Погоди, вот вернется отец!
Добавлено: Ср мар 08, 2023 10:33 pm
Перевод: gje137
Погоди, вот вернется отец!
Неотвратимо надвигается начало учебного года, скоро опять к станку, то есть к доске. И вот, вспомнился когда-то прочитанный в сети рассказик. К сожалению, оригинал куда-то канул.
Несколько примечаний:
1. Назавние рассказа позаимствовано из многосерийного мультфильма "Wait till your father gets home".
2. Гаражи в американских домах часто используются для складирования (не)нужного хлама так как других подсобных помещений в доме может не быть.
3. Ответ "я уже 20 лет папа" заменяет стандартный каламбур "There are no but(t)s involved except yours".
4. В США есть несколько этапов совершеннолетия. Полное юридическое совершеннолетие наступает в двадцать один год. До этого возраста нельзя, например, покупать и пить спиртное (интересное исключение: можно перевозить спиртное в машине, если в этом заключается ваша работа или если это делается по поручению родителей/опекунов), входить в казино и т.п.
Самая жестокая порка в моей жизни досталась мне в двадцать лет. Это было ужасно само по себе. Но если еще к тому же учесть, что я – старшая дочь, и что все младшие дети – мои двоюродные братья и сестры – почти что присутствовали при экзекуции (собственно, из-за одного из них все и произошло) и что вся округа знала о моем наказании и слушала мои крики...
После школы я устроилась работать в магазине электроники, чтобы накопить на учебу в университете. Мой отец – адвокат, и разумеется, мог без проблем заплатить за меня, но он считал, что я буду больше ценить свое образование если мне придется самой зарабатывать на него деньги – хотя бы частично. Кроме того, утверждал он, мне сначала следует немного осмотреться и определиться, чему именно я хочу учиться в университете. Я считала себя уже совершенно взрослой, хотя родители все время твердили, что раз я живу в их доме, то должна выполнять их правила. Правил, впрочем, было не слишком много (когда я ходила в школу их было больше, но мне удалось добиться отмены некоторых из них): не сквернословить, не подходить на пушечный выстрел к отцовскому компьютеру (папа держал в нем всяческую юридическую информацию), не бегать по дому (мама коллекционировала фарфор, так что повсюду стояли ее чашечки и блюдечки, такие хрупкие, что мимо них даже на цыпочках пройти было страшно), не курить (по крайней мере, в доме). За нарушение правил полагалось наказание, а у этого слова в нашем доме есть только один синоним: порка ремнем. С учетом профессии моего папаши спорить с ним о допустимости такого обращения с двадцатилетней девушкой, как впрочем и по любому другому поводу, было совершенно бесполезно – у него на все есть готовый ответ, подкрепленный цитатами из кодексов и прецедентами... В тот кошмарный день я ухитрилась нарушить сразу все запреты.
В тот момент у нас гостила мамина сестра с детьми. Старшего – моего двоюродного брата Бобби – отец почему-то считает вундеркиндом, хотя, на мой взгляд, он просто несносный и удивительно надоедливый десятилетний мальчишка. Одно из его любимых занятий у нас в гостях – с неистощимой изобретательностью доводить меня до белого каления. В этом деле, вынуждена признать, он действительно очень талантлив, и к тому же прекрасно знает, что его и мои родители в нем души не чают и всегда принимают его сторону («Ты уже взрослая, с тебя спрос больше» и прочая ерунда).
В тот день у меня был выходной, и с утра я решила немного повалятся в постели. Тайком от родителей я начала курить. В это утро я поддалась искушению и зажгла сигарету. Ровно через минуту дверь приоткрылась, и в щель просунулась голова Бобби.
«Ага, ты куришь!» - радостно заявил он. «Сейчас расскажу твоей маме, и тебя выдерут.»
«Пожалуйста, не надо,» - попросила я, затушив сигарету и пытаясь разогнать дым.
«А что я с этого буду иметь?» - спросил Бобби, оценивающе оглядывая мою комнату. «Придумал! Разреши мне поиграть с твоими моделями, тогда я ничего не скажу.»
Я увлекалась сборкой моделей самолетов, и Бобби давно к ним подбирался. Приняв мое молчание за согласие (а что мне оставалось делать?), он взял самую большую и сложную - на ее изготовление ушел примерно месяц – и принялся бегать с ней по комнате, краем глаза наблюдая за моей реакцией. Потом он начал размахивать самолетом из стороны в сторону, имитируя виражи. Я не удержалась:
«Бобби, пожалуйста, осторожнее.»
