ClubPN

M/F


Arthur


Le Repaire du loup



- Ваши документы, бумажник, айфон. Если все в порядке, то распишитесь тут, … сэр.
Последнее слово было произнесено с явной насмешкой. Ох уж этот знаменитый русский акцент!
Машинально убираю айфон в карман. Раскрываю паспорт. Никаких пометок, все на месте. Ах да, билет. Кисло усмехаюсь и мну бесполезную бумажку в кулаке. Теперь все придется начинать с начала…
Бумажник осматриваю более тщательно. Карты, визитки, прочая мелочь - все на месте. Все доставали, смотрели, трогали, изучали, но вернули на место. Не так аккуратно, как люблю это делать я, но и на том спасибо.
Налички не было.
- Все в порядке, мужчина? Расписываться будем?
В голосе больше нет насмешки. Спокойствие и деловитость. Для молодой, ухоженной девушки у нее слишком тяжелый и напряженный взгляд. Впрочем, в тон этому темному, серому помещению с горьким запахом прокуренности и дешевой кислятины пластикового пива.
Она больше не повторяет свой вопрос, но смотрит вопросительно, приподняв бровь.
Взвешиваю все шансы своей попытки заявить, что в бумажнике лежало тысяч восемь в рублях, полтора косаря в баксе и около трехсот евро с мелочью, против риска застрять в этой стране на время разбирательств и ставлю подпись на предложенном бланке.
Заново… все придется начинать заново! Вернуться в гостиницу. Созвониться с аutomobile leasing, объясниться на счет аварии. Снять деньги, оплатить ремонт. И билет! Купить билет до Los Angeles. До яркого, солнечного, любимого всей душой дома!
Я толкаю тяжелую дверь и выхожу на улицы. Неизменно хмурое, тяжелое питерское небо давит своей тоской. Ненавижу эту погоду: моросящий, колючий дождь вперемешку с мелким снегом, быстро превращающими все в холодную чавкающую грязь. Чертыхнувшись и перебрав все знакомые, подходящие по случаю ругательства, я выхожу на крыльцо. Курить хочется - аж скулы сводит. Черт с ней, с пропавшей наличкой! Ну хоть Marlboro могли оставить? Ежусь от холодного, резкого ветра. Стоять в пиджаке, в разгар питерского января – удовольствие ниже среднего.
- Мужчина, это вас задержали за ДТП и вождение в нетрезвом виде?
«А также сопротивление при задержании, нецензурную лексику и сопутствующие правонарушения Административного Кодекса Российской Федерации, до выяснения», - мысленно добавляю я, но на молодого лейтенанта стараюсь смотреть, приглушив свое бешенство.
- Ваша машина на служебной парковке, давайте провожу!
Удивляться нет сил. Сейчас важно добраться до гостиницы, попасть в душ, выспаться.
Иду за парнишкой, вдоль ряда машин с маркировками российской полиции, не замечая лейблов. В любое другое время я бы остановился, чтобы рассмотреть дизайн и, возможно даже, задал бы лейтенанту несколько вопросов о том, что держат российские полицейские под капотом. Сейчас мне плевать.
- Ага, вот она! Ключи в замке.
Парнишка совсем молодой. Улыбается естественно и открыто. Уважительно хлопнул джип по капоту.
Вот это хрень! А я думал, что меня уже ничем не удивишь в этой жизни… И как это понимать? Вежливое извинение российской полиции за невежливое обращение? Но, надо признаться, что я сам нарвался. Невольно встряхиваю кистью правой руки, хотя костяшки уже не болят. Ребра, кстати тоже.
Питерский зимний вечер не балует светом. Но мне и немного его нужно, чтобы увидеть, что никаких следов аварии на машине нет. Более того: бампер не просто вытянули и покрасили. Нет. Поставили новый. И сделали это на столько профессионально и качественно, что даже при всем моем раздражении и желании придраться, я признаюсь самому себе в душе, что это работа богов.
Лейтенант понимающе улыбается.
- Нам уже из сервиса такую пригнали и попросили присмотреть, пока вас, пока вы…
Усталость слетает, как пыль с боксерской груши при первом же сильном ударе, в которую ты вкладываешь вес гнев, всю боль и ярость.
- Кто пригнал?
Молодой лейтенант смотрит с удивлением, неодобрением и даже мальчишеской обидой.
- Ну, из сервиса пригнали. Ее же когда на эвакуатор поставили, сначала на штрафстоянку погнали. А потом что-то переигралось и машину отвезли в мастерскую, а потом к нам.
Твою ж мать, хрень какая-то! Но что толку спрашивать с этого пацана?!
- Ладно, замяли. Я что-то должен вам за стоянку?
В глазах лейтенанта еще большее удивление.
- Нет, конечно. Забирайте, счастливого пути.
Странное, некомфортное чувство, словно обидел хорошего человека.
- Спасибо, - говорю я немного запоздало и протягиваю, собравшемся уходить лейтенанту руку.
Он тут же кивает мне и отвечает на рукопожатие.
- Пропуск на панели. При выезде отдадите, вас выпустят.
Я совсем замерз и тороплюсь запрыгнуть в авто. Поворачиваю ключ и вслушиваюсь в мерную тихую работу мощного двигателя. Это завораживает. Хочется погрузиться в транс и замереть под это ровное гудение. Ага, только прежде включить печку и обогрев всех сидений. Но спать на полицейской парковке, после того, как тебя несколько суток выматывали эти бравые ребята не самая лучшая идея. Нужно добраться до гостиницы.
Немного напрягаюсь, подъезжая к КПП, но - никаких проблем. Ленивый взгляд сквозь пропуск, и я плавно притапливаю газ, вписываясь в суету вечернего Питера.

