Цыганка. Odessit. Порка от ее величества
Добавлено: Вт июл 05, 2022 8:40 am
Цыганка
Odessit
Порка от ее величества
Королева Моргауза сидела в своей спальне и раздраженно постукивала ноготками по краю столика перед зеркалом: только что ей пришлось оказаться свидетельницей крайне неприятной сцены. Ее сын, принц Гавейн, второпях покидая обеденный зал, оттолкнул от двери одну из младших придворных дам Анну и выскочил из зала первым. Разобиженная 16-летняя Анна, с трудом устояв на ногах, беспомощно оглянулась на свою королеву, а та немедленно послала вдогонку за Гавейном пажа и приказала привести принца в свои покои.
Гавейну уже исполнилось 14 лет, и вскоре он должен был отбыть на службу ко двору короля Артура. Моргауза сгорела бы со стыда, прояви ее сын подобную неучтивость по отношению к даме при дворе ее блистательного и мудрого брата. Подобное поведение невозможно было оставить безнаказанным, и королева приказала слуге доставить в ее комнаты свежие розги и скамью для порки, а затем удалиться всем, кроме Анны. И вот теперь они ждали провинившегося принца. Анна уже поняла, что мальчику крепко достанется и жалела, что королева все видела. Но теперь делать было нечего. Раздался тихий стук в дверь.
- Войдите, сын мой! - строго произнесла королева. Два пучка длинных крепких розог уже лежали на ее широкой кровати. И вошел юный Гавейн в покои своей матери. Она обратилась к вошедшему сыну со словами осуждения за его неучтивое поведение с дамами, подозвала Анну поближе и сказала:
- Вы будете строго наказаны сегодня за это. 50 ударов розгами. Как обычно, вы должны мужественно и молчаливо терпеть боль. Я не собираюсь вас привязывать, Гавейн, вы сами будете лежать принимая розги. А теперь готовьтесь и укладывайтесь.
Анна опустила глаза и исподтишка поглядывала на красивого юного принца, который сейчас окажется перед ней обнаженным.
Услышав ее приказ раздеться, покраснел Гавейн. Не потому, что нужно было раздеться и принять материнские розги. К этому был привычен Гавейн и благодарил в мыслях своих строгость своей матери, ведь добра ему желала она... Смущение его вызвало присутствие прекрасной Анны. Но переборол себя Гавейн и обнажил тело свое. И стоя нагой, ждал он приказа лечь под материнские розги.
Как и в прежние разы ожидание розог было очень волнительным. Знакома была боль и церемония порки, но никогда не мог без священного трепета готовиться к порке юный Гавейн. Как и все боялся он розог, их воспитательной боли, хлесткости и песни боли, которую поют они, опускаясь на тело... Но розги имели еще и сакральный характер. Хотя бриты принимали уже новую веру, но вера друидов сохраняла среди них силу. И верили бриты, что с ударами прутьев входит в них целебная и волшебная сила деревьев. А потому воспринимали они розги как священный символ...
Стоял совсем нагой Гавейн и думал о том, как выдержит он все 50 розог перед Анной. Даже обнаженность его видимая девушке не смущала его, хоть сила мужская уже проявлялась в юном теле его и вокруг мужского его естетства уже росли волосы. Важнее всего было для юного Гавейна показать себя мужественным перед матерью и перед Анной. Наконец лег Гавейн на живот и вытянул руки к голове и приготовился получать заботливые и болючие удары от розог матери своей. И услышал вдруг Гавейн слова Анны, которые опять заставили покраснеть его:
- Ваше Величество, Королева, дозвольте мне держать за руки юного принца, чтобы не закрыл он руками своими зад свой от розог.
Удивленно взглянула Моргауза на свою придворную даму, но ничего не сказала, а лишь утвердительно наклонила голову. И взглянула на юное тело сына своего, распростертое на лавке, и сказала ему:
- За безобразное поведение свое, за отсутствие уважения к дамам, вы получите 50 ударов розгами сын мой. Терпите и думайте! А руки Анны помогут вам.
И встала Анна у изголовья юного принца, и склонилась к нему, и сжала его мальчишеские руки в своих ладонях, и заглянула в синие глаза его.
