ClubPN

Эмилия

Золотая клетка



- Я думаю, дорогая сестра, тебе следовало бы лучше следить за языком, - Авиш продолжала улыбаться, но ее темно-зеленые глаза уже метали молнии. – Завтра же тебя ждет хорошая порка, милочка.
В зале мгновенно стало тихо. Только что смеявшиеся и шептавшиеся между собой господа и дамы, юноши и девицы мгновенно оторвались от тарелок с кушаньями и бокалов с вином и обратились взорами к хозяйке и ее кузине. Кто-то смотрел недоуменно, кто-то встревоженно, кто-то – едва скрывая улыбку. Большинство из них едва ли расслышали крамольную остроту Илир, но вот фразу ее сестры, произнесенную нарочито громко, услышали все без исключения. Илир почувствовала, что покрывается гусиной кожей. Многочисленные любопытные взгляды давили, жгли, терзали… Постыдное, унизительное слово прозвучало публично. Среди цвета высшего общества. Конечно, все прекрасно знали, что закон об опеке допускает телесные наказания. Конечно, многие догадывались, что двадцатичетырехлетняя Авиш вовсю пользуется этим правом в отношении девятнадцатилетней кузины. Некоторые даже доподлинно знали, что она регулярно сечет Илир. Но до сего момента это по крайней мере считалось семейной тайной.
- Смотрю, у тебя поубавилось желания сыпать дерзостями, - темноволосая красавица все еще улыбалась, хотя теперь улыбка больше напоминала оскал хищного зверя. – Лучше поздно, чем никогда. Но завтра тебя ожидает позорная скамья, - о нет! Она и это сказала… Илир хотелось провалиться сквозь пол, раствориться в воздухе, сгинуть… Щеки горели от краски, руки судорожно дергались, перед глазами появилась пелена, скрывшая столы, еду, людей…
- Мне кажется, госпожа Ильгион, не обо всем следует говорить на публике, - это обращено к Авиш. Кто-то из гостей. Мужчина. Заступился.
- Полностью согласна с вами, барон, - хозяйка на мгновение чуть оглянулась к новому собеседнику, но тут же снова принялась сверлить взглядом сестру. – Не обо всем следует говорить. И я хочу, чтобы Илир хорошо это понимала. Ее сегодняшняя, с позволения сказать, острота, бросает тень на всю нашу семью. И я хочу, чтобы все знали, что я не одобряю подобные вещи и что она понесет заслуженное наказание. Ты все поняла, Илир? Я спрашиваю, поняла ли ты? – прямой вопрос. Молчать нельзя. Нужно ответить.
- Да… - как, всемилостивые Боги, как к ней обратиться? По имени? Сестра? Госпожа? Лучше пропущу… - Да, я все поняла. Я полностью согласна с… - С тобой или с вами? Только что они были на «ты». Но… - Полностью согласна, - Илир склонила голову.
- Вот и хорошо, - милостиво кивнула Авиш. Тишина, жуткая тишина, она продолжала заполнять залу и давить… - Я вижу раскаяние. Твое наказание начинается сейчас. Ты немедленно поднимешься в свою комнату и останешься там до конца вечера. – с трудом справившись с собой, не дав себе разрыдаться и упасть в обморок, Илир немедленно поднялась из-за стола и машинально проделала положенный реверанс, умудрившись даже не поскользнуться на длинных юбках.
Все необходимые слова произнесены она поворачивается спиной, кожей ощущая продолжающие буравить ее взгляды, и направляется к лестнице. Все еще тихо. Только легкий шепот где-то на пределе слышимости. Они продолжают смотреть на нее. И шепчутся тоже о ней. Авиш, пожалуйста, скажи что-нибудь, перемени тему. Да, она виновата, но за что такое унижение?! Первая ступенька. Вторая…
- Надеюсь, ты не вздумаешь там реветь или читать книгу, а станешь думать о своем проступке и предстоящем наказании, - последний удар. Последний гвоздь в крышку гроба остатков ее достоинства. Как, как она теперь вновь появится на публике?? Оказавшись, наконец, в своей просторной спальне, Илир ничком повалилась на постель и зарыдала. Беззвучно, чтобы никто не услышал.
