Expat. Вертихвостка
Добавлено: Пт дек 24, 2021 10:20 am
F/F
I место на Ежегодном Литературном Конкурсе ПиН-2011
Expat
Вертихвостка
- Кстати, о красавицах. Лана Амалия переводит господина Перо, - Мариэта перевернулась на бок и поцеловала Серши в щеку.
- Не волнуйся. Ты лучше всех cказочных принцесс, - сообщил Серши, - только они, наверное, не кусались (за полчаса до того Мариэта действительно нечаянно укусила его за голое плечо, хотя ее вины в этом не было), - а что это она вдруг переводит с французского? Она же, говорят, англичанка родом... хотя по произношению не скажешь, как всю жизнь в Чалько жила.
- Она все языки знает, по-моему. За спиной лано Эдуарде все говорят, что в их семье главная ученая она, а он только перепевает господ Лейбница и Декарта... Серши, тебе пора - скоро третья стража. Тебе нужно добраться до вашей половины.
- Не волнуйся, я буду не один, - даже в темноте было очевидно, что Серши улыбается, - Вито уйдет от Катарины не раньше, чем через полчаса, не говоря уже о Софии и Санши.. Дозорные всегда в таких случаях смотрят в сторону, если им совсем уж на голову не свалиться. А завтра прощай на две недели...
- Софии двадцать один. Её если и поймают, то ничего серьезного ей не будет, даже если на лану Эмилию нарвется. Катарина везучая, она никогда не попадется. А в дозоре сегодня красные гвардейцы, там этот Ла Морета, он как синий плащ увидит... Серши, ты осторожно, лана Феликата уже присматривается...
- Успею, - Серши притянул Мариэту к себе, и вся её собственная осторожность выскочила у нее из головы через две секунды.
...
Обычно Мариэта выглядывала из окна или даже выходила на балкон, прежде чем выпустить Серши. Но в этот раз за окном был такой дождь и такой ветер, а ночь выдалась такая бурная не только в буквальном смысле, что на бедную Мариэту напала просто непобедимая истома - не только выйти на балкон, но и встать с постели было совершенно невозможно. Она смутно видела в предрассветной полутьме, как Серши одевался, уже в полусне поцеловала его на прощание, когда он наклонился над постелью, чуть не стукнувшись о cтолбик балдахина, и краем глаза проследила, как он выходит, запахнув плащ, на балкон, чтобы спуститься, как водится, по водосточной трубе. Голоса и топот на улице Мариэта услышала уже сквозь сон и - ошибочно - отнесла на счет не слишком приятного сновидения.
Когда лана Феликата постучала в её дверь четверть часа спустя, Мариэта не сразу поняла, что происходит, и пока она спросонья искала ночную рубашку, лана Феликата открыла дверь собственным ключом. Из последующего монолога, в котором слово "вертихвостка" фигурировало рефреном, Мариэта смогла заключить, что Серши свалился, как он сам нечаянно предсказал, более или менее прямо на голову патрулю, укрывшемуся под балконом от дождя (и потому невидимому сверху), что сам Серши успел удрать под арку, ведущую к половине Его Величества, но зато караульные прекрасно заметили, с какого балкона он спустился. На балкон вела не одна дверь, и Мариэта приготовилась всё отрицать, но лана Феликата знала про каждую из фрейлин Вдовствующей Императрицы-Матери Шарлотты Орлеанской больше, чем сама девушка о себе. А потому, не тратя времени и даже не спрашивая Мариэту, почему та спит обнаженной и почему дверь на балкон не заперта, она попросту откинула одеяло и указала покрасневшей Мариэте на состояние простыни. После этого запираться было невозможно.
- Ну хоть время вы тут, я смотрю, даром не теряли, - ворчливо прокомментировала лана Феликата, явно довольная тем, что интуиция не подвела её, - будет за что страдать. Радуйся, вертихвостка, что тебя не лана Эмилия поймала. Так уж и быть, не буду тебя допрашивать, кто твой красавчик, я и так догадываюсь, а ты все равно не скажешь (не скажу, мысленно согласилась Мариэта), - но вот всыплю тебе завтра, уж не обессудь, как следует. Так что мой тебе добрый совет: спи на спине, пока не больно.
Спать после такого доброго совета не получилось ни на спине, ни как-нибудь иначе, тем более, что от ночи осталось не так и много. Утром Мариэта с трудом скрыла под пудрой синяки под глазами, поправила заодно куаферную башню и, из чистого отчаянного упрямства, наклеила черную мушку по-прежнему на правую щеку - предмет страсти есть, и она, Мариэта Ла Верде, не собирается этого скрывать, что бы ей, Мариэте, ни пришлось за это вытерпеть. Это пусть Катарина носит мушку на левой щеке, хотя про нее и Вито только нелюбопытный не знает. А до того - про нее и Санши. А до того - про нее и Артура. А до того - про нее и... долго перечислять...
Ее Императорское Высочество всё утро была в прескверном настоении, Мариэта старалась не попадаться ей на глаза без необходимости, и при первой возможности сама напросилась на работу - отвечать на несколько рано прибывших поздравлений от разных английских, а по большей части шотландских, дворян среднего уровня и даже нескольких негоциантов из числа поставщиков двора. Дело требовало политеса и тонкого знания языка, так что уроки ланы Амалии пришлись как нельзя кстати. Во-первых, разумеется, ответ должен был быть вежливым и благожелательным, но не опускаться до панибратства. Особенно такой ответ (по счастью, их была всего пара), который Её Императорское Высочество должна была просмотреть и собственноручно завизировать, - если ранг адресата позволял Мариэте поставить собственную подпись фрейлины, можно было быть чуть посвободнее. Во-вторых, до юбилея Вдовствующей императрицы-матери, ожидаемого в январе, оставалось несколько недель, то есть поздравления прибыли несколько рано, что было естественно, учитывая скорость и регулярность тогдашней почты, но и слегка рискованно, учитывая уже немолодой возраст императрицы Шарлотты. Желательно было оттенить это тоном послания, не опускаясь в то же время до откровенной нотации. В-третьих, нелюбовь Вдовствующей императрицы, француженки по происхождению, к Ганноверской династии была отлично известна. Следовательно, любой поздравивший её с берегов Альбиона был, вероятнее всего, более или менее скрытым якобитом, - а значит, ответить надлежало так, чтобы, с одной стороны, оценить этот акт гражданской смелости, а с другой, не делать этого слишком явно, чтобы у адресата в случае чего не было серьезных неприятностей.
***
Кстати, о серьезных неприятностях. Увлекшись делом, благословляя уроки ланы Амалии и стараясь не замечать откровенно насмешливых взглядов время от времени заглядывавшей в комнату Катарины, Мариэта смогла, наконец, забыть о собственной неумолимо приближающейся серьезной непрятности. Увы, лана Феликата о ней не забыла. В конце дня, как раз когда Мариэта присыпала песочком последнее письмо, лана Феликата появилась в комнате с необычно строгим видом и почему-то в сопровождении Катарины и маленькой Грациэлы.
- Любезные ланчи, - наедине лана Феликата выдерживала со своими подопечными манеру скорее не начальницы, а строгой, но в сущности доброй, тети, но, когда считала это необходимым, вспоминала свой титул гофмейстерины и пыталась - обычно ненадолго - напустить на себя официальный вид. Впрочем, даже в таких случаях до холодной недосягаемости ланы Эмилии ей было далеко. И неудивительно - лана Феликата была из старинного, но захудалого и обедневшего рода, как, собственно, и сама Мариэта, а лана Эмилия происходила ни больше, ни меньше как из императорского дома Элаидов, пусть и по боковой и несколько щекотливой ветви, и к тому же была в молодости хороша собой, так что если бы не некоторые обстоятельства, судьба ее вполне могла сложиться совсем иначе... Словом, для ланы Феликаты положение гофмейстерины было верхом жизненного успеха и неслыханной удачей, а для ланы Эмилии (унаследовавшей пост от своей двоюродной тетки, на которую, как говорили старики, сделалась с возрастом очень похожа) - сокрушительным поражением, источником горечи и стыда, которые она в свою очередь регулярно вымещала на шкурах (иногда в прямом смысле) попавшихся ей под руку бедняжек вроде Мариэты. Лана Феликата, впрочем, тоже могла быть строгой:
- Любезные ланчи, я попрошу вас следовать за мной.
- Лана Феликата, а куда...? - не удержалась Грациэла
- Ланчи Мариэту сегодня придется наказать, - охотно ответила лана Феликата, оттенив голосом последнее слово, - а вас и ланчи Катарину я попрошу при этом присутствовать.
- За что её наказывать? - по невинному выражению лица и, по обыкновению, чуть напевающему голосу Катарины было непонятно, притворяется она или действительно не понимает, - она, бедняжка, весь день над письмами корпела, как будто у молодой дамы при дворе нет лучше занятия...
- Не за то, что она делала днем, а за то, что делала ночью, - отрезала лана Феликата, - а некоторым не помешает...
- Лана .Феликата, - Мариэта, забыв обо всём, бухнулась на колени, - пожалуйста, наказывайте меня, как хотите, только свидетелей - не надо. Пожалуйста, пожалуйста...
- Э нет, вертихвостка, - лана Феликата сменила официальный тон на свое обычное домашнее ворчание, - чтобы наказание подействовало, это должно быть не только больно. Это должно быть стыдно. Раз ты уже гуляла с парнем, значит, заголяться перед женщиной наедине тебе тем более стыдно не будет. А вот поверти-ка голым задом, да повопи под лозой, да поплачь, что больше не будешь, перед подругами... может, и подумаешь в другой раз, прежде чем хвостом вертеть. А кое-кому здесь не помешает напомнить, что бывает с теми, кто... озорничает по ночам, - она повысила голос и бросила косой взгляд на Катарину. Катарина выдержала этот взгляд, как фехтовальщик выдерживает прямой выпад противника, не отводя глаз и всем видом выражая свою полную невинность и абсолютную абсурдность даже малейшего предположения, что тонкий, как кирпич в окно, намек может относиться к ней. Положительно, её нахальству можно было только завидовать. Зато Грациэла покраснела мучительно, всей кожей, так, что румянец стал виден на её курносой физиономии даже сквозь толстый слой румян и пудры. Похоже, что лана Феликата знала или подозревала что-то, что было неизвестно Мариэте (и Катарине, кажется, тоже). Вряд ли Грациэла в свои шестнадцать с небольшим успела... скорее, в этом случае имел место пушечный выстрел поперек курса (английское выражение, которое Мариэта слышала от ланы Амалии), то есть лана Феликата пыталась предупредить возможную беду в зародыше. А значит, похоже, что ей, Мариэте, придется несладко, раз из ее наказания делают острастку для одной подруги и напоминание для другой. Впрочем, маленькая надежда еще оставалась. Будь на месте ланы Феликаты лана Эмилия, всё было бы действительно потеряно. Но с ланы Феликаты могло статься, в манере средневековых инквизиторов из числа более гуманных, привести преступника в камеру пыток, продемонстрировать ему орудия дознания, добиться признания и раскаяния и удовлетвориться этим (на костер такие гуманисты, по крайней мере в Хишарте, посылали только упрямствовавших в ереси).
