Седьмой. Ахтунг

[Книжник]

Седьмой


Ахтунг



«Ахтунг, ахтунг!» – вопил допотопный дискофон из палатки «Харьковские галушки». Новейший хит группы «Моргенштерн», как же. И палаток этих понаставили по всей Москве, сразу как запретили шаурму и чебуреки. А что, очень патриотичное название, все-таки Харьков – столица Союзного Левобережья. Пусть НАТО его союзность никогда не признает, мы это НАТО – галушками закидаем. Ага, с осетинскими пирогами заодно.
Максим безразлично пережевывал свою порцию. До назначенного срока оставалось еще пятнадцать минут, он вышел из дома заранее. В такие учреждения не опаздывают… но и приходить раньше, чем указано в повестке, в них тоже не стоит.
Где, когда он прокололся? Ведь даже с Ленкой они регулярно заполняли свои талоны, он даже ее заставлял, как она ни отшучивалась. Черным по белому, под копирку: «я, гражданка РФ такая-то, идентификационный номер такой-то, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим заверяю свое согласие на воздействие сексуально-эротического характера по типу БД-2 и СМ-6, часть 2-я, а также ЭР-1 и ЭР-2, согласно классификационного списка Госкомсекса, со стороны гражданина РФ такого-то, идентификационный номер такой-то. Ограничений по состоянию здоровья не имею, номер медицинского полиса такой-то, талон медосмотра не просрочен».
ЭР – надо же было такое придумать, «эротика разная»… Хуже звучало разве что СТ, «секс традиционный», но Максиму было как-то неловко предлагать Ленке сразу соглашаться на СТ-1 или даже СТ-2, да и она сама о таком не упоминала. Ну, в конце концов, бывает же и тема без секса? А потом, по ходу дела, не вписывать же изменения в уже заполненный талон…
Ленка наверняка свою половинку талона выбрасывала, а он аккуратно отсылал в Агентство. Ну и что, что им не справиться с этим потоком бумажек? Пусть будет. Так что нет, здесь все чисто. А может быть, она пересказала им, как он ее называл во время порки, что говорил после нее? Ну неужели они теперь привлекают и за это? Всё же было по правилам!
Или бывшая жена все-таки настучала на него? Она, конечно, раскусила его гнусную извращенческую сущность на пятый год их, казалось бы, счастливого тематического брака. Но ушла без скандала, тихо и мирно, забрав себе все девайсы. И отступного потребовала не так уж и много… Нет, про Валерию тоже не хотелось думать слишком плохо. Что тогда, что?
- Дяденька, дайте сколько-нибудь копеечек…
Из размышлений его вывел тонкий, полудетский голосок. Перед ним стояла девушка, одетая в потрепанный, но опрятный ООН-овский утепленный комбинезон. На вид ей было лет двадцать с небольшим, но голод меняет лица людей порой так, что не определишь возраст.
- Мы беженцы из Приморья, на вокзале ночуем, очень кушать хочется…
Максим нагнулся к окошку, протянул мятую пятерку:
- Порцию галушек со сметаной вот этой вот девочке и чай. И что-нибудь сладкое… да, вот этот пирожок, пойдет. Сколько-сколько? Три евраза восемьдесят, хорошо.
Все-таки недорогие у них галушки. Девушку жалко, но надо быть поосторожнее – сунешь ей в руку монетку в один евраз, а тут тебя и с поличным: попытка склонить к сексу лицо, находящееся в стесненных обстоятельствах. И плевать, что на один-единственный евразик никакое лицо уже ни к чему уже не склонишь. Зато потом будешь за много-много сотен евразов склонять эти разжиревшие хари, стесненные мундирами, к неоткрытию дела.
Ему пора было идти. Серая повестка жгла карман, и часы показывали уже без двух минут двенадцать, когда он шагнул за тяжелую дубовую дверь районного отделения Агентства Нравственой Безопасности. «Явиться в кабинет номер… в 12-00 11 ноября 2019 года». Да, в такие кабинеты не опаздывают.

