Марлен. Лиска
Добавлено: Сб май 07, 2022 10:27 am
M/f
Марлен
Лиска
http://hisharta.clubpn.org/библиотека
Жизнь – штука замечательная, в этом Лиска к своим восьми годам была совершенно уверена. Ну у кого еще есть такая замечательная светлая квартирка в мансарде на самых Сливках, огромный парк, который Лиска с незапамятных времен считала полной своей собственностью, ворох непослушных рыжих кудрей и кукла Сюзанна, которой мама смастерила платье как у настоящей дамы?
Сюзанна, правда, была тряпочной, с нарисованным красками и уже порядком размытым лицом и повылезшими от старости веревочными волосами, но все равно она гораздо лучше всех этих магазинных красавиц с глупыми фарфоровыми мордашками, так что пусть Катеринка не задается!
Но самое главное – это были все-таки Сливки! И пусть мама утверждает, что название это пошло от Сливовой горы, в незапамятные времена покрытой огромным фруктовым садом. Лиска точно знала, что ее Сливки зовутся в честь тех восхитительных воздушных облаков, которыми кондитер лано Сильвестр из лавочки на углу покрывает свои невообразимо вкусные пирожные. Нет, конечно, сама Лиска их ни разу не попробовала, даже вот такусечного крохотного кусочка, но не могут они оказаться невкусными, просто права не имеют!
И девочка подолгу простаивала перед огромной зеркальной витриной, затаив дыхание и наблюдая, как священнодействует лано Сильвестр, периодически ворча и в сердцах замахиваясь на помогающую ему тоненькую девушку – его племянницу Алку.
Но не будешь же целый день торчать на тротуаре, слушая, как цокают по торцам мостовой лошадиные копыта, шуршат шинами пролетки, и мелодичным колокольчиком бренькает дверь кондитерской, когда туда то проскальзывает горничная из хорошего дома, то галантный кавалер приглашает спутницу в шляпке с вуалью выпить чашку шоколада со свежими меренгами?
И Лиска бежала в парк, всегда готовый открыть ей свои сокровища – уютные пещеры между вековых корней, полянки бледных хрупких цветов, неуклюже пробивающихся сквозь прошлогоднюю палую листву, гнезда со смешными крапчатыми яйцами, нахальных кроликов, бесстрашно выбегающих на самый солнцепек за какой-то особо вкусной травой…
В тот день, как частенько случалось и раньше, мама чуть виновато взглянула дочке в глаза: «Пойди погуляй немного, Лисенок, хорошо?». «Лана Аурелия?» — поинтересовалась Лиска и, получив в качестве ответа молчаливый кивок, горохом ссыпалась по истертым ступенькам лестницы.
Лана Аурелия детей не любила, это Лиска знала давно. При виде девочки настроение ее моментально портилось, она начинала ворчать, придираться. И в итоге платила маме за работу гораздо меньше, чем обещала сначала. Мама украдкой плакала, но возражать не смела… Так оно и шло год за годом. Со временем они с Лиской договорились, что пока лана Аурелия примеряет новые туалеты, которые мама до поздней ночи шила на старенькой ручной машинке, девочка гуляет где-нибудь подальше от дома. Зато потом ее ждет кофе с чем-то вкусным – с баккаладой или чурритос, хотя чаще всего это были самые обычные крендельки с корицей из ближайшей лавочки «Тысяча мелочей за пять центино».
Выбежав из прохладного парадного на залитую весенним солнцем мостовую, Лиска от неожиданности зажмурилась, а потом осторожно открыла один глаз. Ну конечно, в такую жару никого на улице не было – ни Пеки-воображалы, ни Катринки с ее фарфоровой красавицей, ни близнецов Дорри и Дотти. Одним словом – никого…
Перебежав привычным путем к витрине кондитерской, Лиска полюбовалась на колоссальных размеров белоснежный торт, украшенный свежими фруктами и многочисленными кремовыми завитками – и как это он не тает? – и отправилась в единственное место, где можно было хоть немного спрятаться от невыносимого пекла – в самую-самую глубь парка.
Вот так сюрприз! На заветной лискиной скамейке, где сроду не бывало никого из гуляющих, сидела очаровательная дама в воздушном платье. Спутник дамы, чуть склонившись, стоял перед ней, и Лиска могла бы поклясться чем угодно, что при звуках ее шагов он резко отшатнулся в сторону, а до того его длинные смоляные локоны касались внезапно заалевшей девичьей щеки.
— Смотрите, сударыня, какой очаровательный ребенок, — весело воскликнул незнакомец, и Лиска удивленно огляделась вокруг в поисках упомянутого малыша. Но никого рядом не было, и девочка растерянно застыла, с удивлением поняв, что фраза относилась к ней.
Ну, ребенок – еще куда ни шло. В конце концов, Лиска еще, действительно, даже в гимназии не училась. Но очаровательный? Девочка давно привыкла, что во дворе ее вечно дразнят то ежиком за дыбом стоящие кудряшки, то лягушонком за большой подвижный рот, вечно готовый растянуться в радостной улыбке. А еще… еще мальчишки так и норовили из-за угла крикнуть что-то обидное, вроде «Рыжая – бесстыжая!». Лиска хотела их побить, но мама обняла воинственно настроенную дочку, потерлась лбом об усыпанный веснушками лобик, и тихонько попросила: «Не связывайся ты с ними, Лисенок! Глупые они, не понимают…». Лиска тоже не очень поняла, что такого не понимают мальчишки, но драться передумала, только придумала ответную дразнилку, которую тихонько шептала про себя, когда мальчишки становились особенно нахальными.
Под веселым ярко-синим взглядом незнакомца девочка окончательно смешалась и бросилась бежать со всех ног, чувствуя, как сердце вот-вот выскочит из груди…
Назавтра она снова пришла на то же место, но ни дамы, ни синеглазого господина не было, хотя она просидела там почти весь день, втайне надеясь, что вот-вот зашуршат по дорожке шаги и раздастся тонкий, чуть пряный запах духов, которыми пахла вчерашняя дама…
Еще через два дня она увидела его в совсем другой части парка, на посыпанных толченым красным кирпичом аллеях. Незнакомец задумчиво брел, заложив руки за спину, и словно повторяя что-то про себя. Лиска специально дважды попадась ему навстречу, но синеглазый господин даже не посмотрел в ее сторону, поглощенный своими собственными мыслями.
Девочка сам толком не знала, чего же ей хочется. Наверное, если бы незнакомец еще раз обратил на нее внимание, она бы превратилась в самый настоящий соляной столп. Но… но до чего же обидно было, что он ее больше не замечает!
На следующий день она выпросила у мамы на прогулку самое свое нарядное платье, но и оно не помогло. Незнакомец снова бродил по тем же аллеям, но в сторону гуляющих детей головы не поворачивал, и Лиска даже начала сомневаться, а не придумала ли она, что глаза у него синие.
Да, вот в чем все дело! Лиска вдруг со всей неоспоримостью поняла, что она просто больше не очаровательная, поэтому он и не обращает на нее внимания. И вправду сказать, старенькое вылинявшее платье, туфельки со сбитыми носами, встрепанные кудряшки – ну что тут может быть очаровательного? Нужно, просто необходимо было что-то сделать, чтобы снова стать для него очаровательной, чтобы он еще хоть раз взглянул, сказал что-то хорошее!
Лиска перетряхнула дома весь их с мамой нехитрый скарб, но так и не нашла ничего, что могло бы превратить бедную Золушку в принцессу. Идти гулять больше совсем не хотелось, но толстая лана Аурелия снова заявилась на примерку, и Лиска обреченно потащилась на улицу. Прилипнув носом к витрине, она следила, как Алка упаковывает дюжину пирожных для какого-то важного заказчика. Зеленая шелковая лента несколько раз опоясывала коробку с фирменной картинкой лано Сильвестра. На самом верху лента свивалась в пышный бант, похожий на странную зеленую хризантему…
Лиска не слышала слов, но по жестам лано Сильвестра поняла, что Алка снова провинилась. Вздрогнув и метнув на дядю затравленный взгляд, девушка попыталась развязать ленту, запуталась и от отчаяния просто перерезала ее ножницами. Бывший бант отправился в мусорное ведро, а коробка во мгновение ока оказалась перевязана торжественным пурпурным бантом. Через минуту колокончик брынькнул, и Алка, стуча каблучками, сама отправилась доставлять заказ.
Лиска вдруг почувстовала, как отчаянно колотится ее сердце. Вот оно! Мама всегда говорила, что рыжим зеленое идет. Но… ленточка – это же чужое. Ну и что, она все равно уже в помойке. А кому мешает, если она, Лиска, возьмет себе то, что уже выкинуто в мусор, ведь это же не кража, ну совсем-совсем не кража, правда!
Замирая от собственной дерзости, девочка осторожно прокралась в кондитерскую, стараясь, чтобы колокольчик звякнул как можно тише. Уффф…. кажется, хозяин ничего не услышал. Пробравшись за прилавок, Лиска вытянула за кончик вожделенную зеленую ленту, почти совсем не пострадавшую от алкиных манипуляций, даже бант был по-прежнему пышен. Стараясь ступать как можно осторожнее и, на всякий случай, не разгибаясь, Лиска сделал два шага и почувстовала, как ее голова уперлась во что-то мягкое.
— Это-то что такое?! – гаркнул над головой грубый голос лано Сильвестра, и девочка почувствовала, что не может распрямиться, придавленная тяжелой дланью кондитера.
— Я… я нечаянно… только ленточку… – растерянно пролепетала Лиска, показывая зажатый в кулаке бант и чувствуя, как от ужаса по животу разливается ледяной холод.
— Я тебе покажу ленточку! Воровать вздумала! Такая малявка и туда же! – казалось, торговец специально взвинчивает голос, сам накручивая себя сильнее и сильнее.
— Я не воровала… Ее все равно уже выбросили, — из последних сил пыталась защищаться девочка, шестым чувством понимая, что ее никто слушать не станет. – Я совсем-совсем ничего не трогала, только мусор…
— Твоя это ленточка? – назидательно вопросил лано Сильвестр и сам себе же ответил, — не твоя. Стало быть, ты ее украла. А с ворами у меня разговор короткий…
Лиска с ужасом вообразила, как ее с позором ведут по улице в полицейский участок, как вели год назад воришку, забравшегося в колбасную лавку, а вся улица тыкала в него пальцами и судачила, что так проходимцу и надо.
Но действительность оказалась еще страшнее. Левая рука лано Сильвестра продолжала обхватывать Лиску так, что та не могла шелохнуться, а правая тем временем задрала вверх подол платьица, сдернула вниз немудрящие лискины панталончики и отвесила такой шлепок, что от него, казалось, зазвенели все стекла в витринах. Лиска громко взвизгнула, но лано кондитер не обратил на это ни малейшего внимания и начал мерно нашлепывать вертлявые лискины половинки, стараясь придать им цвет сочной спелой вишни.
— Пустите… я больше не… аааай, бооольно, — у Лиски самой заложило уши от собственных воплей, уж очень твердой и безжалостной была длань лано Сильвестра.
Кондитер свое дело знал туго и прекращать наказание отнюдь не собирался. Даже наоборот… Удостоверившись, что лискина попка порозовела вполне убедительно, кондитер ухватил висевшую на стене толстую кожаную полосу, на которой правил свои многочисленные ножи.
— А это тебе для закрепления урока, — и на многострадальную лискину попку, обрушился, казалось, настоящий огненный смерч.
Лиска заорала так, что горлу стало больно, и в первый момент даже не поняла, что больше ее никто не держит. Размазав по щекам слезы пополам с соплями, девочка подняла голову… и почувствовала, что ее до самой макушки заливает горячая волна. Лано Сильвестр стоял, держась за щеку, и между его пальцами проступали алые пятна. А прямо перед ним, размахиваясь для второй пощечины, стоял тот, ради кого Лиска пошла на свою самую первую в жизни кражу…
— Не смей бить женщин, мерзавец, — сквозь зубы процедил синеглазый незнакомец, — даже совсем маленьких. Еще раз о таком узнаю – убью на месте.
И сумрачные своды кондитерской огласила еще одна пощечина.
Лиска молниеносно привела в порядок туалет и попыталась бочком выскользнуть за дверь. После того, как «господин из парка» увидел ее в подобном виде, попадаться ему на глаза она бы не смогла ни за что в жизни. Но не успела она сделать и шага, как неожиданный спаситель обернулся в ее сторону, и лицо его осветила веселая улыбка.
— Ба, да это ты, Лисенок! Очень больно? За что он тебя так?
Присев на корточки, так что их взгляды оказались вровень, он заглянул девочке в глаза и неожиданно подмигнул.
— Выше нос, Лисенок! Где наша не пропадала! А шкурка быстро заживет, я точно знаю.
В носу внезапно защипало, и Лиска отвернулась в сторону, пытаясь не разреветься.
— А почему «Лисенок»? – неожиданно для самой себя спросила она, разжимая кулак и демонстрируя уже порядком помятый и замурзанный зеленый бант.
— Потому что ты рыжая и пушистая, самый настоящий лисенок, — засмеялся незнакомец и покосился на ленточку.
— Это что? За это он тебя…?
Лиска вздрогнула и кивнула – да, за это.
— Слушай ты, негодяй, — звенящим от сдерживаемого гнева голосом произнес незнакомец, и взгляд его вдруг из синего стал черным. – Тебе только с девчонками воевать. Из-за какого-то обрывка паршивой ленты человека забить готов, …!
И он добавил какое-то слово, которого Лиска никогда раньше не слышала.
— Подавись своей лентой, скупердяй! – незнакомец бросил на прилавок тяжело звякнувшую монету, на глазах у потрясенно молчащего кондитера запустил руку в одну из вазочек на прилавке, и насыпал Лиске полный карман засахаренных орехов.
— Что вы себе позво… – неожиданно жалобно пискнул кондитер, — но незнакомец повернулся к нему, и, бешено глядя в глаза, раздельно и чуть не по слогам произнес:
— Только попробуй хоть пальцем тронуть девчонку – заколю собственными руками, и для убедительности коснулся рукой пояса, словно там и в самом деле в ножнах висел стилет.
— Пойдем, Лисенок, я тебя домой провожу, — предложил он, беря девочку за руку и выходя на улицу под очумелым взглядом растерявшего весь свой апломб лано Сильвестра.
— Спасибо, я сама, — запротестовала Лиска, хотя на самом деле ей больше всего на свете хотелось пройтись на глазах всего двора в компании такого потрясающего спутника.
— Нет уж, должен же я твоим родителям объяснить, откуда у тебя лакомства, — весело возразил незнакомец. – а то они еще вообразят тебе что-то не то, и добавят, а тебе это вовсе даже ни к чему.
От напоминания о приключившемся конфузе Лиска уставилась на концы собственных туфель, смаргивая очередную непрошенную слезу. Ну вот, стыдобища какая..
— Не грусти, Лисенок, — мужская ладонь осторожно коснулась растрепанных кудряшек, — со всеми нами такие неприятности случались. Пройдет, вот увидишь! Ничего страшного…
Лиска осторожно сжала руку незнакомца.
— А мама мне верит, — тихонько прошептала она, — я бы ей объяснила, как было, и всё.
— Повезло тебе с такой мамой! – восхищенно ответил спутник, широко, через две ступеньки, шагая вверх по лестнице.
— Высоко вы забрались, — присвистнул он, когда Лиска забарабанила в с младенчества знакомую дверь с порядком облезлой филенкой.
Замок щелкнул, дверь отворилась, пропуская пришедших, и Лиска припустила бегом по коридору, стараясь поскорее скрыться в ванной и избежать разговоров с мамой. Понимающая-то понимающая, но присутствовать при разговоре о собственном конфузе Лиске совершенно не улыбалось.
В сумрачной ванной, освещенной только солнцем, проникавшим сквозь крошечное окошко под потолком, Лиска умылась, пригладила непослушные кудряшки, и даже, намочив в ледяной воде полотенце, немного охладила до сих пор порядком горящую попку.
Выждав достаточное, по ее представлениям, время, девочка тихонько выбралась наружу. Нежданный гость явно собирался уходить. Склонившись к маминой ладошке, шероховатой, с исколотым иголкой указательным пальцем, он говорил что-то веселое и ласковое, а мама, светящаяся нежным радостным светом, улыбалась, слегка покачивая головой.
— Счастливо тебе, Лисенок, — помахал рукой незнакомец и скрылся за дверью, а мама, легко улыбаясь и прислушиваясь к чему-то внутри себя, свернулась клубком в любимом кресле, тихонько мурлыча старинную песню про девушку и дракона.
— Мам, а… а что он тебе сказал? – чуть не брякнула Лиска, но вовремя прикусила язык. – Давай лучше кофе попьем, что ли?
Назавтра мама была задумчивой, говорила невпопад, роняла вещи, и даже чуть было не разбила свою любимую пудреницу из синего темного стекла. Лиска с утра помогала по дому, гладила вместе с мамой белье, натирала тряпочкой с воском потемневший от времени комод, а после обеда, когда жара стала послабее, собралась в парк в тайной надежде снова повстречать вчерашнего спасителя, так и оставшегося безымянным.
Пролетев бегом два лестничных пролета, она чуть со всего маху не врезалась в поднимающегося навстречу господина.
— Ты чего это на людей кидаешься, Лисенок? – весело поинтересовался давешний знакомец, высоко вздевая букет и кондитерскую коробку. – Хочешь, чтобы мы торт соскабливали с твоей хитрой физиономии?
Растерявшаяся от неожиданности Лиска была не в силах вымолвить ни слова.
— Я… ой… я гулять … нечаянно… – в конце концов выдавила она из себя, чувствуя, как радостно трепыхается в груди внезапно встрепенувшееся сердце.
— Так-так-так, стало быть, ты нечаянно отправилась гулять? Очень хорошо! – весело одобрил незнакомец и, исхитрившись, открыл виящую на жилетной цепочке луковицу – часы.
— Вот что, Лисенок, побегай-ка ты часика полтора – два, идет? А потом приходи, будем вкусный торт уничтожать, идет?
— Идет! – радостно согласилась Лиска, бегом летя вниз.
На радостях от того, что нежданный гость останется у них надолго, до вечера, Лиска даже не обиделась, когда вредный Пека стал особенно ехидным голосом выкрикивать всякие дурацкие дразнилки, когда близнецы, притащившие откуда-то здоровенную лейку, забрались на крышу сарайчика и оттуда поливали всех, кто случайно оказывался в опасной зоне. И даже когда Катеринка начала вредничать и не дала покатать новую кукольную коляску, в которой в пене кружев лежала фарфоровая красавица, и тут Лиска продемонстрировала чудеса миролюбия.
С трудом выждав положенное время, она вихрем взлетела вверх по лестнице и забарабанила кулачком в дверь. Нежно разрумянившаяся мама с выбившимся из прически светлым локоном впустила дочку, бросила беглый взгляд на свое отражение в зеркале, и побежала накрывать на стол.
Торт оказался выше всяких похвал. Едва дыша, Лиска попросила себе третью добавку, ничего, конечно же, не получила, и так прямо за столом и уснула, положив голову на сгиб локтя. Она не чувствовала, как крепкие мужские руки перенесли ее на кровать, как мама бережно раздела девочку, укрыла ее легким пикейным одеялом и, выйдя из детской, едва слышно шепнула «Набегалась, теперь до утра… ».
А утро было снова радостным и солнечным, мама, в легкой летней кофточке с голыми руками выглядела совсем девчонкой, и Лиска восторженно, чуть фальшивя, подхватывала припевы всех тех песенок, про Маргариту с котенком, про утку – хромоножку, про плот и про сказочную голубую птицу, которые мама распевала, намывая и без того чистые, как в хирургическом отделении, полы.
А после обеда дверь рассыпалась барабанной дробью, и внезапно вспыхнувшая мама побежала открывать, а после они с синеглазым гостем, слегка стесняясь, дружно уговаривали Лиску пойти побегать в парке, и даже вручили ей желтоватый увесистый тайл, на который у разносчика можно было купить целых пять порций восхитительного мороженого, обрамленного хрустящими золотистыми вафлями.
— Мам, а ты разве мужчинам тоже шьешь? – поинтересовалась выпроваживаемая за дверь девочка.
— Шьет-шьет, еще как удачно! – заверил ее гость, после чего в двери скрежетнул замок, а Лиска выскочила во двор, сжимая в кулачке монету: «Кто со мной за мороженым? Бежим!»
И завтра, и послезавтра, и еще много-много дней Лиска гуляла в парке, угощая приятелей то мороженым, то конфетами. Как-то раз Эдгар (вот как, оказывается, звали ее неожиданного знакомца!) принес билеты и они ходили втроем на концерт. Лиске быстро стало скучно и она болтала ногой в белой туфельке, пытаясь не заснуть и искоса наблюдая за борющейся с дремотой мамой. Мама нежно улыбалась, уверяла, что ей очень-очень нравится музыка, а сама, когда Эдгар не видел, тихонько клевала носом.
А еще они катались на лодке в главном городском парке, где по аллеям бродят важные господа и дамы, и где не принято ни бегать, ни играть в прятки, а можно только чинно катать серсо… Эдгар греб, а мама сидела на корме, придерживая рукой шляпу, и на коленях у нее был целый ворох мелких розовых гвоздик. Внезапный порыв ветра сорвал легкую кружевную шляпку, мама попыталась удержать ее, но не сумела, и только растеряла все гвоздики. Так они и плыли прочь от лодки – впереди шляпка, а за ней шлейфом – море цветов…
— Вот так все и уплывает, — внезапно грустно сказала мама, а Эдгар наклонился вперед и прижал к губам кружевной подол ее платья.
А потом солнечные дни начали потихоньку сменяться дождливыми, Лиска все чаще и чаще сидела дома, и Эдгар стал приходить не каждый день. Мама грустнела, перестала напевать, и глаза у нее день ото дня становились все печальнее.
В самом конце лета приехал из провинции дедушка и забрал Лиску погостить напоследок перед школой. О чем они с мамой толковали за закрытыми дверями, Лиска так и не узнала, только дедушка вышел совсем рассерженный, буркнув в усы: «Не хватало нам второй раз такой же истории». Девочка вбежала в комнату и крепко обхватила маму, словно пытаясь защитить ее от всего света. Мама рассеянно потрепала дочку по волосам, прижала ее голову к себе покрепче, и Лиске показалось, словно ее кто-то внезапно толкнул прямо в лоб.
Недоверчиво покосившись – нет, мама этого сделать точно не могла, — Лиска чмокнула маму в нежное запястье с едва заметной пульсирующей жилкой, и громыхающая по булыжнику пролетка укатила их с дедом на вокзал….
Через десять дней, посвежевшая на горном воздухе, полная впечатлений о бабушке, козах, утках, новорожденных котятах и еще тысяче самых замечательных вещей Лиска влетела в городскую квартиру и остолбенела. Мама рассеянно улыбалась, слушая рассказы, но глаза ее были не здесь. Она словно прислушивалась и приглядывалась к чему-то, видимому только ей одной.
— Мама, а Эдгар придет? – перебила сама себя на полуслове Лиска, вглядываясь в незнакомую, совсем новенькую морщинку, залегшую у мамы в углу рта.
— Нет, Лисенок… – с трудом ответила мама, — Так получилось… прости… Он не смог с тобой попрощаться.
— Он что … уехал? – холодея от страшной догадки, спросила девочка, страшась вместо слова «уехал» услышать другое, совсем необратимое.
— Дда… то есть, нет… В общем, мы решили, что нам лучше не встречаться больше, — отвернувшись к окну и щурясь, чтобы скрыть слезы, ответила мама.
Она резко встала, охнула, схватившись за поясницу, и, подойя к комоду, достала маленькую сафьяновую коробочку.
— Это тебе… на память, — она вложила коробочку в ладошку Лиски и торопливо вышла в соседнюю комнату.
Помедлив немного, Лиска осторожно приподняла крышку и увидела внутри свернувшегося колечком крошечного золотого лисенка, прижмурившего один глаз, а вторым – изумрудным – с любопытством оглядывающего мир. Под лапой лисенка белела сложенная во много раз записка, написанная на папиросной бумаге. Едва дыша, Лиска развернула крохотулечный квадратик и расправила его на столе.
«Счастья тебе, Лисенок!»
Девочка снова аккуратно свернула записку и засунула ее на прежнее место. А потом закрыла коробочку и запрятала ее совсем-совсем глубоко, в те вещи, которых давно уже не носила.
— Давай-ка мы лучше школьной формой займемся, — неслышно вернувшись в комнату, предложила мама, — школа же уже совсем на носу.
— Давай, — кивнула Лиска, — а ты мне дашь покрутить машинку?
….
