ClubPN

Fedya

Разводка
(из цикла "Порки в Нью-Йорке")

- Ух ты! А это что у тебя?
Я включил свет внезапно для нее и по-этому успел заметить. Она тут
же быстро перевернулась на спинку и одновременно инстинктивно
прикрыла попку ладошкой (эх, движение которое сразу меня заводит!).
- Ты о чем?
- Да вот на попке. - Я посунул руку ей под бочок и слегка повернул.
Она слабо попыталась сопротивляться, но поняла, что погорела.
- Ударилась. В метро.
- Слушай, не ври. - Синяк был не большой и не яркий, но я сразу
узнал его по характерной полосочке которой он начинался. След от
обыкновенного брючного ремня.
- Не понимаю, о чем ты. - однако тон голоса ее выдавал.

Несколько секунд я колебался между тем, обрадоваться мне или
рассердиться. Дело в том, что Лизочка как-то сразу и резко отмела
мои попытки шлепать ее в постели в самом начале знакомства, а
настаивать я пока не решился. Время, проведенное с ней, было
великолепно и без этого. Тонкая и гибкая, как ива, с длинными
светло-рыжими волосами, собранными в хвост, и тонкими чертами лица
она и напоминала лисичку - имя Лиза удивительно шло ей. Она была
заводная и энергичная и в постели и в жизни, потому с ней было
свободно и легко. Когда мы познакомились у общих знакомых, то
совершенно случайно узнали, что работаем в том же оффис-парке на
окружной дороге, только на разных этажах, потому легко договорились
встретится во время обеденного перерыва в кафетерии. Потом мы стали
встречаться и обедать вместе почти каждый день и болтать о всякой
всячине, всегда находя общие темы Потом я упомянул, что моя квартира
всего в пяти минутах от оффиса, и она согласилась заскочить туда
после работы перекусить и помотреть как я живу. У нее было очень
мало времени, потому что через полтора часа начинался ее урок
гольфа, но этого нам хватило, чтоб не только поесть, но и
почуствовать, что мы оба ЭТОГО хотим, раздеться, насладиться друг
другом, а ей принять душ и уехать. И успеть на урок. И вот обычай
заскакивать ко мне перекусить перед ее уроками гольфа стал у нас
постоянным, что, кажется устраивало нас обоих. Иногда я приезжал к
ней домой в пригород, иногда мы проводили вместе вечер, ходили в
театр или потанцевать, но обычно у нее не было на это времени -
помимо гольфа она брала уроки тенниса, ходила в гимнастический зал,
брала курс восточной философии в университете и даже что-то
преподавала на часть ставки в том же университете, бизнес-школу
которого она закончила. Ну и кроме того "другие дела" о которых она
мне не рассказывала.

Впрочем, такая постановка вопроса устраивала в то время и меня. Я не
был влюблен ни в кого другого, а она мне "просто нравилась", но не
более. Вот только хотелось ее время от времени отшлепать, особенно
когда она говорила, что у нее сделать то-то и то-то со мной нет
времени, но я до поры до времени не настаивал, да и не был уверен,
что такое время наступит.

Однако вот, гляди-ка, подставила свою попу под чей то ремень.
Конечно обидно, что для этого кого-то у нее время "нашлось", однако
если это просто эпизод, а она стеснялась признаться мне в своем
увлечении, которое как оказалось близко к моему, то возможно я смогу
ее убедить, что я сделаю это лучше. И может быть это придаст нашим
отношениям ту глубину, которой им сейчас не хватает.

В общем я решил не сердиться, а обрадоваться и сказал ласковым
голосом:

- Да зря ты стесняешся. Это ведь тебя кто-то ремнем по попе
погладил.

Она, как я и ожидал, впыхнула и быстро выпалила:

- Никому не говори! Слышишь! Никому!
- Да что ты, нет конечно... А я ведь тоже люблю эту игру, ты знаешь.

