иоганнэ. Милашка Аюми
Добавлено: Ср май 04, 2022 10:26 am
иоганнэ
Милашка Аюми
Милашка Аюми появилась на свет в торговом комплексе «Мегамаркет». То есть она, конечно, родилась, как и все нормальные люди, в роддоме, но до определенного момента носила имя Настя. Новое имя ей дала Элеонора, дочь бизнесмена Жабина, которая ее купила. Едва увидев ее, Элеонора тут же воскликнула:
- Ой, какая милашка. Пап, а можно я назову ее Аюми? – и просительно-вожделеюще уставилась на отца. Изяслав Арчибальдович, конечно, поморщился. От того, что дочка даже и не подумала задать главный вопрос «А можно, ты мне ее купишь?» - очевидно, подразумевая, что никакого другого ответа кроме положительного и представить нельзя. От того, что он в поте лица трудится, зарабатывая свои миллионы, а жена и дочь их растрачивают на свои капризы (конечно, в данном случае, обида была куда в большей степени адресована жене, хоть спровоцировала ее Элеонора). От того, что Норочка, похоже, изрядно навострилась выклянчивать подарки у родителей, а значит, это далеко не последняя просьба такого рода. От того, что такое поведение для девицы, которой через год в университет поступать, выглядит несколько инфантильным. От того, наконец, что Изяслав Арчибальдович ясно понимал: он все равно слишком сильно любит дочку и не сможет не уступить ее просьбе.
Потому, Настя была им куплена - хорошо, что удалось вволю поторговаться с продавцом и даже немного сбить цену, так что Жабин по крайней мере отвел душу - и получила свое новое имя. Она действительно немного походила на японку: маленького роста, тоненького телосложения, с короткими, но стройными ножками, темными волосами и чуть раскосыми карими глазами. Возможно, потому, что ее, как и большинство девиц, выращиваемых на продажу, кормили в основном соевыми продуктами, которые способствуют быстрому созреванию и не способствуют росту и полноте. Зубы у Милашки были чуть больше положенного размера, к тому же, в растерянности она часто оставляла рот приоткрытым, напоминая белочку. Возможно, этим она и приглянулась Норе: деталь с одной стороны очень милая, с другой – не является общепринятым признаком женской красоты.
Дома у Жабиных Аюми освоилась достаточно быстро. Понять, что можно и что нельзя делать в доме у хозяев – дело нехитрое, особенно, после мегамаркета. И началась у нее сладкая жизнь – спи сколько хочешь, кушай объедки с хозяйского стола. Вести себя мило нужно не с огромной толпой покупателей, а только с Норочкой – ее родителям достаточно было просто не мозолить зря глаза. Поддерживать расположение юной хозяйки оказалось совсем не сложно: кроме Аюми никто в доме не звал Норочку «Элеонорой Изяславовной» и при обращении к ней по имени и отчеству девочка прямо-таки таяла. Конечно, требовалось поддерживать ее во всех играх и выдумках. Когда у Норочки было хорошее настроение, она начинала ухаживать за Милашкой, заплетала ей волосы в косички (что, впрочем, оказалось не слишком интересно: волосы у Аюми были не очень длинные, получившиеся косички не впечатляли, так что Нора быстро охладела к этой затее), ласкала и сюсюкалась. Одевать Аюми в разные наряды она тоже любила. Щекотала ее, с наслаждением слушая милашкино хихиканье. Как-то раз Аюми намочила панталоны, не выдержав щекотки. Сперва Нора была сильно обескуражена произошедшим, но затем, видимо, сочла это забавным. С тех пор она часто нарочно щекотала Милашку не зная никакой пощады, чтобы та обмочилась. Происходило это почти всегда одинаково: она одевала Аюми в трусы и брючки, или только в брючки, или в панталоны, оставляя обнаженными стопы и верхнюю половину тела. Затем она приказывала Милашке стоять смирно, подняв или вытянув по швам руки, а сама начинала бегать по всему ее туловищу растопыренными пальцами, чаще всего скользя по бокам, подмышкам и груди. Аюми хихикала, но не смела сдвинуться с места или сменить позу, хотя ее руки быстро уставали. Когда то, чего ждала Нора, наконец происходило, она тут же отскакивала в сторону и начинала отчитывать Милашку за ее бесстыдство. Нора отправляла ее отмываться под душем и стирать подмоченную одежду; пока одежда не высохнет, Аюми запрещалось что-либо на себя надевать. Когда она выходила из ванной, у Норы уже был наготове прут или ремень.
