ClubPN

Arthur


Пытки в реализм (сборник)


Давайте так:
1. Это просто контрольная работа по реализму, не более
2. Никакого отношения к политике данный текст не имеет!


Про российское правосудие



- Артур, а что ты знаешь о российском правосудии?
- Анекдот в двух словах «российское правосудие». Завязывай Файр, бесит уже.

Кофе закипел и Найк ловко разливает ароматный напиток по чашкам. Я всей грудью, с большим удовольствием, втягиваю аромат напитка и жмурюсь, как кот, вылакавший литр сливок. Найк отлично готовит и любит похвалу на этот счет. Именно поэтому я резко делаю грозное лицо и окрикиваю его:
- Найк!
Ну нравится мне пугать этого парня. Он такой эмоционально отзывчивый, что сложно устоять.
Испуганный взгляд нижнего быстро окидывает меня, столик с чашками и блюдцами, хозяина дома и не обнаружив никаких огрех снова возвращается ко мне.
- Найк, ассоциации при слове «quasar», живо!
Полторы секунды размышлений и:
- Это из астрономии… Ну, небесное тело. Точнее… кажется центр галактики.
Я смакую кофе под этот ответ и удовлетворенно киваю парню, отпуская его напряжение.
Вообще, интересно, конечно, смотреть на человека, который в теме 24 часа в сутки; когда ты в тему зашел/вышел, не пересекая ее с работой и прочим, видеть таких, как Найк… увлекательно, не могу подобрать другого слова. Парень под полным контролем своего Верха много лет. При этом не утратил уникальности, личности. И что самое приятное – прекрасно вписывается во все жизненные реалии.

- И все же я бы хотел договорить. В свете всех последних событий.
Файр просто давится от смеха. Я вообще его невероятно забавляю всей своей историей.
- Хорошо, что тебе за дело до их законов?
- Да почитал в интернете…
Я закатываю к потолку глаза:
- Вы сговорились все, что ли? Одни, мать вашу, религию по Википедии изучают, а ты полез читать про российские законы на не российский юридический сайт. Ваша логика меня порой умиляет, а если честно, утомляет.
- Ок, ну тогда расскажи, что у них там с наказанием «про 15 суток».
- Ох… ну, вроде как административный кодекс, максимальный срок содержания под арестом. А что?
Файр ржет и по нему видно, что ему до лампочки на российскую систему права и он городит какой-то совсем другой забор.
- Ну если так, то я нахожу эту систему вполне разумной и даже гибкой. Впаять 4 суток при возможных 15 – это просто верх милосердия, толерантности и прочий гуманизм!
- Файр, ну просил же!
- Арти, прости, но, согласись, два юриста из двух разных стран, играющие в такие интересные игры – это завораживает.
Оглядываюсь в поисках чего-то удобно-метательного, но Файр - поклонник минимализма, поэтому кинуть в него нечего, а чашку бить неохота.
Но хоть злость и напряжение отпускают.

Почему-то многие думают, что игры доминантов – это исключительно про порку, истязания и всякие унижения. При чем, садисты верхние непременно наказывают мазохистов нижних.
Да вот нет.
Я на днях проиграл одной верхней словесную перепалку. Понятно, что реальный административный арест мы тут организовать не в состоянии, но есть же и другие возможности ограничить человека в милых ему и привычных радостях жизни. И за свое неумение аргументировать я огреб 4 суток таких ограничений, от чего Файр теперь чуть ли не по полу катается от смеха.
- Артур, ну согласись, с учетом политический обстановки, российский юрист уделавший американского – это мед! А если на ваши баталии смотреть тематически – то чисто космос.
- Ммм, развлекайся и ни в чем себе не отказывай, Файр.
- Нет, ну ты только послушай! Она же могла и нашей системой воспользоваться. Я бы хотел на тебя посмотреть, если бы тебе надели «виртуальный» браслет, и ты бы не смог удаляться от дома дальше, чем на полтора километра.
Гостиную сотрясает такой хохот, что удержаться сложно, и я смеюсь вместе с ними.

Меньше всего мне нравится, когда образ Верхнего – это такой загадочный, вечно хмурый аристократ, идеально во всем правый и который должен столько всего своей нижней, что хочется просто уже послать ее скорее со своим райдером куда подальше.
Это немного смахивает на обозревших женщин, которые вечно ноют что им должен настоящий мужчина. Мне иногда хочется сказать: леди, заведите себе саба, этот точно подходит под все ваши запросы. Так и с темой. Иногда как послушаешь нижних, сколько всего тебе оказывается нельзя, так прям начинаешь всей душой понимать этот загадочный мазохистский кайф, когда они ни за что не отвечают, ничего не контролируют.
Найк уже все прибрал и с каким-то кисло-отрешенным видом идет в дальний угол, становится там на колени, заложив руки за голову.
- Ты, что опять проштрафился? У тебя хоть день нормальной жизни бывает или нет? – я это все говорю с откровенным сочувствием, по-дружески.
У Найка просто потрясающая способность попадать во всякие неприятности.
- Можешь ответить, - лениво бросает Файр.
- Превысил.
Ага, краткость сестра таланта. Вот так примерно нижние и палятся. Превысил бы слегонца, так бы и сказал: на столько-то перебрал, такую-то сумму выписали. А раз коротко отозвался, значит опять гонял, дурья башка.
- Арти, а в России какие штрафы за превышение?
- Понятия не имею, я не интересовался.
- Ну так ты поинтересуйся.
- С какой целью?
Файр озабочено смотрит на спину своего нижнего.
- Ну, может у них там более совершенная система наказания, способная научить лихачей сдерживаться и вовремя притормаживать.
В гостиной снова ржач до потолка!
- Да пошли вы оба! – у меня не получается сдержать улыбку. – Ладно, развлекайтесь тут, я поехал, искупаюсь.
Жму Файру руку, отвешиваю косячнику Найку братский подзатыльник.
Всю дорогу до океана пытаюсь хоть что-то вспомнить о системе автодорожных штрафов России, но в голове абсолютный ноль.
Заплыв подальше переворачиваюсь на спину, продолжая рассуждать о том, реально ли как-то применить законодательство в тематических целях. Но если честно, рассуждать так лень! Да и время подводит, надо к берегу грести.
Одеваюсь, бреду к машине, мысленно спрашиваю себя, ничего ли я не забыл.
Ах да! «Как жаль, что никого так и не высекли!» - почему-то вспомнилось и меня пробивает на смех.
«Зато в реализм» - мысленно усмехаюсь я, выруливая в сторону дома, стараясь не нарушать скоростной режим, так как уже поимел опыт сурового российского правосудия на территории штата Калифорния.

см. п1. ОК?

Найк



— Ок, и тебе привет, парень!
Я дружески хлопаю Найка по спине и тут же отдергиваю руку.
Найк коротко вскрикивает, а потом с шипением, резко, разворачивается, словно получил удар в печень. На лице — гримаса боли, с которой он активно пытается справиться.
— Прости, — я более чем растерян.
— Проехали, — он говорит это еще сквозь зубы, но я вижу, что ему уже удается взять эмоции под контроль.
— Найк?
Он отводит глаза.
Черт, какой же я все-таки идиот! На парне черные, свободные спортивные брюки и серый лонгслив. Это вместо обычной майки и шорт. Да, сегодня девочкам не перепадет, а Найк получит свой персональный отдых.

Найк переехал к нам из Miami, это Florida.
По началу, когда он только начал работать в нашем спортивном клубе, дела у него шли средненько. Пацан молодой, даже не смотря на идеальное тело, со своей привычной хмуростью, он не располагал к дружескому общению и уж тем более доверию. Облизывать клиентуру — это вообще не про Найка. Потом, когда народ прочувствовал, что пацан—то действительно разбирается в своем вопросе, может и меню грамотно составить и программу индивидуальную разработать — что-то стало налаживаться. А потом, все резко стало плохо. Найк никогда особо не скрывал своей ориентации. Просто по нему, если не присматриваться и не вникать — ни за что не догадаешься, что он не по девочкам. Наоборот, очень крепкий, мускулистый, молчаливо-сдержанный, он больше производил впечатление Аполлона, только насупленного и чем-то страшно недовольного.
Со временем, когда пазл сложился, клиентура начала искать разные выходы из ситуации. В гомофобы никто не хотел, но в тоже время каждый беспокоился, как это выглядит, если твой тренер — gay.
Для Найка это был сложный период.

Сабийе было восемнадцать лет, и она весила почти сто двадцать килограммов. Никакого сочувствия, если быть откровенным, эта девушка не вызывала. Проблем со здоровьем у нее не было, с психикой тоже. Как можно нажрать (и не надо меня упрекать за жестокость, нет тут другого глагола!) в восемнадцать лет шестьдесят лишних килограммов — не понятно.
Но комплексовала девчонка жутко. Питаться нормально она не могла, на тренировках откровенно страдала. Тренерш меняла, как перчатки, доводя до белого каления администрацию. Но, сами понимаете, клиент, да еще с такими бабками — не просто закон. Это целая заповедь!
И тогда ей слили нашего Найка. Именно слили, отдали на растерзание, тупо подставили. Иначе это никак не назовешь.
Сабийя вошла во вкус после первых, сброшенных двадцати килограммов. В районе восьмидесяти она уже не отказывалась заниматься в маленькой группе.
Так для Найка начался его личный персональный ад.

