ClubPN

иоганнэ


Легко ли быть богиней


Тамура стояла в очереди. Первые два дня исключительно в фигуральном смысле, с сегодняшнего утра - в самом прямом. Люди в очереди казались несколько встревоженными, но ничего исключительного в происходящем не видели. Так, словно ждали приема у зубного врача.. Все это были личности высшего сословия, видимо, для них выделили специальную очередь, очередь, так сказать, повышенной комфортности. Насколько вообще очередь может быть комфортной. Из знакомых Тамура встретила госпожу Еккаму, которая стояла человек через пятнадцать после нее. Еккама хорохорилась, но, похоже, в душе изрядно трусила, а потому болтала без умолку и нервно хихикала.
Тамура продолжала поддерживать имидж одухотворенной благородной девы, что не стоило ей никакого труда. Как обычно, у Тамуры были неотразимо подведены глаза (впрочем, не у нее одной – с этой деталью макияжа местные дамы, казалось, не расставались никогда), как обычно аккуратно уложены черные волосы, подкрашены губы и серьги в ушах имелись, как обычно была она надушена, в том числе в интимных местах (палачи тоже люди, имеют право иногда повдыхать приятные ароматы), как обычно она говорила мало и – когда к ней обращались мужчины – тихим, интеллигентным полушепотом. Одета она была неброско, но стильно, только всегдашней диадемы на ней не было – не фиг Антошке на такое глядеть, еще разлюбит, пожалуй. Или в буйство впадет, без всякого раскодирования.
По счастью, не было здесь ни одного из ее любовников и даже из «тайных» воздыхателей, коих за полтора года при дворе она собрала немало. Только пара-тройка престарелых и грубых баронов, отпускавших некогда сальные шуточки на балах. Очередь продвигалась быстро: когда новый клиент называл имя, служитель доставал из сундука личное дело, зачитывал, через какие мытарства должен пройти клиент, прежде чем стать полноправным членом гражданского общества, давал направление и брал роспись. Когда сорок минут спустя пришел черед Тамуры, служитель прочитал скучным голосом:
- Ее светлость госпожа Тамура Диас. За легкомысленно ироничное высказывание о длине церемониального меча господина канцлера приговаривается к ударам розгой из пурпурного тростника по ягодицам и бедрам в количестве сорока семи. Наказание производится в позе лежа на спине, с поднятыми и закрепленными ногами. Получите направление, распишитесь.
Странно, что число ударов такое некруглое, но смутно знакомое. Вспомнив, Тамура, едва удержалась от того, чтобы не расхохотаться – именно такова была длина злосчастного церемониального меча в дюймах.
«Розга» - это все-таки какая-то ошибка машинного перевода. Палки из пурпурного тростника больше напоминали бамбуковую трость, только вишневого цвета. Особого опыта в таких делах у Тамуры не было, поэтому она не взялась бы судить, что хуже – экзотическая пурпурная тростинка или «родная» связка гибких березовых прутьев.
Береза здесь не растет, пользуются тем, что есть – пурпурным тростником либо ысью. Ысь при той же толщине весит куда больше и бьет сильнее. Специальным циркуляром господина канцлера определен следующий порядок осуществления телесных наказаний. Если приговор - менее пятидесяти ударов, его приводят в исполнение пурпурным тростником, в позе лежа на спине и так далее. Если более – ысью, но стоя на коленях в полусогнутом состоянии. Так кожа меньше натягивается, и приговоренный может перенести больше ударов без серьезных повреждений.
В направлении было указано место проведения экзекуции – бывшие королевские винные погреба. Теперь в этом дворце все «бывшее королевское». Тамура вышла из комнаты в коридор, не оглядываясь на очередь и на Еккаму, только на служителя. Тот провожал ее мечтательным взглядом. Не иначе, мысленно раздевал и представлял, как ее обнаженную кладут на спину, поднимают и закрепляют ноги, и как проходится розга по ее заднице и какие божественные звуки она при этом, должно быть, издает. Фигушки. При телесных наказаниях дам благородного сословия могут присутствовать только аккредитованные палачи. Хотя с другой стороны с этих ребят станется развесить в погребах камеры скрытого видеонаблюдения.