А Мортгауза взяла длинную крепкую розгу и стала сечь сына своего Гавейна. Крепко секла она худошавый зад мальчика, вспыхивали и тут же набухали длинные полосы на его теле, и мерно считала удары Моргауза. Никогда не мог Гавейн неподвижно улежать под жгучими розгами, и задвигалось тело его в такт болезненным ударам.
Смущен был Гавейн предложением Анны держать его за руки во время порки. Но мать его дала согласие, и не смел Гавейн перечить воле ее. Раздался знакомый свист и первая розга впилась в зад Гавейна. Дернулся он, но крепко держали его ручки Анны. И только вертеть попкой мог Гавейн. Он вертел ею из стороны в сторону и подпрыгивал вверх-вниз. Но кроме боли чувствовал юный Гавейн странное возбуждение от близости Анны. Глаза его упирались в груди Анны, вздымавшиеся под туникой в такт ударам, потому что отсчитывала она каждый удар.
Ритмично и высоко заносила розгу Моргауза, нанося жгучие удары ровной лесенкой, медленно опускаясь вниз по попе сына. Она меняла сторону через каждые пять ударов, произнося поучение Гавейну, пока переходила на другую сторону, объясняя ему, как следует вести себя с дамами. Жалела она сына своего, но почитала порку розгами необходимой для его вразумления.
Мужественно и молча терпел мальчик, как и подобало будущему рыцарю, хотя движения его и выдавали сильную боль. Вся нижняя часть его тела вертелась, он сжимал и разжимал ягодицы после каждого стежка, оставляющего багровый рубец.
Молча дергал задом под жгучими ударами Гавейн. И слушал внимательно материнские поучения:
- Розга для вразумления непослушных мальчиков, За неучтивость к даме болючие розги, Попка мальчика - вторые уши...
И тому подобное. А Анна отсчитывала удары. И каждый удар заставлял подпрыгивать попку мальчика, отпечатываясь и на теле, и в уме жгучим поучением. И видел Гавейн в глазах Анны два чувства: жалость к его страданием и удовлетворение, что неучтивый принц терпит науку за свое поведение. Крепко держала она руки мальчика, не давая ему даже шанса увернуься от розги.
К 25 ударам вся попка Гавейна была густо покрыта вспухшими рубцами, и теперь ложились кусачие розги на самую нижную часть ягодиц, прямо в нежную складку. Тело мальчика приподнималось и извивалось при каждом стежке - уж очень тяжело было ему терпеть молча эти удары. Анна смотрела ему в лицо и видела, как искажается оно от боли, чувствовала, как рвутся из ее захвата кисти рук - прижать, потереть больное место.
Остановилась Мортгауза на 30-ом, самом сильном, ударе и спросила Гавейна:
- Так что вы поняли сегодня, сын мой? За что вы наказаны? И как следует изменить свое поведение?
Мальчик молчал, только его частое тяжелое дыхание слышалось в комнате. То ли ему нечего было сказать в свое оправдание, то ли он боялся заплакать вместо ответа?
Молчал Гавейн, но не из опасения заплакать, а понимая, что оправдания во время порки не уменьшат ее. Все его чувства были направлены на ощущения резкой, не проходящей боли на заду. Кроме того, близость Анны волновала его юное сердце и даже мужская плоть его реагировала на девушку, не смотря на дергания от боли. В мыслях своих раздваивался Гавейн: между раскаянием в своем поведении, благодарностью к матери своей за болючую науку и нежностью к Анне.
Моргауза сердито взяла свежий пучок розог. Видимо, ее сын пока еще ничего не понял! Она взмахнула розгами в воздухе примериваясь, и стала пороть еще более сильно, резко дергая на себя розги после того, как они врезались в кожу, пересекая вспухшие рубцы новыми жгучими полосами.
Гавейн задергался, непроизвольно виляя задом за розгой, но никак не уйти ему было от хлестких ударов, каждый из которых был также болезненнен, как прикосновение каленого железа. Он начал шипеть и постанывать от боли. Анна видела, что глаза его налились слезами, которые он отчаянно пытался сдержать.
Ниже и ниже спускались розги королевы по вихляющейся попке сына, наконец с оттяжкой врезались они в нежную кожу под ягодицами. Дернулся мальчик, выгибаясь от боли, у него вырвался сдавленный стон.
