Елена Николаевна
(новогодняя сказка для не очень послушных детей)
Дима Петров был, на первый взгляд, самым обыкновенным десятилетним мальчиком, таким же, как и сотни других мальчиков. Как и многие другие мальчики, он частенько не делал домашнее задание, порой прогуливал школу и совершал другие проступки, за которые, как считают взрослые, мальчиков надо наказывать. Но мама Димы, далеко не всегда узнавала о его шалостях, да и в тех случаях, когда узнавала, обычно немного журила его, в крайнем случае, не отпускала вечером гулять. Впрочем, в тот вечер, когда началась эта история, журить Диму было не за что, гулять он и сам не хотел, да и мама вряд ли решилась бы его наказать, ведь оставалась неделя до Нового года, времени, когда родителям полагается быть особенно снисходительным к небольшим провинностям своих детей.
Дима стоял у окна и смотрел, как сверкает в лучах фонарей снег, окрашенный синевой ранних вечерних сумерек. В прежние годы в это время он особенно сильно испытывал волнующее чувство – ожидание чуда. Тогда ему казалось, что между запрошенных снегом деревьев в соседнем парке прячутся волшебные существа и если не теперь то ближе к Новому году непременно произойдет что-нибудь волшебное и удивительное. Но сейчас то ли оттого что он стал взрослее, то ли потому что за все эти годы ничего волшебного и ничего удивительного так и не случилось он ничего подобного не ждал, а просто размышлял о том, чем бы заняться в оставшуюся до Нового года неделю.
Всякому кто внимательно читал сказки известно, что самое удивительное волшебство происходит как раз тогда, когда совсем перестаешь его ждать.
“Долго, интересно, мне еще любоваться твоей спиной?” капризно произнес незнакомый женский голос откуда-то из глубины комнаты. Вздрогнув от неожиданности, Димка обернулся и увидел, что на его кровати сидит молодая женщина. Пожалуй, ее можно было назвать красивой, хотя некоторые черты впечатление портили. Губы незнакомки (и так слишком тонкие) были сильно сжаты (что видимо должно было означать крайнюю степень недовольства), слишком темный тон кожи наводил на мысль о том что, посетительница злоупотребляет столь модным в северных странах загаром, а одета она была и вовсе странно, и уж точно не по-зимнему (одни сандалии на ногах чего стоили!)
“Кто вы?” спросил Дима, очень надеясь, что дрожь в голосе не очень заметна. Вообще-то он хотел прибавить “тетя”, но быстро сообразил, что такое обращение используют только маленькие дети и, не придумав ничего лучше, решил, что лучше вообще ничего не добавлять.
“Что ж, по-крайней мере, ты любопытен. Жаль только, что это неплохое качество ты чаще проявляешь не на уроке, а в других местах. Например возле раздевалки, где, кстати черным по белому написано <Для девочек>” Про два визита к упомянутой раздевалке не знал никто кроме него самого. По-крайней мере, Димка на это очень рассчитывал: в конце концов, если бы узнал кто-нибудь из девчонок или учителей сейчас же сообщили бы директору или маме, а поверить в то, что кто-то из ребят его видел и не разу за месяц даже не намекнул, было просто невозможно. Пока он без особого успеха придумывал как вести себя дальше (здравый смысл подсказывал, что надо все отрицать, но Димка был так напуган необъяснимым появлением незваной гостьи и ее совершенно излишней на его взгляд осведомленностью, что не был уверен в том, что сумеет не выдать себя) незнакомка, как ни в чем не бывало, продолжала.
“Что ж поговорим обо мне. Тебе вероятно известно, что в это время года детям, которые хорошо себя вели, дарят подарки на Рождество или как у вас на Новый год. Неужели мама не рассказывала тебе, кто приносит эти подарки и дарит их детям? ”
“Дед Мороз?”- неуверенно протянул Димка. Вообще-то он был рад тому, что разговор ушел в сторону от темы девчачьих раздевалок и мальчиков которые гуляют поблизости от них, но по-правде говоря, в последнее время он не особенно верил в Деда Мороза, да и упоминание о том, что подарки полагаются только “хорошим” детям его не обрадовало – что-то подсказывало ему, что мальчики временами бывающие у раздевалок в этот список “хороших” могут и не попасть.
Незнакомка издала саркастический смешок.
-Дед Мороз! Ты бы еще вспомнил о лешем, бабайке и… кто там у вас еще есть... Даже такому неучу как ты должно быть известно, что подарки детям приносит святой Николай. Впрочем, все дети теперь невежественны – никто из них не знает, что святой Николай жил в Ликии и был епископом Миры. А о том, что у него была дочь и раньше почти никто не знал.
-Так вы? –недоверчиво протянул Димка .