* * *
- Хай, Макс, - полноватый старший инспектор с невыразительным лицом, не протягивая руки, показал ему на привинченную к полу табуретку, - я думаю, можно говорить неформально? Мой официальный ник – Доберман. Имя, фамилия, звание будут предоставлены по требованию твоего адвоката. Но пока что мы не будем говорить так официально, я думаю. Я пригласил тебя просто для беседы…
Серые, тоскливые стены, такие же, как и дождливое небо на улице. Интересно, будет у них в этом году зима, или так и ограничится предзимьем, как было уже два года подряд? Хорошо бы выпал снег хотя бы в феврале… А на берегах моря Лаптевых, где расположены спецзоны для сексуальных нарушителей, зима уже наверняка началась.
- Я думаю, ты догадываешься, о чем мы будем говорить, Макс.
- Нет, господин майор.
- Ну, какие чины… мы же беседуем запросто.
- Простите, Доберман.
- И давно уже пора со всеми на «ты». Что это за старорежимные у вас замашки? Может быть, еще и отчества пожелаете употреблять?
- Прости, Добби, - Максиму не сразу удавалось нащупать нужный тон.
- Вот это другое дело! А то как будто не в Эпоху Поликорректности живем. Ну так что, будем сразу признаваться?
- В чем?
- Ну во-от, - лицо инспектора стало еще серее и еще невыразительнее, если только такое могло быть, - сразу не хотим. А зря. Ну что, агентству материал на тебя собирать, Макс, передавать в органы? Зачем? Я думаю, просто так договоримся.
- Я всегда, - Макс отчеканивал каждое слово, - чтил Заповеди Бе-Эр-Де. У вас нет и не может быть на меня никаких материалов.
- Эк мы кипятимся, - инспектор хохотнул, - да у Агентства всё может быть. Вот, изволь…
На стол легла распечатка какого-то форума, еще старорежимной эры, где люди обсуждали… Макс похолодел. Его ник был выделен цветом, его реплики – тоже. Неужели не лень было раскапывать?
- Позвольте… то есть позволь. Но это же просто фантазии, старые фантазии, Добби, им около пятнадцати лет! На тот момент даже их публичное обсуждение являлось вполне законным. Я никогда не осуществлял ничего подобного в реале, и не планировал осуществлять, я вообще ни разу не нарушал сексуально-эротического законодательства! И вообще, это же было еще до Великой Политкорректной Революции… как вы можете вменять мне это в вину?
- Ну, обвинения никто и не предъявляет, - снова хохотнул инспектор, - пока, во всяком случае. Если бы мы тебе что предъявили, тогда бы мы разговаривали в совсем, совсем другой обстановке. Мы же просто беседуем. Итак, были у тебя нелегальные фантазии?
- Были, - сокрушенно вздохнул Максим, - пятнадцать лет назад.
- Ну во-от, - удовлетворенно потянул Добби, - а что, скажешь, исчезли? Полностью? Всё? Больше не беспокоят?
- Ну, - замялся Максим…
- Правильно, это у таких, как вы, в мозгах засело, - удовлетворенно хмыкнул инспектор, - само не проходит.
- Но ведь у нас нет такого понятия: мыслепреступление! – возмутился Максим, - я могу думать о чем угодно, это не запрещено законом!
- Мыслепреступление? Это откуда? Из умной книжки, небось? Не из «Лолиты», случайно?
- Это Оруэлл, - сухо сказал Максим.
- Странно, не читал. Надо бы поработать над собой в библиотеке. Или это тоже запрещенная литературка? Ты скажи, я и запрещенную достану, если для дела надо.
Максим не успел ему ответить.
«Ахтунг, ахтунг!», - ах, какой модный рингтон, оказывается, стоял на коммуникаторе этого инспектора.
- Да, мой зайчик, - неожиданно ласковым тоном защебетал он, глядя на экран, - обязательно. Тебе так идет этот наряд! Конечно-конечно, вечером будет тебе страпончик. Как я могу забыть про такое? А хочешь, не вечером, а прямо сейчас, в обеденный перерыв? Вот сейчас закончу разговор с одним гадким дядькой, который… ну, неважно. И заходи, лапушка моя. Обязательно заходи, у меня всё тут под рукой. Ча-о! То есть отбой.
- Муж звонил, - объяснил он Максиму, - и не надо так морщиться. Может быть, ты страдаешь пережитками гомофобии? Знаешь, выражение лица тоже может быть вещественным доказательством, наша беседа надежно фиксируется. Как говорится, надежно зафиксированный подозреваемый в оправданиях не нуждается. Видишь ли, мы молодожены, так ему порой не терпится… И тоже, кстати, тематическая у нас семья. Вполне законная и счастливая, по типу СМ-8 и СМ-9 с элементами БД-3, так в брачном контракте и записано сразу, чтобы отдельных талонов не заполнять. Вот, собираемся на днях усыновить одного белокурого ангелочка из Хабаровска… вся семья у малыша погибла во время недавней резни, сам он чудом уцелел после набега Желтых Дьяволов.
Все-таки не сумел Максим совладать с выражением лица. Очень старался, но не вышло у него.
- Ах, как мы рассердились, - с удвоенной порцией яда сказал инспектор, - ну просто праведный гнев… Между прочим, решаем национальную проблему. На законных основаниях. А ты, Макс, так и останешься бездетным, похоже.
- Почему это? – спросил Макс, но ответ он уже предчувствовал.
- В рамках программы профилактики сексуальных правонарушений, - охотно пояснил инспектор, - знаешь ведь сам.
- Какие правонарушения, я по-прежнему не понимаю!
- Нелегальная литература – было такое?
- Если вы имеете в виду…
- «Двадцать лет за решеткой» Ходорковского, или «Вновь продолжается бой» Новодворской – да ну что ты, голубчик! За такое разве что участковый оштрафует. Знаю-знаю, сам читал и тебе ничуть не запрещаю. Даже могу копию подкинуть, «Мэтр с кепкой» Немцова – слышал? Архивная редкость, между прочим. Но особенно советую, кстати, сборник статей государственных контрпропагандистов: «Ну вы, блин, задолбали!» Читается намного легче и интересней, там про них про всех прописано. Не ознакомился еще?
- Нет, - честно ответил Максим. Откуда он вообще знает про Ходора? Он же стер с читалки файлы сразу, как только…
- Читалка у тебя совместимая с веб-пять, правильно? Хорошая модель, современная.
- Совместимая…
- А ты думал что? Веб-пять, это интерактивность на новом уровне! Да там половина возможностей не задокументирована… и половина от этой половины – по нашей просьбе. Так что, Макс, в следующий раз читай в бетонном бомбоубежище, желательно заброшенном, где-нибудь у моря Лаптевых, где сеть неустойчива. Или покупай бумажное издание.
- Где ж денег взять, на бумажное-то…
- Правильно, и само издание негде. Такое ведь уже давно не издают, Макс. И в букинистах ни за какие евразы не сыщешь. Это разве только в Зимбавбе сохранилось, или в каком-нибудь Непокоренном Курдистане… но ничего, политкорректность и там скоро восторжествует, наши американские коллеги над этим уже работают. А в Зимбабве, говорят, вообще людоедство легализовали!
- Да… - рассеяно протянул Максим. И все-таки не удержался, - Добби, к чему Зимбабве? На улицах столицы полно беженцев с Дальнего Востока. Может быть, лучше направить средства на то, чтобы их накормить и обогреть? Да и в Вазограде, говорят, рабочие давно уже крапиву едят, машинным маслом заправляют… но «классику» делают, не сдаются. Может быть, вам не меня ловить, а им помочь?
- Негосударственно мыслишь, Макс. Мелкотравчато. С беженцами и вазовцами работают те, кому положено. А мы занимаемся самым главным: нравственной безопасностью. Вот, скажем, если будут домогаться кого-то из беженцев в известном плане – мы тут как тут. А насчет крапивы, извини… впрочем, крапива, говорят, неплоха для разогрева. Не пробовали вы с Ленкой-то?
- Нет, - мрачно ответил Максим. Они знают все и про Ленку, конечно, собрали материал. Как бы и ее не привлекли…
- Но вернемся, Макс, к нашим книжечкам-файликам. Это тебе не марихуана. Это никогда не будет легализовано, Макс. Ты знаешь, что в Штатах за распространение неадаптированной версии «Тома Сойера» сразу положен срок, от года до двух? А в случае рецидива – не менее трех лет со стерилизацией. Ты знаешь об этом, Макс?
- Я… мы… я давал этот файл только…
- И не только этот файл, Макс. Ты обменивался с анонимными читателями нелегальной литературой, воспевающей или смакующей насилие над несовершеннолетними. Вот, изволь: там не только «Том Сойер», там еще и «Детство Тёмы», и даже автобиография Горького, и…
- Но мы же просто читали книги!
- Запрещенные книги, Макс. Зап-ре-щен-ны-е. И создали для этого целую сеть.
- Три человека! Никогда не встречавшихся в реале!
- Распространение, Макс. И подпольная организация. Срок, ты понимаешь, вот что тебе светит. На первый раз почти наверняка условный, без стерилизации. Но с занесением в списки сексуальных нарушителей. Тут тебе сразу и запрет на профессии, и требование не подходить ближе пятидесяти метров к школам и детским садам, и еще раз в месяц лично отмечаться в агентстве… Зачем тебе это, Макс?
Максим подавленно молчал.
- Я предлагаю очень простой выход, Макс.
- У меня мало денег… - ответил он.
- Да ну что ты, ради денег мы таких, как ты, не щиплем. Есть пожирнее гуси-то. И с перспективами реального срока. Ты сам где работаешь-то?
- В Третьяковской галерее, искусствоведом…
- О, как устроился! Значит, имеешь доступ к неадаптированным версиям художественных полотен? Где нарисовано в открытую, страшно сказать…
- Чего вы хотите?! – взмолился Максим.
- Твоего согласия на эксперимент. В несудебном порядке.
- Какой эксперимент?
- Ну, поспокойнее… Нанокоррекция. Бескровная, бесшовная операция на головном мозгу. Даже без наркоза делается, чтобы отслеживать реакцию пациента. Убивается всего несколько нейрончиков… и ты становишься нормальным. Абсолютно нормальным, Макс. Все твои фантазии уходят раз и навсегда.
- Так уж и уходят…
- Уходят, ты ведь будешь не первым, мы уже провели эксперименты на трех пациентах. Совершенно добровольно согласились, обрати внимание. Ну, не без побочных эффектов: двое из троих стали дальтониками, один перестал воспринимать запахи, еще один человек прежде писал стихи, но после коррекции перестал… Тем не менее, все они сохранили либидо и способность к деторождению. Двое живут в устойчивых тематических союзах, в рамках классификации Госкомсекса, разумеется. Один успешно занимается мастурбацией, наши камеры всё фиксируют.
Не кривись, не надо, Макс. Так будет лучше, согласись. Раз – и твоя жизнь свободна от лишних переживаний. Ну, может быть, место работы придется сменить, так это ничего, мы найдем тебе что-нибудь подходящее на Байкальском фронтире, знаешь, на новой границе стране сейчас ой как люди нужны. А может быть, ты даже согласишься со временем сотрудничать с нашим Агентством. Всё будет хорошо, Макс, поверь…
И против садо-мазо никто не возражает. Вот смотри, мы с мужем очень даже практикуем. Хочешь, достану тебе на День Толерантности разовый пропуск в наш клуб? Попробуешь, может, со временем и втянешься…