В коридорах были налеплены бумажки со стрелками. Тамура несколько раз повернула в соответствии с указателем «Винные погреба». Коридор потихоньку спускался все ниже и делался все мрачнее. Свет проникал в него через маленькие подвальные окна по правую руку под самым потолком. По левую руку такие же окошки вели во внутренние помещения. Один раз она увидела за поворотом двух бывших пажей, которые приставили к стене стул и, забравшись на него, глядели через перегородку в соседнюю комнату. Едва завидев даму, они тут же спрыгнули со стула и подбежали к ней.
- Ваша светлость, вы потерялись? – спросил один из них, улыбаясь одновременно гаденько и подобострастно.
- Нет, благородный юноша. Я знаю дорогу, - невозмутимо отвечала Тамура и прошествовала мимо них.
За следующим поворотом она оказалась в довольно обширной – десять на двадцать шагов – комнате. Видимо именно сюда подглядывали те два пажа. В комнате стояло еще шесть женщин, причем четыре были обнажены, одна раздевалась, а одна в черном плаще хунты собирала одежду в ящики. В углу комнаты сидел дюжий стражник с собакой, внушительно поглядывая на проштрафившихся.
- Номер направления? – строго спросила хунтистка у новоприбывшей. Та назвала. – Раздеваемся полностью, ничего на себе не оставляем, никаких сережек, никаких бус. Вещи в ящик.
Тамура принялась стягивать свою амуницию – платье, блузу, туфли, лиф, панталоны, чулки. Попыталась позаигрывать движениями с охранником. Тот не шелохнулся (что нормально) и не изменился даже во взгляде (а вот это уже досадно). Хунтистка нашла ящик, номер которого совпадал с номером направления. Когда из одежды на Тамуре осталась одна косметика, она достала из ящика каучуковый браслет, промаркированный тем же номером.
- Одеваем на левую руку, не снимаем. Не называть своего имени, других по имени тоже не окликать. Все обращения за той дверью, - она указала на низенький проход напротив, - исключительно по номеру направления.
Хунтистка стала медленно и тщательно перебирать одежду Тамуры и складывать ее в ящик. Тамура присела на скамью – холодное вощенное дерево неприятно липло к голой заднице - и спросила у своей соседки:
- А что мы тут долго будем сидеть?
- Разговорчики! – прикрикнула хунтистка, а затем непоследовательно ответила на прозвучавший вопрос, - очередей много, а врач одна. Сейчас придет, вас посмотрит.
Тамура от нечего делать приглядывалась к товаркам по несчастью. Они были в основном страшненькие – лицом и телом. Знакомых не было ни одной, и только одна кроме нее была с подведенными глазами – признаком принадлежности к благородному сословию. Наверняка она знала Тамуру, но виду не подавала.
Пока они сидели, прибыли еще две девицы и прошли через ту же процедуру. Один раз зашел курьер с ящиком и отдал его одной из женщин. Тамура заметила, что до этого одежда той женщины была просто сложена на скамью рядом с ней. Оказывается, ее ящик по ошибке передали не в ту приемную. Теперь хунтистка наконец перебрала ее одежду и выдала браслет. Курьер был молодой, шутил с хунтисткой и даже хлопнул по ягодице зазевавшуюся раздевавшуюся. Уходя он, чтобы не мотаться лишний раз, собрал наполненные одежные ящики в стопку и понес с собой. Тамура с некоторым подозрением проводила взглядом свой ящик, однако заметивший ее взгляд охранник заверил, что на выходе все вернут в целостности и сохранности. Это он впервые открыл рот.
- Встать!