***

Голод…
Никогда не засыпающий инстинкт требовал немедленного улаживания проблемы.
Черт, сколько я без этого?
Если бы в тот раз успел добраться до аэропорта, то сейчас, наверняка, не страдал бы от режущей внутренней пытки.
Огни, перекрестки. Притормаживаю, подчиняясь красному сигналу…
Голод!
Взять себя руки и дышать! Холодный Питер уже почти на пользу. Я медленно втягиваю в себя его стылость и пытаюсь успокоиться.
Сам виноват! Нужно было рассчитывать свои силы. А сейчас – собраться! Решить оставшиеся до отлета проблемы. Чем быстрее – тем лучше. Голод можно утолить только дома. Только с ней…
Я представляю себе, как покроется легким стыдливым румянцем ее кожа и она нервно уберет со лба густую челку. Тонкие пальцы, едва уловив приказ, подхватят подол и крепко сожмут его, потянув юбку вверх. Край ее черных чулок – очень острый контраст на светлой коже и это… волнительно! Подол ровно и аккуратно будет заправлен за пояс юбки, а ровные, стройные ноги напрягутся, когда она наклонится, чтобы обхватить руками свои щиколотки, расставленные на идеально-правильном расстоянии - так, что вид сзади сводит с ума, возбуждая и дразня, и в то же время, не опускаясь до откровенной, отталкивающей своим бесстыдством пошлости. Подчинить себе голод в такой момент – самое роскошное удовольствие: когда знаешь, что можешь получить удовлетворение немедленно, в любой, даже самой разнузданной форме, но все же медленно расстегиваешь ремень, наслаждаясь тем, как подрагивают ее ягодицы, в такт металлическому звуку пряжки; как белеют ее напряженные пальцы, нервно дрожащие на лодыжках, становясь влажными и скользкими от звука, извлекаемого из брючных петель ремня …
Рефлексы резко бьют по тормозам и мой джип замирает в нескольких сантиметрах от впереди идущей машины!
Гоооолод!
Я встряхиваюсь, на сколько это позволяет мне ремень безопасности, мну себе затылок.
- Давай, соберись!
Я произношу это вслух, чтобы хоть как-то скинуть морок, насланный вынужденным воздержанием.
Фея моих грез грустно улыбается мне и резко развернувшись исчезает, почти растаяв в тумане, махнув на прощание роскошной черной гривой.
Стоп!
Какая грива? У нее же короткая стрижка! Не могут волосы расти так быстро!
Ее образ смеясь и хохоча, дразня и насмехаясь тут же возвращается. Глядя в чужие глаза, я понимаю, что это не та, что ждет меня дома. У этой – более смелый взгляд, мягче черты лица и охренительно мелодичный, певучий голос.
Вот жеж сука! Да попадись ты мне на глаза еще раз, я без всяких пьяных реверансов запихнул бы тебя в утробу своего авто, вывез в ближайший темный парк и наломав краснотала – высек бы с оттяжкой до кровавых просечек по голым ягодицам. Никакие визги и слезы, мольбы и прочее не остановили бы меня! И после этого, опьянев и разомлев от изысканной сытости, смакуя, как твоя горячая боль ласкает мою гортань я бы ни слова не сказал господам полицейским, не приложился бы кулаком ни об одну челюсть, и без наручников сел бы в полицейский форд. И все что потом – стало бы честной платой за утоление голода. Тем более в стране, где старик Benjamin Franklin, решает трудные вопросы гораздо успешнее, чем у себя дома.
Огни, перекрестки. До гостиницы рукой подать.
Почти как в тот раз, когда я считай, что уже покинул мрачные питерские лабиринты, направляясь в аэропорт. Оставалось только доехать, скинуть ключи парням, сдавшим мне в аренду авто и добраться до стойки регистрации.
А потом – перелет и дом, милый дом. Не вышло.
Ауди вынырнула из ниоткуда. Бесполезно мне доказывать про слепую зону! Она не отражается в зеркале, но я все равно ее чувствую.
А эта машина, словно материализовалась из сырого, клубящегося тумана. Маякнув дальним, даже не требуя или приказывая, а словно ставя перед фактом, Ауди пошла на обгон. В принципе вписывалась. Как бы меня не бесили лихачи на дорогах – я никогда не мешаю желающим убиться при таких маневрах. Газ притопила идущая по встречке фура. И у ауди сдали нервы. Выбор при ее маневре у меня был не велик – или позволить смять левую сторону своей машины, рискуя вылететь с трассы, либо помочь проскочить.
- Только не тупи! – сквозь зубы прошу я ауди и отбивая тормоз, на всякий случай, опускаю руку на ручник.
Ауди не упустила свой шанс - мгновенно нырнула в спасительный зазор, благодарно мигнув светом стопарей.
Слишком поздно! Какая благодарность может быть у человека, так бездумно рискующего своей и чужой жизнью?!
Я дожимаю тормоз, крепко вцепившись в руль, но уже понимаю, что бесполезно. Завершив обгон, а по факту – тупо подрезав, ауди стала тормозить! Неожиданный ход на таких скоростях.
Я выжал из этого джипа все, что мог, сведя потери к минимуму. Но столкновения избежать не удалось.
Полицию ждали несколько часов. Я беззвучно выл в ночное небо, чувствуя, как утекает драгоценное время. Рев в моей груди нарастал по мере того, как над Питером набирал высоту самолет, на который я так и не попал.
- Простите, простите меня пожалуйста, - она не снимала с себя вины за глупый маневр. - Я сейчас, я быстро, я сама!
«Что ж ты делаешь, дура!» - чуть не крикнул я.
Но замялся. Зря. И она вызвала полицию.
- Вы употребляли алкоголь?
Какой, казалось бы, простой вопрос, не правда ли? И как сложно на него ответить при определенных обстоятельствах. Особенно, когда тебе клеят мертвую зону, тупое «не справился с управлением по причине алкогольного опьянения» и все это приправлено растерянным взглядом этой, с черной гривой.
Разговор с представителями правопорядка все меньше и меньше напоминал диалог культурных людей. Каюсь, я начал первым терять терпение. А потом - вся эта бульварщина…
Правую руку немного саднило, но терпимо, считай по касательной втащил. Ребра отзывались тупой, не острой болью, что тоже свидетельствовало об отсутствии серьезных повреждений.
Наручники дал одеть почти спокойно, немного жалея, что сорвался.
Уже когда садился полицейскую машину, буркнул, глядя в эти полные отчаянья глаза:
- Тормозила-то зачем?
Она коротко вздохнула, как всхлипнула:
- Поблагодарить хотела. Я ж испугалась. Ну и… отдышаться.
Я аж челюсти сжал, так хотелось материться. Да толку… Только кивнул, усмехнувшись:
- Пожалуйста!

