ClubPN

Веснянка

Sergey ибн Админу. Проще – дяде СерОже.
От Линки и Викингенка, в честь ДР.

Да уж, пробиваться сквозь метровые талые сугробы на старую заимку было непросто. Машину приткнули еще у поворота с зимника, а дальше, нагрузившись всяким барахлом, пошли, как танки на прорыв. Точнее, танк изображал дядя СерОжа, бронетранспортер следом – Светка, а пехоту под их прикрытием – Линка.
Траншею глубиной по пояс Линки прокладывали почти до самой калитки – там снежный намет был поменьше, так что к дверям дома подошли совсем легко.
«Мышки! Привет! Я пришла!» – Линка заглядывала везде, но обещанных мышек так и не увидела. Ветка уже возилась с тряпкой, в домашней печке потихоньку разгорался веселый огонь, а дядя Серожа мрачно ворчал на дворе, прокладывая шланг от колодца к бане. Вот тоже мне, лентяй городской – нет, чтобы ведром натаскать, насос ему подавай! А если бы свет отрубило?

Лавка так нагрелась от печки, что Ветка охнула, протягиваясь вдоль ее жаркого полотна. И безо всяких слов, к утробно-мурчащей радости Сергея, приподняла тугие, женственно-налитые бедра. Глупый, это не для твоего кайфа, просто скамейка жжется! Осторожно опустилась к деревянной плахте, прижалась и снова, сдавленно и коротко, охнула. Уже не от лавки – без паузы, без предупреждения, без слов звонко щелкнул по голому телу распаренный тонкий прутик.
Нервно мотнула головой, напряглась. Сергей понял, что поторопился. Провел руками по телу от плеч к ногам, словно выравнивая тело девушки на дереве толстых мокрых досок. Проворчал как бы про себя, но так, чтобы она слышала:
– Зря опустилась… Так красиво ждала розгу…
– Попробую… потом… Сейчас не в том дело… – тоже почти неслышно ответила, проникаясь жаром скамейки, обволакивающим теплом банного пахучего пара и… и ожиданием острых полосок розги.
Сергей снова опустил прутики в горячую воду, побултыхал, стряхнул капли на тело – и не поймешь, какие там бриллиантики капель от банного пота, от горячей воды, а какие – только что упавшие от взмахнувшей розги.
– М-м-м… – Сергей чуть было не опустил поднятую в новом замахе руку. Чуть было не переспросил, глупо и участливо «Что, больно?», но потом мелькнули в памяти яркими цветными кадрами моменты прошлой осени. От такого шлепка она бы не замычала, вовсе нет…

Обещанных мышков не было, шарахаться по сугробам возле домика быстро надоело, зайцев с ушами возле молодых яблонь не наблюдалось. Ну, скоро они там? Чего возятся? Никак не нацелуются, что ли? Ой, да эти женихи-невесты-тили-тесто даже в баню еще не ходили! Вон, Светка, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, пришла с другого конца заимки, нарезав у забора целую кучу красивых вербовых веток. Ветка с ветками…
Почти все вербы унесли в баню, оставили только два букетика, самых коротких. А все длинные унесли… Линка старательно выставила оставшиеся в глиняной вазе, потом пошла посильнее топить печку, обожгла палец, потом полезла на второй этаж, где была куча всяких увлекательных вещей. Бабуля говорила, что дед тут даже пушку мог запрятать. Врет она, пушки большие, на подловку не втянешь. А вот эта висюлька красивая, надо будет домой унести! До конца все расшвырять не успела – Светка позвала ее в баню.
А вот там было здорово! Пахло как на новогодней елке – это оказывается, дядя СерОжа накапал на каменку маслом пихты. Линка одобрительно кивнула головой – хоть он и весь городской, а в хорошей бане вроде как понимает! Было не просто тепло, а по настоящему жарко, печка звонко стрелялась за закрытой дверкой, веники пыхтели, мочалки шуршали, Линка визжала от ковшика холодной воды на красное как флажок тело…
Дядя Серожа зашел в смешных синих трусах. Линка, как серьезная взрослая девочка, сначала прикрывалась ладошкой, а потом по примеру сестры махнула на это рукой и снова парилась, плескалась, шлепалась веником и пищала, когда дядя Серожа увесисто шлепнул уже не веником, а рукой.
– Изменник! – смеялась Света, уворачиваясь от шлепка уже по ее попе и красиво изгибаясь в жарком полумраке бани, пара, отблесков печного огня.