- Учись терпеть! - воскликнула Мортгауза и со свистом еще несколько раз опустила розгу на то же место, просекая кожу насквозь. Толстый рубец вздулся на том месте, которое обычно соприкасалось со стулом, и мелкие капли крови выступили по всей его длине.
Анна увидела, как исказилось лицо мальчика, как покатились по его щекам долго сдерживаемые слезы. Руки его уже не вырывались, а просто крепко сцепились с ее ладонями, словно прося защиты от невыносимой боли. Ей хотелось вытереть его слезы, но тут королева окликнула ее:
- Анна, я думаю, что тебе следует продолжить порку, ведь несносный принц был неучтив именно с тобой!
Гавейн, услышав повеление своей матери, чтобы Анна собственноручно выпорола его, был так смущен, что лицо его краснотой своей могло затмить следы на заду. Что угодно ожидал юный принц, но такое... И все-таки решил он выдержать мужественно и розги от Анны. Хотя и не знал, будет ли она пороть его сильнее матери или слабее. Как будто услышав его мысли, повелела Моргауза:
- Анна, приказываю тебе пороть принца беспощадно. Если хоть один твой удар будет слабым, получит Гавейн два дополнительных удара за один. А, кроме того, я собственноручно выпорю тебя. Еще больше смутился Гавейн. Но приготовился выдержать порку без звука и слез, чтобы могла гордиться им мать его - Моргауза, и чтобы не смущать Анну.
Моргауза повелительным жестом подозвала к себе Анну, и той ничего не оставалось, как отпустить руки мальчика, подойти и принять пучок прутьев. Она с ужасом посмотрела на исполосованные ягодицы Гавейна, но делать было нечего - крутой нрав королевы был прекрасно известен при дворе.
Анна отступила на шаг, высоко занесла розги и обрушила их на жестоко израненную кожу мальчика. Тело его дернулось, но он промолчал. Она видела, как его руки судорожно вцепились в край скамьи, чтобы удержаться на месте, как напряглись плечи, представила его красивое благородное лицо, по которому сейчас струились слезы, и чуть не заплакала сама.
Анна решила покончить с поркой поскорее, она наносила удары чаще, чем Моргауза, резко опуская розги на измученное тело одну за другой, видя, как лопается кожа на пересечении полосок, как приподнимается зад мальчика в пароксизмах непроходящей боли. Она не умела пороть и не целилась, поэтому все ее удары попадали крест накрест, а багровые захлесты выступили по бокам зада. Наконец она нанесла десятый удар и опустилась перед королевой на колени:
- Я умоляю Вас, Ваше Величество, простите принца, ему досталось достаточно.
Моргауза взглянула на коленнопреклоненную фрейлину и усмехнулась, ибо поняла чувства, зародившиеся в сердце Анны при виде мужества и красоты юного Гавейна:
- Ладно. Пусть будет по-твоему. Встаньте сын мой.
Услышав просьбу Анны простить его, еще более смутился Гавейн. Пока Анна порола его по заду, он мог только дергаться и сдерживаться через силу, чтобы не закричать. Но прощение из уст прекрасно Анны повергло его в глубокий стыд. "О, прекрасная, желанная Анна, которую я оскорбил и которая просит о моем прощении, будь благословенна!" Так подумал юный принц, а встав, произнес вслух:
- Благородная Анна, спасибо за справедливые удары, нанесенные Вами, за Вашу доброту ко мне!!! Клянусь и присягаю Всегда хранить в сердце моем Благодарность к Вам и Почитать Вас как Мою Даму, пока Судьба или Ваша Воля не заставят Меня объявить другую Моей Дамой!!! О, Матушка, искренне благодарю Вас за все справедливые и болючие удары, нанесенные Вашей рукой по заду моему!!! Спасибо за Вашу суровость ко мне и заботу о моем благонравии!!!
Затем поцеловал юный Гавейн розги и руки матери своей и Анны. И оставался голый на коленях, ожидая слов прощения и повеления о своем дальнейшем поведении. Единственное, что продолжало смущать его, кроме боли на попе его, это вздыбленность юной мужской плоти его, сохранявшаяся от желания к прекрасной Анне.
