ClubPN

M/F


Александр Остапенко

Перевоспитание

Звонит телефон. Мой приятель ученый-географ Андрей, взволнован и просит срочно приехать. По пути обдумываю, что же могло случиться. Он живет один в большой, доставшейся по наследству квартире, набитой книгами, рукописями, фотографиями, материалами экспедиций и еще черт знает чем.
Впрочем, это не точно. В той же квартире живет девушка-прислуга, убирающая квартиру, стирающая белье, готовящая бутерброды и кофе, да бегающая иногда по просьбе Андрея, за бутылкой пива. Зовут ее Юлька. История ее обычна.
Приехала издалека поступать в институт, "провалилась" на экзамене ("срезал" ее именно Андрей). Поймав его в одиночестве, на коленях умоляла не прогонять ее домой, рыдала, заявляя, что мачеха запорет ее до смерти: "Вы знаете, как она меня порола? Привяжет в сарае к телеге, заголит, и -вожжами!" И в доказательство все пыталась поднять подол и показать следы вожжей на своей круглой заднице.
Андрей, поглощенный проблемами наук, не обратил внимания на девичьи прелести. Но рассказ о вожжах пробудил в нем жалость. В результате девчонка стала прислугой, а в деревню от нее ушло письмо о том, что она "грызет науки".
Теперь я подумал - не стряслось ли что-то с Юлькой? У девки ветер в голове, а сама хорошенькая - долго ли до греха! И в чем-то я оказался прав…
Андрей, открыв мне дверь, поминая и черта с дьяволом и ведьму (ругаться матом не позволяло образование), рассказал, что в его отсутствие Юлька достала из его стола несколько видеокассет и пыталась их посмотреть, потому что на коробках были названия забугорных эротических фильмов. Она не знала, что видак не исправен, и не только не показывает ничего, но и безнадежно портит запись. Ее "забава" погубила ценные экспедиционные съемки. Он был из-за этого в панике и просил совета и помощи. Подумав, я спросил, выгнал ли он Юльку? Оказалось, нет! Как можно? Куда она пойдет? Что она будет делать?!! "Ладно,- сказал я,- давай разделим заботы. Ты узнай, нет ли у твоих коллег таких же материалов. А я займусь Юлькой, чтобы больше не шкодила".
Без стука вошел в ее комнату и за пять минут объяснил, что она натворила: убыток в 20 тысяч "зеленых" (результат целой экспедиции) уплатить ты все равно не сможешь. Поэтому выбирай - или под суд и на пять лет "небо в клеточку" (надо же было припугнуть), или остаешься на год рабыней - работать будешь бесплатно, и будут тебя пороть как сидорову козу - за каждый "зеленый" красная полоска на мягком месте.
Перепуганную Юльку я заставил подписать согласие на эти условия. Спрятав бумажку в карман, сказал "Ну, теперь - ближе к делу. Или лучше к телу!"
Вытянув из брюк ремень, сложил его вдвое и поманил пальцем дрожащую Юльку. Она стояла не двигаясь, в двух шагах, опустив голову. Надо было сломить последнюю попытку сопротивления. И я грозно рявкнул: "Кому сказано?! Сюда!" Она прошептала, что боится, но подошла. Я поставил ее между ног и перегнул через левое колено. Задрал халатик до самых лопаток и сдернул до колен тоненькие трусики. Ах, какая картинка! Гибкая спинка, тоненькая талия, упругая кругленькая попка, стройные ножки…Да, на счет вожжей, она, кажется, не врала - кое-где виднелись едва заметные полоски, но больше на спинке. Или пороли ее не по "воспитательному месту", или просто на спинке следы остаются дольше? Полюбовавшись минуту, погладив ласково ладонью очаровательные Юлькины "половинки", я взмахнул ремнем и крепко "врезал". Ее рука дернулась и прикрыла попку растопыренной пятерней. " Э, нет! Так не пойдет!" Выдернув поясок из ее халатика, я связал Юльке руки - она теперь могла только вытирать слезки, которые придется проливать. Придерживая левой рукой спину Юльки, которая вздрагивала при каждом ударе, я начал окрашивать в алый цвет ее беленькую попку. Юлька держалась молодцом - примерно двадцать ударов она молчала, только стонала сквозь зубы. Но когда ремень стал гулять по уже покрасневшим местам, боль стала злее, и послышалось сдержанное взвизгивание. Умница девочка - другая бы от такой порки орала бы дурным голосом. Отсчитав еще двадцать, я дал отдых и ей и своей левой руке, и, отложив ремень, поглаживал ладонью слегка припухшую попочку. Когда мои пальцы касались ложбинки между упругими полушариями, Юлька, как мне показалось, слегка раздвигала ножки, как бы приглашая добраться еще глубже…Ну ладно, это еще успеется!
И я снова взялся за ремень, но подумал, что это не справедливо - краснота на правой половинке была ярче и гуще, чем на левой. Переложив Юльку на правое колено и взяв ремень в левую руку, добавил десяток для симметрии. Первый урок закончен.
