M/F, F/F
Марлен
Златовласка
http://hisharta.clubpn.org/библиотека
Глава 1
Чака-чак, чака-чак — мерно постукивают колеса… Регине весело было следить, как мелькают за окном маленькие аккуратные домики под черепичными крышами, окруженные буйно цветущими деревьями, как остаются далеко позади пригородные платформы, заполненые гуляющей публикой, как лес, густой и зеленый в своем разноцветье веток, подступает к самой колее, и кажется, что поезд пробирается в каком-то неведомом лабиринте.
Сказать по правде, Регине было весело от всего – и от солнечных лучей, то и дело заглядывавших в их узенькое купе, и от впервые надетого дорожного наряда, и от чуть сдвинутой на левую бровь новенькой шляпки, украшенной перышком голубой цапли, и… и от того, что напротив сидел Петри… важный, серьезный Петри, старающийся держаться так солидно, чтобы окружающие ни за что не подумали, что перед ними самый обычный студент.
Стеклышки пенсне в тонкой золотой оправе поблескивали, посылая солнечных зайчиков прямо в глаза Регине, отчего девушка жмурилась и хохотала, шутливо ругаясь на спутника и в то же время ревниво поглядывая на изредка проходивших по коридору попутчиков – догадаются ли они, что она уже совсем взрослая, и путешествует с кавалером по самому нужному и важному в жизни делу?
Разносчица пирожных звонко расхваливала свой товар, так что даже зануда Петрик не выдержал, оторвался от своего толстенного агрономического трактата, и, подозвав бойкую девицу, сунул ей в карман новенькую хрустящую купюру, получив взамен две свежайшие слойки с ягодным кремом и взбитыми сливками.
Официант принес чай, Регина забралась с ногами на бархатный диванчик и воздала должное лакомствам, не забывая при этом все так же радостно встречать и пасущуюся на лугу корову, и вышедших к поезду деревенских девчушек, упоенно разглядывающих проносящуюся мимо них пеструю чужую жизнь, и затейливой архитектуры водокачку, и старомодно одетого кучера, вышедшего к платформе встречать возвращающихся в поместье господ.
Солнце потихоньку стало клониться к вечеру, по вагону побежали внезапно удлинившиеся и посиневшие тени. Регина взглянула на крошечные золотые часики, притаившиеся под обшлагом жакета, и невольно почувствовала укол в сердце – пять часов. Наверняка мама уже вернулась из своего благотворительного комитета, Ритка с Даником тоже давно дома – уроки у них заканчиваются в два. Вот горничная идет звать старшую барышню к столу и возвращается растерянная, держа в руке незаклеенный конверт. И мама боится взять его, хотя уже догадалась, поняла, почему дочери нет дома, но еще пытается длить эту секунду, пока слово еще не произнесено и еще кажется… кажется, что можно все изменить, что ничего необратимого пока не произошло…
Регина упрямо тряхнула головой, от чего перышко закачалось в такт мыслям – ну и пусть, что теперь уж. Пусть будет так. «Так-так-так» — подтвердили колеса, дробно простучав по мосту над неширокой рекой. Паровоз зашипел, выпустив густую струю ослепительно-белого пара, и поезд остановился у дебаркадера, затененного от солнца узорчатым чугунным навесом.
— Ну все, приехали, — разминая затекшие от долгого сидения ноги, Петри прошелся взад и вперед по крошечному купе, сунул в саквояж свой знаменитый агрономический трактат и, высунувшись в окно, кликнул носильщика.
Ловкий смуглый парень с вьющимися темными волосами споро донес до пролетки петрин багаж, накрепко стянутый ремнями, и изящную дорожную сумку Регины, тайно купленную специально для путешествия.
Копыта дробно застучали по древним булыжным мостовым столицы, и девушка восхищенно завертела головой, только и успевая поражаться на высоченные – в целых шесть этажей – дома, богатые витрины с поднятыми по вечернему времени полосатыми маркизами, на гуляющую по бульварам нарядную публику. Эх, рассказать бы об этом всем подружкам из школы… Вот бы они рты поразевали, особенно толстая Лорка, которая дальше своего имения вообще никуда из городка не выезжала.
Минут через пятнадцать пролетка остановилась у невысокого особняка с колоннами, построенного, похоже, лет сто назад или около того. На звук из дома вышла высокая довольно полная дама с пышной прической. Несмотря на теплый вечер, дама куталась в шаль с длинными витыми кистями. Поднеся к глазам перламутровый лорнет на длинной тонкой ручке, хозяйка вгляделась в приезжих и широко раскрыла объятия.
— Петри, мальчик мой! – родственая встреча прошла весьма бурно, полная дама расчувствовалась, и даже Регина не сумела избежать ее жарких объятий. Вырвавшись наконец на волю, девушка поправила выбившийся из прически золотистый локон и с легким неудовольствием покосилась на своего спутника – Петрик никогда не говорил, что его тетушка столь экспансивна.
Усталых путешественников накормили, причем ужин был чудо как хорош. Многочисленные свечи освещали фарфор и хрусталь, уставившие крахмальную скатерть, серебряные приборы нежно позванивали, душистое вино словно само собой наполняло бокалы, заставляя комнату плыть вокруг все быстрее и быстрее.
Регина чувствовала, что она охмелела, но от этого ей стало только еще легче и веселее. Она смеялась чуточку тяжеловесным шуткам Петрика, старалась быть как можно нежнее и любезнее с тетушкой, небрежно отмахнулась – «а, ерунда!» — когда ей на юбку упала тяжелая густая капля сладкого и тягучего вина.
Потом чьи-то нежные руки подхватили ее, поманили за собой вглубь коридора, туда, где за распахнутой дверью белела кипенью простыней уютная постель с горкой подушек, легко и привычно расшнуровали башмаки, помогли освободиться от давно надоевшего, стянувшего словно панцирем костюма, и укрыли невесомым одеялом – спи, девочка, ты устала с дороги.
Глава 2
Солнечный луч пересек наискосок комнату, помедлил на оплывшем воском бронзовом подсвечнике, отразившись в воде кувшина, пустил по стенам крошечные бледные радуги, и, наконец, теплым пятнышком лег на щеку Регины.
— Ну не надо… не хочу… рано еще… – лениво отмахнулась она, слегка приоткрыла один глаз, и тут же с изумлением уставилась на незнакомые тисненые обои, покрывавшие стены до самого потолка.
Мгновенно припомнив все события вчерашнего дня, девушка вихрем вскочила с постели, налила воды из кувшина в таз, плеснула пару торопливых пригоршен в еще заспанные глаза и во мгновение ока оделась в давешний, порядком помятый костюм. Лучше было бы, конечно, надеть что-то более домашнее, но никаких других туалетов у Регины, откровенно говоря, с собой не было – Петри обещал в столице одеть подружку с ног до головы, поэтому из дома при побеге не было взято совсем ничего, кроме нескольких недорогих украшений и туалетного прибора.
Пригладив волосы щетками черного дерева, Регина распахнула дверь своей комнаты и прислушалась. Ого! Оказывается, спальня ее на втором этаже, а она и не запомнила, как поднималась вечером по лестнице. Впрочем… чего только с устатку не бывает.
Сбежав по ступеням, девушка прислушалась. Слева, из-за двери, прикрытой полуспущенной портьерой, доносились негромкие голоса. Проскользнув в комнату, Регина застыла на пороге – за убранным к завтраку столом сидела тетушка в компании нескольких молодых женщин. Одетые весьма небрежно, девушки лениво переговаривались, а при появлении Регины дружно уставились на незнакомку.
— Доброе утро, тетя, — Регина растерянным взглядом обежала столовую и, повинуясь милостивому кивку почтенной дамы, уселась за стол. Из-за плеча едва слышно возникла горничная и поставила перед девушкой чащку дымящегося кофе.
— Тетя, а где Петрик? Он что, еще спит? Вот не знала, что он у нас такой соня…
Под неподвижным взглядом матроны тон вопросов невольно становился все тише и тише, и последнее слово девушка произнесла уже почти шепотом. А потом и вовсе смешалась, почувствовав, что ее в упор разглядывают четыре пары любопытных глаз.
— Петри уехал, — в конце концов соизволила вымолвить хозяйка дома. – у него слишком много дел, чтобы позволить себе спать до полудня.
— Как уехал? – растерялась Регина, пытаяясь припомнить, говорил ли ей вчера спутник хоть слово о необходимости отлучки. – Он что, пошел по магазинам без меня? Но он же не знает, какие размеры…
Она почувствовала, что слова ее звучат жалко и глупо, и замолчала, переводя глаза с одного хорошенького личика на другое и пытаясь по ним получить ответ. Миниатюрная брюнетка разглядывала ее с явной насмешкой, рыжая зеленоглазая («русалка, самая настоящая русалка!») скучливо зевнула и отвернулась, а пышногрудая шатенка с прической в стиле античных римлянок сочувственно кивнула головой и прикрыла на секунду глаза – держись, мол, все равно деваться некуда.
— Петри уехал, — тоном, в котором сквозила нотка нетерпения, повторила хозяйка дома. – И вернется очень нескоро… если вообще вернется.
— Как нескоро? А как же я? – Регина пыталась уложить в голове только что услышанное. – Тетя, но как же так… его что, срочно вызвали?
Она пыталась найти хоть самую крошечную зацепку и оправдать так неучтиво исчезнувшего кавалера.
— А паспорт мой, деньги? – вдруг ужасом вспыхнула в ней новая мысль, — это же все было при нем. Тетя, он вам оставил мои документы?
— Пожалуйста, не называй меня больше тетей, — поморщилась почтенная матрона. – Меня зовут лана Клаудиа, будь любезна впредь именовать меня именно так.
— Про деньги мне ничего не известно, — продолжила она после секундной паузы, — а паспорт твой у меня, только он тебе больше не понадобится.
— Как не понадобится? Почему? – Регина чувствовала, что ее с силой затягивает какая-то жуткая трясина, из которой невозможно, не получается выбраться. Нет, это просто дурной сон, честное слово. Вот сейчас придет мама, разбудит ее и весь кошмар рассеется.
Девушка с силой ущипнула себя за левую руку, ойкнула от боли, но кошмар и не думал рассеиваться, только брюнетка фыркнула с явно написанным на физиономии выражением «Ой, ну и дура же!».