Маленький паршивец ехидно посмотрел на меня и уронил модель на пол. Та, понятное дело, разлетелась вдребезги. С яростным воплем «Ну погоди, сорванец чертов!» я бросилась на него. Бобби, понимая, что если я его поймаю, ничего хорошего ему ждать не приходится, бросился наутек. Пробегая мимо отцовского кабинета он, явно рассчитывая на его неприкосновенность, юркнул внутрь. Но ярость уже ослепила меня настолько, что, не думая о последствиях, я ворвалась в святая святых следом за ним. Пытаясь его схватить, я зацепилась за шнур и – о ужас! – папашин компьютер грохнулся на пол. Где-то в подсознании я понимала, что запахло жареным, но остановиться уже не могла. Бобби выскочил из кабинета и кубарем скатился вниз по лестнице, я за ним. Я принялась гонять его по гостиной и, как не трудно догадаться, кто-то из нас смахнул на пол одну из драгоценных маминых чашек. Мне наконец удалось поймать Бобби, и я принялась шлепать его что было сил, зажав под мышкой. На его вопли прибежала мама. Я выпустила маленького негодяя, который немедленно спрятался за мамину спину. Постепенно приходя в себя, я увидела как вытягивается мамино лицо: погибшая чашка была из ее свадебного сервиза.
«Салли! Салли!!! Что ты натворила, негодная девчонка! Подожди, вот вернется отец!»
Эта фраза означала, что вечером мне предстоит порка. Бобби радостно захихикал, он прекрасно знал, как устроен воспитательный процесс в нашем семействе.
«Немедленно наведи здесь порядок!» - добавила мама и удалилась на кухню.
Я молча опустилась на колени и стала собирать осколки. Бобби, пробегая мимо меня, оттянул резинку моих пижамных штанов и шлепнул меня по голой попе. Я не посмела ничего сказать или сделать. Гнев улетучился, и на меня обрушилось осознание плачевности моего положения. Меня не пороли уже почти год, и я успела свыкнуться с мыслью, что телесные наказания остались в прошлом.
Время тянулось бесконечно. Чтобы как-то занять себя, я переоделась и навела порядок в спальне. Поставила какую-то запись, но быстро выключила ее, так как сопровождение ударных звучало как шлепки. Открыла викторианский роман, но и в нем шла речь о том как кого-то привязали к позорному столбу и высекли.
К полудню мы все собрались на террасе пить лимонад. «Жарко сегодня,» - сказала тетя. «А Салли, когда отец разберется с ней, будет еще жарче сзади,» - присоединилась мама. Бобби и прочие малолетки радостно загалдели: «Салли будет порка! Салли будет порка! По голой попке!» «Хватит, дети,» - вмешалась тетя, впрочем, не слишком серьезно и с улыбкой - «порка будет достаточным наказанием для Салли и без того, чтобы вы ее мучили.»
Мама велела мне привести в порядок живую изгородь. «Заодно потренируешься нагибаться,» - добавила она. Я все еще возилась с изгородью когда мимо проехала моя школьная подруга Джейн, жившая неподалеку. Она остановилась, и мы заговорили о разных пустяках. Тут из дома выбежал весь детский сад.
«Мы сочинили для тебя песенку,» - заявил Бобби, - «Все вместе, три, четыре». И они запели противными дразнящими голосами:
Салли снять трусы придется,
Хоть она и задается!
По попке голенькой потом
Ее выпорют ремнем!
(Sally gotta take her panties off
Because she wouldn't mind!
And she gonna take a strapping
Right across her bare behind!)
«Шлеп-шлеп», и вся малышня дружно захлопала в ладоши. «Черт подери, убирайтесь отсюда!» - закричала я. Бобби захихикал: «Ты опять чертыхаешься? Я расскажу маме!» - и они убежали с радостным визгом.
«Твой старик собирается тебя выдрать?» - спросила Джейн. «Ни в коем случае! Что ты такое болтаешь!» - возмущенно ответила я, при этом вся покраснев. «А, тогда понятно почему ты такая нервная. Знаешь, когда взрослую деваху порют ремнем, она обычно и правда того заслуживает. По крайней мере, меня всегда драли за дело. Когда, говоришь, твой папаша вернется?»
