ClubPN

II место на Ежегодном Литературном Конкурсе ПиН-2009
Номинация "Глас народа"
I место на Ежегодном Литературном Конкурсе ПиН-2009
Номинация "Гамбургский счет"


Джерри

Привязка


Прежде я никогда не писал. У меня посто не было времени. Я был молод, умен, мной гордилось начальство, мне завидовали друзья. Передо мной открывалось блестящее будущее. Три года, пять месяцев и два дня назад, в два часа пополудни на пересечении Октябрьской и проспекта Свободы мое будущее смяли колеса пятнадцатитонного грузовика.
Я помню аварию - отчетливо, до мелочей. Помню запах палаты, вкус больничной еды, отчаяние, охватывающее меня по утрам, когда из окна долетало деловитое оживление города. Помню книги, прочитанные за долгие месяцы, проведенные в гипсе, - я читал все подряд, от коротких рассказов до многотомных романов, классиков и современников, прозу, стихи, документальные очерки. После чтения ко мне в голову приходили забавные мысли - я записывал их, как попало, безо всякого умысла…
Эти записи служат мне до сих пор. Третий год я пишу свой роман. И я счастлив!
Я снимаю мансарду в старом доме, нуждающемся в капитальном ремонте. Вечерами я любуюсь закатами, по утрам под окном собираются голуби, покрывая ржавый скат свежим слоем помета. Я хромаю на правую ногу и нечасто спускаюсь на улицу - в нашем доме нет лифта, а лестницы довольно круты. Иногда меня навещает соседка, миловидная девушка лет двадцати, и приносит продукты. Когда я предлагаю ей деньги, она обижается - похоже, она влюблена. В другое время я бы уделил ей внимание. Но сейчас не могу. Я дописываю последние главы.
Мой единственный критик и слушатель - странный тип, отражающийся в темном оконном стекле. Я не знаю, кто он такой. Возможно, когда-то он был гладко выбрит и носил светло-серый костюм, но те времена давно канули в лету. Я не помню, где мог его видеть, - и не хочу вспоминать. Единственное, что я хочу - поскорее закончить главу. И если б не парень, с завидным упрямством колотящий мне в дверь, я давно бы уже с этим справился.
Он кричит, что его зовут Гена, и что я обязательно должен открыть. Я киваю, дописываю последние строки, поднимаюсь из кресла и направляюсь к дверям, чтобы спустить Гену с лестницы.
Гена молод, невысок, худощав. На нем узкие джинсы и футболка с безграмотной надписью, у него гладкое, будто из воска, лишенное выражения лицо, аккуратная стрижка и бессмысленный взгляд. Не помню, чтобы я был с ним знаком.
- Димка! Ты должен вернуться! - кричит он, едва я появляюсь в дверях. Лицо парня остается бесстрастным.
- Вы ошиблись, молодой человек. Я не Димка.
- Ты должен вернуться! - повторяет он, как автомат и медленно лезет в карман.
Я выкручиваю парню запястье прежде, чем его палец ложится на кнопку.
- Ты пришел не по адресу!
Парень хрипит, - наверное, я слишком сильно сдавил ему горло. Вывернутая ладонь по-прежнему крепко сжимает парализатор. Либо парень под кайфом, и не чувствует боли, либо у моего посетителя железная воля.
Я тащу его к лестнице. Он упирается, все еще пробуя ткнуть в меня парализатором.
- Не дури! - хрипит он. - Идиот!
Докручиваю запястье до хруста, легонько толкаю настырного визитера на лестницу. Он пробует удержать равновесие, машет руками - и в последний момент прижимает парализатор к предплечью моей левой руки. Сильнейшая боль прошивает меня от макушки до пят. Последнее, что я замечаю - качнувшийся пол и склоненное надо мной восковое лицо паренька.
***
Когда я открываю глаза, в моих пальцах еще дергается чей-то кадык. Я лежу на широком столе, в комнате с белыми стенами и огромным экраном. На расстоянии вытянутых рук - красное от удушья лицо моего оператора.
- Отпусти! - хрипит Генка, - Ты мне шею свернешь!
Я с трудом разжимаю онемевшие пальцы. Генка валится на табурет.
- Псих! Я же только проверить хотел...
- Что случилось?
- Что случилось?! - взрывается Генка и перемычка очков подпрыгивает на горбатом носу. - А вот что случилось! Ты был на волосок от слияния! Кретин!!!
Генка бешено вращает глазами:
- Ты не шел на контакт… Я уж думал - конец. Ты хоть знаешь, что бы было, если б я не успел?
- Мне расплакаться? - морщусь от боли. - Или сразу упадешь мне на грудь?
- Во дурак! - обижается Генка. - Я в тюрьму за тебя не хочу! Или будешь работать с привязкой, или я увольняюсь, и пошел ты…
В отличие от других операторов, Генка не матерится. Почти.
"Почти" длится четыре минуты. Красочный монолог содержит весьма обстоятельное описание тех направлений, куда мне, по мнению Генки, обязательно стоит пойти.
- Полегчало?
Он все еще злится. Грубо вкалывает в вену иглу - я шиплю через сжатые зубы.
- Больно? - спрашивает мой оператор с плохо скрытой издевкой.
- Ничего, потерплю. Скажи лучше, кто это был? Что за хрень?
- Прерыватель.
- Неужто доделали?
- Не доделали. Бета-версию из лаборатории спер. Для тебя, дурака!
- То-то, думаю, он левый какой-то. И совсем на тебя не похож. Надо бы поработать над образом.
- И за этот спасибо скажи.
- Спасибо! - говорю совершенно серьезно, без тени иронии. - Генка, я твой должник!
- Убирайся, - огрызается Генка. - Из-за тебя вся система слетела. Теперь до утра тут сидеть…
Я встаю со стола. От долгого лежания на твердой поверхности ноет спина. Комбинезон липнет к телу, царапает датчиками. Генка сутулится в кресле, колдует над кнопками, нервно протирает очки. Сегодня он дважды нарушил инструкцию - первый раз, когда допустил меня без привязки к работе, и второй - когда ввел в систему непроверенного "прерывателя". Не введи он его, и сейчас мое тело упаковывали бы в черный мешок.
- В следующий раз без привязки на стол не пущу! - злится Генка у меня за спиной.
Я знаю, что виноват. Я работаю без привязки. Третий месяц подряд. Мой оператор вопит о беспрецедентном нарушении правил, но шеф закрывает глаза: правил много, а трейсер - один...
Привязка для трейсера - как лонжа для акробата: не очень-то и нужна до тех пор, пока не случится беды. А случается она только тогда, когда трейсер, увлекшись, начинает терять связь с реальностью. Забывает, кто он и откуда пришел, принимая чье-то будущее за свое настоящее. Я не забывал никогда - вплоть до этого случая. Но еще никогда я не чувствовал такого абсолютного счастья…
У меня нет привязки. Нет подруги, ожидающей моего возвращения, нет жены и детей, нет родителей, нет кредиторов, которым бы я задолжал, - никого, кто бы думал обо мне день и ночь. Кому позарез было бы нужно, чтобы я, трейсер Димка, обязательно вернулся домой. Как в стихах: "Жди меня, и я вернусь, только очень жди"… Меня ждут только пиво и старый диван. Есть как минимум сорок причин, по которым пиво лучше, чем женщина. Но - увы, - оно не годится в привязки!
Когда Генка цепляет мне датчики, в глазах у него застывает вселенская скорбь, словно он только что принял решение об усыплении любимой собаки. Он уверен, что трейсеры обладают особенным даром, позволяющим влиять на людей, и не может понять, почему я до сих пор не "привязан".
- Неужели так трудно влюбить в себя первую встречную? - сокрушается Генка, поправляя сползающие к кончику носа очки. - Да с твоей-то харизмой! Необязательно, чтобы она тебе нравилась - главное, чтобы ты нравился ей!
Последняя, кому я пытался понравиться, сбежала от меня без оглядки на вторую неделю знакомства. Не скажу, что я был огорчен.
***
Генка ловит меня на выходе из раздевалки.
- Доигрались! - шепчет он суетливо. - Все отчеты - насмарку. Зависло… Техники обещали починить через день. Так что завтра будешь лично работать с клиентом. Отчитаешься устно. Но только без фокусов!
Я снимаю с головы воображаемый черный цилиндр, достаю за уши воображаемого белого кролика и выбрасываю в корзину для мусора.
Генка смотрит на меня с осуждением.