-Ну вот, ты и сам догадался кто я, а то, что я знаю про тебя все, что мне нужно я уже продемонстрировала. Можешь звать меня Елена Николаевна. Вернемся к делу. Есть еще кое-что, о чем нынешние дети совсем позабыли. Святой Николай не только дарил послушным детям подарки, он еще и наказывал детей непослушных и нерадивых. Но дело в том, что детей с каждым столетием становиться все больше, а послушных среди них, к сожалению, все меньше. И неудивительно ведь розги нынче используются намного реже, чем следовало бы. Кстати, именно их отец многие годы с успехом применял для наказания маленьких негодников вроде тебя. Впрочем, я отвлеклась. Как я уже сказала детей, которых надо наказывать все больше, и мой дорогой отец уже не может справляться с этим в одиночку, потому что тогда он не успеет проследить за тем, чтобы эти бездельники эльфы приготовили и упаковали подарки для всех послушных детей и развести их по домам. Пришлось мне взять на себя ту часть его обязанностей, которая касается наказаний. Впрочем, моя работа легче сейчас гораздо легче. Сейчас в моде “гуманный” подход, поэтому мы тоже перестали пользоваться розгами и просто лишаем непослушных детей подарков на несколько лет, в зависимости от тяжести совершенных проступков. Да, кстати…
Тут незнакомка протянула левую руку и на ее вытянутой ладони, совершенно непонятно откуда возникла что-то вроде книжки размером примерно в половину обычного листа бумаги, а толщиной примерно в два Димкиных мизинца.
“Не хочешь почитать?” слегка насмешливым тоном осведомилась Елена Николаевна. По-правде говоря в этот момент, Димка хотел только одного – проснуться. Он даже крепко зажмурил глаза и затих на несколько секунд, надеясь, что вот-вот услышит спасительный звон будильника (оказывается и этого ненавистного каждому ребенку, да и большинству взрослых, звука можно ждать с радостью). Увы, никакого звона он не услышал, а открыв глаза, увидел перед собой вечернюю гостью, по-прежнему протягивавшую ему книжицу с усмешкой даже еще более ехидной чем раньше. Тяжело вздохнув, он взял книжку из ее рук и открыл ее на выбранной наугад странице. Даже беглого просмотра Димке хватило, чтобы понять, что перед ним, полная, дотошно составленная буквально по часам запись всех его проступков за истекший год. До злополучного визита к раздевалке он не дошел (дело ведь было совсем недавно, а ужасная книжка была составлена по дням, и значит, соответствующая запись должна была находиться ближе к концу), но увы, были там и другие эпизоды. Например, описание весьма удачной недельной симуляции ОРЗ, которая в марте помогла ему избавиться от очередной контрольной и сдачи нескольких особенно противных нормативов по физре. И если бы только это!
-Как видишь за год ты натворил более чем достаточно. Да и раньше ты вел себя не лучше, просто тогда тебе все сходило с рук как малолетнему. Но думаю сейчас ты уже достаточно взрослый и это значит, что за проступки придется отвечать. Полагаю на ближайшие три года о подарках ты можешь забыть. Впрочем…
Минут сорок спустя, пытаясь справиться с болью, Димка все еще не мог поверить в то, что случилось затем. К сожалению, боль, которая была вызвана тем, что он со всего размаху пнул ногой ножку стола развеяла последнюю надежду на то, что все произошедшее было дурным сном. А раз так, то стоило еще раз попытаться обдумать то, что сказала эта Елена Николаевна. Сначала она все тем же насмешливым тоном сообщила, что сама-то она верит в “старые методы”. Потом еще минут пять распространялась про то, как эффективны розги (это слово она произносила с явным удовольствием, а еще больше ей, кажется, нравилось то как, он вздрагивал каждый раз, когда его слышал) в вопросе воспитания детей и даже упомянула о том, что ее саму в детстве частенько секли и, она в этом убеждена, это пошло ей только на пользу (здесь Димка поймал себя на мысли, что или “Елена Николаевна” заблуждается по поводу эффективности этой меры или ее секли все же недостаточно часто, но тут же спохватился, что если сторонница старых методов может доставать из ничего книги и появляться из ниоткуда в чужих комнатах она возможно умеет и читать чужие мысли). Очередная речь на тему эффективности виноградной лозы как инструмента воспитания тем временем закончилась и Елена Николаевна, упомянув, что у нее нет времени самой пороть каждого шалопая, перешла к тому, что она назвала “альтернативным вариантом”. Альтернатива, по мнению Димки, была явно из той же категории что и выбор хрена вместо редьки. За неделю оставшуюся до Рождества, он должен был не только признаться в своих наиболее серьезных проступках трем людям, которые пострадали от них больше всего, и не просто признаться, а убедить их, что наказанием за эти проступки должна быть порка и получить порку от каждого из них, притом порка должна быть настоящая, а не “понарошку”, иначе ее не засчитают. Впрочем, заметила Елена Николаевна, если тот, кто будет наказывать, решит ограничится небольшим число ударов она не станет считать это нарушением их договора. Более того, учитывая то, что он живет в городе, где трудно найти не только виноградную лозу, но и любой другой прут достаточной гибкости она не возражает против любого приспособления, которое позволит задать ему хорошую порку. Все это было произнесено самым деловым тоном и безо всякого выражения, так, будто речь шла о чем-то вполне обычном и естественном.