Оставив Юльку подумать над своим положением и привести в порядок свой наряд (хотя, откровенно говоря, без него она смотрелась лучше), я отправился к Андрею.
Пока я украшал Юлькину попку художественной росписью, он успел узнать у коллег, что пропажа не так уж страшна - были сделаны копии. Вот ведь какова рассеянность! И Андрей хотел сразу же успокоить Юльку. Я еле успел поймать его за пиджак: "Ты с ума сошел! Пусть думает, что виновата! Я уже разок ее выпорол, и еще буду пороть, когда захочется. Да и ты тоже можешь всыпать ей по первое число".
На этот раз ученая голова сообразила быстро - Андрей сразу понял мою идею, но сказал: " А удобно ли так?" "И, правда - не удобно согласился я. Что за порка - на коленке, да простым ремнем. Надо что-то придумать!" Андрей предложил воспользоваться старой банкеткой, стоявшей в его кабинете - на ней можно разложить виновную и "учить" вволю. А замену ремню он предоставил искать мне.
На другой день, взяв Юльку, я отправился на рынок и нашел там видавшую виды, но вполне годную "треххвостку". Юлька сама расплатилась за инструмент своего воспитания и, по моему указанию, несла ее в руках домой, краснея от мысли, что все догадываются, кому предназначена плетка.
В тот же вечер мы обновили и плетку, и ложе для порки - я приделал ко всем четырем ножкам мягкие, но прочные завязки из пары старых Юлькиных капроновых колготок. Мне с трудом удалось уговорить Андрея присутствовать, но позже он меня очень благодарил за необычный и очень пикантный вечерок.
Юлька пыталась, увидев Андрея, упрямиться - мол, не обязательно для порки раздеваться совсем, достаточно одного мягкого места, но я строго одернул ее, напомнив подписанную накануне бумагу. Она очаровательно стеснялась, раздеваясь и пытаясь при этом спрятать свои прелести, прикрывая их ручонками. Я подмигнул Андрею - "Какова фигурка-то! А попочка так и просит - то-ли ласки, то-ли плетки!"
Андрей смутился даже больше Юльки, которая стояла нагая и краснела, как роза. Банкетка была коротка для Юльки, она не могла лечь и вытянуться на ней. Как я и рассчитывал - ей пришлось сесть верхом, а после того, как ее щиколотки были притянуты капроновыми завязками к ножкам банкетки, ей пришлось нагнуться, лечь грудью и отдать завязкам и свои ручонки. Привязывать Юльку мне помогал Андрей - это невиданный прогресс в науке.
Потом заработала плетка. Конечно, она гораздо горячее, чем брючный ремень. После первого удара Юлька так завопила, что могла бы поднять на ноги весь дом. Завязав ей рот полотенцем, я посмотрел след первого удара и понял, что был повод для такого крика - при той позе, в какой находилась Юлька, плетка могла доставать до самых нежных и чувствительных мест, и видимо, так и случилось. Виноват! Но право, же я этого не хотел. После этого я стал пороть осторожнее, но ведь эта треххвостка - не сахар, особенно для нежной девичьей попки. Я порол Юльку, считая про себя удары, и ждал, что Андрей вступится за девчонку, которая извивалась, на сколько позволяли завязки, и мычала сквозь полотенце. Но его, кажется, тоже "завела" пикантная процедура, и он не отрывал глаз от обнаженной красотки.
"Всыпав" ей, как в прошлый раз, полсотни, я отложил плетку, развязал полотенце, и освободил руки Юльке. "Ну, а ножки развяжешь сама!" Когда она, изгибаясь всем стройным телом, тянулась руками к завязкам, мы оба, и я, и Андрей, любовались этой замечательной картинкой. Андрей даже в восхищении шепнул мне: "И как это я раньше не видел этой красавицы?" "Чудак,- ответил я,- ведь ты смотрел на нее в халатике, а теперь видишь в натуре".
Освободившись, Юлька потянулась одной рукой к халатику, другой, смахивая с ресниц слезинки. Нет, самовольства допускать нельзя - ведь ей еще никто не позволял одеться, а нам совсем не хотелось лишать себя удовольствия. И Юльке пришлось, еще не одевшись, выслушать "ценное указание" -завести тетрадь, и после каждой порки записывать число полученных "горячих". "Помнишь, сколько задолжала?" -спросил я. "Да…двадцать тысяч" "Вот-вот! Вчера полсотни, сегодня тоже - уже сто! Посчитай-ка, сколько раз будешь ложиться вот сюда! Не забыла арифметику?" Вдруг Андрей вмешался: " И учти Юля, - если провинишься, за это порка в счет долга не пойдет!"
Когда Юлька, захватив халатик и трусики, держа их в руках, убежала в ванную, Андрей улыбнулся: " Ну, ты, как всегда, прав! Пусть думает, что она у меня в долгу. Приятно иногда посмотреть на голую девочку, да и постегать маленько. Ей это не во вред!"
Ну, наконец-то! Пора уже этому ученому сухарю и на девчат внимание обращать. На его месте я бы каждой ставил "пару" на экзамене, а потом принимал бы экзамен дома, с ремнем. Уверен - девчата не обижались бы.