***

- Девушка, я у вас на днях номер освободил. Да-да, именно. Не занят? А можно мне его обратно забронировать? Примерно через полчаса. Спасибо!
«Так. Где переночевать есть. Все, успокойся и приди в себя. Зато будет что дома рассказать! Сейчас в душ, телефон на зарядку и спать. Все проблемы будем решать завтра.» - я мысленно уже представлял, как вытянусь под водопадом горячих струй в полумраке душевой, и буду долго-долго, методично, гонять воду, сменяя безжалостный кипяток не менее суровым ледяным потоком. А потом, не вытираясь, не включая свет, не утруждая себя больше ничем – завалюсь спать! И горе тому, кто разбудит меня завтра раньше девяти утра! Даже если это будет завтрак.

Гостиничная парковка почти свободна. Моя куртка так и лежит на заднем сиденье машины, чемодан в багажнике. Достаю все сразу и захожу в светлое, чистое фойе и чувствую себя уже гораздо лучше. Девушка с reception светится доброжелательностью, от нее прямо исходят лучи надежности и уверенности.
- Добрый вечер! Решили все же задержаться в нашем городе?
Она берет мои документы, быстро сверяет данные. Терминал принимает оплату, и, я, наконец, получаю свой ключ.
Чистый, светлый, очень уютный номер действует на раздраженную нервную систему просто животворяще! Я вдыхаю полной грудью роскошь и комфорт этой прекрасной комнаты.
Расстегиваю сумку, достаю зарядку, подключаю телефон к питанию и настежь открываю окно, приглашая в свой номер начинающий леденеть поздний вечер. Все. Этот трудный и сложный день окончен!
Я устало стягиваю пиджак, у меня еще хватает сил, чтобы аккуратно повесить его на спинку стула. Остальное снимаю с себя быстро, скидывая вместе с одеждой напряжение последних суток.
Я вою и постанываю от наслаждения под упругими водяными струями, потеряв всякое ощущение времени и реальности.
Ненавижу вытираться. Резко открыв дверь, впускаю в душевую комнатную прохладу, и, облокотившись обеими руками о влажную стену впитываю кожей ледяное дыхание подступающей ночи.
Морозец, нежным ментоловым языком прошелся по пальцам ног и пополз выше. Я упираюсь лбом в стену и невольно напрягаю мышцы спины, таким щекочущим кажутся холодные прикосновения сквозняка. И только когда с мокрых волос стекают по плечам не теплые, а резко-холодные капли я выхожу в комнату с намерением закрыть окно, зарыться в одеяло и отключиться, без права на сновидения.
- Ну наконец-то! Я уже подумала, что вам плохо. Хотела зайти и убедиться, что вы в сознании. Но… вы же... не одеты. И потом… так сопели, я подумала…
Грязно выругавшись я со всей силы ударил ладонью по выключателю. Яркий свет резанул по глазам.
- Ой, вы бы хоть прикрылись!
На моей кровати сидела девушка, по чьей милости я познакомился с реалиями российской решетки - хозяйка подрезавшей меня ауди.
Черт! Я нервно оглянулся. Чемодан не распаковывал, полотенцем пользоваться после душа не люблю, посетителей не ждал.
Девушка резко опустила голову.
- Я не смотрю!
Хмыкнув, чтобы не вылить на голову своей нежданной гостьи все свое красноречие, я подхватил чемодан швырнул его на кровать. С треском рванул молнию, нашел белье, футболку, спортивные брюки. Оделся, наливаясь каким-то лютым бешенством. Застегнул чемодан и еле сдерживаясь, чтобы не швырнуть его на пол закатил под стол.
- Чем обязан?
- Я хотела извиниться и…
- Я принимаю ваши извинения, девушка, можно мне теперь остаться одному и поспать, я устал?!
И она заплакала. Не в голос, как это делают истерички, а тихо и глубоко, вздрагивая всем телом, закрыв лицо руками, как плачут в минуту тяжелого горя и безнадежной, убивающей тоски.
Как почву из-под ног вышибли!
Ну что ж я, в конце-то концов, так злюсь на нее? Добрая часть всех неприятностей – моя честная заслуга.
Я подхожу к окну, закрываю его и задергиваю штору. Потом сажусь на стул возле кровати и пытаюсь подобрать самые вежливые слова:
- Девушка, пожалуйста, не плачьте! Я не злюсь на вас, просто устал.
Она еще вздрагивает, пытаясь справиться со слезами, а я разглядываю ее при свете. Тогда, на трассе, почти не рассмотрел…
Отличная фигура. Про таких говорят не просто «стройная», а «прекрасно сложенная». Густые черные волосы, крупной, как я люблю, волной. Ухоженные руки, со свежим маникюром. Как только в комнате чуть потеплело, от девушки поплыл пьянящий, выжимающий душу до звериного рычания аромат. Не то чтобы я знаток женского парфюма, но Christian Dior J’Adore – как тавро на моей памяти.
- Ну все-все, пожалуйста, давайте поговорим, - мой голос уже абсолютно спокоен.
- Да-да, конечно!
Она аккуратно достает из кармана белого кожаного пиджачка, надетого поверх черного платья-футляр, платочек и осторожно вытирает слезы.