Когда отец наконец подъехал к дому, я уже была на грани нервного срыва. К тому времени я снова закрылась у себя в комнате, чтобы избавиться от малолеток. Вот слышны голоса внизу: мама вводит его в курс дела. Не дослушав ее, папаша поднимается в свой кабинет, прыгая через две ступеньки. Его вопль: «Мой IBM! Это просто... Салли! Немедленно иди сюда! Где эта девчонка?!» Я выглянула в коридор: «Я здесь, сэр.» «Салли, готовься: сегодня я выпорю тебя так, что ты неделю сидеть не сможешь! Ступай к себе, и чтобы до ужина я тебя не видел и не слышал.» «Да, сэр!»
Есть мне совершенно не хотелось, но в нашем семействе не выйти к ужину, особенно когда в доме гости, можно только если у тебя высокая температура или сломана нога. Я ковырялась в своей тарелке, опустив глаза. Время от времени кто-нибудь из малышей незаметно пинал меня под столом, рассчитывая что я отреагирую, или исподтишка показывал язык. Бобби незаметно для взрослых имитировал движения шлепающей руки, цокая при этом языком. Смотреть на их довольные рожицы было невыносимо.
Разговор взрослых вертелся вокруг наказаний вообще, и предстоящей мне порки в частности, причем как будто меня за столом не было вовсе. «Девчонке, которая возомнила, что ей можно шлепать младших детей, нужно спустить штаны и хорошенько всыпать. Это живо собьет с нее спесь.» «Кое-кто сегодня будет спать на животе.» «Сегодня? Я так взгрею ей задницу, что она месяц сидеть не сможет.» «Ты порешь ее по голому заду?» «Да, только так она может чему-нибудь научиться. Вначале она только снимала штаны, но после двух или трех раз мы поняли, что нужно спускать ей и трусы тоже.» «Ты когда-нибудь пробовал пустить в ход розги? Наш сосед высек недавно старшего сына – ремня этот здоровенный бугай уже не боялся – и с тех пор с ним никаких проблем не возникало.» «Розги? Хорошая идея, найти бы только подходящую иву. Думаю что хорошая доза ивовых прутьев по голой, незащищенной попе поможет кое-кому запомнить свое место.» «Джон всегда заставляет других детей смотреть. И им урок на будущее, и Тоби так более стыдно.»
После ужина отец сказал: «Посуду сегодня уберут без тебя. А ты ступай в свою комнату и сними джинсы. Я скоро приду за тобой.»
О ужас! Наш гараж не соединен с домом, то есть мне придется идти к месту экзекуции без штанов на виду у всей улицы. «Но папа!» «Я уже двадцать лет папа,» - он усмехнулся, это была его любимая присказка в таких ситуациях, - «чем тебе будет стыднее, тем лучше. Делай как я сказал.»
Я сняла джинсы и села на кровать, невольно подумав при этом что не скоро смогу сидеть с комфортом. Внизу гремела посуда, шумела вода. Минут через пятнадцать я услышала шаги на лестнице, потом в дверь постучали. «Да,» - отозвалась я. Вошел отец с ремнем в руке. Смерив меня взглядом с ног до головы, он сказал всего одно слово: «Марш!»
И мы пошли. Свободной рукой отец держал меня за локоть. Мы прошли через кухню; все бросили свои дела и проводили меня взглядом. Потом мы вышли на улицу. На полпути к гаражу папашу окликнул сосед. «Привет, как поживаешь, Бен? Я вижу, ты затеял небольшую разминку сегодня вечером.» «Привет, Дуг. Надеюсь, тебе не помешает шум – на этот раз она влипла по-настоящему.» Все соседи, сидевшие в это время на террасах своих домов или возившиеся на участках, посмотрели в нашу сторону. Я была готова провалиться сквозь землю от стыда. Завтра вся округа будет судачить о том как Салли Адамс отвели в одних трусах в гараж и выпороли ремнем! «Ничего, Бен, я все равно сейчас ухожу. Удачи тебе!»
Наконец мы добрались до гаража. Отец включил свет, я стояла посередине, опустив голову и переминаясь с ноги на ногу, не зная куда девать руки. Обычно в таких случаях меня заставляли перегнуться через старые козлы для пилки дров, накрытые для этой цели одеялом. Уж и не знаю откуда они у нас. Вытащив означенные козлы на середину, отец сказал: «Снимай трусы, Салли, не тяни. Давай поскорее покончим с этим.»
Я покорно спустила трусы до колен и уставилась в пол, красная как рак.
«Смотри на меня! Ты хоть понимаешь, сколько будет стоить ремонт моего компьютера? Отвечай!»
«Не знаю, сэр...»
«Очень дорого! Настолько дорого, что тебе придется вложить в него и часть твоих сбережений! Сколько раз я тебе говорил – не смей без спросу заходить в мой кабинет! Подумать только! Ты скоро уже будешь совершеннолетней, а тебя до сих пор приходится пороть! Разбила фарфор! Отшлепала Бобби!»
«Но он же разбил мою модель!»
«Потому что ты пыталась подкупить его, чтобы он не рассказал о твоем первом проступке! Хватит болтовни, вставай в позицию, да поживее.»
Я, предварительно задрав футболку выше талии, перегнулась через козлы и взялась руками за ножки. Ноги, как полагалось, широко расставила – насколько позволяли трусы, растянутые под коленями. Поперечная доска, накрытая одеялом, уперлась мне в лобок. Я чувствовала себя бесстыдно голой и совершенно беззащитной. В гараже было прохладно, ягодицы сжались и покрылись гусиной кожей. Между расставленных ног я видела, как отец замахивается, и все равно первый удар застал меня врасплох.
«А-а-а!»
Хлесть!
«А-а-а!»
Адская боль. После пятого удара я завывала как голодный волк в особо суровую зиму, во всю мочь своих легких. Где-то после десятого удара отец начал сопровождать порку нравоучениями. «Ты...» Крак! «А-а-а!» «думаешь...» Вжик! «А-а-а!» «...что раз ты...» Хлесть! «...стала немножко...» Хлесть! «...зарабатывать,» Вжик! А-а-а! «... то можешь творить что хочешь?» Хлесть! «А-а-а!» Вжик! «А-а-а! Папа, я больше не буду! Папочка!» «Ты теперь сама шлепаешь младших, а?» Хлесть! Хлесть! «У-у-а-у! Папа! Прости меня! Хва-а-тит!» «Посмотрим как тебе настоящая порка, а?» «У-а-а-у!» «Каково это, снять штаны...» Хлесть! «А-а-а!» «...подставить голый зад под ремень...» Хлесть! «Па-а-а-па!» «...и обнаружить, что ты вовсе не такая уж взрослая!» Хлесть! «У-а-а-а! Пожа-а-а-луйста, хва-а-а-тит!» «Бить мамин фарфор!» Хлесть! «Шлепать двоюродного брата!» Хлесть! «Курить в моем доме!» Хлесть! «А-а! Пожалуйста! Не надо!» «Надеюсь, ты усвоишь...» Хлесть! Хлесть! «...этот урок» Хлесть! «А-а-а!» «потому что если понадобится...» Хлесть! «А!» «я буду пороть тебя каждый день...» Вжик! «А-у-а! Папочка!» «...так что ты вообще больше сидеть не сможешь!» Хлесть! Хлесть! Хлесть!
Так медленно, методично, неотвратимо я получила самое суровое наказание в моей двадцатилетней жизни. Время от времени я вспоминала, что через окошко отлично видно, что делается в гараже, и малышня наверняка прилипла к стеклу, не желая не пропустить ни одного мгновения спектакля. И какого спектакля! Взрослая двоюродная сестра, почти голая, все ее прелести на виду, орущая благим матом, и совершенно осатаневший отец, охаживающий ее ремнем по ягодицам и ляжкам. Впрочем, мои мысли не задерживались на этом надолго – следовал очередной удар, и ужасная боль снова заполняла все мое существо.
Когда все наконец закончилось, я с трудом смогла разогнуться. Ноги подкашивались, в горле першило, голос сел, попа, казалось, увеличилась в размерах по крайней мере вдвое, ягодицы нестерпимо жгло.
«Я думаю, час в темноте – ты ведь не хочешь, чтобы я оставил свет, верно?» - я кивнула - «с поротой попой и без трусов позволит тебе окончательно усвоить урок.» Отец выключил свет и вышел из гаража, заперев за собой дверь и оставив меня плакать от боли и унижения. Я слышала, как он шутит с детьми по дороге к дому.
Погоди, вот вернется отец!
Неотвратимо надвигается начало учебного года, скоро опять к станку, то есть к доске. И вот, вспомнился когда-то прочитанный в сети рассказик. К сожалению, оригинал куда-то канул.
Несколько примечаний:
1. Назавние рассказа позаимствовано из многосерийного мультфильма "Wait till your father gets home".
2. Гаражи в американских домах часто используются для складирования (не)нужного хлама так как других подсобных помещений в доме может не быть.
3. Ответ "я уже 20 лет папа" заменяет стандартный каламбур "There are no but(t)s involved except yours".
4. В США есть несколько этапов совершеннолетия. Полное юридическое совершеннолетие наступает в двадцать один год. До этого возраста нельзя, например, покупать и пить спиртное (интересное исключение: можно перевозить спиртное в машине, если в этом заключается ваша работа или если это делается по поручению родителей/опекунов), входить в казино и т.п.
Самая жестокая порка в моей жизни досталась мне в двадцать лет. Это было ужасно само по себе. Но если еще к тому же учесть, что я – старшая дочь, и что все младшие дети – мои двоюродные братья и сестры – почти что присутствовали при экзекуции (собственно, из-за одного из них все и произошло) и что вся округа знала о моем наказании и слушала мои крики...
После школы я устроилась работать в магазине электроники, чтобы накопить на учебу в университете. Мой отец – адвокат, и разумеется, мог без проблем заплатить за меня, но он считал, что я буду больше ценить свое образование если мне придется самой зарабатывать на него деньги – хотя бы частично. Кроме того, утверждал он, мне сначала следует немного осмотреться и определиться, чему именно я хочу учиться в университете. Я считала себя уже совершенно взрослой, хотя родители все время твердили, что раз я живу в их доме, то должна выполнять их правила. Правил, впрочем, было не слишком много (когда я ходила в школу их было больше, но мне удалось добиться отмены некоторых из них): не сквернословить, не подходить на пушечный выстрел к отцовскому компьютеру (папа держал в нем всяческую юридическую информацию), не бегать по дому (мама коллекционировала фарфор, так что повсюду стояли ее чашечки и блюдечки, такие хрупкие, что мимо них даже на цыпочках пройти было страшно), не курить (по крайней мере, в доме). За нарушение правил полагалось наказание, а у этого слова в нашем доме есть только один синоним: порка ремнем. С учетом профессии моего папаши спорить с ним о допустимости такого обращения с двадцатилетней девушкой, как впрочем и по любому другому поводу, было совершенно бесполезно – у него на все есть готовый ответ, подкрепленный цитатами из кодексов и прецедентами... В тот кошмарный день я ухитрилась нарушить сразу все запреты.
В тот момент у нас гостила мамина сестра с детьми. Старшего – моего двоюродного брата Бобби – отец почему-то считает вундеркиндом, хотя, на мой взгляд, он просто несносный и удивительно надоедливый десятилетний мальчишка. Одно из его любимых занятий у нас в гостях – с неистощимой изобретательностью доводить меня до белого каления. В этом деле, вынуждена признать, он действительно очень талантлив, и к тому же прекрасно знает, что его и мои родители в нем души не чают и всегда принимают его сторону («Ты уже взрослая, с тебя спрос больше» и прочая ерунда).
В тот день у меня был выходной, и с утра я решила немного повалятся в постели. Тайком от родителей я начала курить. В это утро я поддалась искушению и зажгла сигарету. Ровно через минуту дверь приоткрылась, и в щель просунулась голова Бобби.
«Ага, ты куришь!» - радостно заявил он. «Сейчас расскажу твоей маме, и тебя выдерут.»
«Пожалуйста, не надо,» - попросила я, затушив сигарету и пытаясь разогнать дым.
«А что я с этого буду иметь?» - спросил Бобби, оценивающе оглядывая мою комнату. «Придумал! Разреши мне поиграть с твоими моделями, тогда я ничего не скажу.»
Я увлекалась сборкой моделей самолетов, и Бобби давно к ним подбирался. Приняв мое молчание за согласие (а что мне оставалось делать?), он взял самую большую и сложную - на ее изготовление ушел примерно месяц – и принялся бегать с ней по комнате, краем глаза наблюдая за моей реакцией. Потом он начал размахивать самолетом из стороны в сторону, имитируя виражи. Я не удержалась:
«Бобби, пожалуйста, осторожнее.»
