ClubPN

Максим

Суббота

В этот день я просыпаюсь первым. Меня даже не тянет поваляться подольше, и я легко встаю, поцеловав тебя в висок, пока ты сворачиваешься клубочком в опустевшей постели. Жужжит кофемолка, и по квартире разносится запах свежесмолотого кофе. Если уж и это тебя не разбудит - тогда я не знаю...
На подносе две дымящиеся чашки и два высоких стакана с соком. А ты еще спишь! Я не Станиславский, но - "не верю"! Ну, ладно-ладно... понимаю. Тебе-то это утро сулит далеко не только кофе в постель. "Доброе утро, солнце мое. Пора вставать". Поставив поднос на столик, я целую тебя, глубоко проникая в мягкие губы. Ты приподнимаешься - и в твоих движениях совершенно не заметно заспанности, что еще раз подтверждает мои предположения. Пока мы поочередно прихлебываем то холодный сок, то горячий кофе я треплю тебя за ухом: "Вставайте, графиня, Вас ждут великие дела".
- Дааа... знаю-знаю, какие такие "дела" меня сейчас дождутся - с вечера замоченные? - Лукаво усмехаясь, тянешь ты.
- Так ведь суббота, мадам.
- И кто только эту субботу выдумал! - Возмущаешься ты.
- Кто, кто - предки выдумали, им и кланяйся. Святой день.
- Это у кого это он святой? - ты искусно тянешь время.
- Как это у кого?!! А субботник откуда?
Но шутки смехом, а я все-таки вытягиваю тебя из постели.
- Только, чур - в душ вместе! - Кто бы спорил... Рыба, она рыба и есть.
Ага, а вот провоцировать меня не надо! Время еще не пришло.
В душ вместе - а вылезать порознь. Пока ты тщательно вытираешься, я приношу из спальни на кухню вазу с торчащими из нее прутиками.
Ты входишь на кухню. Обнаженная, скромно потупившись. На середине кухни - классическая деревянная скамья, и рядом с ней ваза с розгами. Вздыхаешь.
- Я готова.
- Как видишь, я тоже.
- Только, пожалуйста, не очень... я ведь хорошая девочка, - уговариваешь ты меня, опускаясь на колени.
- Хорошая, точно. А всю неделю как себя вела?
- Замечательно! - Возмущенно вскидываешься ты. - Просто как паинька! Как пчёлк-труженик! Да меня, если хочешь знать, вообще пороть не за что!
Я добросовестно (еще бы!) вспоминаю. Вроде, правда - грехов на тебе как-то не числится...
- Ну, не за что - вот и замечательно. Сейчас только напомним, как ведет себя хорошая девочка - чтоб еще на недельку хватило. Как ты думаешь, сколько?
- Нууу... десяточка, наверное, хватит, - задумчиво-просительно произносишь ты.
- Десяточек... - теперь моя очередь задуматься. - Как-то очень кругло. Юбилейно даже, я бы сказал. Давай дюжину?
- Ага... - выдыхаешь ты. - Ну, давай.
Протянув руку, благо ваза недалеко, ты достаешь три прута и протягиваешь мне.
- Высеки меня, пожалуйста, чтобы я не забывала, как надо себя вести, и всегда-всегда была хорошей девочкой.
В этот момент, когда тягостные переговоры уже закончены, голос у тебя становится облегченно-звонкий, почти счастливый. Приняв из твоих протянутых ко мне ладоней розги, я помогаю тебе подняться с колен.
Напутственный поцелуй...
- Ну, ложись.
- О-о-а-х! - От первого удара ты охаешь, как будто окунувшись в холодную воду.
- Больно!! - Это уже третий. Перед вторым ты успеваешь сосредоточиться и перенести его молча.
- Ну да? - Ехидничаю я. - Только начали, а уже больно?
- Ааай.
Пока я перехожу на другую сторону скамьи, ты успеваешь быстро-быстро произнести, как заклинание: "я буду хорошая, (всхлип) я буду слушаться".
- Это хорошо.
- Ой!!!
- Это просто замечательно!
- Аааай.
- А вот это - чтобы ты не забыла своих обещаний.
- Фффффффф..... - шипишь ты, восхитительно дергая ножками. - Забуудешь тут, как же!!!
- Так на неделю же вперед...
- Ааау. Ууааау! - И попа крутится. - Ыыыыыы...
- Ну вот и все, а ты боялась. Даже платье не помялось.
- Агаааа... - подвываешь ты, - еще было бы, чему мяться...
М-да. Мятый костюм Евы - это было бы нечто. Хотя выглаживать тебя мне все равно придется. Парадокс?
Поднимаю свою бедненькую высеченную девочку, сцеловываю слезинки.
- Ну, вот. А теперь посмакуй. В углу. - Мягко подталкиваю я тебя к месту твоего временного проживания. - А через пять минут - оладьи. С яблоками!
- Даа... - хнычешь ты из угла, - выдрал, а теперь оладьями подлизываться будешь?
- Во-первых, мне очень интересно, как это можно "подлизываться оладьями"? А во-вторых... Разговорчики в строю! Точнее - в углу.
Нет, честное слово, этот колорит добавляет оладьям и вкус и аромат. Ссыпаю со сковородки в тарелку первую порцию, и иду за халатом. Накидываю его на тебя и торжественно вывожу из угла: "Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста".
Ты аккуратно усаживаешься на деревянный стул. Я улыбаюсь.
- Ах, ты!.. Всыпал ни в чем не виноватой девушке, да еще издеваешься!!!
- Не издеваюсь. Извини, но на мягкое тебя посадить не получится - у меня вторая порция оладьев на сковородке.
- Мммм. Вкусно...
Пару минут мы уплетаем горячие оладьи с новой порцией свежего кофе. Оладьи тают на глазах. Плохие оладьи - нестойкие.
Так. Щаас... Снимаю с огня сковородку, сажусь, поглаживаю колени.
- Можешь пересаживаться на мягкое.
Ты садишься мне на колени, я залезаю под халатик, и сразу же натыкаюсь на край вспухшего рубца.
- Бедненькая девочка...
- Даа-а, бедненькая. Сам же отстегал, и сам же жалеет, - мурлычешь ты мне в ухо, прикусывая его мочку.
- Тебе оладьев мало?
- Твое счастье, что я свинятину не ем! - Возмущенно отпускаешь ты мое ухо.
Я приподнимаю тебя, распахиваю свой халат, и усаживаю обратно - не забыв задрать полы твоего халатика. Горячая кожа твоих напоротых ягодиц касается моих бедер, и этот жар как будто перетекает в меня.
Кажется, постель мы не убирали?