- Да, я прощаю Вас, сир, - с трудом вымолвила Анна, опустив глаза, чтобы не видеть возбуждения юноши. Она оборотилась к королеве и испросила разрешения уйти. Получив согласие своей повелительницы, Анна тут же вышла с колотящимся сердцем, но далеко не ушла, только отступила в глубокую нишу. Ей очень хотелось утешить мальчика после перенесенного испытания без формальностей, обязательных в присутствии ее Величества.
Моргауза прочла стоящему на коленях мальчику еще одну нотацию о правилах учтивости, приказала ему вставать и одеваться и отвернулась от мальчика. Она видела, что попа Гавейна сильно распухла, так что одеться ему будет нелегко. Что ж, на подольше запомнит, как следует себя вести.
Гавейн с сожалением поводил взглядом удаляющуюся фигурку Анны... Он оставался на коленях все время, пока Моргауза выговаривала ему за его поведение, и каждый раз повторял в ответ на мамин вопрос "понял ли ты меня, Гавейн..." "да, матушка..." Получив разрешение встать и одеваться, принц, морщась от боли, одел рубаху, затем штаны, которые прилипли к иссеченным ягодичкам. Сегодняшняя порка была самой суровой, но Гавейн чувствовал благодарность к своей матери и к Анне, которые выдрали его на славу. Ведь эта боль должна была помочь ему избавиться от пороков и научить уважению к даме - одной из важнейших добродетелей настоящего рыцаря. Выходя из залы своей матери, желал Гавейн увидеть и услышать прекрасную Анну.
Анна увидела, как трудно передвигающий ноги мальчик вышел из покоев королевы, как он остановился, прислонившись лбом к стене и шипя от боли, прижал ладони к ягодицам, постоял так пару минут и медленно двинулся дальше. Когда он проходил мимо ниши, она тихо окликнула его:
- Подождите, мой принц, - и вышла из тени, - Мне так жаль… - она не договорила, просто не зная, что сказать, подняла руку и медленно, очень нежно, погладила Гавейна по щеке, заглянув в его измученные зеленовато-серые глаза.
Почувствовав на своей щеке ласковое прикосновение нежной руки Анны, не смог сдержать слез своих Гавейн. Его переполняли благодарность, любовь и нежность к прекрасной фрейлине:
- Спасибо Вам, милая Анна, и за строгость порки и за нежность! - произнеся эти слова, поцеловал Гавейн руку Анны.
Мальчик заплакал, заплакал уже не от боли, а от неожиданной ласки, поцеловал ей руку, попытался сказать что-то галантное, но слезы перехватывали ему горло. Анна обняла его, увлекла в какую-то небольшую комнатку и помогла устроиться на диване. Гавейн лег на бок, а она присела рядом, прижавшись к нему бедром:
- Ну, что ж поделать, ваше высочество, вот так и вбиваются правила поведения в непослушных мальчишек, - девушка гладила и расчесывала пальцами его волосы, утешая, пытаясь отвлечь от перенесенного испытания, - вы, ведь, скоро поедете жить при дворе самого короля Артура, и ее величество очень хочет чтобы вы показали себя самым достойным образом.
- Вы правы, о прекрасная Анна, - сквозь слезы поизнес мальчик, - Я знаю, что заслужил и более серьезную порку, чем та, которую получил. Но плачу я не от боли, а от стыда, что моей заступницей стали Вы, девушка, которую я обидел и которая имела бы все основания высечь меня даже собственноручно без всякой пощады... - и помолчав, произнес Гавейн:
- Я люблю Вас, Анна... - произнес и замолчал в смущении, ожидая реакции девушки. В тех обстоятельствах он был готов услышать и порицание и жалость. Но более всего хотелось мальчику услышать ответ на свое признание. Ведь и возбуждение, которое видела Анна, и его искреннее раскаяние были даказательством серьезности его слов.
Анна задумалась, не зная, что ответить принцу. Она ни разу до сих пор не воспринимала его всерьез. Гавейн был очень приятным, хорошо сложенным юношей, но она в 16 считалась взрослой фрейлиной, а принц был еще ребенком, которого мать могла донага раздеть и высечь за прегрешения. Анна к тому же чувствовала себя немного виноватой, ведь сегодня мальчику так больно досталось именно из-за нее. Она наклонилась к принцу и, поцеловав его красиво вырезанные губы, промолвила:
- Вы очень милы, Ваше Высочество. Поезжайте ко двору к дяде, а я буду ждать вас, - она ласково провела рукой по спине Гавейна и убежала, смущенная, с горящими щеками.
