Страница 1 из 1

Arthur. Отрывки из дневника

Добавлено: Вт дек 27, 2022 12:19 pm
Книжник
M/F

II место на Ежегодном Литературном Конкурсе ПиН-2022


Arthur


Отрывки из дневника


Когда мне исполнилось шесть лет и пришла пора загадывать желание, я громко заявил, что хочу жениться на Ленке Злой. Все замерли, понимая серьезность момента. А я набрал в себя как можно больше воздуха и дунул. Свечки погасли. Все засмеялись, захлопали в ладоши, мама нежно обняла меня и поцеловала в макушку. Так я понял, что ей Ленка тоже нравится.

Ленка вовсе не злая, а очень даже веселая. Просто у нее фамилия такая - Злая. Везет человеку! Я бы тоже хотел себе такую фамилию. Вот женюсь на Ленке и тоже стану Злым.

***

Я так и не понял, почему нас отдали в разные школы.

Мне до школы две остановки и Ленке две остановки. Мы специально посчитали. Только меня в шестнадцатую отдали, а ее во второй лицей. А потом они и вовсе переехали в другой район. В Ленкиной квартире теперь живет какой-то дядя. Его все уважительно называют Баритон. Наверное, он хороший дядя. Плохого бы в Ленкину квартиру не пустили. Когда я звоню на старый Ленкин номер, дядя вздыхает и говорит: «Мальчик, Лена здесь больше не живет. Я не знаю ее новый номер.» Да я и с первого раза понял, что он ничего не знает. Но у Баритона живет собака. Она всегда громко тяфкает, когда я звоню. Может собака знает, куда уехала Ленка и так передает мне зашифрованное послание?

***

Когда я принес домой первую двойку, родители очень испугались. Они смотрели в дневник, друг на друга и снова на двойку. Наверное, это все же правда, что родителей двоечника вызывают в школу и заставляют сидеть с ним за одной партой, чтобы он лучше учился. Я бы тогда хотел быть двоечником! Папа приходил бы со мной в класс и показывал там фокусы. А еще папа умеет ходить на руках. И я умею. Немножко. Только я падаю. Но если папа будет держать меня за ноги, то я не упаду! Маме некогда ходить со мной в школу, она все время опаздывает на работу. Еще не хватало, чтобы она в школу со мной опоздала. Засмеют же. А папу никто не отпустит с работы. Он как-то пытался отпроситься, когда у мамы был концерт. Его не отпустили. Если к маме на концерт не отпустили, то в школу точно не отпустят.

Поэтому я сказал родителям, чтобы они не переживали - двоек больше не будет. Зачем же двойки, если у тебя мама постоянно опаздывает, а папу никуда не отпускают с работы.

***

В третьем классе Колька Звонцов, по кличке Звонарь, притащил в школу крутую газету. У нее и название был крутое. Для настоящих мужчин. Мы читали ее по очереди в туалете, на переменке. Точнее пацаны галдели, крутили газету на подоконнике то туда, то сюда. И читать было очень сложно. А если честно, то невозможно. Но это была такая интересная газета, что я задарил Кольке финский ножичек, чтобы он дал мне газету домой, на целых три дня. И Колька дал. Я читал ее полдня, пока папа с мамой были на работе. А потом до позднего вечера, в своей комнате.

Утром, перед контрольной по математике, ко мне подошел Звонарь. Он был злым и грыз ноготь, сплевывая его в сторону.

— Газету гони!

— Да ни фига!

— Батя ругается.

— Ты ножик взял. За три дня. Я еще два дня читать буду!

— Отдай! Говорю же, батя ругается.

— А то что? — возмутился я и тут же получил в глаз.

Я прикрыл глаз рукой и пнул Кольку ногой, но тут прозвенел звонок, и мы побежали на контрольную, договорившись разобраться потом.

Дрались мы со Звонарем после уроков за гаражами. Я ему тоже глаз подбил. А он мне воротник рубашки оторвал. Мы бы и дальше дрались, но пришли взрослые и прогнали нас. Газету я не отдал. И все в классе согласились, что раз забрал ножик и пообещал, что три дня дашь читать - держи слово! Или ты не мужик. Колька был мужиком.

На третий день Звонарь в школу не пришел. Я тоже мужик и слово держу. Поэтому пошел к Кольке домой, чтобы отдать газету. Дверь открыл Колькин папа. Он классный мужик. Выиграл родительские соревнования по лыжам! Хорошо, что моего папу тогда с работы не отпустили, а то бы он у Колькиного выиграл. Звонарь бы расстроился.

— Привет. А у Кольки ангина. Но ты заходи.

Я и зашел. Поздоровался, как учила мама, и вытер подошвы ботинок об коврик.

— Вот, я вам газету принес, как договаривались.

Я старался держаться по-деловому, как мужик.

Колькин отец крякнул и забрал у меня газету.

— Прочел? — как бы между прочим просил он.

— Да! — гордо ответил я.

Мне было чем гордиться. Не каждый в третьем классе может прочитать целую газету. От корки до корки!

— И… как? — Колькин отец смотрел на меня очень внимательно. Я бы даже сказал, что уважительно. По-мужски.

И я выставил большой палец вверх.

— Ох. Ну ладно, дуй к Кольке. Потом я тебя чаем угощу.

***

Я сказал Кольке, что принес газету. Потом мы поиграли в морской бой. Колька уныло предложил вернуть ножик, но я отказался. Еще мы поговорили про Смирнову. Она была самой красивой девочкой в классе. И еще умной. Колька сказал, что ему Смирнова нравится, но так, как обычно. И я сказал, что да, она умная, красивая, но обычная. А потом у Кольки поднялась температура и он уснул.

На звонцовской кухне мы с Колькиным отцом пили чай из больших толстых кружек. Чай был черный и горячий. Я обжигался, но терпел. Колькин папа достал большую шоколадину и наломал ее кусками. Я старался не хлебать громко, так как это неприлично.

Колькин папа спрашивал про уроки, про как дома дела и даже про правда ли Смирнова такая красавица и умница-разумница. Я отвечал.

— Так ты это, мужик, чем газета заинтересовала?

Я зачем-то поперхнулся горячим чаем. Кусок шоколада прилип к горлу, и я закашлялся. Вышло совсем не прилично и не по-мужски. Я заляпал скатерть, прежде чем Колькин папа дал мне салфетку и похлопал по спине.

— Не тушуйся. Колька часто вам газеты таскает?

Я отрицательно замотал головой.

— Первый раз читал?

В горле першило, но уже можно было говорить.

— Такую газету первый раз.

Мне вдруг стало очень стыдно.

— А есть другие такие? — тихо спросил Колькин папа.

— Не знаю. Я про такое только в книжках иногда читал.

— Тебе нравится читать про порку?

Я кивнул.

— Что читал?

Я рассказал про то, как Бекки Тэтчер никогда не секли и чуть не высекли в школе.

— Зря Том Сойер помешал, да? — серьезно спросил Колькин папа.

И я сразу понял, что да. Зря! Нужно было, чтобы ее высекли. И Смирнову!

Колькин папа долил мне чай, подвинул ближе блюдечко с шоколадными кусками и сказал, что он нам всем уши отвинтит, если Колька еще раз свистнет газету. Еще сказал, что это все называется тема. И тема только для взрослых. И чтобы я ничего такого даже не думал, пока не стану взрослым. Я полыхал ушами от стыда и горячего чая, но в душе был счастлив. Со мной разговаривали про серьезные дела. Как со взрослым. По-мужски. Я даже слово дал.

***

Слово я не сдержал.

Не потому что я не мужик. Просто читать про такое мне было важнее. И смотреть кино. Кино я смотрел, обмирая. Смирнову высечь мне хотелось все больше и больше. Чем старше мы становились, тем сильнее хотелось.

