sonejko
Он и Она
У каждого в жизни бывает период, когда приходиться или хочется в чем-то признаться. Пришлось и мне. Да, я призналась сама себе: я – извращенка . Вернее, одна из тех, немногих (или многих), кому нравиться боль. Причинять или чувствовать, смотреть или делать, каждому по-разному. А я одна из…
…Знакомство с Темой, интернет, форум, личная встреча с «единомышленниками», и вот – первая поездка в лес. Подальше от людей, поближе к природе.
По задумке организаторов была оговорена культпрограмма, или вернее, показательные сессии постоянных пар. Все было здорово, интересно, где-то местами страшно, возможно неприемлемо.
Последней должна была быть на вид обычная пара. Общались они друг с другом довольно свободно. Не было заметно кто из них Верхний, кто нижний. Ровные и равные отношения. Но запомнились именно они… Передо мной до сих пор стоит картинка – Он и Она…
Когда настала их очередь уже темнело. Организаторы попросили присесть всех к костру. Подбросили дров, чтобы было ярче вокруг. Девушка ушла в машину. Когда хлопнула дверца, он встал и тихим голосом почти шепотом обратился к нам:
- Сейчас будет не показательно-познавательный мастер-класс. Это будет нечто личное, поэтому большая просьба к Вам – не вмешиваться ни в коем случае. Вы можете нанести вред ей и нашим отношениям. Чтобы Вы не увидели - молчите, если для вас это слишком – отойдите, но не вмешивайтесь… Я сейчас попробую сломать человека. Она не знает, что я хочу и буду делать. Все, что я попросил – это одеться так, как я хочу. Что с ней будет, она может предполагать, но…
Пауза. Добавил почти шепотом, не то для нас, не то для себя:
- Я сам не знаю, что произойдет, не уверен, кто из нас выдержит.
Он замолчал. Осмотрел нас и предвкушающее улыбнувшись, прошептал:
- Ценителям настоящих чувств советую. Любовь и ненависть, смешанные в одном бокале и выпитые залпом отражаются в глазах. Не пропустите.
Сумерки… На берегу обрыва, где внизу плещется речка, под треск костра и шелеста сосен, затаили дыхание более 30 человек, завороженные таким предисловием.
Он помолчал, посмотрел долгую минуту на огонь и резко поднял голову:
- Lika!
Щелкнула дверь машины. В темноте девушки почти не было видно. Только силуэт.
Тихий и твердый тон:
-Иди ко мне.
Она двинулась, медленно выныривая из темноты.
Кто-то ухнул, кто-то поддался вперед, но никто не произнес ни слова – все просто окунулись в красоту…
Знаете, провести качественный экшн (слово-то какое!!!) словить настроение партнера, показать технику и мастерство – может каждый состоявшийся Верхний. И в сложившейся паре, как правило, все проходит гладко и слаженно. Всегда есть чему поучиться у таких людей. Но особое умение, вдохновение и искусство провести сессию красиво, чтобы во время нее не обращать внимание на правильный взмах или позу, а ловить на тончайшем уровне внутренний мир, ощущать полноту и глубину отношений, понимать что вот такая Тема – мечта…
Я первый раз видела гармонию красоты и боли, когда подчинение становиться властью.
Она вышла в вечернем алом платье. Нет, не алом, платье было цвета крови, насыщенного темного цвета. Контраст был потрясающий! Здесь в лесу, среди сосен, шишек, палаток… она шла осторожно босиком, на цыпочках, пальчиками элегантно придерживая платье. Шелк от шагов шелестел, добавляя приятного шума в окружающую обстановку.
Она улыбалась, так искренне, нежно, тепло, и… только ему. Глаза!!! Столько любви, нежности, доверия… доверия!
Остановилась в сантиметре от него, казалось, прислонилась всем телом, запрокинула голову, улыбаясь… готовая на все…
Он не шелохнулся за это время ни разу, не отрывая взгляда от нее… ждал. Улыбнулся в ответ. В его глазах - гордость, право обладания этим сокровищем и… предвкушение. Казалось, он оценивал ее и свои возможности, еще раз все взвесил, обдумал и … принял решение. Не касаясь ее, наклонил голову и что-то ей прошептал.
…Погода изменчива. С утра солнце, вечером дождь. Не в нашей власти ею управлять. А он знал, как управлять «погодой» в ее душе.
Глаза! Мы в одно мгновение вдруг увидели в них все стихии природы сразу.
Она резко отпрянула, развернулась. Платье, отбрасывая сполохи кровавого огня, описало окружность вместе с ней.
Уйдет!!!
Нет. Он в последнее мгновение (знал!) схватил за руку и развернул обратно. Опять блеснуло шелком.
И тут я поняла, что такое любовь и ненависть в одном бокале. Ее глаза – они были наполнены этим до краев - там все плескалось и бурлило – и столько боли… столько боли. Он молча держал за руку и смотрел, ни на минуту не отрывая взгляд. Взгляд Верхнего – спокойный, уверенный, казалось полный штиль. Он ждал.