Вот это глаза! Линзы что ли? Такой взгляд еще магнетическим называют.
А она старше, чем я предполагал! Просто очень молодо выглядит.
- Ну, что, будем знакомиться, раз судьба нас свела?
Девушка улыбнулась.
Я склонился в благородном поклоне:
- Стив. Стивен Эванс, к вашим услугам, леди.
Она рассмеялась, как девчонка.
- Для Стивена, вы слишком хорошо владеете русским!
- Хорошо, можете звать Степаном.
- Ольга.
- Отлично! А как вы вошли, Ольга?
Она испуганно взмахнула ресницами и сразу стала серьезной. Нет. Напуганной.
- Я… умею быть незаметной, когда это нужно…
- Да уж, - согласился я, вспоминая, как вынырнула из плотного тумана ее ауди.
- Чем могу быть полезен, Ольга?
Девушка от волнения облизнула нижнюю губу.
- Я бы хотела обратиться к вам с просьбой. Вы бы очень помогли мне, если… вы же… ээээ…коп?
Она нервно свела брови и сжалась под моим взглядом.
- А откуда, моя ты хорошая, взяла, что я коп?
- Фото, - тихо пискнула девушка.
- Одно единственное фото, - понизив голос и очень медленно произнес я, - и оно лежит не на самом видном месте!
- Простите, - прошептала девушка, - но я же должна была узнать, кто вы и как вернуть вам машину.
- Машину?
- Я подумала, что раз так все получилось…, я потом попросила отремонтировать вашу машину и хотела … а оказалось…
- Да, я понял. Спасибо вам, Ольга, большое. Вы позволите вернуть вам деньги за ремонт?
- Нет-нет, что вы! Пожалуйста, просто помогите мне!
Я вздохнул. Как искусно женщины порой вгоняют нас в долги.
- Ольга. Это… старое фото. Я не коп.
Отвернулся к окну и усмехнулся, вспоминая эту не очень веселую историю. Мы с фотографировались в одно из моих дежурств, еще в самом начале наших встреч. Я не знал чья она жена. И вообще не знал, что она замужем. Я просто сходил по ней с ума, тонул в запахе ее духов, падал в колодец ее глаз, тихо выл от восторга, касаясь ее губ и благодарил судьбу за каждую минуту встречи с ней. Идеальная женщина, разделяющая все твои убеждения и странности. Дающая то, без чего нет смысла дышать и жить. А потом… банально и пошло.
Он встретил нас поздней ночью, и я не сразу узнал его в темноте. Потом уже, когда чуть не поубивали друг друга, дошло, чье горло я душу.
Утром следующего дня я зашел в его кабинет и положил на стол рапорт.
- Ну пусть не коп. Все равно. Помогите, мне пожалуйста! Я вас очень прошу. Я… заплачу вам!
Я от души рассмеялся.
- Вас не интересуют деньги? Я… аааа… чтобы вы хотели… тогда?
Эту фразу она произнесла, начав с громкого удивления и закончив почти шепотом, с затаившимся испугом.
Весело, что сказать.
Я представил ее висящей вниз головой, со связанными руками и ногами, полностью обнаженной, с распущенным волосами и кричащей от боли. Представил, как тело плети обвивает ее бедра, а потом, резко отскакивает, оставляя на коже глубокий поцелуй. Как бы она кричала тогда! Сначала, конечно, сильно дергалась, упруго выгибая тело, раскачиваясь, на сколько это позволяла бы нижняя привязь, а потом – только стоны и плач. Длинные, жаркие стоны и горький-горький плач, полный муки и боли.
Гоооолод!
Зря она затеяла этот разговор! Надо выпроваживать ее из номера.
Я еще раз оглядываю ее долгим, голодным взглядом, бесстыдно лапающим и раздевающим, представляя на сколько ее хватит, если бы под рукой был хотя бы хлыст! И проклиная все на свете…
- В чем суть вашей проблемы, Ольга?
- Вы бы не могли навести порядок среди моих бумаг?
- Что?!
- Пожалуйста, ну выслушайте меня! Тут, недалеко, есть усадьба. Она принадлежит мне. Но… там такая проблема с бумагами… Понимаете… мне нужно, чтобы кто-то с этим разобрался! Очень нужно! Я… я все сделаю, если вы поможете мне!
- Исчерпывающее объяснение!
- Пожалуйста!
- Что за усадьба и где она?
- Le Repaire du loup, - мгновенно ответила она и я невольно вскинул брови, на столько хорош был ее французский на слух.
Потом она долго объясняла мне местную географию, в которой я ни черта не понял. Но у Ольги был такой красивый и мелодичный голос, что я готов был слушать и слушать, бесконечно. Я словно погрузился в этот медово-тягучий поток, он обволакивал сознание, успокаивал, манил и обещал…
- Да вы почти засыпаете, Стив! Ой, да и ночь совсем, мне пора! – она прошелестела это так ласково, что я невольно дернулся со стула, когда она встала.
- Не уходи, - рискнул я.
- А ты приезжай завтра в усадьбу. Я оставлю вход открытым и бумаги на столе. Посмотришь… и решишь… надо ли…
- Завтра? Слушай, столько дел…
- Разберешь дела – и приезжай.
Она коснулась тонким пальчиком выключателя и в комнате погас свет. Я потянулся к ней, но, там, где секунду назад стояло привлекательное женское тело была пустота. Только ломающий волю французский аромат и ласковый шепот, уже у самой двери:
- Приезжай… пожалуйста!