— Потому, то таким как ты… – дама вставила в свою мерную речь словцо, от которого кровь мигом бросилась к Регине в лицо, — паспорта не нужны. Кому ты сдалась такая…
От второго словца слезы сами собой выступили на глаза, но девушка попыталась взять себя в руки.
— Вы не смеете говорить со мной в подобном тоне, это самоуправство. Извольте немедленно вернуть мне мой паспорт, — уставившись немигающим взглядом прямо в желтые хищные глаза хозяйки, потребовала Регина.
— Кто дал вам право оскорблять меня подобным образом?
— Тоже мне, нашлась цаца, — с почтенной матроны мигом слетел весь ее светский лоск, — А как с тобой еще разговаривать, то…
От третьего непечатного слова Регина почувствовала, что еще секунда – и она с голыми руками кинется на бессовестную тетку. Но изложенная в трех коротких фразах вся история ее нежной и романтичной любви, вся ее тайна, так старательно хранимая от домочадцев с самой Пасхи, предстала таким грязным, скверным и пошлым приключением, что Регина, уткнувшись лицом в ладони, разрыдалась от ненависти и отвращения к самой себе, к подлецу Петри и к отвратительной бабище, опошлившей и осквернившей все самое светлое, что было у нее в жизни.
— Ну отдам я тебе паспорт – и что дальше? – скучливым тоном продолжила хозяйка дома, втолковывая неразумной девице само собой разумеющиеся истины.
— Думаешь, мать тебя обратно примет? Да зачем ты сдалась-то ей, дурочка? От тебя ж теперь позор один – нечестная, да еще с кавалером сбежала. А как он бросил – поджала хвост, принимай, дескать, обратно, маменька. Кто ж твою сестру потом замуж возьмет, если она из дома…
От нового словца Регина вздрогнула как от удара хлыстом. Да уж, нравы провинции она знала прекрасно. И какой скандал случился год назад, когда Марти – брат Катринки, тайно увез Лильку, которую не хотели отдавать за него замуж – помнила прекрасно. Но Марти Лильку не соблазнял, они сразу после побега обвенчались и потом простили прощения у родителей. И священник за них заступался тоже, ведь брак-то уже благословлен…
— Да и не доедешь ты до матери, — все так же мерно продолжала хозяйка. – И денег у тебя нет, и заработать не сумеешь. Разве что тем способом, которым тебя Петри обучил…
На этих словах брюнетка и рыженькая захихикали, словно дама сказала что-то очень смешное, а Регина, вскочив из-за стола, стремглав взбежала по лестнице и, с грохотом захлопнув дверь, упала на кровать, зажмурившись и накрепко зажав ладонями уши…
Глава 3
Регина сама не знала, сколько времени она пролежала, задыхаясь от слез и отчаяния. За дверью раздавались шаги и голоса, но девушка по-прежнему лежала словно мертвая, перебирая в голове разные возможности спасения. И все они казались невозможными, призрачными…
Неужели лана Клаудиа права и у нее нет никакого иного пути, кроме…? Нет! Регина с отвращением ударила кулаком по подушке и вскочила, словно ужаленная. Как же она забыла? Тетушка! Тетя Наталиа, крестная, давно отошедшая от светских утех и отшельницей живущая в крошечном поместье в Литорали.
Только бы найти денег на дорогу, а там кому какая разница, почему старшая племянница решила навестить дряхлеющую тетку! Старушка наверняка не откажет в приюте, а со временем забудется и побег, и все остальное… Все утрясется.
Намочив полотенце в успевшей согреться за день воде, Регина промокнула глаза, лоб, щеки. Краснота и припухлость еще оставались, но от этого уже никуда не денешься. Пригладив, насколько удалось, прическу и слегка расправив еще сильнее помявшийся от лежания костюм, девушка надела шляпку, взяла саквояж и толкнула дверь комнаты.
Что за чудеса? Дверь открываться не желала. Регина потрясла ручку, подергала дверь вперед-назад, все было без толку – она оказалась пленницей маленькой комнаты во втором этаже проклятого дома. В отчаянии девушка принялась стучать, надеясь, что поднятый шум привлечет внимание хоть кого-то по ту сторону двери. И точно – через несколько минут по коридору простучали торопливые каблучки и довольно грубый голос с простонародным выговором произнес:
— Не шумите, барышня. Не велено вас выпускать.
— Как не велено? – не поверила собственным ушам Регина. – Кем не велено? По какому праву?
— Хозяйка не велела, — понизив тон, сообщил все тот же голос. – так что вы уж сидите, барышня, не извольте хозяйку и других девиц тревожить, отдыхают они.
— Да какое мне дело до них до всех! – возмутилась Регина, снова ударяя костяшками пальцев в гулко отозвавшуюся филенку двери. – Не имеете права меня здесь замуровывать, тут вам не тюрьма!
— И вообще… вообще я в уборную хочу! Выпустите немедленно, не могу больше терпеть!
— Погодите минутку, барышня, сейчас спрошу, — каблучки застучали по коридору прочь и окончание ответа потонуло в их шуме.
От отчаяния Регина с силой прикусила зубами костяшки пальцев. Да что же за несчастье приключилось с ней, в конце-то концов! Острая боль неожиданно отрезвила ее. Что ж, раз первый план провалился, надо попробовать вырваться налегке. Кинув саквояж на кровать, девушка начала лихорадочно выбрасывать наружу одну вещь за другой. Не то, все не то…. Наконец, на самом дне, пальцы нащупали мягкую бархатную крышку футляра. Не Бог весь какие сокровища, конечно, но хоть какую-то сумму удастся у ювелира раздобыть, уж на билет-то самого нижнего класса должно хватить.
Сунув футляр в карман жакета, Регина вернулась на свою позицию подле двери, и очень вовремя – в замке уже скрежетал ключ.
— Выходите, барышня, — негромко произнес уже знакомый голос. – Пойдемте, провожу вас до уборной.
Дождавшись, пока дверь приоткроется хотя бы на ладонь, девушка стремительно толкнула ее в сторону и бегом бросилась вниз по лестнице, не обращая внимания на громкий стук и оханье – видимо, не ожидавшая подобного демарша горничная была изрядно ушиблена, но сейчас Регине было не до таких мелочей.
Входная дверь оказалась заперта на щеколду. Откинуть ее – одно мгновение, и вот уже Регина очутилась на улице. Пробежав на одном дыхании до ближайшего угла, свернув в соседнюю улочку и попетляв, под изумленными взглядами прохожих, еще минут десять, девушка в изнеможении прислонилась к грязной серой стене полуразваливающенгося дома.
Ну вот, на волю она вырвалась. А дальше что? Города она не знает, обратиться с вопросом не к кому, внешний вид вызывает изрядные сомнения. Да уж, в хорошенькую ситуацию она попала…
Немного отдышавшись и заправив под шляпку выбившийся на волю локон, Регина проверила, не выпал ли из кармана заветный футляр, и неспешным шагом гуляющей молодой дамы вышла из подворотни на залитую солнцем улицу.
По сравнению с их провинциальной глушью, столица производила впечатление просто ошеломительное. Стремительно несущиеся экипажи, толпы на тротуарах, зеркальные витрины с приспущенными по случаю солнечного дня маркизами, пестрые вывески, круглые афишные тумбы, цокающие по торцам мостовой копытами ослики, развозящие тележки с лимонадом, уличные артисты, вертящие сальто на вытертом коврике, брошенном в пыль у фонтана в чахлом сквере… И, самое главное, дома. Огромные, пузатые, в целых шесть этажей, как торт кремом покрытые лепниной и барельефами античных богов и героев.
Глаза разбегались во все стороны, Регина поймала себя на том, что старается запомнить побольше диковинок, чтобы рассказать младшим сестренке и братишке, и мысленно осеклась. Некому больше рассказывать… совсем некому.
Торговец лимонадом, зазывно звеня серебряным колокольчиком, остановился совсем рядом с ней, и девушка почувствовала, как мучительно хочется пить – ведь у нее с самого утра маковой росинки во рту не было. Но увы, в карманах не завалялось даже самого жалкого центино.
— Простите пожалуйста, — запинаясь от неловкости, обратилась Регина к торговцу, — мне нужно на главную улицу… а я заблудилась…
Торговец смерил девушку скептическим взглядом, хмыкнул себе под нос что-то маловразумительное насчет того, что больно рано красотка собралась на промысел, все почтенные лано еще в конторах сидят, но путь все же указал, благо, идти надо было совсем недалеко – два квартала вперед, свернуть направо, и потом, возле дома с голой девкой у ворот, еще раз направо.
Вспыхнув до кончиков ушей от скабрезного комментария, Регина нашла в себе силы поблагодарить новоявленного чиччероне и отправилась по указанному пути. «Голая девка» оказалась аллегорической скульптурой, символизирующей изобилие, и установленной в нише у самых ворот богатого особняка. А в двух шагах от нее действительно бурлила, кипела и пенилась главная улица Чалько, Троицкий бульвар.
Расчет Регины оказался верен. Где, как не в самом сердце городской торговли, должны были находиться ювелирные лавки? Пройдя мимо двух-трех, не внушивших доверия, девушка наконец толкнула тяжелую стеклянную дверь, окованную по краю медной полосой, и вступила под прохладные тенистые своды конторы «Папаша Юлиус и внук».
— Чем могу быть полезен, любезная ланчи? – Из-за прилавка возникла согбенная фигура, украшенная пышными сединами и порядком засалившейся крошечной черной шапочкой.
— Желаете что-нибудь купить? Имеем замечательные броши, новинка сезона – авантюрин. Самый подходящий камень для такой очаровательной дамы. Вы ведь любите авантюры, милая ланчи?
И этот туда же! Регина с трудом удержалась, чтобы не ответить какой-нибудь резкостью. В конце концов, кому какое дело до того, что она на свете любит? Не рассказывать же этому рассыпающемуся от дряхлости коммерсанту, что к авантюрам она уже прониклась отвращением до конца своих дней.
Подавив первое желание развернуться и выскочить наружу, Регина вытащила из кармана футляр с драгоценностями.
— Благодарю вас, но я хочу не купить, а продать. Сколько я могу получить за этот гарнитур?