Тут надо вернуться немножко назад и рассказать о том, как Нора выпорола Милашку в первый раз. Однажды, еще в первый месяц общения с Аюми Нора пришла из школы не в духе. Видя это, Милашка начала к ней ластиться, надеясь, что сможет развеселить хозяйку. Сперва Нора никак не реагировала на Аюми, а потом посмотрела на нее так, будто только теперь заметила, и произнесла:
- Слушай, мне тут на черчении сказали, что клей пэ-вэ-а делается из нетоксических компонентов, поэтому надо носить на уроки именно его, а не те, что обычно в магазинах продаются. Вот зануда эта училка… Слушай, а давай ты выпьешь клея, а я посмотрю, что с тобой будет.
В ту пору Нора еще не привыкла к своему новому имуществу и часто проводила подобные эксперименты – приказывала Аюми лизнуть подошву ботинка или засунуть в нос пятирублевую монетку. Однако именно в этот раз ее желание впервые по-настоящему испугало Милашку.
- Элеонора Изяславовна, а вдруг это опасно для здоровья?
- Сказано же – нетоксичен. Не будь занудой. Пей, интересно же.
Делать было нечего. Аюми открыла тюбик. Пахло из него неприятно, но Милашка не могла не выполнить просьбы своей хозяйки. Клей оказался соленым, однако назвать его неприятным на вкус было бы нельзя. Аюми быстро, пока не прошла внезапно нахлынувшая храбрость, проглотила ту его часть, которая уже попала в рот. Сперва ей показалось, что все в порядке, но солоноватый вкус клея во рту с каждым вдохом делался сильнее и противнее. Наконец, почувствовав, как сжимают ее желудок спазмы, Милашка бросилась к туалету. Тогда она впервые воспользовалась хозяйским санузлом.
Норочка была страшно расстроена и обескуражена, хотя Аюми и вымыла тщательно раковину. Два дня после того она проходила как воду опущенная – Аюми от такого настроения хозяйки было почти физически плохо. А на третий день Норочка вдруг пришла к ней радостная, прежняя. И сказала:
- Я придумала, что теперь делать. Я тебя накажу и перестану на тебя обижаться. Пошли в сад.
Они вышли из дома и направились к грядкам, на которых мама Норочки выращивала помидоры. Чтобы удерживать стебли в вертикальном положении, в землю были воткнуты бамбуковые прутья. Нора вытянула один на поверхность – он оказался почти метровой длины – и заговорщицки подмигнула Аюми:
- Пойдем в баню. Запремся там - из дома будет не видно и не слышно.
Это подмигивание и хитрый тон Норы почему-то совершенно успокоили Аюми, она уверилась, что ничего страшного не произойдет. В общем-то, и не произошло: Нора велела ей раздеться донага, протерла прут тряпочкой, смоченной в водке (бутылку оной Норочка предусмотрительно стянула из буфета), а потом пару дюжин раз ударила ею Аюми по обнаженным ягодицам. Получилось не слишком больно – Нора боялась бить в полную силу. Вот кладовщики в мегамаркете в свое время не боялись – товар не их, так что не жалко. Там ее обычно пороли деревянной линейкой, снаряд, казалось бы, безобидный, но кладовщики всегда били ребром, а не плашмя, и вкладывали в удар немалую силу. При таких экзекуциях требовалось снести все удары, не проронив ни звука и не сменив позу. Поз для наказания было несколько и все жутко неудобные: встав на колени и держа на вытянутых руках поднос с пластиковыми бокалами, или встав на носочек одной ноги, а руки соединив над головой по балетному, или стоя на левом колене, туловище наклонив вперед, а правую ногу вытянув назад. Стоило оступиться или вскрикнуть – и остаток ударов ты получишь связанной, в утроенном объеме и USB-кабелем вместо ремня.