Женщины с железобетонной дисциплиной, отличной выдержкой и прекрасным метаболизмом предпочитают тренеров—мужчин. Иногда это приводит к некоторым проблемам в семье. Но вот ревновать к тренеру с нетрадиционной ориентацией мужики-натуралы считают ниже своего достоинства. Так на Найка появился бешеный спрос.
Потом подтянулись сухие молодые девочки, искренне верящие, что именно их неотразимость — безупречное оружие. А мальчик-gay — это что-то типа подружки. При этом, почему бы, практически без риска и осуждения не попрактиковаться во флирте и прочих безобидных женских мелочах, никто же не упрекнет и ничего такого не подумает, все знают, что за этим мальчишкой вечером приезжает здоровяк-доктор.
А Найка ломало и корежило даже когда девчонки просто с восхищением любовались его безупречной фигурой, обтянутой спортивной майкой.

— Ну и какого хрена ты так паришься?! Игнорируй! — первое время я не очень понимал его переживаний.
— Это мерзко!
И пацана аж передергивало.
Каюсь, я тогда с трудом удерживался, чтобы не ржать над ним. На пацана вешается добрая половина женщин, а он чуть не плачет.
— Не понимаю, но объясни, я послушаю.
— Как вы думаете, что чувствует девушка, когда к ней пристают пьяные бродяги на улице?
— Ну ты сравнил!
— А какая разница? Почему, если девушке не нравится внимание мужчин — это норма, а мужчина априори должен быть в восторге от того, что к нему липнут девушки?
Я завис.
— Найк, я немного понимаю, о чем ты, но…
— Без «но»! Дело не в моей ориентации. Меня просто бесит их пошлость!

Когда Найк заявляется на работу в футболке с длинным рукавом и спортивных брюках, только очень узкий круг людей знают в чем дело. В такой день он не тренируется сам, двигается, стараясь не делать резких движений. На удивление — не такой хмурый. Может улыбнуться даже, похвалить кого—то из своих подопечных. Но старательно избегает девчачьих обнимашек и прочего флирта, связанного с прикосновениями. Если в обычный день просто терпит, как котик, которого треплют жестокие детки, то в такой — держит дистанцию.
После тренировки выловил пацана у бара.
— Найк, слушай…
— Не надо!
— Как знаешь, ваше дело. Но надо же как—то это все вписывать в реальную жизнь! Тебе же работать еще.
— А меня устраивает все! Понимаете? Устраивает!
— Да я понимаю.
— Да нихрена вы не понимаете! — Найк улыбается — Не потому что я нижний. Просто… когда я такой, они меня хотя бы не тискают.
Он смеется, допивает свой коктейль.
— Ок, парень, удачи тебе!
— Ага!

Шахматы



— Ну, что, мужики, какой счет?
Файр раздает всем по пиву и падает в кресло. Ему хорошо. Он при любом раскладе остается в выигрыше.
— 1:0, вторую партию добиваем, — на расслабоне отзывается Найк.
— Ууууу, ну это опять на весь вечер! Ничего интереснее не нашли что ли?
— А пусть не выступает!
Я на рефлексе отвешиваю Найку леща.
— Ходи давай!
Найк не реагирует. Он сосредоточен на шахматной доске.
— Файр, тебе ли жаловаться? Пацан порку проигрывает.
Я стараюсь раскачать Найка на эмоции, в надежде, что он начнет ошибаться.
— Ну, пока что не я проигрываю! — все так же спокойно отзывается Найк.
Я жму плечами.
— Все равно не понимаю. Тебя так и так выдерут. Не за то, так за это.
— Ну… (Найк осторожно двигает ладью, притирая моего слоника) … за шахматы меня точно не выдерут! Вы все равно играть не умеете.
Он легко уворачивается от очередного подзатыльника.
— И нечего руки распускать! Слона вон лучше спасайте.
Мда… я просчитываю все комбинации и признаюсь самому себе, что и эту в эту партию Найк меня сделает. Но, умирать так с музыкой, и я еще несколько минут трепыхаюсь.
— 2:0, — объявляет Найк, и я все-таки чувствую в его голосе облегчение.
Слабое, конечно, утешение.
Роллы, пиво.
В принципе, дальше играть уже почти не интересно. Этот вечер остается за Найком.
Мы возвращаемся к столу, расставляем фигуры.
Файр треплет своего нижнего за шею и неожиданно предлагает:
— А хотите я внесу некое разнообразие в ваше невинное развлечение?
Мы с интересом отвлекаемся от доски и вопросительно смотрим на Файра.
— Да или нет?
Ага, как же, так мы и согласились в слепую. Этот психиатр иногда такие вещи творит, что его собственные пациенты ему в подметки не годятся.
— Ой, ну как хотите, развлекайтесь.
Найк не выдерживает первым:
— Я согласен.
Я еще пока мнусь. Ненавижу эти игры в слепую.
— Да соглашайтесь уже, так и так 2:0, чего вам терять? — подначивает меня пацан.
Поколебавшись для вида еще пару секунд, я вздыхаю в душе и соглашаюсь.
— Значит так! Ты же профессионально шахматами занимался? — голос Файра сугубо деловой, и он серьезно обращается к своему нижнему.
Найк кивает, не чувствуя никакого подвоха.
— Ок, значит и спрос с тебя тройной, не находишь?
Ха! Я уже понял к чему ведет Файр. По ходу до Найка тоже дошло.
— Поэтому я тебя высеку, даже если ты хотя бы одну партию проиграешь! Ну и… риски не велики, у вас же как раз последняя партия осталась, да?
Мы киваем.
— Отлично!
Файр обнимает своего друга за плечи:
— Очень рассчитываю на твою победу, не подведи меня.
— Ок, а что на счет меня?
Ну, мне же тоже интересно, какую гадость задумал Файр на мой счет.
— А что на счет тебя…, ты и так уже две партии проиграл. Но, у меня есть просто замечательное предложение! Правда не на столько оригинальное, как отмочили твои племянники в прошлом году…
— Нет, Файр! Даже не начинай.
— Как это нет?! Ты же согласился уже!
— Нет, под такую хрень я не подписывался! Ты меняешь условия посреди игры!
— Да, но вы оба согласились! И какого черта ты ломаешься, даже не выслушав до конца?!
— Файр, я сказал нет!

Только извращенный ум российского подростка мог придумать такое развлекалово, да еще и втянуть в него адекватного человека!
Изначально это все выглядело, как рядовая задача по математике. Решение казалось очевидным и вписываясь в эту игру, ты вроде бы ничем и не рисковал. На выходе — проигравший вешал в WhatsApp любую аватарку по заказу выигравшего. Мои племянники — абсолютно раскрепощенные teenagers прислали мне фото грудастой, полуобнаженной блондинки и потребовали, чтобы это фото висело сутки вместо привычного всем аватара. Спасибо, хоть разрешили в статусе указать, что я проиграл аватарку.
Ну что сказать, почти всем контактам было весело!
И ни за что на свете я бы больше не влез в подобную историю, если бы Найк не подбил сыграть в шахматы на аватар, поставив на кон свою порку. И условия были подходящими — снимаешь медведя, ставишь реальное фото. Я вообще ничем не рисковал! А Найк… он любит подобный адреналин.

— Да вы развели меня, два урода, мать вашу!
До меня наконец—то доходит, что вся эта партия в шахматы была тщательно спланированная акция этого тандема.
Найк откровенно ржет. Файр еще как—то пытается сохранить лицо.
— Арти, нуууу, ты же всегда не плохо играл, мы как—то не ожидали, что ты так легко продуешь!
— Обалдеть, развели, как подростка!
— Чего вы раньше времени расстраиваетесь? У вас еще одна партия впереди, — говорит Найк.
— Ну вас двоих, мошенники. Ладно, что я делаю в случае проигрыша? Предупреждаю: прикол с кинотеатром, я повторять не стану!
— Да ладно вам…, — Найк сразу скис.
Это была вообще бомба! Все так ждали премьеру какого—то фильма, а Найк в клубе продул спойлер. На премьеру съехалась почти вся тусовка, за ранее давясь от смеха. За 3 минуты до начала сеанса Найк встал и громко всем рассказал, о чем фильм, и кто убийца. Я, как человек равнодушный к фильмам, в этом всем не участвовал, и вообще, считаю подобные выходки хулиганством, но, говорят, что выглядело это убойно! Файр, кстати, тоже был не в курсе планируемой акции и когда узнал — отодрал Найка так, что на пацана смотреть было тошно.
— Арти, да не паникуй ты раньше времени! Все куда проще. Ты же аватарку на кон ставил?
— Да.
— Ну вот. Проигрываешь в сухую, значит ставишь везде, где регистрировался — фото осла. Отыгрываешь хотя бы одну партию — снимаешь медведя, ставишь фото. Везде. Включая рабочий чат. Акки столетней давности, если пароль не помнишь — не считаются. Срок — 3 дня. Идет?
— А у меня есть выбор?
— Конечно, Артур! Выбор есть всегда! Быть тебе человеком или ослом, например!
У меня сейчас такое ощущение, что их хохот слышен даже на улице!
— Хрен с вами. Давайте уже играть.

И как будто не было двух уже сыгранных партий!
Мы оба полностью отключили все эмоции, прогоняя в голове ход за ходом, комбинацию за комбинацией.
И только Файр теперь лениво цедил пиво и развлекался в свое удовольствие.
— Да, кстати! Честности ради… , — он словно проснулся посреди партии, когда почти половина фигур были разыграны.
Мы с Найком одновременно подняли головы.
— Раз уж Найк знал о разводе, надо же как—то и ему сюрприз подкинуть, верно?
Начинается…
— Что там на кону, напомни мне?
— Триста ремней.
— Меняем на плеть!
От такой заявы даже я офигел! Хотя не моя шкура стояла на кону.
— Файр тебе не кажется, что это перегиб, а?
— Так проиграй, Арти, в чем проблема?
— Иди ты к черту!
— Не отвлекайся. Найк?
Сука, ну и выдержка у этого пацана!
Найк вопросительно посмотрел на своего хозяина.
— Плеть. Тридцадка.
Парень кивнул. Немного нервно, как мне показалось, и уставился в доску.
— Вы два придурка, честное слово, — проворчал я.
Но никто даже не отреагировал. Каждого волновала только игра. Своя игра.