Максим
Суббота - 2

Боже, как я ждал Этого Дня. Целая неделя в раздрае. "Пусть он хмур был и зол - но шел". Трудный путь к вершине, к преодолению. Сказаны все слова. Поняты и приняты все аргументы. Но остались холод и отчуждение. Совершенно непреодолимые. Слава Богу, у меня - нет, у нас - есть Этот День. Когда вся накопившаяся муть будет выплеснута - с болью, со слезами.
Как это непохоже на прошлый раз! Утренняя чашка кофе - не поднимая глаз. Мне - глоток коньяку. Наша общая боль и объединяет нас, и встает между нами стеной.
- Раздевайся, - тихо говорю я. Так тихо, что кажется - я молчу, а ты читаешь мои мысли.
Ты встаешь, сбрасываешь с себя халат и остаешься обнаженной. Нет - голой. Это слово гораздо больше подходит к ситуации - ты стоишь передо мной голая, и, кажется, первый раз стыдишься и боишься этого. Недоверие.
Неловко обходя тебя, я сам иду за прутьями.
- Тебя связать?.. Будет больно, - я почти извиняюсь.
Ты молча качаешь головой. Я знаю, ты хочешь верить мне. И себе. И не быть связанной ничем - кроме наших отношений. Кроме нашей любви.
Я опускаю голову - командовать тебе "ложись" не получается. Но ты сейчас понимаешь меня без слов и вытягиваешься на лавке.
- Скажешь, когда хватит. - Что это со мной? Но я, действительно, не могу сейчас решать это сам.
Я беру сразу три прута - пучком. Букетиком.
Больно. Но ты молчишь. Говорит - кричит - только твое тело. Короткой судорогой боли. Ты сопротивляешься. Сейчас ты борешься со всем - с болью, со мной, со своей обидой, с нелепым недоразумением, вставшим между нами. Со своим неверием в меня.
Больно. Ты стонешь, дергаешься - судороги боли. И содрогается мое сердце. И хочется обнять тебя, утешить... Но я знаю - это бесполезно. Пока. Пока боль не разрушила и не расплавила эту стену. И эту боль.
Больно. Твои стоны становятся резче, превращаются в рыдания. Ты плачешь? Слезы и меня на глазах.
Больно. Ты вцепляешься руками в края лавки, ноги колотятся, трутся друг об дружку. Ты шумно дышишь, шумно стонешь. Господи, родная, ну как же ты можешь это выдерживать!
Больно.
- Боольно!!! Максимушка, не надо больше! Я больше небууууду... - прорывают тебя слезы.
Спасибо тебе. Хорошая моя...
Больно.
- Оооой!!! Я буду хорооооошая!
И я тоже. Правда-правда.

