Будимир
Главное и мелочи
Юго-восточное шоссе недаром считалось одним их самых загруженных. Несмотря на будний день, наплыв машин из города был довольно плотным.
В этом стальном потоке никто не обращал внимания на темно-зеленый «пежо» с двумя женщинами в салоне. Одна из них, возраста «тридцать с большим» с сосредоточенным лицом крутила баранку, вторая, совсем еще молоденькая, нахохлилась на переднем сиденье.
***
Черная кошка пробежала между Надеждой и Алиной почти сразу, после прихода последней в дизайнерское бюро, где работала Надежда. Бойкая девчонка не понравилась Надежде с самого начала.
Экстравагантная, вся какая-то несерьезная, с металлическими колечками, где только можно, она вызывала раздражение одним свом видом.
Но небесталанная, чертовка.
В заглазной беседе, когда речь заходила о новенькой, Надежда в эпитетах не стеснялась.
Однако, вскоре она поняла, что Алина отвечает ей тем же самым. По косым взглядам, по прерванному разговору, когда она входила в комнату.
Придравшись к мелким недочетам, Надежда в пух и прах раскритиковала первый серьезный проект Алины. Та только молча сопела.
Через несколько дней, заканчивая собственный проект, Надежда подумала, что не все идеи новенькой так уж плохи. Вот цветовое решение, или эти веселенькие завитушки…
В короткой схватке с собственной совестью верх одержала совесть. Но боковой узор у Надежды все равно как-то сам собой получился похожим на произведение Алины.
На обсуждении новенькая не проронила ни слова.
Но на следующий день, придя на работу, Надежда увидела, что все собрались вокруг ее рабочего места. Она торопливо протолкалась вперед.
На ее компьютере красовался лист ватмана с нарисованной карандашом карикатурой.
Шарж был искусным и невероятно обидным.
Кровь бросилась Надежде в лицо. Она в два прыжка подбежала к Алине.
– Ты… ты!..
– Ну, я, – немедленно ощетинилась новенькая. – И что из этого?
Разговор «на повышенных» стремительно перерос в натуральную драку. С тасканием за волосы, пинками, воплями и царапаньем ногтями.
Надежда уже нацелилась, чтобы располосовать наглую курносую мордашку, как вдруг перед ней возникла широкая спина.
– Туше!
Старший менеджер Максим, который временно исполнял обязанности директора, услышал нетипичные для рабочего процесса звуки. Он ворвался в помещение как раз вовремя, чтобы растащить драчуний.
– Вы что, с ума посходили? – рявкнул он, свирепо вращая глазами.
На левой щеке Максима виднелись капельки крови. Алина все-таки достала его коготками!
Тут Максим увидел карикатуру, с минуту рассматривал ее, затем фыркнул:
– Кто автор? Ты? – он повернулся к Алине. – И что вы не поделили?
– Она… – начала было Алина и вдруг осеклась. – Это… личное.
– Не хочешь говорить… – в голосе Макса была слышна нешуточная злость. – Ладно.
Еще раз оглядев поле боя, Макс сказал, как отрубил:
– Миритесь. Как хотите. Иначе уволю обеих к едрене фене. Завтра же.
Оставшиеся на поле боя противницы обменялись испепеляющими взглядами.
Потом Надежда взяла карикатуру, взглянула еще раз и разорвала на мелкие клочки.
– Рви, рви, – сказала Алина тихо, но так, чтобы слышали все. – У меня еще мно-о-го интересных идей…
Весь оставшийся день в офисе царило тяжелое, душное молчание.
Когда же короткая стрелка на висящих у двери старомодных часах двинулась за цифру «6», и народ начал расходиться, Алина тоже направилась к выходу. Надежда загородила ей дорогу.
– Не так быстро, – сухо сказала она. – Прокатимся за город.
***
Вскоре машина свернула с магистрали. Попетляла по проселку и въехала в лес.
Осторожно проехав по полузаросшей колее еще около километра, Надежда остановилась.
Женщины вышли из машины.
– Зачем мы сюда приехали? – спросила Алина.
– Выяснять отношения, – спокойно ответила Надежда.
