Fedya
Подарок Учителю
- "Три, два, один, пуск!"
Окрестность наполнилась гулом, ярко-рыжий хвост ракеты украсил собой
белесое северное небо.
- "Вторая ступень отделилсь."
- "Эх, отклоняется, отклоняется!"
- "Все, выброс парашута!"
Звонкие голоса ребят звучали неподдельным восторгом.
- "Ну давай, скорее побежали искать"
- "В следующий раз настоящий гироскоп поставим."
- "Ты угол поймал? Сколько? Сколько это получается высота? Метров
200. Ага!"
Как же все-таки приятно быть с ними. Какая в сущности между нами
разница? Я - год после выпуска из института, они - девятый класс,
практически то же поколение.
Когда я попал в этот и не город, и не поселок, а 'почтовый ящик' по
распределению (после того как завкафедрой хамски кинул меня с
аспирантурой), я чуствовал себя несколько одиноко. Нет-нет, в нашем
отделе ребята были вполене открыты и дружелюбны, а некоторые девочки
и симпатичны и нестроги. Я выпил с ними немало водки, сжарили немало
шашлыков и завязал несколько быстротечных романов, однако ни
глубокой любви ни глубокой дружбы у меня ни с кем не сложилось.
Когда главный инженер вызвал меня и предложил помочь местной школе,
где не хватает человека вести несколько уроков физики я согласился
охотно - почему бы нет, тем более с работы он пообещал меня
отпускатьна это время, а почасовую зарплату в школе собирались
платить в дополнение к моей основной. Я уже тогда подумал, что
неплохо будет завести физическо-технический кружок и посмотреть, что
из этого получится. Дело в том, что я сам бывший "фы-мышенок" и с
занятиями физикой у меня связаны приятные воспоминания детства:
собрание друзей с одинаковыми интересами, радость общения, радость
открытия.
Я ошибался моих расчетах. Нет, не с кружком, с ним вышло все как я и
хотел. Записались отличные ребята: умные, любопытные, балдеющие от
техники. Мы не только делали с ними интересные, красивые технически
вещи, но и просто "тусовались": обменивались музыкой, обсуждали
прочитанные книги а иногда (хоть не педагогично с моей стороны) и их
отношения с девочками. Хоть это был единственный период в моей
жизни, когда меня называли по имени-отчеству (вскоре я перебрался за
границу, где отчеств вовсе нет), однако я вел себя с ними почти как
равный. Однако медаль имеет обратную сторону: я совершенно не умел
вести уроков в классе, где некоторая часть детей не отличаются ни
умом ни прилежанием. Педагогике я никогда не учился, сам же кончил
физматшколу, и как выглядят занятия в "обычном" классе забыл.
Впрочем потом о моих проблемах, в данный момент я был со "своими"
ребятами. Мы успешно нашли в кустах спустившуюся на парашуте ракету
и возвращались с ней к школе.
- "Федор Михайлович," - обратился ко мне Витя, - "у Вас ведь на этой
неделе день рожденья?"
- "Да"
- "Не могли бы Вы в четверг после школы зайти ко мне домой? Мы с
ребятами приготовили Вам подарок."
- "Да, хорошо. Что за подарок?"
- "Сюрприз."
Витя пригласивший меня был звездой моего кружка и вообще звездой.
Сильный аналитический ум, отличник, но совсем на книжный червь, а
отлично развитый и красивый парень, он занимался стрельбой и занимал
даже какие-то места во всесоюзных соревнованиях. В дополнение этих
его достоинств его отец был первым 'новым русским' данной местности
и обладателем первой и в то время единственной иномарки. Он
организовал кооператив, который тогда вовсю перегонял безналичку
'ящика' в живые деньги, значительная часть которых оседала в еего
карманах, так же как и в карманах дирекции. Слава Богу однако, что
Витя не был безнадежно испорчен, как многие дети нынешних 'новых
русских', потому что рос еще тогда, когда отец его был простым
инженером. В общем все девченки в классе млели от одного только его
взгляда.
Польщенный вниманием моих ребят я отправился в четверг в дом нового
русского. Там оказался только Витя. С заговорщицким видом он вручил
мне видеокассету. Подарок был несколько странным, ведь видика у меня
не было - эта новинка, как и видеокамера, появились у витиного отца
так же первыми в городе.