***

Я спал долго и можно сказать – жадно. Без сновидений. Хотя… помню этот сладкий и поющий, как нежный блюз, шепот. Глаза. Совсем как у той, что так любит J’Adore. И стоны.
Утро встретило меня ослепительной белизной улиц. За ночь выпало столько снега, что, подойдя к окну, я просто остолбенел от того великолепия, во что превратился город!
Распахнув раму, я долго любовался редким для меня зрелищем.
Сотня отжиманий в два сета, burpee без счета, пока мышцы не взвоют от напряжения. С каждой минутой утро становилось все приятнее и приятнее.
Завтрак, предложенный в ресторане гостиницы, превзошел все ожидания. Потом я утрясал ситуацию с продлением аренды авто, разгребал почту, пообщался с банком, порешав кое-какие вопросы, но все время держал в голову странную девушку и какие-то проблемы с ее бумагами.
В принципе, к обеду, свои дела я уже привел в порядок и оставалось только принять решение: еду ли я в усадьбу с интригующим французским названием или ищу рейс до дома.
«Ну ее к черту!», - разумные мысли, как всегда, были четкими и лаконичными.
«Разберешь дела – и приезжай», - память словно разворачивает экран, где девушка с черной гривой волнистых волос просит о помощи.
«Мало тебе неприятностей!» - ругаю я отражение в зеркале, садясь в машину и забивая в поисковик адрес усадьбы.

Помотаться мне пришлось знатно! Несколько раз сворачивая не туда, доверяясь навигатору, я вынужден был возвращаться, наматывая лишние километры и снова пытаться найти нужную дорогу.
- Чертовщина какая-то! Словно водит кто-то кругами, - ругался я. – Ага, или просто нафиг оно мне все не надо, лучше вернуться…
Нужный поворот нашелся совершенно неожиданно, как будто выжидал удобное время, чтобы эффектно выйти из тени. Облегченно выдохнув, я погнал машину в правильном направлении, торопясь добраться до своей цели засветло.