Обсудить на Форуме

Найк и его Весёлое Рождество

Организатором рождественской развлекухи в том году был назначен Найджэл. Все, особенно я, счастливо и облегченно выдохнули. Все, потому что опасались, что жребий падет на самого главного разгильдяя тусовки, то есть меня, я — примерно по той же причине. Но на то оно и Рождество, чтобы у все всех было хорошо.
Найджел всегда был и по сей день остается самым талантливым организатором любого мероприятия. Он всегда со всеми знаком, отлично помнит кто, что, где, когда и зачем, при этом, как всякий истинный англичанин на столько невозмутим в любой ситуации, что порой тошно смотреть, но зато и ты сам, глядя на него невольно делаешь серьезное лицо.

Итак, за Санту у нас был Джи. И не спрашивайте меня, откуда у этого парня такое погоняло. Я как—то спросил. Найджэл невозмутимо улыбнулся в стиле «я тут ни при чем», а вся женская половина тусовки одарила меня снисходительными взглядами, типа «когда ты уже повзрослеешь, Арти!» Больше я не интересовался.

Все, посмеялись?
Давайте я вам расскажу про нашу традиционную забаву —Best Friend. Эта игра существует во множестве вариантов, так как правила можно менять и подгонять под разные ситуации. Где—то эту развлекуху назвают «добрый друг», где—то «тайный друг» или «веселый друг», это не важно.
Суть такова: игра начинается в первый понедельник перед католическим рождеством и длится примерно еще неделю после Нового Года. Сроки в каждой компании оговариваются индивидуально. Орг получает утвержденный список участников и путем генератора случайностей разбивает игроков на пары. Кто с кем в паре — знает только орг. Ну, например, допустим, оргом у нас был бы Expat. После распределения я бы получил одно имя, например: TheLine. Это значит, что до конца игры я должен являться ее лучшим другом. А, например, мое имя попалось бы Олесе. Но, я бы об этом не знал. Вроде понятно объяснил.
До конца игры вы должны стараться каждый день делать для своей пары всякие приятные вещи, но так, чтобы игрок ни за что не раскусил, кто является его лучшим другом. Можно использовать других игроков, на крайний случай — орга. Интриги, запутывание следов, бурная фантазия — все идет в ход. Главное, чтобы TheLine не догадалась, что это именно я каждое утро присылаю ей круассаны и чтобы я не смог угадать, кто украсил фонариками кусты в моем дворе. Как правило, тратить крупные суммы запрещено. Это портит всю игру. Важно не дарить каждый день какие—то дорогие подарки, присылая курьера. Важно поломать голову и сделать мелочь, но очень приятную.
Конечно, если вы очень хорошо знаете человека, уверены в его реакции и можете себе позволить дорогие понты — никто вас не упрекнет. Но тогда вы очень рискуете быть угаданным. Вот был я как—то лучим другом Дарси. Мы и по жизни—то близкие, душевные друзья. Дарси обожает машины и отлично в этом всем разбирается. Я точно знал, чего ей хочется и провернул свой подарок, как мне показалось виртуозно: оплатил ей аренду машины ее мечты. Глядя в ее полные восторга глаза был доволен. Но… ценой проигрыша.
Девчонки более изобретательны, признаю.
У жены Роя день рождения 27 декабря. Так к ней на работу как—то приехал курьер с роскошным букетом цветов и корзинкой всяких сладостей для коллег. Но весь смак был в красивой открытке с таким поэтичным признанием в любви, что девушки просто обрыдались от умиления. И хотя фактически подарок был сделан не участнику игры, а его жене, сами понимаете, Рой в накладе не остался.
Очень приветствуется, когда для исполнения сюрприза привлекается не орг, а другие игроки. Ведь это значит, что они скорее всего знают, кто ваш друг. И если вы искусный интриган, то можете попытаться подкупить, про шантажировать, пытать или как—то еще расколоть помощника вашего друга.
Вот у Бэтси живет ротвейлер. Я всегда отлично ладил с этим зверем. Поэтому Дэн купил для собаки красивый ошейник и попросил меня незаметно надеть обновку на пса. Мне это было не сложно. Я подъехал в обед, тихо высвистнул рота, надел на него ошейник с биркой «от лучшего друга» и уехал.
Следующим вечером Бэтси выловила меня возле офиса и попросила слить друга.
— Арти, мы же оба знаем, что из всех знакомых, Лаки подпускает к себе только тебя. Колись давай!
Естественно я отказался. Бэтси начала уверять, что мне лучше бы согласиться, потому что плата за молчание будет слишком высокой. Я ее уверил в своей платежеспособности. Она спросила можем ли мы поговорить у нее в машине. Без проблем, Бэтси старый друг и причин для беспокойства у меня не было. Сажусь на переднее и двери блокируются. А на заднем сиденье — еще несколько леди из нашей компании. Мне еще раз предлагают слить Дэна.
— А то что?
— Нууу, мы будем тебя пытать!
— Ужас, как страшно, но обещаю, что не буду кричать и звать на помощь.
Девчонки отвезли меня за 15 км от работы, притащили в темный уголок лужайки перед каким—то зданием и последний раз предложили договориться по-хорошему. Было очень смешно и я отказался. Меня усадили на траву, спиной к дереву, стянули руки за стволом пластиковой стяжкой. Отобрали телефон и отправили жене сообщение, что я задерживаюсь и буду очень поздно. После чего выключили телефон и бросили его в карман пиджака.
Не смеяться было сложно, если честно. Понятно, что бить никто не станет, щекотки я не боюсь. С законом мы стараемся не шутить. Поэтому никаких способов давления у девушек не было.
— Арти, ну ты уже понял, да, что мы тебя тут просто оставим и все?
— Угу.
— Ты только долго не сиди, ладно? Земля холодная. Начинай звать на помощь сразу.
— Разберусь.
— Ок, надеюсь Джесс не будет против.
Она подмигнула и аккуратно вытерла помаду об воротник моей рубашки.
«Фигня. Просто выкину и все» — я как можно шире улыбнулся Бэтси.
А потом она пол флакона своих духов на меня вылила.
Знаете, что самое веселое во всей этой истории?
Вовсе не то, что я вернулся домой за полночь, перепачканный в помаде и с ароматом чужих духов.
И совсем не то, что жена встретила на пороге дома, потому что волновалась, что телефон не отвечал.
И хрен с ним, что я несколько дней, потом извинялся за неразумную шутку наших, кстати, общих подруг и всячески старался показать жене, что я хороший.
В конце концов я знал, что потом все откроется и я буду реабилитирован.
Самое веселое было то, что девчонки, бросив меня на той лужайке, позвонили Джесс и все ей рассказали, попросив подыграть.
Не то чтобы я, когда—то жалел денег на любимую женщину, но в то Рождество был особенно щедрым. Короче, всем все понравилось, все были счастливы.
Вот примерно так мы развлекаемся.

В тот год я должен был стать лучшим другом Аманды. Это было очень легко и приятно. Блинчики и вафли с кофе на работу. 10$ на счет телефона. Стикер с пожеланием приятного дня на лобовое стекло машины. Симпатичный блокнот в почтовый ящик. Вечером Найк выманил ее сына покататься и попросил об услуге. Домой машинка вернулась чистенькая, отполированная и с полным баком. Потом ей подкинули стильную флэшку, девчонки любят такие вещи. Ну и так далее.
Тогда у девчонок мода была вешать на телефоны всякие побрякушки. Аманда очень любила всякую мистику и частенько вешала себе всякие тотемные штучки.
Идея подарка пришла неожиданно. Я увидел шикарную подвеску в виде маленькой серебристой лисички (кицунэ) с пушистым меховым хвостиком. Милая такая, абсолютно женская вещица. Аманде точно понравится такая подвеска.
Осталось только подкинуть. Для этой цели я снова подключил Найка.
— Хай, Аманда, я тут мимо проезжаю, как на счет кофе, у тебя перерыв?
— Привет, Найк! Ну так—то да…
— Давай заеду, дернем по стаканчику, я тебя потом отвезу на работу. Не люблю один пить кофе.
— Заезжай.
Ну и все. Пусть на меня леди не обижаются, но есть у них такая странная заморочка: они с точностью 99,9% пользуются дамской комнатой в кафе. Конечно, был риск, что телефон Аманда возьмет с собой. Но… ничего страшного, мы бы придумали другой способ.
Аманда попросила кофе и слойку, а потом ушла туда, куда мы и предполагали, оставив на диванчике сумку, в которой лежал телефон.

— Артур, у меня проблемы. Можете приехать?
— Да, Найк. Ты где?
— Я в участке.
Просто непередаваемая гамма чувств!
— Адрес!
Я записываю адрес, ломая на каждой букве тонкий стержень автоматического карандаша, приказываю Найку молчать, вести себя вежливо, и срываюсь с работы.
Пока долетел, вспомнил всех и вся, кого можно подключить в случае беды. Аккуратно и надежно привитый родителями комплекс старшего брата не дает мне покоя. Найк для меня не просто нижний лучшего друга. Я за него впишусь, как за родного, если потребуется.
Только бы он не натворил ничего серьезного! Это в кино адвокат врывается в участок проклиная копов и грозя им всеми карами небесными. Кем бы ни был ты, кем бы ни был твой клиент — с полицией всегда стоит разговаривать максимально учтиво. Даже если закон на твоей стороне.
Долго объясняться кто я и за кем приехал не пришлось. И всю информацию выдали без каких—либо проблем.
Как только Аманда вышла в дамскую комнату, Найк схватил ее сумку и достал телефон. Копы зашли в кафе как раз в тот момент, когда Аманда выходила из—за стола. Ситуация, как сами понимаете: на месте, с поличным. Естественно Аманда не предъявила никаких обвинений. Подтвердила, что ничего не пропало, Найк — сосед и друг семьи. Игра, действительно существует (спасибо за подвеску, ах, какая красивая!) и все могло разрешиться замечательно, если бы не паталогическая ненависть парня к полицейским! Хамить — это всегда про Найка. Резкий, ершистый, вспыльчивый, он регулярно попадает во всякие неприятности из—за своего характера.
Хорошо, что драться не полез. Хоть на это у него хватило ума!
Я весь спокойствие и профессионализм. Да я на самых сложных процессах так не взвешивал свои слова, как в участке в тот день. Хотя, по сути, никто ничего не нарушил, и никто ни в чем не виноват. Но рисковать я не хочу. У Найка куча штрафов за превышение скорости и вождение в нетрезвом виде. Драки. И, кстати, сопротивления при аресте тоже были.
Я искренне считаю наших парней самыми здравыми. Это вам не отморозки из Нью—Йорка, например. Впрочем, да, каждый кулик хвалит только свое болото.
Из участка мы вышли без проблем.

На вопросы Файра Найк всегда отвечает честно. Скрыть что—то может только если его не спрашивали. Поэтому я даже не рассчитывал, что нам эта история сойдет с рук. Все что меня нервировало, это что пацану прилетит по моей вине.
Однажды я пошутил, что Файр так хорош в своем деле, только потому что он любому своему пациенту даст фору в 100 очков. Я слышал, что мечты иногда сбываются. Но, чтобы шутки…
Короче, влетело нам по первое число.
Это было мягко говоря херово. Потому что, если я хотя бы сидел в кресле, Найк стоял на коленях и меня просто выворачивало от этого зрелища. Я знал, что просить за Найка бесполезно, но все равно просил. Я изо всех сил тянул всю вину на себя, хотя и понимал тщетность своих попыток.
Если бы все ограничилось историей с телефоном — я бы его отмазал. Но Найк устроил грандиозный скандал в кафе с полицией. За это ему светила более, чем жестка порка. И так—то Файр, конечно, прав, но изначально же виноват был я!
Короче, за хамство, Найк рассчитался тогда по полной программе.
После этого Найк позвонил Аманде, извинился за скандал и предложил подстричь газон и прибраться в сарае, да в гараже. Аманда смеялась и отказывалась, как могла, а Найк смеялся в ответ, мысленно матерясь на чем свет стоит и снова уверял, что ему так неловко, что он хотел бы загладить свою вину. В итоге Аманда согласилась, но предложила оплатить работу пирогом с апельсиновой начинкой и чаем из каких-то особенных трав. Особого выбора у него не было. Если бы Найк ее не уболтал, то закончилось бы это для него еще одной поркой.
Найк подстриг ей газон, мы за полдня прибрались в сарае, а на следующий день и в гараже. Я между делом заглянул под капот машины, кое-что там похимичил.
В итоге, Аманда отмела мысль, что ее другом являюсь я. Иначе, как она считала, я бы не пришел помогать Найку.

Принимал тусовку в том году Файр. Это было всем удобно и у него не было возражений.
Каждый в подробностях отчитывался, сколько добра ему было сделано за все это время и на кого он думал. И почему. Естественно, самые смешные моменты, это когда человек угадывал своего друга неправильно, а тот, кого подозревали ржал всегда больше всех.
— Моим лучшим другом в этом году был Найджэл, — томно начала Аманда.
Мы все забыли, как дышать.
— Потому что Джи знает, что я люблю на завтрак.
Я закатываю глаза к потолку. Можно подумать тут у нас кто—то завтракает яйцами—пашот, черной икрой и шампанским.
— И флэшечка. Это так… тонко.
Найджэл сидит с абсолютно невозмутимым видом.
— А когда Найк подарил мне лисичку, я уже и не сомневалась.
Мы стараемся не переглядываться с Найком, иначе точно будем ржать.
— И потом, уговорить Артура пахать на моем участке мог точно только ты!
Сокрушительный аргумент, не на ходите?!
Странно, а почему никто не смеется—то?
Все с интересом смотрят на Найджэла и ждут, что он скажет. Я уже собираюсь прервать эту странную паузу, но чувствую, как каблук Дарси нежно опускается на мою ногу.
— Ой, ну, короче, веселье удалось, правда?
Подал клич кто—то из девушек и все тут же начали обсуждать все что угодно, только не предположение Аманды.
— Рой, да я знаю, что это ты нашел для меня эту книгу!
— Ох, девчонки, мы там чуть от смеха не лопнули, когда лепили цветочки на дерево в саду у Люси.
— Ага, а потом…
Все говорили одновременно, с хохотом и подколами смакуя подробности. Я осторожно вытаскиваю ногу из под каблука Дарси и иду на кухню, чтобы предложить Файру свою помощь.
Но и там царит полная гармония и взаимопонимание. И в этот момент Файру с Найком меньше всего, кто—то нужен на кухне.
По дороге на веранду меня ловит Найджэл:
— Слушай, Артур, ты же не в обиде, что…
— Ха, да успокойся, мне вообще все равно, пусть она…
— Я не про это!
— Упс, ну прости. А про что тогда?
— Ну, ты ж не в обиде, что тебя ни разу не назначали ответственным за всю эту кутерьму?
— Нет, конечно, а должен?
Найджел смотрит на меня абсолютно чистым, невозмутимым взглядом, но потом все-таки не выдерживает и улыбается, в стиле «Арти, даже не пытайся взрослеть, тебе не идет».

Киевский вальс

— Да! Ты проиграл. Ура!
Элис подскакивает из-за стола и не скрывая рвущегося из нее восторга начинает лихо отплясывать танец победителя.
Стараясь сдержать усмешку, я тихонько, чтобы не отвлекать девушку от ее торжества, вытряхиваю карты, которые до этого придерживал браслет часов и собираю колоду. Все нормальные шулеры мошенничают ради выигрыша и только я, время от времени, разминаюсь, чтобы порадовать свою нижнюю.

— Ок, моя радость, я проиграл, чего желаешь?
Элис, предвкушая долгий вечер, где все будет только так, как она захочет, скачет на носочках и хлопая в ладоши смеется:
— Ой, сейчас! Я только гитару принесу.
Обожаю гитару Элис. Это красивый, абсолютно мужской инструмент. Большой барабан, широкий гриф. Приятный цвет, что-то вроде темного гречишного меда. Для маленьких и тонких пальцев Элис струны кажутся немного тугими. Мне же нравится их упругость и потрясающее звучание.

— Вот. Держи! — она осторожно протягивает мне свое сокровище.
Беру гитару, удобно устраиваю ее на колене и смотрю на свою подругу с милой вопросительной улыбкой.
У Элис просто потрясающее умение понимать музыку. Она действительно одаренный человек, хотя и не обладает, ни слухом, ни голосом, ни чувством ритма. Но разве это главное и самое нужное? Зато она чувствует и видит музыку так, как не дано многим меломанам.
— То, что у тебя сейчас на душе, — заказывает она.
И прежде чем я успеваю возразить, добавляет тихим шепотом:
— Ну, пожалуйста, я так хочу тебя почувствовать!

— Тебе честно или романтично? — продолжаю улыбаться.
— Честно…
Я задумчиво перебираю струны, торгуясь в глубине души с самим собой. Не люблю, когда меня застают врасплох. Хотелось просто порадовать свою нижнюю, отвлечься от грустных дум. А тут, на тебе, изволь теперь эмоциями поделиться. Да еще и честно.
Ну, хорошо. Честно, так честно.
Ми. Ми. Ре—ми—фа—соль—фа—Ми—до—ми—ре—до—си…

— Wonderful…, — выдыхает Элис, когда стихают последние обертоны.
Я закрываю глаза и откидываюсь на спинку дивана:
— Следующее желание?
— Знать, о чем ты сейчас думаешь!
Мда. Ни одно, так другое. Тяну время, убирая гитару, пристраивая ее грифом к подлокотнику, проверив, чтобы не соскользнула. Отвечаю, с любопытством ожидая ее реакции:
— О любви.
Элис смотрит недоверчиво, так как это последняя тема, которую я обсуждаю со своими девчонками. Обычно.

— Как это называется?
Элис касается пальцем струны.
— Киевский Вальс.
— …?!
— Киевский Вальс. Это песня.
— Вальс — это танец!
Я смеюсь.
— Хорошо, просто эта песня называется «Киевский Вальс».
— Спой.
Вздыхаю и путая русский с украйньской мовой пою по памяти первый куплет с припевом, a cappella, лень транспонировать.
Молчим.

— Тебе перевести?
Элис сидит, чуть прикрыв глаза и улыбаясь.
— И эта песня о любви?
— В какой-то мере.
— Хороший мотив и слушается приятно. Словно о мечтах и надеждах.
— Ты серьезно?
— Да. А там другой смысл?
— Знаешь, если честно, я не помню текст, только первый куплет и припев. А мелодия, она просто в пальцах и на слуху, я это solo еще подростком выучил, так, играю иногда, когда накатывает…
— Ну, тогда будем считать, что я угадала, эта песня о любви, мечтах и надежде. И ты об этом думаешь весь вечер?
Я смеюсь.