15 января следующего года вытянувшася и похудевшая Лиска, склоняя набок голову с тщательно заплетенными косичками, и помогая себе языком, старательно выводила на листке линованной бумаги:
— Дарагая бабушка! Вчера у меня радилса братик. Мама назвала его Эдгаром…
Марлен
Лиска
http://hisharta.clubpn.org/библиотека
Жизнь – штука замечательная, в этом Лиска к своим восьми годам была совершенно уверена. Ну у кого еще есть такая замечательная светлая квартирка в мансарде на самых Сливках, огромный парк, который Лиска с незапамятных времен считала полной своей собственностью, ворох непослушных рыжих кудрей и кукла Сюзанна, которой мама смастерила платье как у настоящей дамы?
Сюзанна, правда, была тряпочной, с нарисованным красками и уже порядком размытым лицом и повылезшими от старости веревочными волосами, но все равно она гораздо лучше всех этих магазинных красавиц с глупыми фарфоровыми мордашками, так что пусть Катеринка не задается!
Но самое главное – это были все-таки Сливки! И пусть мама утверждает, что название это пошло от Сливовой горы, в незапамятные времена покрытой огромным фруктовым садом. Лиска точно знала, что ее Сливки зовутся в честь тех восхитительных воздушных облаков, которыми кондитер лано Сильвестр из лавочки на углу покрывает свои невообразимо вкусные пирожные. Нет, конечно, сама Лиска их ни разу не попробовала, даже вот такусечного крохотного кусочка, но не могут они оказаться невкусными, просто права не имеют!
И девочка подолгу простаивала перед огромной зеркальной витриной, затаив дыхание и наблюдая, как священнодействует лано Сильвестр, периодически ворча и в сердцах замахиваясь на помогающую ему тоненькую девушку – его племянницу Алку.
Но не будешь же целый день торчать на тротуаре, слушая, как цокают по торцам мостовой лошадиные копыта, шуршат шинами пролетки, и мелодичным колокольчиком бренькает дверь кондитерской, когда туда то проскальзывает горничная из хорошего дома, то галантный кавалер приглашает спутницу в шляпке с вуалью выпить чашку шоколада со свежими меренгами?
И Лиска бежала в парк, всегда готовый открыть ей свои сокровища – уютные пещеры между вековых корней, полянки бледных хрупких цветов, неуклюже пробивающихся сквозь прошлогоднюю палую листву, гнезда со смешными крапчатыми яйцами, нахальных кроликов, бесстрашно выбегающих на самый солнцепек за какой-то особо вкусной травой…
В тот день, как частенько случалось и раньше, мама чуть виновато взглянула дочке в глаза: «Пойди погуляй немного, Лисенок, хорошо?». «Лана Аурелия?» — поинтересовалась Лиска и, получив в качестве ответа молчаливый кивок, горохом ссыпалась по истертым ступенькам лестницы.
Лана Аурелия детей не любила, это Лиска знала давно. При виде девочки настроение ее моментально портилось, она начинала ворчать, придираться. И в итоге платила маме за работу гораздо меньше, чем обещала сначала. Мама украдкой плакала, но возражать не смела… Так оно и шло год за годом. Со временем они с Лиской договорились, что пока лана Аурелия примеряет новые туалеты, которые мама до поздней ночи шила на старенькой ручной машинке, девочка гуляет где-нибудь подальше от дома. Зато потом ее ждет кофе с чем-то вкусным – с баккаладой или чурритос, хотя чаще всего это были самые обычные крендельки с корицей из ближайшей лавочки «Тысяча мелочей за пять центино».
Выбежав из прохладного парадного на залитую весенним солнцем мостовую, Лиска от неожиданности зажмурилась, а потом осторожно открыла один глаз. Ну конечно, в такую жару никого на улице не было – ни Пеки-воображалы, ни Катринки с ее фарфоровой красавицей, ни близнецов Дорри и Дотти. Одним словом – никого…
Перебежав привычным путем к витрине кондитерской, Лиска полюбовалась на колоссальных размеров белоснежный торт, украшенный свежими фруктами и многочисленными кремовыми завитками – и как это он не тает? – и отправилась в единственное место, где можно было хоть немного спрятаться от невыносимого пекла – в самую-самую глубь парка.
Вот так сюрприз! На заветной лискиной скамейке, где сроду не бывало никого из гуляющих, сидела очаровательная дама в воздушном платье. Спутник дамы, чуть склонившись, стоял перед ней, и Лиска могла бы поклясться чем угодно, что при звуках ее шагов он резко отшатнулся в сторону, а до того его длинные смоляные локоны касались внезапно заалевшей девичьей щеки.
— Смотрите, сударыня, какой очаровательный ребенок, — весело воскликнул незнакомец, и Лиска удивленно огляделась вокруг в поисках упомянутого малыша. Но никого рядом не было, и девочка растерянно застыла, с удивлением поняв, что фраза относилась к ней.
Ну, ребенок – еще куда ни шло. В конце концов, Лиска еще, действительно, даже в гимназии не училась. Но очаровательный? Девочка давно привыкла, что во дворе ее вечно дразнят то ежиком за дыбом стоящие кудряшки, то лягушонком за большой подвижный рот, вечно готовый растянуться в радостной улыбке. А еще… еще мальчишки так и норовили из-за угла крикнуть что-то обидное, вроде «Рыжая – бесстыжая!». Лиска хотела их побить, но мама обняла воинственно настроенную дочку, потерлась лбом об усыпанный веснушками лобик, и тихонько попросила: «Не связывайся ты с ними, Лисенок! Глупые они, не понимают…». Лиска тоже не очень поняла, что такого не понимают мальчишки, но драться передумала, только придумала ответную дразнилку, которую тихонько шептала про себя, когда мальчишки становились особенно нахальными.
Под веселым ярко-синим взглядом незнакомца девочка окончательно смешалась и бросилась бежать со всех ног, чувствуя, как сердце вот-вот выскочит из груди…
Назавтра она снова пришла на то же место, но ни дамы, ни синеглазого господина не было, хотя она просидела там почти весь день, втайне надеясь, что вот-вот зашуршат по дорожке шаги и раздастся тонкий, чуть пряный запах духов, которыми пахла вчерашняя дама…
Еще через два дня она увидела его в совсем другой части парка, на посыпанных толченым красным кирпичом аллеях. Незнакомец задумчиво брел, заложив руки за спину, и словно повторяя что-то про себя. Лиска специально дважды попадась ему навстречу, но синеглазый господин даже не посмотрел в ее сторону, поглощенный своими собственными мыслями.