Я успел. Подъехав к воротам, вышел из машины и просто замер от изумления - на столько потрясающим был вид!
Старинная кованная ограда, подернутая инеем, на фоне вечернего неба, смотрелась очень причудливо. Я бы даже сказал, что волшебно. Витые прутья переплетались искусным, сложным узором, отбрасывая на мерзлую землю узорчатую тень. Листья на деревьях огромного сада, еще вчера мокрые от дождя, сегодня – прихваченные морозом, словно хрустальные, слегка дрожали на легком ветерке. В глубине сада можно было увидеть фонтан и беседку. От ворот в глубь сада шла широкая, вымощенная камнем дорожка, наверняка еще помнящая, как шуршали юбки на кринолине и стук мужских тростей. Наверное, когда-то, тут были просто потрясающие по шику и бесстыдные по роскоши приемы!
Солнце садилось. Большой дом, явно работы французского архитектора, смотрел на ворота мрачными, тусклыми окнами, как голодным взглядом, и ждал гостей. На витражном стекле, с крупной волчьей мордой, играли лучи заходящего солнца. В какой-то момент глаза зверя полыхнули кровавым маревом, но тут же погасли.
Я вздрогнул. Как-то сразу стыло зябко и неуютно.
Бывают же такие оптические иллюзии! Аж кровь в жилах стынет.
Ворота заскрипели и плавно распахнулись. Наверное, я задел решетку, когда вздрогнул. Перешагнув невидимую черту между «я еще сам по себе» и «ты просила – я пришел» - медленно пошел к дому.
Почему-то мне бы очень хотелось, чтобы стук моих шагов не был таким громким. В тишине сонного сада он раздавался очень гулко.
Я взялся за массивную ручку и толкнул тяжелую входную дверь. Дом словно облегченно вздохнул, принимая меня в себя.

Странно. Как будто тут никто не живет. Кажется, что в этом доме очень давно никто не дышал. Какой-то туман осторожно коснулся границ моего сознания, словно проверяя, впущу ли я его или нет. Хрень какая-то! Вроде ж я не гипнабелен. Но всей кожей чувствую фантастическую обстановку дома.
Громадная гостиная впечатляет своей роскошью. На стенах большие картины. Дорогой, хоть и старый гобелен. Громадный стол из мереного дуба. Оглядываюсь по сторонам в поисках хоть каких-то признаков пребывания хозяйки. Но никаких милых женских штучек, вроде статуэток, фото и тому подобного – нет.
Подхожу к столу и вижу несколько книг, стопки бумаг и записку:
«Стив, располагайтесь и чувствуйте себя, как дома. Все, что вам нужно для работы – на этом столе. Я буду очень поздно. Ольга»
Мда. Какая-то вовсе странная история. И мне ничего в ней не нравится!
Я подтащил к столу большое, мягкое кресло. Усмехнулся, обнаружив дешевенький коробок спичек, рядом с керосиновой лампой.
Ок, поиграем в старину.
Искренне удивлен, какой хороший свет дает это допотопное изделие! Что ж, посмотрим бумаги, все равно нужно дождаться Ольгу.
Стопка – чертежи, чертежи, счета, финансовые отчеты. Пока непонятно, что именно от меня требовалось. Но, сортирую бумаги, чтобы потом легче было ориентироваться. Обожаю бюрократию, все эти бумажки – моя стихия, поэтому достаточно быстро с головой погружаюсь в работу. Время как-то стремительно стало наматывать счет, и я очнулся, когда на улице было совсем темно.
А Ольги все не было. Совсем дурная история! Как-то не по себе…, наверное, лучше свалить по добру по здорову. Вот только попить бы.
На дальнем конце стола замечаю графин. Снимаю пробку, осторожно принюхиваюсь – вода. Не утруждая себя поиском стакана, я пью прямо с горлышка. Отлично! Ну все. Хозяйка не пришла, я приехал, побыл. Будем считать, что не срослось. Имею полное право…
Взгляд резко расфокусировался, тело качнулось.
- Что за дела? – мне казалось, что я произнес это вслух, но на самом деле только в голове, так как язык совсем не слушался.
Меня решительно тянуло в сон. Именно в сон, все это слабо выглядело на попытку организма потерять сознание.
На шатающихся ногах я дохожу до ближайшего дивана, затянутого белым чехлом и поэтому похожего на громадный сугроб, сбрасываю чехол на пол и валюсь, отключаюсь еще в момент падения. Как тело коснулось мягкого сиденья – я уже не чувствую.

***

Сны. Я совсем забыл, что это такое… Как же давно мы не виделись, мои вы хорошие!
Сладкий шепот коснулся уха:
- Пришел…
Я даже не пытаюсь проснуться, наоборот, я так боюсь выйти из этого состояния и, как обычно, провалиться в глухую мозгую темноту.
- Потерпи день-два, а потом ты сам не захочешь уйти!
- О чем ты?
- Бумаги…
- Чем ты меня накачала?
- Хорошо, я помогу тебе…