С работы я возвращаюсь пешком. Медленно бреду по проспекту, любуясь сиянием ночных фонарей, перемигиванием неоновых вывесок, подсвеченными щитами реклам. В это время они единственные мои провожатые - город спит, и никто не тревожит торжественного спокойствия улиц.
Рекламы линолеума сменяются рекламой такси. Зеленый павлин предлагает тротуарную плитку. Огромный бигборд агитирует за кандидата. "Он - думает!", - уверяет плакат, состоящий из белого фона и черных внушительных букв. Я знаю, чем закончатся выборы, но поневоле задумываюсь, за кого агитируют. Из восьми кандидатов, по понятным причинам, отметаю одну, и спустя пять шагов делаю вывод, что "он" - образ, скорей, собирательный. Эдакий скрытый намек: неважно, кто, лишь бы ОН. Потому что ОН - думает. Отчасти я с этим согласен.
"Он - знает!", - голословно уверяет соседний плакат.
"Она - делает!". И с этим не спорю.
Он - думает, она - делает. Он думает, что он знает, что она делает…
Когда столько знаешь о будущем, жить становится не так интересно.
Пока я иду, на горизонте рождается свет…
***
После смены меня в первую очередь интересует диван. Неприхотливый уют холостяцкой квартиры, бутылка холодного пива, теплый душ, тишина.
Я хочу отдохнуть от ворчания шефа и нотаций моего оператора, от назойливого жужжания датчиков, от клиентов, в чьем будущем мне пришлось побывать.
Я закрываю глаза, и мне снится белый генкин халат. Блестящая сталь протыкающей вену иглы, бесконечные цифры на широком экране, параллели, меняющиеся одна за другой… Входить в параллель неприятно. Как проснуться после долгой попойки в незнакомой квартире, без шансов на опохмел.
Многие думают, что мы организовываем путешествия в будущее. Это не так. Наша цель - организовать само будущее, скорректировать, выбрать из множества вариантов тот, что удовлетворяет запросам клиента. Мои "путешествия" напоминают прогулку паралитика в инвалидной коляске - с той лишь разницей, что у паралитика есть тело, но нет ощущений, а у трейсера - наоборот. Ощущения налицо, а физическое тело отсутствует - лежит себе в прошлом, в белой комнате, на жестком столе, опутанное проводами и датчиками. В грядущем я призрак, мираж, бестелесный фантом, непрошеный гость в чужом теле. Я могу знать и чувствовать все, что однажды узнает и почувствует мой клиент. Я дерусь, умираю, беременею (половина заявок от женщин предусматривают такой вариант), лезу в пещеры, карабкаюсь на горные склоны. Я осваиваю сотни профессий, от сторожа до президента. Я смотрю, вспоминаю и сравниваю, - но я ограничен во времени. За час-полтора я должен успеть изучить параллель, найти то, что послужит причиной ее появления, и удостовериться, что клиент получил, что хотел.

Сегодня их было пять. Пять параллелей, пять возможных вариантов развития будущего.
В первой мой клиент получил повышение и скончался от сердечного приступа на праздновании в баре отеля. Во второй - пристрастился к рулетке, разорился, скатился на дно, но до конца своих дней не испытывал нужды в докторах. В третьей познакомился с дочкой богатых родителей, получил долгосрочный контракт, нелюбимую женщину, пентхаус, сухое шампанское в ведерке со льдом, возможность спать по двенадцать часов и столько же предаваться депрессии. Я покинул его, когда он обдумывал безболезненное самоубийство.
В четвертой я застал его на полпути в зал суда. Бойкая девушка сунула ему микрофон и поинтересовалась, сожалеет ли он о содеянном? Кажется, он сожалел.

В пятой мне повезло. Пережив ДТП и оставив работу, мой клиент сочинил уникальный роман. Не ведая, что написал, он собрался продать все права небольшому издательству, по цене, несоизмеримой с грядущей популярностью книги: рассчитаться с долгами, пригласить на свидание соседку и купить скромный дом на окраине…
Он еще не догадывался, что после выхода книги его имя будет у всех на устах. Что ему надоест узнавать себя на рекламных плакатах. Что его ящик распухнет от писем читателей, в чьих судьбах книга сыграет переломную роль.

Он писал, ни о чем не догадываясь, и был просто, по-человечески счастлив. И меня зацепило. Его счастье подействовало на меня, как наркотик, - я раздумал возвращаться назад…
***
Чем крепче я сплю, тем сильней не люблю просыпаться. Особенно от звона стекла.
У меня бельэтаж, с видом на футбольное поле - если, разумеется, можно назвать полем асфальтированную площадку с воротами. Ворота расположены точно напротив окна. Предыдущий владелец советовал поставить решетку, но я не спешил - за окном лежал снег, и опасность получить мячом в окна сводилась к нулю.
Виновник переполоха лежит посредине гостиной, рядом с разбитым цветочным горшком. Мяч достаточно старый, потрескавшийся, со стертым рисунком. На белых заплатах видны отпечатки подошв.
Стараясь не наступить на стекло, пробираюсь к окну. Быстро выглядываю, успевая заметить прыснувших в кусты пацанов. На площадке остается один, самый старший и самый нахальный. В коричневой крутке, с надвинутым до бровей капюшоном, в джинсах, подкатанных выше колен. Тощие голени сиротливо торчат из широких кроссовок. Руки в карманах, дерзкий, прищуренный взгляд…
Пока я обдумываю, с чего бы начать разговор, парень подбирается ближе. Останавливается под самым окном, вытягивает тощую шею, пытаясь заглянуть ко мне в комнату.
- Добрый день! Вы не бросите мяч?
Пожалуй, впервые я не нахожусь, что ответить, ибо все, что в такой ситуации приходит на ум, не годится для детских ушей.
- Вы нас извините, мы больше не будем! - без тени раскаяния продолжает пацан. - Только мяч заберем - и уйдем!
- Вот как? А подняться слабо?
Мальчишка колеблется, не веря добродушному тону. И правильно делает - нет во мне добродушия. Тем более, спросонья.
- Ну? Идешь?
- А вы мяч отдадите?
- Отдам. - Говорю, не вдаваясь в подробности.
- Хорошо, я сейчас забегу…

Он действительно забегает, минуту спустя - останавливается в дверях, глубже прячется в куртку. Теперь, когда нас не разделяет окно, вся его дерзость окончательно сходит на нет. Я хватаю мальчишку за шиворот, - он оказывается на удивление легким и не пробует сопротивляться, - волоку его в комнату, ставлю перед разбитым горшком.
- Видишь, что вы наделали?
- Вижу, - кивок головой, - Мы случайно!
- Еще б не случайно! И что делать будем?
- Наверное… - он мнется с ответом, возит ногой по ковру. - Думаю, надо убрать…
И сейчас же, на выдохе:
- Можно, я мяч заберу, да пойду, чтобы вам не мешать?
- Ну уж нет! Просто так ты его не получишь!
- А как получу?
Ох, думаю, будь моя воля, как бы ты у меня получил!
- Тебя как зовут? - начинаю издалека.
- Велька.
- Вот что, Велька… Велька - это что, Велимир? Так вот, Велимир. Вы мне стекло - я вам мяч.
- Это вряд ли, - сопит Велимир, - у нас денег нет…
- Думаешь, меня это волнует?
- Я не знаю…Волнует?
- Ни капельки. Нет у вас - значит, есть у родителей.
Велька тяжко вздыхает.
- У родителей, может, и есть. Но родители в отпуске…Может, мы отработаем?
- Это как?
- Ну…посуду помыть… подмести…
- Нет, спасибо, я как-нибудь сам.
- А хотите, я скажу, кто разбил?
Как-то быстро он сдался. Легко.
- Ну, скажи.
- А вы мяч отдадите?
- Так и быть, забирай.
Велька пробует заглянуть мне в глаза - недоверчиво, как дикий котенок.
- Обещайте, что сразу отпустите?
- Слишком много условий, молодой человек.
- Обещайте! - настаивает.
- Хорошо, отпущу.
- Это я.
- Что - ты?
Парень тянется к капюшону, откидывает его с головы, решительно встряхивает копной светло-русых волос. Длинных, по самые плечи.
- Я разбила…
Велька пятится от меня в коридор. Я слышу, как хлопает дверь, как стучат по ступенькам шаги - и не двигаюсь с места.

Появление Вельки с мячом, целой и невредимой, вызывает под окнами волну ликования - ее хлопают по плечу, поздравляют, сочувствуют.
- Отпустил? Просто так?! Во дает! А ты классно влупила!
На площадке она оборачивается, прикладывает ладони ко рту:
- А вы лучше решетку поставьте! Ей-богу, надежнее!
- Он думает, что он знает… - горько хмыкаю про себя, вспоминая недавний плакат.
***
Через час у меня встреча с клиентом. Забегаю к соседке, - перед тем, как открыть, осторожная женщина долго смотрит в глазок, раздумывая, стоит ли связываться с таким типом, как я? Наконец, она меня узнает. Описываю ей ситуацию - так, мол, и так, ухожу, оставляю квартиру на радость грабителям. Соседка оглядывается, недоумевая, что тут можно украсть. Я даю ей ключи и прошу последить за квартирой до моего возвращения.
Вызываю такси и, не выспавшись, мчусь на работу.
***
- Расскажи, что тебя зацепило? - просит Генка, пока мы идем по коридору на встречу с клиентом. - Лоханулся, как новичок!
Я вижу, как он представляет проносящиеся по дороге Феррари и роскошные золотые дворцы, и меня раздирает желание рассказать про мансарду.

У двери в приемную я останавливаюсь и долго смотрю на плакат, размещенный в торце коридора: "Что день грядущий нам готовит?". Усатый мужик в поварском колпаке, улыбаясь, печет календарь.
- Генка, что бы ты предпочел: быть богатым - или счастливым?
- И с маслом! - улыбается Генка.

Следующие полчаса я провожу в кожаном кресле Сан Саныча, на время ремонта установленном в нашей приемной. У шефа удобное кресло - с подлокотниками из натурального дерева и регулируемым положением спинки. Напротив меня, через стол, сидит мой клиент в светло-сером костюме и фисташковом галстуке. Он молод и не слишком богат - я знаю, что он продал квартиру, чтобы оплатить свой заказ. У него неплохая работа, но он грезит о крупных деньгах.
- Понимаете - о действительно крупных! - говорит он, подавшись вперед, и в глазах у него возникает пентхаус с видом на океан.
- А счастье? Его вы не купите…
- С такими деньгами я куплю, что угодно! - смеется клиент, нервно щелкая костяшками пальцев.
Щелк-щелк…
Я рассказываю ему о повышении и о рулетке. И еще о суде.
- Это все? - Он заметно расстроен. - Мне не из чего выбирать?