Odessit
Порка от ее величества
Королева Моргауза сидела в своей спальне и раздраженно постукивала ноготками по краю столика перед зеркалом: только что ей пришлось оказаться свидетельницей крайне неприятной сцены. Ее сын, принц Гавейн, второпях покидая обеденный зал, оттолкнул от двери одну из младших придворных дам Анну и выскочил из зала первым. Разобиженная 16-летняя Анна, с трудом устояв на ногах, беспомощно оглянулась на свою королеву, а та немедленно послала вдогонку за Гавейном пажа и приказала привести принца в свои покои.
Гавейну уже исполнилось 14 лет, и вскоре он должен был отбыть на службу ко двору короля Артура. Моргауза сгорела бы со стыда, прояви ее сын подобную неучтивость по отношению к даме при дворе ее блистательного и мудрого брата. Подобное поведение невозможно было оставить безнаказанным, и королева приказала слуге доставить в ее комнаты свежие розги и скамью для порки, а затем удалиться всем, кроме Анны. И вот теперь они ждали провинившегося принца. Анна уже поняла, что мальчику крепко достанется и жалела, что королева все видела. Но теперь делать было нечего. Раздался тихий стук в дверь.
- Войдите, сын мой! - строго произнесла королева. Два пучка длинных крепких розог уже лежали на ее широкой кровати. И вошел юный Гавейн в покои своей матери. Она обратилась к вошедшему сыну со словами осуждения за его неучтивое поведение с дамами, подозвала Анну поближе и сказала:
- Вы будете строго наказаны сегодня за это. 50 ударов розгами. Как обычно, вы должны мужественно и молчаливо терпеть боль. Я не собираюсь вас привязывать, Гавейн, вы сами будете лежать принимая розги. А теперь готовьтесь и укладывайтесь.
Анна опустила глаза и исподтишка поглядывала на красивого юного принца, который сейчас окажется перед ней обнаженным.
Услышав ее приказ раздеться, покраснел Гавейн. Не потому, что нужно было раздеться и принять материнские розги. К этому был привычен Гавейн и благодарил в мыслях своих строгость своей матери, ведь добра ему желала она... Смущение его вызвало присутствие прекрасной Анны. Но переборол себя Гавейн и обнажил тело свое. И стоя нагой, ждал он приказа лечь под материнские розги.
Как и в прежние разы ожидание розог было очень волнительным. Знакома была боль и церемония порки, но никогда не мог без священного трепета готовиться к порке юный Гавейн. Как и все боялся он розог, их воспитательной боли, хлесткости и песни боли, которую поют они, опускаясь на тело... Но розги имели еще и сакральный характер. Хотя бриты принимали уже новую веру, но вера друидов сохраняла среди них силу. И верили бриты, что с ударами прутьев входит в них целебная и волшебная сила деревьев. А потому воспринимали они розги как священный символ...
Стоял совсем нагой Гавейн и думал о том, как выдержит он все 50 розог перед Анной. Даже обнаженность его видимая девушке не смущала его, хоть сила мужская уже проявлялась в юном теле его и вокруг мужского его естетства уже росли волосы. Важнее всего было для юного Гавейна показать себя мужественным перед матерью и перед Анной. Наконец лег Гавейн на живот и вытянул руки к голове и приготовился получать заботливые и болючие удары от розог матери своей. И услышал вдруг Гавейн слова Анны, которые опять заставили покраснеть его:
- Ваше Величество, Королева, дозвольте мне держать за руки юного принца, чтобы не закрыл он руками своими зад свой от розог.
Удивленно взглянула Моргауза на свою придворную даму, но ничего не сказала, а лишь утвердительно наклонила голову. И взглянула на юное тело сына своего, распростертое на лавке, и сказала ему:
- За безобразное поведение свое, за отсутствие уважения к дамам, вы получите 50 ударов розгами сын мой. Терпите и думайте! А руки Анны помогут вам.
И встала Анна у изголовья юного принца, и склонилась к нему, и сжала его мальчишеские руки в своих ладонях, и заглянула в синие глаза его.