Больше всего, Димку поражало то, что он согласился. Конечно, перспектива остаться без подарков на три года его не радовала, но, по правде говоря, даже одна порка превышала общее количество подобных наказаний полученных им за всю жизнь. Наверное, было еще не поздно отказаться от “альтернативного” варианта, когда Елена Николаевна сообщила, что имена тех, перед кем ему предстоит извиняться, она будет сообщать ему поочередно, а первый из них его мама (“Мог бы и сам догадаться” – упрекнул себя Димка). Почему он не отказался тогда? Может потому, что все еще надеялся, что это сон? Теперь, когда надеяться на это не приходилось, надо было думать что делать.
После ужина, он еще час сидел в своей комнате и подбирал слова. Наконец Димка встал и вышел из комнаты. Сердце билось с утроенной скоростью, ноги почему-то слушались хуже обычного. Мама сидела в гостиной и смотрела телевизор. Димка и сам толком не помнил потом, как сбивчиво, путаясь и пытаясь унять волнение, он перечислял все свои проделки за прошлый год. Смутно помнил только то, что звук телевизора пропал почти в самом начале его рассказа. Наконец он выпалил заранее приготовленную фразу: “Я очень виноват и думаю я заслужил порку”. Фраза была ужасная, какая-то ненастоящая, будто вычитанная из какой-то книжки, но лучше он ничего не придумал, а сидеть и дальше в комнате, прокручивая в голове то что сейчас происходило и придумывая что-нибудь звучащее менее глупо, у него просто не было сил. Закончив, он наконец оторвал глаза от ковра и взглянул на маму. К его удивлению в ее глазах был не гнев и не расстройство, а что-то вроде удивления.
-Знаешь сынок, я конечно немного расстроена тем, что ты делал иногда такие нехорошие вещи и я, наверное, очень рассердилась если бы о чем-нибудь из этого я узнала сама и даже, наверное, наказала бы тебя хотя и… ну, не тем способом о котором ты сейчас сказал. Но я очень рада, что ты такой раскаиваешься, что ты сам мне все рассказал и даже готов понести наказание. Наверное ты действительно уже совсем взрослый и , вообще, ты гораздо лучше чем ты думаешь. Так, что я думаю, на первый раз я тебя прощу и мы обойдемся без порки.
В другое время Димка, наверное, обрадовался бы, что дело обернулось именно так. Но Елена Николаевна выразилась очень четко – он должен получить порку и порка должна быть настоящей. Да и не только в этом было дело. Мама думает, что его замучила совесть и он решил все рассказать сам, а ведь если бы не эта проклятая Елена Николаевна он и не подумал бы ничего рассказывать. Она думает, раз он рассказал ей все, значит действительно уже взрослый. Он и сам думал, что он уже взрослый, а выходит что это не совсем так. Сейчас ему впервые стало действительно стыдно. Может быть, после порки он почувствует хоть какое-то облегчение.
-Нет мам, правда, я чувствую что заслужил. Мне от этого станет легче. И потом, проще будет исправится
-Дим, я ведь тебя никогда так не наказывала. А вот мой папа, твой дедушка, в честь которого я тебя назвала, меня в детстве иногда порол за серьезные провинности. Это очень неприятно. Знаешь, папа всегда говорил, что если уж решился выпороть ребенка, то надо пороть больно, иначе все впустую. Ты точно выдержишь?
-Не знаю. Должен, наверное, выдержать... раз виноват
-Тогда ступай в свою комнату и подожди меня, а я пока подумаю какого наказания ты заслуживаешь.
Десять минут, проведенных Димкой в комнате были, наверное, самыми мучительными в его жизни. Наконец вошла мама. В руках она держала щетку для волос с плоским овальным основанием из дерева. Она села на кровать, положив щетку неподалеку, и повернувшись к нему спросила: “Ты уверен, что готов получить наказание?”
Димка только слегка наклонил голову (произнести “да” он был уже не в силах).
-Тогда, иди к мне.
Димка стоял как манекен, наблюдая за тем как мамины пальцы расстегивают пуговицу на джинсах, а затем и молнию. Когда джинсы упали вниз к самым щиколоткам, мама левой ладонью легонько надавила ему на шею, а правой несильно хлопнула по попе, видимо давая понять, что надо нагнуться. Через несколько секунд он уже лежал у мамы на коленях лицом вниз, чувствуя себя уже даже не манекеном, а чем то вроде тряпичной куклы. Но подготовка к наказанию, оказывается еще не была завершена. Сначала он почувствовал, как кверху задирается край футболки, затем мама взялась за резинку трусов.
-Ма, не надо
-Надо сынок, поверь мне. По настоящему наказывать можно только по голой попе.