И сон ожил! Он стал объемным, цветным, со звуком.
Громадная гостиная наполнилась светом от хрустальной люстры, гобелены словно помолодели, исчезла пыль, комната преобразилась.
Переливчато-веселый девичий смех лился откуда-то из далека и приближался с каждой секундой.
- Ну же, Даниэль, это не честно, право!
Стук каблучков, в такт им еще чьи-то шаги. Я чувствую себя не ловко в чужом доме. Мне хочется встать, но тело растеклось по дивану и не воспринимает импульсы мозга.
В комнату вбежала девушка. Она легко про скользила по комнате, лавируя между мебелью и обежав стол повернулась лицом ко входу, залившись ее одни мелодичным смехом. Какая же она была красавица! Чуть выше среднего рост, густые вьющиеся волосы, стянутые заколкой, отличная талия, гладкая, цвета топленого молока кожа. Она слегка пританцовывала от нетерпения, глядя с насмешкой на того, кому принадлежали шаги, сопровождавшие до этого цокот ее каблучков. На вид – едва семнадцать. Тот прелестный возраст, когда девушка прекрасна просто потому что ей семнадцать.
- Даниэль! Что же вы так растеряны? Входите!
Спутником девушки оказался высокий, крепкого телосложения шатен, лет двадцати пяти.
- Ольга, если вы не хотите принять свой проигрыш, я готов вам его простить.
- Мне не нужно снисхождение, Даниэль, но спор изначально был нечестным!
- Тогда зачем же вы соглашались?
Молодой человек произнес это не удивленно, а с насмешкой.
Девушка почему-то сжала кулачки и порозовела.
Юноша улыбнулся:
- Хорошо, раз вам это так все не приятно – я отказываюсь от своего приза.
Даниэль выдвинул из-за стола стул и сел.
Девушка растерянно оглянулась, словно переживала, что кто-то еще услышит этот разговор. Я инстинктивно затаил дыхание на своем диване, но ее взгляд прошелся по мне совершенно равнодушно, она не видела меня.
- Даниэль… я просто… это как-то неправильно…
- Вы всегда можете отказаться, Ольга!
Девушка глубоко дышала, заливаясь все более густым румянцем, губы увлажнили, а глаза засветились тем самым магнетизмом.
Ольга!
Действительно это же та самая девушка, что пригласила меня в усадьбу, только намного моложе и в старинном платье.
Даниэль смотрел на девушку очень внимательно, улавливая все изменения в ее позе, дыхании, взгляде. А потом похлопав себя по коленке, протянул:
- Идите сюда!
Медленно, словно нехотя, девушка пошла на зов. Она остановилась перед своим собеседником и присела в глубоком реверансе.
- Ну вот и славно! Сразу бы так, - усмехнулся Даниэль, - А теперь юбки! Вы же там… как мы договаривались, правда?
Ольга закусывает губу и умоляюще смотрит на человека, отдающего такие странные приказания. Видимо, она заплакала, потому что молодой человек немного поморщился:
- Ну что вы, Ольга! Еще рано лить слезы. Я жду!
Девушка торопливо поднимает пышные юбки, и я чувствую, как на меня накатывает волна томительного голода.
Даниэль уложил свою жертву на колени, подтянул выше подол и примял локтем пышную пену кружев.
- Ваш проигрыш, Ольга, и еще десять за то, что пытались его оспорить. Как считаете, это справедливо?
- Дааа…
Да откуда ж столько ненасытной чувственности в голосе семнадцатилетней девушки?! А еще говорят, что это именно в наше время расцвела акселерация.
Между тем, молодой человек размахнулся и со всей силы впечатал ладонь в округлый девичий зад. Девушка вздохнула и получила еще один сильный удар. Даниэль не жалел, ни сил, ни своей ладони. Для утонченной девушки, какой Ольга вбежала в гостиную, держалась она просто великолепно. Было видно, что это далеко не самое первое и совсем нередкое для нее наказание. То, что она наслаждалась этой болью чувствовалось во всем. Как она постанывала, после каждого удара, как выгибалась, то приподнимая зад в ожидании удара, то падая на колени Даниэля. Чем дальше все это продолжалось, тем резче девушка вскрикивала, сильнее сжимала ягодицы, пытаясь справиться с болью и яростнее топала каблучком, после особенно сильного удара.
- Ольга, старайтесь не вертеться, иначе мне придется добавить за ваше скверное поведение!
Девушка тут же замерла, уже больше не дергаясь ногами, только расставив их чуть шире, для устойчивости.
А парень знает в этом толк! Несколько быстрых ударов с отскоком, а потом еще пятерочка с оттяжкой к верху и зад девушки заалел, как совсем недавно ее щеки. Я почти услышал горькие слезы в ее вскриках!
- Ну вот, вы совсем молодец, полностью рассчитались, смелая моя, отважная…
Его рука грубо растеребила наказанные ягодицы, смяла их, погладила хозяйским жестом. Так треплют здорового сильного пса, когда уверены, что он не огрызнется.
Не мое оно, конечно, дело, как эти двое развлекаются, но неприятно кольнуло, когда парень полез рукой, чтобы приласкать свою подружку, и я прикрыл глаза. Правда слух отключит не мог, зато сумел не дорисовывать мысленно, к чему все эти стоны, шуршание юбок, а потом короткий, жалобный всхлип с облегченным вздохом…