Что до слабенького наказания от Норочки, то Аюми легко могла перенести и впятеро больше ударов, не проронив ни звука. Однако она – сама не понимая как - догадалась, что хозяйке наоборот будет приятно, если она будет вести себя болезненно и недисциплинировано. Так что при каждом ударе Милашка вскрикивала или всхлипывала, причитая что-нибудь типа «ай, больно» или «ой, не надо». После экзекуции Норочка осталась довольна и немножко горда тем, как она наказала Милашку.
С тех пор такие вещи стали происходить если и не часто, то периодически. Примерно раз в несколько недель Нора находила повод, чтобы выпороть Милашку. Потом, когда она придумала хитрость со щекоткой, нужда в поводах отпала. Пользоваться прутьями с грядки оказалось не очень удобно, поэтому вскоре Нора перешла на солдатский ремень Изяслава Арчибальдовича: его форма висела в самом дальнем углу гардеробной, забытая и никогда не извлекаемая на свет. Так что пропажа ремня прошла совершенно незамеченной. Иногда Аюми пробовала обижаться на хозяйку за наказания, но оказалось, что она на это просто неспособна, точно так же, как неспособна проигнорировать данное ей приказание. А вот Норочка обижаться умела очень хорошо и всякий раз ее обида словно крючьями терзала душу Аюми. Тогда она приходила к хозяйке, потупившись и говорила: «Элеонора Изяславовна, я так больше не могу. Накажите меня пожалуйста». Тогда Норочка доставала ремень, протирала его водкой и легонько порола Аюми. Обида у нее после этого почти всегда проходила.
Впрочем, такие происшествия случались нечасто. В основном между Норой и Аюми царили любовь и взаимопонимание.
Через несколько месяцев после покупки Нора стала брать Аюми на встречу со своими подружками. Там та поначалу сильно стеснялась и не произносила ни слова, даже когда к ней обращались. После первого раза Норочка долго и растеряно расспрашивала, что случилось и почему она не поддерживает разговор с ее любимыми подругами, но Аюми так и не смогла объяснить толком, в чем причина. В конце Нора попросила ее, чтобы впредь она вела себя на встречах так же раскованно, как и дома.
- Хорошо, Элеонора Изяславовна, я постараюсь.
- Нет. Ты не постарайся, ты так и сделай. Сделаешь? Ответь – да или нет?
- Да.
Однако в следующий раз Аюми опять не проронила ни слова. Вечером после той встречи Норочка наказала ее, и впервые при этом она молотила Милашку со всех сил. Ягодицы у Аюми тогда заживали больше недели. На следующей встрече Аюми впервые заговорила и даже пыталась шутить. Получилось не очень, но в этот раз Нора не стала ее наказывать – следы от прошлой порки еще не сошли, и она боялась, что оставит на ягодицах Аюми незаживающие шрамы. Постепенно же Аюми неплохо освоилась в компании подружек своей хозяйки. Теперь ей даже удавалось разделить с Норой радость встречи и самой получать удовольствие от общения. Подружкам хозяйки она, похоже, нравилась: они любили с ней сюсюкаться и, похоже, завидовали Норе. Ни у кого из них не было такой милашки как Аюми.
Лишь один еще раз почувствовала она себя неловко в этой компании. Тогда Маша, одна из подружек, игравшая в школьной команде КВН, приволокла с собой ревкизит – костюм Красной Шапочки. И все вместе девочки дружно решили нарядить в него Аюми и посмотреть, что из этого выйдет. Не столько неловко было одевать этот странный костюмчик – в конце концов она и обычно носила что-то подобное – сколько то, что приходилось, переодеваясь, обнажаться в кафе, полном посетителей. Но, хозяйка не находила в этом ничего неудобного, а потому Милашке пришлось терпеть.
Аюми прожила у Жабиных больше года. Однажды зимним утром хозяйка не пришла к ней в манеж, как делала почти каждый день. Милашка подумала, что Нора заболела - такое уже случалось, да и эпидемия гриппа была в самом разгаре. Ближе к обеду к ней пришел отец хозяйки и велел следовать за ним. Он повел ее по лестнице вниз – в подвал.