Девочка сам толком не знала, чего же ей хочется. Наверное, если бы незнакомец еще раз обратил на нее внимание, она бы превратилась в самый настоящий соляной столп. Но… но до чего же обидно было, что он ее больше не замечает!
На следующий день она выпросила у мамы на прогулку самое свое нарядное платье, но и оно не помогло. Незнакомец снова бродил по тем же аллеям, но в сторону гуляющих детей головы не поворачивал, и Лиска даже начала сомневаться, а не придумала ли она, что глаза у него синие.
Да, вот в чем все дело! Лиска вдруг со всей неоспоримостью поняла, что она просто больше не очаровательная, поэтому он и не обращает на нее внимания. И вправду сказать, старенькое вылинявшее платье, туфельки со сбитыми носами, встрепанные кудряшки – ну что тут может быть очаровательного? Нужно, просто необходимо было что-то сделать, чтобы снова стать для него очаровательной, чтобы он еще хоть раз взглянул, сказал что-то хорошее!
Лиска перетряхнула дома весь их с мамой нехитрый скарб, но так и не нашла ничего, что могло бы превратить бедную Золушку в принцессу. Идти гулять больше совсем не хотелось, но толстая лана Аурелия снова заявилась на примерку, и Лиска обреченно потащилась на улицу. Прилипнув носом к витрине, она следила, как Алка упаковывает дюжину пирожных для какого-то важного заказчика. Зеленая шелковая лента несколько раз опоясывала коробку с фирменной картинкой лано Сильвестра. На самом верху лента свивалась в пышный бант, похожий на странную зеленую хризантему…
Лиска не слышала слов, но по жестам лано Сильвестра поняла, что Алка снова провинилась. Вздрогнув и метнув на дядю затравленный взгляд, девушка попыталась развязать ленту, запуталась и от отчаяния просто перерезала ее ножницами. Бывший бант отправился в мусорное ведро, а коробка во мгновение ока оказалась перевязана торжественным пурпурным бантом. Через минуту колокончик брынькнул, и Алка, стуча каблучками, сама отправилась доставлять заказ.
Лиска вдруг почувстовала, как отчаянно колотится ее сердце. Вот оно! Мама всегда говорила, что рыжим зеленое идет. Но… ленточка – это же чужое. Ну и что, она все равно уже в помойке. А кому мешает, если она, Лиска, возьмет себе то, что уже выкинуто в мусор, ведь это же не кража, ну совсем-совсем не кража, правда!
Замирая от собственной дерзости, девочка осторожно прокралась в кондитерскую, стараясь, чтобы колокольчик звякнул как можно тише. Уффф…. кажется, хозяин ничего не услышал. Пробравшись за прилавок, Лиска вытянула за кончик вожделенную зеленую ленту, почти совсем не пострадавшую от алкиных манипуляций, даже бант был по-прежнему пышен. Стараясь ступать как можно осторожнее и, на всякий случай, не разгибаясь, Лиска сделал два шага и почувстовала, как ее голова уперлась во что-то мягкое.
— Это-то что такое?! – гаркнул над головой грубый голос лано Сильвестра, и девочка почувствовала, что не может распрямиться, придавленная тяжелой дланью кондитера.
— Я… я нечаянно… только ленточку… – растерянно пролепетала Лиска, показывая зажатый в кулаке бант и чувствуя, как от ужаса по животу разливается ледяной холод.
— Я тебе покажу ленточку! Воровать вздумала! Такая малявка и туда же! – казалось, торговец специально взвинчивает голос, сам накручивая себя сильнее и сильнее.
— Я не воровала… Ее все равно уже выбросили, — из последних сил пыталась защищаться девочка, шестым чувством понимая, что ее никто слушать не станет. – Я совсем-совсем ничего не трогала, только мусор…
— Твоя это ленточка? – назидательно вопросил лано Сильвестр и сам себе же ответил, — не твоя. Стало быть, ты ее украла. А с ворами у меня разговор короткий…
Лиска с ужасом вообразила, как ее с позором ведут по улице в полицейский участок, как вели год назад воришку, забравшегося в колбасную лавку, а вся улица тыкала в него пальцами и судачила, что так проходимцу и надо.
Но действительность оказалась еще страшнее. Левая рука лано Сильвестра продолжала обхватывать Лиску так, что та не могла шелохнуться, а правая тем временем задрала вверх подол платьица, сдернула вниз немудрящие лискины панталончики и отвесила такой шлепок, что от него, казалось, зазвенели все стекла в витринах. Лиска громко взвизгнула, но лано кондитер не обратил на это ни малейшего внимания и начал мерно нашлепывать вертлявые лискины половинки, стараясь придать им цвет сочной спелой вишни.
— Пустите… я больше не… аааай, бооольно, — у Лиски самой заложило уши от собственных воплей, уж очень твердой и безжалостной была длань лано Сильвестра.
Кондитер свое дело знал туго и прекращать наказание отнюдь не собирался. Даже наоборот… Удостоверившись, что лискина попка порозовела вполне убедительно, кондитер ухватил висевшую на стене толстую кожаную полосу, на которой правил свои многочисленные ножи.
— А это тебе для закрепления урока, — и на многострадальную лискину попку, обрушился, казалось, настоящий огненный смерч.
Лиска заорала так, что горлу стало больно, и в первый момент даже не поняла, что больше ее никто не держит. Размазав по щекам слезы пополам с соплями, девочка подняла голову… и почувствовала, что ее до самой макушки заливает горячая волна. Лано Сильвестр стоял, держась за щеку, и между его пальцами проступали алые пятна. А прямо перед ним, размахиваясь для второй пощечины, стоял тот, ради кого Лиска пошла на свою самую первую в жизни кражу…
— Не смей бить женщин, мерзавец, — сквозь зубы процедил синеглазый незнакомец, — даже совсем маленьких. Еще раз о таком узнаю – убью на месте.
И сумрачные своды кондитерской огласила еще одна пощечина.
Лиска молниеносно привела в порядок туалет и попыталась бочком выскользнуть за дверь. После того, как «господин из парка» увидел ее в подобном виде, попадаться ему на глаза она бы не смогла ни за что в жизни. Но не успела она сделать и шага, как неожиданный спаситель обернулся в ее сторону, и лицо его осветила веселая улыбка.
— Ба, да это ты, Лисенок! Очень больно? За что он тебя так?