Трещал костер, рассыпая искры. Шумел лес. Это были единственные звуки в эти минуты. Молчали все.
Он и Она, мы точно знали - нас не замечают (да мы, в общем-то, очень старались стать совсем не заметными).
Легкое движение бровью – его вопрос. Гордое поднятие головы – ее ответ. И… молчание. На самом деле прошел ожесточенный разговор – ее крик, отчаянье – его спокойствие, рассуждения. И тишина.
И вдруг он резко притянул ее к себе, схватил за волосы, запрокинул голову, поцеловал. Долго, нежно. Она не сопротивлялась, только натянулась как струна. Не ответила на поцелуй, закрыла глаза, спряталась от нас.
Он оторвал ее от себя так же резко, посмотрел в глаза – в ответ глубокий, глубокий уже успокоившийся океан чувств, и только там куда не проникают лучи света бушуют подводные гейзеры и течения. Взгляд… Ее взгляд…
Сквозь нас пронеслась мысль: Может и она Верхняя? Столько силы и огня!
Он понял…вернее, он знал. Посмотрел на нее еще раз, дал шанс и еле-еле успел поймать обратно, так быстро его отшвырнули. Повернулся к заранее приготовленным вещам – взял браслеты. Широкие, кожаные, из тех, что не повреждают, а крепко держат. Прицепил к ним цепь, защелкнул карабины, подвел ее к дереву, перекинул цепь через ветку, натянул, приподнял ее на цыпочки.
Красиво! Девушка в вечернем алом платье на фоне потрескавшейся коры сосны и браслеты с цепью. Пронеслась мысль: сфоткать бы… да было жалко нарушать тишину, окунувшуюся в ночь.
Нам казалось что мы, как в сказке Пушкина превратились в комаров и нагло подсматриваем за чем-то личным.
Она стояла к нам лицом, закрыв глаза. Видно мы банально мешали. Мешали быть собой. Может именно из-за нас она не соглашается? И он это знал? Поэтому и попросил?
Кто-то заерзал на бревне. Да, впрочем, мы все так себя чувствовали.
Он стоял рядом с ней. Опять ждал? Скорее просто оценивал происходящее, тоже любуясь созданной им же картиной. Приподнял ей подбородок, в упор посмотрел в глаза, мысленно заставляя открыть. И она открыла, резко бросив ответ.
Улыбнулся, обнял рукой за шею, казалось, почесал затылок, а она, как от боли, закинула голову выше и с немым криком посмотрела в небо. Уже совсем черное небо.
Мы не поняли этой боли. Переглянулись. И тут… он просто сделал шаг в сторону. Те, кто успел вздохнуть, забыли выдохнуть… платье, медленно задерживаясь то на груди, потом на бедрах ползло вниз. А под ним ничего…
Обычная сессия рисовала картину за картиной. Обнаженная девушка у сосны, голова запрокинута, на белой коже плещутся отблески огня.
Нет, не было восторженных мужских вздохов, и критических женских. Это была обычная стройная девушка, просто все воспринимали не ее отдельно, а всю картину в целом, где она солировала.
Мы не отрываясь смотрели на нее и вдруг заметили, как медленно к виску катиться слеза. Она не знала, что так будет. Было видно – ей тяжело. Казалось, она перестала дышать… и вдруг, медленно опустив голову, посмотрела на него в упор. Вторая слезинка пробежала по щеке и упала на грудь:
- Нет.
Это было первое слово с начала сессии. Оно прозвучало настолько неожиданно, что кто-то издал облегченный стон. Он молча подошел, развернул ее спиной, взял в руку плеть.
Плеть это или не плеть, или как ее там, не знаю, в общем, штука с толстой ручкой и кучей хвостиков из разрезанной кожи.
Отошел на шаг, дал ей время вздохнуть и, размахнувшись, ударил наискосок спины. Она резко дернулась, судорожно вздохнула (может, всхлипнула?), хотя удар был и не слишком сильный. Просто первый. К первому удару нельзя привыкнуть. Он дал ей время придти в себя, настроиться. Ударил также с другой стороны. На этот раз она только сильнее сжала руки в замок.
Удар, звон цепи, прижалась к дереву, молчание. Все молча, без лишнего шума, движения.
В принципе, порка не такое уж редкое зрелище, чтобы смотреть его с упоением, поэтому сидящие стали из нереальности картинки возвращаться на землю и оценивать про себя удары, технику. Когда казалось, молчаливая оценка перейдет в обсуждение шепотом, он остановился. Еще не успев вернуться в сказочный образ комарья ( ) все мысленно подсчитали, что он не так уж и много нанес ей ударов – ну примерно 10-15. Скорее разогрел, что ли.
А он ждал. Стоял в метре от нее, держа в руках плеть – она, молча у дерева, голову спрятав в руках. И тут запрокинула ее и так задорно улыбнулась, что мы задумались, а не играют ли с нами?
Он тоже улыбнулся в ответ. Подошел, обнял и внятно произнес:
- Удовольствия больше не будет, солнце.