В изумрудных бархатистых гнездышках поблескивали серьги, кольцо и цепочка с подвеской – бабушкин подарок на шестнадцатилетие. Говорили, что этот гарнитур вот уже лет сто переходил в семье из поколения в поколение, причем надевали его дамы исключительно по самым торжественным случаям.
Ювелир когтистой лапкой подгреб коробочку к себе поближе, вставил в глаз лупу и замер, напряженно изучая камни и крепления. Регина нетерпеливо оглянулась: хочешь — не хочешь, а выставленные в витринах сверкающие броши и кольца невольно притягивали взгляд.
— Нууу, тайлов двадцать я вам дам, не больше, — раздался за спиной скрипучий голосок ювелира. – Такая поделка дороже не стоит.
Глава 4
— Как двадцать?! – не поверила Регина своим ушам. – Да вы что, с ума сошли? Это же старинный гарнитур, он раз в десять дороже стоит.
— Может, и стоит, — усмехнулся ювелир, — А ты скажи спасибо, что хоть столько даю. Это ж не твои цацки, так чего ж ты хочешь еще?
— Как не мои? – от возмущения кровь бросилась девушке в голову. – Что вы себе позволяете в конце концов?
Она протянула руку, чтобы забрать футляр, но старикашка оказался проворнее и хищным движением сдернул коробочку куда-то вниз, под прилавок.
— Ну вот что, не хочешь двадцати тайлов, так и иди себе, не шуми тут, — отмахнулся он, всем своим видом показывая, что не намерен тратить слишком много времени на назойливую посетительницу.
— Вы не смеете… Отдайте немедленно! – вцепившись пальцами в прилавок, Регина бешено смотрела на продавца, не в силах от возмущения связать слова в сколько нибудь внятную фразу. – Это мое…. Отдайте! Бабушкино… Это старинный гарнитур… Не имеете права!
— Бабушкино, конечно, — насмешливо передразнил ее ювелир, — Придумала бы что-то поумнее, все вы одно и тоже поете. Обчистила, небось, раззяву побогаче, а теперь мне голову дуришь. Да ты посмотри на себя, откуда у такой драной кошки старинные украшения?
— Да вы… да ты… – девушка уже совершенно не соображала, что говорит. В ушах звенело от гнева, она чувствовала, что еще секунда, и она самым настоящим образом взорвется от бьющих через край эмоций.
— Отдавай немедленно, я на тебя… в полицию… – перегнувшись через край прилавка, Регина попыталась дотянуться до заветного футляра, но мир вокруг вдруг взорвался громогласной трелью электрического звонка. Ошеломленная девушка попыталась отпрянуть, но тут за спиной раздалось глухое буханье сапог и тяжелая рука придавила плечо, лишив ее возможности двигаться.
— В чем дело, лано Юлиус? – поинтересовался низкий сиплый голос, и на Регину пахнуло тошнотворным запахом дешевого табака, гроки и какой-то кислятины.
— Да вот уличная безобразничает, — скорбным тоном ответил ювелир, запирая на ключ шкафчики под прилавком. – Пыталась продать барахло всякое, а требовала, чтобы я ей заплатил как за ожерелье принцесс Ильрики.
— Неправда, — возмущенно вскинулась Регина, но полицейская длань еще крепче придавила ее к прилавку.
— Еще и хамит, — тоном, полным глубочайшей скорби о падении нравов современной молодежи, констатировал папаша Юлиус. – И украсть пыталась, вы же сами видите.
— Да уж, вижу, — хмыкнул страж порядка, перехватывая девушку за запястье так, чтобы она не смогла вырваться. – ну что, идем, красотка, в участке потолкуем…
— Никуда я не пойду, — попыталась упереться Регина, но что стоили ее силенки по сравнению с буйволиной тягой полицейского. – Все было совсем не так… Он украл мои драгоценности… мой гарнитур…
Ювелир возвел глаза к небу, всем своим видом демонстрируя, что он чист от возводимой на него напраслины.
— Лано лейтенант…
Регина не разбиралась в знаках различия, но на всякий случай решила поименовать стража порядка лейтенантом – авось не обидится.
— Лано лейтенант, прикажите ему отдать мои вещи. Такой футляр бархатный… серый… Ну сами посмотрите в участке, я же правду говорю, они действительно старинные.
— Что там за цацки у нее? – поинтересовался полицейский, обращаясь к старику. – И не лейтенант я, а капрал… поняла, деревня?
«Какая разница, капрал или лейтенант!», чуть не вырвалось у Регины, но она благоразумно промолчала, с надеждой глядя на ювелира.
— Да ерунда, — отмахнулся тот, — Яйца выеденного не стоит. Хрусталь горный, и тот весь старый и потрескавшийся. Ему в базарный день цена копейка, я и так расщедрился – хотел ей двадцатку дать. А ей, вишь ты, все мало.
И он с видом оскорбленного достоинства скрестил на груди руки.
— Ну ясно, — хмуро ответил капрал, поворачиваясь к двери и таща за собой Регину. – Вообще-то полагается доказательство в участок доставить…
— О чем речь! – всплеснул ручками ювелир и нырнул куда-то вниз, под прилавок. – Надо – так доставляйте.
Чуть погодя он вручил полицейскому небольшой, упакованный в оберточную бумагу, пакет, и состроил за его спиной Регине гримасу, дескать, сама, дурочка, во всем виновата, теперь выпутывайся как знаешь. Капрал небрежным жестом сунул пакетик в карман и энергичным жестом выдернул Регину на улицу, залитую палащими лучами солнца.
Поняв, что от полицейского ей толку не добиться, девушка мрачно следовала за ним, надеясь только на одно – что хоть в участке ей удастся объясниться. Должен же там быть хоть один вменяемый человек, не все же с идиотами и проходимцами общаться!
Шляпка, ее нарядная новенькая шляпка с пером цапли, свалилась в тот момент, когда полицейский резко вытолкнул Регину на улицу. Девушка попыталась притормозить и нагнуться, но полицейскому не терпелось доставить свою жертву в участок, поэтому он лишь резко дернул девушку за руку вперед и проворчал нечто вроде «Нечего останавливаться, тоже мне придумала…». Едва удержавшись на ногах, Регина невольно вскинула голову вверх и остолбенела от сочувственного взгляда ярко-синих глаз, которым одарил ее незнакомец, идущий, или, точнее, летящий навстречу.
Ломкий точеный профиль, черные как смоль длинные волосы, крылатый плащ, развевающийся на теплом весеннем ветру, и удивленные, спрашивающие, тревожные синие глаза – вот и все, что успела заметить девушка, прежде чем локоны, от резкого движения лишившиеся шпилек, хлынули ей на плечи, отгораживая ее от всего мира шелковистой золотой стеной.
Глава 5
— Иди-иди, хватит пялиться… – мрачно пробубнил жандарм и дернул девушку за руку так, что она ойкнула.
Регине показалось, что незнакомец попытался сделать шаг в ее сторону, но полицейский скроил такую зверскую рожу, что молодой человек не отважился вмешаться, а сама девушка, увлекаемая мощной жандармской дланью, была вынуждена ускорить шаг, чтобы не выглядеть лодчонкой, которую тащит за собой грузный пыхтящий буксир.
Полицейский участок оказался совсем недалеко, за ближайшим углом. Протащив девицу за руку через сумрачные сени, в которых по углам жались две — три фигуры весьма ободранного вида, конвоир втолкнул девушку в тесный загончик, отделенный от основного зала довольно высокой балюстрадой, защелкнул замок и отправился докладывать по начальству. Собственно, само начальство в лице дежурного лейтенанта сидело здесь же, в противоположном углу комнаты, скучая за закапанным чернилами столом.
Склонившись к уху дежурного, капрал гудел наподобие большого шмеля, для пущей убедительности местами слегка повышая голос и кивая в сторону загончика. Пару раз лейтенант тоже взглянул на Регину, словно сличая ее черты лица с каким-то невидимым, но очень важным портретом.
Наконец доклад был окончен. Лейтенант задумчиво почесал бровь, обмакнул перов чернильницу и бегло бросил на лист бумаги несколько разгонистых строк.
— Ваше имя, сударыня? – слегка повысив голос, чтобы лучше было слышно, обратился он к девушке, мрачно озиравшей неприветливые стены своего очередного пристанища.
— Регина Ватейро, — отозвалась узница, с трудом удерживаясь от замечания о том, что, разговаривая с дамой, воспитанным господам положено вставать.
— Место проживания?
Регина замялась, не зная, как лучше ответить на простенький с виду вопрос, на самом деле таивший глубокую ловушку.
— Видите ли… – осторожно начала она, — Я только вчера приехала и у меня пока нет адреса…
— Короче, — прикрикнул лейтенант, — Не надо мне голову морочить. Где вы остановились? Вы же ночевали где-то прошлой ночью.
— Гостиница «Корона», — зажмурившись, выпалила Регина, надеясь, что уж такая-то, вполне стандартная, гостиница в Чалько должна существовать. Этих «Корон» по всей стране строилось видимо-невидимо, благо, обходилась постройка дешево, и небогатые постояльцы предпочитали именно их, а не роскошные «Серебряные копи» или «Королевскую рысь».
— И где же эта «Корона» расположена? – нетерпеливо поинтеерсовался лейтенант. – Ну хоть какие-то ориентиры вы могли запомнить, если уж не точный адрес.
— Недалеко от вокзала, — наобум брякнула Регина, молясь про себя, чтобы ее ложь хоть на секундочку оказалась правдой.
— Так-так-так, — забарабанил по столу пальцами полицейский, — У вокзала, говоришь…
— А ну, хватит врать! – неожиданно он с силой хрястнул по столешнице, так, что чернильница подпрыгнула и из нее выметнулась здоровая лиловая капля, озерком расплывшаяся поверх десятков уже засохших предшественниц.
— Нет у нас в Чалько «Короны», будет одна, только нескоро, когда эти лодыри акморские наконец перестанут копаться и начнут строить по-человечески.
— Так где ты провела прошлую ночь? Документы! – рявкнул лейтенант, а услужливый капрал в два шага пересек комнату и сунул свою красную шершавую ладонищу прямо Регине под нос.