Резинка трусов плавно спустилась к коленям и его поза стала совсем уже нелепой: глаза устремлены куда-то в ковер, носки едва касаются земли, голая попа оттопырена самым вызывающим и постыдным образом. В довершение всего, он почувствовал, как одна из маминых ладоней слегка надавила ему на спину, а вторая легла поперек ягодиц.
-C начала я хорошенько отшлепаю тебя ладошкой за лень и непослушание, а затем возьму щетку и мы разберемся с провинностями посерьезней.
Димка ничего не ответил – да и что было отвечать?
Первые десять шлепков, Димка выдержал, почти молча, хотя они и были очень болезненными. Но время шло, шлепки становились все более обжигающими, нижняя половина попы уже основательно горела и он начал постанывать, ойкать, а потом и вскрикивать. Шлепки сопровождались размеренной нотацией о том, что именно так всегда наказывают ленивых и непослушных мальчиков. Наконец последовало затишье длиной секунд в семь –восемь. Димка не успел толком обрадоваться –ему вспомнились слова о том, что после шлепков будет еще щетка. Впрочем, ужаснуться он тоже почти не успел, так как уже в следующую секунду ощутил легкое похлопывание чем-то твердым и плоским, а еще через секунду щетка звучно приземлилась на и без того уже горящую попу. По сравнению со щеткой удары рукой были вполне терпимыми. Щетка обжигала, а место, в котором она приземлялась, сильно болело, по крайней мере, еще секунды две. До этого очередной шлепок ладонью настигал попу еще до того как заканчивалось жжение от предыдущего, теперь же щетка опускалась на попу через равные промежутки , то есть почти сразу после того, как начинало проходить первое жжение от предыдущего удара. Хуже всего было то, что невозможно было предугадать, куда щетка приземлиться в следующий раз. Удары щеткой сносить терпеливо уже совсем не получалось и после каждого удара Димка вскрикивал, а где то между шестым и седьмым и вовсе закричал что-то вроде “Ай, не буду больше.” Чего именно он не собирался делать Димка и сам точно не знал, фраза как-то сама выскочила из подсознания. По-видимому, имелось ввиду, что он не станет делать ничего, что могло бы привести к ситуации, в которой его так больно бьют щеткой по голой попе. “Конечно, не будешь сынок, но сейчас я тебя наказываю за то, что ты уже сделал. Так что придется потерпеть”: ответила мама и уже секундой позже щетка впечаталась в попу вызвав новый выкрик. Пришлось терпеть. Димка уже не пытался сдерживаться: он и вскрикивал, и болтал ногами (насколько позволяли спущенные джинсы и трусы), и пытался ерзать на коленях в тщетной попытке хоть как-то уберечь попу от очередного шлепка щеткой, а фразу “не буду больше” выкрикнул еще раз пять или шесть. Пару раз из глаз высочили и скользнули вниз по щеке несколько слезинок. Наконец когда Димке уже стало казаться, что удары будут сыпаться вечно, а нижняя часть ягодиц сейчас вспыхнет огнем, удары прекратились.
-Ну, вот и все. Теперь можешь встать
Дважды просить его было не надо. Димка поднялся, немедленно натянув трусы, и только затем попытался потереть попу, надеясь хоть немного ослабить боль и жжение (вышло еще хуже – каждое прикосновение к ягодицам вызывала тупую боль). Он взглянул на маму и увидел, что она беззвучно плачет. Вообще-то они сам готов был расплакаться, но в эту секунду боль и стыд внезапно отступили на второй план. Следующие секунд сорок он пытался ее утешить. Успокоившись, мама сообщила ему, что он может вытворять что угодно, но пороть она его больше не станет, даже если он снова сам ее попросит, потому что ее нервы этого не выдержат. Димка в свою очередь пообещал, что больше не будет делать ничего такого, за что его следовало бы пороть (попа по прежнему нестерпимо болела, так что это обещание далось ему очень легко) а, если случайно сделает что-то плохое то немедленно признается.
Когда они перестали извиняться друг перед другом, Димка с огорчением установил что джинсы не самая удобная одежда для того, чью попу только, что обработали щеткой. Сидеть, а значит и смотреть телевизор, тоже оказалось совершенно невозможно и Димка отпросился в свою комнату “спать”. Спать он, конечно, не собирался да и рано еще было, поэтому, скинув наконец джинсы, он просто улегся на кровать (конечно на живот) и потирая пострадавшее место стал думать. Сперва он думал о том, как постыдно и по-детски вел себя во время наказания –ведь настоящий мужчина должен терпеть боль, а не взвизгивать и дрыгать ногами. Потом мысль как-то сама перескочила на несчастных, которых так наказывают за каждый проступок, за каждую двойку. Пожалуй, тут и сам не заметишь, как станешь отличником.
-Ну что ж, для первого раза неплохо
Елена Николаевна, как и прежде, появилась в комнате бесшумно и вела себя крайне бесцеремонно. “Лежи, лежи”-насмешливо протянула она видя, что Димка попытался вскочить.
