вдруг не разойдётся ветер, незримый счетовод не засчитает эту попытку, и ей придётся мучиться, боясь лишний раз высунуть нос на улицу, до следующей субботы – как уже вышло однажды, пару лет назад.
Во всём виноватая родственница работала трамвайной вагоновожатой и иногда брала маленькую внучку с собой, увлекательно рассказывая ей про коварный листопад и другую ерунду, например, как здорово было бы угнать трамвай прямо в небо. Марина бабушку любила и одновременно побаивалась. Не раз слышала, как про неё судачили, мол, ведьма, потомственная. Та и не отрицала, более того, утверждала, что Марине суждено стать следующей в их роду, потому что больше некому. Однако внучка оказалась неспособной, все попытки старой ведьмы научить её хотя бы простейшему отводу глаз провалились. А потом родители увезли Марину в другой город – не случайно, надо думать. На прощание бабушка шепнула, что внучка всё равно «проснётся», но, скорее всего, не раньше, чем она сама покинет этот мир.
Так и вышло. Бабушки не стало, когда Марине сравнялось восемнадцать, и в тот же год она убедилась, что листопад, и в самом деле, очень коварен. Возможно, это было таким вот оригинальным побуждением «проснуться». Или просто своеобразным наказанием за её ведьминскую бестолковость. Марине оставалось только гадать. И получать. Получать – и гадать.
Золотая осень расшвыряла вокруг багряные узоры, воздух был тих и свеж и полон умиротворения. Марина отвлеклась и замечталась. Что если бы листопад переменил настроение и ежегодно устраивал ей не порку, а нечто прямо противоположное? М-м-м? Ведь листики могли бы так приятственно шебуршать, нежно лапать, осыпать своими нескромными поцелуйчиками красивую девушку! Не, ну правда, почему бы листопаду не сменить бессмысленный гнев на милость?
И опять парк будто бы откликнулся на её мысли, внезапный порыв ветра крутанул и задрал подол сарафанчика.
- У-у-у, бесстыжая! – не сдержалась случайная встречная дама с пудельком в забавных кружевных штанишках. Ей было чем возмущаться: собачка, понимаете ли, в белье, как и положено, а у этой девки под платьем ничегошеньки! До чего вульгарная молодёжь нынче!
Вдруг потемнело, на солнце не пойми откуда набежала тяжёлая грозовая туча, и порывистый ветер взялся за Марину по-настоящему, метнув в неё целый ворох разноцветных листьев. Девушка завизжала: словно множество ладоней враз обрушилось на неё со всех сторон. Листья безжалостно шлёпали где ни попадя, не давая продыху и перекрывая все пути к отступлению. Марина бросилась к ближайшему дереву и обхватила его руками, чтобы прикрыться от колотушек хотя бы спереди, но, на беду, то оказался клён. Его тяжёлые разлапые листья так крепко взялись за Маринины тылы, что девушка совсем потеряла голову и прибегла к последнему отчаянному средству: сорвала с себя платье.
Колотушки мгновенно прекратились, хотя ветер и не думал стихать. Далее Марина почувствовала, как её отрывает от земли и неудержимо тянет вверх. Хулиганский вихрь неожиданно аккуратно протащил изумлённую девушку сквозь подобревшую листву и вознёс над кронами. Сверху хлынул косой осенний ливень, но от него почему-то совсем не было холодно, только чуть щекотно.
Это оказалось жутко страшно и интересно, и стыдно одновременно. Голая, в одних босоножках, Марина парила над аллеями парка, и никто её не видел, так как все гуляющие попрятались под деревьями или укрылись зонтиками. Взмахнув руками, Марина расхохоталась: ещё никогда она не чувствовала такой сумасшедшей лёгкости, такой безграничной свободы! Вихрь был её заботливым гамаком, бережно раскачивающим девушку на высоте птичьего полёта, дождь ласково укрывал, будто пытаясь заменить одежду, и даже щекастая тёмная туча над головой словно бы улыбалась. Парк вольготно раскинулся внизу пёстрым мокнущим ковром, и Марина впервые почувствовала, что готова полюбить золотую осень.
Она не запомнила, как долго это длилось. Казалось, минула целая вечность, но, скорее всего, удивительный Маринин полёт закончился вместе с коротким дождём. Её плавно опустило на землю в двух шагах от брошенного сарафана, который чудесным образом остался сухим. На плечо спланировала огромная ярко-красная кленовая пятерня и прикоснулась настолько деликатно, что Марина интуитивно поняла: это было в последний раз.
В тот день многие прохожие удивлялись одинокой сарафанной девушке, блаженно улыбавшейся в никуда и бродившей по тенистым парковым аллеям до самых сумерек. Марина размышляла о том, что старую жизнь она с перепугу сорвала с себя вместе с последней одёжкой, а с новой. . . с новой ещё только предстоит разобраться, привыкнуть к ней. Хотя уже сейчас ясно: быть ведьмой довольно-таки забавно. Нет, малость иначе: быть ведьмой прикольно! Что бы такого натворить? Может, взять и угнать в небо трамвай? Интересная идея, но Марина была готова поклясться, что уже слышала её от кого-то.
«Долголупилидурудолголупили», - шелестел листопад.
Иллюстрация от Камелии
: