ClubPN

Крио



"Клоуны"



Спасибо, Вероника Мельникова, вы меня вдохновили.
Читатели, жду конструктивной критики.
Рассказ основан на реальных событиях,но не весь))



- Ростик, куда ты смотришь? - милый златокудрый ребенок встрепенулся и посмотрел уже на меня. Даже вполне осмысленно, надо же.
- Никуда, Елена Владимировна.
Я хмыкнула. Ладно, мне-то по большому счету до лампочки где витают мысли Ростика во время урока.
- Ладно, будем заканчивать. Сейчас, только покажу тебе "Клоунов"(1), постарайся хотя бы половину на следующий раз разобрать, хорошо?
- Да!
Ой, знаем мы этот честный взгляд! Как пить дать будем разбирать прямо на уроке. Тем не менее я таки начинаю, как говорится, метать бисер перед свиньями. Точнее, перед одним-единственным поросенком.
- Смотри, тут у нас с до-диезом, это веселый клоун, а тут до-бекар, это грустный...
Слава всем богам, что добрый дядя Кабалевский жил не так давно, был простым советским реалистом, и что его гениальные произвидения можно обьяснить даже самым "одаренным" представителям младшего поколения... Хотя, судя по абсолютно бессмысленному взгляду моего ученичка, прозрачных замыслов великого советского композитора он не понимал.
Попрощавшись с Ростиком, а также с его мамой, я вышла из подьезда элитного высотного дома и облегченно вздохнула.
Родителям Ростика как учительницу музыки меня порекомендовала приятельница Светка, которая приходилась мальчику двоюродной сестрой. Я не стала отказываться - платили втрое больше, чем принято сейчас платить студентам за частные уроки . В первые же пять минут разговора мама будущего ученика выложила огромное количество фактов, из которых важными была максимум четверть:
- Знаете, мы его в школе не учим, он такой ранимый ребенок, его надо увлечь, заинтересовать, он точно ребенок-индиго, мысль живая в глазах...
Кроме всего этого я узнала, что Ростику девять лет и музыкой он раньше занимался, аж с тремя репетиторами, которые почему-то долго не задерживались. После первого же урока стало понятно почему. Живая мысль в глазах не обнаруживалась при самом тщательном поиске, там была лишь бесконечная скука и неясные силуэты страшноватых современных мультяшек.
Не смотря на это, отказываться от репетиторства я не собиралась, ведь оно приносило мне около 200 у.е. в месяц.

"Клоуны"... показывая Ростику пьесу, я вспомнила, как к этому милому и невинному сочинению относятся на кафедре общего фортепиано в консе. Эта история входит в золотой фонд консерваторских баек. Дело в том, что несколько лет назад на экзамене четвертого курса половина студентов, не удосужившись выучить хоть сколько-нибудь сложную пьесу, играла "Клоунов". Первые два исполнения тогда выслушали нормально, ибо привыкли особо не обращать внимания на сложность программ. Все-таки фортепиано общее, не наша же это профессия. Когда еще трое студентов исполнило то же самое, комиссия начала волноваться. Наконец, восьмой любитель Кабалевского был с позором изгнан из аудитории с неудом в зачетке. Он, кстати, 3 года не мог закончить - завкафедрой отказывалась ставить зачет.
А у меня-то завтра как раз экзамен по общему ф-но, правда, всего лишь второго курса. Программу повторить, что ли...
Студенты негромко переговаривались возле двери в малый зал. Толпа была относительно небольшая, все-таки это только струнники второго курса - духовики-хоровики-народники сдавали отдельно и в другой день. Мы достаточно часто прикалывались по поводу того, что же играют они, если даже некоторые из нас умудряются играть Маленькие прелюдии Баха и пресловутых "Клоунов"... раньше, во всяком случае. Значит духовики, наверно, играют "Сурка". Одной рукой.(2)
Я бегло просмотрела списки, нашла свою фамилию напротив цифры 12, и с чистой совестью пошла в кафешку напротив консы, предварительно забросив скрипку в кабинет педагога по ф-но(3). Как минимум полтора часа у меня еще есть.
В малый зал я вошла, абсолютно не волнуясь - еще бы, повода-то для волнения не было никакого. Хоть программа у меня была на удивление сложная, я ее знала достаточно хорошо чтобы получить пять, а не пять с минусом. О четверке речи не было.
Комиссия сидела с откровенно скучающим видом. Некоторые читали журналы и газеты. Двое незнакомых мне педагогинь громко переговаривались, обсуждая какие-то перцы, рассады и сапки. М-да... я, наверно, никогда не привыкну к подобному пофигизму. Благополучно отыграв одну из самых сложных прелюдий и фуг Баха, я вытерла руки о джинсы и услышала, что к двум педагогиням присоединилась третья, и теперь они обсуждают места, в которых выгоднее покупать рыбу. Стиснув зубы, заиграла второй номер экзаменационной программы - крупную форму, в моем случае сонату Гайдна. Единственное что меня утешало, так это факт, что мой педагог Юрий Васильевич Шосткин слушал вполне внимательно. Даже, кажется, переживал. Надо же. В этом смысле мне повезло - в отличии от большинства "общефношников", Юрий Васильевич занимался со студентами.
Во время исполнения сонаты зашуршал пакет. Громко так, нагло. Послышалось чавканье. А педагогиням я видимо мешала разговаривать, потому что они время от времени неодобрительно на меня косились и даже тыкали пальцем, не отрываясь, впрочем, от обсуждения животрепещущих вопросов. Вдолбив со всей злости последние аккорды сонаты в ни в чем не повинный рояль, я шумно выдохнула. Спокойно, осталась только пьеса. По идее и программе - одна из несложных мазурок Шопена. И я заиграла. "Клоунов".