…
Она не знает, сколько прошло времени. Что-то среднее между дремотой и обмороком навалилось на нее после ухода из залы. Перед глазами проносились картины, обрывки прошлого… Горящие дома. Полчища отчаянно сражающихся воинов. Свистящие стрелы. Родной брат, растянувшийся на траве, пронзенный пикой королевского гвардейца. Площадь. Ревущая толпа. Виселица, отец, стоящий на помосте. Она протягивает руки… Холодные, безмолвные стены темницы… Черный кожаный хлыст в руках Авиш… Почему, почему вы меня не убили? Лучше бы убили, да…
Нет, она не должна так думать. Опека – лучшее, что могло с ней случиться. После всего, что произошло. После того, как ее отец поднял мятеж. Стал преступником и превратил в преступников всю свою семью. Не спрашивая их согласия. Он один, он виноват. Двух его сестер до смерти забили кнутом. Неужели она, Илир, хотела бы для себя такой участи? Родственники матери спасли ее, взяв в опеку. Да, большинство из них волновала не ее судьба, а богатейший в Алиноре земельный надел, который в ином случае целиком отошел бы Короне. Но все же Авиш была добра с ней. С дочерью мятежника, с которой могла бы обращаться как со скотиной, и никто не сказал бы ни слова. Но у нее есть все. Покои, наряды, слуги, балы, опера, театр.. .Так есть ли ей, на что жаловаться? Вправе ли она жаловаться хоть на что-то? Но… Боги, только не позорная скамья!
- Илир, - скрипнула дверь. Девушка с трудом подняла голову. На пороге стояла Авиш. В камзоле и широких панталонах. Как глава Дома имеет право на мужскую одежду. – Ты даже не переоделась, - мягкий упрек. Вроде бы даже забота.
- Прости. Мне так плохо…
- Ты плакала, - сестра испытующе посмотрела ей в лицо. – Не рано ли? Успокойся.
- Ты… Ты… - Илир пыталась подобрать слово и не могла. – Зачем ты… Как я теперь…
- Сказала при всех о твоем наказании? Считаешь, у меня был выбор? Твоя острота о женитьбе принца была возмутительной. С такими вещами не шутят. Особенно… - она не закончила, но Илир про себя завершила фразу: «Особенно если ты дочь государственного преступника».
- Но никто не слышал… И я… Это не то значило, я не имела в виду… Неужели…
- Не волнуйся, ты не сказала ничего настолько страшного, - Авиш слегка погладила кузину по плечу. – Пока не сказала. Но я поняла, что нужно провести черту. Понимаю, тебе тяжело от огласки наказания, но ты в опеке и в этом нет ничего необычного. Не думай, что случилось что-то непоправимое. Все и так знали. А кто не знал – тот догадывался.
- Но… но… - слезы непроизвольно хлынули из глаз, не дав Илир сказать ни слова.
- Чем рыдать, лучше бы прощения попросила, - сурово бросила Авиш. – Мало того, что нагрешила, так еще и я должна перед тобой оправдываться.
- Прости, прости меня, - плохо сознавая, что делает, Илир рухнула перед сестрой на колени, вцепилась обеими руками в ее ладонь и принялась покрывать белоснежную плоть жаркими поцелуями. – Прости… Пожалуйста… Я раскаиваюсь… Ради Богов… Ради моей матери… Прости… Никогда, никогда больше… Только не скамья, пожалуйста… Прости… Только не скамья…
- Я смотрю, ты не раскаиваешься, - Авиш резко вырвала у нее руку. – Ты всего лишь боишься наказания, как капризное дитя. Иначе бы сама попросила о заслуженной каре.