— А с какой стати вы со мной разговариваете подобным образом? – взбеленилась Регина, чувствуя, как в ушах возникает тонкий комариный звон, — Вы не имеете права мне тыкать и повышать на меня голос. Извольте разговаривать с дамой как положено.
— Чтоооо?! – наливаясь свекольным цветом, гаркнул лейтенант. – Да ты соображаешь? Да я тебя… Я что, должен расшаркиваться перед всякой пытающейся врать воровкой и уличной девкой???
— Не смейте меня оскорблять! – голос Регины звенел от гнева и подступивших слез, — Где и с кем я ночую – это мое личное дело.
— Ошибаешься, голубушка, — злорадно парировал лейтенант. – Девицы твоей профессии должны на учете состоять. Документы!
— Нет у меня документов, — упавшим голосом ответила Регина. – У меня вчера паспорт украли.
— Ну как же это так неудачно получается? – фальшиво посочувствовал полицейский, — Не успела приехать в столицу, как паспорт тут же украли, память тоже отшибло, где ночевала – не ведаешь. Догадываешься, красавица, что тебе светит?
— Бродяжничество – раз, проживание без вида на жительство – два, попытка сбыта краденого – три, — считал он, загибая длинные нервные пальцы, — Сопротивление представителям законной власти и попытка введения их в заблуждение – четыре и пять. Ну и торговля «сладким товаром» без лицензии – шесть.
На последних словах лейтенант мазнул по Регине нехорошим взглядом…
— Это тюрьма, красавица, годика этак два или три. А до того, чтобы посговорчивее была…
Он немного помолчал и кивнул капралу:
— Покажи ей, Арнейро.
Капрал с заговорщическим видом хмыкнул и выдвинул откуда-то из-за угла клетушки для арестантов здоровые деревянные козлы и бадейку, в которой мокли отменные прутья толщиной в регинин палец.
— Нравится, красотка? – издевательски поинтересовался лейтенант, во все глаза вглядываясь в невольно отшатнувшуюся и побледневшую как мел Регину.
— Вижу, что нравится… А вот мы сейчас тебя с капралом поласкаем чуток, посмотрим, что ты запоешь тогда. После нашего угощения дерзить и врать охота быстро пропадает, — тон лейтенанта стал деловито-сухим.
Он встал из-за стола, и, чуть раскачивающимся шагом, направился в сторону, казалось, совершенно потерявшей голос Регины. Щелкнул замок арестантского закутка, и от этого звука девушка словно очнулась.
— Лано лейтенант, не надо, пожалуйста, — умоляюще воскликнула она. – Честное слово, здесь какая-то ошибка, вы меня принимаете за другую.
Пользуясь тем, что лейтенант помалкивал, испытующе глядя в ее сторону, Регина торопливо заговорила, пытаясь придать тону как можно больше убедительности.
— Честное слово, я приехала вчера… с женихом… навестить его тетю …
На этих словах она почувстовала, как сердце стиснуло стальным обручем, но сейчас было не до чувств, и, сглотнув подступивший к горлу спазм, девушка продолжила так же быстро.
— Мой паспорт был у жениха. Но ему пришлось сегодня рано утром уехать и я осталась без документов. А где живет тетя – я не знаю, был вечер, мы ехали в пролетке… У нее особняк с колоннами… а перед ним памятник старинный… со шпагой.
— И ты хочешь, чтобы я поверил в эту белиберду? – усмехнулся лейтенант, скептически глядя на Регину. – Да ты посмотри на себя, на тебе ж профессия крупными буквами написана, а туда же, порядочную из себя корчишь.
Девушка хотела было возразить, но невольно скользнула взглядом по своему туалету и почувствовала, как ее охватывает ужас. Подол юбки был совершенно изгажен уличной грязью и пылью, на рукаве жакета красовалось неизвестно где посаженное пятно, верхние пуговицы блузки, очевидно, отлетели во время безобразной сцены в ювелирной лавке, открывая нескромным взглядам то, что для них совершенно не предназначалось.
Да еще, в довершение несчастья, волосы, ее прекрасные светлые волосы, в полном беспорядке рассыпались по плечам, подчеркивая полнейшее отсутствие шляпы. Регина в отчаянии прикусила губу, чувствуя, что объяснить ничего невозможно, и что она только хуже губит себя дальнейшими попытками оправдаться. А лейтенант, словно почувствовав ее слабину, насмешливо протянул:
— Значит, правду мы говорить не хотим… И продолжаем морочить голову полиции. Что ж, замечательно! Милостивая ланчи, извольте занять место на козлике. Исключительно полезное для восстановления памяти место.
И он сделал приглашающий жест в сторону чудовищного агрегата, рядом с которым уже стоял капрал Арнейро, засучивший рукава мундира, и сжимающий в кулаке несколько влажно поблескивающих прутьев.
Глава 6
— Нееет, пожалуйста, не надо…. – отчаянно замотала головой Регина, безуспешно пытаясь найти хоть какие-то слова, которые могли бы убедить полицейских в ее невиновности. В своем отчаянии она даже не заметила, что они с капралом остались наедине.
— Ну что мне сделать, чтобы вы мне поверили?!
— Поздно, девка, — парировал капрал, — Раньше думать надо было, до того, камк ты паскудством своим занялась. Так что ты на жалость-то не дави… Заголяйся давай, долго мне ждать тебя?
И он выразительно посхлопал прутьями по порядком залоснившемуся от многолетнего использования боку козел.
Девушка вцепилась в резные столбики оградки так, что даже костяшки пальцев побелели.
— Я… я не могу… ну пожалуйста… пожалейте меня… – она сама уже плохо соображала, что говорит, просто всеми силами старалась выторговать себе хот крошечную отсрочку.
— Долго ты мне будешь тут мозги канифолить? – яростно рявкнул служака, и в эту минуту дверь распахнулась, и на порог величественно вплыла лана Клаудиа.
— Ну что, хорошо прогулялась, детка? – милостиво кивнула она совершенно опешившей Регине и более надменным тоном адресовалась к полицейскому — Оставьте ее, сударь. Со своими девочками я в состоянии разобраться не хуже вас.
— Не извольте бескокоиться, — молодцевато выправился бравый капрал, подкручивая ус и бросая на Регину взгляды, от которых девушка с омерзением передернулась.
— Что ж она не сказала, что ваша цыпочка, я бы с ней совсем иначе поговорил, — попытался он подмигнуть старой бандерше, но почтенная дама одним движением брови пресекла подобную фамильярность.
— Глупа еще … и своенравна, — ледяным тоном отчеканила она. — И не про вашу честь такие птички, не забывайтесь, Арнейро.
— Да куда уж нам, — добродушно согласился капрал, с сожалением задвигая козлы в угол. – Ну да ладно… Забирайте вашу красотку, надеюсь, лано лейтенант все формальности уже уладил?
— Уладил — уладил, — примирительным тоном подтвердил входящий в комнату лейтенант и протянул лане Клаудии бумагу, к которой прилипло несколько песчинок.
— Ваша копия протокола.
— А это ваше, — протянул он совершенно потерявшейся Регине розоватый листок бумаги.
— Что это? – недоуменно поинтересовалась она, пряча руки за спину, словно боясь обжечься или запачкаться.
— Удостоверение-с, — весело ответствовал лейтенант, — взамен паспорта. Или вы про «розовые билеты» не слышали ничего? Девицам вашей профессии иного не полагается.
— А мой паспорт? Отдайте мне мой паспорт! – гневно потребовала девушка, но осеклась, наткнувшись взглядом на совершенно не к месту развеселившегося лейтенанта и странным контрастом глядевшуюся рядом с ним каменно-мрачную тетку.
— Поздно, голубушка, — все так же жизнерадостно парировал полицейский. – Паспорт твой пока у меня в сейфе поживет, под замочком. А вот как ты профессию свою оставишь, тогда и поговорим…
— Да какую профессию?! – с отчаянием завопила Регита – Что вы мне все приписываете неизвестно что? Нет у меня никакой профессии и тетку эту я не знаю и знать не желаю.
— Ну вот что, девочка, — ледяным тоном ответствовала дама, натягивая перчатки и пряча в ридикюль поданые лейтенантом бумаги. – Мне твои глупости надоели. Не хочешь сама идти – поведем силой. Только не жалуйся потом.
Она подала кому-то знак в окно, и через пару минут на сцене появилось еще одно действующее лицо – вульгарного вида мужлан с кулаками молотобойца и рожей записного убийцы. Дождавшись, пока сержант отомкнет дверцу в загородке, мужлан резко схватил Регину за руку и дернул к себе. От неожиданности девушка ойкнула, а мужик, не обращая ни малейшего внимания на ее протест, вскинул ее к себе на плечо, как если бы она была предметом неодушевленным, к тому же ничего особо не весящим, и решительным шагом направился к выходу.
— Отпусти, слышишь, ты не смеешь… – Регина в отчаянии колотила кулачками по широченной спине, обтянутой кучерской ливреей, но мужик в несколько шагов преодолел путь до входногй двери и только там поставил свою жертву на ноги, при этом предусмотрительно стиснув ее запястье так, что девушка скривилась от боли.
Следом за экзотической парой на крыльце показалась и малопочтенная дама. Ответив кивком на комплимент,который отвесил ей на прощание пришедший в чрезвычайно игривое настроение лейтенант, она величаво проследовала к пролетке с поднятым верхом, придержала изнутри дверцу, в которую кучер резким толчком
вбросил Регину, и откинулась на мягкие подушки сидения.
— Ну что, поняла, дурочка? – насмешливо поинтересовалась она, когда копыта звонко застучали, а коляска начала подскакивать на булыжниках мостовой. – Еще в прятки поиграем или надоело уже?
Стиснув зубы, Регина уставилась на мелькавшие за бортом коляски дома, деревья, памятники, детей с гувернантками, уличных собак, орошавших тумбы, и всю прочую милую предвечернюю суету.
«Все-рав-но-жить-не-бу-ду» мерно стучало у нее в голове в такт копытам, «не-бу-ду-вот-и-все».
Хозяйка улыбалась, презрительно кривя губы, а кучер невозмутимо почмокивал губами и лишь изредка шепотом ругался, когда особо настырные пешеходы лезли под ноги лошадям…
— Как вы про Гаргулью-то узнали? – с легкой завистью поинтересовался капрал, убирая до следующего раза так и не потребовавшиеся розги.