- Знаешь, - говорил на ходу Изяслав Арчибальдович, - Норочка уже совсем взрослая стала. Этой весной ей нужно готовиться к ЕГЭ, чтобы поступить в приличный институт. У нее больше не будет времени, чтобы возиться с тобой.
Он отворил дверь сарая и жестом указал Милашке идти туда. В сарае хранили дрова, которыми топили баню или разжигали мангал – ни газа, ни покупного угля Жабин в этих вопросах не признавал. Посреди сарая стоял чурбачок для колки дров с воткнутым в него топором. Изяслав Арчибальдович присел на его краешек.
- Сама пойми, она ведь уже серьезная, взрослая девушка, ей скоро жить отдельно. Не может же она с тобой постоянно сюсюкаться. В конце концов, это естественный ход событий, ради этого вас и выращивают. Бесплатно откармливают соей, в то время как все остальные люди вынуждены горбатиться, потом и кровью добывать свой хлеб. А ты… ты ведь уже совсем взрослая, еще пару лет и станешь несъедобной. Оставлять тебя дальше – это… ну очень странно. Так разве что извращенцы делают. Но мы же не извращенцы.
Говоря это, он встал и обошел вокруг Милашки, так, что она оказалась посередине между ним и чурбаком.
- Да, Норочка, конечно, проревела всю ночь и, возможно, еще пару раз поревет, а потом смирится. Да, она тебя, конечно, полюбила. Но ведь это жизнь. У всякого человека своя судьба. Она, конечно, ни за что не решилась бы сама тебя резать. Но с другой стороны, Нора ведь с самого начала знала, что когда-нибудь это случится. Да и раньше от таких блюд она никогда не отказывалась. Это как быть мясоедом, но при этом осуждать охотников. Я по крайней мере честен и не пытаюсь зарыться в блаженное якобы-неведение. Что ты глазами хлопаешь? Клади голову на чурбак.
19-25 марта 2015
Милашка Аюми
Милашка Аюми появилась на свет в торговом комплексе «Мегамаркет». То есть она, конечно, родилась, как и все нормальные люди, в роддоме, но до определенного момента носила имя Настя. Новое имя ей дала Элеонора, дочь бизнесмена Жабина, которая ее купила. Едва увидев ее, Элеонора тут же воскликнула:
- Ой, какая милашка. Пап, а можно я назову ее Аюми? – и просительно-вожделеюще уставилась на отца. Изяслав Арчибальдович, конечно, поморщился. От того, что дочка даже и не подумала задать главный вопрос «А можно, ты мне ее купишь?» - очевидно, подразумевая, что никакого другого ответа кроме положительного и представить нельзя. От того, что он в поте лица трудится, зарабатывая свои миллионы, а жена и дочь их растрачивают на свои капризы (конечно, в данном случае, обида была куда в большей степени адресована жене, хоть спровоцировала ее Элеонора). От того, что Норочка, похоже, изрядно навострилась выклянчивать подарки у родителей, а значит, это далеко не последняя просьба такого рода. От того, что такое поведение для девицы, которой через год в университет поступать, выглядит несколько инфантильным. От того, наконец, что Изяслав Арчибальдович ясно понимал: он все равно слишком сильно любит дочку и не сможет не уступить ее просьбе.
Потому, Настя была им куплена - хорошо, что удалось вволю поторговаться с продавцом и даже немного сбить цену, так что Жабин по крайней мере отвел душу - и получила свое новое имя. Она действительно немного походила на японку: маленького роста, тоненького телосложения, с короткими, но стройными ножками, темными волосами и чуть раскосыми карими глазами. Возможно, потому, что ее, как и большинство девиц, выращиваемых на продажу, кормили в основном соевыми продуктами, которые способствуют быстрому созреванию и не способствуют росту и полноте. Зубы у Милашки были чуть больше положенного размера, к тому же, в растерянности она часто оставляла рот приоткрытым, напоминая белочку. Возможно, этим она и приглянулась Норе: деталь с одной стороны очень милая, с другой – не является общепринятым признаком женской красоты.