Наконец, пришла донельзя усталая врач в сопровождении еще одной хунтистки. Девушек построили в колонну. Врач по одной осматривала их ягодицы, меряла температуру на ощупь, заглядывала в рот и мяла груди. Судя по последнему пункту, новая власть решила заодно проверить, нет ли среди гражданок ведьм. Силикона здесь не знали, поэтому и ведьм не нашли. Тамура в соответствии с имиджем прошла проверку, потупившись; на вопросы отвечала тихо, почти шепотом, с горделиво-страдальческим выражением лица.
Завершив осмотр, врач повернулась к помощницам:
- Этих можно всех.
Дверь открыли, и колонна обнаженных женщин проследовала дальше в подземелья. Врач пошла в другую сторону – ее ждал следующий пост. Проштрафившихся вывели в обширное помещение, заставленное винными бочонками и бутылями самых разных форм и размеров. В том и был официальный повод раздеть негодниц, – чтобы не унесли в складках одежды что-нибудь из бесценных королевских запасов, ставших достоянием республики. Здесь также стояли хунтистки, хунтисты, дюжие охранники и сторожевые собаки. А еще здесь были построены женщины, приговоренные к наказанию. Семь десятков осужденных и дюжина сторожащих. Новоприбывших тоже расставили перед винными бочками. Те покорно дали себя построить. Бедный, запуганный народ.
Или не запуганный, а наоборот благоразумный. Тебе-то хорошо говорить, госпожа Тамура Диас. Ты привыкла исполнять законы, которые считаешь разумными, а неразумные нарушать по праву и воле. Все равно ничего особо страшного с тобой не произойдет. А эти люди накрепко усвоили, что хоть вероятность воздаяния невелика, но если она все же реализуется, воздаяние это будет жестоким.
Стоять без одежды на каменном полу было, наверно, не слишком удобно. Тем более, что нарушать строй строжайше запретили. Соседка справа все чаще неловко переступала с ноги на ногу, у соседки слева текли по щекам слезы.
Одну за другой приговоренных вызывали по номерам, чтобы отправить к палачу. Обратно в погреб они уже не возвращались.
Послышался шум, и статичная расстановка охранников нарушилась. Палач выволок на середину помещения голую по пояс женщину. Жертва была молодая, рослая и крупная – крупнее самого палача, - и обладала довольно коротко остриженными золотыми волосами. Но главная странность – на ней были темно-синие хунтистские штаны.
- Есть еще где-то место? – зычно проорал палач.
- Нигде нету! – откликнулись ему откуда-то.
- Тогда прямо здесь давайте.
Женщину привязали к колоннам так, что ее руки оказались разведены в стороны и вверх. Груди у нее тоже вполне ничего – с завистью отметила Тамура.
- Счет! – скомандовал помощнику палач и принялся лупцевать хлыстом лопатки привязанной. Делал он это скучными механическими движениями. Помощник считал. Женщина сжала руки в кулаки. Она вскрикивала при каждом ударе – сначала еле слышно, потом все громче и громче, а когда счет превысил пятнадцать, заголосила уже во всю глотку. Тамуре от этих криков делалось не по себе, а ее товарки по несчастью совсем загрустили. Хлыст, впрочем, был достаточно легкий – на спине у наказываемой оставались лишь покраснения, а крови не было. Да и палач бил только по лопаткам, не спускаясь к пояснице и разным важным органам. После двух десятков ударов палач положил хлыст на полку, подошел к жертве и спустил ей штаны, обнажив задницу. Задница была, надо сказать, жирновата.
Под продолжающийся счет палач начал пороть ее по ягодицам. Женщина все так же кричала, но теперь было видно еще, что она переминается после каждого щелчка, а ноги у нее дрожат.
Палач еще семь раз опустил хлыст, после чего плачущую женщину, не говоря ни слова, отвязали и увели.
Слева сказали, что наказанная – служанка, пойманная за кражей столетней медовухи, а справа, что она палачиха, которая пытала министра юстиции и, переусердствовавши, сломала ему руку, хотя калечащих повреждений наносить было строжайше не велено. Тамура осталась при мнении, что эта нелепая экзекуция - попытка запугать, усилить эффект от наказания.