— Тоже мне задачка, — насмешливо присвистнул лейтенант.
— Когда наша птичка помянула особняк с колоннами на задах у памятника, я сразу заподозрил, а не наш ли это приятель маршал ей свои филейные части демонстрировал.
— Телефонировал мадам – и точно, ее беглая цыпочка оказалась. Свеженькая совсем! – он мечтательно щелкнул языком и поцеловал кончики собранных в щепотку пальцев.
— И вам, стало быть, за поимку премия обещана? – догадливо подмигнул капрал, фамильярно подталкивая начальство локтем в бок.
— А как же! – торжествующе подтвердил лейтенант, — Можно сказать, пенки снять обещано.
— Не про твою честь такая красоточка, а? – поддразнил он шутливо пригорюнившегося коллегу. – Ничего, Арнейро, не горюй, тебя там тоже лакомый кусочек ждет. Или ты Франтишку забыл уже, а, ловелас ты старый!
— Такую забудешь! – смущенно буркнул в усы польщенный капрал. – Не девка – огонь!
— Так что, нынче вечером… – начал он тоном кота, подбирающегося к миске сметаны, но высчитывавший что-то на пальцах лейтенант перебил:
— Нет, пожалуй, раньше, чем завтра, а то и послезавтра вечером нам туда соваться не стоит…
— Ну да ладно, тем вкуснее десерт будет, прямо с пылу – с жару, — развеселился он и мечтательно облизнул губы. – Ладно, что там у нас еще осталось? Заканчивать пора и по домам.
Глава 7
Дорога до особняка ланы Клаудии прошла в гробовом молчании. Не разжимая крепко стиснутых губ, Регина вышла из пролетки, пересекла лужайку перед входом, простреливаемую насквозь любопытными взглядами из-за неплотно прикрытых штор, простучала каблучками по лестнице, намеренно ступая не по бархатному ковру, а по оставшимся не прикрытыми кусочкам ступеней рядом с перилами, и с грохотом захлопнула за собой дверь комнаты, которую утром оставила, казалось, навсегда.
В коридоре слышались шаги, какое-то шуршание, шепот возбужденных голосов, но Регина не слышала всего этого. Бросившись ничком на застеленную горничной кровать, она лежала словно мертвая, крепко зажмурившись и зажав руками уши. Случившееся за нынешний день настолько потрясло девушку, что она растеряла последние остатки сил. И хотя в голове по-прежнему назойливо билась мысль о самоубийстве, встать и попытаться отыскать что-то пригодное для этого дела она не могла.
Внезапно в двери раздалось противное железное скрежетание, чей-то голос удивленно воскликнул «Да тут не заперто!» и комната наполнилась шагами, душными запахами кухонного чада, лошадей и чего-то еще, столь же тяжелого и противного.
С трудом приподняв голову, Регина пыталсь понять, кто все эти люди, так бесцеремонно вторгшиеся в ее уединение, но толстая бабища с красными обветренными руками, обдавая девушку несвежим запахом лука, ухватила ее за оба запястья и пробасила: « Все, девка, побегала и будет…»
В то же время чьи-то бесцеремонные руки задрали регинину юбку, распустили шнурок панталон и сдернули их к самым щиколоткам, после чего таким же стальным зажимом притиснули ноги к кровати.
Отчаянно вскрикнув, девушка попыталась вырваться, но тщетно – чужие руки держали намертво. «Теперь ты у меня запомнишь, каково бегать!» — произнес до отвращения знакомый голос ланы Клаудии, и все вокруг потонуло в непереносимой, огненной, рвущей на части боли…
… Давно уже ушли кухарка и горничная, бросив напоследок «Прикрылась бы, бесстыдница!», кучер унес истрепанные розги, лана Клаудиа спустилась вниз, к начавшим уже съезжаться гостям, а Регина по-прежднему лежала не в силах шелохнуться от разрывающих душу на части отчаяния и стыда, перед которыми даже исхлестанная в кровь попка не значила совсем ничего.
Отшумели внизу голоса и музыка, постепенно затих старый дом, а Регина все так же плыла в полузабытьи, тихонько моля в душе об одном – чтобы забыться и больше никогда не просыпаться… совсем никогда…
Тихонько скрипнула дверь, по комнате прошелестели едва слышные шаги, и рядом с Региной вытянулся кто-то легкий, почти невесомый, обдавая девушку нежным запахом легких весенних духов и шального веселого вина.
— Больно тебе? – прохладная ладошка скользнула по иссеченным половинкам и отдернулась, словно обжегшись о вспухшие, запекшииеся кровью рубцы.
— Вот звери… Подожди, я сейчас…
Невидимая в темноте спасительница вскочила на ноги, чем-то погремела, потом снова скрипнула, отворяясь, дверь… и чуть погодя, с трудом повернув голову на бледный свет затеплившейся свечки, Регина увидела худенькую девчушку, по виду чуть ли не младше ее самой, с деловитым видом отжимающую полотенце, намоченное в тазу, где посреди неглубокой лужицы громоздился колотый лед, яво позаимствованный из кухаркиных кладовых.
— Зачем ты… не надо… – слабо запротестовала Регина, но девушка только отмахнулась.
— Молчи уж…. и терпи, сейчас больно будет… зато потом полегче.
Как ни легки были касания прохладной ткани, Регина стиснула кулаками покрывало, с силой впившись зубами в кулак, лишь бы не проронить не звука. Безымянная спасительница смыла кровь, завернула несколько кубиков льда в полотенце и пристроила их на пострадавшем месте в виде компресса.
— Вот и все, — растягиваясь рядом с Региной и легонько гладя ее по волосам, словно та была совсем малышкой, зашептала она в самое ухо новоявленной подруге. – Поболит немного и пройдет… И будешь ты у нас как новенькая, вот увидишь….
— Горло-то не болит? – спросила она деловито, приподнимаясь на локте и вглядываясь в регишкин затылок.
— Не, – помотала головой та, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Надо же! – с невольным удивлением отозвалась незнакомка.
— Ты так кричала… я думала, говорить после этого не сможешь совсем.
— Я?… Кричала? – медленно, словно пытаясь припомнить, что с ней было, спросила Регина.
— Конечно ты, — с недоумением подтвердила девушка, — Ты что, не помнишь ничего?
— Ничего… – едва слышно отозвалась Регина, — Только боль…
— Ух ничего себе! – поразилась незнакомка, — Разве такое можно забыть? Особенно когда за тебя Максим взялся…
— Максим? Какой Максим? – морща лоб, переспросила Регина.
— Ну кучер же… – нетерпеливо перебила ее девушка. – Когда Гаргулья… ну мадам… совсем упахалась, она ему розги отдала. А уж он тебя….
Она замолчала, с ужасом глядя на то, во что преватился объект приложения максимовых усилий.
— А ты что, все… видела? – вспыхивая от мучительного стыда и утыкаясь лбом в подушку, пробормотала Регина.
— Ну да… – без особого смущения подтвердила незнакомка. – Дверь-то открыта была. Да ты не стесняйся, что такого… Нас всех так секут. Было бы на что смотреть…
— Как это всех? – с ужасом переспросила Регина.
— Так – всех, — беспечно подтвердила девушка, опираясь на локотки и пристраивая подбородок на скрещенные кисти рук.
— Гаргулья всех девушек сечет, если гости жалуются… или ей самой что-то не понравится. Так что ты учти… А вот чтобы Максим… Это ты у нас первая такая, раньше его не звали никогда! – с уважением протянула она, подмигивая Регине, на лице которой недоверие и ужас калейдоскопом сменяли друг друга.
— Как это учти… С какой стати? И вы позволяете? Я никогда…
— Ой, зарекалась одна такая, — засмеялась незнакомка, беспечно болтая в воздухе ногами. – Куда ты денешься-то, без паспорта, без чести, без денег. Можно полдумать, мамаша тебя так и ждет
— «Где там моя доченька загулялась в столице?» — насмешливо пропела она.
— На какие деньги ты отсюда сбежишь? У тебя хоть что-то за душой осталось? Вот то-то, что и нет, — сочувственно вздохнула она на отрицательный кивок Регины.
— А каково без денег бегать – попробовала уже, поди, больше совсем неохота, правда? И что, ты маменьке так все, как есть, и напишешь, дескать, приезждайте дорогая мамаша, меня из столичного борделя выкупать. Что с матерью-то после этого будет? И что она сама с тобой сделает за такое, подумала? – неожиданно жестко спросила она и продолжила – Вот то-то, что некуда нам отсюда деваться, подружка…
— Я все равно жить не буду, — хрипло ответила Регина, впиваясь ногтями в ладонь так, что кое-где выступили крошечные капельки крови.
— Ну ты придумала, молодец. Поздравляю! – язвительно парировала незнакомка. – Очень замечательный выход, лучше просто не бывает. А о других девчонках ты подумала?
— О каких других девчонках? – недоуменно переспросила Регина, приподнимаясь и вглядываясь в неожиданно разгорячившуюся собеседницу.
— О каких-каких… О тех, которых после тебя эти уроды сюда притащат… Думаешь, я поверю, что ты своими ногами сюда пришла? Тоже, поди, кот обманом заманил.
— Какой кот? – переспросила окончательно сбитая с толку Регина.
— Ну парень… любовник… короче, тот, который тебя соблазнил и сюда к тетке в гости заманил.
— А ты откуда знаешь? – заливаясь краской до ушей спросила Регина.
— Ой, тоже мне секрет, — замеялась незнакомка, — Думаешь, ты одна тут такая? Все мы примерно так же к Гаргулье под крыло попали, у нее с котами контракт знаешь какой! Они ей по всей стране самых красивых девчонок находят и в салон заманивают, а она им за это комиссионные отваливает. И немаленькие, заметь!
— Как комиссионные?! – с ужасом переспростила Регина, — Значит Петрик…
— Да какой он Петрик? – перебила незнакомка, — Роланд он, самый лучший гаргульин агент. Перед ним ни одна девчонка устоять не может – так сладко про любовь распевает.
— Нет.. не может быть… врешь ты все, — Регина задохнулась от рвущихся наружу слов.