Дома у Жабиных Аюми освоилась достаточно быстро. Понять, что можно и что нельзя делать в доме у хозяев – дело нехитрое, особенно, после мегамаркета. И началась у нее сладкая жизнь – спи сколько хочешь, кушай объедки с хозяйского стола. Вести себя мило нужно не с огромной толпой покупателей, а только с Норочкой – ее родителям достаточно было просто не мозолить зря глаза. Поддерживать расположение юной хозяйки оказалось совсем не сложно: кроме Аюми никто в доме не звал Норочку «Элеонорой Изяславовной» и при обращении к ней по имени и отчеству девочка прямо-таки таяла. Конечно, требовалось поддерживать ее во всех играх и выдумках. Когда у Норочки было хорошее настроение, она начинала ухаживать за Милашкой, заплетала ей волосы в косички (что, впрочем, оказалось не слишком интересно: волосы у Аюми были не очень длинные, получившиеся косички не впечатляли, так что Нора быстро охладела к этой затее), ласкала и сюсюкалась. Одевать Аюми в разные наряды она тоже любила. Щекотала ее, с наслаждением слушая милашкино хихиканье. Как-то раз Аюми намочила панталоны, не выдержав щекотки. Сперва Нора была сильно обескуражена произошедшим, но затем, видимо, сочла это забавным. С тех пор она часто нарочно щекотала Милашку не зная никакой пощады, чтобы та обмочилась. Происходило это почти всегда одинаково: она одевала Аюми в трусы и брючки, или только в брючки, или в панталоны, оставляя обнаженными стопы и верхнюю половину тела. Затем она приказывала Милашке стоять смирно, подняв или вытянув по швам руки, а сама начинала бегать по всему ее туловищу растопыренными пальцами, чаще всего скользя по бокам, подмышкам и груди. Аюми хихикала, но не смела сдвинуться с места или сменить позу, хотя ее руки быстро уставали. Когда то, чего ждала Нора, наконец происходило, она тут же отскакивала в сторону и начинала отчитывать Милашку за ее бесстыдство. Нора отправляла ее отмываться под душем и стирать подмоченную одежду; пока одежда не высохнет, Аюми запрещалось что-либо на себя надевать. Когда она выходила из ванной, у Норы уже был наготове прут или ремень.
Тут надо вернуться немножко назад и рассказать о том, как Нора выпорола Милашку в первый раз. Однажды, еще в первый месяц общения с Аюми Нора пришла из школы не в духе. Видя это, Милашка начала к ней ластиться, надеясь, что сможет развеселить хозяйку. Сперва Нора никак не реагировала на Аюми, а потом посмотрела на нее так, будто только теперь заметила, и произнесла:
- Слушай, мне тут на черчении сказали, что клей пэ-вэ-а делается из нетоксических компонентов, поэтому надо носить на уроки именно его, а не те, что обычно в магазинах продаются. Вот зануда эта училка… Слушай, а давай ты выпьешь клея, а я посмотрю, что с тобой будет.
В ту пору Нора еще не привыкла к своему новому имуществу и часто проводила подобные эксперименты – приказывала Аюми лизнуть подошву ботинка или засунуть в нос пятирублевую монетку. Однако именно в этот раз ее желание впервые по-настоящему испугало Милашку.
- Элеонора Изяславовна, а вдруг это опасно для здоровья?
- Сказано же – нетоксичен. Не будь занудой. Пей, интересно же.
Делать было нечего. Аюми открыла тюбик. Пахло из него неприятно, но Милашка не могла не выполнить просьбы своей хозяйки. Клей оказался соленым, однако назвать его неприятным на вкус было бы нельзя. Аюми быстро, пока не прошла внезапно нахлынувшая храбрость, проглотила ту его часть, которая уже попала в рот. Сперва ей показалось, что все в порядке, но солоноватый вкус клея во рту с каждым вдохом делался сильнее и противнее. Наконец, почувствовав, как сжимают ее желудок спазмы, Милашка бросилась к туалету. Тогда она впервые воспользовалась хозяйским санузлом.