Одна мудрая женщина как-то сказала, что коррекция будущего сродни пожизненному заключению с правом прогулки по периметру камеры. Суть только в том, чтобы выбрать просторную камеру на солнечной стороне…

- Нет, почему же.. Есть один вариант.

Я стою перед выбором: оставить его без пентхауса или лишить человечество лучшей из когда-либо написанных книг…

Щелк…

- Послушайте, Игорь… Вы хотите прославиться?

Он кивает и щелкает пальцами. Для него слава синоним богатства.

- И на что вы согласны?
- На все.
- Даже если это кардинально изменит вашу предыдущую жизнь?
- Разумеется!
- Тогда завтра в два часа дня будьте на перекрестке Октябрьской и проспекта Свободы… Вы знаете, где это?

Я показываю, где он должен стоять, и ни слова не говорю про аварию.
В больнице он впервые задумается о написании романа. После выписки увидит отчеты и поймет, что я был не до конца откровенен. Надеюсь, он не станет подавать на нас в суд…
***
После встречи с клиентом я беру выходной. Саныч сетует на срочный заказ и отсутствие сменщика, но я непреклонен - оставить на ночь пустую квартиру с разбитым окном все равно, что размахивать мясом перед носом голодной собаки. Со стекольщиком удается договориться на утро. Собрав с пола осколки, валюсь на диван с пультом, книжкой и бутербродом. Лениво переключаю каналы, не зная, чем еще занять вечер. Через дырку в стекле ветер дует в занавеску, как в парус.
Только я собираюсь заснуть, как в прихожей трезвонит звонок.
На пороге мнется Велька, в мягких тапках и домашнем халате. Пальцы крутят блестящую пуговицу, ресницы опущены, на скулах румянец.
- Я к вам… - шепчет девочка, не решаясь ступить за порог. - На минутку.
- Ну-ну… Заходи.
Велька быстро проскакивает между шкафом и мною, - в узкой прихожей мало места для сложных маневров.
- Дмитрий Павлович, простите пожалуйста, что я так себя повела...
- Как? - удивляюсь. - И откуда ты меня знаешь?
- Как трусиха, - напряженно улыбается Велька. - А ваше имя мне соседка сказала. Я хочу заплатить за стекло…
Не успеваю опомниться, как Велька тянет мою руку к себе, разворачивает и высыпает в ладонь горку блестящих монет. В россыпи попадаются свернутые квадратом купюры.
- Я копилку разбила, - торопливо поясняет она.
- Мячом? - пробую я пошутить.
Возникает неловкая пауза.
- Вы не думайте, тут приличная сумма. Это все, что у меня есть. Мама с папой в отъезде, а бабушка попала в больницу, и мне не у кого занять.
Велька смотрит на меня снизу вверх, и я чувствую себя Карабасом, отнимающим у Буратино монеты. Вспоминаю, что в сказке было наоборот - Карабас дал монетки и велел отнести папе Карло, чтобы тот не болел…
- Нет, я не буду брать с тебя денег, - ласково говорю я девчушке, возвращая монеты. - Лучше завтра сходи в магазин и купи что-нибудь бабушке. Чтоб не болела.
Сходство с Карабасом усиливается.
- Нет, возьмите, - упорствует Велька, - или я не уйду.
Аккуратно беру ее за ухо и выставляю за дверь.
Всю ночь горсть монет на ладони не идет у меня из головы.
***
Саныч принял стажера. Обещает за месяц натаскать до приличного трейсера. Говорит, у стажера чутье и весьма неплохая привязка. На слове "привязка" шеф выдерживает долгую паузу - я делаю вид, что не понял намека. Интересуюсь, нужна ли ему моя помощь в обучении сменщика? Он уверяет, что справится сам.
Что ж, тем лучше - возможно, у меня наконец-то появится отпуск. Махну в Крым, к можжевеловым рощам. С палаткой.
У соседей гульба. Громыхает "Металика", лихо пляшут подвески на люстре, по потолку дружно топает стадо слонов. Я не спал восемнадцать часов. В голове - барабанная дробь. В таком состоянии меня не допустят к работе - мы нарушим контракт, и шеф вычтет из меня неустойку. Я принимаю снотворное, затыкаюсь берушами - пилюли не действуют, музыка проникает сквозь вату. Беру швабру и стучу в потолок. Возвращаюсь к дивану: музыка становится громче, к хрипу солиста добавляются громкие вопли - компания перешла к караоке…
Я терплю еще тридцать минут. Затем одеваюсь, вынимаю беруши и выхожу в коридор.
В коридоре пахнет хлоркой и кошками. На ступеньках высыхает след недавней уборки. Под батареей, куда не достала тряпка ленивой уборщицы, валяется засохшая кочерыжка от яблока.
Поднимаюсь к соседям, останавливаюсь у двери, обитой весьма непрактичным, бежевым дерматином. Давлю кнопку звонка.
Мелодичный звонок разливается соловьем. Считаю до десяти и опять нажимаю на кнопку. На сей раз звонок деловито осведомляется голосом галчонка из мультика: "Кто там, кто там, кто там?"
Музыка становится тише. Для уверенности звоню в третий раз. Звонок взревывает раненым зверем. Дверь распахивается - на пороге подгулявший молодой человек обнимает наряженную в черное платье девицу. У девицы сине-черные губы и печальные, подведенные темной тушью глаза. Парень пьян и безлик - неопрятные длинные волосы, рассеянный взгляд, выпущенная на джинсы футболка с надписью "I’m the best".
- Ты кто? - осведомляется парень, с неохотой отстраняя девицу. Мой возраст и вид не позволяют отнести меня к числу приглашенных, но уверенность, с которой я шагнул за порог, заставляет его усомниться.
- Я сосед, - великодушно прекращаю терзания парня. - Кто хозяин квартиры?
К парню мигом возвращается наглость.
- А че надо? - хмурится он.
- Не могли бы вы сделать потише? Я пытаюсь уснуть.
- Не могли бы.
- А если попробовать?
- А мы пробовали.
Девица за плечом подхихикивает, умудряясь сохранять на лице выражение глубокой печали. Или это так падает свет?
- Хорошо, я попробую сам.
Парень подходит вплотную, выпрямляется, оказываясь на голову выше меня.
- Шел бы ты, дядя…
Я киваю головой и иду. Паренек у меня за спиной оседает на пол, подвывая, баюкает руку. Девица некрасиво ругается.

В комнате еще несколько пар. Двое сидят на диване, четверо резво выплясывают под гремящую музыку. У стола суетится хозяйка - я не сразу узнаю ее в платье.
Огибая танцующих, прохожу через комнату, выключаю проигрыватель. Музыка замолкает на пронзительной ноте. Велька удивленно оборачивается от стола, поднимает глаза - и удивляется еще больше.
- Дмитрий Павлович? Не ожидала!
Я тоже - не ожидал.
- А у меня - день рождения…- тянет Велька, и я вдруг понимаю, как осточертели ей гости.
- Так! - объявляю собравшимся, громко хлопнув в ладоши. В тишине мой хлопок звучит резко, как выстрел. - У вас пять минут. Кто задержится, будет пенять на себя.
- А ты не загнался? - интересуется один из гостей, коренастый, плечистый, уверенный в собственной силе. Я спокойно пожимаю плечами. Черная девица подлетает к нему, принимается что-то шептать. Шепчет весьма убедительно: квартира пустеет даже раньше, чем я ожидал.
Велька пробует улизнуть за гостями. Ловлю ее за руку, возвращаю в гостиную, - не зная, чего от меня ожидать, она забивается в угол и смотрит оттуда влажным взглядом тюленя-белка. Подведенные тушью глаза кажутся непропорционально огромными.
- Можешь не благодарить. - Ухмыляюсь, кивая на дверь.
- Зря вы так! - упрекает хозяйка. - Они неплохие. Просто шумные. Мы вас разбудили?
- В том-то и дело, что нет…
В гостиной накурено. Открываю окно, разбавляя тяжелую смесь табака и спиртного свежей порцией вечернего смога. На длинном столе выстроились пустые бутылки от пива, недопитое "Крымское", закуска на скорую руку - чипсы, бутерброды, салат. Ближе к краю - дорогущий коньяк и початая бутылка текилы. Недурно, для детской копилки.
- Это папино, - подает голос Велька, проследив мой задумчивый взгляд, - друзья попросили… Хотите?
- А не рано, друзьям?
- Нет, не рано… Витьке двадцать, но он это не пьет. Мише двадцать четыре. Максу, которому вы руку сломали, двадцать один.
- Я никому ничего не ломал.
Велька пропускает мое уточнение мимо ушей.
- Девочкам по девятнадцать. Но мы пили шампанское.
- А тебе?
Быстрый взгляд на часы:
- Через час будет двадцать один.
- Врешь!
Она роется в сумочке и протягивает паспорт в темно-синей обложке. Так и есть - ровно двадцать один.
- Извини…
- Ничего, я привыкла. Может, что-нибудь выпьете?
- Кофе есть?
- Да. Сейчас принесу.
Пока Велька отсутствует, принимаюсь осматриваться: добротная мебель, стилизованная под старину, широченная "плазма", хрусталь. Светлый ковер на полу - относительно новый, не затоптанный и не запятнанный. Кожаный широкий диван…
Велька возвращается с дымящимся кофе. Ставит чашку на стол, принимается нервно накладывать в тарелку салат. Она все еще не решила, приятно ли ей мое общество, - скорее всего, неприятно, но вежливость вынуждает терпеть.
- Не волнуйся. Я скоро уйду.
- И я встречу день рождения одна… - говорит она с неожиданной грустью, подвигая тарелку с салатом.
- Ешьте! - требует Велька. И ворчливо добавляет: - Пожалуйста!

Я и не думал, что так проголодался! Велька садится напротив, подпирает кулаком подбородок и смотрит, как я ем салат. Зеленое платье удивительно подходит к ее волосам - куда больше, чем бесформенная теплая куртка. Велька морщит веснушчатый нос, оглушительно чихает в ладошку.
- Извините… сквозняк. Пиво будете?
Пиво льется в стаканы, обрастая шапкой белой, устойчивой пены. Возраст в паспорте не желает вязаться с внешностью девятиклассницы.
- Дмитрий Павлович, а кем вы работаете?
Почему-то мне кажется, что лучше соврать - выбрать какую-нибудь скучную до зевоты профессию…
- Вы работаете по ночам? - Она пробует догадаться, морщит лоб, пробегая в уме длинный список профессий. - Вы врач?
- Я?! С чего ты взяла?
- Когда я зашла за мячом, от вас пахло медпунктом.
Я закатываю рукав и демонстрирую следы от инъекций на внутренних сгибах локтей. Непосвященные могут принять меня за наркомана - Велька отшатывается, округляет глаза.
- Не пугайся! Это не то, что ты думаешь…Я трейсер.
Она огорчается.
- Я не знала…Лучше бы вам быть врачом!
- Почему?
Велька медлит с ответом. Я почти доедаю салат, подбирая последние крошки.
- Потому что это опасно, - наконец, отвечает она. - А я не хочу, чтобы с вами что-то случилось…
- Почему?
Теперь ее щеки краснеют. Велька избегает смотреть мне в глаза, вертит крышку от пива.
- Потому что вы хороший сосед. А хороший сосед - это редкость.
Я засчитываю ее попытку красиво уйти от ответа.
- Что ты знаешь о трейсерах?
- Почти ничего… Знаю, что вы торгуете судьбами. Ходите в будущее, как в супермаркет, и выбираете нужный товар. А ненужный - выкидываете.
Точность ее аллегории меня удивляет - такое сравнение никогда не приходило мне в голову.
- Ты считаешь, что это безнравственно?
- Почему? Мы не вправе менять наше прошлое, но вольны выбрать будущее, - цитирует Велька. - А вы любите вашу работу?
- Люблю.
- Расскажите, как все происходит?
Объясняю, не вдаваясь в подробности, - незачем ей знать о привязках, о психических срывах, о телах незадачливых трейсеров, остывших на рабочем столе. Велька слушает, не шевелясь. Ей все интересно: и как выглядит стол, и как сильно царапают датчики, и на что похож комбинезон? Больно ли делать укол? Раздельные ли у нас раздевалки? Усмехаясь, объясняю, что общие.
- Во-первых, потому, что я - единственный трейсер на фирме, а во-вторых - женщин в трейсеры редко берут.
- Почему?!
Вспоминаю плакаты и не могу удержаться:
- Потому что мы - думаем. А вам это вредно.

По-моему, она обижается.
***
Сан Саныч дает нам отгул, собираясь проверить стажера, и Генка зовет меня в бар.
Он первым замечает длинноногую блондинку у стойки - девица пьяна и пытается строить нам глазки. Мне неохота знакомиться - я холодно киваю девице, собираясь уйти, но Генка заступает дорогу и шепчет, что я полный кретин, и не замечаю, как удача плывет ко мне в руки. Так же шепотом возражаю, что удачу представлял по- другому, - пока мы дискутируем, блондинка покидает уютный насест и нетвердой походкой направляется к нам…
- Привет, - улыбается Генка. - Станешь для Димки привязкой?
- В таком состоянии, - кивает девица, - я могу стать как угодно!
Мне нравятся девушки с юмором. Пусть даже блондинки.

Она очень даже неплохо целуется. Генка заказывает две текилы и пару коктейлей. Спустя полчаса блондинка рыдает у меня на плече, вспоминая какого-то Макса, который подлец, и прерывая рыдания икотой. Подхватываю девицу под руки и веду подышать в коридор. В коридоре блондинку тошнит - я держу ее волосы, пожертвовав новыми брюками.
Ей становится легче. Она говорит, что я мил. Возможно, когда-нибудь, то же самое я скажу про нее. Если, конечно, мы еще когда-нибудь встретимся. Она пишет свой телефон на салфетке и пытается положить мне в карман.
Я сажаю блондинку в такси.
- Ты дурак! - сокрушается Генка по дороге домой. - Такая хорошая девушка!
- Еще б не хорошая - после стольких коктейлей!
- Она-то к утру протрезвеет, - вздыхает напарник, - а ты так дураком и помрешь…
***
К полуночи я возвращаюсь домой. Еще в коридоре мне мерещится дробь весенней капели. Снимаю ботинки и сейчас же наступаю носками в холодную лужу. Из-под двери на кухню сочится вода. Наплевав на носки, бегу в кухню - весь потолок усеян дрожащими каплями, капли зреют, срываются, звонко шлепаются на кафельный пол. Мокрое пятно расползается по потолку.
Велька!!!
Прыгая через ступеньки, несусь к велькиной двери. Принимаюсь звонить - выслушиваю все 16 мелодий, стучу кулаком, чертыхаюсь, вспоминаю милицию. Снова звоню - на сей раз милицию вспоминают соседи. У Вельки очень громкий звонок - особенно в полпервого ночи.
За бежевой дверью отчетливо слышен шум льющейся из крана воды. Отчаявшись достучаться, выбегаю во двор: Велькины окна темны. Возвращаюсь, прислушиваюсь - ни единого шороха.
- Велька - уговариваю в замочную скважину, - будь умницей, открой дверь! Обещаю, что не стану ругать!
- Ну, не хочешь - не открывай! - соглашаюсь минуту спустя. - Только воду закрой!

Через час в моем доме не остается свободных кастрюль. Я прислушиваюсь к шагам в коридоре и смотрю на часы. Я не знаю, где можно так поздно гулять!!!
В подвале, сразу около входа, есть кран, перекрывающий доступ воды. Но у меня нет ключей от подвала…

В шесть утра я отлавливаю сонного дворника, отбираю ключи, открываю подвал и перекрываю трубу. Возвращаюсь в квартиру и слушаю, как хлопают двери возмущенных соседей.

Велька возвращается в семь…
***
- Дмитрий Павлович, честное слово, я не нарочно! - хнычет Велька у меня за плечом. - Я не знаю, как оно получилось…

Мы стоим на Велькиной кухне, по щиколотку в воде, и любуемся неожиданным паводком. Раковина забита посудой - вода стоит вровень с краем, с каждой каплей готовая выплеснуться на залитый пол. Остатки салата плывут над тарелками, огибая лоснящийся бок затонувшей кастрюли. Сливное отверстие аварийного стока плотно заткнуто тряпкой.
- Не нарочно… - повторяю за Велькой, поддевая тряпку на вилку. - Само засосалось…
- Если б само… - ее подбородок начинает дрожать. - Почему, почему я такая?!…
- Безголовая?
- Невезучая!!!
Велька всхлипывает, ныряет в ладони, опускается на табурет.
- Надоело… - глухо доносится сквозь прижатые пальцы. - За что не возьмусь - все не так!!! Телевизор сломался… В ванной свет не горит. Утром мойка забилась…
- Не утром, солнышко, - поправляю, с издевкой. - Вечером.
- Утром! - упрямится Велька, - вчера. Я ее прочищаю - а ей хоть бы хны! Полдня провозилась, вылезла в интернет - там написано, заткните отверстие верхнего слива… Ну, я и заткнула. Прочистила, сложила посуду, собиралась помыть… Тут Ирка звонит, ее папа подвез. Говорит, собирайся, поедем готовиться к модулю. У них дом, на Кульпарковской. Места там - завались! У нее все девчонки ночуют… Ну, я и поехала…
- А воду забыла, - заканчиваю за Вельку рассказ.
- Наверное. Но мне показалось, что выключила. Может, с краном что-то не так?
- С головой у тебя что-то не так! Тащи вантуз. И ремень, заодно.
Велька быстро выходит из кухни. Я слышу, как она возится в комнате - скрипит дверцей одежного шкафа, звякает пряжкой ремня.
К ее возвращению я успеваю выудить всю посуду из раковины. Велька мнется в дверях - в одной руке кожаный пояс, широкий, с заклепками, в другой полотенце.
- А вантуз?
- А вантуза нет…
- Как же ты чистила раковину?
- Вот так… - Велька рвется показывать, поскальзывается, врезается головой мне в плечо. Ремень падает в лужу.
- Я ладошкой… сложила, вот так…
Велькина голова все еще лежит у меня на плече. Я невольно ловлю ее запах - фруктовый шампунь, и чуть слышный, холодный аромат молодежных духов, - и пытаюсь на нее разозлиться. Злиться не получается.
- Вот что, затейница… Дуй за тряпками и ликвидируй потоп. А вантуз я, так и быть, принесу.

Спустя полчаса вчерашняя сцена под дверью повторяется с точностью до интонаций - с той лишь разницей, что за Велькиной дверью не слышно шума воды, а у меня в руках вантуз, потерявший свою актуальность.
Не знаю, как бы я поступил, если бы мне угрожали ремнем, - но мне определенно надоело проигрывать сопливой девчонке.
***
Не могу объяснить, почему, но мне нравится думать о Вельке. Нравится вспоминать, как потешно она пряталась после истории с раковиной, как норовила проскользнуть незамеченной. Как несколько раз получилось ее напугать - резко войти и столкнуться нос к носу у двери. Однажды я поймал ее за руку и предложил мировую. Хитрюга чуть не бросилась меня обнимать. Оказывается, она и сама собиралась извиняться за свое поведение - на сей раз она обозвала его малодушным. Но меня, видите ли, так непросто застать!
Еще бы! Если бегать от меня всю неделю…

Теперь Велька всегда улыбается - у нее заводная улыбка персонажей диснеевских мультиков, с ямочками на щеках. Когда Велька играет в футбол, я распахиваю окно - удачная альтернатива решетке. Она часто бегает для меня в магазин, а я покупаю ей книги о теории параллельного будущего и сборники рассказов о трейсерах. По прочтении она долго ко мне пристает с просьбой объяснить ту или иную деталь. Иногда я берусь объяснять - реже, чем ей бы хотелось, но подробней, чем стоило бы. Велька смотрит на меня с обожанием. В глазах этой девочки я давно и надежно причислен к лику святых. Впору поинтересоваться, не жмет ли мне нимб.
Единственное, о чем Велька не спрашивает, - могу ли я заглянуть в ее будущее? Каждая из представительниц прекрасного пола, с которыми я провел более часа, задавала мне этот вопрос. Кто кокетливо, кто осторожно, кто намеками, а кто просто в лоб - как, мы вместе вторую неделю, а ты все еще не заглянул в мое будущее?!
А Велька молчит.
***
- Тебя ждут, - сообщает мне Генка, едва я открываю глаза.
Приподнимаюсь, стараясь заглянуть в коридор, перебираю в уме варианты: шеф? Девица из бара? (Это вряд ли, она даже имени моего не спросила)… Курьер?
Генка отключает компьютер, улыбается, как Петрушка на ярмарке.
- Во балбес! Да не здесь.
- А где?
- Там. - Генка неопределенно кивает за спину. За спиной у него картотека, куча папок в железном шкафу. Вряд ли он кивнул на него.
- Похоже, у тебя появилась привязка!
В голосе друга радость вперемешку с обидой. Теперь я действительно чувствую себя дураком. Ждут? Меня? Почему?!
Генку не так-то просто в чем-нибудь убедить - он верит только приборам, а приборы подтверждают ментальный контакт. Достаточно сильный, чтобы вытянуть из параллели.
- Колись! - в сотый раз просит Генка, суетливо протирая рубахой запотевшие стекла очков. - Неужели Марина?
Я пью третью кружку холодной "Балтики", и не испытываю никакого желания играть в угадайку.
- Какая Марина?
- Ну, эта, из бара… С ногами.
Надо отдать Генке должное - определение сейчас же вызывает в памяти нужную девушку.
- А-а! Так ее звали Марина?
- Ты животное, - резюмирует Генка, отхлебывая из моей кружки. Пиво Генка не жалует, не считая его тем напитком, на который стоит тратить деньги и время. По крайней мере, свои.
- Думай, - изнывает он от любопытства. - Кто еще?
- Хозяин черного джипа, припаркованного у меня под окном…
- А он-то с чего?
- Понимаешь, мы с Велькой вчера сбили ему левое зеркало. Случайно, мячом… Я сегодня обещал заплатить.
- Ты играешь в футбол?!
- Иногда…
- А кто этот Велька? Племянник?
- Велька! - от неожиданности я опрокидываю недопитую кружку. Генка проворно отшатывается - пиво, шипя, скапывает со стойки на пол.
- Точно, Велька! По соседству живет…
- Ну, ты чокнутый! Привязаться к чужому ребенку! К пацану! Да у них чёрти что в голове! Найдет себе другую компанию, заиграется, забудет - и прости-прощай, трейсер Димка, доверчивый человек. Вечная тебе память…
- Она не пацан.
Улыбаюсь, как последний дурак. Генка подозрительно хмурится.
- Окстись! Тебе скоро тридцатник! Она что, сирота?..
- Она - Велька! - кричу от двери.
***
Велька топчется на лестничной клетке. Заслышав шаги, оборачивается, подбегает ко мне, повисает на шее. Я пытаюсь заглянуть ей в глаза - Велька прячется у меня на груди, глухо всхлипывает… Плачет?!
- Что случилось?
Молчание. Всхлип.
Чувствую, как в желудке растекается холод. Отчетливое ощущение беды…
- Велька? Бабушка?
Отрицательный кивок головой.
- Что-то с родителями?
Велька снова возит лбом по рубашке - нет, с родителями все хорошо…
Только сейчас замечаю у нее под рукой книжку в мягкой обложке.
- Ну-ка, дай посмотреть.
Любопытная книжица. Некто Лукошкин, П.И. "Записки мертвого трейсера"… Нет, не помню такой…
Велька поднимает заплаканные глаза.
- Он умер, потому что его перестали ждать. Он думал, что справится… Он хотел доказать… А ты мне никогда не рассказывал… - она быстро шепчет, вцепившись в ворот рубашки, сбиваясь то на "ты", то на "вы": - Дим… Дмитрий Павлович… Поклянись, что у тебя есть привязка!
Я прячу книжку в карман, притягиваю Вельку к себе и целую в затылок:
- У меня есть привязка! Клянусь.
***
Саныч запускает стажера, так что до пятницы я могу быть абсолютно свободен.
Я больше не возвращаюсь пешком. Я сажусь в припаркованное у тротуара такси, и прошу побыстрее доставить меня домой. После отпуска я собираюсь работать исключительно в первую смену, чтобы Велька могла спать по ночам. У подъезда, освещенного тусклой, обсиженной мухами лампочкой, я расплачиваюсь с шофером, перепрыгиваю низкий забор, огораживающий участок соседей, и ломаю сирень.
Ветки гнутся под тяжестью грузных соцветий. Велька любит сирень - в ее комнате постоянно стоит свежая веточка.
- Ты рано! - с искренней радостью восклицает она, появляясь в проеме окна.- А что ты там делаешь?

На велькиной кухне по обыкновению царит кавардак. Я ставлю чайник, собираю посуду, сгружаю в глубокую раковину. Велька мгновенно оказывается у меня за спиной.
- Брось сейчас же! Еще не хватало! Я хотела убраться, но у меня все валилось из рук...

Я знаю, что Велька не спит, пока я не приду. За несколько дней у нее появились круги под глазами. Я ругаюсь, объясняя, что необязательно торчать у окна, что ждать можно и лежа в постели, можно даже уснуть, - это никак не ослабит привязку. Но Велька не слушает.
Велька носится по маленькой кухне, торопясь накормить меня завтраком. Больше всего это напоминает ворвавшееся на кухню торнадо - сахарница слетает на пол, раскаленная сковородка плюется брызгами масла, Велька выныривает из холодильника с кучей банок и пакетов в руках. Вываливает запасы на стол, принимается искать доску, нож, миску, терку, снова нож, снова терку…Я пытаюсь помочь.
- Сядь! - распоряжается Велька, по дороге роняя яйцо. Яйцо сочно хлюпает на пол. - Видишь, что ты наделал?
Я послушно сажусь в уголок и наслаждаюсь замечательным шоу. Велька густо мажет масло на хлеб, оборачивается за колбасой, поскальзывается на разбитом яйце… Бутерброд вылетает из рук, шлепается, согласно общеизвестному закону, на пол, прилипает к линолеуму. Пока Велька наводит порядок, яичница на сковородке превращается в угли…

Сегодня я предложу ей перебраться ко мне. Так нам будет спокойнее. Мы будем вставать по утрам, как нормальные люди, едва солнце прогонит от окон тень соседнего дома. Будем вместе готовить и ходить в магазин…
- Ты уверен? - тихо спрашивает Велька и пристально смотрит в глаза. - Ты не будешь жалеть?
Я притягиваю Вельку к себе, на мгновение зарываюсь лицом в ее волосы, по-прежнему пахнущие фруктовым шампунем, и предлагаю ей то, что не думал никому предлагать.
- Хочешь, я загляну в твое будущее?
Велькины глаза расширяются от удивления. Даже если она согласится, это не скажется на моем отношении к ней. Я действительно постараюсь заглянуть в ее будущее (в наше будущее?), чем бы это мне ни грозило.
- Нет, - шепчет Велька, тесней прижимаясь ко мне. - Нет, я не хочу. Мне нравится мое настоящее!

- А чем мы сегодня займемся? - спрашивает она погодя, глядя, как я уплетаю салат. Салаты ей удаются на славу. В отличие от яичницы, остывающей в раковине - мы решили, что соскребем ее позже.
- А чем бы ты хотела заняться?
- Не знаю… Пойти в зоопарк?
- Почему в зоопарк?
- Я животных люблю… Меня папа водил. Посмотреть на жирафа.
- А меня на рыбалку возил…
- А я не была на рыбалке, - сокрушается Велька. - Никогда-никогда… И палатку не ставила. И уху не варила…
- И не надо!
Велька пробует дуться.
- Думаешь, у меня не получится?
- Что ты, нет, - тороплюсь я загладить вину. - Потому что я сам с удовольствием для тебя наварю!
- А когда? - оживляется Велька.
- Да хоть прямо сейчас! Собирайся - на рыбалку поедем.
- Далеко?
- Два часа на попутке..
- Я рыбалку люблю! - улыбается Велька, опровергая свои же слова.
***
Если бы я был писателем, я писал бы рассказы про Вельку. "Велька и лес", "Велька ставит палатку", "Велька и котелок"…Даже если бы я просто записывал то, чему был свидетелем, ничего не придумывая, - мои книги с лихвой переплюнули бы рассказы Джерома.
А сборник я бы назвал "Велька и рыбная ловля".

-Умеешь ловить кузнечиков? - спрашиваю я, останавливаясь у края полянки. Велька смотрит на меня с укоризной - что за глупый вопрос?
- Только лови аккуратно - они очень хрупкие.
Велька рвется вперед. Придерживаю ее за рукав теплой куртки - месяц выдался на редкость дождливым, во второй половине июня в лесу все еще сыро, и я настоял, чтобы Велька оделась теплей.
- Погоди. Я тебе покажу.
Впереди запевает кузнечик. Всматриваюсь в густую траву. Песня смолкает - в двух шагах от меня начинает шататься травинка. Складываю руки "ковшом", резко бросаюсь вперед. Травинка проходит меж пальцев, в кулаке бьется первый трофей.
- Теперь ты.
Велька рассекает траву с грацией миниатюрного танка. Кузнечики бегут врассыпную - я вижу, как они выстреливают у нее из-под ног и грузно плюхаются обратно на землю. Добежав до середины полянки, она останавливается. Долго вглядывается перед собой. Падает на колени, хлопает рукой по траве. Разочарованно разжимает кулак. На ладошке - две примятых травинки. Велька встает, терпеливо повторяет попытку. Теперь ее движения медленны - слишком медленны, чтобы кого-то поймать. Она словно танцует - поворачивается вокруг оси, плавно поводит руками, как в замедленной съемке. Я невольно любуюсь, не замечая неловких движений, бесформенной куртки, старых потрепанных джинсов. Передо мной самое совершенное создание на свете, занимающееся самым важным занятием - отловом кузнечиков…
Снова запевает кузнечик - Велька прислушивается, замирает, складывает руки ковшом… Находит в траве вытянутое серо-зеленое тельце и делает шаг… Подошва сапога увязает в раскисшей земле - Велька теряет сапог, падает носом в траву. Поднимается, испепеляя меня василисковым взглядом. Я делаю вид, что увлекся осмотром противоположного края полянки.
С третьего раза ей все-таки удается поймать насекомое. Велька вскидывает кулак, чмокая сапогами, несется через все поле, останавливается, не добежав до меня пары шагов, с тревогой глядит на кулак
- Дим, а ты точно уверен, что они не кусаются?
- Точно. У них жала нет.
- Если бы у них было жало, они бы им жалились. А я спрашиваю, могут ли они укусить.
- Не волнуйся. У них нет кусал.
- Жвал! - поправляет дотошная Велька. - И они у них есть. Еще как! Значит… ой!!!
Велька разжимает ладонь - я не успеваю схватить беглеца, и кузнечик исчезает в траве. Отличный, к слову, кузнечик…
- Зачем ты его отпустила?
Велька смотрит с укором:
- Он мог меня укусить!

Спустя час в нашем активе три кузнечика и банка червей.
Я иду впереди, с удочками на плече и раскладным креслом под мышкой. Велька тащит сумку со снастью и коробку с приманками.
Доходим до конца переката. Речка тут неглубокая, но течение быстрое. Я останавливаюсь около ямки - в прозрачной воде отлично просматривается каменистое дно. Маню Вельку пальцем и начинаю короткий ликбез:
- Дело в том, - говорю я с профессорским видом, поправляя на переносице несуществующие очки, - что хорошо освещенные солнцем, прогретые перекаты с проточной водой и укрытиями из камней служат идеальным местом для развития насекомых. Насекомые привлекают сюда мелкую рыбу, та в свою очередь - хищников. Нас с тобой интересует голавль…
Велька делает вид, что внимательно слушает.
- Теперь о наживке. В середине июня голавль лучше идет на кузнечика. Крупного кузнечика следует насаживать на крючок одного, мелких - по несколько штук. Вот смотри - извлекаем кузнечика, вводим крючок… аккуратно, со стороны спинки…вот так…

Наживка падает в воду. Велька смотрит на поплавок - краем глаза я замечаю, что у нее дрожит подбородок.
Не проходит и трех минут, как поплавок резко уходит под воду.
- Клюнуло! - шепчет Велька, с похоронной интонацией в голосе. - Клюнуло, подсекай…

Опуская крупную - не менее двух килограммов, - рыбу в садок, ловлю взглядом притихшую Вельку. Она только закинула удочку и теперь хмуро смотрит на свой поплавок. Поплавок сносит течением к берегу.
- Не расстраивайся. Сейчас обязательно клюнет.
Голавль не клюет. На пятой минуте решаю проверить наживку. Так и есть - сорвалась. Велька ловит на голый крючок.
- Ну-ка, дай мне кузнечика…
- А их больше нет…
- Как же нет?
- Одного я истратила, а второй убежал. Я коробку слишком сильно открыла…
Велька мастерски испускает тяжелый, полный раскаяния, вздох.
- Извини…
- Ничего. Значит, будем ловить на червя.
На червя попадается некрупный судак, и еще один мелкий голавль. Судака ловлю я, голавль заглатывает наживку у Вельки. Показываю, как подсекать, как выуживать и освобождать от крючка. Велька смотрит без интереса - я чувствую, как ее настроение сходит к нулю, и сам начинаю расстраиваться. Вельке вскоре надоедает торчать с удочкой на берегу. Она бродит у меня за спиной, поднимает мелкие камушки, швыряет их в реку. Почему-то все они норовят попасть в мой поплавок. Я делаю ей замечание - Велька сразу щетинится, выпускает иголки, как рассерженный дикобраз.
- Я устала! - капризно заявляет она, - Надоело…
- Погоди, - уговариваю, пока терпеливо, - ну что ты как маленькая? Рыбалка - дело серьезное, вдумчивое. А мы только пришли…
Велькин кулак вдруг со свистом проносится у меня над плечом, - я едва успеваю отпрянуть.
- Ты чего?
- Ничего… - Велька быстро раскрывает ладонь, стряхивает на песок оглушенного овода. - Эти точно кусаются. То есть, жалят. Или все же кусаются? Как ты думаешь - они жалят или…
Я давлю овода сапогом.
- Знаешь, - доверительно сообщает мне Велька, - думаю, нам вполне хватит этих рыб на уху. А не хватит - наловим еще.
Теперь она смотрит на меня заскучавшим по ласке котенком. Или кошкой - хитрой опытной кошкой, спрятавшей коготки.
***
- Сходи за дровами, - просит Велька, когда мы возвращаемся в наш маленький лагерь.- А я с рыбой пока разберусь…
- А ты сможешь? Давай покажу.
- Нет, я справлюсь! Иди. Должна от меня быть какая-то польза!

Вот глупая. Для меня польза в том, что ты рядом! Умиляешь, смешишь… Ловишь оводов, из параллелей вытаскиваешь… А то, что капризничаешь - так со всяким бывает. Как-нибудь перетерплю…
Неожиданно замираю, как вкопанный. Отгоняю видение - крупный овод лежит на песке, перебирает короткими лапками… Велька сбила его на лету, на рефлексе - раз, и кровопийца зажат в кулаке.
Тогда что она вытворяла с кузнечиками? То, что выглядело смешной неуклюжестью, на поверку оказалось притворством. Она вовсе не ловила кузнечиков. Нет, она их… распугивала!!!

Обратно я уже не иду, - несусь, с треском ломая подвернувшиеся под ноги сучья. Врываюсь на место стоянки - ни Вельки, ни рыбы. В сторонке лопочет река и надсаживает горло сорока. Подсказывает, где нужно искать.
***
Пока я иду, ярость сменяется холодным расчетом. Я знаю, что сделаю - я придумываю на ходу, что скажу, и фразы в моей голове складываются сами собой.
Велька сидит у реки, сосредоточенно смотрит на воду. Речка полощет опустевший садок. Мне не надо его проверять - я догадываюсь, где сейчас плещется наша уха.

Оглядываюсь, в поисках убедительных доводов, замечаю роскошный ореховый куст, молча принимаюсь резать длинные прутья - медленно, напоказ, искоса наблюдая за Велькой. Велька кусает губу, старательно не замечая моих приготовлений. Нарезав солидный пучок, выбираюсь из зарослей. К сапогам прилипают прошлогодние листья, цвета темной, коричневой ржавчины. Сапоги приближаются к Вельке - она смотрит на них, не решаясь взглянуть мне в лицо. Крепко беру ее чуть повыше локтя, помогаю подняться.
- Пойдем.
В двух шагах от палатки Велька вдруг вырывается, начинает бежать. Натыкается на котелок, отшвыривает его ко мне под ноги. Перепрыгиваю и продолжаю погоню. У беглянки нет шансов, но есть удивительное для девчонки упрямство - даже когда начинается резкий подъем, она все еще продолжает бежать. Ноги скользят по земле - прелые листья, словно губка, пропитаны влагой. Скользкая ветка выворачивается из-под ноги - Велька вскрикивает и летит ко мне в руки.