А Мортгауза взяла длинную крепкую розгу и стала сечь сына своего Гавейна. Крепко секла она худошавый зад мальчика, вспыхивали и тут же набухали длинные полосы на его теле, и мерно считала удары Моргауза. Никогда не мог Гавейн неподвижно улежать под жгучими розгами, и задвигалось тело его в такт болезненным ударам.
Смущен был Гавейн предложением Анны держать его за руки во время порки. Но мать его дала согласие, и не смел Гавейн перечить воле ее. Раздался знакомый свист и первая розга впилась в зад Гавейна. Дернулся он, но крепко держали его ручки Анны. И только вертеть попкой мог Гавейн. Он вертел ею из стороны в сторону и подпрыгивал вверх-вниз. Но кроме боли чувствовал юный Гавейн странное возбуждение от близости Анны. Глаза его упирались в груди Анны, вздымавшиеся под туникой в такт ударам, потому что отсчитывала она каждый удар.
Ритмично и высоко заносила розгу Моргауза, нанося жгучие удары ровной лесенкой, медленно опускаясь вниз по попе сына. Она меняла сторону через каждые пять ударов, произнося поучение Гавейну, пока переходила на другую сторону, объясняя ему, как следует вести себя с дамами. Жалела она сына своего, но почитала порку розгами необходимой для его вразумления.
Мужественно и молча терпел мальчик, как и подобало будущему рыцарю, хотя движения его и выдавали сильную боль. Вся нижняя часть его тела вертелась, он сжимал и разжимал ягодицы после каждого стежка, оставляющего багровый рубец.
Молча дергал задом под жгучими ударами Гавейн. И слушал внимательно материнские поучения:
- Розга для вразумления непослушных мальчиков, За неучтивость к даме болючие розги, Попка мальчика - вторые уши...
И тому подобное. А Анна отсчитывала удары. И каждый удар заставлял подпрыгивать попку мальчика, отпечатываясь и на теле, и в уме жгучим поучением. И видел Гавейн в глазах Анны два чувства: жалость к его страданием и удовлетворение, что неучтивый принц терпит науку за свое поведение. Крепко держала она руки мальчика, не давая ему даже шанса увернуься от розги.
К 25 ударам вся попка Гавейна была густо покрыта вспухшими рубцами, и теперь ложились кусачие розги на самую нижную часть ягодиц, прямо в нежную складку. Тело мальчика приподнималось и извивалось при каждом стежке - уж очень тяжело было ему терпеть молча эти удары. Анна смотрела ему в лицо и видела, как искажается оно от боли, чувствовала, как рвутся из ее захвата кисти рук - прижать, потереть больное место.
Остановилась Мортгауза на 30-ом, самом сильном, ударе и спросила Гавейна:
- Так что вы поняли сегодня, сын мой? За что вы наказаны? И как следует изменить свое поведение?
Мальчик молчал, только его частое тяжелое дыхание слышалось в комнате. То ли ему нечего было сказать в свое оправдание, то ли он боялся заплакать вместо ответа?
Молчал Гавейн, но не из опасения заплакать, а понимая, что оправдания во время порки не уменьшат ее. Все его чувства были направлены на ощущения резкой, не проходящей боли на заду. Кроме того, близость Анны волновала его юное сердце и даже мужская плоть его реагировала на девушку, не смотря на дергания от боли. В мыслях своих раздваивался Гавейн: между раскаянием в своем поведении, благодарностью к матери своей за болючую науку и нежностью к Анне.
Моргауза сердито взяла свежий пучок розог. Видимо, ее сын пока еще ничего не понял! Она взмахнула розгами в воздухе примериваясь, и стала пороть еще более сильно, резко дергая на себя розги после того, как они врезались в кожу, пересекая вспухшие рубцы новыми жгучими полосами.
Гавейн задергался, непроизвольно виляя задом за розгой, но никак не уйти ему было от хлестких ударов, каждый из которых был также болезненнен, как прикосновение каленого железа. Он начал шипеть и постанывать от боли. Анна видела, что глаза его налились слезами, которые он отчаянно пытался сдержать.
Ниже и ниже спускались розги королевы по вихляющейся попке сына, наконец с оттяжкой врезались они в нежную кожу под ягодицами. Дернулся мальчик, выгибаясь от боли, у него вырвался сдавленный стон.
- Учись терпеть! - воскликнула Мортгауза и со свистом еще несколько раз опустила розгу на то же место, просекая кожу насквозь. Толстый рубец вздулся на том месте, которое обычно соприкасалось со стулом, и мелкие капли крови выступили по всей его длине.