Маленький паршивец ехидно посмотрел на меня и уронил модель на пол. Та, понятное дело, разлетелась вдребезги. С яростным воплем «Ну погоди, сорванец чертов!» я бросилась на него. Бобби, понимая, что если я его поймаю, ничего хорошего ему ждать не приходится, бросился наутек. Пробегая мимо отцовского кабинета он, явно рассчитывая на его неприкосновенность, юркнул внутрь. Но ярость уже ослепила меня настолько, что, не думая о последствиях, я ворвалась в святая святых следом за ним. Пытаясь его схватить, я зацепилась за шнур и – о ужас! – папашин компьютер грохнулся на пол. Где-то в подсознании я понимала, что запахло жареным, но остановиться уже не могла. Бобби выскочил из кабинета и кубарем скатился вниз по лестнице, я за ним. Я принялась гонять его по гостиной и, как не трудно догадаться, кто-то из нас смахнул на пол одну из драгоценных маминых чашек. Мне наконец удалось поймать Бобби, и я принялась шлепать его что было сил, зажав под мышкой. На его вопли прибежала мама. Я выпустила маленького негодяя, который немедленно спрятался за мамину спину. Постепенно приходя в себя, я увидела как вытягивается мамино лицо: погибшая чашка была из ее свадебного сервиза.
«Салли! Салли!!! Что ты натворила, негодная девчонка! Подожди, вот вернется отец!»
Эта фраза означала, что вечером мне предстоит порка. Бобби радостно захихикал, он прекрасно знал, как устроен воспитательный процесс в нашем семействе.
«Немедленно наведи здесь порядок!» - добавила мама и удалилась на кухню.
Я молча опустилась на колени и стала собирать осколки. Бобби, пробегая мимо меня, оттянул резинку моих пижамных штанов и шлепнул меня по голой попе. Я не посмела ничего сказать или сделать. Гнев улетучился, и на меня обрушилось осознание плачевности моего положения. Меня не пороли уже почти год, и я успела свыкнуться с мыслью, что телесные наказания остались в прошлом.
Время тянулось бесконечно. Чтобы как-то занять себя, я переоделась и навела порядок в спальне. Поставила какую-то запись, но быстро выключила ее, так как сопровождение ударных звучало как шлепки. Открыла викторианский роман, но и в нем шла речь о том как кого-то привязали к позорному столбу и высекли.
К полудню мы все собрались на террасе пить лимонад. «Жарко сегодня,» - сказала тетя. «А Салли, когда отец разберется с ней, будет еще жарче сзади,» - присоединилась мама. Бобби и прочие малолетки радостно загалдели: «Салли будет порка! Салли будет порка! По голой попке!» «Хватит, дети,» - вмешалась тетя, впрочем, не слишком серьезно и с улыбкой - «порка будет достаточным наказанием для Салли и без того, чтобы вы ее мучили.»
Мама велела мне привести в порядок живую изгородь. «Заодно потренируешься нагибаться,» - добавила она. Я все еще возилась с изгородью когда мимо проехала моя школьная подруга Джейн, жившая неподалеку. Она остановилась, и мы заговорили о разных пустяках. Тут из дома выбежал весь детский сад.
«Мы сочинили для тебя песенку,» - заявил Бобби, - «Все вместе, три, четыре». И они запели противными дразнящими голосами:
Салли снять трусы придется,
Хоть она и задается!
По попке голенькой потом
Ее выпорют ремнем!
(Sally gotta take her panties off
Because she wouldn't mind!
And she gonna take a strapping
Right across her bare behind!)
«Шлеп-шлеп», и вся малышня дружно захлопала в ладоши. «Черт подери, убирайтесь отсюда!» - закричала я. Бобби захихикал: «Ты опять чертыхаешься? Я расскажу маме!» - и они убежали с радостным визгом.
«Твой старик собирается тебя выдрать?» - спросила Джейн. «Ни в коем случае! Что ты такое болтаешь!» - возмущенно ответила я, при этом вся покраснев. «А, тогда понятно почему ты такая нервная. Знаешь, когда взрослую деваху порют ремнем, она обычно и правда того заслуживает. По крайней мере, меня всегда драли за дело. Когда, говоришь, твой папаша вернется?»