— Если бы врала… – грустно кивнула собеседница. – Сама такая же дура, как и ты…
Она довольно долго сидела, дожидаясь, пока стихнут регинины рыдания, потом решительным жестом выдернула откуда-то из-за корсажа маленькую бутылочку и зубами сорвала с нее сургучную пробку.
— Пей, — сунула она бутылочку под нос отшатнувшейся Регине.
— Да не бойся ты… это просто грока… не отравлю.
Огненный напиток обжег горло, Регина закашлялсь, с трудом продышалась и протянула гостье обратно бутылку, в которой на дне еще плескалась жидкость.
— Вот так-то лучше, — удовлетворено пробормотала девушка, дотягивая остаток зелья.
— Ну что, все еще помирать хочешь?
— А что делать? – сквозь зубы отозвалась Регина, — Неужели жить?
— Да жить! – решительно рубанула рукой ночная гостья. – Жить и мстить.
— Кому мстить? – переспросила Регина, сумрачно глядя на нее исподлобья
— Всем. Мужикам. Потому что это из-за них – уродов мы так мучиться должны. И ждать, когда в следующий раз Роланд заявится. Неужели ты не хочешь отомстить ему так, чтобы на всю жизнь запомнил, чтобы на пушечный выстрел не смел больше к девушкам подходить?
— Хочу! – тяжелым голосом отозвалась Регина, облизывая пересохшие губы.
— Ну вот. А чтобы мстить – нужно жить, согласна?
— Согласна, — стискивая кулаки, подтвердила девушка и невольно зашипела сквозь зубы – такой болью отдалось во всем теле неосторожное движение.
— Ну вот и умница, — звонко чмокнула ее в щеку нежданная спасительница. – А вообще меня Франтишкой зовут. Ну, то есть,попросту Аней, но для гостей я Франтишка. А ты кто?
— Я Регина, — чуть растерянно представилась золотоволосая страдалица…
— Ладно, для своих сойдет, — кивнула Аня-Франя, меняя порядком размокший компресс, — а для гостей надо что-то более торжественное придумать. Они это любят.
— Да ты не кривись, — подмигнула она, заметив, как гримаса отвращения пробежала по регининому лицу. – Привыкай, подруга… Если хочешь когда-либо отсюда вообще выйти. Да еще и красавцу своему показать, где раки зимуют.
— А отсюда кто-то вообще уходил? – замирая от внезапно пришедшего в голову вопроса, спросила Регина и сжалась, услышав в ответ безжалостное:
— Уходили, как же… в больничку или на панель, когда Гаргулье надоедят.
— Да ладно, не грусти, подруга, — засмеялась Аня-Франя, — Кончай раньше смерти хоронить себя. Вперед ногами нас всегда вынести успеют, а пока мы живые, давай лучше жить… и мстить… Так оно веселее будет!
…………….
Следующий день, по распоряжению ланы Клаудии, Регину никто не тревожил, только горничная молча приносила на подносе еду, забирала грязные тарелки и с неодобрением косилась на разлеживающуюся в постели балованную ланчи. Аня-Франя забегала несколько раз, мазала раны новой подруги какими-то секретными чудодейственными мазями, шептала на ушко множество веселых глупостей, от которых Регина против воли улыбалась и фыркала в подушку.
На второй день, ближе к вечеру, хозяйка заведения лично посетила наказанную девицу. Произнесенные ледяным тоном слова не оставили сомнения в том, что если лентяйка намерена и впредь разлеживаться в постели, знакомство с Максимом придется продолжить в нынешней же вечер. Да и лано лейтенант полиции, прибывший с визитом, намерен лично удостовериться в том, что лана Клаудиа хорошо знает свое дело.
Сцепив зубы, чтобы не сорваться и не наговорить лишнего, девушка умылась в тазу с ледяной водой, припудрила темные круги под глазами, облачилась в принесенное хозяйкой платье модного в сезоне тона «электрик» и поправила перед зеркалом закрученный на затылке «древне-римский» узел волос…
…Минутой спустя красавица Флавия Котти с надменной улыбкой спустилась по лестнице и вошла в распахнутые двери празднично освещенного салона…
Глава 8
Девушка сидела на скамейке, чертя зонтиком замысловатые ломаные линии на тонком белом песке. Солнце уже начало потихоньку склоняться к шпилю церкви святого Инри, а ее одиночество так и не было до сих пор нарушено. Но вот по дорожке, ведущей к фонтану с маленькой позеленевшей нимфой, оплакивающей навеки разбитый кувшин, раздались ставшие уже такими знакомыми шаги, и на колени девушке легла едва начинающая распускаться чайная роза на длинном стебле, заботливо очищенном от шипов.
Девушка благодарно улыбнулась и поднесла бутон к лицу, не то пытаясь поцеловать его, не то вдохнуть едва уловимый тревожный аромат.
— Ну так куда же мы пойдем нынче, ланчи Незнакомка? – весело полюбопытствовал пришедший после того, как все милые подробности, из которых складывается ритуал приветствия, были завершены. – Свое непростительное опоздание могу загладить лишь одним – весь вечер не отходить от вас, как верный Лепорелло. Итак, располагайте мной как вам заблагорассудится.
— Ну что ж, лано Лепорелло, — засмеялась девушка, расправляя на лице густую вуаль, — в таком случае вперед, в галерею Кавальо.
— Вот не думал, что юные барышни могут быть такими поклоницами живописи, да еще не современной, а устаревшей лет на двести, — шутливо проворчал кавалер, подзывая извозчика. – Ну что ж, воля ваша, в галерею так в галерею.
— А может…- осторожно начал он, когда впереди показалось здание гостиницы «Рысий коготь», но девушка мягко, но уверенно перебила его.
— Никаких может…. Мы же с вами договорились. Извольте больше на эту тему даже не намекать, если не желаете получить отставку… или, по крайней мере, длительный отпуск.
— Слушаю и повинуюсь, — повесил голову мужчина, но тут же с лукавым любопытством взглянул на девушку. – Неужели вам хватит жестокосердия отправить меня в отставку?
— Хватит-хватит, — подтвердила девушка, задумчиво вертя в пальцах стебель розы. – Будете плохо себя вести – мигом окажетесь отставлены от двора.
— Бессердечная! – шепотом парировал ее спутник. – И это говорит прекраснейшая женщина в Чалько! О женщины, имя вам действительно вероломство!
— А вам никто и не обещал пожизненного места при дворе, — весело ответла красавица и коснулась бутоном угольно-черных локонов собеседника…
— Не кажется ли вам, милостивый сударь, что мы уже прибыли на место? – поинтересовалась она, проводя цветком по его щеке и легонечко ударяя им мужчину, словно выводя из задумчивости.
— Вы безусловно правы, Ваше Высочество, — в тон ей ответил спутник, расплачиваясь с извозчиком и подавая девушке руку. – Ну что ж, вперед к древностям!
Они добрых часа два бродили среди экспонатов, которые девушка нашла восхитительно древними, а ее спутник склонен был скорее счесть их заслуживающими тележки мусорщика. Портреты чинных дам в невообразимо пышных платьях и кавалеров в чудовищныхразмеров пудреных париках развеселили девушку настолько, что она даже попыталась ходить по залам, имитируя напряженные спины и неуверенную походку красоток былых времен.
— Ну а как же иначе? – пояснила она на недоуменный вопрос спутника, — Вы только поглядите на их туфли. В таких блошиных копытцах в принципе нормально ходить невозможно, а уж по вощеному паркету и подавно.
Закатное солнце бросило темно-желтые косые квадраты на порядком вытертые плашки паркета, когда девушка пригляделась к циферблату изящных часиков, висевших у нее на шее на тоненькой цепочке.
— Ну вот… У моей Золушки снова приблизилась полночь, и она готова таинственно исчезнуть, как и в предыдущие дни… – шутливым тоном протянул мужчина и искоса взглянул на девушку, словно проверяя ее реакцию.
— Вы угадали, мой принц, — беспечным тоном ответила она, – Соблаговолите позвать карету и не вздумайте…
— Даже до ворот вашего замка?
— Да, даже до ворот замка, — тоном, не допускающим возражений, отрезала девушка.
— И помните, если вы осмелитесь проявить хоть малейшую нескромность, наша встреча станет последней.
Губы девушки улыбались, но прозрачные зеленые глаза выражали такую непреклонную волю, что мужчина счел за благо больше не спорить. Когда экипаж с поднятым верхом скрылся за углом улицы, он поднес к носу рукав пиджака. В тоом месте, где его касались затянутые в кружевную перчатку пальцы девушки, от рукава шел нежный и печальный запах розы. Постояв так несколько мгновений, мужчина щелкнул пальцами, тряхнул головой, словно решился наконец на что-то, и стремительным шагом направился по улице к переливавшейся радужными цветами вывеске кабаре «Зеленая лошадь».
…………………
— Ну что, Ри, как? – кинулась наперерез подруге темноволосая худышка, едва девушка под вуалью закрыла за собой дверь ампирного особнячка на задах у маршала Ла Керти.
— Ну ты наконец его….?
— Вечно ты, Анька, со своими глупостями, — засмеялась девушка, откалывая шляпу от медово-золотых волос, по последней моде пышно начесанных на висках.
— Я его не…. и не собираюсь, так и заруби себе на носу, поняла, Птица? – она легонько шелкнула подругу по чуть вздернутогму носику. – Что тебе вечно глупости всякие в голову лезут?
— И ничего не глупости, — делая вид, что надулась от обиды, ворчливо ответила Аня. – Можно подумать, ты с ним просто так гуляешь…
— А вот и не просто так! – торжествующе парировала Регина. – Совсем даже не просто так…
— А как тогда? – запальчиво крикнула Аня и потащила подругу за руку с свою комнату.
— Денег ты с него не берешь, просто так тоже не…. Зачем он тебе тогда сдался вообще?
— Ох, какая же ты у меня глупая, Анька, — захохотала Регина, обхватывая подругу за шею и вместе с ней валясь на пышно взбитую кровать. – Глупая-глупая-глупая маленькая дурочка!
— Ну вот вечно ты дразнишься! – по –настоящему со слезами в голосе воскликнула Аня и попыталась вырваться из регининых рук.
— Знаешь же, что я терпеть не могу все эти недомолвки и угадайки, и все равно играешь со мной, как… как кошка.
— Дааа, как кошка, именно…. – блаженно потянулась Регина и даже тихонечко мурлыкнула от удовольствия. – Только не с тобой, а с ним….