С этими словами она вынула из сумочки складной нож. Девчонка испуганно отпрянула в сторону.
Не обращая на нее никакого внимания, Надежда направилась к молодой поросли березняка, и стала срезать длинные прутья.
Нарезав потребное количество, она вернулась к машине и принялась тщательно очищать их от сучков и листьев.
Алина так и стояла рядом.
– Ты чего… выпороть меня собралась?
– Ага, – безмятежно сказала Надежда. – Давай, снимай штаны, художница. Сейчас мы тебя, как следует, распишем. Хочешь под хохлому, хочешь – под модерн…
С отвисшей челюстью Алина застыла на месте.
Надежда непринужденно добавила:
– Мне, вообще-то, без разницы. Я себе работу хоть завтра найду. А вот ты куда денешься, со своим незаконченным высшим?
Алина нерешительно переминалась с ноги на ногу, теребила ремень своих белых брючек.
– Давай, давай, – поторопила ее Надежда. – Я могу тебя и через штанишки обработать, но потом их придется выкинуть.
Как ни странно, именно этот аргумент подействовал. Девица нехотя стащила штаны.
– Майку повыше!
Алина покорно задрала майку.
– А теперь – пузиком на капот, – приказала Надежда.
Девица неохотно подошла к машине, и легла, как ей велели.
Надежда оглядела тугую попку, которую почти не прикрывали узенькие стринги.
«Сдернуть их? А ладно, и так сойдет».
После первого же удара Алина подпрыгнула и схватилась за попку.
– Это еще что такое! – прикрикнула на нее Надежда. – На место! А то привяжу, прямо за твои колечки африканские, и всыплю двойную порцию!
Шмыгнув носом, девушка вновь опустилась на капот.
Больше она убежать не пыталась. Сначала только шипела сквозь зубы, но вскоре начала вскрикивать.
Прут ровно посвистывал, оставляя розовые, наливающиеся краснотой, росчерки, хорошо заметные на светлой коже.
«Однако, с характером девочка, – подумала Надежда, выбрасывая пятый прут. – С виду и не подумала бы».
Несмотря на худощавую, почти мальчишечью фигуру, Алина обладала круглой тугой попкой, которую сейчас отчаянно стискивала под жгучими ударами. Руки наказуемой скользили по капоту, пытаясь за что-нибудь ухватиться.
– Вырвешь «дворники» – получишь так, что забудешь, как тебя зовут, – холодно предупредила девчонку Надежда.
Полоски на ягодицах и бедрах начали сливаться. Алина глухо выла, давясь слезами.
«Пожалуй, хватит с нее», – решила Надежда. Она полюбовалась на причудливый узор, украсивший филейную часть молоденькой выскочки. Не удержалась и добавила еще пару болезненных штрихов.
– Ну, все, можешь вставать, – сказала она девушке.
Какое там «вставать»? Алина как стояла, так и соскользнула на траву. Свернувшись в клубочек, она горько разрыдалась.
Сев на сиденье боком, и свесив ноги наружу, Надежда закурила.
Скосила глаза на Алину:
«Поплачь, поплачь, девочка, тебе это только на пользу».
Воспоминания, нахлынули, как всегда, нежданно…
***
…Залитая солнцем маленькая мастерская, в мансарде старого дома. Мольберты отодвинуты к стене, эскизы небрежно свалены в кучу. Хозяину мастерской срочно понадобилось свободное пространство. Сам он, Иван Ерофеевич, которого весь подъезд за глаза почему-то звал Котофеевич, был чрезвычайно занят.
– Мазюкать кисточкой по бумаге невелика премудрость, – гудел Котофеевич, размеренно выстегивая кизиловым прутом не по возрасту ядреный задик вцепившейся в стол Нади. – Художник должен не только смотреть, но и видеть. Отделять главное от мелочей!