Когда отец наконец подъехал к дому, я уже была на грани нервного срыва. К тому времени я снова закрылась у себя в комнате, чтобы избавиться от малолеток. Вот слышны голоса внизу: мама вводит его в курс дела. Не дослушав ее, папаша поднимается в свой кабинет, прыгая через две ступеньки. Его вопль: «Мой IBM! Это просто... Салли! Немедленно иди сюда! Где эта девчонка?!» Я выглянула в коридор: «Я здесь, сэр.» «Салли, готовься: сегодня я выпорю тебя так, что ты неделю сидеть не сможешь! Ступай к себе, и чтобы до ужина я тебя не видел и не слышал.» «Да, сэр!»
Есть мне совершенно не хотелось, но в нашем семействе не выйти к ужину, особенно когда в доме гости, можно только если у тебя высокая температура или сломана нога. Я ковырялась в своей тарелке, опустив глаза. Время от времени кто-нибудь из малышей незаметно пинал меня под столом, рассчитывая что я отреагирую, или исподтишка показывал язык. Бобби незаметно для взрослых имитировал движения шлепающей руки, цокая при этом языком. Смотреть на их довольные рожицы было невыносимо.
Разговор взрослых вертелся вокруг наказаний вообще, и предстоящей мне порки в частности, причем как будто меня за столом не было вовсе. «Девчонке, которая возомнила, что ей можно шлепать младших детей, нужно спустить штаны и хорошенько всыпать. Это живо собьет с нее спесь.» «Кое-кто сегодня будет спать на животе.» «Сегодня? Я так взгрею ей задницу, что она месяц сидеть не сможет.» «Ты порешь ее по голому заду?» «Да, только так она может чему-нибудь научиться. Вначале она только снимала штаны, но после двух или трех раз мы поняли, что нужно спускать ей и трусы тоже.» «Ты когда-нибудь пробовал пустить в ход розги? Наш сосед высек недавно старшего сына – ремня этот здоровенный бугай уже не боялся – и с тех пор с ним никаких проблем не возникало.» «Розги? Хорошая идея, найти бы только подходящую иву. Думаю что хорошая доза ивовых прутьев по голой, незащищенной попе поможет кое-кому запомнить свое место.» «Джон всегда заставляет других детей смотреть. И им урок на будущее, и Тоби так более стыдно.»
После ужина отец сказал: «Посуду сегодня уберут без тебя. А ты ступай в свою комнату и сними джинсы. Я скоро приду за тобой.»
О ужас! Наш гараж не соединен с домом, то есть мне придется идти к месту экзекуции без штанов на виду у всей улицы. «Но папа!» «Я уже двадцать лет папа,» - он усмехнулся, это была его любимая присказка в таких ситуациях, - «чем тебе будет стыднее, тем лучше. Делай как я сказал.»
Я сняла джинсы и села на кровать, невольно подумав при этом что не скоро смогу сидеть с комфортом. Внизу гремела посуда, шумела вода. Минут через пятнадцать я услышала шаги на лестнице, потом в дверь постучали. «Да,» - отозвалась я. Вошел отец с ремнем в руке. Смерив меня взглядом с ног до головы, он сказал всего одно слово: «Марш!»
И мы пошли. Свободной рукой отец держал меня за локоть. Мы прошли через кухню; все бросили свои дела и проводили меня взглядом. Потом мы вышли на улицу. На полпути к гаражу папашу окликнул сосед. «Привет, как поживаешь, Бен? Я вижу, ты затеял небольшую разминку сегодня вечером.» «Привет, Дуг. Надеюсь, тебе не помешает шум – на этот раз она влипла по-настоящему.» Все соседи, сидевшие в это время на террасах своих домов или возившиеся на участках, посмотрели в нашу сторону. Я была готова провалиться сквозь землю от стыда. Завтра вся округа будет судачить о том как Салли Адамс отвели в одних трусах в гараж и выпороли ремнем! «Ничего, Бен, я все равно сейчас ухожу. Удачи тебе!»
Наконец мы добрались до гаража. Отец включил свет, я стояла посередине, опустив голову и переминаясь с ноги на ногу, не зная куда девать руки. Обычно в таких случаях меня заставляли перегнуться через старые козлы для пилки дров, накрытые для этой цели одеялом. Уж и не знаю откуда они у нас. Вытащив означенные козлы на середину, отец сказал: «Снимай трусы, Салли, не тяни. Давай поскорее покончим с этим.»