Из зала я вышла красная, как рак, но весьма довольная собой. Что-что, а отвлечь комиссию от "важных" разговоров и дел мне вполне удалось. Через пятнадцать минут весь второй курс знал о произошедшем, а через пол часа - вся конса. Рассказав о своей выходке раз двадцать, я пошла дожидаться Юрия Васильевича в его аудиторию. Настроение было хорошее - формально-то придраться не к чему, я отлично играла. Максимум что мне могут сделать - это снизить оценку на балл за "несоответствие программы требуемому уровею сложности".
После часа ожидания в компании однокурсников, тоже учащихся у Шосткина, оный наконец появился в кабинете. Улыбнулся остальным, но на меня не посмотрел. Вообще.
- Все молодцы, всем пять, все свободны. Кроме Ермольник. На нее ничего из сказанного не распространяется.
Однокурсники, переглядываясь, вышли из аудитории. Шосткин подошел к двери и закрыл задвижку. сел за стол. Повисло неловкое молчание. Я сидела на диване, не глядя на педагога. Так было легче, потому что хоть я себя и убеждала, что ничего плохого не сделала, даже наоборот, в животе все равно ощущался неприятный холодок. Наконец, я не выдержала:
- Юрий Васильевич...- запнулась.
- Ты что-то хотела сказать? - в голосе Шосткина почувствовался полярный холод. Я промолчала. Он встал и принялся ходить по кабинету туда-сюда, напоминая большого хищного зверя в маленькой клетке. Потом остановился и посмотрел прямо на меня.
- Ты вообще соображаешь, что делаешь?! Ты даже не знаешь, что мне из-за тебя пришлось выслушать на обсуждении!
Ко мне начала возвращаться былая уверенность в своей правоте:
- Юрий Васильевич, они проявили ко МНЕ вопиющее неуважение. А я, в свою очередь, не сделала ничего плохого.
- Ну и что, Лена? Что тебе важнее: показать свою мнимую "крутость", как вы говорте, с помощью глупой и детской выходки, или диплом ВУЗа и работа в дальнейшем?
- Но...
- Молчать! Ты знаешь, чего мне стоило оправдать тебя, убедить комиссию, что это была не наглость, а случайность?
- Но они же не профессионалы! Они играть не умеют, только студентов валить! Они трясутся за свои места, берут взятки, не занимаются со студентами! Вы же сами их презираете.
- От них зависит твоя репутация и дальнейшая жизнь! А также МОЯ работа. Я думал, Лена, что ты взрослая и ответственная девушка. А по-хорошему тебя надо выдрать за эту выходку, как девчонку!
После этой фразы наступила гробовая тишина. Дивясь собственной наглости, я холодно усмехнулась:
- Так за чем же дело стало?
Шосткин побледнел. Я почему-то тогда подумала, что в римские легионеры моего педагога бы не взяли. Они брали только тех, кто от переживаний краснеет, а не бледнеет.
- Снимай штаны, трусы, и ложись на диван.
- Что?! ..
- Молчать. - он не кричал. Он говорил тихо, но я почему-то поняла, что лучше послушаться. Шосткин тем временем вынимал ремень из брюк.
- Лена, тебе изменил твой абсолютный слух? Ты не расслышала, что я тебе сказал?
Я, конечно, могла уйти, меня не стали бы задерживать. Могла бы закричать, оттолкнуть его, сделать все что угодно. Но понимала, что если сбегу - перестану себя уважать. Поэтому, коротко бросив:
- Отвернитесь. - подчинилась.
Странное ощущение - лежать на прохладном диванчике из кожзама в консерваторской аудитории со спущенными штанами и ждать... понятно чего, в общем.
Первый раз он ударил вполсилы, наверно давая мне привыкнуть. Но уже после второго удара захотелось завопить на всю консу, вскочить с этого проклятого дивана и убежать подальше отсюда. Не знаю, как удалось не закричать. Пауза перед третьим ударом дала мне возможность привести в порядок мысли и собраться, и дальше я не кричала уже на чистом упрямстве, только кусала губы. Шосткин стегал размеренно, никуда не торопясь и говоря после каждого удара: "За нахальство!" - удар! - "За наглость!" - удар! - "За глупость!"
Слезы катились у меня из глаз сами, без моего непосредственного участия. Ненавижу, честно говоря, плакать.
Наконец, выдав мне около сорока ударов, Юрий Васильевич отошел и отвернулся. Я медленно встала, еще не веря, что все наконец-то закончилось. С трудом, ойкая и выгибаясь, натянула одежду на пострадавшее место. Вытерла слезы. И осталась стоять возле злополучного дивана. Шосткин повернулся ко мне, и вид у него был виноватый.
- Лен...
Но я его перебила:
- Не стоит, Юрий Васильевич. Я действительно это заслужила. К тому же, это совсем не большая цена за полученное на сегодняшнем экзамене удовольствие.
Учитель удивленно вскинул бровь:
- Ты действительно так считаешь?
- Да. - твердо ответила я.