— Третье желание. На выбор: трость, стек, снейк, — мне сложно сдержать ухмылку.
— Ааааа… сколько? — спрашивает Элис подозрительно.
Я заново достаю колоду.
— Ну, давай прикинем, тут 364 очка. Какой расклад желаешь, по масти или по очкам?
Card flourish – не просто красивые понты, это еще и обалденно увлекательная игра, правда в одни ворота и для одного игрока.
False shuffles, palming and volte — с каждым новым раскладом я улыбаюсь все наглее и шире. Элис начинает бить дрожь, и она не может определиться, смотреть ей сейчас мне в лицо или все же на руки. Разницы, конечно, абсолютно никакой, но она этого не знает. Все равно в колоде уже нет мелких карт. Только дающие более или менее приличную сумму.
Все что нужно для хорошей порки после лиричных разговоров о музыке и любви.

— Не веришь мне? — немного упрека в голосе, чуть насмешки, но в целом, я произношу это с легким вздохом и искренней, располагающе-доверительной улыбкой.
Элис колеблется.
— Ну хорошо. Давай тогда сама вытяни любые три карты, хочешь?
Глаза Элис загораются азартом, и она смотрит с детским восторгом на плотно сложенный веер карт, не замечая на эмоциях на сколько похудела колода.
— Но тогда и девайс выбираю я, — добавляю тихим шепотом, словно по секрету.
Она судорожно сглатывает и предпочитает смотреть на руки, лениво тасующие заряженную колоду.
— А если карты выкинешь ты, я смогу сама выбрать, чем ты будешь меня пороть?
— Конечно, Элис.
Только бы не заржать!
Она не может удержаться и с любопытством ребенка нетерпеливо тянет из колоды … Ха! Валет, десятка и восемь.

— Двадцать девять, — растерянно шепчет она, вмиг пересохшими от волнения губами.
— Девайс? — невозмутимо спрашиваю я.
Элис смотрит на меня не мигая и в ее глазах проносится просто ураган самых разных эмоций. Ух!
— Выбери сам, что хочешь…
Она закусывает губу и опускает голову.
— Я хочу стек!
И в моем голосе больше нет мягкости.
Пока она несет мне стек я не задумываясь скидываю из колоды еще три карты: две семерки и девятку. Элис смотрит на стол и ей страшно, а меня уже просто переполняет опьяняющим чувством погружения.
— И сверху снейк!
Пять секунд паузы, чтобы осмыслила. Скидываю пиджак. Беру стек.

— Одним сетом, Элис. Без фиксации, естественно.
Мне нравится смотреть, как Элис переносит свою боль. Она прячет лицо между вытянутыми руками и переплетает пальцы, но никогда не держит их напряженно в замке. Ее пальцы словно играют, то разгибаясь, то сцепляясь вновь. Длинный, без резких пронзительных звуков стон, обычно чуть выше сразу после удара, сквозь прикушенные губы слышится особенно чувственным, пока у нее получается контролировать дыхание. Тело не дергается резко. Выгибается плавно и потом снова вжимается в покрывало. Каждая полоса пропечатывается на коже, медленно наливаясь багровым цветом. Вспухшие от боли рубцы появляются все ниже и ниже, спускаясь от бедер к коленям и Элис уже не просто стонет, а тонко плачет, сглатывая слезы и крепче зажмуриваясь, словно это может помешать им течь.

— Тебе нужен перерыв?
Я кидаю стек на стол, поверх карт.
Она быстро мотает головой, а потом все же отвечает. Хрипло:
— Как ты хочешь.
Вот упрямая!
Я беру снейк и расписываю ей спину с особым удовольствием. Пальцы нервно мнут покрывало, плечи вздрагивают, лопатки топорщатся, словно там, под кожей, кто-то протестующе пытается защититься, выставляя ладони. Мягкие, нежные (не могу подобрать другого слова!) следы снейка красиво проступают на ее теле, перекатывающегося с бока на бок, в попытке справиться с болью.

— Неееет!
Ну наконец-то. Звонкий голос резко осекается при следующем ударе. Еще два протяга и я останавливаюсь, чтобы дать ей выплакаться.
Элис плачет беззвучно, прикусив складу покрывала. У нее мелко трясутся руки, а по спине видно, как глубоко она пытается дышать, чтобы не захлебнуться рыданиями.

— Ну все, успокаивайся. Готова?
— Дааааа…
Снейк опускается на выпоротые стеком ягодицы и Элис заходится тонким воем, инстинктивно выгибаясь, встав на локти и пытаясь отодвинуться на меня.
— На место, живо!
Она плачет, дрожит, вытягивает руки и прячет между ними мокрое от слез лицо…

— Элис…
Со всей нежностью, на которую я только способен в таком состоянии, осторожно обрабатываю ей спину, ягодицы, ноги. Присаживаюсь рядом.
— А я знаю, что ты жульничал с картами, — сонно улыбается Элис.
Я замираю. Потом краснею. Сжимаю челюсти.
— Потерял технику? — пытаюсь иронизировать.
— Нет. Просто догадалась. Ты не снял пиджак, когда сел за стол, а обычно всегда снимаешь, даже галстук. Сразу.
Она улыбается. Счастливо, как ребенок, получивший желанный подарок. А я иду попить водички. Холодненькой.

— Научишь меня так же? — Элис словно мурлыкает, почти засыпая.
Укрываю ее, заботливо подтыкая со всех сторон одеяло.
— Да, конечно. Я оставлю тебе колоду. Попробуй научиться на глаз делить ее пополам, для начала. Остальное потом покажу, в следующий раз.
— Я не про карты! Тот вальс…
— Киевский.
— Да. Про мечты. Научишь?
— Хорошо, Элис. Спи. Я поеду, поздно уже.
— Пока.
Иду к машине, сжимая и разжимая пальцы.
Сажусь, глубоко и с наслаждением вдыхая запах салона.
Надо будет заскочить на днях, купить новую колоду. Я свою Элис оставил. Так, на удачу.

January



За окном январь. Настоящий. Такой, каким и должен быть главный зимний месяц. Обжигающе-жгучий, со стонущим морозом и режущим глаза снегом.

Мой январь. Звенящий сбитыми на спор сосульками, долгими разговорами и самыми короткими на свете ночами. Нам было их мало. И часов, и ночей.

Любимый январь. Любимый за ту встречу в лесу. Помнишь? Хотя не правильно назвать это встречей, приехали-то вместе, на твоей машине. Как вспомню эти ваши русские сугробы и что вытворял твой автомобиль на той целине… Аж челюсти сводит. Отчаянная ты. Кто бы знал.

Мы впитали этот январь последним четвергом, который начался с банального скандала в кафе. Знать бы, ходишь ли ты туда теперь… Ругаться там было тесно, и ты решила вывести меня в лес. При любой другой ситуации я бы поклялся, что это смешно: разборки в лесу. Смотрю, нравы-то в России не очень поменялись, да?

Январь нас тогда и помирил. Не грохни мороз — поубивали бы друг друга. Капот так быстро остывал среди промерзшего леса. Режущий свист плети, наверняка, был слышен далеко за пределами той поляны или куда ты там нас завезла.

Стылый январь, разбавленный горячим кофе. Можешь смеяться, я только через несколько недель просек, что ты разыграла тот скандал, как по нотам. Манипулятор, чтоб тебя. Отыграла так, что заслужила и Оскар и Пальмовую Ветвь. Представляю, как высек бы тебя той веткой, заставив держать статуэтку в руках.
А, что? Как догадался? Да я в жизни не поверю, что ты постоянно возишь с собой кофе в термосе!

Знаешь, это был лучший январь за последние несколько лет. Самый лучший, правда. Когда я тебе врал…? Холодный и нежный, все в наших лучших традициях. Я вот смотрю сейчас в окно, а там — январь. Студеный такой, скрипучий, настоящий, русский январь, аж в глазах побелело и чувствую озноб. Как же мне сейчас хочется снега!

Я вздрагиваю от звука, которому абсолютно нечего делать в моем кабинете, но отлично вписывающемуся в панораму того января. Ушам не верю! Нет, ну, пожалуйста, ну не надо так… Ну давай я сейчас обернусь и это будет то, о чем я думал половину рабочего дня?! Январь, ну волшебный же месяц, когда хочется зажмуриться и загадать самое несбыточное желание.

Я поворачиваюсь очень медленно. Не веря в сказки про подарки для хороших парней, но и не желая расставаться со своим январем.
— Вот, все, что вы просили.
На моем рабочем столе несколько стопок с документами. Это они приземлились на поверхность столешницы с таким звуком, словно… Черт, ну это все лесом!
— Спасибо, Джулия, — я вздыхаю слишком трагично.
Эх, нужно брать себя в руки.
Отвожу глаза, уткнувшись взглядом в календарь.
— Июль. Двадцать второе. Понедельник! — заботливо подсказывает Джулия.
— Можно мне кофе? Пожалуйста!
Джулия мгновенно понимает то, что не было озвучено, и испаряется из моего кабинета.

Я тут же поворачиваюсь к окну, на котором еще несколько минут назад видел расписные узоры.
Но январь полностью растаял, не выдержав июльского зноя.

Чудовище


Я приезжаю на работу без трех минут семь. Конечно, вовсе не для того, чтобы подать пример бешеной работоспособности своим подчиненным. Просто в России это пять часов вечера, конец рабочего дня. У меня есть примерно двадцать минут, чтобы в полной тишине пустого офиса посмотреть и без того, известные фотографии и чокнуться кружкой кофе со своим планшетом.