Комната, куда лана Феликата вела девушек длинными коридорами, постепенно спускавшимися вниз, действительно была, по сути, камерой пыток. Начать с того, что комната была полуподвальная (лана Феликата долго возилась с ключами, пока Мариэта стояла, опустив взгляд и стараясь не смотреть на подруг), с толстыми стенами и крошечным окошком, откуда крики не разносились по остальному дворцу. Запах этой комнаты Мариэта помнила очень хорошо, хотя последний раз была здесь пару лет назад, когда ей не было и пятнадцати - в тот раз повод для этого был куда более невинный. Пахло погребной сыростью, пахло сырой кожей от хорошо известной всем маленьким пажам и юным фрейлинам во дворце подставки-козлика, красовавшейся посредине комнаты, а главное - пахло прутьями, отмокавшими в кадках у стены. Флора Хишарты богата кустарником, пригодным для розог, и у веток каждой породы - свой запах. Слава Богу, хотя бы из ведра, стоявшего в стыдливо занавешенном закутке, пока не пахло - похоже, сегодня они тут первые.
Ну, что стоишь, вертихвостка? Платье и корсет - на кресло, - скомандовала лана Феликата, - девушки (официальное "ланчи" она, очевидно, потеряла по дороге), помогите со шнуровкой.
Раздеться самой у Мариэты, пожалуй, и не получилось бы - руки уже начинали предательски дрожать. Катарина, напротив, явно относилась к предстоящему не как к острастке, а как к интересному представлению, которое она явно скорее предвкушала, чем боялась (тоже мне, подруга называется, мелькнуло в голове у Мариэты). Она одна (Грациэла стушевалась и забилась в угол) быстро и сноровисто помогла Мариэте раздеться до рубашки и панталон, при этом тихо сказав ей что-то, чего Мариэта не поняла. Нет, звуки она слышала прекрасно, но в слова эти звуки почему-то не складывались. Хорошо, что дальнейшая команда ланы Феликаты была понятна и без слов - та просто указала Мариэте на ведро за занавеской. Порядок действий был, надо признаться, правильный - воспользоваться ведром было удобнее, уже сняв длинное платье. Еще поколение назад проблем бы не было, но панталоны - изобретение последнего десятилетия - несколько усложняли задачу, несмотря на удобный разрез сзади.
Даже выходя из-за занавески и даже видя в руках у ланы Феликаты пучок мокрых, тоненьких прутьев из ближайшей кадки (значит, как маленькую девочку... лана Эмилия, как говорят, признает только длинные, тяжелые одиночные прутья), Мариэта еще надеялась в глубине души, что ее постращают заодно с подругами и простят, но лана Феликата была настроена решительно. Подкрепив свои слова свистящим взмахом прутьев, она уничтожила последние надежды Мариэты хрестоматийным приказом:
- Ну что ж, вертихвостка - спускай панталоны. А вы - короткий кивок в сторону остальных двух, - будете считать.
Мариэта предпочла перейти этот последний рубеж унижения, уже плюхнувшись на колени на прохладную кожу подставки. Потом пришлось перегнуться через ее верхнюю часть и предоставить лане Феликате затянуть ремешки на запястьях и талии. Ремешки на щиколотках были затянуты через несколкько секунд, и затянуты на совесть - ноги тут же начали неметь. Ремень на талии лана Феликата, наоброт, затянула не до конца ("поверти-ка голым задом да повопи-ка под лозой", вспомнила Мариэта).
Упомянутая часть тела, надо сказать, оказалась выставленной в воздух в позе - изобретатель подставки дело знал - столь же бесстыдной, сколь и беззащитной, столь же унизительной, сколь и удобной для наказания (но не для наказываемой - для взрослой девушки подставка была всё же чуть маловата). Вот назло не буду орать и не буду вертеться, без особой уверенности попыталась убедить себя Мариэта - в конце концов, я четвероюродная племянница принцессы Иоланты... или пятиюродная, это как считать... Ай!
Хлесткий удар оторвал ее от генеалогических сомнений, а начинавшийся озноб от сырости и страха растворился в огненном, жгущем, как расплавленный металл, жаре... вы понимаете, где.
Принцесса Иоланта, если верить известному описанию, продержалась без крика три удара. Ее четвероюродная - или пятиюродная - племянница выдержала на три или четыре удара больше. Справедливости ради, лана Феликата всё-таки не была заплечных дел мастером, но рука у нее, для женщины, была тяжелая (хотя про лану Эмилию говорили куда худшие вещи). Она хлестала свою подопечную размеренно, монотонно, без излишнего зверства, но очень чувствительно, каждый раз сдвигаясь всем корпусом, чтобы кончики прутьев впились в нежную кожу в чуть-чуть новом месте, и сопровождая каждый удар поучением, не менее хлестким, чем сам ожог розг:
- Не верти хвостом с парнями (хлесткий удар),
- Не позорь фамилию (хлесткий удар)
- Не позорь звание (хлесткий удар)
- Грешила с голым задом (хлесткий удар) - расплачивайся голым задом (хлесткий удар)
После дюжины ударов или около того, воображение у нее иссякло, и она начала повторять тот же набор поучений, предоставляя Катарине громко и, надо заметить, довольно весело считать удары. Особого значения это повторение не имело, поскольку Мариэта под конец не слышала ни счета, ни поучений за собственными жалобными воплями, но лана Феликата краем уха следила за счетом и cделала паузу после трех дюжин.
Мариэта попробовала отдышаться. Про туго затянутые ремешки на ногах она забыла, про тоже затянувшиеся - что и немудрено, поскольку Мариэта только что упорно пыталась разорвать прочную, толстую кожу, - ремешки на руках не задумывалась. Даже недостаточно туго затянутый ремешок на талии, позволявший ей при каждом ударе беспомощно вилять исполосованным задом, буквально оправдывая определение "вертихвостка", вылетел у нее из головы. Cейчас у Мариэты вообще не было ни рук, ни ног, ни талии, а было только место чуть пониже этой самой талии, где эти самые ноги начинаются, и была раскаленная сковородка, которую невозможно было от этого места оторвать. Потоки слез смыли почти всю пудру с её физиономии, отнеся злосчастную черную мушку со щеки ближе к губам, как паводок несет сорванную с причала лодку и швыряет на берег в десяти лигах ниже по течению.
- Ну что, вертихвостка? Будешь блудить, а? Будешь? Будешь? Каждый вопрос сопровождался ударом-напоминанием, который Катарина тут же громко считала, почти заглушая вопль Мариэты.
- Не буду, лана Феликата, не буду, не буду, не надо больше..., - вполне искренне проорала та, и тут же, сама удивляясь своей глупости и упрямству, добавила не менее искренне:
- А встречаться с ним - буду. Это не блуд - он у меня один, и я его люблю.
- Еще спорит, - судя по голосу, лана Феликата была скорее позабавлена, чем разозлена, но оставить такое проявление неповиновения без последствий не могла по должности, -
Вот тебе за наглость (хлесткий удар),
Вот тебе за нахальство (хлесткий удар),
Вот тебе за упрямство (хлесткий удар),
Удары эти были, пожалуй, чуть послабее первых, и всё-таки сковородка, вроде бы чуть-чуть, самую малость начавшая остывать, накалилась снова, и вопли Мариэты были вряд ли тише.
- Лана Феликата, - неожиданно пропела сзади Катарина, - а можно, я ей всыплю пару горячих?
Мариэта задохнулась от изумления и обиды, заглушивших даже боль, и лана Феликата, похоже, удивилась не меньше.
Ты? ТЫ? - у нее явно не было слов от возмущения. Ты... про себя подумай!! Видно, острастка не впрок, пока не твою задницу полосуют.. Видала я нахальство, но такое.... ну, дай мне только поймать тебя, Катарина!
Катарина, естественно, опять изобразила полное непонимание и искреннее недоумение, а лана Феликата вернулась к делу, и молча, не слушая счета, отвесила Мариэте последние крепкие полдюжины, коротко бросив под конец:
- Еще раз поймаю - влетит не так.
Философ и математик лано Эдуарде Ла Манта, - муж ланы Амалии, обучавшей Мариэту и других юных фрейлин иностранным языкам, - посвятил немало трудов соотношению чувств и разума, причем, как и положено философу эпохи Просвещения, превозносил разум и нападал на чувства.
Если бы он знал о том, что происходит сейчас, то был бы еще более убежден в своей правоте.
Мало того, что чувства привели к тому, что Мариэту только что пребольно высекли. Чувства упорно и глупо лгали ей, что кровь течет потоками по ее израненному телу, заливая подставку и пол, а разум - и память - напоминали о том, что лана Феликата великолепно умеет наказывать очень больно, но без особых последствий, - в чем Мариэта и убедилась без труда, когда ремешки расстегнули. И это, может быть, было обиднее и стыднее всего. Одно дело орать и извиваться, когда тебя бичуют в кровь, как принцессу Иоланту, тем более когда ты ее пятиюродная или шестиюродная родственница, а другое дело делать то же самое, когда тебя примерно наказывают пучком тоненьких розг, как школьницу, и через несколько недель и показать нечего...
-Любезные ланчи, разумеется, о том, что видели, - молчать, - с этим наставлением лана Феликата выставила девушек за порог, а сама задержалась на минуту в комнате. Это было маленькое облегчение - Мариэта (растиравшая распухшие запястья - теперь, когда боль в другом месте начала самую малость утихать, про них можно было вспомнить) почти ожидала, что её, как в детстве, заставят поцеловать розги и произнести дрожащим голосом "спасибо вам, лана Феликата, что вы меня наказали". Чувство облегчения от того, что боль уходит, было таким сильным, что она, пожалуй, сделала бы это без возражений, лишь бы её оставили в покое - геройства на сегодня хватит. Тем более, что если произнести фразу с ударением на "Вы", то она была бы вполне искренней, - попасться лане Эмилии было бы куда хуже. А уж что до выходки Катарины...
- Ты что, с ума сошла? - без обиняков спросила Мариэта уже в общем будуаре, более или менее восстановив слой пудры на лице - очень полезная вещь, если хочешь из только что высеченной девчонки вновь стать элегантной юной дамой.
- Мариэта, милочка, - пропела Катарина, прищурившись, - во-первых, лана Феликата так удивилась, что чуть было про тебя не забыла. Если бы я ее не отвлекла, тебе бы больше влетело. А во-вторых, тебя и правда еще сечь и сечь. Не за то, что трахаешься с Серши, а за то, что дура, сколько бы там языков ты ни знала. Сечь, пока не поумнеешь.
- Выбирай слова!
- А какими еще словами об этом говорить? Как с кавалером на балу? О нежных томлениях и мечтаниях под луной? Брось. Да нет, я не спорю, Серши очень милый мальчик, но, знаешь, ни один парень не стоит того, чтобы за него изображать принцессу Иоланту. А ты правда родственница?
- Седьмая вода на киселе.
- Лане Эмилии не проболтайся - она тебя со свету сживет, хоть седьмая, хоть восьмая.
- Ну, я не такая дура. Фамилия другая, герб другой...
- А Серши знает?
- Знает. Но Серши не Кедлер.
- Надеюсь, он хотя бы поцелует каждый рубец у тебя на попе.
- Поцелует... если застанет. Его на две недели на учения услали, за это время там мало что останется.
- Ну хоть так. А если не захочет, так я бы на твоем месте искала другого любовника.
- Я не хочу другого. Я хочу Серши. Я люблю его. Я за него замуж хочу.
- Я же говорю, дура, драть надо, пока не поумнеешь. Люблю - это одно, а замуж - другое. Замуж надо выходить за человека состоятельного, с хорошим титулом и глупого, и лучше старика. А потом изменять ему в свое удовольствие, вот и вся любовь. Мариэта, милочка, посмотри вокруг...
- Так ты Вито любишь или нет?
- Как тебе сказать... Вито симпатичный парень и отличный любовник ("Виталис Ла Страда не отступает перед вызовом ни на поле боя, ни на ложе страсти", - передразнила она, очень удачно изобразив голос Вито), - но если найду еще лучше, то отправлю его в отставку. А чтобы найти лучше, надо иногда пробовать... Замуж за него я не пойду - родом он, положем, ничего себе, но беден, как та самая мышь. И уж под розги за него точно не лягу.
- А то тебя спросят.
- Выкручусь. Мне везет.
***
Серши появился всего-то через неделю, раньше, чем ожидалось, но синих гвардейцев несколько суток держали в ночных караулах, а Мариэта была так занята, что перенести его отсутсвие было легче, чем она боялась. Близилось Рождество, а за ним новогодний маскарад, о котором Катарина, София, и многие другие девушки при дворе могли разговаривать часами. За маскарадное платье Катарины платил ее дядя, имения которого составляли заметную часть Рэншая, но слыша от Катарины о новых и новых украшениях, подвесках, геммах и браслетах, Мариэта начинала всерьез опасаться, что старый граф разорится. Для бесприданницы Мариэты платье шилось за счет Её Императорского Высочества, а это означало, что в действительности бюджетом распоряжалась лана Эмилия, в число достоинств которой щедрость не входила (на вопрос "а что, собственно, входило?" Мариэта, пожалуй, затруднилась бы ответить).
И даже это платье - при упоминании о котором Катарина снисходительно морщилась, а София переводила разговор на другую тему, - Мариэте приходилось честно отрабатывать. Юбилей Ее Императорского Высочества ожидался в середине января, поздравления приходили теперь уже десятками, бОльшая часть из них из Франции, с родины императрицы Шарлотты, но и тут среди отправителей попадались эмигранты-якобиты, которым считалось хорошим тоном отвечать по-английски, а это было специальностью Мариэты - лучшей ученицы ланы Амалии. Часть французской корреспонденции тоже приходилась на нее же, а кроме того, хватало и других дел. Мариэта не жаловалась. Она привыкла, что пост фрейлины - для какой-нибудь Катарины откровенная синекура, полная балов, развлечений и романов, - для бедной дворяночки, взятой на этот пост по протекции и почти из милости, может быть довольно хлопотным.
Когда Серши, наконец, освободился от ночных дежурств, самой Мариэте пять или шесть ночей было не до свидания по обычной в таких случаях причине, зато первая же ночь после того вознаградила обоих с лихвой. Ни Серши, ни Мариэта ни за что не стали бы отвечать на вопрос о том, было ли буквально выполнено требование Катарины поцеловать каждый из оставшихся к тому времени следов, и я тоже не стану выдавать эту маленькую тайну, но во всяком случае на следующее утро сочетание счастливой физиономии и плохо скрытых пудрой синяков под заспанными глазами выдало не очень привычную к конспирации Мариэту так явно, что лана Феликата вызвала ее к себе и без обиняков спросила:
- Опять за свое?
Катарина в такой ситуации сказала бы, что не понимает, о чем идет речь, но Мариэта привыкла к честности, а кроме того, знала, что у ланы Феликаты есть чувство справедливости - никаких доказательств проступка, кроме чистосердечного и добровольного признания, у нее ведь на этот раз не было, а в такой ситуации наказывать Мариэту было бы несправедливо. И Мариэта призналась без особого страха - в конце концов, она честно сказала, что и не собирается отказываться от своей любви.
- И памятка на одном месте не остановила?
- Не остановила, лана Феликата.
- И опять получить не боишься?
- Боюсь, лана Феликата, очень боюсь. Но... это сильнее.
- Значит, у тебя с ним всё-таки всерьез...
- Всерьез, лана Феликата.
- Ну что с тобой делать, вертихвостка, - вздохнула лана Феликата, - Ты понимаешь, чем рискуешь, а? Ты дворяночка, на Конопляный двор тебя в случае чего не потянут, но скандал будет, и отсюда тебя выгонят. У тебя хоть тетка какая-нибудь с имением в провинции есть, чтобы, если что, отослать тебя туда тихо на девять месяцев?
- Нету, - честно сказала Мариэта, - и своего имения тоже нету. Еще с прадедушкиных времен.
Ага, - опять вздохнула лана Феликата, - знаем мы таких. Есть герб, да нет ни ворот, чтобы им украсить, ни даже столового серебра, только носовые платки остались да гордость. Кстати, насчет герба. На вот, вертихвостка, и не теряй в следующий раз, - и она вытащила из ящика орехового бюро крохотную серебряную коробочку с гербом - подарок Серши ей, Мариэте. Герб на ней был, понятное дело, не семьи Мариэты, а семьи Серши.
- Откуда? - вспыхнула Мариэта.
- Выпало из платья, когда ты раздевалась в подвале, - откровенно объяснила лана Феликата, - а эти две раззявы не заметили. Скажи спасибо, а то... сама понимаешь.
- Спасибо... Спасибо, лана Феликата... Куда она там закатилась-то?
- А вот пойдем-ка, покажу. Заодно...
Это предложение Мариэте не очень понравилось, особенно последнее слово, но спорить она не могла. На этот раз ее отвели в подвал без сопровождающих, и оказалось, что угол, куда закатилась коробка, находился довольно далеко от подставки - круглое катится.
- Спасибо, лана Феликата, спасибо... можно, я пойду, - Мариэте очень хотелось уйти поскорее из этой негостеприимной комнаты... тем более, что лана Феликата подозрительно задержалась у кадки с розгами, а потом один из пучков как-то сам собой оказался у нее в руках...
- Погоди-ка, вертихвостка, - усмехнулась лана Феликата, - сначала давай-ка заголяйся.
Такого предательства Мариэта не ожидала, тем более, после того, как ей вернули единственную улику...
- Лана Феликата, зачем...?
- Зачем заголяться? Чтобы выдрать тебя хорошенько, конечно, зачем еще? Уговор - был?
Мариэта некстати вспомнила "Красную шапочку" в переводе ланы Амалии. Зачем большие зубы...
- Но я же призналась, лана Феликата, сама призналась...
- Да ты будешь слушаться, или нет? А ну, на подставку живо, а то добавлю!
Шутки кончились, и время для препирательств тоже. Задрать подол платья и сдернуть до колен панталоны было делом одной секунды, а расстегнуть шнуровку пришлось на этот раз самой лане Феликате. Мариэта машинально отметила, что в этот раз особого ритуала наказания не было - очевидно, торжественное раздевание в прошлый раз должно было произвести впечатление больше на зрительниц, чем на нее саму. Даже ремешками ей на этот раз пристегнули только руки - чтобы не было соблазна ими закрыться.
После этого Лана Феликата без долгих проволочек взялась за розги. А вместо нравоучений, в промежутках между ударами - хлесткими, но куда менее суровыми, чем в прошлый раз, как с удивленным облегчением отметила Мариэта, - в довольно откровенных выражениях объяснила своей подопечной общие основы того, что в наше время известно, как ритмический метод контрацепции. Может быть, отчасти именно поэтому она и придерживала руку - девушка должна была сохранить способность слушать и понимать.
- Ну, поняла, вертихвостка? - и лана Феликата отвесила Мариэте последний удар, на этот раз полновесный, для памяти, - пока что тебе везло, но везение всегда кончается.
- Понялаааа, - взвизгнула Мариэта, до этого момента стоически молчавшая.
- Ну-ка, давай проверим, - проворчала лана Феликата, расстегивая ремешки. Когда ты с ним встречаешься в следующий раз?
- Думала в среду, он раньше не может, а теперь получается... лана Феликата, это же сколько ждать? Мы столько не вытерпим, ни я, ни Серши... А как Катарина не залетает ?
- Хотела бы я это знать, - честно ответила лана Феликата, - или нет, не хотела бы. Я добрая католичка, и ты на самом деле тоже... значит, и не думай о таких вещах...
- Как тут не думать... долго ждать получается, лана Феликата...
- Под венец вам надо, - неожиданно серьезно ответила лана Феликата, - хоть и жалко будет с тобой расставаться, по правде тебе сказать. Тогда милуйтесь хоть каждую ночь напролет... Брак по любви - веселые ночи да скучные дни... И драть тебя тогда, между прочим, никто больше не сможет... кроме разве мужа.
Серши говорит, что не прочь на мне жениться, - шмыгнула носом Мариэта, подтягивая панталоны и морщась при этом, - только у меня приданого нет как нет, а его жалованья еле-еле на экипировку хватает... Капрал гвардии - почета много, денег мало. Да и свадьба должна быть какая-никакая - положение обязывает... Что нам делать-то, лана Феликата?
- Вот уж не знаю, - вздохнула лана Феликата, - а Самой в ноги броситься не думала?
- Она меня недолюбливает. Нет, это не то чтобы опала, но я ее боюсь, лана Феликата... Ничего хорошего не выйдет из этого.
***
Лана Феликата не была убеждена этим заявлением, и не далее как через неделю попробовала сама попросить императрицу Шарлотту за свою подопечную, причем заручилась для этого поддержкой ланы Амалии, у которой Мариэта была любимой ученицей. Увы, время для этого они выбрали не очень удачное - Её Императорское Высочество только что слушали очередной отчет о подготовке юбилейных торжеств, а кроме того, начинали страдать от головной боли. В таких случаях французский акцент становился особенно слышен - её Высочество, даже после сорока с лишним лет в Чалько, так и не привыкла к хишартскому r на месте французского l и всегда произносила, к примеру, blanc вместо branco, не говоря уже о пресловутых ударениях на последнем слоге.
- Холошо, - поморщилась императрица Шарлотта, потирая виски, - пеледайте графине Ла Хорн, что я велела... найти способ помочь ланчи Ла Верде.
- Спасибо, лана Феликата, спасибо, лана Амалия, - Мариэта не была особо разочарована, поскольку и не ожидала ничего путного, - только, лана Феликата, я одна к лане Эмилии не пойду... если я кого-нибудь еще больше боюсь, чем её Высочество, так это её...
***
Найти способ помочь? - о да, разумеется, я выполню указание её Высочества.
Лана Эмилия, насколько Мариэте было известно, никогда не улыбалась, да настоящая улыбка и странно смотрелась бы на её бледном, вытянутом лице, сохранившем и в шестьдесят без малого лет следы холодной, недоброй красоты, лице Королевы Снегов. Но тут Мариэте почудилось слабое подобие усмешки.