* * *

Этим вечером у них уже была назначена встреча с Ленкой – не отменять же ее. Максим даже не стал в этот раз заполнять талон сексуальных воздействий. Ленка, сбрасывая изящным движением легкий демисезонный скафандр, даже поддразнила его: чего это так? А вдруг оштрафуют? А вдруг она заявит, что имело место склонение и вовлечение? А вдруг у нее противопоказания? Или талон осмотра просрочен?
«Ложись и подставляй, - только и ответил Максим, - ща драть тебя буду. Ремнем. Больно. Но добровольно! Разумно! А уж как безопасно!» И Ленка, хихикая, легла. Безо всякого талона.
Он так и охаживал ее крепкий, вертлявый зад с этими словами: «добровольно!» - и раз поперек правой половинки. «Безопасно!» - и поперек левой. Ну, а под «разумно» - три раза подряд, со всей силы, чтоб аж взвыла…
И ничего уже не чувствовал Максим, совсем ничего. Безо всяких нанокоррекций подействовало – а он ведь даже согласия пока не дал. Обещал подумать. Только не думалось ему…
«Ахтунг, ахтунг» - орал за стеной на полную громкость веб-музон. Наверное, снова подростки тусуются у соседского обалдуя, отмечают первую пятницу на неделе. И пробирало, аж до печенок, до нанотрещинок в его исстрадавшемся мозгу это могучее, всесильное, всенародное: «Ахтунг, ахтунг, партизанен, иммер-шлиммер, айн-цвай-драй!»