Должна сказать, что мама тебя явно пожалела. Я на ее месте всыпала бы тебе гораздо больше. Но, повторяю, на первый раз тебе хватит и того, что ты получил.
“Вы что подсматривали?”-простонал Димка. Вот уж не повезло, так не повезло. Во всех сказках, даже если колдунья злая она просто сажает ребенка на лопату, отправляет в печь, а потом съедает. По крайней мере, не заставляет его просить о порке и выслушивать ее ехидные замечания и дурацкие поучения.
-Крайне глупое замечание. Должна же я была удостовериться в том, что все по настоящему. Как бы то ни было, пришло тебе время узнать, к кому ты отправишься дальше
С этими словами она сунула ему под нос листок.“Ни за что! Она-то какое имеет право?”-возмутился Димка пробежав глазами надпись на листке.
-Во-первых, ты прекрасно знаешь какое. Это к вопросу о том кто и за кем подсматривал. Во-вторых, это глупо. Ведь первую-то порку ты уже получил. Если сейчас откажешься получится, что зря. Ну это с твоей точки зрения, конечно. По мне-то хорошая порка тебе только на пользу. А в-третьих, ты ведь и сам знаешь, что заслужил. Просто признаться боишься. Впрочем, делай как знаешь. Условия тебе известны. Завтра ходить не советую – думаю, будет еще болеть после сегодняшнего и следы не все сойдут. Как раз будет день на то, чтобы принять правильное решение. Но помни, времени у тебя немного. Тебе ведь, не считая этой, еще одна порка положена.
И на этой “оптимистической” ноте Елена Николаевна исчезла.
Весь следующий день, даже не смотря на то, что была суббота, Димка просидел дома. Во-первых, попа действительно еще немного побаливала, но главное он не мог перестать думать о второй порке. Танька Южина! Это же надо придумать. Ну ладно мама. Многих ребят из класса наказывают родители. Валерку и Юрку. Мишку вообще за каждую двойку дерут - он сам рассказывал. Про девчонок точно ничего не известно – не такие они дурочки чтобы ему рассказывать, да и пороть их вроде бы не за что, но кто знает. Может некоторые из них потому так и ведут себя, что их порют. Так ведь их всех порют родители, взрослые. А Танька одного с ним возраста. Они с первого класса вместе учатся. Да разве только в этом дело. И даже не в том, что она самая красивая девчонка в классе да еще круглая отличница с того самого первого класса. Все дело в ее ужасной привычке всех поучать, делать ехидные замечания, постоянно подчеркивать (особенно в разговорах с ним), что она вся такая из себя чудесная девочка, гордость родителей, а он Димка шалопай и двоечник. Да, он бывало устраивал ей всякие мелкие пакости, скажем в прошлом месяце подсунул ей в парту лягушонка, а в ранец ежа (предварительно стянутых из живого уголка), но ведь должен был хоть как-то отплатить ей за ее невыносимое зазнайство и постоянное поддразнивание. И за это его будут пороть, да еще сама Танька? Какое право эта ведьма Елена Николаевна имеет требовать от него такого? Да и вообще, он не виноват, что девчонки такие трусливые. Ну прыгнула на нее эта лягушка. Что она убила ее что ли?
“А раздевалка?” спросил неприятный тоненький голосок.
Чтобы окончательно прояснить случай с раздевалкой, надо объяснить, что занятия в бассейне у мальчиков и девочек были отдельно (у мальчишек в четверг, у девочек вторник). Добавим к этому, что раздевалка девочек по необъяснимой прихоти строителей выходила окнами в коридор который собственно и вел к раздевалкам и после того, как учитель вслед за классом проходил через него (в отличие от учеников, которым полагалось переодеться и через душевую идти в бассейн, учителя, проходя через комнату, использовавшуюся как кладовка, направлялись прямо к бортику бассейна) становился совершенно безлюдным. Разумеется, это было не важно, потому что окна находились на высоте почти два метра и заглянуть в них было невозможно. Точнее было бы невозможно, если бы не постоянный ремонт проводки в коридоре и раздевалках и не привычка монтера бросать стремянку, а не запирать ее в кладовке как полагалось по инструкции. Самому монтеру и в голову не приходило, как еще можно использовать стремянку, потому что проводку он чинил только после окончания занятий. И не Димкина вина в том, что он один догадался, что, дождавшись пока учительница пройдет можно заглянуть в крайнее правое окно раздевалки. И не он, Димка, придумал дурацкое правило, по которому нельзя было прийти уже в купальном костюме, а надо было почему-то непременно приносить его с собой и переодеваться перед началом урока. И уж совсем не его вина, что именно Танькин шкафчик был лучше всего виден с его наблюдательного поста, и что она переодевалась дольше всех. Правда, надо признать, что во второй раз он пришел посмотреть уже специально на Таньку. И дело здесь было не только в том, что у при всех ее недостатках фигурка у Южиной была на загляденье. Представьте себе насколько легче выслушивать очередную порцию нравоучений вперемешку с колкостями из уст образцовой девочки-отличницы, если в этот момент вспоминаешь, как эта девочка-отличница спускала трусики.