Я не вижу причин возвращаться к палатке - полянка, попавшаяся нам на пути, вполне отвечает моему прихотливому вкусу. От пучка остается четыре прута - остальные растерялись в погоне.
- Дим, я больше не буду… - шепчет Велька, уткнувшись в плечо. - Вот увидишь, я буду хорошая!
С удивлением замечаю, что больше не злюсь. Но прощать не спешу - вкус горячей ухи еще дразнит обманчивой близостью. Ее сердце бьется гулко и часто - я чувствую его через куртку.
- Дим, пусти!
- Значит, будешь послушной? - уточняю, опуская ее на траву.
- Буду!- клянется плутовка, не видя подвоха.
- Вот сейчас и проверим. Разденься.
Велька округляет глаза.
- Зачем?
- Как насчет быть послушной?
Пальцы неуверенно тянутся к молнии куртки.
- Ты серьезно? - не верит она.
Я киваю, еще не решив, чем закончу игру. Почему-то мне кажется, что Велька меня провоцирует, и вся ее робость чистой воды выпендреж. Куртка падает с плеч - Велька ловко подхватывает ее на лету, протягивает мне, замирает.
- Дальше, - командую я.
Дальше Велька колеблется - джинсы или вязаный свитер?
- Джинсы, - подсказываю, пряча ухмылку. - А свитер оставь.
Велька хлюпает носом.
- Дим, вернемся к палатке?
- Потом.
Джинсы медленно ползут по ногам. Наконец-то она замечает, что еще не сняла сапоги. Вопросительно поднимает глаза - я кивком головы разрешаю оставить, как есть. Джинсы, спущенные ниже колен, заставляют ее покраснеть. Под джинсами - ажурные трусики, более чем неуместные в холодном лесу. Неожиданно понимаю, что не я режиссер происходящего действа - я злой Арлекин, ведомый за ниточку талантливым кукольником. Велька стоит, прикрываясь руками - на ветру ее кожа покрывается слоем мурашек. Смотрит из-под ресниц, произвела ли на меня впечатление. Что же, я впечатлен.
- Руки за голову.
Выполняется беспрекословно. Теперь ничего не мешает мне любоваться ее стройной фигуркой и отличной актерской игрой. Насладившись, расстилаю перед Велькой штормовку, скатываю куртку в рулон, кладу поперек. Велька смотрит с нарастающим страхом - "кукла" действует не по сценарию. Приглашающим жестом указываю на лобное место.
- Прошу!
Отбросив притворство, Велька цепко хватает меня за рукав.
- Дмитрий Павлович!
Осторожно высвобождаю рукав, перехватываю Велькину руку. Улыбаюсь, как можно добрей.
- Не волнуйся. Я не буду наказывать тебя за кузнечиков. И за рыбу не стану. Если хочешь остаться без ужина - дело твое.
Велька быстро кивает, соглашаясь с разумным решением. Я держу паузу, достаточно долгую, чтобы дать ей возможность усомниться в моей доброте.
- Но я собираюсь как следует всыпать тебе за вранье.
Велька пугается - на сей раз, натурально.
- За… вранье? - уточняет, перебирая в уме варианты.
- Ты сказала, что любишь рыбалку…
- Ах, это! - облегчение в голосе заставляет меня призадуматься - неужели есть что-то еще?
- Мне хотелось, чтобы ты отдохнул…
Я беру ее на руки. Велька пахнет весенними травами и немного - рекой.
- Знаешь, - объясняю, после краткой борьбы поворачивая ее вниз лицом. - Есть куча способов отдохнуть без рыбалки.
- Как этот? - язвит Велька, продолжая выкручиваться.
- Почему бы и нет?
Мягкий валик из куртки сминается, становясь бесполезным.
- Назовем это кратким историческим экскурсом. К слову, в некоторых параллелях розги очень даже в ходу!
- В хламе? - фыркает Велька.
Хламом шеф зовет параллели, не пригодные для дальнейшей работы. Обычно их называют резервными, но Саныч не любит расплывчатых определений.
- Где, прости?
- В хламе… или в отбросах? Извини, я не помню, как ты их называл. Непригодные параллели…
- В хламе. Но тебе это вряд ли поможет.
Неожиданно Велька сдается. Слишком быстро - я еще не готов продолжать.
- Мне считать? - обреченно уточняет она, поудобнее располагаясь на куртке.
Я не знаю, что ей отвечать. Пожимаю плечами - лежа носом в штормовку, Велька не видит мой жест, как не видит растерянности у меня на лице. Я почти соглашаюсь с ее предложением - почему бы и нет? - как из леса доносится четкий, узнаваемый звук. Я прислушиваюсь, - и улыбаюсь от уха до уха.
- Слушай!
Звук повторятся совсем близко к полянке.
- Кукушка?
- Кукушка. Ты ведь любишь кукушек?
Велька смотрит на меня с подозрением. Аккуратно собираю оставшиеся прутья в пучок.
- Дима, что ты задумал?
- Помнишь детский стишок? Про кукушку?
- Который?
- Отважный мальчишка, исполненный сил… нет, постой, лучше так:
Сердитый… э-э-э… рыбак, преисполненный сил,
Врунишку под розги в лесу разложил.
Но прежде, чем злым замахнуться прутом,
Услышал кукушку в концерте лесном.
Врунишка глядит на карающий прут.
- Ах, сколько ударов сейчас мне дадут?
Рыбак, усмехнувшись, кукушку зовет -
Кукушка, кукушка, начни этот счет!
Молчала кукушка, на первых порах,
И розга молчала, в суровых руках…
Вновь стала кукушка в лесу куковать…
- Он сбился со счета и начал опять… - мрачно подхватывает смышленая Велька. - Тебе уже говорили, что ты - извращенец?
Я довольно киваю:
- Что ж, посмотрим, насколько ты, Велька, везучая!
И резким движением спускаю с ее попы трусы.
- Так надо! - пресекаю ее возмущение. - Терпи…
- И долго мне так лежать?
Велька послушно лежит, крепко сжав напряженные ноги. Я смотрю на ее смуглую кожу, на границу между летним загаром и белой полосой от купальника и пытаюсь отвлечься от непедагогических мыслей.
Выручает кукушка.
- Ку-ку!
Велька вздрагивает, вжимаясь в штормовку. На попе одновременно вспыхивают четыре полоски. Аккуратные, но недостаточно яркие.
- Ку-ку!
- С-с-садист! - шипит Велька.
- Все претензии к птице.
- Ку-ку!
С каждым ударом у меня получается лучше.
- Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!
Смуглая попа бодро пляшет под прутьями.
- И бедра ее метались, как пойманные форели…
- Заткнись, - рычит Велька, кусая кулак.
Кукушка берет перерыв.
В траве распевают кузнечики, вечернее солнце прорывает пелену облаков, опускает ладони на расчерченную тонкими полосами Велькину попу. Кукушка молчит.
- Улетела? - хрипло спрашивает Велька.
- Возможно.
- Ненавижу куку…
- Ку-ку! Ку-ку, ку-ку-ку-ку-ку-ку…
И бывают же такие болтливые птицы!
Отбросив стеснение, Велька взревывает пароходной сиреной. Кукушка смолкает - теперь уже наверняка. Удивляюсь, как ей не пришло в голову спугнуть птицу раньше?

Этой ночью звезды светят особенно ярко. Мы лежим у костра, под большим одеялом -
Велька трогает вспухшие полосы, одну за другой, обгоняя мой палец, повторяющий тот же маршрут.
- Смотри, - шепчу я, - параллели!
Велька хмыкает, осторожно касаясь губами уголка моих губ.
С этой ночи определение "прощупывать параллели" обретает для нас новый смысл.
***
Мы спим непростительно долго - все рыбные места уже заняты. Меня будит писк комара. Аэрозоль лежит в правом кармане Велькиного рюкзака. На ощупь, не разлепляя глаза, пробую до него дотянуться. Пальцы натыкаются на гладкую стену палатки. Просыпаюсь, уже окончательно, и долго смотрю на оранжевый скат. По скату барабанят проворные капли. Так вот почему мне так крепко спалось! Мой рюкзак лежит там, где лежал - в изголовье, на расстоянии вытянутой руки. Велька свой переставила. Упрямый комар пробует атаковать мою щеку. Оборачиваюсь спросить, куда Велька дела рюкзак - и вижу пустой каремат. Еще вчера тут лежал Велькин спальник. Еще вчера в спальнике, свернувшись калачиком, дрыхла Велька… А Велькин рюкзак, с аэрозолем в кармашке, стоял в изголовье, бок о бок с моим рюкзаком…
И дался мне этот чертов рюкзак!
- Спокойно, - говорю я себе. - Паника сейчас ни к чему. Обычное дело - человек отошел по делам…
С рюкзаком?!
Медленно начинаю зашнуровывать берцы, прислушиваясь к шуму дождя…Сейчас мокрая Велька ворвется в палатку, встряхнет волосами, поежится - бррр! ну и холод!- и полезет греться под теплое одеяло…
Рядом с палаткой с треском ломается ветка. Оставив правый ботинок зашнурованным до половины, вылетаю под дождь. Снаружи свежо - резкий ветер мгновенно залезает за шиворот. От земли пахнет мокрой травой. Рыжая тень улепетывает в кустах - я едва успеваю заметить разлохмаченный хвост. Лес оглашается резким свистом и ответным, восторженным лаем.
Накидываю капюшон, тороплюсь за собакой - возможно, они видели девушку, светловолосую, в коричневой куртке, с маленьким рюкзаком?
Хозяин собаки бородат и угрюм. Он слушает, молча осуждая мое нетерпение. Нет, он не видел девушки с рюкзаком. Но первая электричка уйдет через десять минут, и если я поспешу…

Возможно, мне следует взять себя в руки и пройтись по окрестностям. Возможно, она заблудилась в лесу, подалась в деревню за парным молоком, встретила других рыбаков и решила скупить у них рыбу… Зная Вельку, я могу допустить что угодно - но я бегу к станции.
Поезд уйдет через десять - нет, уже через восемь минут. Если Вельки не будет на станции, я вернусь и по сантиметру прочешу весь лесок. Я пройду вдоль реки, до порогов, опрашивая каждого встречного. Я выйду к деревне…