- Какую "эту игру".
- Ну спанкинг, садомазохизм...
Ее реакция меня озадачила:
- Дурак! - воскликнула она и закрыла лицо руками.
- Что ты, милая, что ты - я попытался ее поцеловать, но она резко
оттолкнула меня
- Дурак! Пошел вон, скотина!
Она не плакала, но сидела на кровати сжавшись в комок (совершенно
голенькая разумеется), и пряча лицо в руки, словно пытаясь закрыться
от мира.
Я был полностью потерян, однако стал все же нежно поглаживать ее
слегка и шептать ей ласковые слова, повторяя, что это все шутки, что
я думал, что это была игра, что она самая милая, самая нежная
девочка на свете, которую я никогда не обижу. Она перестала
отталкивать меня, а потом и ответила на мои ласки. Через некоторое
время мы уже были как два голубка, потом две змеи, потом она кажется
окончательно успокоилась, и стала той веселой и уверенной в себе
Лизочкой, к которой я привык.

- Так ты все же расскажешь, что у тебя с попой-то произошло или не
хочешь? - не выдержал я.
- Да ладно, чего уж там. Это я в воскресенье с бывшим мужем
встречалась.
- Что?! - я знал, что она разведена, и что ее "экс" - таксист, но
больше ничего об этом не знал, и не подозревал, что она с ним
видится.
- Да, не удивляйся. Я встречаюсь с ним в раз месяц. И позволяю ему
"это".
- Что именно это?
- Пороть меня.
- Так тебе это нравится?!
- Нет, не понимаю я этого твоего "сдизма". Он меня просто порет.
Наказывает.
- За что?
- За то, что я его бросила, конечно.
Я совсем запутался.
- А почему ты ему позволяешь тогда?
- Потому, что я его действительно бросила, кинула, развела.
- Слушай, я не понимаю. Расскажи толком.

Я ее нежно поцеловал и она мне ответила. А потом начала
рассказывать:

- Ну, как тебе сказать. Мы приехали сюда шесть лет назад. Ни денег,
ни профессии подходящей ни у него, ни у меня. Ну у него советский
диплом инженера-строителя, который никому здесь не нужен, а я и
вовсе учитель музыки. Решили, что я пойду учится сначала, а он
потом. Ну так и пошло: он начал работать таксистом, а я
подготовилась и поступила в бизнез-школу. Заниматься приходилось
страшно много: сначала английский, тесты для поступления. Да и
потом. Для меня это все новое, но, знаешь, мне понравилось. А Боря
по-прежнему таксярил, содержал нас, платил то, чего мне не хватало,
за учебу. Даже английский как следует не выучил - за баранкой этого
не нужно, да и времени особого нет. Ну вот кончила я, устроилась на
работу в Морган-Стенли и сказала ему: "Извини, дорогой, но жить с
тобой больше не могу. Расходимся."

- Ну слушай - воскликнул я не выдержав - Это же подло!

- Да, очень некрасиво вышло, - сказала она печально. Лицо ее
покраснело, особенно кончик носа.

- Да, наверное я стерва. И все наши общие знакомые так считают. И
мне самой знаешь, как стыдно было. Но ничего я не могла сделать. Я
ведь не к другому ушла, но просто Боря стал со временем мне
противен, физически противен. Ну ничего я с собой не могла сделать:
я ему вида не показывала, но каждый раз, когда он приходил ко мне в
постель, я ожидала этого как пытки. И скучен стал тоже, говорить
практически не о чем. При этом он все для меня делал, не могу
плохого сказать, и в учебе поддерживал, и особо ничего по дому не
требовал. И я чуствовала себя ему обязанной, ведь он ожидал времени,
когда я пойду работать и мы заживем побогаче. Но просто не могла
выдержать. Наверное надо было сказать ему раньше, но так хотелось
кончить школу, не бросать же то, во что столько труда, да и денег
вложенно.

Ну в общем мне и сейчас стыдно об этом говорить. А тогда вообще
хотелось сквозь землю провалиться. Конечно я ничего из нашего общего
имущества не взяла, и долги общие обязалась выплатить, но ведь это
все мелочи. А Боря даже не скандалили, не злился, ну упрекал меня,
но как-то мягко. И я видела, как он в душе кипит. И вот он в один из
наших последних дней вместе сказал: "Знаешь, я бы тебя впорол
по-настоящему." Я знала, что он любит меня "наказывать". Иногда он
просил разрешения, и я ему давала, меня по попке шлепать, особенно
когда я его "доводила". Но никогда не разрешала сильно, а он меня
слушался. Знешь, меня это совсем не возбуждало - просто больно было
и все. А тут я даже обрадовалась: "Тебе будет от этого легче? Тогда
давай, пори."
Хорошо, что я не знала, как это "по-настоящему", а то бы, наверное,
никогда не согласилась. Но я видела, что ему стало сразу после моего
согласия легче.