Юная художница только всхлипывала и однообразно тянула:
– Ы-ы-ы…
После каждой такой экзекуции Надя давала себе торжественное слово, что никогда больше не переступит порог треклятой мастерской. Однако не проходило и недели, как она вновь звонила в знакомую дверь…
…Все началось с того, что, поймав десятилетнюю Наденьку за весьма неблаговидным занятием – криками с балкона «Дяденька Котофей!» – мать строго отчитала ее, поставила в угол, а напоследок добавила:
– А ты знаешь, что это он рисовал картинки к твоей любимой книжке?
С тех пор Наденька здоровалась со старым художником крайне уважительно. А в пятнадцать лет собрала свои рисунки и, отчаянно сражаясь с робостью, пошла к Котофеевичу – проситься в ученики.
К ее неописуемому восторгу, Иван Ерофеевич не отказал. Правда, методы обучения у него оказались весьма и весьма своеобразными. Но Надя мужественно терпела. Даже, уже будучи студенткой, она все равно забегала к старому художнику. И ничего, что обсуждение ее работ заканчивалось почти всегда одним и тем же…
С тех пор прошло много лет, старый дом уже снесли, а Котофеевич еще до этого переселился из мансарды под гранитную плиту на загородном кладбище. И художники-иллюстраторы сейчас не так востребованы, вот даже пришлось переучиваться…
Но уроки старого мастера Надежда помнила до сих пор.
***
– Как у тебя получается так? – спросила Надю сокурсница Мила. Спросила с откровенной завистью.
Надежда отошла от мольберта, критически осмотрела рисунок.
– Обыкновенно, – ответила она. – Просто надо уметь отделять главное от мелочей.
– Научи меня, – загорелась Мила.
Надя не стала отказываться. Научить другого человека, тому, что прекрасно умеешь сам, что же тут сложного.
Но дело шло из рук вон плохо. К тому Мила катастрофически теряла интерес к учебе.
И, подводя итоги недели занятий, Надежда решительно сказала:
– Так мы далеко не уедем. Придется применить средства для стимулирования восприятия и усвояемости.
– Какие? – заинтересованно спросила Мила. – Галлюциногенных поганок поесть? «Колесики» глотнуть? Так это мы мигом. Есть знакомый…
– Да нет, девочка, так просто ты у меня не отделаешься…
На следующий день Надя пришла к Миле с длинным пакетом.
Когда она развернула его, глаза «ученицы» широко распахнулись, а брови неудержимо поползли вверх.
– Давай-ка на стол!
Удивленно-испуганное выражение не сошло с мордашки Милы даже после того, как ее пухлую попку украсило десяток пунцовых полос.
– Ну, что, – Надежда отбросила прядь волос со лба. – Чувствуешь, как пробуждается жажда знаний?
– Ум-гу, – всхлипнула Мила.
– А это – для закрепления!
– Айййй!
Средство оказалось чудодейственным. У казавшейся безнадежной ученицы откуда-то прорезалось и воображение, и творческое мышление. К процессу «стимуляции» она привыкла быстро, и, порой, достаточно было недовольной гримаски «учительницы», как Мила тут же снимала трусы и ложилась на стол.
Правда период действия «лекарства» был невелик. Немногим дольше, чем с упитанной задницы Милы начинали сходить рубцы. Надежда искренне радовалась успехам ученицы, но постоянная заготовка прутьев вскоре начала ее напрягать. К счастью, выход нашелся сам собой. Стащенная в спортзале резиновая скакалка давала прекрасный эффект, при заметном сокращении времени воздействия…
Дипломная работа Милы получила высший балл. А после окончания учебы жизнь разбросала подруг. Встретились они уже на персональной выставке Милы.
Надежда едва узнала ее. Еще более раздобревшая, искрящаяся от комплиментов и похвал, Мила несказанно обрадовалась своей наставнице. За поцелуями и объятиями последовало не терпящее возражений приглашение в гости.
Мастерская Милы впечатлила Надежду. Сразу чувствовалось, что здесь работает талантливый, на диво плодовитый мастер.