- "Вот, мы сняли для Вас небольшой фильм."
Он усадил меня в кресло и включил видик.
- "Ребята сейчас придут, а я выду на минуту. Вы пока смотрите.
Только досмотрите до конца, обещаете?"
- "Конечно" - ответил я несколько удивленно.
Витя выскользнул за дверь, а на экране пошла крутиться кассета. Я
ожидал, что сейчас появятся все мои кружковцы споют песню в мою
честь или что-то в этом роде.
Однако на экране появилось лицо Оли Колтуновой. Я опешил, ибо Оля
была основным источником моих неприятностей в школе имеено в девятом
"А" где учился и Витя. Хоть убей, не помню с чего там началось,
однако закончилось тем, что группа, состоящая из официальных
школьных лоботрясов нашла развлечение в том, чтоб устраивать на моем
уроке зоопарк, поднимать шум, выкрикивать за моей спиной оскорбления
и тому подобное. Даже отправление их к завучу не возымело эффекта.
Верховодила ими Оля Колтунова. Тупая, как водовозная лошадь, эта
девочка имела и лошадиное лицо, но два неотразимых преимущества в
глазах своей 'команды': вполне развитые женские формы и то, что она
'давала'. Не знаю, как в других местах, но в этом 'ящике' и в этой
школе девочки свободных нравов были бо-ольшой редкостью, что
повышало авторитет Оли в глазах ее компании, ведь провинившемуся
перед ней она могла перестать давать. В общем что делать я мне знал,
и уроки вначале приносившие мне радость постепенно становились
пыткой.
Камера меж тем скользнула в сторону и показала комнату, посредине
которой стояла Оля и наконец лицо олиного отца. Колтунов-старший
насколько я помнил был разнорабочим нашего универсама и, как
положенно в подобной должности, порядочным забулдыгой. В кадр попали
так же Витя и Славик, за камерой вероятно был Сережа - неразлучная
троица моих кружковцев.
- "Олька," - раздался голос Колтунова-старшего - "мне уже из школы
жаловалаись, что ты безобразишь на уроках физики. А вот еще и ребята
пришли с тем же - не даешь им, понимашь, заниматься."
- "Ну и че! И им какое дело!"
- "А то, что я сейчас тебя выпорю. Раздевайся и ложись."
Камера сосредоточилась на лице Колтуновой. Ее крупные черты исказила
выразительная гримасса.
- "Ты че, рехнулся! За что? При них?"
Колтунова метнулась к дверям но увесистая оплеуха отца отбросила ее
назад.
- "Раздевайся и ложись, нето хуже будет."
Фигура отца нависала над сжавшейся в комок Олей.
"Отличая работа камерой. Как ему удается так хорошо следовать за
действием?" - подумал я, и только тут до меня как до жирафа дошло -
"Это ведь никакая не игра! Это происходло на самом деле! Ни
Колтунова, ни тем более ее отец, не стали бы подобных сцен
разыгрывать. Ребята действительно пошли жаловаться отцу Колтуновой
да еще и засняли последующее на видик."
В смятении я подскочил и выключил видик. Что делать? В доме никого
не было. Повернуться и уйти? Нет, нужно дождаться Витю и высказать
ему все, что я думаю о его недостойном поведении. Рука невольно
потянулась обратно к видику. Нужно досмотреть, узнать насколько
далеко зашло это безобразие. Я включил кассету и стал смотреть
дальше в смятенном состоянии духа.
- "Не надо, пожалуйста, папка, не надо..."
- "В последний раз говорю, ложись и трусы снимай, не то я за тебя
примусь по-настоящему."
Колтунова медленно поплелась к кровати. На ней была коричневая
школьная форма с белым воротничком. Она стала медленно растегивать
платье, вдруг камера резко изменила фокус и сосредоточилсь на спинке
кровати. Там висел черный, толстый кожанный ремень. Вид его был
настолько зловещий, что я даже вздрогнул. Колтунова продолжала
раздеваться и вот уже осталась в одной сорочке, под которой
угадывались очертания грудей не ограниченные лифчиком. Запустив руки
под подол она стянула с себя трусы и бросила их в ту же кучу, что и
остальную одежду. Камера подвинулась ближе и средним планом
наблюдала, как Оля растянулась на кровати, высоко задрала подол
сорочки, обнажая свои округлые ягодицы и уткнула голову в подушку,
крепко охватив ее обеими руками.