- К сожалению, все имеющиеся фонды заняты новогодними, а затем юбилейными торжествами. Я, разумеется, обращусь к министру финансов Его Величества, но не питаю больших надежд - предстоящая экспедиция в Текрур, первая со времен императора Иоахима... Кстати, ланчи Ла Верде... правда ли, что Вы в родстве... она некоторое время колебалась, выбирая выражение, и, после некоторой паузы закончила почти спокойно, но что-то в звуке её голоса заставило Мариэту вздрогнуть, - с семейством Ла Торрес?
- В дальнем, лана Эмилия (кто сказал ей? Кто? Кто?!!)
- Не беспокойтесь, ланчи Ла Верде, дело прошлое, я не помню старых обид...
Мариэта немедленно вспомнила слова ланы Амалии: когда люди говорят "дело не в деньгах, а в принципе", это значит, что дело в деньгах, а когда говорят "я не помню старых обид", это означает, что они ничего не забыли и забывать не собираются.
- Я не помню старых обид, и я помогу Вам. Лана Феликата информировала меня, что Вы, ланчи Ла Верде, были замечены... в поведении, не подобающем фрейлине Ее Высочества, и даже были наказаны за это. Я помогу Вам, ланчи Ла Верде, в первую очередь тем, что твердо обещаю Вам: если Вы будете пойманы за... неподобающими занятиями еще раз, я накажу Вас сама. Лана Феликата человек доброй души, и иногда ее доброта... может быть излишней (лана Феликата вспыхнула, но не решилась возражать). Надеюсь, это обещание поможет Вам справиться с соблазнами до поры, до времени.
- Что до Ваших мат-ри-мо-ни-альных планов, ланчи Ла Верде, то я уже помогаю Вам. Я, как Вам известно, позаботилась о том, чтобы Вы имели возможность принять участие в новогоднем маскараде. Ваше платье уже почти готово. В этом году, как Вам, возможно, известно, маскарад будет особенный. Его Императорское Высочество Принц Юлиан по традиции выберет Королеву Бала и наградит её венцом. В этом году, в преддверии юбилея Её Императорского Высочества Вдовствующей Иператрицы-Матери, венец будет весьма ценным - насколько мне известно, это проходит по смете юбилейных торжеств. Вам, ланчи Ла Верде, дается шанс стать Королевой Бала и выиграть приз.
- Как и любой девушке на балу, лана Эмилия....
- Любая, или почти любая, другая девушка, которая будет на балу, платит за свое платье сама, точнее, это делает ее семья, ланчи Ла Верде. Вы же должны благодарить за этот шанс Ее Императорское Высочество... Впрочем, не только её. Насколько я знаю, самой идеей мы обязаны нашей уважаемой лане Амалии, точнее, одной из сказок, которые она только что так замечательно перевела. Его Высочество от этой сказки в восторге.
Лана Амалия сдержанно поклонилась и даже коротко поблагодарила за похвалу, но Мариэта не заблуждалась - она отлично знала, что две почтенные дамы терпеть не могут друг друга, несмотря на отдаленное сходство имен. Засим настала пора прощаться.
***
Прошло Рождество. В те годы его празднование включало куда больше богослужений, чем сейчас, и куда меньше веселья и подарков, тем более, что в Хишарте, по пришедшему с Иберийского полуострова обычаю, подарки дарятся не в Рождество и даже не в Новый Год, а пятого января, на Эпифанию. На бесконечной торжественной мессе Мариэта, привычно повторяя знакомую с детства латынь, искала глазами Серши (великолепного в парадном синем плаще с перевязью), ожидая возможности передать ему спрятанную в рукаве записку с датой следующего свидания и просьбой быть осторожным втройне. Возможность представилась уже на выходе из дворцовой церкви. Как водится, Мариэта небрежно уронила записку на пол у последней церковной скамьи (как раз под фигуркой веселого черта под сиденьем - поскольку на сиденье садятся не очень уважаемым местом, то фигура черта в таком месте допускается даже в церкви), откуда Серши должен был столь же небрежно подобрать ее. В данном случае, однако, делать это пришлось не небрежно, а, напротив, торопливо, и торопиться у Серши были все основания. Если бы он не подобрал записку, то секундой позже это сделала бы лана Эмилия, устремившаяся к ней со всех ног непонятно откуда - Мариэта была уверена, что видела ее за мгновение до того на безопасном расстоянии.
Мариэта не могла поручиться, что именно лана Эмилия успела разглядеть - видела ли она, к примеру, что записку уронила именно она, Мариэта. Во всяком случае, лана Эмилия с каменным лицом кивнула на преувеличенно вежливый поклон прячущего записку Серши и ни слова не сказала Мариэте... до поры до времени.
Утром следующего дня она разбудила Мариэту ни свет, ни заря стуком в дверь, и была очевидно разочарована, не обнаружив в комнате никого, кроме ее законной обитательницы. Мариэту всю ночь мучили кошмары, так что увидев, кто удостоил её визитом, она в первый момент не была уверена, что окончательно проснулась и, возможно, только поэтому не упала в обморок.
Чуть-чуть оправившись от испуга, девушка нашла в себе смелость полюбопытствовать слегка дрожащим голосом, чему она обязана столь ранним визитом - хотя, разумеется, знала ответ, и знала, что лане Эмилии это прекрасно известно.
- Вы мне понадобитесь, ланчи Ла Верде, - коротко ответила гостья, прежде чем исчезнуть (Мариэта готова была поклясться, что она оставила после себя запах серы) - зайдите ко мне после завтрака.
Мариэта очень надеялась привести с собой лану Амалию или, на худой конец, лану Феликату, но не нашла ни ту, ни другую. Лана Эмилия, впрочем, держалась, на первый взгляд, не особо враждебно. Начав с обычного уверения, что маскарадное платье почти готово (оно было "почти готово" уже две недели, а до бала оставалось всего-то четыре-пять дней), лана Эмилия пожаловалась на сезонную простуду, от которой даже во дворце страдало немало народа (поговаривали, что даже Его Величество Император Юлиан Второй может лишь коротко появиться на новогоднем балу), после чего немедленно выставила на стол здоровенную коробку с корреспонденцией:
- Боюсь, ланчи Ла Верде, что Вам придется выполнить одно последнее маленькое поручение до бала. Все эти письма требуют срочного ответа, часть из них подлежат отправке за границу, часть внутренние, но мои помощницы, которые обычно занимаются таковыми, болеют. Я поручаю Вам ответить на письма, и надеюсь, что Вы успеете сделать это в Старом Году - не годится переносить в Новый Год заботы старого. Для начала Вам придется рассортировать их, к сожалению, тут смешаны письма на нескольких языках, не считая хишартского..
- Но, лана Эмилия, тут работы на добрых две недели... а что до писем за границу, то ни один корабль в порту Чалько всё равно не поднимет якорь по крайней мере до Эпифании... зимние шторма...
- Ланчи Ла Верде, Вы ведь хотите попасть на бал? Я... очень надеюсь, что Вы меня не подведете. Всего хорошего...
Мариэта готова была поручиться, что опять уловила на лице собеседницы ту самую еле уловимую усмешку.
***
- Смотри-ка, даже рассортировать. Совсем как зерна в сказке. А про девять розовых кустов она ничего не говорила?
- Лана Амалия, Вам смешно, а мне плакать хочется. Да, я понимаю, что это очень похоже на "Золушку"... только у меня уже есть принц, но нет феи-крестной.
- А вот это мы посмотрим, Мариэта. Я не фея, но я попробую... сыграть ее роль. Для начала, должна тебя огорчить: с Серши тебе несколько дней лучше не видеться. Ты сама знаешь, что за человек лана Эмилия. Тем более, ты должна знать про нее и про... а ты как-никак родственница, хотя и дальняя. Но ведь более близких не осталось, насколько я знаю... Она тебе этого не забудет.
- Так Вы знаете, лана Амалия?
- Почти все знают, Мариэта. Тебе, кстати, никто не говорил, что ты похожа на нее.. на свою родственницу?
- Ну хоть Вы не издевайтесь, лана Амалия, - вспыхнула Мариэта, - Катарина и так всё время подкалывает! Да там, если хотите знать, всё давно зажило...(про недавнюю добавку она умолчала, разумеется).
- Да я не о том, дуреха. Лицом, лицом похожа. И фигурой тоже, между прочим.
- А откуда Вы знаете, как она выглядела? Все портреты как сняли тогда, тридцать лет назад, так и не вернули на место. А Вас ведь тогда еще не было в Хишарте, лана Амалия.
- Сейчас разговор не обо мне, а о лане Эмилии. Так вот, она из кожи вон вылезет, чтоы поймать тебя, и тогда то, что зажило...
Мариэта вздрогнула.
- Вот-вот. И записок ему больше не передавай... ну хотя бы несколько дней. Я сама ему скажу. Видишь ли, когда-то очень давно, почти сорок лет назад, лана Эмилия уже... заметила одну записку, и от этого... произошло много бед. Не надо давать ей возможности повторить...
- Я не знаю, о чем Вы говорите, лана Амалия.
- Я тоже далеко не всё знаю, Мариэта. Но не в этом дело. Давай-ка для начала посмотрим твои письма. Так, эти по-хишартски, их сюда, слава Богу, их большинство.. эти по-французски, тут пара английских, это мы умеем... что ж, Золушка, пойдем знакомиться с нашими белыми мышами.
"Белые мыши" оказались дюжиной девочек и девушек лет четырнадцати-шестнадцати, из которых Мариэта немного знала только Леону - младшую дочку ланы Амалии (старшие были уже замужем).
Это только мои лучшие ученицы, - тихо объяснила лана Амалия, - остальные на каникулах. Им достаточно объяснить в общих чертах, что писать, а с остальным они разберутся... а мы проверим. А иностранными письмами мы с тобой займемся сами, - после чего, уже громко, обратилась к "белым мышам":
- Любезные ланчи, в ближайшие дни уроков не будет. Мне нужна ваша помощь в добром деле...
***
Похоже, что кто-то успел сообщить лане Эмилии о том, что у Золушки появилась фея-крестная. Во всяком случае она восприняла выполненную работу как должное, не выразив никакого удивления, сказала что-то не очень лестное по поводу почерка и, наконец, всё с той же тенью усмешки на губах, произнесла внешне ровным, ничего не выражавшим голосом:
- Что ж, ланчи Ла Верде, вот Ваш билет на маскарад, а швея ждет Вас у ланы Феликаты - Ваше платье готово.
Мариэта уже имела некоторое представление о том, что она должна увидеть, после последнего визита к швее для примерки. Она не ожидала ничего особенно выдающегося, и не обманулась. Катарина и София были правы, и ее предчувствия - тоже. Да, это было платье. Это было платье, приличное для девицы из благородного, но небогатого рода. Это было платье, в котором прилично показаться на новогоднем маскараде - и, вероятнее всего, простоять весь вечер у стенки, ожидая приглашения на танец.
О том, чтобы девушке, пришедшей на бал в этом платье, быть замеченной среди двух сотен других и стать Королевой Бала, не могло быть и речи.
Лана Феликата, не посвященная в планы Мариэты, не ожидала, конечно, восторженной реакции, но всё-таки была несколько разочарована вытянувшейся физиономией девушки и даже сделала Мариэте выговор за неблагодарность.