Присев на корточки, так что их взгляды оказались вровень, он заглянул девочке в глаза и неожиданно подмигнул.
— Выше нос, Лисенок! Где наша не пропадала! А шкурка быстро заживет, я точно знаю.
В носу внезапно защипало, и Лиска отвернулась в сторону, пытаясь не разреветься.
— А почему «Лисенок»? – неожиданно для самой себя спросила она, разжимая кулак и демонстрируя уже порядком помятый и замурзанный зеленый бант.
— Потому что ты рыжая и пушистая, самый настоящий лисенок, — засмеялся незнакомец и покосился на ленточку.
— Это что? За это он тебя…?
Лиска вздрогнула и кивнула – да, за это.
— Слушай ты, негодяй, — звенящим от сдерживаемого гнева голосом произнес незнакомец, и взгляд его вдруг из синего стал черным. – Тебе только с девчонками воевать. Из-за какого-то обрывка паршивой ленты человека забить готов, …!
И он добавил какое-то слово, которого Лиска никогда раньше не слышала.
— Подавись своей лентой, скупердяй! – незнакомец бросил на прилавок тяжело звякнувшую монету, на глазах у потрясенно молчащего кондитера запустил руку в одну из вазочек на прилавке, и насыпал Лиске полный карман засахаренных орехов.
— Что вы себе позво… – неожиданно жалобно пискнул кондитер, — но незнакомец повернулся к нему, и, бешено глядя в глаза, раздельно и чуть не по слогам произнес:
— Только попробуй хоть пальцем тронуть девчонку – заколю собственными руками, и для убедительности коснулся рукой пояса, словно там и в самом деле в ножнах висел стилет.
— Пойдем, Лисенок, я тебя домой провожу, — предложил он, беря девочку за руку и выходя на улицу под очумелым взглядом растерявшего весь свой апломб лано Сильвестра.
— Спасибо, я сама, — запротестовала Лиска, хотя на самом деле ей больше всего на свете хотелось пройтись на глазах всего двора в компании такого потрясающего спутника.
— Нет уж, должен же я твоим родителям объяснить, откуда у тебя лакомства, — весело возразил незнакомец. – а то они еще вообразят тебе что-то не то, и добавят, а тебе это вовсе даже ни к чему.
От напоминания о приключившемся конфузе Лиска уставилась на концы собственных туфель, смаргивая очередную непрошенную слезу. Ну вот, стыдобища какая..
— Не грусти, Лисенок, — мужская ладонь осторожно коснулась растрепанных кудряшек, — со всеми нами такие неприятности случались. Пройдет, вот увидишь! Ничего страшного…
Лиска осторожно сжала руку незнакомца.
— А мама мне верит, — тихонько прошептала она, — я бы ей объяснила, как было, и всё.
— Повезло тебе с такой мамой! – восхищенно ответил спутник, широко, через две ступеньки, шагая вверх по лестнице.
— Высоко вы забрались, — присвистнул он, когда Лиска забарабанила в с младенчества знакомую дверь с порядком облезлой филенкой.
Замок щелкнул, дверь отворилась, пропуская пришедших, и Лиска припустила бегом по коридору, стараясь поскорее скрыться в ванной и избежать разговоров с мамой. Понимающая-то понимающая, но присутствовать при разговоре о собственном конфузе Лиске совершенно не улыбалось.
В сумрачной ванной, освещенной только солнцем, проникавшим сквозь крошечное окошко под потолком, Лиска умылась, пригладила непослушные кудряшки, и даже, намочив в ледяной воде полотенце, немного охладила до сих пор порядком горящую попку.
Выждав достаточное, по ее представлениям, время, девочка тихонько выбралась наружу. Нежданный гость явно собирался уходить. Склонившись к маминой ладошке, шероховатой, с исколотым иголкой указательным пальцем, он говорил что-то веселое и ласковое, а мама, светящаяся нежным радостным светом, улыбалась, слегка покачивая головой.
— Счастливо тебе, Лисенок, — помахал рукой незнакомец и скрылся за дверью, а мама, легко улыбаясь и прислушиваясь к чему-то внутри себя, свернулась клубком в любимом кресле, тихонько мурлыча старинную песню про девушку и дракона.
— Мам, а… а что он тебе сказал? – чуть не брякнула Лиска, но вовремя прикусила язык. – Давай лучше кофе попьем, что ли?
Назавтра мама была задумчивой, говорила невпопад, роняла вещи, и даже чуть было не разбила свою любимую пудреницу из синего темного стекла. Лиска с утра помогала по дому, гладила вместе с мамой белье, натирала тряпочкой с воском потемневший от времени комод, а после обеда, когда жара стала послабее, собралась в парк в тайной надежде снова повстречать вчерашнего спасителя, так и оставшегося безымянным.
Пролетев бегом два лестничных пролета, она чуть со всего маху не врезалась в поднимающегося навстречу господина.
— Ты чего это на людей кидаешься, Лисенок? – весело поинтересовался давешний знакомец, высоко вздевая букет и кондитерскую коробку. – Хочешь, чтобы мы торт соскабливали с твоей хитрой физиономии?
Растерявшаяся от неожиданности Лиска была не в силах вымолвить ни слова.
— Я… ой… я гулять … нечаянно… – в конце концов выдавила она из себя, чувствуя, как радостно трепыхается в груди внезапно встрепенувшееся сердце.
— Так-так-так, стало быть, ты нечаянно отправилась гулять? Очень хорошо! – весело одобрил незнакомец и, исхитрившись, открыл виящую на жилетной цепочке луковицу – часы.
— Вот что, Лисенок, побегай-ка ты часика полтора – два, идет? А потом приходи, будем вкусный торт уничтожать, идет?
— Идет! – радостно согласилась Лиска, бегом летя вниз.
На радостях от того, что нежданный гость останется у них надолго, до вечера, Лиска даже не обиделась, когда вредный Пека стал особенно ехидным голосом выкрикивать всякие дурацкие дразнилки, когда близнецы, притащившие откуда-то здоровенную лейку, забрались на крышу сарайчика и оттуда поливали всех, кто случайно оказывался в опасной зоне. И даже когда Катеринка начала вредничать и не дала покатать новую кукольную коляску, в которой в пене кружев лежала фарфоровая красавица, и тут Лиска продемонстрировала чудеса миролюбия.