Камера сосредоточилась на попке крупным планом в момент, когда
раздался громкий хлопок и попку пересекла тень черного ремня. Оля
вскрикнула и вильнула попкой. Понимая, что момент удара вышел
смазанным, Сережа переключился на средний план, показывая
одновременно растянувшуюся на кровати Колтунову и отца, стоящего над
ней с извивающимся ремнем. Ремень был развернут во всю длинну, но
хотя бы не пряжкой, а свободным концом, и Колтунов-старший хлестал
им Колтунову со всего размаха круговыми движениями руки.
Невольно я считал удары: "пять-шесть-семь". Камера опять
сосредоточилась на попке Колтуновой, которая уже была покрыта
явственными темнеющими полосами. При каждом ударе Колтунова
вздрагивала всем телом, вскрикивала и глубже зарывала лицо в
подушку. На десятом ударе она вдруг встрепенулась и взмолилась:
- "Хватит папка, не надо! Прости, я больше не буду!"
- "Погодь!" - сказал Колтунов-старший и хлестнул по подставленной
попке еще пару раз.
- "Теперья прощаю. Проси прощения у своих товарищей."
- "У них? За что? Нет!" - сказала Колтунова поднимаясь на локтях и
поглядывая в сторону, где стоял Витя.
- "Тогда еще получишь." - Колтунов-старший толкнул ее на место, - "А
ну, Витек, давай ты ее. Вот этим, не то не проймет."
Он достал откуда-то из-под кровати длинный и толстый электрический
провод и сложив в двое протянул Вите.
Витя не говоря ни слова подошел к кровати, взял провод, и в
нерешительности стал мять его в руках. Вдруг он размахнулся и с
силой хлестнул Колтунову по уже обработанной ремнем попке.
Пронзительный свист провода слился с пронзительным вскриком Оли. Она
вскочила на четвереньки на кровати, однако Колтунов-старший был тут
как тут.
- "Назад." - он схатил Колтунову одной рукой за руки, другой за шею
и пригнул назад к кровати. - "A ну всыпь ей, Витек, десяткок
горячих, иначе до нее не дойдет."
Витя не колеблясь выполнил директиву и сложенный вдвое провод
засвистел с регулярными интервалами. Колтунова билась и кричала в
хватке своего отца, а камера сосредоточилась на ее ягодицах, где
явно начинал вырисовываться замысловатый узор из сдвоенных красных
полосок.
- "Ну что, хватит, дядя Коля?" - спросил Витя.
- "Сейчас узнаем" - сказал Колтунов-старший и отпустил дочь - "Ну
что, Олька, просишь у них прощения? "
- "Да-а, не надо больше." - выдавила Колтунова сквозь всхлипывания.
- "Обещай, что на уроках будешь вести себя как положенно. Ты и твои
дружки." - твердо сказал Витя.
- "Ну!" - подтолкнул дочь в плечо Колтрунов-старший.
- "Да, обеща-аю."
- "А если не выполнишь, то я тебе всыплю двойную порцию. ПонЯла?"
- "Да"
- "Ну ступай в угол."
Колтунова поднялась и поковыляла в угол, камера следовала за ней,
пока она не устроилась там, сжимая в руках подол сорочки и выставляя
под лучи заходящего солнца падающие из окна свою покрасневшую попку.
...
Запись на кассете закончилась. Я сидел совершенно ошеломленный, мое
сердце учащенно билось. Более того, со смущением я отметил, что
трусы вокруг моего пениса несколько увлажнены. Противоречивые чуства
охватттили меня: возмущение варварством происшедшего и
удовлетворение от возмездия постигшего источник моих мучений,
раздражение на ребят, опустившихся до столь неэтичного поступка и
гордость, что они столь заботятся о моих неприятностях, что решились
что-то сделать чтоб мне помочь.
Я по прежнему сидел у мелькающего экрана, когда в комнату ввалились
Витя с Сережей и Славиком.
- "Ну, что?" - несмело спросил Витя.