Сергей сомнительно сопел, чесал затылок. Понятное дело – зачем ему лишний человек, да еще в лице этой мелкой Линки? Ну, сестра, ну и что? Ну, вообще да, не совсем уж и вреднючая девчонка, но… Но мы же туда не просто в баню едем! Хм… Чего-то я глупость сморозил…
Тут у них и так все непонятно, и если Ветка тащит эту мелочь, значит, так надо. Самому невтерпеж на эту «веснянку»… «В апреле поздно, веснянка с вербой завсегда в марте». Ладно, ей виднее. Но если эта проныра Линка помешает, закопаю в сугроб и надпись напишу «У Светки была Линка, она ее любила, Линка не стала есть мясо, а стала подглядывать, и мы ее закопали».
Тьфу, на стихи про попа и собаку никак не тянет. И опять же, с этой вот вербой… ремнем бы лучше, с прутами опыта ну совсем ведь у меня нету, я же не ее дед, который, наверное, три поколения перестегал, но снова в Веткино упрямство, как в каменную стенку: подавай ей вербу, и все тут…
Ладно, поехали!

Он успел уже ободрать два вербовых длинных прута, когда Ветка заметила, охнула и силком отняла пучок:
– Ну что ты за чурок у меня такой! Ёлупень городской… Пушистиков нельзя руками обдирать, они должны на «веснянке» сами отлететь! И стегают вербовкой как раз так, чтобы они отлетели напрочь, тогда новый прут берут и снова…
Сергей наморщил лоб – что-то я где-то вроде такое читал…
– Да ни фига ты не читал, – смущенно покосилась на него Ветка. – Про это не пишут, это ЗНАТЬ надо.
– Выходит, ты как раз и ЗНАЕШЬ?
– Знаю. Может, со временем и ты в знатные попадешь. Дедул вроде на тебя уже не особо косится…
Возразить было нечего. Почти двухметровый, немного нескладный, но жилистый силач дед Георгий с первой же встречи как-то инстинктивно дал понять свое полное превосходство.
– Лесовик, чертяка коряжистая… – ласково, но за глаза ворчала Светкина бабка, а другие характеристики деда, услышанные в этих глухих краях, были Сергею пока непонятны. Что-то постоянно ускользало, мелькало на грани понимания и снова уходило в таежный туман.

Третий стежок получился вроде лучше двух первых. Вот сейчас мы обтрепем на ее попке все эти пушистики, а потом… потом!!! Нашла тут тайну, тоже мне обряд… Зачем было крест с шеи снимать? Пошлепал вербочкой и… Гм… Взмахнул было снова, но Ветка вдруг отстраняюще приподняла руку, оторвалась грудью от лавки и села. Не глядя на него, негромко сказала:
– А вот теперь кликни снова Линку, и жди нас на дворе.
И что-то было в ее голосе такое, что весь из себя цивилизованный и «дальше-некуда продвинутый» дядя СерОжа, как его сразу обозвала Линка, послушно опустил прут, неловко повернулся и только вдогонку поежился от ее голоса:
– Оботрись да оденься… Там зима все-таки!
Едва не обернулся. Почудилось, что ли? Не Светкин, не юный был голос. Голос зрелой женщины, голос глухой матерой тайги, не порченной человеком, точнее, человечками.
Едва скрипнул банной дверью на выходе, как из заимки чертиком из шкатулки высунулась Линка, все еще красная от недавней бани.
– Возятся, все возятся… – деловито заворчала, старательно подражая бабкиным интонациям. – Стели вон тут, у дорожки! – сунула Сергею какое-то серое рядно. – И жди, щаз приведу тебе твою веснянку!
Сергей ошарашенно повертел в руках рядно, развернул его – длинное и узкое, как половичок. Стелить? На твердо-подтаявшем снегу? Да фиг вас поймешь… Ладно! Послушно протянул серое полотнище посреди дворика, точно между баней и домом. Встал рядом, растерянно поглядывая на дверь. А чего дальше-то? Да уж, ты не дед Егорий, что-то ты пока в знатоки не тянешь… Хоть еще три форума заведи, а вот тут все другое будет! Додумать не успел.
Клуб пара привычно вытолкнул банную дверь, окутав неясные тени. Первая была пониже – ну, блин, закаленные тут девочки! Линка, как есть голышом, словно тянула за руку Ветку, тоже полностью голую… Нет, не так. Они не были голыми. Они были обнаженными. Чистыми, распаренными, светящимися на фоне все еще белого, голубовато-чистого весеннего снега. Левой рукой Линка сжимала толстый пучок распаренной, в слипшихся пушистиках, вербы, правой – руку старшей сестры.
Кутаясь в один лишь только пар, гордо подвела ее к Сергею и деловито, старательно, почти не путаясь в словах, выговорила:
– Вербой чистой весенней прими чистую деву на честную правку, вербой чтобы билась, а тело чтобы вилось.
Запнулась, вспоминая, и договорила, уже не Сергею, а Ветке:
– Ложись, протянись, вербе покорись, руку бьющего запомни!