Она замолчала.

- Пожалуйста расскажи, как это было - не выдержав попросил я.

Чуство брезгливости, не скрою, которое вызвало у меня начало ее
истории (терпеть не могу подлости) сменилось неким уважением. Я не
подозревал в Лизочке таких черт характера: вместо сильной и
самолюбивой бизнес-вумен она говорила просто и наивно, как ласковая
и жалеющая русская баба.
Вопреки моим опасениям она не обиделась на мою просьбу, а
продолжала. Видно, никому никогда об этом не говорила, и вдруг ее
прорвало. Я при этом начал ее ласкать и продолжал все жарче и жарче.


- Мы договорились на порку в день, после моего переезда. Мои вещи
уже увезли, а я вернулась именно для этого. Я, честно говоря,
думала, что он меня простит, ну пошлепает немножко, но он подошел к
этому серьезно: Встретил, провер за руку в спальню, приказал
раздеваться. "Может не надо?" поросила я. "Нет, надо. И, учти,
наказание будет на самом деле". Я сняла джинсы и трусики, сбросила
босоножки и хотела лечь, но он остановил меня и стянул с меня блузку
и лифчик, так что я осталась совершенно голая. "Зачем это?" лишь
тихо спросила я, но он лишь опять сказал "Надо". Я легла на нашу
кровать, ту самую, в которой мы спали вместе последние три года. Ту
самую, где я часто ожидала его прихода, как пытки: "захочет он
сегодня меня или можно будет спать спокойно?" Знаешь, он конечно
замечал, что я была к нему холодна, и старался быть понежнее, но не
мог меня завести. В конце концов он сам стал делать это реже, хотя я
никогда ему явно не отказывала. Ну в общем потому я кровать и не
взяла, а сейчас подумала, что вот меня на ней ожидает еще одно
"испытание".
Я легла попкой кверху, и тут он достал две пары наручников
(специально купил к этому случаю) и пристегнул мои руки к стойкам
кровати быстрее, чем я сообразила, что он делает. Тут уж я исугалась
не на шутку и запросила: "Не надо, я никуда не убегу. Пожалуйста не
надо!" Я чуствовала себя совершенно беспомощной, полностью в его
власти. Мне тут же захотелось прикрыть попку ладошкой и я
интинктивно забилась и стала дергаться в наручниках, но они не
отпускали. И тут мою попку обожгло как утюгом - он хлестнул ее в
первый раз. Он стегал меня по попке вдвое сложенным своим
"итальянским" ремнем: был у него такой, длинный и гибкий, он одевал
его только по "особым случаям". После первого удара я вскрикнула, но
потом решила терпеть - "получи свое и отвяжись, не покажу что мне
больно". Действительно было очень больно, меня ведь никогда в жизни
ремнем не били. Боря раз десять стегнул, потом остановился, и начал
попу гладить. Я уж было с облегчением подумала, что все уже позади,
как он взял ремень и опять начал меня пороть. Это было так больно,
больнее чем в первый раз, и очень обидно. Я не выдержала, и стала
просить: "Не надо! Боречка, не надо! Прости меня!" Однако он как и в
первый раз хлестнул меня десять раз и только после этого остановился
и стал меня гладить. Никогда еще я не ощущала его нежность так
явственно, но я тут же почуствовала, что он меня и сейчас не
отпустит и все время просила его, вспоминая самые нежные слова,
которые знала. Не помогло, конечно, он опять взялся за ремень. Тут
уж я света белого не взвидела: каждый удар по напоротой попе
отдавался волной боли по всему телу захлестывающей мозг. Я просто
заорала, просто как животное "А-а-а" - это было самое унизительное.
И продолжала орать все время, пока он выдавал мне следующую порцию,
десять ударов. Когда он опять начал меня гладить, я почуствовала
огромное облегчение и огромный страх: вот так он меня будет бить и
гладить бесконечно, пока я не умру. Ах, как я его просила меня
отпустить, а он стал рядом с кроватью на клени и цловал мое
раскрасневшееся от боли лицо. И вдруг опять взял в руки ремень. Я
просто в ужасе заорала "Нет!", я больше не могу этого выдержать,