Я уже много чего знал про тему. Резал розги и наслаждался их свистом, представляя, как буду пороть Смирнову. Еще мне нравилось доставать свой ремень и сложив его пополам хлопать по ладони. В седьмом классе я догадался скрутить одеяло, подложить под него подушку и выпороть. Как будто это девочка.

Тема меня увлекала. Иногда я пытался поймать взгляд Колькиного отца. Хотел, чтобы он заговорил со мной об этом. Но тот вел себя так, словно не было никакой газеты и разговора на кухне. И я вспоминал, что про это можно только взрослым.

***

Взрослыми мы стали на выпускном, когда Звонарь протащил две снаряда водки и мы выпили почти полбутылки на брата. Остальное Колькин батя отобрал и выдал взамен по подзатыльнику. А водку показательно вылил в раковину. Но мы не расстроились. Я так даже обрадовался, потому что не хотел пить обе бутылки.

Мы пошли в спортивный зал, где гремела дискотека и Колька смело позвал на медляк Смирнову. Та даже не фыркнула, а сразу согласилась. Потом в зале стало душно и Звонарь со Смирновой ушли в школьный сад, дышать ночным воздухом под яблонями. А я скоро пожалел, что мы не шампанское пили. Звонарь-старший что-то утробно рычал под шум воды в туалете и поливал мне затылок ледяной водой. Потом хлопнул по спине: первый раз? Ну, ничего, пойдет. С почином, мужик!

***

Влюбился я на первом курсе института. Сразу, наповал, без памяти. На день рождения заказал, чтобы парни пригласили Ксюшу в нашу комнату, отмечать. Я так последний раз волновался, когда первый раз галстук надел. Все время боялся, что наклонюсь и галстук в тарелке окажется. Вот и сейчас. Я боялся, что она придет и что-нибудь пойдет не так.

А получилось все так. Она пришла, и я глаз с нее не сводил. Ксюша смущалась, отворачивалась. А потом не выдержала и спросила:

— Ну, что ты так смотришь?

У нее были потрясающие волосы. Яркие, как медь. Синие глаза и веснушки. И я сказал:

— Веснушки считаю.

А она вдруг покраснела и вскочила. И я вскочил. В комнате было тесно и громко играла музыка. И мы оказались у стенки. У меня же день рождения. И она пришла ко мне. И я ее поцеловал. Так мы начали встречаться. И я окончательно повзрослел.

***

Первый раз в клуб я попал по рекомендации Звонаря-старшего. Встретил его зимой в старом парке, когда тот незатейливо резал прутья. Разговорились. Он позвонил организатору, потом сказал адрес и время. Мы с ним сразу столкнулись в фойе. Звонарь пожал руку и провел меня в зал. Быстро перезнакомил с тематиками и оставил освоиться. Потом я захаживал раз в неделю, иногда реже. Смотрел, знакомился, общался. А решиться не мог. Я же Ксюшу любил. Мы квартиру вместе снимали. При одной только мысли, что она узнает — у меня замирало сердце.

Когда Ксюша узнала, я не смог ей объяснить, что за странная кассета на полке, за книгами. Почему она не подписана и зачем я ее прячу так глупо. Потом мы смотрели ее весь вечер. Иногда Ксюша отвлекалась от просмотра и смотрела на меня долгим молчаливым взглядом. А я смотрел очень внимательно, как будто первый раз, потому что мне было очень стыдно. И жарко. А еще я боялся, что Ксюша от меня уйдет.

Ксюша не ушла. Сказала, что это называется БДСМ и этим занимаются извращенцы. Я возразил, но мягко. Тем более, что слово «извращенец» мне нравилось. Кассету теперь можно было не прятать. Я тихо радовался.

Рано радовался. Когда Ксюша выяснила, что я хожу в клуб, где порют по попе голых девушек, она меня чуть не бросила. Ксюша плакала, обзывалась и даже ударила меня, но промахнулась. Я ее утешал и зачем-то пообещал, что в клуб больше не пойду. В ту ночь Ксюша легла спать отдельно, но потом замерзла и вернулась. Я переживал.