Что ж, возможно, подсматривать и не очень хорошо, но с другой стороны, кому от этого хуже. Танька ведь даже ничего не знает, а раз не знает, значит и не расстроиться. А вот ему, по милости любительницы традиционных методов Елены Николаевны, придется уговаривать ее, чтобы она его выпорола. И если она согласится, придется снимать штаны перед ней. А если нет, она не только все узнает и жутко разозлится, но, кроме того, все что было, окажется напрасным – и признание и вчерашняя порка. Пожалуй, пусть бы уж лучше все-таки согласилась, может хоть злиться потом не будет, если конечно не запорет его до смерти со зла.
К сожалению, принятое решение совсем его не успокоило, и когда на следующий день он подходил к дому, в котором жила Танька, сердце опять стучало как ненормальное. Впрочем, сперва ему, можно сказать, повезло. Несмотря на то, что было воскресенье, Танька была дома одна (не при родителях же обсуждать такие вещи). Войдя в ее комнату, он почувствовал, что просто не сможет сказать ей все как есть. Но дольше молчать было нельзя. Опустив глаза, он стал глухо, голосом совсем не похожим на его собственный рассказывать ей обо всем. Обо всем чего она не знала и не должна была узнать. Каждую секунду он ждал, что его прервет возмущенный окрик или гневная отповедь, но как ни странно Танька молчала. Закончив, он сглотнул, все еще не решаясь посмотреть на нее.
-Ну. Петров, такого я даже от тебя не ожидала.
-Тань, я … мне правда очень жаль
-Жаль? Да если бы я узнала, что мой сын делает такие вещи я бы его выпорола как сидорову козу.
“Кажется, ее мне упрашивать не придется”- подумал Димка.” Ну выпори.” - сказал он, надеясь, что голос дрожит не очень сильно.
- Тебе кажется, что это повод для шуток? Зачем ты вообще мне все это рассказал?
- Нет, правда. Мне стыдно, поэтому и рассказал.
-Ну что ж.. Одевайся, пошли.
-Куда?
- Готовиться к воспитательному процессу.
“Подготовка к воспитательному процессу” походила в том самом парке, на который он, ничего не подозревая, смотрел еще два дня назад. О том какое именно отношение поход в парк имеет к предстоящей порке догадаться было несложно: спасибо Елене Николаевне с ее лекциями о прутьях. Больше всего Димку поразило, как быстро Танька нашла кусты с какими-то удивительно гибкими и ровными прутьями (черт его знает, что это был за кустарник. Орешник что-ли? ), как уверенно она командовала, указывая какие именно прутья срезать (у нее с собой был не только нож, но и пакет в который были сложены прутья). Казалось, что она уже не первый месяц готовилась его выпороть.
Когда они вернулись в квартиру она повернулась к нему и коротко бросив “Марш в мою комнату” и ушла куда-то с прутьями. Войдя в комнату, он остановился у дивана. В ванной зашумела вода. Шум воды слышался еще секунд десять, а затем в комнату вошла Таня. Сейчас он не мог называть ее иначе - она казалась ему гораздо более взрослой, как будто он провинившийся первоклашка, а она строгая старшая сестра. Взгляд как-то сам собой упал на мокрые прутья, которые она держала в правой руке.
- Ты еще не готов? Ну-ка немедленно раздевайся.
Он разулся, стащил носки, стянул через голову свитер и стал дрожащими пальцами расстегивать рубашку.
- Ты долго собираешься копаться? Ну вот что, если через тридцать секунд ты не снимешь штаны и не ляжешь на диван, получишь двадцать штрафных горячих.
Пришлось торопиться. Кое-как справившись с рубашкой и стянув джинсы, он упал поперек дивана.
- Ну что ж, в тридцать секунд ты уложился. А это что такое? – сказала Таня оттягивая пальцами резинку трусов.
- Нет, Димочка, трусики придется спустить.
“Она со мной разговаривает так как будто мне года три” –подумал Димка. В этот момент ее пальцы зацепили резинку с двух сторон и уже через секунду трусы уже были стянуты к самым щиколоткам. Затем она протянула ему подушку.
- Подложи.
Димка не понял, зачем ей нужно, чтобы он положил подушку под голову, но в нынешнем положении лучше было не спорить.
- Ты что издеваешься? Подушку надо подкладывать сюда. – недовольным тоном произнесла Таня, сопроводив эти слова звонким шлепком по попе. Роль воспитательницы определено пришлась ей по душе.
- Приподнимись – скомандовала она, и влепила ему очередной еще более звонкий шлепок.