I место на Ежегодном Литературном Конкурсе ПиН-2011
Expat
Вертихвостка
- Кстати, о красавицах. Лана Амалия переводит господина Перо, - Мариэта перевернулась на бок и поцеловала Серши в щеку.
- Не волнуйся. Ты лучше всех cказочных принцесс, - сообщил Серши, - только они, наверное, не кусались (за полчаса до того Мариэта действительно нечаянно укусила его за голое плечо, хотя ее вины в этом не было), - а что это она вдруг переводит с французского? Она же, говорят, англичанка родом... хотя по произношению не скажешь, как всю жизнь в Чалько жила.
- Она все языки знает, по-моему. За спиной лано Эдуарде все говорят, что в их семье главная ученая она, а он только перепевает господ Лейбница и Декарта... Серши, тебе пора - скоро третья стража. Тебе нужно добраться до вашей половины.
- Не волнуйся, я буду не один, - даже в темноте было очевидно, что Серши улыбается, - Вито уйдет от Катарины не раньше, чем через полчаса, не говоря уже о Софии и Санши.. Дозорные всегда в таких случаях смотрят в сторону, если им совсем уж на голову не свалиться. А завтра прощай на две недели...
- Софии двадцать один. Её если и поймают, то ничего серьезного ей не будет, даже если на лану Эмилию нарвется. Катарина везучая, она никогда не попадется. А в дозоре сегодня красные гвардейцы, там этот Ла Морета, он как синий плащ увидит... Серши, ты осторожно, лана Феликата уже присматривается...
- Успею, - Серши притянул Мариэту к себе, и вся её собственная осторожность выскочила у нее из головы через две секунды.
...
Обычно Мариэта выглядывала из окна или даже выходила на балкон, прежде чем выпустить Серши. Но в этот раз за окном был такой дождь и такой ветер, а ночь выдалась такая бурная не только в буквальном смысле, что на бедную Мариэту напала просто непобедимая истома - не только выйти на балкон, но и встать с постели было совершенно невозможно. Она смутно видела в предрассветной полутьме, как Серши одевался, уже в полусне поцеловала его на прощание, когда он наклонился над постелью, чуть не стукнувшись о cтолбик балдахина, и краем глаза проследила, как он выходит, запахнув плащ, на балкон, чтобы спуститься, как водится, по водосточной трубе. Голоса и топот на улице Мариэта услышала уже сквозь сон и - ошибочно - отнесла на счет не слишком приятного сновидения.
Когда лана Феликата постучала в её дверь четверть часа спустя, Мариэта не сразу поняла, что происходит, и пока она спросонья искала ночную рубашку, лана Феликата открыла дверь собственным ключом. Из последующего монолога, в котором слово "вертихвостка" фигурировало рефреном, Мариэта смогла заключить, что Серши свалился, как он сам нечаянно предсказал, более или менее прямо на голову патрулю, укрывшемуся под балконом от дождя (и потому невидимому сверху), что сам Серши успел удрать под арку, ведущую к половине Его Величества, но зато караульные прекрасно заметили, с какого балкона он спустился. На балкон вела не одна дверь, и Мариэта приготовилась всё отрицать, но лана Феликата знала про каждую из фрейлин Вдовствующей Императрицы-Матери Шарлотты Орлеанской больше, чем сама девушка о себе. А потому, не тратя времени и даже не спрашивая Мариэту, почему та спит обнаженной и почему дверь на балкон не заперта, она попросту откинула одеяло и указала покрасневшей Мариэте на состояние простыни. После этого запираться было невозможно.
- Ну хоть время вы тут, я смотрю, даром не теряли, - ворчливо прокомментировала лана Феликата, явно довольная тем, что интуиция не подвела её, - будет за что страдать. Радуйся, вертихвостка, что тебя не лана Эмилия поймала. Так уж и быть, не буду тебя допрашивать, кто твой красавчик, я и так догадываюсь, а ты все равно не скажешь (не скажу, мысленно согласилась Мариэта), - но вот всыплю тебе завтра, уж не обессудь, как следует. Так что мой тебе добрый совет: спи на спине, пока не больно.
Спать после такого доброго совета не получилось ни на спине, ни как-нибудь иначе, тем более, что от ночи осталось не так и много. Утром Мариэта с трудом скрыла под пудрой синяки под глазами, поправила заодно куаферную башню и, из чистого отчаянного упрямства, наклеила черную мушку по-прежнему на правую щеку - предмет страсти есть, и она, Мариэта Ла Верде, не собирается этого скрывать, что бы ей, Мариэте, ни пришлось за это вытерпеть. Это пусть Катарина носит мушку на левой щеке, хотя про нее и Вито только нелюбопытный не знает. А до того - про нее и Санши. А до того - про нее и Артура. А до того - про нее и... долго перечислять...
Ее Императорское Высочество всё утро была в прескверном настоении, Мариэта старалась не попадаться ей на глаза без необходимости, и при первой возможности сама напросилась на работу - отвечать на несколько рано прибывших поздравлений от разных английских, а по большей части шотландских, дворян среднего уровня и даже нескольких негоциантов из числа поставщиков двора. Дело требовало политеса и тонкого знания языка, так что уроки ланы Амалии пришлись как нельзя кстати. Во-первых, разумеется, ответ должен был быть вежливым и благожелательным, но не опускаться до панибратства. Особенно такой ответ (по счастью, их была всего пара), который Её Императорское Высочество должна была просмотреть и собственноручно завизировать, - если ранг адресата позволял Мариэте поставить собственную подпись фрейлины, можно было быть чуть посвободнее. Во-вторых, до юбилея Вдовствующей императрицы-матери, ожидаемого в январе, оставалось несколько недель, то есть поздравления прибыли несколько рано, что было естественно, учитывая скорость и регулярность тогдашней почты, но и слегка рискованно, учитывая уже немолодой возраст императрицы Шарлотты. Желательно было оттенить это тоном послания, не опускаясь в то же время до откровенной нотации. В-третьих, нелюбовь Вдовствующей императрицы, француженки по происхождению, к Ганноверской династии была отлично известна. Следовательно, любой поздравивший её с берегов Альбиона был, вероятнее всего, более или менее скрытым якобитом, - а значит, ответить надлежало так, чтобы, с одной стороны, оценить этот акт гражданской смелости, а с другой, не делать этого слишком явно, чтобы у адресата в случае чего не было серьезных неприятностей.
***
Кстати, о серьезных неприятностях. Увлекшись делом, благословляя уроки ланы Амалии и стараясь не замечать откровенно насмешливых взглядов время от времени заглядывавшей в комнату Катарины, Мариэта смогла, наконец, забыть о собственной неумолимо приближающейся серьезной непрятности. Увы, лана Феликата о ней не забыла. В конце дня, как раз когда Мариэта присыпала песочком последнее письмо, лана Феликата появилась в комнате с необычно строгим видом и почему-то в сопровождении Катарины и маленькой Грациэлы.
- Любезные ланчи, - наедине лана Феликата выдерживала со своими подопечными манеру скорее не начальницы, а строгой, но в сущности доброй, тети, но, когда считала это необходимым, вспоминала свой титул гофмейстерины и пыталась - обычно ненадолго - напустить на себя официальный вид. Впрочем, даже в таких случаях до холодной недосягаемости ланы Эмилии ей было далеко. И неудивительно - лана Феликата была из старинного, но захудалого и обедневшего рода, как, собственно, и сама Мариэта, а лана Эмилия происходила ни больше, ни меньше как из императорского дома Элаидов, пусть и по боковой и несколько щекотливой ветви, и к тому же была в молодости хороша собой, так что если бы не некоторые обстоятельства, судьба ее вполне могла сложиться совсем иначе... Словом, для ланы Феликаты положение гофмейстерины было верхом жизненного успеха и неслыханной удачей, а для ланы Эмилии (унаследовавшей пост от своей двоюродной тетки, на которую, как говорили старики, сделалась с возрастом очень похожа) - сокрушительным поражением, источником горечи и стыда, которые она в свою очередь регулярно вымещала на шкурах (иногда в прямом смысле) попавшихся ей под руку бедняжек вроде Мариэты. Лана Феликата, впрочем, тоже могла быть строгой:
- Любезные ланчи, я попрошу вас следовать за мной.
- Лана Феликата, а куда...? - не удержалась Грациэла
- Ланчи Мариэту сегодня придется наказать, - охотно ответила лана Феликата, оттенив голосом последнее слово, - а вас и ланчи Катарину я попрошу при этом присутствовать.
- За что её наказывать? - по невинному выражению лица и, по обыкновению, чуть напевающему голосу Катарины было непонятно, притворяется она или действительно не понимает, - она, бедняжка, весь день над письмами корпела, как будто у молодой дамы при дворе нет лучше занятия...
- Не за то, что она делала днем, а за то, что делала ночью, - отрезала лана Феликата, - а некоторым не помешает...
- Лана .Феликата, - Мариэта, забыв обо всём, бухнулась на колени, - пожалуйста, наказывайте меня, как хотите, только свидетелей - не надо. Пожалуйста, пожалуйста...
- Э нет, вертихвостка, - лана Феликата сменила официальный тон на свое обычное домашнее ворчание, - чтобы наказание подействовало, это должно быть не только больно. Это должно быть стыдно. Раз ты уже гуляла с парнем, значит, заголяться перед женщиной наедине тебе тем более стыдно не будет. А вот поверти-ка голым задом, да повопи под лозой, да поплачь, что больше не будешь, перед подругами... может, и подумаешь в другой раз, прежде чем хвостом вертеть. А кое-кому здесь не помешает напомнить, что бывает с теми, кто... озорничает по ночам, - она повысила голос и бросила косой взгляд на Катарину. Катарина выдержала этот взгляд, как фехтовальщик выдерживает прямой выпад противника, не отводя глаз и всем видом выражая свою полную невинность и абсолютную абсурдность даже малейшего предположения, что тонкий, как кирпич в окно, намек может относиться к ней. Положительно, её нахальству можно было только завидовать. Зато Грациэла покраснела мучительно, всей кожей, так, что румянец стал виден на её курносой физиономии даже сквозь толстый слой румян и пудры. Похоже, что лана Феликата знала или подозревала что-то, что было неизвестно Мариэте (и Катарине, кажется, тоже). Вряд ли Грациэла в свои шестнадцать с небольшим успела... скорее, в этом случае имел место пушечный выстрел поперек курса (английское выражение, которое Мариэта слышала от ланы Амалии), то есть лана Феликата пыталась предупредить возможную беду в зародыше. А значит, похоже, что ей, Мариэте, придется несладко, раз из ее наказания делают острастку для одной подруги и напоминание для другой. Впрочем, маленькая надежда еще оставалась. Будь на месте ланы Феликаты лана Эмилия, всё было бы действительно потеряно. Но с ланы Феликаты могло статься, в манере средневековых инквизиторов из числа более гуманных, привести преступника в камеру пыток, продемонстрировать ему орудия дознания, добиться признания и раскаяния и удовлетвориться этим (на костер такие гуманисты, по крайней мере в Хишарте, посылали только упрямствовавших в ереси).