***

Через неделю Ксюша сказала, что ей интересно поиграть в извращенцев, но она боится. В детстве ее не пороли. Однако она кое-что читала и фантазировала. Я пообещал быть очень осторожным и внимательным. Ксюша сказала: «Хорошо. Спускай штаны и ложись!» Я сел. Она добавила: «И дай мне свой ремень». Я не дал. Сказал, что я Верхний и в наших отношениях Ксюша будет Нижней. Ксюша сказала: «Посмотрим!» Целую неделю она ходила дома в коротких шортиках и микроскопической маечке. А я ходил без секса и с эрекцией. Потом мы поговорили. Я ей сказал, что меня тоже не пороли. Но я всегда хотел выпороть. Почему-то вспомнилась Ленка Злая, собака баритона и Смирнова, которая на выпускном выбрала Звонаря-младшего. Все это Ксюша выслушала насупившись и ничего не сказала.

А вечером положила на кровать ремень и медленно произнесла: «Горюшко ты мое, садист он! На, наказывай, только чтобы в первый раз без следов, мне в бассейн завтра!»

— А… сколько? — растерялся я.

— Давай шесть, — почему-то очень тихо ответила Ксюша.

— Хорошо, — благодарно согласился я и добавил, — Только ты считай вслух. Чтобы, ну…

— Да бей уже!

Первый мой удар был вовсе не смелым и не мужественным. Я как бы клюнул кончиком ремня Ксюшину попу.

— Раз! Ой, один, то есть.

Ксюша томно вздохнула и чуть приподняла попу. Я снова замахнулся и ударил. Слабо.

— Два! Ты об этом мечтал? Руками гладить будешь! Бей, как следует! Ай! ТРИ!

Я опустил руку и передохнул. Все было совсем не так, как в книгах, газетах и даже в клубе. Сейчас было свое, собственное, родное. Это была ТЕМА. Наша с Ксюшей, та самая, которая УКСТ.

Я переложил ремень в другую руку, перешел на левую сторону и вытянул Ксюшу еще раз. Как хотел, как всегда мечтал, как видел это у других тематиков.

— Ааууй!

— Что? Нет такой цифры!

— Чет-тыре. Фух.

Я улыбнулся, погладил попу кончиком ремня и нагло заявил:

— Не считается!

— Ууу, садюга!

— Штрафной удар за оскорбление!

— Это комплимент! Констатация факта!

— И еще один за пререкание!

Ксюша зарылась носом в одеяло и замолкла. Я испугался.

— Ксюш, ты чего?

Она помотала головой. Посопела. Потом ответила мне каким-то прекрасным, грудным голосом:

— Три. И еще пять осталось.

И у меня все получилось. Ровно, розовенько, почти без следов. А те, что остались я нежно гладил, целовал и выдавил на них целый тюбик гепарина.

***

Я не стал Злым и остался при своей фамилии. Но среди тематиков кликуха Лютый. Классно, правда? Это все потому что у меня фамилия Лютиков. И Ксюша теперь тоже Лютикова. Жена Лютого, значит. Колька со Смирновой были на нашей свадьбе. Она Звонарихой не захотела стать, оставила свою фамилию, потому что у ее отца нет сына. Но все равно Звонарь мужик, потому что он мой друг.

Колькин папа подарил нам на свадьбу плеть. Настоящую. При всех. Мы приняли. Никто не смеялся. Даже уважительно покивали головой. Даже папа. А мама не покивала. Она поцеловала Ксюшу и сказала: «Добро пожаловать, доченька!»

***

Дневник этот я давно не веду, забросил. Нашел вот сегодня, случайно. На полке. За книгами. Перечитал. Может я странный? Кто ведет такие дневники? А может нормальный. Может все ведут, просто не говорят никому.



Обсудить на Форуме