Норочка была страшно расстроена и обескуражена, хотя Аюми и вымыла тщательно раковину. Два дня после того она проходила как воду опущенная – Аюми от такого настроения хозяйки было почти физически плохо. А на третий день Норочка вдруг пришла к ней радостная, прежняя. И сказала:
- Я придумала, что теперь делать. Я тебя накажу и перестану на тебя обижаться. Пошли в сад.
Они вышли из дома и направились к грядкам, на которых мама Норочки выращивала помидоры. Чтобы удерживать стебли в вертикальном положении, в землю были воткнуты бамбуковые прутья. Нора вытянула один на поверхность – он оказался почти метровой длины – и заговорщицки подмигнула Аюми:
- Пойдем в баню. Запремся там - из дома будет не видно и не слышно.
Это подмигивание и хитрый тон Норы почему-то совершенно успокоили Аюми, она уверилась, что ничего страшного не произойдет. В общем-то, и не произошло: Нора велела ей раздеться донага, протерла прут тряпочкой, смоченной в водке (бутылку оной Норочка предусмотрительно стянула из буфета), а потом пару дюжин раз ударила ею Аюми по обнаженным ягодицам. Получилось не слишком больно – Нора боялась бить в полную силу. Вот кладовщики в мегамаркете в свое время не боялись – товар не их, так что не жалко. Там ее обычно пороли деревянной линейкой, снаряд, казалось бы, безобидный, но кладовщики всегда били ребром, а не плашмя, и вкладывали в удар немалую силу. При таких экзекуциях требовалось снести все удары, не проронив ни звука и не сменив позу. Поз для наказания было несколько и все жутко неудобные: встав на колени и держа на вытянутых руках поднос с пластиковыми бокалами, или встав на носочек одной ноги, а руки соединив над головой по балетному, или стоя на левом колене, туловище наклонив вперед, а правую ногу вытянув назад. Стоило оступиться или вскрикнуть – и остаток ударов ты получишь связанной, в утроенном объеме и USB-кабелем вместо ремня.
Что до слабенького наказания от Норочки, то Аюми легко могла перенести и впятеро больше ударов, не проронив ни звука. Однако она – сама не понимая как - догадалась, что хозяйке наоборот будет приятно, если она будет вести себя болезненно и недисциплинировано. Так что при каждом ударе Милашка вскрикивала или всхлипывала, причитая что-нибудь типа «ай, больно» или «ой, не надо». После экзекуции Норочка осталась довольна и немножко горда тем, как она наказала Милашку.
С тех пор такие вещи стали происходить если и не часто, то периодически. Примерно раз в несколько недель Нора находила повод, чтобы выпороть Милашку. Потом, когда она придумала хитрость со щекоткой, нужда в поводах отпала. Пользоваться прутьями с грядки оказалось не очень удобно, поэтому вскоре Нора перешла на солдатский ремень Изяслава Арчибальдовича: его форма висела в самом дальнем углу гардеробной, забытая и никогда не извлекаемая на свет. Так что пропажа ремня прошла совершенно незамеченной. Иногда Аюми пробовала обижаться на хозяйку за наказания, но оказалось, что она на это просто неспособна, точно так же, как неспособна проигнорировать данное ей приказание. А вот Норочка обижаться умела очень хорошо и всякий раз ее обида словно крючьями терзала душу Аюми. Тогда она приходила к хозяйке, потупившись и говорила: «Элеонора Изяславовна, я так больше не могу. Накажите меня пожалуйста». Тогда Норочка доставала ремень, протирала его водкой и легонько порола Аюми. Обида у нее после этого почти всегда проходила.
Впрочем, такие происшествия случались нечасто. В основном между Норой и Аюми царили любовь и взаимопонимание.
Через несколько месяцев после покупки Нора стала брать Аюми на встречу со своими подружками. Там та поначалу сильно стеснялась и не произносила ни слова, даже когда к ней обращались. После первого раза Норочка долго и растеряно расспрашивала, что случилось и почему она не поддерживает разговор с ее любимыми подругами, но Аюми так и не смогла объяснить толком, в чем причина. В конце Нора попросила ее, чтобы впредь она вела себя на встречах так же раскованно, как и дома.