Комната, куда лана Феликата вела девушек длинными коридорами, постепенно спускавшимися вниз, действительно была, по сути, камерой пыток. Начать с того, что комната была полуподвальная (лана Феликата долго возилась с ключами, пока Мариэта стояла, опустив взгляд и стараясь не смотреть на подруг), с толстыми стенами и крошечным окошком, откуда крики не разносились по остальному дворцу. Запах этой комнаты Мариэта помнила очень хорошо, хотя последний раз была здесь пару лет назад, когда ей не было и пятнадцати - в тот раз повод для этого был куда более невинный. Пахло погребной сыростью, пахло сырой кожей от хорошо известной всем маленьким пажам и юным фрейлинам во дворце подставки-козлика, красовавшейся посредине комнаты, а главное - пахло прутьями, отмокавшими в кадках у стены. Флора Хишарты богата кустарником, пригодным для розог, и у веток каждой породы - свой запах. Слава Богу, хотя бы из ведра, стоявшего в стыдливо занавешенном закутке, пока не пахло - похоже, сегодня они тут первые.
Ну, что стоишь, вертихвостка? Платье и корсет - на кресло, - скомандовала лана Феликата, - девушки (официальное "ланчи" она, очевидно, потеряла по дороге), помогите со шнуровкой.
Раздеться самой у Мариэты, пожалуй, и не получилось бы - руки уже начинали предательски дрожать. Катарина, напротив, явно относилась к предстоящему не как к острастке, а как к интересному представлению, которое она явно скорее предвкушала, чем боялась (тоже мне, подруга называется, мелькнуло в голове у Мариэты). Она одна (Грациэла стушевалась и забилась в угол) быстро и сноровисто помогла Мариэте раздеться до рубашки и панталон, при этом тихо сказав ей что-то, чего Мариэта не поняла. Нет, звуки она слышала прекрасно, но в слова эти звуки почему-то не складывались. Хорошо, что дальнейшая команда ланы Феликаты была понятна и без слов - та просто указала Мариэте на ведро за занавеской. Порядок действий был, надо признаться, правильный - воспользоваться ведром было удобнее, уже сняв длинное платье. Еще поколение назад проблем бы не было, но панталоны - изобретение последнего десятилетия - несколько усложняли задачу, несмотря на удобный разрез сзади.
Даже выходя из-за занавески и даже видя в руках у ланы Феликаты пучок мокрых, тоненьких прутьев из ближайшей кадки (значит, как маленькую девочку... лана Эмилия, как говорят, признает только длинные, тяжелые одиночные прутья), Мариэта еще надеялась в глубине души, что ее постращают заодно с подругами и простят, но лана Феликата была настроена решительно. Подкрепив свои слова свистящим взмахом прутьев, она уничтожила последние надежды Мариэты хрестоматийным приказом:
- Ну что ж, вертихвостка - спускай панталоны. А вы - короткий кивок в сторону остальных двух, - будете считать.
Мариэта предпочла перейти этот последний рубеж унижения, уже плюхнувшись на колени на прохладную кожу подставки. Потом пришлось перегнуться через ее верхнюю часть и предоставить лане Феликате затянуть ремешки на запястьях и талии. Ремешки на щиколотках были затянуты через несколкько секунд, и затянуты на совесть - ноги тут же начали неметь. Ремень на талии лана Феликата, наоброт, затянула не до конца ("поверти-ка голым задом да повопи-ка под лозой", вспомнила Мариэта).
Упомянутая часть тела, надо сказать, оказалась выставленной в воздух в позе - изобретатель подставки дело знал - столь же бесстыдной, сколь и беззащитной, столь же унизительной, сколь и удобной для наказания (но не для наказываемой - для взрослой девушки подставка была всё же чуть маловата). Вот назло не буду орать и не буду вертеться, без особой уверенности попыталась убедить себя Мариэта - в конце концов, я четвероюродная племянница принцессы Иоланты... или пятиюродная, это как считать... Ай!
Хлесткий удар оторвал ее от генеалогических сомнений, а начинавшийся озноб от сырости и страха растворился в огненном, жгущем, как расплавленный металл, жаре... вы понимаете, где.
Принцесса Иоланта, если верить известному описанию, продержалась без крика три удара. Ее четвероюродная - или пятиюродная - племянница выдержала на три или четыре удара больше. Справедливости ради, лана Феликата всё-таки не была заплечных дел мастером, но рука у нее, для женщины, была тяжелая (хотя про лану Эмилию говорили куда худшие вещи). Она хлестала свою подопечную размеренно, монотонно, без излишнего зверства, но очень чувствительно, каждый раз сдвигаясь всем корпусом, чтобы кончики прутьев впились в нежную кожу в чуть-чуть новом месте, и сопровождая каждый удар поучением, не менее хлестким, чем сам ожог розг:
- Не верти хвостом с парнями (хлесткий удар),
- Не позорь фамилию (хлесткий удар)
- Не позорь звание (хлесткий удар)
- Грешила с голым задом (хлесткий удар) - расплачивайся голым задом (хлесткий удар)
После дюжины ударов или около того, воображение у нее иссякло, и она начала повторять тот же набор поучений, предоставляя Катарине громко и, надо заметить, довольно весело считать удары. Особого значения это повторение не имело, поскольку Мариэта под конец не слышала ни счета, ни поучений за собственными жалобными воплями, но лана Феликата краем уха следила за счетом и cделала паузу после трех дюжин.
Мариэта попробовала отдышаться. Про туго затянутые ремешки на ногах она забыла, про тоже затянувшиеся - что и немудрено, поскольку Мариэта только что упорно пыталась разорвать прочную, толстую кожу, - ремешки на руках не задумывалась. Даже недостаточно туго затянутый ремешок на талии, позволявший ей при каждом ударе беспомощно вилять исполосованным задом, буквально оправдывая определение "вертихвостка", вылетел у нее из головы. Cейчас у Мариэты вообще не было ни рук, ни ног, ни талии, а было только место чуть пониже этой самой талии, где эти самые ноги начинаются, и была раскаленная сковородка, которую невозможно было от этого места оторвать. Потоки слез смыли почти всю пудру с её физиономии, отнеся злосчастную черную мушку со щеки ближе к губам, как паводок несет сорванную с причала лодку и швыряет на берег в десяти лигах ниже по течению.
- Ну что, вертихвостка? Будешь блудить, а? Будешь? Будешь? Каждый вопрос сопровождался ударом-напоминанием, который Катарина тут же громко считала, почти заглушая вопль Мариэты.
- Не буду, лана Феликата, не буду, не буду, не надо больше..., - вполне искренне проорала та, и тут же, сама удивляясь своей глупости и упрямству, добавила не менее искренне:
- А встречаться с ним - буду. Это не блуд - он у меня один, и я его люблю.
- Еще спорит, - судя по голосу, лана Феликата была скорее позабавлена, чем разозлена, но оставить такое проявление неповиновения без последствий не могла по должности, -
Вот тебе за наглость (хлесткий удар),
Вот тебе за нахальство (хлесткий удар),
Вот тебе за упрямство (хлесткий удар),
Удары эти были, пожалуй, чуть послабее первых, и всё-таки сковородка, вроде бы чуть-чуть, самую малость начавшая остывать, накалилась снова, и вопли Мариэты были вряд ли тише.
- Лана Феликата, - неожиданно пропела сзади Катарина, - а можно, я ей всыплю пару горячих?
Мариэта задохнулась от изумления и обиды, заглушивших даже боль, и лана Феликата, похоже, удивилась не меньше.
Ты? ТЫ? - у нее явно не было слов от возмущения. Ты... про себя подумай!! Видно, острастка не впрок, пока не твою задницу полосуют.. Видала я нахальство, но такое.... ну, дай мне только поймать тебя, Катарина!
Катарина, естественно, опять изобразила полное непонимание и искреннее недоумение, а лана Феликата вернулась к делу, и молча, не слушая счета, отвесила Мариэте последние крепкие полдюжины, коротко бросив под конец:
- Еще раз поймаю - влетит не так.
Философ и математик лано Эдуарде Ла Манта, - муж ланы Амалии, обучавшей Мариэту и других юных фрейлин иностранным языкам, - посвятил немало трудов соотношению чувств и разума, причем, как и положено философу эпохи Просвещения, превозносил разум и нападал на чувства.
Если бы он знал о том, что происходит сейчас, то был бы еще более убежден в своей правоте.
Мало того, что чувства привели к тому, что Мариэту только что пребольно высекли. Чувства упорно и глупо лгали ей, что кровь течет потоками по ее израненному телу, заливая подставку и пол, а разум - и память - напоминали о том, что лана Феликата великолепно умеет наказывать очень больно, но без особых последствий, - в чем Мариэта и убедилась без труда, когда ремешки расстегнули. И это, может быть, было обиднее и стыднее всего. Одно дело орать и извиваться, когда тебя бичуют в кровь, как принцессу Иоланту, тем более когда ты ее пятиюродная или шестиюродная родственница, а другое дело делать то же самое, когда тебя примерно наказывают пучком тоненьких розг, как школьницу, и через несколько недель и показать нечего...
-Любезные ланчи, разумеется, о том, что видели, - молчать, - с этим наставлением лана Феликата выставила девушек за порог, а сама задержалась на минуту в комнате. Это было маленькое облегчение - Мариэта (растиравшая распухшие запястья - теперь, когда боль в другом месте начала самую малость утихать, про них можно было вспомнить) почти ожидала, что её, как в детстве, заставят поцеловать розги и произнести дрожащим голосом "спасибо вам, лана Феликата, что вы меня наказали". Чувство облегчения от того, что боль уходит, было таким сильным, что она, пожалуй, сделала бы это без возражений, лишь бы её оставили в покое - геройства на сегодня хватит. Тем более, что если произнести фразу с ударением на "Вы", то она была бы вполне искренней, - попасться лане Эмилии было бы куда хуже. А уж что до выходки Катарины...
- Ты что, с ума сошла? - без обиняков спросила Мариэта уже в общем будуаре, более или менее восстановив слой пудры на лице - очень полезная вещь, если хочешь из только что высеченной девчонки вновь стать элегантной юной дамой.
- Мариэта, милочка, - пропела Катарина, прищурившись, - во-первых, лана Феликата так удивилась, что чуть было про тебя не забыла. Если бы я ее не отвлекла, тебе бы больше влетело. А во-вторых, тебя и правда еще сечь и сечь. Не за то, что трахаешься с Серши, а за то, что дура, сколько бы там языков ты ни знала. Сечь, пока не поумнеешь.
- Выбирай слова!
- А какими еще словами об этом говорить? Как с кавалером на балу? О нежных томлениях и мечтаниях под луной? Брось. Да нет, я не спорю, Серши очень милый мальчик, но, знаешь, ни один парень не стоит того, чтобы за него изображать принцессу Иоланту. А ты правда родственница?
- Седьмая вода на киселе.
- Лане Эмилии не проболтайся - она тебя со свету сживет, хоть седьмая, хоть восьмая.
- Ну, я не такая дура. Фамилия другая, герб другой...
- А Серши знает?
- Знает. Но Серши не Кедлер.
- Надеюсь, он хотя бы поцелует каждый рубец у тебя на попе.
