qwasar. Папа

[Книжник]

qwasar


Папа



Иногородней студентке Оле дико повезло снять очень задёшево комнату в большой коммуналке в центре города, совсем рядом с институтом. Едва переступив порог, она поразилась, насколько всё чисто и ухоженно – словно и не коммуналка, а целый дворец культуры быта!

Вечером к ней постучалась вкрадчивая соседка Ираида Гидасповна и позвала на кухню, чтобы познакомить со всеми.

- Это наш Папа! – сразу подсказала Ираида Гидасповна.

Папа был обильный, могучий, бородатый, как Илья Муромец. Одетый по-домашнему в майку и тренировочные штаны, он восседал на краю буфета и поигрывал тяжёлой на вид разделочной доской, будто пёрышком. Остальные стояли-сидели кто где.

- Здравствуй, доченька! – зычно пророкотал Папа. – Вот, гляди: наши награды! – Он указал на верхнюю полку буфета, где сгрудились одинаковые гравированные хрустальные кубки – вроде тех, что вручают за победу на районных соревнованиях по шахматам или биатлону.

- Это ежегодные кубки Губернатора для лучшей коммунальной квартиры в городе! Ты будешь жить среди чемпионов! – все присутствующие, включая Ираиду Гидасповну, дружно зааплодировали, а кто-то даже прокричал троекратное «ура!» Одним мановением волосатой десницы Папа восстановил тишину:

- Но, доченька, чемпионами быть не просто, порядки у нас строгие!

Оля и пискнуть не успела, как её вдруг обхватили, пригнули к идеально чистому полу, задрали аж до самого верха пятнистый «леопардовый» халатик, спустили аж до самого низа миленькие розовенькие трусики, и Папа собственноручно принялся охаживать выставленную напоказ голенькую попку тяжеленной (и в самом деле!) доской! Оле было ужасно больно, и она изо всех сил вертела попкой, совершенно позабыв про стыд! Но уклониться хотя бы от одного удара никак не получалось, а мощные ляжки Папы так плотно зажали Олины уши, что она даже не слышала собственного визга!

Наконец, Папа отпустил её.

- Ну вот, теперь ты с нами, доченька! – удовлетворённо провозгласил он и по-родственному чмокнул Олю в затылок.

- С нами, с нами! – радостно загудели остальные жильцы. – Вливайся в нашу дружную семью!

Той же ночью Оля попыталась сбежать. Но не тут-то было! Дверь её комнаты внезапно не захотела открываться! Оля побоялась ломиться и шуметь и попробовала открыть окно – но и шпингалеты будто намертво заело! Тогда, отчаявшись, Оля схватила табуретку и швырнула её в окно – стекло и не подумало разлетаться крошевом осколков; вместо этого оно мягко отпружинило табуретку на пол! Оля поняла, что спасения нет, рухнула на кровать и зарыдала!

Утром она пробудилась от того, что с неё сдёрнули одеяло. Сердитый Папа с неизменной разделочной доской в богатырской длани громоздился над ней.

- Нехорошо, доченька! – укоризненно пробасил он. – Мы к тебе со всей, понимаешь ли, душой, а ты вон сразу бежать удумала! Нехорошо! – Он сгрёб ночнушку Оле на голову и снова принялся дубасить по несчастной попке. Оля вцепилась зубами в подушку, стремительно превращая её в болото потоками слёз!

Сидеть на занятиях в институте оказалось очень некомфортно. Оля вся извертелась и в перерыве побежала в туалет снять трусики – попка так болела, что ей казалось, это должно хоть немножко да помочь!

А вечером её ждал новый сюрприз! Интеллигентный сосед Антон Валерьевич осторожно постучался к ней в комнату и сообщил, что завтра Оля назначена дежурной по квартире.

Излишне говорить, что сутки спустя Оле ещё раз знатно влетело! Потчуя доской уже фиолетовую попку, Папа доходчиво объяснял новой квартирантке, как у них полагается правильно следить за порядком. Остальные дружно поддакивали в унисон сочных шлепков.

После порки добросердечная соседка Лидочка проводила Олю в её комнату, а потом ещё и сбегала к себе за лечебной мазью из сметаны и прополиса. Она работала медсестрой.

- Ты молодец, Олюшка! – хвалила она. – До тебя здесь один студентик квартировал, хиленький такой, дробненький: не осилил, салага, издох! А ты молодец, дивчина!

Оля всё ещё хныкала. Тогда Лидочка задрала свой халатик, приспустила кружевные трусики («Папа уважает кружевные трусики, запомни!») и продемонстрировала свою попку, цветущую радужными переливами отходящих синяков. Оля успокоилась.