Анна увидела, как исказилось лицо мальчика, как покатились по его щекам долго сдерживаемые слезы. Руки его уже не вырывались, а просто крепко сцепились с ее ладонями, словно прося защиты от невыносимой боли. Ей хотелось вытереть его слезы, но тут королева окликнула ее:
- Анна, я думаю, что тебе следует продолжить порку, ведь несносный принц был неучтив именно с тобой!
Гавейн, услышав повеление своей матери, чтобы Анна собственноручно выпорола его, был так смущен, что лицо его краснотой своей могло затмить следы на заду. Что угодно ожидал юный принц, но такое... И все-таки решил он выдержать мужественно и розги от Анны. Хотя и не знал, будет ли она пороть его сильнее матери или слабее. Как будто услышав его мысли, повелела Моргауза:
- Анна, приказываю тебе пороть принца беспощадно. Если хоть один твой удар будет слабым, получит Гавейн два дополнительных удара за один. А, кроме того, я собственноручно выпорю тебя. Еще больше смутился Гавейн. Но приготовился выдержать порку без звука и слез, чтобы могла гордиться им мать его - Моргауза, и чтобы не смущать Анну.
Моргауза повелительным жестом подозвала к себе Анну, и той ничего не оставалось, как отпустить руки мальчика, подойти и принять пучок прутьев. Она с ужасом посмотрела на исполосованные ягодицы Гавейна, но делать было нечего - крутой нрав королевы был прекрасно известен при дворе.
Анна отступила на шаг, высоко занесла розги и обрушила их на жестоко израненную кожу мальчика. Тело его дернулось, но он промолчал. Она видела, как его руки судорожно вцепились в край скамьи, чтобы удержаться на месте, как напряглись плечи, представила его красивое благородное лицо, по которому сейчас струились слезы, и чуть не заплакала сама.
Анна решила покончить с поркой поскорее, она наносила удары чаще, чем Моргауза, резко опуская розги на измученное тело одну за другой, видя, как лопается кожа на пересечении полосок, как приподнимается зад мальчика в пароксизмах непроходящей боли. Она не умела пороть и не целилась, поэтому все ее удары попадали крест накрест, а багровые захлесты выступили по бокам зада. Наконец она нанесла десятый удар и опустилась перед королевой на колени:
- Я умоляю Вас, Ваше Величество, простите принца, ему досталось достаточно.
Моргауза взглянула на коленнопреклоненную фрейлину и усмехнулась, ибо поняла чувства, зародившиеся в сердце Анны при виде мужества и красоты юного Гавейна:
- Ладно. Пусть будет по-твоему. Встаньте сын мой.
Услышав просьбу Анны простить его, еще более смутился Гавейн. Пока Анна порола его по заду, он мог только дергаться и сдерживаться через силу, чтобы не закричать. Но прощение из уст прекрасно Анны повергло его в глубокий стыд. "О, прекрасная, желанная Анна, которую я оскорбил и которая просит о моем прощении, будь благословенна!" Так подумал юный принц, а встав, произнес вслух:
- Благородная Анна, спасибо за справедливые удары, нанесенные Вами, за Вашу доброту ко мне!!! Клянусь и присягаю Всегда хранить в сердце моем Благодарность к Вам и Почитать Вас как Мою Даму, пока Судьба или Ваша Воля не заставят Меня объявить другую Моей Дамой!!! О, Матушка, искренне благодарю Вас за все справедливые и болючие удары, нанесенные Вашей рукой по заду моему!!! Спасибо за Вашу суровость ко мне и заботу о моем благонравии!!!
Затем поцеловал юный Гавейн розги и руки матери своей и Анны. И оставался голый на коленях, ожидая слов прощения и повеления о своем дальнейшем поведении. Единственное, что продолжало смущать его, кроме боли на попе его, это вздыбленность юной мужской плоти его, сохранявшаяся от желания к прекрасной Анне.
- Да, я прощаю Вас, сир, - с трудом вымолвила Анна, опустив глаза, чтобы не видеть возбуждения юноши. Она оборотилась к королеве и испросила разрешения уйти. Получив согласие своей повелительницы, Анна тут же вышла с колотящимся сердцем, но далеко не ушла, только отступила в глубокую нишу. Ей очень хотелось утешить мальчика после перенесенного испытания без формальностей, обязательных в присутствии ее Величества.