- Прости… Прошу… Накажи… Как хочешь… Высеки меня, высеки, - она повалилась навзничь и впилась губами в лакированную туфельку. – Здесь, сейчас, сама… Прошу… Не на скамье… Только не на скамье…
- Встань, Илир! Быстро! – почти прорычала хозяйка. Опекаемая послушно вскочила на ноги. – За этот год ты должна была хорошо усвоить, что я своих слов назад не беру. Сказала завтра – значит завтра. Сказала на скамье – значит на скамье. Но. Если уж ты так просишь, - Авиш улыбнулась уголками губ, - то я пойду тебе навстречу и высеку тебя здесь и сейчас, как ты и хотела. Но это никак не повлияет на завтрашнее наказание. Не смей реветь и падать на колени. Позови служанку, пусть поможет тебе снять верхнюю одежду. А я пока схожу за тростью.
- Нет, я…
- Не нет, а да, - тихо, беззлобно проговорила Авиш. – Думай, а потом говори. Вот то правило, которое ты, дорогая сестричка, никак не научишься соблюдать.
Она вышла. Зашла камеристка. С ее помощью Илир быстро совлекла с себя праздничное платье, оставшись в рубашке и нижней юбке. Заметив, что служанка Лина еще чего-то ждет, недоуменно на нее посмотрела.
- Иди, свободна.
- Но, госпожа… Вам явно нехорошо. Вам не нужно помочь, - она бросила взгляд ниже пояса Илир, - с остальным? – проклятье! Конечно, эта девка слышала все и знает, что сейчас ее молодую госпожу будут пороть по обнаженному заду. Еще и помощь предлагает. Дрянь.
- Нет, не нужно! – почти рявкнула Илир. – Выйди!
- Нет, - на пороге уже стояла Авиш, поигрывая тонкой длинной тростью из темно-бордового дерева. – Не уходи, детка. Помоги Илир закончить начатое.
Спорить бесполезно. В присутствии сестры она не властна ни над кем. Умелые руки Лины помогают ей стащить через голову нижнюю юбку, развязать панталоны и спустить их ниже колен. Авиш меж тем сбрасывает камзол и закатывает рукава мужской рубашки. Для удобства. Илир становится на колени и укладывается на кровать животом, выставив напоказ белые ягодицы, на которых еще можно различить следы недавней порки розгами. Лина делает шаг к двери, но замирает, остановленная жестом старшей хозяйки.
- Постой, посмотри, - говорит та. – Илир пойдет на пользу наказание в твоем присутствии.
Ничего. Не первый раз. И не последний. Расслабься. Это не так страшно… Ах! Первый удар. Сразу с большим замахом. Трость чуть сгибается и отскакивает. Сейчас… Нет, второго удара нет… Сейчас.. Она не может видеть сестру, но она чувствует… Ой! Коварный удар по бедрам. И сразу же третий, прямо поверх первого. Еще. Еще. Ах. Ау. Взрослая аристократка. С голым задом. Получает порку. В присутствии служанки. Ты еще можешь думать. Можешь стыдиться. Это хорошо… Ах… Боль все сильнее, боль нарастает постепенно. Боль впивается в твои мысли. Боль мешает твои мысли с ее. Удар по ляжкам. Удар по копчику. Удар по заду. Тьма перед глазами. Рука сгибается. Заходит за спину. Выгибается и бьет. Она умеет бить. Авиш Ильгион. Дева-убийца. Сейчас они одно целое. Дикая мука одной и дикое наслаждение другой соединяют их. Соединяют сильнее, чем страсть соединяет любовников. Женщина, служившая в гвардии под видом душевнобольного брата, которого семья прятала от общества. Сражавшаяся наравне с мужчинами под Гил-Голсом. Женщина, защищавшая короля от прорвавшегося к нему эскадрона мятежников. Получившая рану в грудь, убившую бы любого мужчину, после которой вскрылся обман. Потерявшая отца, но приставленная к награде. Разве не вправе она сечь эту мятежную шлюху? Смотреть, как вздуваются на белоснежной плоти багровые рубцы. Вновь и вновь отводить палку за спину и бить изо всей своей неженской силы. Нет-нет, хватит. Не могу больше терпеть. Не могу. Прости, пощади, я расцелую твои туфли. Когда же ты, наконец, смиришься? Разве тебе чего-то не хватает? Разве ты не живешь в моем доме как моя сестра, а не как лишенная прав рабыня? Я могла бы прикончить тебя. О да, могла бы. Но я этого не хочу. Я хочу, чтобы ты была моей. Полностью, до конца. Приняла мою власть не только снаружи, но и изнутри. Была моей преданной собакой. Ибо больше у меня никого нет, твои родичи перебили всех. Хватит. Когда же это кончится? Нет… Истошный визг заполняет комнату. Вскочить. Нет. Лина держит за плечи. Да и сил нет. Силы есть лишь на крики и слезы. Боги, пошлите мне быструю смерть. Изнеженная домашняя девочка. Ты все еще не научилась терпеть. Ничего, научишься. У тебя еще все впереди. Ах… боль поглощает все. Разум гаснет. Свет меркнет.