Все будет хорошо.

Максим
Суббота - 3

Все так обычно - и необычно в то же время. Я просыпаюсь рядом с тобой. Ты такая мягкая и теплая, а я такой горячий и твердый... Будь это другой день или другая жизнь...
Я сержусь на тебя только за то, что не могу приласкать тебя прямо сейчас. За то, что перед этим я должен провести тебя через боль и унижение.
Я треплю тебя за ухо: нежно, но упорно.
- Вставай. Вставай родимая, и не забудь - суббота. Я хочу, чтобы это было сразу. Не мешкая.
Едва пробудившись, ты уже все понимаешь... и становишься грустной.
- Я сначала в душ, хорошо?
- Да, конечно, - поцелуй, - но потом сразу на кухню. И с розгами.
- Да, конечно... - как эхом.
Я стою перед пустующей скамьей. Входишь ты, нагая, с пучком прутьев в руках.
- Ты не сердишься, милый, правда?
- Да, конечно, милая. Но я накажу тебя. И ты сама накажешь себя...
- Пожалуйста, поцелуй меня, - тихо просишь ты, - а то я очень боюсь так...
- Главное, не держи в себе все это, - говорю я после поцелуя, - не бойся кричать. И не бойся просить... особенно меня. Ложись.
Ты протягиваешься на скамье... Мне было бы легче привязать тебя, да и тебе, наверное, тоже. Но я оставляю тебя лежать свободно. Ты связана только одним - своей виной. Не передо мной... И именно поэтому тебе так нужно мое прощение - чтобы я простил не за себя...
Свист прута, судорога боли, стон... Мне почти так же больно, но приятно. Я буду сечь тебя сильно, больно, внимая твоим страданиям. Еще. И еще. Ты стонешь все громче - это уже не стон, а вопль. Но все еще не крик, не просьба, не мольба...
- Ааааааай!!! - Вырывается из тебя... ты мечешься на скамье, но, как заколдованная, не можешь с нее сойти.
- Милый! Не надо!!! Больно! Ааааааа!..
Еще и еще опускается прут на твою исстрадавшуюся попу...
- Прости, родной! Не надо больше!.. Простииииии!..
Твои крики проходят в меня... Но я жду, когда они уйдут дальше, и неведомая сила мягко отведет мою руку...
- Миленький!! Аааоооууу!! НЕ БУДУ!!! - И ты веришь уже, что действительно не будешь, что станешь чище, добрее и терпимее...
- Максимушкааааа!!! ПРОСТИ! Прости, пожалуйста... - И этот почти шепот что-то поворачивает во мне.
- Любимая, солнце мое, лапушка, все, ну успокойся, я же знаю - ты хорошая девочка... Больно? Все-все, все уже позади...
И ты доверчиво обнимаешь меня, как будто это и не я терзал твое бедное тело жестокими ударами.
А может и не я...