Про «веснянку», тогда еще непонятную, он услышал обрывочно – с разрешения деда Георгия-Егория «смолокурил» в сенях, а не на улице. Сквозь толстенные бревна стен и пушку не услышишь, но рассохшаяся дверь пропустила пару-тройку слов:
– Бабуль, выведи меня к нему на веснянку…
– Очумела? Туда безгрешно-чистая только вести может.
– А ты ровно-грешная у меня.
– Ты у меня похихикай! Нашла чем хихикать… Линка вон пусть ведет. Я ей все обскажу, как надо.
– Стремно, бабуль…
– А с неженатым незамужней разъезжать не стремно? Погодь у меня, опосля веснянки я тебе сама добавлю, ужо по другим делам… вона плетка, завсегда на стенке! Иль забыла ее?
– Забудешь тут, как же…
Через дверь не видно, но он зримо представил, как Светка поежилась при этих словах.
Плетка там висела знатная, уж он в этом деле понимал. Шороху еще постараться надо такую сделать, а тут и без него плели такие, что обзавидуешься! Права Светка – такую и с одного раза не забудешь, а уж она-то с ее характером всяко не раз и не два… гм… размечтался… И что там у них за «веснянка» такая?

– Ложись, протянись, вербе покорись! – Линка снова потянула послушную Светку за руку, хотя Светка и без нее знала, что делась. Легла на серую полосу рядна, сразу просевшего под ее телом, протянулась… осталось покориться вербе, но это было уже интересно только им двоим , уж никак не Линке.
На чердаке было еще много всякого-превсякого, а эти тут пусть стегаются, сколько им надо. Вот смешные, в прутики играются, как будто он вправду ее пороть станет. Дедуля надысь Ветку порол – вот это было да, Линка у нее тогда на ногах сидела. Бабуля велела сесть и держаться, чтобы не скинула – попробуй тут удержи, когда Ветка задницей то в стороны, то вверх, то ногами всю Линку подымала… Цеплялась руками за лавку, старательно усиживала Веткины ноги, с восторженным ужасом глядя, как заблестело от пота голое тело старшей сестры, как вспухают на нем полосы, как с неторопливой оттяжкой лижут его пареные черные пруты… Вот так вот порят, не этими пушистиками. Ладно, играйтесь, а я пошла на чердак. Ой, одеть надо бы что, вам-то все едино, у вас тут веснянки, а мне чего с вами тут голышиком торчать??

Накинутый на плечи полушубок мешал. Не размахнуться толком… скинул, даже не заметил сыроватого холодного ветра. Да и фиг с ним, с ветром – Светке голышом на этой дерюжке, все равно, что на чистом снегу!
Верба в руках – три длинных прута с «пушистиками». Еще две «троечки» егоза-Линка уложила рядом. А сколько надо стегать-то? И не спросишь уже… У лежащей Светки – глупо, у Линки, наверное, тоже. Ну, может, рука сама подскажет? Или Светкино тело, так призывно и жадно протянувшееся перед ним в ожидании прута?
Хлестко легла розга, мелькнули серыми каплями на снегу отлетевшие «пушистики», недвижно замерла перед ним Светка. Легкий парок распаренного от жара тела уже сходил на нет – краем сознания он понимал, что надо бы быстрее, пока не замерзла, но ведь согреется, да? Три… пять… Черт побери, в основании розги на трех прутах еще целых три пушистика… они далеко, от концов это же сколько стегать надо чтобы отлетели… а рядом еще два по три… посильней, подлинней, чуть наискось – вот! Сразу два! Втихаря, чтобы никто не видел (кто – никто?? Тут на семь верст окрест живого нету!) сковырнул упрямо оставшийся «пушистик», наклонился за новой розгой…
– Пусть… только… сами… облетают! – носом между рук, не поднимая головы, упрямо-недвижно. Как поняла, как заметила? А-а, неважно… Сами, так сами! Вввот! – наконец дернулась, изогнула бедра и ноги. Наконец, все ярче наливаются на молочно-белом, ярком теле ровные тройные плоски вербы, серой дробью пятнуют снег отыгравшие свое «пушистики». Считать? Глупо! Дурак, сказали же – пока все не отлетит. Вот! Еще-о!

Сквозь щелку на чердачной дверке Линка видела все, что надо. Довольно засопела – вот, наконец-то! Хватит прутами махать, не для порки положили! Наклонился над рядном, сграбастал Ветку в обнимку, поднял на руки,.. умный этот СерОжа, не в дом понес, а в баню.
Ты только там ее сразу на спину не клади: полсотни в три прута – не любовные игрушечки! Представила, как он ее, не поворачивая… ой… густо покраснела, дала сама себе подзатыльник и сама себе, в щелястую дверку, показала язык.
Я себе тоже такого найду. Я его всему научу, а то играются тут… нет, чтобы сразу… совсем покраснела и под горящими щеками почувствовала, словно торкнулись иголочки. Веснушки, что ль, полезли?
Ну, и ладно. Ну, и пусть. На то и веснянка.