Секрет вдохновения оказался тривиальным. Достаточно было взглянуть на украшавшую одну из стен коллекцию конской амуниции, почетное место в которой было отведено разнообразным стимулирующим изделиям. А на толстом деревянном столбе, подпирающем потолок, виднелись характерные потертости…
Надежда и сама не понимала, как дружеские посиделки с умеренными возлияниями переросли в нечто умопомрачительное. Кажется, они только что беседовали с Милой, и вот уже Надя стоит, обняв треклятый столб и всю одежду ее составляют волосы, к тому же собранные в узел, а бывшая «ученица» придирчиво выбирает место для первого удара, легонько касаясь вздрагивающего тела хлыстом.
Нет, вроде бы Мила показывала ей серию совершенно необычных эскизов… разговор соскальзывает на творческое стимулирование… и вот уже Надя «танцует» у столба под безжалостными укусами плети…
Словно затмение нашло, право слово… Конечно, посиделки двух молодых интеллигентных женщин могут далеко зайти, но чтобы настолько далеко…
В общем, как не раз потом говорила себе Надежда, вечеринка получилась на редкость запоминающейся. Рубцы и захлесты сходили очень долго. Что, впрочем, нисколько не испортило ее дружбы с Милой. Тем более, что она была немало сконфужена происшедшим, и, во время следующей встречи, предоставила Надежде свой сдобный круп «на поток и разграбление».
***
Наконец, всхлипы возле бампера стихли.
– Пришла в себя? – поинтересовалась Надежда.
Алина промычала что-то невразумительное.
Надежда взяла оставшиеся прутья. Задумчиво перечитала их. Более чем достаточно…
– Не-ет!! – увидев это, Алина вскочила и отбежала в сторону.
– Куда, дуреха! – раздраженно сказала Надежда. – Никто тебя трогать не собирается. Сегодня, по крайней мере.
Она быстро скинула юбку и рубашку.
– Теперь моя очередь, – сказала Надежда вытаращившейся на нее Алине. – Я ведь тоже перед тобой виновата.
Стащив кружевные трусики, женщина легла животом на капот. Недовольно поежилась – машина уже успела остыть… Обернулась к застывшей девушке.
– Давай, действуй. А то скоро комары налетят.
Алина нерешительно взяла розгу. Взмахнула ею.
Надежда переступила с ноги на ногу. Тело привычно напряглось в ожидании. Ноги выпрямились, приподнимая попу.
Вжикнув, березовый прут стегнул полные ягодицы. Не слишком сильно, без протяжки. Однако каждый последующий удар становился все болезненней – Алина успешно компенсировала свою неопытность молодой силой и злостью.
К тому же, девчонка начала ругаться.
– Мымра! Вот тебе! Вот! Корова старая! Вот! Выдра е…ая! Вот! Вот! Вот! Воровка!
Последнее было обиднее всего. Значит, девчонка все-таки заметила ее маленький плагиат…
Когда удары стали ложиться на уже напоротые места, кающейся пришлось нелегко. От невыносимой боли Надежда еле слышно постанывала. А когда Алина принялась полосовать ее бедра, ей стоило больших усилий не подпрыгивать.
«Только бы не вздумала между ног лупить», – мелькнула суматошная мысль.
Если бы поблизости случайно оказался прохожий, глазам его предстала бы крайне пикантная сцена. Симпатичная рыжая девчонка, в одном белье, что есть дури хлещет прутом роскошное тело покорно распластанной на капоте зрелой женщины. Причем попка и бедра девчонки тоже здорово исполосованы…
Неожиданно Алина отбросила прут. Опустилась на траву и разревелась по новой.
Надежда с трудом разогнулась. Господи, как же больно…
Алина буквально подползла к ней, и обхватила за ноги.
– Прости меня! Ну, прости же!
Надежда подняла ее, пристально посмотрела в глаза.
– И ты меня прости, – сказала она.
Женщины долго сидели, обнявшись.
***
Когда они выехали из леса, солнце уже клонилось к закату.
Закусив губу, Надежда вела машину. Нет сидеть было можно, но каждый поворот или ухаб, отзывался горстью раскаленных острых камешков под исстрадавшейся попой. Алька, паршивка сопливая, недолго думая, забралась на заднее сиденье и легла на живот, приспустив брючки. Надежда такую роскошь позволить себе не могла.
Однако все это были мелочи. А отделять главное от мелочей Надежда умела очень хорошо.