- Поцелует... если застанет. Его на две недели на учения услали, за это время там мало что останется.
- Ну хоть так. А если не захочет, так я бы на твоем месте искала другого любовника.
- Я не хочу другого. Я хочу Серши. Я люблю его. Я за него замуж хочу.
- Я же говорю, дура, драть надо, пока не поумнеешь. Люблю - это одно, а замуж - другое. Замуж надо выходить за человека состоятельного, с хорошим титулом и глупого, и лучше старика. А потом изменять ему в свое удовольствие, вот и вся любовь. Мариэта, милочка, посмотри вокруг...
- Так ты Вито любишь или нет?
- Как тебе сказать... Вито симпатичный парень и отличный любовник ("Виталис Ла Страда не отступает перед вызовом ни на поле боя, ни на ложе страсти", - передразнила она, очень удачно изобразив голос Вито), - но если найду еще лучше, то отправлю его в отставку. А чтобы найти лучше, надо иногда пробовать... Замуж за него я не пойду - родом он, положем, ничего себе, но беден, как та самая мышь. И уж под розги за него точно не лягу.
- А то тебя спросят.
- Выкручусь. Мне везет.
***
Серши появился всего-то через неделю, раньше, чем ожидалось, но синих гвардейцев несколько суток держали в ночных караулах, а Мариэта была так занята, что перенести его отсутсвие было легче, чем она боялась. Близилось Рождество, а за ним новогодний маскарад, о котором Катарина, София, и многие другие девушки при дворе могли разговаривать часами. За маскарадное платье Катарины платил ее дядя, имения которого составляли заметную часть Рэншая, но слыша от Катарины о новых и новых украшениях, подвесках, геммах и браслетах, Мариэта начинала всерьез опасаться, что старый граф разорится. Для бесприданницы Мариэты платье шилось за счет Её Императорского Высочества, а это означало, что в действительности бюджетом распоряжалась лана Эмилия, в число достоинств которой щедрость не входила (на вопрос "а что, собственно, входило?" Мариэта, пожалуй, затруднилась бы ответить).
И даже это платье - при упоминании о котором Катарина снисходительно морщилась, а София переводила разговор на другую тему, - Мариэте приходилось честно отрабатывать. Юбилей Ее Императорского Высочества ожидался в середине января, поздравления приходили теперь уже десятками, бОльшая часть из них из Франции, с родины императрицы Шарлотты, но и тут среди отправителей попадались эмигранты-якобиты, которым считалось хорошим тоном отвечать по-английски, а это было специальностью Мариэты - лучшей ученицы ланы Амалии. Часть французской корреспонденции тоже приходилась на нее же, а кроме того, хватало и других дел. Мариэта не жаловалась. Она привыкла, что пост фрейлины - для какой-нибудь Катарины откровенная синекура, полная балов, развлечений и романов, - для бедной дворяночки, взятой на этот пост по протекции и почти из милости, может быть довольно хлопотным.
Когда Серши, наконец, освободился от ночных дежурств, самой Мариэте пять или шесть ночей было не до свидания по обычной в таких случаях причине, зато первая же ночь после того вознаградила обоих с лихвой. Ни Серши, ни Мариэта ни за что не стали бы отвечать на вопрос о том, было ли буквально выполнено требование Катарины поцеловать каждый из оставшихся к тому времени следов, и я тоже не стану выдавать эту маленькую тайну, но во всяком случае на следующее утро сочетание счастливой физиономии и плохо скрытых пудрой синяков под заспанными глазами выдало не очень привычную к конспирации Мариэту так явно, что лана Феликата вызвала ее к себе и без обиняков спросила:
- Опять за свое?
Катарина в такой ситуации сказала бы, что не понимает, о чем идет речь, но Мариэта привыкла к честности, а кроме того, знала, что у ланы Феликаты есть чувство справедливости - никаких доказательств проступка, кроме чистосердечного и добровольного признания, у нее ведь на этот раз не было, а в такой ситуации наказывать Мариэту было бы несправедливо. И Мариэта призналась без особого страха - в конце концов, она честно сказала, что и не собирается отказываться от своей любви.
- И памятка на одном месте не остановила?
- Не остановила, лана Феликата.
- И опять получить не боишься?
- Боюсь, лана Феликата, очень боюсь. Но... это сильнее.
- Значит, у тебя с ним всё-таки всерьез...
- Всерьез, лана Феликата.
- Ну что с тобой делать, вертихвостка, - вздохнула лана Феликата, - Ты понимаешь, чем рискуешь, а? Ты дворяночка, на Конопляный двор тебя в случае чего не потянут, но скандал будет, и отсюда тебя выгонят. У тебя хоть тетка какая-нибудь с имением в провинции есть, чтобы, если что, отослать тебя туда тихо на девять месяцев?
- Нету, - честно сказала Мариэта, - и своего имения тоже нету. Еще с прадедушкиных времен.
Ага, - опять вздохнула лана Феликата, - знаем мы таких. Есть герб, да нет ни ворот, чтобы им украсить, ни даже столового серебра, только носовые платки остались да гордость. Кстати, насчет герба. На вот, вертихвостка, и не теряй в следующий раз, - и она вытащила из ящика орехового бюро крохотную серебряную коробочку с гербом - подарок Серши ей, Мариэте. Герб на ней был, понятное дело, не семьи Мариэты, а семьи Серши.
- Откуда? - вспыхнула Мариэта.
- Выпало из платья, когда ты раздевалась в подвале, - откровенно объяснила лана Феликата, - а эти две раззявы не заметили. Скажи спасибо, а то... сама понимаешь.
- Спасибо... Спасибо, лана Феликата... Куда она там закатилась-то?
- А вот пойдем-ка, покажу. Заодно...
Это предложение Мариэте не очень понравилось, особенно последнее слово, но спорить она не могла. На этот раз ее отвели в подвал без сопровождающих, и оказалось, что угол, куда закатилась коробка, находился довольно далеко от подставки - круглое катится.
- Спасибо, лана Феликата, спасибо... можно, я пойду, - Мариэте очень хотелось уйти поскорее из этой негостеприимной комнаты... тем более, что лана Феликата подозрительно задержалась у кадки с розгами, а потом один из пучков как-то сам собой оказался у нее в руках...
- Погоди-ка, вертихвостка, - усмехнулась лана Феликата, - сначала давай-ка заголяйся.
Такого предательства Мариэта не ожидала, тем более, после того, как ей вернули единственную улику...
- Лана Феликата, зачем...?
- Зачем заголяться? Чтобы выдрать тебя хорошенько, конечно, зачем еще? Уговор - был?
Мариэта некстати вспомнила "Красную шапочку" в переводе ланы Амалии. Зачем большие зубы...
- Но я же призналась, лана Феликата, сама призналась...
- Да ты будешь слушаться, или нет? А ну, на подставку живо, а то добавлю!
Шутки кончились, и время для препирательств тоже. Задрать подол платья и сдернуть до колен панталоны было делом одной секунды, а расстегнуть шнуровку пришлось на этот раз самой лане Феликате. Мариэта машинально отметила, что в этот раз особого ритуала наказания не было - очевидно, торжественное раздевание в прошлый раз должно было произвести впечатление больше на зрительниц, чем на нее саму. Даже ремешками ей на этот раз пристегнули только руки - чтобы не было соблазна ими закрыться.
После этого Лана Феликата без долгих проволочек взялась за розги. А вместо нравоучений, в промежутках между ударами - хлесткими, но куда менее суровыми, чем в прошлый раз, как с удивленным облегчением отметила Мариэта, - в довольно откровенных выражениях объяснила своей подопечной общие основы того, что в наше время известно, как ритмический метод контрацепции. Может быть, отчасти именно поэтому она и придерживала руку - девушка должна была сохранить способность слушать и понимать.
- Ну, поняла, вертихвостка? - и лана Феликата отвесила Мариэте последний удар, на этот раз полновесный, для памяти, - пока что тебе везло, но везение всегда кончается.
- Понялаааа, - взвизгнула Мариэта, до этого момента стоически молчавшая.
- Ну-ка, давай проверим, - проворчала лана Феликата, расстегивая ремешки. Когда ты с ним встречаешься в следующий раз?
- Думала в среду, он раньше не может, а теперь получается... лана Феликата, это же сколько ждать? Мы столько не вытерпим, ни я, ни Серши... А как Катарина не залетает ?
- Хотела бы я это знать, - честно ответила лана Феликата, - или нет, не хотела бы. Я добрая католичка, и ты на самом деле тоже... значит, и не думай о таких вещах...
- Как тут не думать... долго ждать получается, лана Феликата...
- Под венец вам надо, - неожиданно серьезно ответила лана Феликата, - хоть и жалко будет с тобой расставаться, по правде тебе сказать. Тогда милуйтесь хоть каждую ночь напролет... Брак по любви - веселые ночи да скучные дни... И драть тебя тогда, между прочим, никто больше не сможет... кроме разве мужа.
Серши говорит, что не прочь на мне жениться, - шмыгнула носом Мариэта, подтягивая панталоны и морщась при этом, - только у меня приданого нет как нет, а его жалованья еле-еле на экипировку хватает... Капрал гвардии - почета много, денег мало. Да и свадьба должна быть какая-никакая - положение обязывает... Что нам делать-то, лана Феликата?
- Вот уж не знаю, - вздохнула лана Феликата, - а Самой в ноги броситься не думала?
- Она меня недолюбливает. Нет, это не то чтобы опала, но я ее боюсь, лана Феликата... Ничего хорошего не выйдет из этого.
***
Лана Феликата не была убеждена этим заявлением, и не далее как через неделю попробовала сама попросить императрицу Шарлотту за свою подопечную, причем заручилась для этого поддержкой ланы Амалии, у которой Мариэта была любимой ученицей. Увы, время для этого они выбрали не очень удачное - Её Императорское Высочество только что слушали очередной отчет о подготовке юбилейных торжеств, а кроме того, начинали страдать от головной боли. В таких случаях французский акцент становился особенно слышен - её Высочество, даже после сорока с лишним лет в Чалько, так и не привыкла к хишартскому r на месте французского l и всегда произносила, к примеру, blanc вместо branco, не говоря уже о пресловутых ударениях на последнем слоге.
- Холошо, - поморщилась императрица Шарлотта, потирая виски, - пеледайте графине Ла Хорн, что я велела... найти способ помочь ланчи Ла Верде.
- Спасибо, лана Феликата, спасибо, лана Амалия, - Мариэта не была особо разочарована, поскольку и не ожидала ничего путного, - только, лана Феликата, я одна к лане Эмилии не пойду... если я кого-нибудь еще больше боюсь, чем её Высочество, так это её...
***
Найти способ помочь? - о да, разумеется, я выполню указание её Высочества.
Лана Эмилия, насколько Мариэте было известно, никогда не улыбалась, да настоящая улыбка и странно смотрелась бы на её бледном, вытянутом лице, сохранившем и в шестьдесят без малого лет следы холодной, недоброй красоты, лице Королевы Снегов. Но тут Мариэте почудилось слабое подобие усмешки.