Моргауза прочла стоящему на коленях мальчику еще одну нотацию о правилах учтивости, приказала ему вставать и одеваться и отвернулась от мальчика. Она видела, что попа Гавейна сильно распухла, так что одеться ему будет нелегко. Что ж, на подольше запомнит, как следует себя вести.
Гавейн с сожалением поводил взглядом удаляющуюся фигурку Анны... Он оставался на коленях все время, пока Моргауза выговаривала ему за его поведение, и каждый раз повторял в ответ на мамин вопрос "понял ли ты меня, Гавейн..." "да, матушка..." Получив разрешение встать и одеваться, принц, морщась от боли, одел рубаху, затем штаны, которые прилипли к иссеченным ягодичкам. Сегодняшняя порка была самой суровой, но Гавейн чувствовал благодарность к своей матери и к Анне, которые выдрали его на славу. Ведь эта боль должна была помочь ему избавиться от пороков и научить уважению к даме - одной из важнейших добродетелей настоящего рыцаря. Выходя из залы своей матери, желал Гавейн увидеть и услышать прекрасную Анну.
Анна увидела, как трудно передвигающий ноги мальчик вышел из покоев королевы, как он остановился, прислонившись лбом к стене и шипя от боли, прижал ладони к ягодицам, постоял так пару минут и медленно двинулся дальше. Когда он проходил мимо ниши, она тихо окликнула его:
- Подождите, мой принц, - и вышла из тени, - Мне так жаль… - она не договорила, просто не зная, что сказать, подняла руку и медленно, очень нежно, погладила Гавейна по щеке, заглянув в его измученные зеленовато-серые глаза.
Почувствовав на своей щеке ласковое прикосновение нежной руки Анны, не смог сдержать слез своих Гавейн. Его переполняли благодарность, любовь и нежность к прекрасной фрейлине:
- Спасибо Вам, милая Анна, и за строгость порки и за нежность! - произнеся эти слова, поцеловал Гавейн руку Анны.
Мальчик заплакал, заплакал уже не от боли, а от неожиданной ласки, поцеловал ей руку, попытался сказать что-то галантное, но слезы перехватывали ему горло. Анна обняла его, увлекла в какую-то небольшую комнатку и помогла устроиться на диване. Гавейн лег на бок, а она присела рядом, прижавшись к нему бедром:
- Ну, что ж поделать, ваше высочество, вот так и вбиваются правила поведения в непослушных мальчишек, - девушка гладила и расчесывала пальцами его волосы, утешая, пытаясь отвлечь от перенесенного испытания, - вы, ведь, скоро поедете жить при дворе самого короля Артура, и ее величество очень хочет чтобы вы показали себя самым достойным образом.
- Вы правы, о прекрасная Анна, - сквозь слезы поизнес мальчик, - Я знаю, что заслужил и более серьезную порку, чем та, которую получил. Но плачу я не от боли, а от стыда, что моей заступницей стали Вы, девушка, которую я обидел и которая имела бы все основания высечь меня даже собственноручно без всякой пощады... - и помолчав, произнес Гавейн:
- Я люблю Вас, Анна... - произнес и замолчал в смущении, ожидая реакции девушки. В тех обстоятельствах он был готов услышать и порицание и жалость. Но более всего хотелось мальчику услышать ответ на свое признание. Ведь и возбуждение, которое видела Анна, и его искреннее раскаяние были даказательством серьезности его слов.
Анна задумалась, не зная, что ответить принцу. Она ни разу до сих пор не воспринимала его всерьез. Гавейн был очень приятным, хорошо сложенным юношей, но она в 16 считалась взрослой фрейлиной, а принц был еще ребенком, которого мать могла донага раздеть и высечь за прегрешения. Анна к тому же чувствовала себя немного виноватой, ведь сегодня мальчику так больно досталось именно из-за нее. Она наклонилась к принцу и, поцеловав его красиво вырезанные губы, промолвила:
- Вы очень милы, Ваше Высочество. Поезжайте ко двору к дяде, а я буду ждать вас, - она ласково провела рукой по спине Гавейна и убежала, смущенная, с горящими щеками.