Я покорно спустила трусы до колен и уставилась в пол, красная как рак.
«Смотри на меня! Ты хоть понимаешь, сколько будет стоить ремонт моего компьютера? Отвечай!»
«Не знаю, сэр...»
«Очень дорого! Настолько дорого, что тебе придется вложить в него и часть твоих сбережений! Сколько раз я тебе говорил – не смей без спросу заходить в мой кабинет! Подумать только! Ты скоро уже будешь совершеннолетней, а тебя до сих пор приходится пороть! Разбила фарфор! Отшлепала Бобби!»
«Но он же разбил мою модель!»
«Потому что ты пыталась подкупить его, чтобы он не рассказал о твоем первом проступке! Хватит болтовни, вставай в позицию, да поживее.»
Я, предварительно задрав футболку выше талии, перегнулась через козлы и взялась руками за ножки. Ноги, как полагалось, широко расставила – насколько позволяли трусы, растянутые под коленями. Поперечная доска, накрытая одеялом, уперлась мне в лобок. Я чувствовала себя бесстыдно голой и совершенно беззащитной. В гараже было прохладно, ягодицы сжались и покрылись гусиной кожей. Между расставленных ног я видела, как отец замахивается, и все равно первый удар застал меня врасплох.
«А-а-а!»
Хлесть!
«А-а-а!»
Адская боль. После пятого удара я завывала как голодный волк в особо суровую зиму, во всю мочь своих легких. Где-то после десятого удара отец начал сопровождать порку нравоучениями. «Ты...» Крак! «А-а-а!» «думаешь...» Вжик! «А-а-а!» «...что раз ты...» Хлесть! «...стала немножко...» Хлесть! «...зарабатывать,» Вжик! А-а-а! «... то можешь творить что хочешь?» Хлесть! «А-а-а!» Вжик! «А-а-а! Папа, я больше не буду! Папочка!» «Ты теперь сама шлепаешь младших, а?» Хлесть! Хлесть! «У-у-а-у! Папа! Прости меня! Хва-а-тит!» «Посмотрим как тебе настоящая порка, а?» «У-а-а-у!» «Каково это, снять штаны...» Хлесть! «А-а-а!» «...подставить голый зад под ремень...» Хлесть! «Па-а-а-па!» «...и обнаружить, что ты вовсе не такая уж взрослая!» Хлесть! «У-а-а-а! Пожа-а-а-луйста, хва-а-а-тит!» «Бить мамин фарфор!» Хлесть! «Шлепать двоюродного брата!» Хлесть! «Курить в моем доме!» Хлесть! «А-а! Пожалуйста! Не надо!» «Надеюсь, ты усвоишь...» Хлесть! Хлесть! «...этот урок» Хлесть! «А-а-а!» «потому что если понадобится...» Хлесть! «А!» «я буду пороть тебя каждый день...» Вжик! «А-у-а! Папочка!» «...так что ты вообще больше сидеть не сможешь!» Хлесть! Хлесть! Хлесть!
Так медленно, методично, неотвратимо я получила самое суровое наказание в моей двадцатилетней жизни. Время от времени я вспоминала, что через окошко отлично видно, что делается в гараже, и малышня наверняка прилипла к стеклу, не желая не пропустить ни одного мгновения спектакля. И какого спектакля! Взрослая двоюродная сестра, почти голая, все ее прелести на виду, орущая благим матом, и совершенно осатаневший отец, охаживающий ее ремнем по ягодицам и ляжкам. Впрочем, мои мысли не задерживались на этом надолго – следовал очередной удар, и ужасная боль снова заполняла все мое существо.
Когда все наконец закончилось, я с трудом смогла разогнуться. Ноги подкашивались, в горле першило, голос сел, попа, казалось, увеличилась в размерах по крайней мере вдвое, ягодицы нестерпимо жгло.
«Я думаю, час в темноте – ты ведь не хочешь, чтобы я оставил свет, верно?» - я кивнула - «с поротой попой и без трусов позволит тебе окончательно усвоить урок.» Отец выключил свет и вышел из гаража, заперев за собой дверь и оставив меня плакать от боли и унижения. Я слышала, как он шутит с детьми по дороге к дому.