По прошествии десяти секунд подушка была размещена “правильным” образом. А затем послышался свист. “Начинается” – подумал Димка и весь сжался в ожидании первого удара. Но удара не последовало. Вместо этого он услышал, как еще раз устрашающе свистнул прут. Наконец он почувствовал легкое похлопывание кончиком прута по попе. “Ну Дима” –услышал он голос Тани, которая в этой новой непривычной для каждого из них роли почему-то предпочитала называть его по имени, чего почти никогда не делала в школе- “Сейчас я хорошенько выпорю тебя за то что ты натворил.” Секундой позже раздался знакомый уже протяжный свист и первый стежок прута обжег обе половинки его попы. Димка с трудом сдержался, чтобы не вскрикнуть. Новый свист заставил его напрячься, отчего следующий удар вышел еще больнее. “Нравиться? Вот тебе, вот тебе, будешь знать! Всех вас мальчишек надо каждый день розгами драть, а таких как ты почаще.”- приговаривала Таня. Каждая ее реплика заканчивалась очередным болезненным стежком. Прут пробирался все ниже и ниже по обнаженной Димкиной попе оставляя за собой дорожку из ноющих следов. Уже к четвертому стежку он понял, что не может больше сдерживаться и почти после каждого удара вскрикивал, а когда прут, в очередной раз, просвистев в воздухе, хлестнул ту часть попы, которая соединялась с ногами крикнул: “Ай, не надо больше.”
- Почему? – еще один стежок лег диагонально, пересекая все еще горящие следы предыдущих.
- Я больше не буду!
- Все вы так говорите. – новый стежок продолжил начатую предыдущим диагональную сетку.
- Правда, не буду!
- А что не будешь? – очередной укус розги был таким болезненным, что Димка вместо ответа лишь жалобно вскрикнул. А дальше было еще хуже. Розга стегала все больнее и после каждого удара следовал очередной вопрос: “Подсматривать будешь?”, “Хулиганить будешь?”, “Лягушек подсовывать будешь?”. Но сколько Димка не уверял, что больше не будет, следовал лишь новый удар прутом и новый вопрос. Обе половинки уже нестерпимо горели, когда удары вдруг прекратились. Димка с облегчением схватил ладонями исхлестанные ягодицы, стараясь хоть немного унять жжение. Увы, почти сразу он услышал, как Таня сказала “Убери руки. Порка еще не закончена, мне просто надо было взять новый прут.” “Тань” – жалобно протянул он - “пожалуйста, не надо больше. Я правда уже все понял и больше так не буду.”
- Мы закончим, когда я скажу. Немедленно убери руки или я буду стегать тебя по рукам пока не уберешь, а потом получишь десять штрафных по попе. Считаю до трех. Раз, два.. Вот так. И попу повыше подними, нечего вжиматься в подушку.
И порка продолжилась. Димка пытался крутить попой, пытаясь избежать очередного стежка, снова и снова кричал, что больше не будет, обещал исправиться и вскрикивал после особенно болезненных ударов, но розга продолжала свистеть снова и снова обжигая ягодицы, а за спиной Таня знакомым “учительским” тоном объясняла, что скверных мальчишек надо сечь, почаще и побольнее, для их же пользы, что это послужит ему хорошим уроком, и что если бы его секли регулярно это пошло бы ему только на пользу. Поэтому, когда тот же голос произнес: “Ну хватит с тебя.” , Димка не поверил своим ушам.
- Теперь одевайся и иди домой.
-Тань, ты меня теперь простишь?
- Когда прощу, позвоню. Иди, давай. Дверь закроешь сам. И на твоем месте я бы натянула трусы поскорее, а то вдруг еще родители раньше времени придут с катка.
Придя домой, Димка первым делом стянул облегающие джинсы, прикосновение которых к пылающей огнем попе было так болезненно, что по дороге домой он несколько раз с трудом сдерживался, чтобы не вскрикнуть и, повернувшись к зеркалу спиной и спустив трусы, попытался рассмотреть пострадавшее место. Ни крови, ни каких-либо устрашающих ран видно не было, но вся попа была испещрена слегка вздувшимися красными полосками. Пожалеть себя он не успел – в зеркале было видно как в дальнем углу комнаты, как всегда, будто из ниоткуда, возникла Елена Николаевна.
-Вот это, гораздо лучше. Молодец Таня, всыпала тебе как следует
Пришлось спешно натягивать джинсы обратно – не хватало еще доставлять ей удовольствие.
- Надеюсь, ты готов узнать третье имя?
Но узнать третье имя ему было не суждено. Внезапно, совсем рядом с Еленой Николаевной возник мужчина. На вид он был гораздо старше, чем она: совсем седой, но крепкий, с широким лицом и окладистой, аккуратно подстриженной бородой. Одет он был также не по-зимнему, как и она, во что-то вроде просторной белой рубахи, плащ и сандалии. Но еще больше чем появление старика Димку поразила реакция Елены Николаевны. На ее лице отразилось нечто вроде смеси досады и смущения. “Елена” – негромко сказал старик- “Ты снова принялась за старое”.
- Но дядя!
- Сколько?
- Дядя, он …
- Я спросил сколько.
- Две.
- Безобразие!
- Дядя!