каждый удар мне казалось, сведет меня с ума. Плохо помню, как я
дотерпела до конца этого десятка, кроме боли в мире казалось ничего
не осталось. И вдруг я поняла, что Боря закончил, совсем закочил, и
расстегивает мои наручники. Я почуствовала такое облегчение, какого
не припомню в жизни, и тут же разрыдалась в три ручья. Облегчение и
благодарность к Боре: благодарность, что все кончилось, и наказание
и моя вина. Я сжалась в комочек лежа на боку, содрогаясь в рыданиях,
а Боря гладил меня очень нежно и целовал, и я почуствовала, что хочу
его. Впервые за последний наш год. Ты можешь предствить, как глупо:
попка горит, красная как помидор, а я реву, и при этом возбуждена,
вся влажная внутри. Он это почуствовал, потому что я увидела вдруг,
что он раздевается и пристраевается рядом. И я ему отдалась: не
просто он трахнул меня, а именно отдалась, почуствовала, что я -
его, и было очень сладко. Но когда он кончил, я опять на него
разозлилась: попка горела как духовка, и вспомнилась вся боль, вся
обида наказания. Я стала быстро одеваться, но трусики одеть не
смогла, спрятала в карман, потом не без труда поковыляла к двери. Он
тоже оделся и при этом все продолжал говорить, какая я милая, что он
меня понимает и прощает.
Ну, уехала я домой, и, знаешь, мне после этого стало настолько легче
на душе, что я чуть не летала. Летала в душе, хотя ходить было
поначалу больновато, а сидеть я еще день после этого не могла вообще
и спала на животе. Зато раньше моя вина висела надо мной как кирпич:
что не делаю, а вдруг вспомню, как я некрасиво с Борей обошлась, и
станет на душе муторно. А теперь вспомню порку, которую он мне задал
и успокоюсь. Даже пожалела, когда попка прошла - боль напоминала
мне, что вина искупленна - как бы. И правильно пожалела: хотя мне
уже не было так стыдно, но каждый раз, когда я слышала о Боре, о
том, что у него ничего нового, что он неустроен, мне становилось
стыдно. Тем более у меня так все хорошо складывалось: и карьера, и
вообще жизнь - я счастлива, но счастлива за его счет. И вот
встретила его как-то, и как-то само собою разговор сложился, что он
на меня по прежнему "чуть-чуть сердится", а я сказала, что может
меня раз в месяц "чуть-чуть" наказывать, пока меня не простит. Вот
так и наказывает. Не так сильно, конечно, как в первый раз, и чтоб
без следов, я поставила ему условие. Но следы все равно чуть-чуть
видно, вот ты и заметил.
- И трахает после этого?
- Да, трахает.
- И тебе нравится?
- Нравится. Более-менее. С ним точно никогда так хорошо не было. Да
и стобой не так, по-другому.
- Слушай, а может вам назад нужно сьехаться? - не выдержал я.
- Ты что, сдурел? Я же жалею его. Понимаешь, жалею, как слабака.
Какой же из него муж?

Нужно ли говорить, как эта история возбудила меня? Я набросился на
Лизочку как лев и мы наслаждались друг другом весь вечер как никогда
раньше (она, так и быть, пропустила свой дурацкий гольф). И не
только в этот вечер - я стал смотреть на Лизочку другим глазами: под
маской Лисицы, дикой, независимой и эгоистичной, "фемины" которая
"юзает" мужчин как ей нравится, передо мной была настоящая, душевная
женщина, способная жалеть, сочуствовать, страдать от нарушеного
долга, чем-то (своей попой) жертвовать человеку, который ей
вообще-то ни для чего "эгоистичного" не нужен. Я даже хотел стать к
ней ближе, пытался предлагал ей попробовать ремень из моих рук, но
она отказывала мне: "Зачем тебе казаться сильнее при помощи ремня?
Ты ведь и так сильный в моих глазах.". Думаю, однако, причина была
не в этом, просто она чуствовала, что не я ее будующий "хозяин",
которому она отдастся "вся". Но когда он придет, то вполне возможно
она сама принесет ему ремень в зубках.

* Разводка:
1. (устаревшее, пренебрежительное) разведенная женщина
2. (новорусский слэнг) обман