Хунтист назвал очередной номер. Теперь держись, Тамурка. Пришел твой черед.
Не поднимая головы и рук, она проследовала в очередной темный коридор. Нет, ну они бесконечные что ли? Это напоминает какой-то глупый квест. Сейчас еще окажется, что опять надо ждать.
Однако за очередным поворотом оказалась все-таки экзекуторская - закуток пять на пять метров с низенькими потолками. Неизвестно, какая там тысячелетняя медовуха хранилась здесь раньше, но теперь тут поставили две пыточные этажерки. Одну – под позу, назначенную Тамуре, другую – для более серьезных наказаний ысью. Палачом была женщина – вот блин, ну что за невезуха такая, даже соблазнить некого. И, между прочим, серьезно, никто ведь не знал, что в хунте так много женщин и что они такие суровые. Важная информация, которая может оказаться полезной. Социологи наверно все передерутся, пытаясь придумать этому правильное обоснование.
Но самое интересное – в данный момент палач избивала ысью какую-то некрасивую простолюдинку. Та, рыдая отсчитывала удары и счет этот уже подошел к пяти дюжинам. Ысь со звонким щелчком отскакивала от мясистых ягодиц и бедер, успевших превратится в один большой синяк, – палач явно не скупилась на силу удара, опуская палку от самого плеча.
Увидев вошедшую, палач сказала:
- Ложись спиной на этажерку, ноги пока можешь опустить. Сейчас с этой разберусь, и до тебя черед дойдет.
Тамура послушно устроилась на этажерке, отвернув голову на левую щеку и слушая, как причитает простолюдинка. Когда та досчитала до семидесяти, щелчки прекратились.
Палач отвязала простолюдинку и выкрикнула:
- Конвойный!
Сама она, наконец, обратила внимание на Тамуру.
- Подними ноги, твоя светлость.
Своя светлость послушно подняла, а палач, ухватив за щиколотки, вытянула их над туловищем, так что Тамура увидела собственные колени. Затем накинула на щиколотки веревочные петли, укрепив, таким образом, тамурины ноги в задранном состоянии. Потом она начала приматывать к этажерке запястья. Послышалось шебуршание – это пришедший, наконец, конвойный уводил предыдущую жертву.
Покончив с веревками, палач наконец взялась за розгу.
- Людей у нас не хватает, поэтому считаешь сама. Громко и четко. Понятно?
- Угу.
Палач размахнулась, и в самый момент этого замаха Тамуру вдруг прошиб какой-то неестественный страх. «Да ведь они ж сейчас меня будут…»
Вновь щелкнуло – на этот раз это был щелчок розги о распластанные на этажерке ягодицы Тамуры.
- Раз, - сосредоточенно произнесла она. Первый удар – полет нормальный.
Щелк.
- Два, - девушка нахмурилась. Ее уже стало пробирать. Она не ожидала, что боль начнет чувствоваться так рано.
Щелк-три, щелк-четыре. Тамура сосредочена гасила неприятные ощущения. Тем не менее, жжение в ягодицах все нарастало. И вместе с жжением нарастала у Тамуры ничем не мотивированная злоба на происходящее. Точнее, мотивов-то было вагон и маленькая тележка, но вот эмоциональный окрас они почему-то получали именно теперь.
Щелк.
- Десять.
Щелк.
- Аааахх, - это был первый удар, который она почувствовала в полную силу. - Одиннадцать.
Теперь очень захотелось крикнуть «хватит», а то и перейти к более решительным действиям. Ведь вот-вот будет следующий удар и снова повториться та же боль, а то и более сильная. Однако по причине своей пресловутой повышенной ответственности Тамура просто ждала этого двенадцатого удара.
Щелк.
- Двенадцать.
Такой же боли не было, но Тамура сама почувствовала, как жалобно звучал теперь ее голос.
Щелк.
- Тринадцать.
Щелк.
- Четырнадцать.