Вода ночами уже не такая теплая. Но днем еще давит зной и так хочется сбросить с себя это сумасшедшее напряжение трудового дня. Я жму газ в пол и начинаю смеяться, вспомнив, как ты ругалась последний раз.
— Максимум, что я себе позволяю — это 140 км/ч! С какой скоростью ты летаешь? 150?!
Я ухмыляюсь. Ага, Ferrari покупают только для того, чтобы плестись на ней 150 на ваши, конечно!
Зная, что ты ненавидишь скорость, был готов, что матом обложишь, после того, как первый раз в жизни увидишь трассу на 150 миль в час. Ты умеешь удивлять, конечно, устроив потом истерику за не пристегнутый ремень безопасности.
Лежу на спине, уставившись в звездное небо. Прости, снова пробивает на смех, вспомнив, как твоя подруга рассказывала, какая у нас должна быть тут темнота по ночам. Дождешься, как же. Этот город вообще никогда не спит и нужно еще постараться заплыть так, чтобы дали полежать спокойно и в тишине.

Утром — все как положено: больное горло, обложенная носоглотка и кофе, вместо всего. Ненавижу медицину! От одного вида лекарств меня начинает тошнить.
Так вот, приезжаю без трех минут семь.
Я ж тебе подарок обещал.
Ну, извини, поставить в офисе профессиональный инструмент я не могу, иначе вместо работы буду только играть. Поэтому, у меня почти примитивные клавиши в шесть октав. Вливаю в себя кофеиновый кипяток. Распеваться некогда, гаммы гонять тем более. У меня есть ровно одна попытка для записи. Потом на работу начнут подтягиваться мои парни.
Пара импровизаций, чисто чтобы пальцы размять, и я записываю тебе ту самую «Жанетту». Хриплым, простуженным голосом, слега смягченным горячим кофе.
Отослал.
Да, понторез, знаю. Спасибо, мне очень приятно.

Я до этого вашего форума никогда не понимал, ну на хрен в тему тащить личную жизнь? Ну зашел, развлекся, вышел. Какие еще отношения? Бросьте, отношения в теме только у тех, кто в обычной жизни не выгреб…
И вот, я попал в сказку. Ага, в ту самую, про Чудовище. В курсе? Ну, это про такого козла—понтореза, который в грош никого не ставил, над какой-то убогой посмеялся, и она его обрекла на муки и страдания. И спасти его сможет только чистая и невинная любовь. Вариантов этой сказочки полным-полно. Тот же ваш Аленький Цветочек, да?
В какой-то момент ты начинаешь верить, что в принципе достаточно иметь дворец, сокровища и золотую розу во дворе, чтобы абсолютно любая девчонка сходила по тебе с ума. Это в сказках любят за прекрасную душу. В нашем мире все куда проще и примитивнее. А, ну да, ты ж не любишь циников, надо чуть романтичнее. Хорошо, тогда довеском шесть с половиной футов роста, восемь кубиков пресса и хорошее образование. Три хороших образования.
Что еще? Вот скажи, ну что еще нужно Чудовищу, чтобы раскрутить девушку на нужный ему сюжет?

Мы начали тогда с ремня, да? Пятьдесят ударов тяжелой жесткой кожей. Я до сих пор помню вкус той порки. Столько слез. Надо же, вообще не ожидал. Эмоционально, это был, наверное, один из самых вкусных экшнов за долгое время. Ну да, два опытных тематика, каждый сам себя накрутил до нужного предела перед этой поркой. А потом… это как две партии, записанные в разных студиях свести в один трек. Главное, чтобы в одной тональности, и никто не выпал из гармонии. Тогда прозвучит. У нас прозвучало.
И все, как плотину сорвало. Мне иногда кажется, что ты специально заводишь все ситуации в такую плоскость, что это все заканчивается очередным тематическим безумием. Я никогда не вкладывал в тему столько эмоций, как за последний год.
От той порки тростью, когда количество штрафных постепенно росло и почти дошло до половины оговоренных ударов, меня при воспоминаниях кидает в дрожь по сей день. Как ты с этим живешь, как ты вообще укладываешь такие вещи в своей голове? Тоже мне, олененок Бэмби.

Хорошо, я Чудовище. Причем сразу без души в том самом сказочном понимании. Бесполезно во мне копаться, ты там все равно ничего не найдёшь. Было бы за что любить, давно бы нашлась какая—нибудь прекрасная нижняя, и, глядишь, уже превратился бы в прекрасного принца. Но… увы, чего нет, того нет. Только дворец, валяющиеся то там, то тут дорогие игрушки и пресловутый цветочек посреди сада. Забирай.
Вообще, согласись, как-то не честно получается. Спасти Чудовище можно только полюбив его за красоту души, но при этом душу выдать забыли. Поэтому, у тебя дилемма, Красавица. За бабки любить пошло. Внешность… ну, такое дело. Не носить же тебе постоянно каблуки. Иначе как целоваться-то при моем росте. Хотя я тебе предлагал: давай просто на руки брать буду. И мне приятно, и тебе удобно. Что у нас там еще по списку? А, ну образование. Угу, в вашей стране, где диплом покупают, как туалетную бумагу, этим добром вообще никого не удивишь.
Так как спасать-то будешь?

Я прихожу в себя, снова от твоих слез. Ненавижу женские слезы. Вот ненавижу!
Когда ты плачешь, у меня что-то дрожать и звенеть начинает в груди и просто выть хочется от невыносимой тоски и боли.
Я готов взять тебя на руки и никогда не опускать, никуда не отпускать, лишь бы ты больше никогда не плакала. Ну как ты не понимаешь, что своими слезами, ты просто душу мне наизнанку выворачиваешь!
Мм? Что сказал? Ну, душу наизнанку выворачиваешь, и что? Ну, фигура речи такая, в вашем языке.
Стискиваю зубы и стараюсь дышать глубоко, размеренно. Так хочется унять этот вой внутри себя.
Ну, прости меня, прости! Я виноват, в том, что чувствую себя живым, только когда ты плачешь. Вот так, тонко, тихо.
Я выбираю самый длинный и толстый прут. Смотрю, как медленно заливается жаром твое лицо, как ты сжимаешь тонкие, сильные пальцы в замок, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами.
Ну, ты же понимала, зачем шла в замок к Чудовищу. Рассмотреть его душу. Кто ж знал, что она отражается только в твоих слезах.
И поэтому ты будешь плакать. Много, долго и очень горько. И чем больнее тебе будет, тем…
Свист розги и стоны, горячим, горьким вкусом текут по моей гортани. Жгучей лавой обливают сердце…

Я отшвыриваю прут, хватаю тебя плачущую, дрожащую на руки, прижимаю к своей груди. Зарываюсь лицом в твой живот и замерев, ощущаю твои пальцы на моем затылке.
— Ну прости меня, — шепчу, сглотнув, ком в горле.
— Какой же ты медведь! Дикий и совершенно неуправляемый, — всхлипываешь ты.
И я молчу, замерев, как та статуя, с тобой, рыдающей, на моих руках, ощущая, как что-то неведомое, новое, совершенно непонятное, но щемяще-бархатное касается меня изнутри.
Я до сих пор помню, какая ты легкая, теплая, абсолютно нежная и невесомая. Каждый сантиметр твоей кожи…

Без трех минут семь я ставлю портфель под стол и вешаю пиджак на спинку кресла.
В динамике городской шум, русская речь и самое нежное на свете сопрано, пытающееся перекричать уличный гомон.
Я слушаю твой веселый смех, как ты благодаришь таксиста, как шуршат шины авто и… я не хочу, хоть убей, превращаться ни в какого принца. И вообще, мне плевать на все сказки мира. Можно я останусь собой? Ну, вот таким, диким и хмурым Чудовищем, без души и сердца. Свыкся, как не странно. Я все равно тебя люблю. Всей… этой, как ее там, ну, короче, всей своей сущностью.
Ну, и ты же не всегда плачешь, только если я делаю тебе больно.
Последний раз вот когда я тебе Belle пел из Notre-Dame de Paris.

Да, медведь на ухо наступил, это не про меня…

Да Чудовище я, Чудовище, когда я спорил...

V.


— Артур! Ааа-ртур! — Сьюзен пришлось не только повысить на меня голос, но и хлопнуть ладонью по плечу, чтобы вывести из шокового состояния.

«Сжалься, ну, пожалуйста, не надо!» — если бы я мог, то мой взгляд лазером выжег бы эти слова на ближайшей стене.

— Я советую тебе приехать как можно раньше. Ты же понимаешь, что розги тебе придется резать самому?

«Да пошли вы!» — выдохнул я, естественно, молча.
И кивнул.

— Вот и славно! И оденься проще, тебе же не удобно будет, — Сьюзен рассмеялась, словно сказала что-то забавное.
Я послушно развязал галстук и убрал в карман.


«Ну вот какого рожна мне снова нужно было ввязаться в эту историю?» — ругая себя последними словами я выбираю самые толстые и длинные прутья, аккуратно срезая их у самого основания.

«Потому что ты бесхребетный слабак и все, кому не лень, вьют из тебя веревки» — радостно сообщил мне внутренний голос.

«Да пошел ты», — практически без эмоционально и почти тоскливо откликаюсь я.

«А мне некуда», — получаю нахальный ответ, — «Так же, как и тебе, некуда теперь деваться».

«Переживу!» — огрызаюсь я.

«Ну, да. Какой у нас выбор!» — братский жест внутреннего голоса.

Я собираю нарезанные прутья и несу к машине.
Дома сгружаю розги в ванную и заливаю их водой. Завтра, рано утром, мне предстоит перебрать их, связать и доставить к месту экзекуции.