- Хватит с тебя, - Авиш опустила трость. Илир, не в силах разогнуться, продолжала лежать, постепенно приходя в себя. – Помни, что это только начало и главное наказание будет завтра.
- Ох, прости меня. Я поступила отвратительно. Я больше…
- Поговорим об этом завтра. Ужин тебе принесут. Поешь как следует. Наказание наказанием, а жизнь продолжается. И не затягивай со сном. Спокойной ночи, сестричка.
…
Она поела. Вымылась. Даже успела недолго порисовать акварели, несмотря на тупую боль ниже спины и мучительную тревогу в сердце. Неужели это не конец? Неужели ей мало сегодняшней пытки? Неужели завтра ее будут пороть на позорной скамье для служанок? Розгами? Или плетью? Пороть будет мужчина… Авиш вполне способна высечь ничуть не слабее. Но ей нужно не это. Ей нужно унизить Илир, наказав, как дворовую девку. Ее, дворянку, которую никто не лишал титула. И это после сегодняшнего позора. Как ей теперь смотреть в глаза всем этим людям? Пусть даже они знали, что ее секут. Но едва ли предполагали, что ее секут на позорной скамье для служанок. Эту роскошную красавицу в изысканных нарядах, сопровождающую свою сестру-опекуншу на всех выездах. Кстати послезавтра они едут в оперу. Интересно, а Рилан там будет? Сегодня его не было. К счастью. Но он услышит, наверняка. О чем ты думаешь? Не думай о нем. Все равно у тебя нет шансов на замужество. Ты в опеке, никто не даст тебе разрешения. И…
- Госпожа, - Илир уже лежала в постели на животе, читая, вернее, пытаясь читать книгу. Лина подошла незаметно. Что ей еще надо? Трется тут и трется.
- Все в порядке, можешь идти, - лениво бросила Илир.
- Простите, госпожа… Мне приказали… - служанка потупила взор и замолкла.
- Что тебе приказали?
- Выпороть вас на ночь, - извиняющимся тоном отозвалась та. Неееет!!! За что???!! Неужели ей мало остального??! – Если не станете кричать и сопротивляться, будет не очень больно. Уберите, пожалуйста, одеяло. Оголите… нужное место.
- Ты… Будешь сечь… Меня? – Илир все еще не могла поверить, безумным взглядом обводя невысокую хрупкую камеристку. Такого еще не было. Ни разу.
- Мне приказано, - Лина повела плечом. – Видимо, вы сильно провинились. Я видела, как вы получили от госпожи и не буду наказывать сильно. Но я должна это сделать.
- Да ты сама этого хочешь! – разъярившись, Илир приподнялась на локте. – Тебе хочется самой выпороть госпожу! Ты бесстыжая тварь! Я тебя… - она не успела договорить. Лина размахнулась и дала девушке болезненную оплеуху, заставив ту со стоном рухнуть на постель.