- Ростик, ты же ничего не делал! - дитя-индиго смотрело на меня своими большими синими глазами и ничего не говорило. Во взгляде мальчика была только всепоглощающая скука. Тогда я встала из-за фортепиано, немного поморщившись при этом, подошла к Ростику и присела на корточки так, что наши лица оказались на одном уровне.
- Ростислав, послушай меня внимательно. Я прекрасно понимаю, что тебе абсолютно не интересно то, что я тебе говорю. Тебе тошно видеть эти ноты, эти тетради и это фортепиано. Чего ты хочешь?
Пацан немного обалдел от такого вопроса, кажется. Его, наверно, не раз спрашивали какую он хочет игрушку, компьютер или мороженное. Но ему никогда не давали права самому выбирать свой путь.
- Я хочу... я хочу в школу. Я хочу общаться с ребятами. А еще играть на барабанах. Быть рок-музыкантом, настоящим.

Ничего, проживу теперь на одну стипендию. В конце-концов, не сирота и не нищая. Я в последний раз вышла из подьезда элитной многоэтажки и увидела, как в этот самый подьезд заносят несколько коробок с нарисованными на них разнообразными барабанами. Электронная установка, надо же.
Ну и что, что я не буду больше учить Ростика? Настоящий педагог, учитель, тем и отличается от тех педагогинь с кафедры общего фортепиано, что он не равнодушный. Он сделает все чтобы его ученик был счастлив. Все для его, ученика, блага. Даже если для этого придется отказаться от денег, места или благополучия.

- Девушка, купите шарик! - ко мне подбежали два клоуна - оба с огромными связками разноцветных шаров - веселый и грустный. Клоуны явно были профессиональными актерами, каждый из них здорово играл свою роль: веселый гримасничал и паясничал, а грустный очень натурально ныл. Я рассмеялась и купила два шарика, чтобы никого не обидеть.

(1) "Клоуны" - одна из самых легких детских пьес для фортепиано
(2) Маленькие прелюдии Баха - легкие полифонические пьесы, играются в начале обучения на фортепиано, обычно в 1-4 классах ДМШ
(3) Ф-но - сокращение от "фортепиано"