- Хорошо, Элеонора Изяславовна, я постараюсь.
- Нет. Ты не постарайся, ты так и сделай. Сделаешь? Ответь – да или нет?
- Да.
Однако в следующий раз Аюми опять не проронила ни слова. Вечером после той встречи Норочка наказала ее, и впервые при этом она молотила Милашку со всех сил. Ягодицы у Аюми тогда заживали больше недели. На следующей встрече Аюми впервые заговорила и даже пыталась шутить. Получилось не очень, но в этот раз Нора не стала ее наказывать – следы от прошлой порки еще не сошли, и она боялась, что оставит на ягодицах Аюми незаживающие шрамы. Постепенно же Аюми неплохо освоилась в компании подружек своей хозяйки. Теперь ей даже удавалось разделить с Норой радость встречи и самой получать удовольствие от общения. Подружкам хозяйки она, похоже, нравилась: они любили с ней сюсюкаться и, похоже, завидовали Норе. Ни у кого из них не было такой милашки как Аюми.
Лишь один еще раз почувствовала она себя неловко в этой компании. Тогда Маша, одна из подружек, игравшая в школьной команде КВН, приволокла с собой ревкизит – костюм Красной Шапочки. И все вместе девочки дружно решили нарядить в него Аюми и посмотреть, что из этого выйдет. Не столько неловко было одевать этот странный костюмчик – в конце концов она и обычно носила что-то подобное – сколько то, что приходилось, переодеваясь, обнажаться в кафе, полном посетителей. Но, хозяйка не находила в этом ничего неудобного, а потому Милашке пришлось терпеть.
Аюми прожила у Жабиных больше года. Однажды зимним утром хозяйка не пришла к ней в манеж, как делала почти каждый день. Милашка подумала, что Нора заболела - такое уже случалось, да и эпидемия гриппа была в самом разгаре. Ближе к обеду к ней пришел отец хозяйки и велел следовать за ним. Он повел ее по лестнице вниз – в подвал.
- Знаешь, - говорил на ходу Изяслав Арчибальдович, - Норочка уже совсем взрослая стала. Этой весной ей нужно готовиться к ЕГЭ, чтобы поступить в приличный институт. У нее больше не будет времени, чтобы возиться с тобой.
Он отворил дверь сарая и жестом указал Милашке идти туда. В сарае хранили дрова, которыми топили баню или разжигали мангал – ни газа, ни покупного угля Жабин в этих вопросах не признавал. Посреди сарая стоял чурбачок для колки дров с воткнутым в него топором. Изяслав Арчибальдович присел на его краешек.
- Сама пойми, она ведь уже серьезная, взрослая девушка, ей скоро жить отдельно. Не может же она с тобой постоянно сюсюкаться. В конце концов, это естественный ход событий, ради этого вас и выращивают. Бесплатно откармливают соей, в то время как все остальные люди вынуждены горбатиться, потом и кровью добывать свой хлеб. А ты… ты ведь уже совсем взрослая, еще пару лет и станешь несъедобной. Оставлять тебя дальше – это… ну очень странно. Так разве что извращенцы делают. Но мы же не извращенцы.
Говоря это, он встал и обошел вокруг Милашки, так, что она оказалась посередине между ним и чурбаком.
- Да, Норочка, конечно, проревела всю ночь и, возможно, еще пару раз поревет, а потом смирится. Да, она тебя, конечно, полюбила. Но ведь это жизнь. У всякого человека своя судьба. Она, конечно, ни за что не решилась бы сама тебя резать. Но с другой стороны, Нора ведь с самого начала знала, что когда-нибудь это случится. Да и раньше от таких блюд она никогда не отказывалась. Это как быть мясоедом, но при этом осуждать охотников. Я по крайней мере честен и не пытаюсь зарыться в блаженное якобы-неведение. Что ты глазами хлопаешь? Клади голову на чурбак.
19-25 марта 2015