Лес внезапно заканчивается. На узкой бетонной платформе топчется с десяток людей. Несколько местных, с корзинами, накрытыми марлей, два рыбака, одна престарелая пара. Электричка еще не пришла.
У противоположного края мерещится знакомая куртка. Вскакиваю на платформу, верчу головой, вглядываюсь в удивленные лица. Люди предпочитают уступить мне дорогу. Платформа заканчивается. Худая старушка, кутаясь в коричневый плащ, горбится над корзиной с клубникой.
- Погодка… - хрипят у меня за спиной. Оборачиваюсь - дородная тетка в мокром пуховом платке, рассевшись на клетчатой сумке, улыбается двум рыбакам. Сумка набита футболками в полиэтиленовых прозрачных пакетах - старая молния давно разошлась, и футболки торчат, словно внутренности раздувшейся рыбины.
- Может, оно и на пользу, - раздумчиво продолжает торговка. - Спокойнее. В прошлом году было жарко, так за месяц семеро тут потонуло. В Быстрянке. И все городские…

Я бегу через лес, наплевав на тропинки, и в ушах продолжает звучать сиплый голос торговки…

В деревне никто Вельку не видел - я обхожу все дворы, сопровождаемый истерическим лаем. Дождь наконец-то утих, только в лесу с веток еще продолжают срываться тяжелые капли. На речке остались только самые стойкие: одного я нахожу у излучины, второго - за перекатом, на месте вчерашнего лова. Тот, что стоит у излучины, вспоминает, что видел девчонку, спешащую в город - она еще голосовала на трассе. Но была ли на ней коричневая теплая куртка и синий рюкзак, утверждать не спешит.
Слегка успокоившись, возвращаюсь в палатку. Вельке в такую погоду хватит ума держаться подальше от речки - остальное терпимо, лесок можно пройти за пару часов, народ тут незлобный, водители рады туристам, - разумеется, если тем есть, чем платить. У Вельки в рюкзаке кошелек - мы сложили туда все самое необходимое в дороге, чтобы не рыться в моем. Я быстро собираю палатку, упаковываю на дно рюкзака. Складываю удочки, цепляю к рюкзаку котелок, собираю в пакет разлетевшийся мусор - фантик от шоколадки, консервную банку, вымокшую страницу блокнота… На странице - потеки чернил. С трудом разбираю искаженные буквы:
Дима, про… очно вызва… в …род.
Жд...(жди или жду?), твоя В.

Камень падает с плеч и невидимый, катится, катится по размокшей траве, к берегу беспокойной Быстрянки.
***
В город меня подвозит разговорчивый мужичок на синем потрепанном Вольво. Он деликатно не спрашивает меня про улов. За полуторачасовую поездку мы успеваем обсудить все спортивные новости, вскользь коснуться политиков, посокрушаться о беспределе в росте цен на продукты питания - вечные темы, на которые каждый найдет, что сказать. К окончанию поездки я знаю, сколько у него детей, сколько родственников, кто кем работает, и как дорого нынче ставить новую крышу - он же знает, что я заядлый рыбак, и что мы разминулись с подругой. Она не дождалась и уехала раньше меня.
- Бывает… - Задумчиво говорит мужичок, пересчитывая купюры. - Дать вам мой телефон?
Расплатившись с водителем, врываюсь в подъезд.

Со времени моего пробуждения не прошло ни минуты, чтобы я не подумал о Вельке. Я хочу, чтобы она была дома. У меня, у себя, - где угодно, только чтобы была…

Ее двери заперты. Я звоню - все 16 мелодий. После каждой мне слышится тихий, крадущийся шаг. С трудом убеждаю себя отойти от двери и спуститься к себе на этаж.
Я не успел сделать Вельке дубликаты ключей - но я все равно принимаюсь звонить, глупо надеясь, что она вдруг окажется по ту сторону двери. Мокрый свитер прилипает к спине. Я не чувствую холода…
Открываю квартиру, вхожу в коридор - с кухни тянет позавчерашними пригоревшими тостами. Сваливаю в угол рюкзак, не переодеваясь, выбегаю во двор. Я не знаю, где буду искать. В институте? В больнице? В милиции - пусть опросят водителей, проезжавших по трассе в интервале с четырех до восьми? За три года работы я свел много полезных знакомств и вправе рассчитывать на какую-то помощь…

Синее Вольво все еще стоит у подъезда. Завидев меня, водитель распахивает переднюю дверцу, настойчиво машет рукой. Мне сейчас совершенно не хочется уделять ему время.
- Эй! - кричит мужичок. - Эй, а как она выглядела? Ваша подруга?
***
- Вы точно ее не обидели? - озабоченно спрашивает мой новый знакомый, выруливая на проспект.- Она чуть не плакала…

…Когда Велька уснула у меня на плече, я взял ее на руки и отнес в нашу палатку. Она обвила мою шею руками и долго не желала меня отпускать.
- А если бы я была трейсером, - бормотала она, еле слышно, - ты бы стал меня ждать?
Я ответил, что ждал ее всю предыдущую жизнь. Она счастливо улыбнулась во сне…

- Я делаю по несколько рейсов - сами знаете, лето. Дочке на свадьбу коплю... Только высадил одного рыбака, тут она… часов в пять утра. Шла к машине и постоянно оглядывалась, словно боялась кого….
- Она написала записку. Сказала, что вызвали в город… Вы уверены, что мы едем в нужную сторону?
- Молодой человек, я без малого двадцать лет за рулем - обижается он. - Я в состоянии запомнить маршрут.
Вольво сворачивает на боковую дорогу, петляет короткими улочками. Выбирается к парку, тормозит перед серым приземистым зданием, с футуристической вывеской из стекла и бетона: АО "Coming Day".
- Тут, - кивает водитель. - Тут она и сошла. Вон туда.
Палец водителя указывает на железные двери.
Что сумасбродной девчонке понадобилось у меня на работе?! Тем более, когда у меня выходной?

Водитель уехал, расхваливая щедрость влюбленных. На сей раз, я взял его телефон.
***
Первый, кто встречает меня на работе - Катюха. Блондинка лет тридцати, симпатичная, стройная. Менеджер по работе с клиентами. Особа весьма впечатлительная - любое замечание шефа повергает Катюху в состояние, близкое к панике. Успокоить ее может только чашка горячего кофе, который она тотчас отправляется пить в компании Генки, болтливого и бесцеремонного, как и все операторы. Питие продолжается тридцать минут, - успокоившись, она возвращается на рабочее место, получает втык от Сан Саныча, и бежит за очередной чашкой кофе. Обычно я встречаю ее в коридоре, - Катины каблучки особенно гулко выстукивают в тишине переходов. Сейчас я застал ее за рабочим столом.

Катины глаза заползают на лоб, когда она видит меня - в мокром свитере и грязных ботинках, - на пороге приемной.
- Дима?
Кроме меня и Катюхи в помещении нет ни души.
- Катя, меня кто-нибудь спрашивал?
- Кто? - удивляется Катя.
Формулирую вопрос по-другому.
- Никто меня тут не искал?
- Ты же в отпуске! - восклицает Катюха.
А я уже стал забывать, почему до сих пор не женат!
- Катя!!! - говорю выше тоном, разделяя слова. - КО МНЕ. КТО-НИБУДЬ ПРИХОДИЛ?
У Кати кривится губа.
- Нет! - рявкает она в раздражении. - Кто тебя будет искать, если ты в отпуске?
И помолчав, сообщает:
- Я на кухню. Тебе кофе нести?
Мне не хочется кофе. Мне хочется, чтобы Велька, сию же минуту, появилась в дверях.
- Хорошо - соглашаюсь. - Неси.
Неожиданно находит прозрение - как я раньше не сообразил?!
- Стой! - кричу, выбегая за Катей. - А клиенты у Саныча? Были сегодня? Девушка, невысокая, смуглая, лет 16 на вид?
- Не было никого, - не оборачиваясь, отвечает Катюха. - Только наши. Шеф и стажер.

Неужели таксист обманул?

Принесенное Катей кофе горчит. Я забыл положить в него сахар.
Каждые пять минут я названиваю Вельке домой. На мобильный не пробую - он, разряженный, со вчерашнего вечера лежит у меня в рюкзаке. Ну что за привычка не следить за своими вещами? Почему у нормальных людей все работает, все всегда при себе… У меня, например.

Саныч входит в приемную, довольный как слон. Он действительно похож на слона - добродушный, большой.
- Димка! Что, заскучал?
Я натягиваю на губы улыбку.
- Ты, я вижу, с рыбалки? Ну давай, заходи. Чай попьем, познакомлю со сменщиком…
- Саныч, я на минуту…
- Замечательный сменщик! Во такой! - шеф не слушает, все еще пребывая под впечатлением от работы стажера. - Параллели - как семечки! А какая привязка! Мгновенная! Семь параллелей за три с половиной часа! Каково?
- Саныч, тут должна быть клиентка… Девочка. То есть, девушка, лет двадцати, невысокая, в куртке…
- Девочки, девушки… любые капризы! Теперь валом повалят!
Шефа явно несет - он хватает меня за рукав и тянет к себе в кабинет.
- Фу-ты, мокрый какой! Ну пойдем, покажу. Теперь, Димка, у нас новая эра. Как ее… эмансипация! Индивидуальный подход!
Все еще не понимаю, к чему он ведет. Шеф врывается в кабинет, подлетает к столу. Открывает верхнюю папку - я едва успеваю прочесть первые буквы фамилии - не то Ба, не то Бе. Перелистывает страницу, поворачивает ко мне фотокарточкой.

- Вот, знакомься, - наша новая смена!

Саныч все еще говорит про моральный аспект, возникающий в работе с клиентками, про необходимость идти в ногу со временем и отказ от стереотипов, - а я, молча смотрю на фотографию в личном деле стажера, - нет, теперь уже сменщика.

Я всегда знал, что Велька фотогенична…