— Как с ним? – оторопело переспросила Аня. Разве с ним можно – так?
— Можно-можно, еще как можно! – Регина сбросила туфельки и вытянула чуть вверх правую ногу, любуясь собственной тонкой щиколоткой и узкой изящной ступней.
— Только так с ним и нужно! – она внезапно резко подскочила на кровати и замерла в позе кошки, подкарауливающей у норки неосторожную любопытную мышь.
— А как ты это?! Расскажи! – Анины глаза загорелись горячечным огнем.
— Да можно подумать, ты сама этого не умеешь, — промурлыкала Регина и поскребла ноготками по атласному покрывалу, словно привлекая мышиное внимание.
— Коготочком его осторожненько так – оп! И поближе к себе, поближе, — она жестами изобразила, как именно подтаскивает к себе кошка несчастную зазевавшуюся добычу.
— А потом раз – и пусть погуляет себе еще немножечко на воле…думая, что это он тут решает все. Ха! А мы его аккуратненько так за хвостик – ать, и снова к себе…
Руки девушки скользили над покрывалом, словно большая ленивая кошка и впрямь играла с маленьким, но отчаянным мышонком.
— А сбежать попробует, так на это у нас когти есть… и не только когти… – она улыбнулась, демонстрируя два ряда белоснежного перламутра.
— Так и съешь? – азартно переспросила Аня, наблюдая за манипуляциями подруги.
— А как же! Непременно съем! – облизнулась Регина, — Или… или выкину, когда надоест совсем. Зачем мне тряпка затрепанная? Такую и есть невкусно.
— Верно! – радостно завопила Аня, бросаясь подруге на шею и награждая ее звонким поцелуем.
— Какая же ты у меня умная, Ри! Умная-умная-презамечательная! – восторженно восклицала она, покрывая подругу поцелуями.- Так ему и надо! Пусть не думает, что им-мужчинам можно все!
На последнем слове она впилась в регинины губы, но не успела подруга ответить на поцелуй, как в дверь забарабанили и резкий голос горничной Клары прокаркал:
— Барышни, одеваться, скоро гости начнут съезжаться. Поторапливайтесь, поторапливайтесь, живенько!
Со вздохом оторвавшись от подруги, Регина подхватила свою шляпу и бегом ринулась в свою комнату – на сборы и впрямь оставалось всего-ничего времени.
Глава 9
Мягкая осень потихоньку катилась к концу, все чаще набегали тучи, заливая улицы холодными секущими струями, от которых не было спасения даже под обширным зонтиком черноволосого кавалера. Все реже удавалось им погулять вдоль каналов, несущих в море палую листву, обертки конфет и прочую мишуру, сносимую ветром из парков и садов. И все чаще прибежищем молодой пары становились крохотные музеи, концертные залы и кафе где-то на окраинах города.
Кавалер пытался роптать, но девушка мягко и непреклонно отклоняла любые его попытки зайти в популярное кабаре «Два Леандра» или выпить кофе под сенью огромных стеклянных витрин «Кабаньей головы». А уж о том, чтобы переступить порог хотя бы одной из тех маленьких уютных гостиниц, дающих приют любви, не освященной крестом и кропилом, и вовсе речи быть не могло. Так же как невозможно было даже заикнуться о том, чтобы девушка появилась на людях без вуали и шляпы, надежно скрывавших нежные черты лица.
Казалось, день ото дня красавица все больше наслаждается растерянностью и бессилием своего кавалера, неспособного ни изменить ситуацию, ни расстаться с капризной и неуступчивой барышней.
— Ну что же вы, сударь:? Ну ударьте же меня наконец! Ну хоть выругайтесь, что ли! — насмешливо выкрикнула девушка во время одной из тех бурных сцен, которые время от времени начали вспыхивать между ними.
— Вам же до смерти хочется меня ударить. Ну смелее, смелее! Не будьте же вы тряпкой, покажите наконец, что способны на мужской поступок! – ее издевательский смех отозвался в ушах мужчины хуже самой унизительной пощечины.
Побледнев как полотно, он сунул в карманы плаща крепко стиснутые кулаки, и, не прощаясь, выскочил из крошечной кофейни, хозяин и два посетителя которой с изумлением уставились на хорошо одетую молодую даму, разразившуюся бурными рыданиями, едва за мужчиной захлопнулась дверь.
…
— Ри, что с тобой? – кинулась к подруге верная Анька, едва Регина переступила порог до отвращения знакомого особнячка.
— Он посмел оскорбить тебя? Тряпка» Червяк! Ничтожество! – от обиды за подругу она готова была осыпать ее обидчика самыми отборными проклятиями, но Регина устало покачала голоой.
— Я просто устала, Птица! Не обращай внимания….
Она поднялась к себе и, не раздеваясь, вытянулась на постели, закинув руки за голову и бездумно разглядывая на потолке завитки слегка осыпавшейся лепнины.
В обычный час Клара постучала в двери. Регина давно заученными двидениями умылась, сменила уличный костюм на открытое платье римской весталки, вплела ленты в небрежно закрученные на затылке косы и сделала несколько шагов вниз по лестнице, когда из салона раздался ставший таким знакомым за эти недели голос.
Девушка замерла на лестнице, чувствуя, словно ее разом окунули в крутой кипяток и ледяную воду. Присев и вглядываясь между резными балясинками перил, она разглядела меж раскрытыми створками дверей знакомые локоны цвета воронова крыла, разлетающиеся полы сюртука, пенную струю, забившую из выстрелившей пробкой бутылки, Лоретку, чье батистовое платье мигом промокло от шампанского так, что стали видны и крошечные твердые вишенки сосков, и таинственный темный треугольник гораздо ниже. Лоретка, размахивая бокалом, из которого щедро расплескивалось золотое вино, постукивала каблучками по столешнице, с которой чьи-то руки сдернули скатерть вместе со всеми приборами, и громко нараспев декламировала стихи, а он… он звонко хохотал и поливал ее дождем из шампанского, требуя раз за разом повторять одно и то же четверостишие.
Прижав ладошку к губам, чтобы не издать ни звука, Регина на цыпочках вернулась в свою комнату и на два оборота повернула тяжелый кованый ключ. После этого она ничком рухнула на кровать и крепко зажала руками уши, чтобы снизу не донеслось ни единого звука.
Из прострации ее вырвал резкий стук и голос ланы Клаудии, требовавшей, чтобы девушка прекратила свои глупости и немедленно спускалась к гостям.
— Не выйду, — сквозь зубы процедила Регина и еще крепче зажала уши.
В замке что-то заскрежетало и ключ, выпихнутый с внешней стороны, тяжело упал на коврик перед дверью, после чего сама дверь распахнулась, отомкнутая твердой рукой хозяйки заведения.
— Это что за новости, Флавия? – сдерживая голос, чтобы не услышали визитеры, поинтересовалась малопочтенная дама. – Немедленно поднимайся и марш вниз.
— Не пойду, — упрямо повторила Регина и стиснула губы.
— Я… я больна, у меня голова раскалывается, — добавила она чуть погодя,не в силах выдержзать тяжелый немигающий взгляд хозяйки.
— Мне нет до этого никакого дела, — неумолимо ответствовала лана Клаудиа. – Или ты немедленно выходишь к гостям, или мы поговорим попозже. И ты очень пожалеешь об этом разговоре.
Последнюю фразу она подчеркнула особенно выразительно, но Регина продолжала безучастно лежать, не двигаясь с места.
— Ах так, значит, — лана Клаудиа перешла на змеиный шелест. – Ну хорошо же, ты сама этого хотела. Пеняй теперь только на себя.
Хозяйка выплыла из комнаты, не забыв запереть за собой дверь, и Регина погрузилась в глубины такого отчаяния, какого, пожалуй, не видала со времен своего первого дня в этом отвратительном заведении.
Потихоньку стихли звон бокалов, музыка и топот, разошлись по своим комнатам барышни, кто в одиночку, а кто и ведя за собой решившего остаться до утра кавалера, а Регина по-прежнему лежала, уставившись в одну, едва различимую на потолке точку. Комната уже давно утонула в густых осенних сумерках, и только газовый фонарь у памятника Маршалу бросал на потолок бледный отсвет, прерываемый хаотичным танцем почти совсем уже голых ветвей.
Когда отворилась дверь и в комнату вошла целая процессия, возглавляемая ланой Клаудией, девушка даже не пошевелилась. Не повернула она головы и тогда, когда горничная Клара засветив стоящую на комодике свечу, намочила в умывальном тазу принесенный кусок полотна и с недоумением взглянула на хозяйку.
— Ну, что лежишь? Заголяйся – приказала та, впиваясь взглядом в регинины глаза.
Девушка ответила ей полным ненависти взглядом и по-прежнему не изменила позы. И тогда, повинуясь короткому кивку хозяйки, к кровати протиснулась необъятных размеров кухарка Марта с толстыми, вечно красными и шершавыми ручищами.
— Ты что думаешь, девка, мы с тобой не справимся? – поинтересовалась она, поддергивая повыше рукава пестрой несвежей кофты. – Давай-ка лучше добром, а то потом жалеть придется… ан поздно.
Регина пристально взглянула ей в лицо, словно примериваясь к чему-то, а потом внезапно плюнула, попа в самую середину свекольно пылающей кухаркиной щеки.
В первую секунду Марта не поняла, что случилось, потом медленно стерла плевок тыльной стороной ладони и сквозь зубы процедила:
— А вот этого, девка, я тебе точно не прощу. И не надейся.
После этого в мгновение ока Регина оказалась лежащей на животе, причем рот ее был плотно втиснут в пышную и мягкую подушку, зато попка и ноги, лишившись всяческих покровов, оказались выставлены на всеобщее обозрение. Затем это самое обозрение внезапно кончилось, сменившись пронизывающим холодом мокрой простыни, а еще через секунду многохвостый ожог прогнал любое воспоминание о холоде.
Регина вскрикнула и дернулась, но горничная с кухаркой держали крепко, прижимая ее голову так, чтобы подушка заглушала все звуки. Секунду спустя новая волна боли окатила девушку, а следом за ней еще и еще. Хозяйка уверенно орудовала плетью, равномерно и методично покрывая рубцами не только пытавшуюся увернуться попку, но и нежные верхние части бедер, так что девушка уже не просто кричала, а стонала и выла каждый раз, когда новый удар обрушивался на нее, не дожидаясь, пока спадет боль предыдущего ожога.