Потихоньку она приноравливалась к неторопливому ритму и к боли. Снова и снова давала счет тихо и стеснительно в соответствии со своим амплуа, иногда вскрикивая, даже не дождавшись щелчка.
Но тем сильнее с каждым новым щелкчком усиливалась в ней какая-то странная досада на происходящее. Она не могла припомнить ни одного случая в своей жизни, когда она испытывала подобную эмоцию. Хотелось вырваться, продемонстрировать этим людям свою истинную силу и возможности. Но в то же время Тамура прекрасно осознавала, что это будет неправильно, что это будет провал.
- Двадцать один! – Тамура выгибалась всем телом, как нежащаяся кошка, так что становилось непонятно, страдает она, или наоборот наслаждается. Она закусывала губы, ее лицо болезненно корчилось (естественно, даже в таком искаженном состоянии оно оставалось невыразимо прекрасным!). При некоторых ударах она опять-таки вскрикивала погромче, да понатуральнее. А жжение в заднице все усиливалось и это уже начинало ее беспокоить. Мало ли, какие там медицинские последствия могут произойти, несмотря на все блокады. Поскорей бы дурацкая процедура кончилась.
А палач все била и била в Тамурино тело, широко размахиваясь, сосредоточенно и с силой. Когда счет дошел до тридцати, она отошла в сторону и нажала на какой-то рубильник в стене, а потом – ничего не изменилось – вернулась к своему занятию. На сорок первом ударе – оставалось совсем чуть-чуть - в комнату неожиданно вошла ее старая знакомая госпожа Ирика. Ясное дело, она была без одежды и с биркой на запястье. Палач велела Ирике ждать. Теперь Тамура перестала слишком громко вскрикивать и только выгибалась всем телом, а удары отсчитывала тихим, почти будничным голосом. Как ни странно, последние шесть прошли относительно спокойно.
После сорок седьмого палач по одной отвязала ноги Тамуры и довольно бесцеремонно поставила на ноги. Та попыталась аристократичным взглядом максимально сгладить унижение.
- Стой здесь пока, - скомандовала ей экзекуторша, затем зычно выкрикнула «Конвойный!», а сама принялась готовить этажерку для Ирики. Та нервно сглатывала. Интересно, что она такого натворила, чтобы быть приговоренной к ыси?
А кстати, у нее довольно стройное тело. Красивое, в отличие от лица.
«А у меня вот наоборот» - подумала Тамура, а затем: - «Черт, я уже даже в мыслях кокетничаю. Ишь до чего довели, инквизиторы фиговы».
Явился конвойный – все тот же скучный мужик из раздевалки – и жестами пригласил Тамуру на выход. Тут госпожа Ирика решилась открыть рот.
- Очень больно? – одними губами спросила она. Кажется, она надеялась, что палач не услышит.
- Вполне переносимо. Совершенно не вижу причин, почему благородной госпоже нельзя получить от хунтисток немного розог.
И Тамура покинула помещение, задрав нос повыше.
Новые коридоры привели ее к выходу – точнее, к тому помещению, где полагалось одеваться. Тамура сдала свой номерок и получила назад одежду в целости и сохранности. Рядом понуро одевались остальные выпоротые, многие при этом всхлипывали. Кожу на их задницах и спинах покрывали красные полосы. Тамурину, естественно, тоже.
Жжение под кожей ушло куда-то на задний план, но ощущения остального тела были странные. В голове усиливался туман, бил легкий озноб – кажется, повышалась температура. Ее внутренний биологический регулятор – плод труда многих поколений ученых-иммунологов – столкнулся с неожиданной задачей. Антитела, естественные и искусственные, пытались определить степень повреждений и устранить их. Эта активность затрагивала весь организм госпожи Диас, от того она и чувствовала себя так странно.
«Интересно, а на морально-психологическое состояние вся эта байда распространяется?» - думала она. Что если шоковое состояние биоблокады сломает в ней казавшиеся нерушимыми этические установки, привитые воспитанием и школой прогрессоров? Тамура улыбалась, и ее улыбка не сулила этой планете ничего хорошего.