С трудом выждав положенное время, она вихрем взлетела вверх по лестнице и забарабанила кулачком в дверь. Нежно разрумянившаяся мама с выбившимся из прически светлым локоном впустила дочку, бросила беглый взгляд на свое отражение в зеркале, и побежала накрывать на стол.
Торт оказался выше всяких похвал. Едва дыша, Лиска попросила себе третью добавку, ничего, конечно же, не получила, и так прямо за столом и уснула, положив голову на сгиб локтя. Она не чувствовала, как крепкие мужские руки перенесли ее на кровать, как мама бережно раздела девочку, укрыла ее легким пикейным одеялом и, выйдя из детской, едва слышно шепнула «Набегалась, теперь до утра… ».
А утро было снова радостным и солнечным, мама, в легкой летней кофточке с голыми руками выглядела совсем девчонкой, и Лиска восторженно, чуть фальшивя, подхватывала припевы всех тех песенок, про Маргариту с котенком, про утку – хромоножку, про плот и про сказочную голубую птицу, которые мама распевала, намывая и без того чистые, как в хирургическом отделении, полы.
А после обеда дверь рассыпалась барабанной дробью, и внезапно вспыхнувшая мама побежала открывать, а после они с синеглазым гостем, слегка стесняясь, дружно уговаривали Лиску пойти побегать в парке, и даже вручили ей желтоватый увесистый тайл, на который у разносчика можно было купить целых пять порций восхитительного мороженого, обрамленного хрустящими золотистыми вафлями.
— Мам, а ты разве мужчинам тоже шьешь? – поинтересовалась выпроваживаемая за дверь девочка.
— Шьет-шьет, еще как удачно! – заверил ее гость, после чего в двери скрежетнул замок, а Лиска выскочила во двор, сжимая в кулачке монету: «Кто со мной за мороженым? Бежим!»
И завтра, и послезавтра, и еще много-много дней Лиска гуляла в парке, угощая приятелей то мороженым, то конфетами. Как-то раз Эдгар (вот как, оказывается, звали ее неожиданного знакомца!) принес билеты и они ходили втроем на концерт. Лиске быстро стало скучно и она болтала ногой в белой туфельке, пытаясь не заснуть и искоса наблюдая за борющейся с дремотой мамой. Мама нежно улыбалась, уверяла, что ей очень-очень нравится музыка, а сама, когда Эдгар не видел, тихонько клевала носом.
А еще они катались на лодке в главном городском парке, где по аллеям бродят важные господа и дамы, и где не принято ни бегать, ни играть в прятки, а можно только чинно катать серсо… Эдгар греб, а мама сидела на корме, придерживая рукой шляпу, и на коленях у нее был целый ворох мелких розовых гвоздик. Внезапный порыв ветра сорвал легкую кружевную шляпку, мама попыталась удержать ее, но не сумела, и только растеряла все гвоздики. Так они и плыли прочь от лодки – впереди шляпка, а за ней шлейфом – море цветов…
— Вот так все и уплывает, — внезапно грустно сказала мама, а Эдгар наклонился вперед и прижал к губам кружевной подол ее платья.
А потом солнечные дни начали потихоньку сменяться дождливыми, Лиска все чаще и чаще сидела дома, и Эдгар стал приходить не каждый день. Мама грустнела, перестала напевать, и глаза у нее день ото дня становились все печальнее.
В самом конце лета приехал из провинции дедушка и забрал Лиску погостить напоследок перед школой. О чем они с мамой толковали за закрытыми дверями, Лиска так и не узнала, только дедушка вышел совсем рассерженный, буркнув в усы: «Не хватало нам второй раз такой же истории». Девочка вбежала в комнату и крепко обхватила маму, словно пытаясь защитить ее от всего света. Мама рассеянно потрепала дочку по волосам, прижала ее голову к себе покрепче, и Лиске показалось, словно ее кто-то внезапно толкнул прямо в лоб.
Недоверчиво покосившись – нет, мама этого сделать точно не могла, — Лиска чмокнула маму в нежное запястье с едва заметной пульсирующей жилкой, и громыхающая по булыжнику пролетка укатила их с дедом на вокзал….
Через десять дней, посвежевшая на горном воздухе, полная впечатлений о бабушке, козах, утках, новорожденных котятах и еще тысяче самых замечательных вещей Лиска влетела в городскую квартиру и остолбенела. Мама рассеянно улыбалась, слушая рассказы, но глаза ее были не здесь. Она словно прислушивалась и приглядывалась к чему-то, видимому только ей одной.
— Мама, а Эдгар придет? – перебила сама себя на полуслове Лиска, вглядываясь в незнакомую, совсем новенькую морщинку, залегшую у мамы в углу рта.
— Нет, Лисенок… – с трудом ответила мама, — Так получилось… прости… Он не смог с тобой попрощаться.
— Он что … уехал? – холодея от страшной догадки, спросила девочка, страшась вместо слова «уехал» услышать другое, совсем необратимое.
— Дда… то есть, нет… В общем, мы решили, что нам лучше не встречаться больше, — отвернувшись к окну и щурясь, чтобы скрыть слезы, ответила мама.
Она резко встала, охнула, схватившись за поясницу, и, подойя к комоду, достала маленькую сафьяновую коробочку.
— Это тебе… на память, — она вложила коробочку в ладошку Лиски и торопливо вышла в соседнюю комнату.
Помедлив немного, Лиска осторожно приподняла крышку и увидела внутри свернувшегося колечком крошечного золотого лисенка, прижмурившего один глаз, а вторым – изумрудным – с любопытством оглядывающего мир. Под лапой лисенка белела сложенная во много раз записка, написанная на папиросной бумаге. Едва дыша, Лиска развернула крохотулечный квадратик и расправила его на столе.
«Счастья тебе, Лисенок!»
Девочка снова аккуратно свернула записку и засунула ее на прежнее место. А потом закрыла коробочку и запрятала ее совсем-совсем глубоко, в те вещи, которых давно уже не носила.
— Давай-ка мы лучше школьной формой займемся, — неслышно вернувшись в комнату, предложила мама, — школа же уже совсем на носу.
— Давай, — кивнула Лиска, — а ты мне дашь покрутить машинку?
….
15 января следующего года вытянувшася и похудевшая Лиска, склоняя набок голову с тщательно заплетенными косичками, и помогая себе языком, старательно выводила на листке линованной бумаги:
— Дарагая бабушка! Вчера у меня радилса братик. Мама назвала его Эдгаром…