Я приехал в числе последних.
Сначала выпачкал рубашку, пока грузил подготовленные розги в машину, потом раздавил кусочек омлета в левом ботинке. Омлет стащил кот. Видимо, сочувствуя моим переживаниям, решил поддержать, подложив мне в обувь провиант. Убедившись, что я получил подарок, кот за полторы секунды взлетел по лестнице на второй этаж и свесившись, сверху, нервным громким басом пожелал мне приятного аппетита.

Ругаться не было никаких сил, я и так нервничал. Поэтому просто натянул первые попавшиеся джинсы, рубашку и кроссовки.
«Все. Я сегодня исчерпал свой лимит по неприятностям. Так что, пожалуйста, давай теперь доедем без приключений, а?» — я всегда разговариваю со своими машинами. И у меня это отлично получается. Во всяком случае мы отлично ладим и прекрасно друг друга понимаем.

— Артур! Ааа-ртур! — Ну зачем я ответил на звонок? Сьюзен даже мертвого поднимает из могилы. Надо, кстати, предложить ей, должен получиться неплохой бизнес.
Хотя нет. С ее-то юмором, она скорее всего предложит мне стать ее первым клиентом.

— Я уже паркуюсь! — огрызаюсь, как школьник.

— Где? — ласково-заботливо интересуется Сьюзен.

Мне нечего сказать. Я медленно двигаюсь вдоль ряда машин и ищу, куда приткнуться.
— Разворачивайся, — вздыхает моя мучительница, — там все равно все забито и нет ни одного свободного места.


— Здравствуйте, мистер Гинзбург! — со мной здороваются сразу несколько голосов, и я оглядываюсь, чтобы ответить на приветствие.

Мимо меня дефилирует стайка длинноногих красавиц, в белых, с трудом застегнутых на груди рубашках и самых коротких на свете юбках.

«Твою жеж мать! А ты еще ехать не хотел!» — ахнул внутренний голос.

«Остынь, они не из моего класса» — пытаюсь быть строгим.

«Ну даааа» — разочарованно стонет внутренняя сущность, — «Кто б тебе таких доверил!»

«Вот ты урод!» — возмущаюсь я.

«От урода слышу!» — мгновенно реагирует внутренний голос и мне нечего возразить.


Скамья для порки была самой обыкновенной скамейкой. Две прекрасно струганные и покрытые лаком доски, прикрученные металлические стойки. Рядом стоял пластиковый бак, наполовину наполненный водой. Для розог.
Спустив прутья в бак, я присел на скамейку и выдохнул.

Июль. День обещает быть жарким. Под класс мне отвели ту же поляну, которую я занимал последние три года. В самом дальнем углу лагеря. Ну да, если учесть, что у меня самый маленький класс. И каждый год на кого рассчитываешь не приезжают. И обязательно к тебе запишется пара-тройка человек, которые совершенно не представляют, чем мы тут занимаемся. Как правило, так тупят новички. Выбирая предметы, они рассчитывают, что у меня им будет легче всего. Увы, у меня самый маленький класс, потому что я преподаю самый не востребованный и экзотический в этом лагере предмет.


«Ты завещал все свое имущество голодающим детям Африки?» — робко поинтересовался внутренний голос?

«Не успел еще…» — абсолютно растерянно шепнул ему я, уставившись на свой класс.

Почти два десятка девчонок и штук шесть парней.

— Ребята, вы точно не ошиблись? — прочистив горло, абсолютно искренно спросил я.

Ученики дружно рассмеялись, дав понять, что оценили шутку.

— И кто из вас знаком с Элементарной Теорией Музыки? — спрашиваю я, строгим взглядом гася веселье.

Кто-то смело вскинул руку вверх, кто-то робко держит ладонь на уровне плеча и оглядывается на рядом сидящего. Едва ли треть класса!

— А остальные тут по какому поводу? — хмуро спрашиваю я.

— Нуууу… я просто когда-то в церковном хоре пела, — жмет плечами одна.

— И я тоже думала, что тут уроки музыки, — вторит ей соседка и они хихикают.

— А мне название понравилось, — я слышу томное контральто роскошной блондинки слева и мне становится жарко.

На какую-то секунду я возвожу очи к небу и мысленно благодарю кота за омлет. В ботинках и пиджаке мне бы сейчас было точно не комфортно.

— А я слышала, что препод клоун тот еще, и на уроках прикольно.

Ну да. Темно-синяя косая челка, хриплый голос и развязанная манера общения. Нижняя Марка. Девчонка, которую абсолютно любой здравомыслящий человек будет обходить самой дальней дорогой.
И только я, в состоянии минутного помешательства, зачем-то, когда-то…

Класс замер. Кто-то с недоумением, а кто-то с азартным злорадством наблюдал за тем, что же сейчас произойдет. Я же, тупо подвис, рассчитывая, есть ли смысл затеивать словесную перепалку.
Как всегда, она решила за всех.

— Привет, Бурый, — кажется, она даже улыбнулась.

— Привет, Черника, — ответил я хмуро.

— Ну, меня Марк, если честно сюда загнал. А тут смотрю, фамилия знакомая, ну я и подумала, что ты не против будешь. Ты ж не против?

Я внимательно смотрю на ее вздернутый подбородок и немного напряженные плечи.

«А ведь ты боишься меня девочка!» — с удивлением понимаю я.

«Не-не, только не это. Завязывай! Тебе прошлого раза мало? Мне хватило» — заверещал внутренний голос.

— Оставайся, — усмехаюсь я и повернувшись ко всем спиной, иду к инструменту.


У нее была самая роскошная задница на той вечеринке. Когда ее растянули на скамье — просто глаз оторвать было невозможно. Два каких-то совершенно незнакомых мне парня секли эту красавицу розгами, при чем весьма сурово, а она стонала и крутилась так, что зал дышал с ней в одном ритме.

— Это кто? — спросил я у кого-то из своих друзей.

— Марк с Бэном, — ответили мне.

— Да нет, — я прям раздражался, что меня не понимают, — Я про нее!

— А, ну ты бы так и сказал! Это ж Черника.

Жаль, я тогда не уловил ухмылки в голосе отвечающего.

Девчонке всыпали на моих глазах триста розог. Ну, во всяком случае так было заявлено, но кто-то же все равно подсчитал.
Она встала со скамьи, обвела толпу каким-то совершенно невменяемым, но очень притягательным взглядом и, нагая, абсолютно не стесняясь присутствующих прошла через весь зал, к выходу. Парни двигались за ней, как два волкодава. Если бы не следы жесткой порки на ее бедрах, так и не разберешь сразу, кто у них сверху, кто снизу, на столько гордо и независимо себя держала та, которую называли Черникой.

Я подсел к ней в баре, через пол часа, пока ее парни с кем-то общались.
Мда, столько насмешки в ее глазах. Но поговорили. Она тогда четко сказала, что живет с Марком и ничего менять не собирается. Но телефонами обменялись.
Марк подошел как раз на этом моменте…

Совершенно не мой тип нижней. Пацанистая, резкая, да еще и свитч, хоть и с конкретным нижним уклоном. Чем в душу запала — непонятно. Не звонил, специально не искал. Так, наводил время от времени справки через знакомых. Ответ всегда был один и тот же: стандартный тематический брак. Живет со своим верхом.

Она позвонила сама. Через восемь месяцев. Разбитое в кровь лицо, множество синяков по всему телу. Марка не было дома. Иначе… я бы сел тогда, наверное.
Три недели я устраивал ее новую жизнь.
Звонил по утрам. Приезжал обедать. Слушал вечером истории про район, в котором она выросла.
А потом она вернулась к Марку.
Через месяц прислала чек. Вернула деньги за снятую квартиру.

«Да ну тебя в болото!» — каждый раз чертыхался я, когда перед мысленным взором всплывала синяя челка и насмешливый взгляд.
Так и не позвонил. И справок больше не наводил. Ну… почти не наводил. Просто, при возможности убедился, что с ней все хорошо. Ответ был тем же: живет со своим верхом в тематическом браке.


— Ок, ребята, делаем так: кто знаком с теорией по кварто-квинтовый круг — садятся слева. Кто не знает, что такое «бекар» — садятся справа.

Народ быстро рассортировался.

Челка даже не шевельнулась. Поймав мой взгляд, девушка нагло улыбнулась:

— Бекар — знак альтерации, отменяющий действие диеза или бемоля. А что такое квартовый круг?

«А ты прав!» — мысленно салютую я своей второй сущности, — «Ну это все лесом!»

Я спокойно перевожу взгляд на группу слева:

— Цепь аккордов, определяем последовательность функций на слух…


Больше она рта за урок не открыла.
В конце, я раздал всем задание, захлопнул свою папку и уже собирался отключать звук…

— А индивидуальные уроки вы даете?

— Нет.

— Почему?

Вздохнул и поднял на нее глаза.

— Что конкретно ты от меня сейчас хочешь?

Обычно девушки теряются при таком вопросе. Потому что или слишком много хотят, или сами не знают, чего им надо.

— Розог.

Вот дрянь! Ни один мускул на лице не дрогнул, даже ресницами не моргнула.

— Шла бы ты, а?

Несколько быстрых, стремительных шагов и она почти прижимается… Почти.

— Пожалуйста, ну, пожалуйста, Артур…

Я слышу и не слышу, что она говорит. Какая разница, какие доводы она приводит, я все равно, с трудом пытаюсь сглотнуть, совершенно сухим горлом, а в ушах — только свист розог и ее стоны.

— Девушка, вам на следующую лекцию не пора? — сам не понимаю, каким усилием воли выжал из себя эти слова.