Я набросился на него:
- "Вы что поные идиоты? Зачем Вы это устроили? Ну уж от тебя Витя я
этого не ожидал."
- "Ну вот Вы сами же говорили, что таких как Колтунова только порка
исправит, вот мы и решили."
- "Что ты дурачком прикидываешся. А говорил в шутку и ты это знаешь"
- "А как же о том, что злу надо давать отпор? Тоже в шутку?"
- "Но не такими же методами?"
- "А что, лучше было бы, если бы мы сами ее побили?"
- "Ну уж не хуже."
- "Но ведь это была бы просто драка. Она и ее компания к такому
серьезно не относятся. Не говоря уж о том чтоб о девченку руки
марать."
- "Не морочь мне голову, что ты это устроил только для меня и для
пользы дела. Я не вчера родился: издевались над девченкой и кайф
получали. Признайся же, получали. Тебе ее хотелось."
- "Стану я с такой прошмадовкой водиться."
- "Вот именно по этому. Так ее трахнуть ты даже считал ниже себя,
вот таким способом и удовлетворил свое желание." - я совсем ударился
в Зигмунда Форйда, однако я привык говорить с этими ребятами на
равных и высказал то, о чем думал.
- "Пожалуй да." - сказал Витя серьезно и задумчиво.
- "Ну и кто ты после этого? Подлец я думаю."
- "Однако мы с ребятами решили что-то сделать, чем-то помочь. Ничего
лучшего в голову не пришло."
- "Приличный человек однако нутром должен различать, что делать
можно, а чего нельзя. Кстати, каким образом ее отец разрешил Вам
снимать это на видео?" - задал я мучивший меня вопрос.
- "Мы скинулись ему на пару бутылок."
- "Тьфу. Ничего не остается как плюнуть. Неужели не видно, что это
подло - воспользопваться тем, что ее отец - алкаш?"
- "Ну он же вообще не обращает внимания на ее оценки и вообще на то,
что там у нее в школе делается. Зато лупит ее за всякие другие
пустяки. Что с того, что она получила за дело раз?"
- "Слушай Витя," - сказал я как можно серьезней - "И вы, ребята
слушайте. Я не знаю, могу ли я считать, что учил вас жизни - я же
веду у вас всего один урок. Однако мне казалось, что вам важно мое
мнение. Так вот унижать слабого в каком-либо отношении, пользоваться
зависимым положением - подло. Я таких людей не уважаю и руки им не
подаю. Никто из тех, кого я уважаю, руки таким не подает. Если вы
таким мнением дорожите - бросайте подобные выходки раз и навсегда.
Пока же буду считать, что Вы это сделали по глупости, иначе нашей
дружбе конец"
- "Да, по глупости."
- "Извините нас, Федор Михайлович."
- "Черт знает что вышло, действительно."
- "Ну ладно, постараемся об этом эпизоде забыть, если только он не
будет иметь последствий. А кассету сотри."
С этими словами я ушел.
Но вот вам пример двойной морали: после того как во исполнение
педагогического долга я сурово отчитал ребят за порку Колтуновой, я
с удовольствием вспомонал содержимое кассеты одинокими вечерами и в
глубина души жалел, что не забрал кассеты с собой. Дополнительную
радость мне доставило то, что пандемониум на моих уроках прекратился
как по волшебству, я смог спокойно закончить год и даже научить
кое-чему кое-кого из тех, кто раньше буянил. Однако храбрости
признаться ребятам в том, что их подарок на день рожденья
действительно принес мне радость я не нашел.
На следующий год я таки поступил в аспирантуру и уехал в Киев, а
потом и в Америку. С ребятами я продолжал периписываться. Все трое
друзей сейчас живут в Москве. Витя к моему огорчению несмотря на
свою светлую голову в науку на пошел, а стал бизнесменом. Большими
делами он вроде не ворочает, но на особняк в Подмосковье и Мерс ему
хватает. Сережа все-таки пошел в кинематограф. Недавно он снял
довольно нашумевший элитарный фильм с явным садо-мазохистским
уклоном. Зато Славик кончил физ-тех, защитил кандидатскую и работает
сейчас над докторской. Его публикации имеют мировую известность.
Живет правда на мизерные деньги, но ему хватает (пока не женится).
Конец