- К сожалению, все имеющиеся фонды заняты новогодними, а затем юбилейными торжествами. Я, разумеется, обращусь к министру финансов Его Величества, но не питаю больших надежд - предстоящая экспедиция в Текрур, первая со времен императора Иоахима... Кстати, ланчи Ла Верде... правда ли, что Вы в родстве... она некоторое время колебалась, выбирая выражение, и, после некоторой паузы закончила почти спокойно, но что-то в звуке её голоса заставило Мариэту вздрогнуть, - с семейством Ла Торрес?
- В дальнем, лана Эмилия (кто сказал ей? Кто? Кто?!!)
- Не беспокойтесь, ланчи Ла Верде, дело прошлое, я не помню старых обид...
Мариэта немедленно вспомнила слова ланы Амалии: когда люди говорят "дело не в деньгах, а в принципе", это значит, что дело в деньгах, а когда говорят "я не помню старых обид", это означает, что они ничего не забыли и забывать не собираются.
- Я не помню старых обид, и я помогу Вам. Лана Феликата информировала меня, что Вы, ланчи Ла Верде, были замечены... в поведении, не подобающем фрейлине Ее Высочества, и даже были наказаны за это. Я помогу Вам, ланчи Ла Верде, в первую очередь тем, что твердо обещаю Вам: если Вы будете пойманы за... неподобающими занятиями еще раз, я накажу Вас сама. Лана Феликата человек доброй души, и иногда ее доброта... может быть излишней (лана Феликата вспыхнула, но не решилась возражать). Надеюсь, это обещание поможет Вам справиться с соблазнами до поры, до времени.
- Что до Ваших мат-ри-мо-ни-альных планов, ланчи Ла Верде, то я уже помогаю Вам. Я, как Вам известно, позаботилась о том, чтобы Вы имели возможность принять участие в новогоднем маскараде. Ваше платье уже почти готово. В этом году, как Вам, возможно, известно, маскарад будет особенный. Его Императорское Высочество Принц Юлиан по традиции выберет Королеву Бала и наградит её венцом. В этом году, в преддверии юбилея Её Императорского Высочества Вдовствующей Иператрицы-Матери, венец будет весьма ценным - насколько мне известно, это проходит по смете юбилейных торжеств. Вам, ланчи Ла Верде, дается шанс стать Королевой Бала и выиграть приз.
- Как и любой девушке на балу, лана Эмилия....
- Любая, или почти любая, другая девушка, которая будет на балу, платит за свое платье сама, точнее, это делает ее семья, ланчи Ла Верде. Вы же должны благодарить за этот шанс Ее Императорское Высочество... Впрочем, не только её. Насколько я знаю, самой идеей мы обязаны нашей уважаемой лане Амалии, точнее, одной из сказок, которые она только что так замечательно перевела. Его Высочество от этой сказки в восторге.
Лана Амалия сдержанно поклонилась и даже коротко поблагодарила за похвалу, но Мариэта не заблуждалась - она отлично знала, что две почтенные дамы терпеть не могут друг друга, несмотря на отдаленное сходство имен. Засим настала пора прощаться.
***
Прошло Рождество. В те годы его празднование включало куда больше богослужений, чем сейчас, и куда меньше веселья и подарков, тем более, что в Хишарте, по пришедшему с Иберийского полуострова обычаю, подарки дарятся не в Рождество и даже не в Новый Год, а пятого января, на Эпифанию. На бесконечной торжественной мессе Мариэта, привычно повторяя знакомую с детства латынь, искала глазами Серши (великолепного в парадном синем плаще с перевязью), ожидая возможности передать ему спрятанную в рукаве записку с датой следующего свидания и просьбой быть осторожным втройне. Возможность представилась уже на выходе из дворцовой церкви. Как водится, Мариэта небрежно уронила записку на пол у последней церковной скамьи (как раз под фигуркой веселого черта под сиденьем - поскольку на сиденье садятся не очень уважаемым местом, то фигура черта в таком месте допускается даже в церкви), откуда Серши должен был столь же небрежно подобрать ее. В данном случае, однако, делать это пришлось не небрежно, а, напротив, торопливо, и торопиться у Серши были все основания. Если бы он не подобрал записку, то секундой позже это сделала бы лана Эмилия, устремившаяся к ней со всех ног непонятно откуда - Мариэта была уверена, что видела ее за мгновение до того на безопасном расстоянии.
Мариэта не могла поручиться, что именно лана Эмилия успела разглядеть - видела ли она, к примеру, что записку уронила именно она, Мариэта. Во всяком случае, лана Эмилия с каменным лицом кивнула на преувеличенно вежливый поклон прячущего записку Серши и ни слова не сказала Мариэте... до поры до времени.
Утром следующего дня она разбудила Мариэту ни свет, ни заря стуком в дверь, и была очевидно разочарована, не обнаружив в комнате никого, кроме ее законной обитательницы. Мариэту всю ночь мучили кошмары, так что увидев, кто удостоил её визитом, она в первый момент не была уверена, что окончательно проснулась и, возможно, только поэтому не упала в обморок.
Чуть-чуть оправившись от испуга, девушка нашла в себе смелость полюбопытствовать слегка дрожащим голосом, чему она обязана столь ранним визитом - хотя, разумеется, знала ответ, и знала, что лане Эмилии это прекрасно известно.
- Вы мне понадобитесь, ланчи Ла Верде, - коротко ответила гостья, прежде чем исчезнуть (Мариэта готова была поклясться, что она оставила после себя запах серы) - зайдите ко мне после завтрака.
Мариэта очень надеялась привести с собой лану Амалию или, на худой конец, лану Феликату, но не нашла ни ту, ни другую. Лана Эмилия, впрочем, держалась, на первый взгляд, не особо враждебно. Начав с обычного уверения, что маскарадное платье почти готово (оно было "почти готово" уже две недели, а до бала оставалось всего-то четыре-пять дней), лана Эмилия пожаловалась на сезонную простуду, от которой даже во дворце страдало немало народа (поговаривали, что даже Его Величество Император Юлиан Второй может лишь коротко появиться на новогоднем балу), после чего немедленно выставила на стол здоровенную коробку с корреспонденцией:
- Боюсь, ланчи Ла Верде, что Вам придется выполнить одно последнее маленькое поручение до бала. Все эти письма требуют срочного ответа, часть из них подлежат отправке за границу, часть внутренние, но мои помощницы, которые обычно занимаются таковыми, болеют. Я поручаю Вам ответить на письма, и надеюсь, что Вы успеете сделать это в Старом Году - не годится переносить в Новый Год заботы старого. Для начала Вам придется рассортировать их, к сожалению, тут смешаны письма на нескольких языках, не считая хишартского..
- Но, лана Эмилия, тут работы на добрых две недели... а что до писем за границу, то ни один корабль в порту Чалько всё равно не поднимет якорь по крайней мере до Эпифании... зимние шторма...
- Ланчи Ла Верде, Вы ведь хотите попасть на бал? Я... очень надеюсь, что Вы меня не подведете. Всего хорошего...
Мариэта готова была поручиться, что опять уловила на лице собеседницы ту самую еле уловимую усмешку.
***
- Смотри-ка, даже рассортировать. Совсем как зерна в сказке. А про девять розовых кустов она ничего не говорила?
- Лана Амалия, Вам смешно, а мне плакать хочется. Да, я понимаю, что это очень похоже на "Золушку"... только у меня уже есть принц, но нет феи-крестной.
- А вот это мы посмотрим, Мариэта. Я не фея, но я попробую... сыграть ее роль. Для начала, должна тебя огорчить: с Серши тебе несколько дней лучше не видеться. Ты сама знаешь, что за человек лана Эмилия. Тем более, ты должна знать про нее и про... а ты как-никак родственница, хотя и дальняя. Но ведь более близких не осталось, насколько я знаю... Она тебе этого не забудет.
- Так Вы знаете, лана Амалия?
- Почти все знают, Мариэта. Тебе, кстати, никто не говорил, что ты похожа на нее.. на свою родственницу?
- Ну хоть Вы не издевайтесь, лана Амалия, - вспыхнула Мариэта, - Катарина и так всё время подкалывает! Да там, если хотите знать, всё давно зажило...(про недавнюю добавку она умолчала, разумеется).
- Да я не о том, дуреха. Лицом, лицом похожа. И фигурой тоже, между прочим.
- А откуда Вы знаете, как она выглядела? Все портреты как сняли тогда, тридцать лет назад, так и не вернули на место. А Вас ведь тогда еще не было в Хишарте, лана Амалия.
- Сейчас разговор не обо мне, а о лане Эмилии. Так вот, она из кожи вон вылезет, чтоы поймать тебя, и тогда то, что зажило...
Мариэта вздрогнула.
- Вот-вот. И записок ему больше не передавай... ну хотя бы несколько дней. Я сама ему скажу. Видишь ли, когда-то очень давно, почти сорок лет назад, лана Эмилия уже... заметила одну записку, и от этого... произошло много бед. Не надо давать ей возможности повторить...
- Я не знаю, о чем Вы говорите, лана Амалия.
- Я тоже далеко не всё знаю, Мариэта. Но не в этом дело. Давай-ка для начала посмотрим твои письма. Так, эти по-хишартски, их сюда, слава Богу, их большинство.. эти по-французски, тут пара английских, это мы умеем... что ж, Золушка, пойдем знакомиться с нашими белыми мышами.
"Белые мыши" оказались дюжиной девочек и девушек лет четырнадцати-шестнадцати, из которых Мариэта немного знала только Леону - младшую дочку ланы Амалии (старшие были уже замужем).
Это только мои лучшие ученицы, - тихо объяснила лана Амалия, - остальные на каникулах. Им достаточно объяснить в общих чертах, что писать, а с остальным они разберутся... а мы проверим. А иностранными письмами мы с тобой займемся сами, - после чего, уже громко, обратилась к "белым мышам":
- Любезные ланчи, в ближайшие дни уроков не будет. Мне нужна ваша помощь в добром деле...
***
Похоже, что кто-то успел сообщить лане Эмилии о том, что у Золушки появилась фея-крестная. Во всяком случае она восприняла выполненную работу как должное, не выразив никакого удивления, сказала что-то не очень лестное по поводу почерка и, наконец, всё с той же тенью усмешки на губах, произнесла внешне ровным, ничего не выражавшим голосом:
- Что ж, ланчи Ла Верде, вот Ваш билет на маскарад, а швея ждет Вас у ланы Феликаты - Ваше платье готово.
Мариэта уже имела некоторое представление о том, что она должна увидеть, после последнего визита к швее для примерки. Она не ожидала ничего особенно выдающегося, и не обманулась. Катарина и София были правы, и ее предчувствия - тоже. Да, это было платье. Это было платье, приличное для девицы из благородного, но небогатого рода. Это было платье, в котором прилично показаться на новогоднем маскараде - и, вероятнее всего, простоять весь вечер у стенки, ожидая приглашения на танец.
О том, чтобы девушке, пришедшей на бал в этом платье, быть замеченной среди двух сотен других и стать Королевой Бала, не могло быть и речи.
Лана Феликата, не посвященная в планы Мариэты, не ожидала, конечно, восторженной реакции, но всё-таки была несколько разочарована вытянувшейся физиономией девушки и даже сделала Мариэте выговор за неблагодарность.