— Ну что, будешь еще своевольничать? – поинтересовалась хозяйка, отвесив девушке два полноценных десятка.
— Ва…в….вуууу…. – захлебываясь рыданиями, ответила Регина, тщетно пытаясь вырваться из крепко стиснувших ее плечи и щиколотки рук.
— А ну-ка дайте я, хозяюшка, — потребовала кухарка, перехватывая ноги Регины одной рукой, а вторую протягивая за плеткой. – Побеседую с ней по-нашему, по-свойски.
— Живо забудет и как капризничать…. и как плеваться.
Кухарка поменялась местами с ланой Клаудией. Во время этой крошечной передышки Регина попробовала продышаться, но потоком лившиеся слезы, которые невозможно было ничем вытереть, не позволили ей этого сделать.
— Вот это тебе раз, — коротко размахнувшись, кухарка послала плетку наискосок, так, что завязанные узелками концы витых хвостов с силой впились в нежное и беззащитное место в самом низу попки.
Девушка взвыла и забилась в руках своих мучителей, но те не позволили ей вырваться, и плеть, сопровождаемая «А это тебе два» легла наперекрест первого следа.
Регина пыталась крикнуть, но воздух горячим шершавым клубком застрял у нее в горле и наружу вырвался только сдавленный невнятный стон.
— Не нравится? А ты не плюйся, — назидательно произнесла кухарка, и третий стежок пересек два предыдущих, заставив девушку выгнуться дугой в мучительном спазме.
— Место свое помни и не выкаблучивайся, — три следующих стежка без пауз легли один к одному, не оставив на крепенькой попке девушки живого места.
— Ну хватит уже, — проворчала лана Клаудиа, отбирая у Марты плеть, — Ишь разошлась. А к гостям за нее кто завтра пойдет, ты что ли?
— Да ладно, тоже мне неженку нашли, — пробасила кухарка, возвращая на место поддернутые рукава кофты.
— Поучила-то всего-ничего, а туда же, притворяется, что без чувств.
Хозяйка окинула тревожным взглядом Регину, и впрямь лежавшую как мертвая и не единым звуком не отреагировавшую на последние удары.
— Так, это все убрать, — кивнула она на плеть и простыню, а сама взяла девушку за запястье, подождала некоторое время, потом осторожно оттянула Регине нижнее веко. Убедившись, что девушка жива, только в обмороке, она порылась в складках своего необъятного платья, достала флакон и зубами вытащила корковую пробку.
Комната наполнилась едким щиплющим в глазах, запахом. Лана Клаудиа сунула флакон Регине под нос, дождалась момента, пока девушка, не открывая глаз, заворочала головой из стороны в сторону, потом ладонью приподняла ее лицо и с размаху отвесила две оплеухи, по одной на каждую щеку.
— Не вздумай мне тут кисейную барышню изображать, — сквозь зубы процедила она,увидев, что Регина мутным плывущим взглядом уставилась на нее. – Устроишь завтра такой же фокус – пороть буду не я, а Максим. И не посмотрю, что тебя сегодня высекли.
— Все поняла? – она дождалась слабого ответного кивка и выплыла из комнаты, откуда уже убрались Клара и Марта, унося с собой орудия пытки.
Проходя по коридору, лана Клаудиа коротко стукнула в украшенную незатейливой олеографической картинкой дверь, дождалась, пока на пороге возникнет встрепанная Аня-Франя в нижней юбке и ночной кофточке, и жестом велела той отправиться в оставшуюся распахнутой настежь комнату Регины.
…
— Ри, милая, лапочка, душка моя, Ри, ну скажи хоть слово, — Аня выбилась из сил, но так за всю ночь не дождалась от Регины ни звука.
Они лежали вдвоем, крепко-крепко прижавшись друг к другу, и все равно никак не могли согреться. Аня грела своим дыханием ледяные руки подруги, прятала их у себя на груди, пыталась растирать ступни, но так ничего и не помогало. Малейшее движение причиняло Регине такую боль, что она невольно стонала, кусая обветрившиеся губы, покрытые капельками засохшей крови.
Время от времени Аня вскакивала и меняла на вспухшей и раскаленной наощупь попке Регины намоченные в тазу полотенца. Но легче от этого не становилось, и Аня блестящими от слез глазами смотрела на замученную Регишку, вдвойне страдая оттого, что она совсем-совсем не в силах помочь подруге, в предрассветном сумраке казавшейся юной и хрупкой как девочка.
Когда из сумрака комнаты проступили очертания сначала белого фаянсового кувшина и умывального таза, а следом за ними выступили из тени трюмо и ваза с букетом роз, отчасти уже совсем засохших, а отчасти по-прежнему свежих и прекрасных, Аня встрепенулась – таким хриплым и незнакомым показался ей голос, едва слышно прошелестевший в комнате.
— Ришенька, что, что ты хочешь, что тебе сделать? – вскакивая на колени спросила она, безуспешно взглядом ловя на лице подруги малейшую тень желания…
…
На следующий день к вечеру, устав от бесцельного кружения по городу,он спустился по выщербленным ступенькам в полуподвальную забегаловку «У Висельника», потребовал двойную порцию гроки и взял с порядком загаженной стойки свежий выпуск «Вечерних новостей» и тупо уставился на маленькую заметочку в нижнем углу первой страницы.
Сухие строчки полицейского отчета гласили, что вчера утром неизвестная террористка устроила покушение на лано комиссара Центральной Управы Роланда Цандейро. Благодаря своевременному вмешательству охраны покушение удалось предотвратить. Тем же вечером преступница предстала перед чрезвычайным трибуналом, по решению которого и была казнена сразу по вынесении приговора.
Он перечитал заметку раз, другой, третий, с силой скомкал газету и пустил ее в угол, целясь в пузатого кабатчика, поднимавшегося из подпола с охапкой покрытых пылью бутылок. Кабатчик понимающе кивнул, освободился от груза и поставил перед неуравновешенным посетителем высокий стакан, в который плеснул на три пальца мутноватой янтарной жидкости.
— Пейте-пейте, — ответил он на брошенный на него взгляд, в котором мешались удивление и ярость.
— Гадость, конечно, но вам сейчас другое не годится.
— Ты почем знаешь? – яростным шепотом спросил посетитель, не сводя с кабатчика воспаленных глаз.
— Ой, лано Арлайн, таки чего я в жизни не знаю? Весь город видел, что вы гуляли с ланчи Флавией, а теперь такое несчастье, такое несчастье…
— Так ее зовут Флавия? – по прежнему сдавленным голосом переспросил посетитель.
— А вы и этого не знали? – изумился кабатчик, — Так может…
Он осекся, увидев выражение лица своего гостя.
— Молчу-молчу-молчу, — поспешил он взять назад невысказанные намеки…
— А ну выкладывай, кабацкая крыса, что тебе известно! – посетитель с силой хватил кулаком по столу и попытался вытряхнутьиз стакана в рот последние капли напитка.
Кабатчик снова покачал головой, сочувственно вздохнул, плеснул еще на три пальца и, чуть помявшись, присел на соседний стул.
— Видите ли, лано Арлайн, у меня шурин служит в полиции… Короче, говорят, что….
Он помялся, повздыхал и заговорил совсем медленно, тщательно подбирая слова.
— Говорят, что лано Цандейро нашли…. ну совсем без штанов… Он катался и выл от боли, а там…. ой… там было такое, чтобы нам с вами никогда такого не видеть! Она ему… ой божечки… она ему туда плеснула кислотой.
— Что ты несешь? – яростно взревел Арлайн, хватая кабатчика за грудки. – Зачем? Что за чушь ты городишь?
— Люди говорят, — сокрушенно вздохнул кабатчик, отодвигаясь на безопасное расстояние, — Что она его давно знала. Он ее… как бы это помягче сказать… соблазнил и в дом терпимости продал… вот она ему и…. отомстила…
— Цццццц…. какое несчастье, — зацокал он языком, видя, что посетитель словно окаменел, — Такая славная ланчи была, красивая… молодая совсем…
— Только тут вот какое дело, — зашептал он, придвигаясь совсем тесно к посетителю и почти касаясь губами его уха. – Вранье это насчет трибунала…
— Как вранье? – вскинулся посетитель, — Так она….?
— Неет, — печально покачал головой толстяк, — Не довезли ее до полиции. Охрана прямо в пролетке… того. Они как увидели, что она с лано Ц… сделала, разъярились – ужас просто. Вы подумайте – мужчинам такое увидеть. Вот они ее сами… того… без суда и следствия.
— Где ее похоронили? – осипшим голосом спросил гость, поднимая на хозяина налитые кровью глаза. – Не бросили же ее под забором?
— Да что там хоронить было? – печально вздохнул кабатчик. – Пролетку нынче весь день от крови отмывали – так до конца и не отмыли. …
— В яму ее сбросили… на старом кладбище. Знаете. Куда бродяг кидают да бездомных? Сбросили… и известью засыпали… Что уж теперь…
— Только вы не выдавайте меня, лано Арлайн, — тревожно вскинулся он и робко тронул посетителя за руку. – Я ж вам все… как своему…
— Простите, — поправился он, понимая всю неуместность последдней фразы. – Не своему, но… вы ж у меня частый гость… Я же все понимаю… Только уж вы пожалуйста молчите, а то шурину моему несдобровать… А нынче время такое, сами знаете..
— Время, Гаспар, у нас всегда одно, — тяжело хлопнул по столу ладонью гость. – Наше время. И делать его нам….
Он грузно поднялся, потряс головой, чтобы прогнать поселитвшийся в ушах тонкий комариный хвон, бросил на стол тяжелую монету с горбоносым профилем покойного правителя и, не прощаясь, вышел под ледяные струи, казалось, стремившиеся смыть с земли не только город, но и самую память о нем.
— Стало быть, Флавия… – попробовал он на вкус имя и отмахнулся…
— Что имя? Роза пахнет розой,
— Хоть розой назови ее, хоть нет…
И через пару минут его высокая сгорбившаяся фигура растаяла в мутной пелене дождя.