Постепенно она привыкла. Жизнь в квартире текла правильная и размеренная. Папа не лютовал, зазря не обижал, всем доставалось только за дело. За проступки общественной, так сказать, природы провинившегося пороли прилюдно, на кухне. Это способствовало единению коллектива и заодно служило неплохим развлечением. За нарушения же личного свойства Папа всегда наказывал частным образом. Закрытых дверей для него словно бы не существовало. Сам он обитал в дальней по коридору комнате, и Оля ни разу не видела, чтобы туда кроме Папы ещё кто-нибудь заходил.

Очень скоро, благодаря неустанным заботам Папы, Оля бросила курить, пить кефир и кофе и употреблять нецензурные выражения – попка-то не казённая! В отличие от проклятущей разделочной доски, которой износу ну никак не было! Однажды Оля решилась-таки на диверсию: уходя утром в институт, как бы невзначай прихватила с собой эту доску и по дороге швырнула её в открытый канализационный люк. Оттуда сразу же громыхнула забористая матерщина – в колодце, к несчастью, сидел специалист, которого явно не наказывали по попке за обсценную лексику, – и Оле пришлось удирать.

Однако вечером невредимая разделочная доска висела, как ни в чём не бывало, на своём штатном гвозде возле буфета, и Олю, разумеется, поджидала крепкая взбучка! Папа усердно отколошматил бедную Олину попку аж в два захода, причём все соседи, включая добросердечную Лидочку, осуждающе бухтели и просили Папу не давать ослушнице спуску.

После той порки Оля не пошла наутро в институт, так как справедливо опасалась, что не сможет сидеть на лекциях, и после занятий её вздумал навестить ухажёр Коля. До тех пор Оле удавалось не приводить его к себе домой, но в этот раз деваться было решительно некуда. Пока она колебалась, что лучше надеть, чтобы компрессы под трусиками не выпячивали попку так заметно, Папа самолично встретил Колю в прихожей, придирчиво оглядел его с головы до ног, а затем шумно высморкался в майку и загоготал:

- Этот что ли дрыщ у тебя в кавалерах, доченька? – и легонько ткнул молодого человека своим толстым, как сарделька, пальцем.

Коля вдруг припомнил, что сегодня у него ещё куча срочных дел, и заторопился на выход. А после этого неудачного визита и вовсе стал обходить Олю по крутой параболе. Что, в общем-то, и к лучшему: не самым шикарным кавалером был Коля, признаемся честно, действительно дрыщ! Всё норовил залезть к девушке под юбку да лапшу ей на уши вешал, рассказывая басни про то, какой он, дескать, талантливый и как преуспеет в Америке!

Вот так, впитывая попкой благотворную силу дисциплины и попутно избавляясь от вредных привычек, ненужных знакомств и прочих помех, Оля училась всё лучше и лучше и даже успевала подрабатывать вечерами в ресторане «Макдоналдс»! В итоге она окончила институт с отличием и стала квалифицированным физиком-ядерщиком, наглядно подтвердив тем самым мудрую народную поговорку: «синяя жопа – красный диплом»! Не удивительно, что ей сразу же предложили место в престижной лаборатории в Сколково и даже заплатили щедрые подъёмные, позволившие, наконец, переехать из коммуналки в хорошую отдельную квартиру.

Перед самым отъездом Оля улучила момент, когда никого из соседей не было ни в коридоре, ни на кухне, и подбежала к дальней комнате. Дверь оказалась незапертой. Оля собралась с духом и шагнула в таинственную комнату. Увиденное потрясло её: помещение было совершенно нежилого вида, как будто здесь не обитали уже много лет. Даже мебель какая-либо отсутствовала – только ошмётки обоев на стенах, пожелтевшая и облупившаяся штукатурка на потолке да жирный усатый таракан, таращившийся на незваную гостью с очевидным неодобрением. Повинуясь внезапному порыву, Оля прыгнула вперёд и раздавила наглого таракана ногой, а потом вдруг прямо там же бессильно опустилась на пол и расплакалась.

На новой работе, в научной лаборатории, Олю первым делом познакомили с начальником. Был он широченный и бородатый, словно Добрыня Никитич, и сразу же ласково назвал её доченькой.

- А мы все зовём Эдуарда Алексеевича Папой! – шепнула Оле лаборантка Зиночка. – Он у нас очень строгий, но добрый и справедливый!

Эдуард Алексеевич лукаво подмигнул. Олино сердечко ёкнуло и шариком покатилось в направлении левой пятки.