- Достаточно. Ты будешь наказана. До Нового года поможешь в упаковке. А следующие затем три месяца будешь разбирать почту.
- Дядя Николай, пожалуйста!
- Полгода! А если ты немедленно не отправишься домой будешь целый год заниматься почтой.
И состроив обиженную мину “Елена Николаевна” (теперь казалось странным называть ее так) исчезла.
В течение всего диалога Димка не проронил ни слова. Между тем старик повернулся к нему.
- Прости пожалуйста. Эта негодница называет меня дядей и порой даже представляется моей дочерью, но на самом деле она сестра моего двоюродного брата. Знаешь, в детстве она была совсем неплохой девочкой. Правда она любила смотреть, как секут мальчишек. Стоило ей только узнать, что кого-то из мальчишек живших по соседству должны высечь она тут же бежала туда чтобы подглядеть. Тогда это никого не удивляло - взрослые развлекались гладиаторскими боями или смотрели как людей травят хищными животными, когда казнили преступника весь город собирался поглазеть, а порка была обычным делом. Она рано умерла –ей и двадцати не было. Поэтому, когда я… ну, в общем, стал заниматься тем, чем занимаюсь сейчас, я попросил, чтобы ей разрешили помогать мне и иногда появляться в мире людей. Я надеялся, что эта возможность позволит девочке хоть немного развлечься, думал, что ее страсть к порке просто детское увлечение. Позже я понял что ошибся, но было уже поздно. Сначала она тайком ускользала и следила за каким-нибудь мальчишкой, чтобы дождаться, когда его будут пороть. В те времена обычно ждать приходилось недолго. Но потом она стала нетерпеливой и стала подбивать мальчиков на поступки, за которые их должны были выпороть или жаловалась на них родителям или учителям. Я довольно скоро узнал об этом и с тех пор не спускал с нее глаз, не позволяя отлучаться в ваш мир без меня. За последние триста лет ей ни разу не удавалось сбежать. А в этом году я был так занят хлопотами перед Рождеством… Мне правда очень жаль, что я вовремя не заметил ее отсутствия и не сразу нашел ее, когда обнаружил, что она снова сбежала. К сожалению, я ничего не могу исправить. Но я чувствую, что виноват перед тобой. Загадай желание и, я обещаю, оно исполниться.
Димка почувствовал, что по-прежнему не может вымолвить ни слова. Он не мог поверить в то, что услышал, в то, что произошло. Все, что ему говорили раньше, оказалось неправдой. Может и все что говорит старик неправда? Или это все-таки сон? Длинный, странный сон, сон в котором можно чувствовать боль и стыд и ощущать угрызения совести.
“Что ж” – сказал старик - “я понимаю, тебе нелегко во все это поверить. Но когда ты будешь готов, просто подумай о своем желании. Подумай и оно сбудется.” И с этими словами он растаял в воздухе. Димка по-прежнему не мог вымолвить ни слова. Он все еще не верил своим глазам. Желание? Он и сам не знал, чего именно он теперь хочет. Впрочем…
Как же не вовремя зазвонил телефон! Звонок - дребезжащий, бесцеремонный, настойчивый – прозвучал как раз в тот момент, когда желание еще только, только оформилось. Он и сам еще не успел обдумать его, понять действительно ли этого он хочет… Звонок не давал возможности подумать и нужно было ответить во чтобы то ни стало, чтобы все таки понять откуда взялось это странное желание.
- Дима?
“Удивительно”-подумал он:”не прошло еще и часа, а она говорит так будто ничего не случилось”.
- Здравствуй, Таня.
- Ну вот что, за прошлое я тебя простила – думаю ты уже достаточно наказан и надеюсь это послужит тебе хорошим уроком. Но, зная тебя, я думаю, ты еще что-нибудь натворишь. Думаю я смогу и дальше следить за твоим поведением, если ты конечно готов отвечать за свои поступки.
- Да конечно… спасибо.. я готов… отвечать…как… ну как сегодня.
“Господи”- подумал он: “Неужели это я говорю?”. “Разве не этого ты хотел?” – ехидно поинтересовался некстати вернувшийся тоненький голосок.
- Ну что ж, Петров я рада, что ты осознал, насколько тебе не хватает дисциплины и правильного воспитания. Встретимся через неделю у ворот парка в 17.00. Родителей дома не будет, так что пройдем по парку, наломаем свежих прутьев, а потом пойдем ко мне и обсудим твое поведение.
- Конечно, Танечка.
- И смотри не опаздывай! Предупреждаю: за каждые пять минут опоздания получишь пять штрафных. Кстати, я тоже могу что-нибудь натворить за эту неделю. Так, что можно будет поговорить и о моем поведении. Если конечно, после тебя останутся прутья …
Короткие гудки не мешали ему думать, а подумать было о чем. О том, почему святой Николай исполнил два желания вместо одного. О том, как он догадался, что именно эти желания и надо исполнить. А еще о том, что будет, если прутья все-таки останутся…
Иллюстрация: kindinov https://kindinov.com/