Улыбаясь, закрыла глаза и откинула голову ему на плечо
- Все равно нет.
Он резко оторвался, взял уже плетеную плеть-пятихвостку, вздохнул.
Взмах – удар.
Успела ли она приготовиться? Не знаю. Удар не был разогревающим, не сказать что со всей силы, но точно не жалеющий. Она резко вздохнула и тесно прижалась к дереву. Еще удар, еще теснее. И так с каждым ударом. Казалось, она хочет пройти сквозь дерево и спрятаться за ним.
Сейчас он бил почти, не сдерживаясь, хотя нам судить со стороны было трудно. Кто-то послабее нервами встал и отошел в сторону, какая-то нижняя спряталась за плечо своего, видимо, верхнего и судорожно сжала плечо.
Нет, это выглядело не страшно. Просто все осознавали, что это не просто порка, что именно сейчас решается кто из них сильнее.
Она стала запрокидывать голову, раздался первый стон. Не то он ударил сильнее, не то она уже подходила к своей грани. Стоны становились протяжнее и дольше. Иногда она вскрикивала. Правда, он тоже при этом приостанавливался, давал ей время не то успокоиться, не то прочувствовать.
Вдруг раздался первый всхлип. Я знаю, что некоторые порку специально заказывают до слез, и иногда это своего рода обязательный финал. Ничего страшного и необычного в слезах нет. Но сейчас, как-то защемило внутри. Не то чтобы стало ее жаль, просто, скрестив пальцы, где-то в глубине души мы держались вместе с ней. Молча старались помочь.
Он остановился. Она глубоко дышала, опустив голову.
Не подходя, тихо спросил:
- Ну?
Не ответила. Даже не шелохнулась. Она смотрел на нее не пропуская ни одной мелочи, замечая любое вздрагивание… оценил… Опустил взгляд, потом резко размахнулся и ударил неожиданно пониже спины.
Она вскрикнула. Не дав опомниться, он ударил еще раз, спустившись еще ниже - по ногам.
Она вскрикнула и заплакала.
Еще серия ударов, казалось, совершенно бестолковых, то по ногам, то по попе, то опять по спине… Неожиданных, резких… Она кричала все громче, а он менял, то темп, то места, улавливая ее движения и нанося на удивление точные удары.
И тут резкий крик:
- Хватит!!! - и плач…
Он бросил плеть, подошел, обнял. Она судорожно дернулась от боли. Не было слышно, но он что-то шептал ей. Быстро, уговаривающее… Мы оцепенели…
Она плакала и вдруг резко и отчаянно закричала:
- Неееееет!!!
От неожиданности мы вздрогнули. Он замер. Замолчал.
Раздался раздраженный чей-то шепот:
- Да хватит, в самом деле! – на него тут же шикнули, мол обещали не вмешиваться.
И тут он резко отошел, взял однохвостную плеть (или как ее там, мат часть учить надо, блин )))) размахнулся и резко ударил. Спину по диагонали прочертил, отличаясь от всех, багровый след. Она закричала.
Второй удар нарисовал на спине крест. Она просто повисла на цепи. Какая-то девушка рядом тихонько всхлипнула.
Он откинул в сторону плеть, отцепил цепь, ушел. Она опустилась на алый шелк, закрыла лицо руками и плакала. Быстро вернулся уже с одеялом, укрыл, поднял на руки и унес в палатку…
Не знаю почему, но никто из нас не шелохнулся, не попытался к ней подойти, пока он ходил за одеялом. Мы сидели в оцепенении. Кто-то заметил, что костер почти погас, молча подбросил дров, кто-то пустил бутылку с водой по рукам. Люди глотали и передавали дальше. И все молча. Обнимающее, успокаивали плачущую девушку. Все отходили от шока.
Кто-то тихонько спросил:
- Она сказала да?
В ответ молчание. Никто не понял, кто из них победил. Все смотрели на цепь и алое платье, которое казалось лужей крови, боли, отчаянья растеклось на земле.
…А там за гранью темноты и света все раздавались рыдания. Они становились все тише и тише. Мы медленно выходили из транса. Зашептались. Кто-то тихонько рассуждал, что же это такое надо было попросить, чтобы так отмучаться. Кто-то примерял, а выдержала бы, а смог ли?
Почему-то не хотелось говорить громко. Может, просто жаль было разрушать что-то личное, повисшее в воздухе, испугать то многоточие, которое осталось…
…Тишина…Треск костра…Шум леса… Ночь…
И шепот:
- да…
- Не слышу…
- Да…
- Громче…
И сквозь ночь, пугая заснувших комаров ( ), раздался отчаянный, не то просящий еще, не то отдающий все на свете, крик:
- ДААААААА….!
Мы переглянулись, улыбнулись. Кто-то облегченно бросил:
- Ну, слава Богу!
И никто уже не задавался вопросом, что же такое он попросил, и на что она согласилась. Это уже было не наше дело. Это личное. Главное, что все закончилось.
«Буря рвала – не сорвала.
Солнышко пригрело и раздело».
Ее поговорка. Он знал.