- Простите, мне было приказано дать вам пощечину, если вы станете грубить, - она все еще изображала извиняющиеся интонации, но глаза уже не прятались и горели нагло-игривым огоньком.- Сделайте, как я сказала, и наказание не будет очень строгим. А если вы откажетесь принять его, то… - но Илир не хотела знать, что случится тогда. Она покорно сбросила одеяло и задрала сорочку. Нужно вынести все до конца.
- Вот отлично. Спасибо вам, - Лина уже держала в руке розгу, связанную из трех гибких прутьев. – Всего лишь десять легких ударов. Я регулярно получаю гораздо сильнее.
Вопреки ее словам первый же стежок оказался весьма болезненным, ибо пришелся прямо по одному из вздувшихся рубцов. Но Илир сжала зубы и не произнесла ни звука. Второй. Третий. Уж ты от меня криков не дождешься, жалкое создание. Наглая плебейка. Ты-то мне за все ответишь, я найду повод тебя выпороть. Четвертый удар Лина нанесла с оттяжкой, вызвав у наказуемой небольшой стон. И пятый. Шестой пришелся по ляжкам. Как же надо опуститься, чтобы тебя порола собственная камеристка? Лучше бы уж ее разжаловали. Сделали бы рабыней. Там она хотя бы была одной из многих. Но нет, ее заперли в золотую клетку. Одна-одинешенька. Не дворянка и не простолюдинка, а что-то среднее, презираемое одними и ненавидимое другими… Ау! На девятом ударе, рассекшем кожу, Илир взвыла волком и тут же разрыдалась. Она уже не могла терпеть. Она даже это не смогла вытерпеть.
- Еще разочек, - прошептала Лина, как будто испугавшись. Чисто формально провела розгой по заду госпожи и отбросила орудие в сторону. Илир продолжала захлебываться рыданиями. – Что с вами? Вам помочь? – рука легла ей на растрепанные волосы.
- Убей меня, Лина, - дворянка вдруг вцепилась в плечо служанки. – Убей, удави. Ведь ты меня ненавидишь. Пожалуйста. Скажешь потом, что я сама удавилась. Тебе поверят. Я не могу больше, я не могу.
- Ох, Боги с вами, - Лина высвободилась и всплеснула руками. – Хватит вам. Хотите воды? Чего-нибудь хотите?
- Ты не понимаешь, каково мне. И не поймешь, - Илир уже начала успокаиваться. Еще одно унижение она перенесла и осталась в живых. Неужели она настолько низкое создание от природы? Тогда, наверное, все заслуженно. – Ты не знаешь, каково это – быть высоко и упасть. Ты даже завидуешь мне сейчас. Но ты не знаешь того, что знаю я. Не помнишь, какой я была раньше..
- Так может лучше забыть? – служанка заботливо укрыла ее одеялом. – Да-да, забыть. Забудьте, что вы были свободной. – Поверьте, что родились в опеке также, как я родилась прислугой. И поймете, что вам живется много лучше, чем множеству других. Какая у вас мягкая пуховая постель. Я бы за одну такую кровать согласилась на порку розгами каждый вечер. Так хотите воды?
- Уйди. Прошу тебя, уйди. Не могу тебя видеть.
- Жаль, - Лина направилась к двери. – Жаль, что вы не готовы признать, что я такой же человек, как и вы. Тогда бы вам не было сейчас так стыдно.
Дверь закрылась. Илир из последних сил приподнялась и задула ночную свечу. Боль продолжала ее терзать. Едва ли она затихнет до утра. А с утра… Нет, не думай об этом. Лучше не думай. Мысли – вот то, что осталось тебе. Они забрали не только твои земли и твое богатство, они забрали твое тело. И теперь могут делать с ним что угодно. Унижать, истязать, дать выпороть служанке. Но кроме тела есть еще душа. Ее ты им не отдашь. Так что думай о другом. О родном замке. О лесах вокруг него. О прекрасном синем море. И о любви. Да. О любви…