— Не пора! — резко отвечает она.

И наваждение спадает. Я вижу, как она нервничает, понимая, что от нее ускользает то, на что она так сильно рассчитывала. Почему-то мне с этим пониманием каждый следующий вздох дается все легче и легче.

— Ты бы поторопилась все же, Черника. Опоздаешь — вот и будут тебе розги. Или от Сьюзен, или от еще кого.


Наш лагерь был рассчитан на три дня.
Ежедневно кто-то не справлялся с заданиями, кого-то пороли. И я даже наблюдал за этим всем. Только не мог освободиться от параноидального чувства, что за мной кто-то постоянно наблюдает, как из-за угла.
Она ходила на все мои занятия. Совершенно не понимая ничего из того, чем мы занимались.

— Ну зачем ты ходишь? Тебе же не интересно!

— На тебя посмотреть, — и она смеется, понимая, что смутила.

Качаю головой, не всегда сумев сдержать улыбку и стараюсь свалить по—дальше.

Не даю заданий, ничего не спрашиваю. Иногда она комментирует ответы других. Всегда метко, очень едко и смешно.
Парни хохочут. Девчонки фыркают. Высмеянная обязательно обижается и смотрит на меня непонимающе. Да любую уже давно бы разложили и высекли! Тематический школьный лагерь у нас или что?

Но, как бы не чесались у меня руки, я изо всех сил старался уйти от этой ситуации.
Нет уж, мы в это уже играли. Целых три недели. А я потом почти столько же пытался смириться, что получил по заслугам, покусившись на чужое. Не хочу.


Не выдержав ее насмешек, кто-то из девчонок обозвал ее грязным словом. Не долго думая, Черника залепила противнице в лицо чизкейком. Пока растащили… мне еще и джинсы с кроссовками залили соком.
Короче, до розог она все же допрыгалась.

— Артур! Ааа-ртур!

— Да, Сьюзен?

— Мы тут как раз решаем, ты или Волчонок?

В лагере несколько экзекуторов. Высечь может любой педагог, но если он не хочет или занят — отправляет провинившегося к экзекутору.
Я смотрю на Волчонка и понимаю, что проиграл.

— Я сам.

Раздевалась Черника зрелищно. Было на что посмотреть. Волчонок не спускал с нее голодного взгляда, чем злил меня просто невероятно.
На скулящую рядом девчонку, которую Черника втравила в эту историю почти никто не обращал внимания.
Я стоял у скамьи и нервно прищелкивал розгой о свое колено.
Черника смотрела с насмешкой и нарочито медленно, играя всем телом, стягивала с себя вещь за вещью.

— Ты бы поторопилась, а? — не выдержал все же я.

— Не терпится? — ухмыльнулась она.

— Вот жеж ты дрянь!

Она прошла мимо, покачивая бедрами, почти задев меня плечом. Почти.

И вытянулась на скамейке, потянувшись, как кошка на горячем песке.

Лишь когда две девушки, которые должны были ее держать, подошли к ее скамейке, Черника подняла голову и четко сказала:

— Пошли на ***!

Девчонки ахнули. Волчонок громко сглотнул. И только Сьюзен, бессменный директор этого бедлама сохранила лицо.

Я-то вообще промолчал.

— Я готова, — сообщила виновница всей ситуации, хотя никто ее мнением и не интересовался.

Сьюзен дала отмашку, и Волчонок первый вытянул свою девушку, которая тут же зашлась протяжным воем.

Говорят, я стоял и ударов пять просто смотрел. Не знаю. Не помню, если честно. Мне кажется, что я ударил сразу после Волчонка.


Удар за ударом, на ее коже оставляли ровные бордовые полосы. Поначалу она лежала ровно, вздрагивая ногами и крепко вцепившись пальцами в край скамейки.
А потом начла извиваться и шипеть, иногда коротко вскрикивая и выгибаясь.
В полных мах, на улице, когда ничто не сдерживает движения и плевать, что свист и крики слышны всем, кто рядом — драть красивую девчонку одно удовольствие.
Я даже не подстраивался под Волчонка, скорее на рефлексе просто поймал один с ним ритм.
Говорят, что его девушка голосила со всей дури и выкручивалась так, что ее держали с трудом. И этого не помню, вообще не смотрел в ту сторону.
Черника плакала, закусив кулак и вскидывала задом при каждом сильном ударе. Пару раз она чуть не слетела со скамейки, но каждый раз возвращалась сама. Мы отшвыривали один измочаленный прут и нам тут же подавали другой. Я с жадностью ловил каждое движение ее тела и старался ударить так, чтобы вырвать крик и заставить выгнуться от невыносимой боли.


Поднималась она медленно, но все с той же грацией. В глазах — злые слезы и никакого смирения, страха или обиды. Легко, словно не ей сейчас выписали полторы сотни, она нагнулась, собрала свою одежду и с абсолютно прямой спиной пошла в сторону душевых.
Я продержался ровно четыре секунды, а потом двинулся за ней.

— Ну и зачем ты пришел? Тебе же не интересно? — с вызовом.

— На тебя посмотреть! — хмуро.

И снова эта насмешка в глазах.

— Уверен?

— Чего?

— Что посмотреть хочешь?

Она медленно, не спуская с меня насмешливого взгляда, исчезает в душевой. И я не слышал, чтобы щелкнул замок…


— И что мы теперь будем делать? — мне очень важно понять, что происходит.

Черника совершенно невозмутимо смотрит на меня довольным, сытым взглядом.

— Нууу, Марк вечером приедет и заберет меня.

— Марк?

— Ну да.

— Слушай, Черника…

— Вообще-то, меня Виктория зовут.

Я смотрю на нее невидящим взглядом и закипаю от злости.

— Издеваешься?

— Нет, ну, правда, Виктория, я же тебе говорила как-то.

— Да помню, какое это имеет значение?

— Ну, может я просто не хочу, чтобы ты меня называл, как все.

— Ага, для всех Черника, а для меня Виктория?

— Сам реши.

Я делаю глубокий вздох и выдох.

— За уроки спасибо, — говорит она с улыбкой, застегивая сумку.

— Какие уроки?

— Нуууу, как называется то, что ты преподавал?

Мне хочется ее ударить. Но я сдерживаюсь.

— Гармония. Классическая гармония.

— Ок. Классное название. Спасибо. За гармонию. Не провожай. Марку не понравится.

Я смотрю ей в спину и мне хочется кого-нибудь убить...


— Артур! Ааа-ртур! — Сьюзен появляется возле моей машины в самый последний момент, когда я уже собрал и загрузил все свои вещи.

— Мммм? — вообще не хочу ничего ни видеть, ни слышать, ни разговаривать.

— Знаешь, а всем понравилось. Ты на будущий год приедешь?

— Нет!

— Ты так всегда говоришь, а потом приезжаешь.

— А я просто слабак и вы из меня веревки вьете. Ладно, я поеду, Сью?

— Будь осторожен, Арти.

Я киваю. Сажусь за руль.

Достаю телефон, вывожу нужный мне контакт. С фото смотрит наглая ухмылка и косая синяя челка. Один клик и удалить к чертям! Все равно же не позвоню. Ну какой в этом всем смысл?

Я вздыхаю и перебиваю имя контакта.

Vici

October & April

She was like April sky,
Sunrise in her eyes
Child of light, shining star, fire in her heart
Brightest day melting snow
Breaking through the chill
October and April
He was like frozen sky
In October night
Darkest cloud, endless storm,
Raining from his heart
Coldest moon, deepest blue,
Tearing down the spring
October and April
The Rasmus - October & April


Пальцы нежные, длинные, тонкие, скользят по затылку ласково. С них сочится легкий аромат флердоранжа, покой и сонная нега. Ночь южная, темная, звездная, дышит сладким теплом и грозами, слушая хор цикад.

— Мой Октябрь! — шепчет Апрель на ухо грустно, прижимаясь к сырой рубашке, отдавая мне свое тепло.

— Почему Октябрь? — голос хриплый, уставший, в горле еще першит морская соль после долгого заплыва.

— Потом что хмурый и стылый — шелестит Апрель, позволяя прижиматься холодными губами к манящим в свете полной луны грудям.

Поцелуи легкие, мятные, быстрые, ровной цепочкой ложатся от гортани до лона.

— Я исправлюсь, Апрель, ты мне веришь? — не заглядывая в лицо, развернуть, зарыться носом в волны ее волос.

— Аномально теплый октябрь? — Апрель тихо смеется голубым ля мажором, упруго выгибаясь в руках.

***

Полосы жгучие, хлесткие, горькие, тянутся под тихий плач с причитанием и стонами. Вскрики и всхлипы рвутся в небо, под свет звезд. Черная кожа ремня с узкой пряжкою, вскользь, поперек бедер, с оттяжкой, до слез.

Звонкий Апрель наливается маревом, плачет так тонко, пронзительно, жалобно, руки свои прикусив. Тонкой изящной дугой полумесяца, синей отметинкой вижу следы от зубов.

— Жарко, Апрель!

Откинув ремень, я склоняюсь над ней, накрывая полами рубашки, как скинией.

Небо готовится к утру сиреневым отблеском, волны шумят и тропят прохладный рассвет.

— Мой Октябрь! — дрожащий Апрель, прижимается к горячему плечу и нежно целует.

— Так будет всегда? — прижимаюсь губами к ее влажному виску. Ее запах щекочет и волнует меня.

— Так и было всегда, ты мой Октябрь, я твой Апрель. Тепло и Шторм. Звезды и Ночь.

Вздохнув, она засыпает, свернувшись на моих руках.




Обсудить на Форуме