… Не знаю, можно ли заснуть во сне, но я старался. Совсем не хотелось быть невольным свидетелем этого всего. Это все меня не касается, ну ее к чертям! Раз не умер, значит в графине был не яд. Все равно же проснусь. А потом – на выход и лесом всю эту историю с усадьбой, странной обстановкой, документами и … Ольгой.
Чья-то рука коснулась моей головы, ласково погладила волосы. Сладкий шепот:
- Привет…
Открываю глаза. Ни яркого света, ни веселой парочки. В полумраке – та гостиная, в которую я вошел. Тело по-прежнему не слушалось, перед глазами все плыло и двоилось. Действительно ли я слышал этот шепот или он отражался в моей голове – понять было сложно.
- Ты меня выпустишь отсюда?
- Ты уйдешь, если захочешь.
- Я хочу встать!
- Как проснешься – ты встанешь.
- Что тут вообще за хрень творится?
- Бумаги…
- Я не понимаю тебя!
- Помоги мне… Пожалуйста!
Темный, стройный силуэт нагибается ко мне и я ощущаю горячий, жаркий поцелуй на своей шее.
- Уйдешь, если захочешь, только разбери бумаги… Утром.
Я чувствую, как что-то першит у меня в горло, эта боль накатывает резкими режущими волнами, словно мне засыпали песка к глотку. Жжет! Пальцами рву кожу, стараясь унять этот зуд…
И я проваливаюсь в свой обычный сон. Холодную, черную пустоту.

***

Честное слово, уж лучше дикое и тяжелое похмелье, чем такое мерзкое утро!
Я проснулся с ноющей головной болью и таким отвратительным чувством болота в желудке - словно давешний вечер прошел весьма интересно. Но так как ничего подобного не происходило, то это только усугубляло все ощущения.
Плавно и очень осторожно, стараясь не потревожить лишний раз это мерзкое ощущение, чтобы не усугубить свои проблемы, я сел на диване. Нерешительно покачал головой. Терпимо, боль не раскачивается. Значит очень скоро пройдет. Медленно и глубоко вздохнул. И о чудо! Вся эта туманная муть начала меня отпускать. Ну и отлично.
Так, вывод номер один: больше ничего не пить и не есть на этой территории. Вывод номер два: как только все реакции придут в норму на столько, что буду в состоянии сесть за руль – валить! Валить и забыть, все что тут было. Эту девушку, нафиг мне не нужные бумаги, странные сны, вызванные гадостью, что подмешали в графин с водой.
Вывод номер три: не сомневаться, не вспоминать и не жалеть!
В том, что все мною увиденное было сном, ну или если хотите галлюцинацией – я был уверен. Ни в какую мистику я не верю! Знаю, что гипнозу поддаются абсолютно все, но я – точно очень тяжело. Просто повел себя неосмотрительно и глотнул чего не следовало.
С каждой минутой дышалось все легче и легче. Встал, с удовольствием похрустел позвонками. Ну, вроде живой и относительно здоровый. Все, пора уходить. Гостиница, душ, завтрак, билет!
Еще раз потягиваюсь, мну себе затылок. Рука скользнула по шее… Ну твою жеж мать! На ладони бурела кровь. Темнеющая, подсыхающая, но еще влажная, липка.
У ближайшей стены стоит громадное, в тяжелой бронзовой раме psyche. Подхожу и внимательно рассматриваю шею. Дела… Эта Ольга та еще охреневшая тварь. Мало ей, что с аварией так жестко подставила, притащила в странный дом, завалила бумагами, накачала какой-то наркотой, так еще и это… У меня жесткое табу на всякие там засосы, укусы и расцарапанные спины. Я вообще к своему телу отношусь очень бережно и трепетно! А это… Ну не знаю, это нужно не просто зубами прикусить, а еще и рвануть кожу как следует. Что-то не припомню между нами такой страсти, и чтобы я давал повод (и уж тем более позволение) так с собой обходиться!
Матерясь и чертыхаясь на чем свет стоит, выуживаю из кармана платок. Недоверчиво кошусь на воду в графине. Черт! Ни за что!
Снег на улице уже начинает подтаивать. Выскакиваю на дорожку, сгребаю белый, липкий комочек, заворачиваю его в платок и возвращаю к зеркалу. Тщательно вытираю кровь, снова матерясь, потому что воротник рубашки перепачкан так, что теперь только выкидывать.
Никаких следов укуса или засоса на шее не было. Только глубокие царапины, сделанные, однозначно, моими пальцами, словно я сам себе мечтал вырвать горло. Состояние ногтей подтверждало мою догадку.
Хрень! Все хрень! Все равно: валить и точка!
С тонким, звенящим звуком громадное зеркало разлетается на тысячи мелких осколков, словно его ударили изнутри. Я еле успел отвернуться и прикрыть лицо рукой. Что-то холодно и колючее ударило в шею и провалилось за пазуху. Ну, вот, теперь еще и порезы, в добавок к царапинам, будут! Чувствую, как это, что-то холодное, скользит по груди и проваливается ниже, до ремня.
Вытряхнув, я с удивлением обнаруживаю, что это не осколок зеркала. А маленький ключ. Старинный, с резной головкой, усыпанной стекляшками. Тонкий витой стержень заканчивался изящной бородкой. Девчачья такая безделица, как игрушечная.
Если есть ключ, значит есть и замок, верно? Вот только мне это все уже до того самого места. Нет уж, хватит. Я подхожу к столу, кладу ключик поверх бумаг с чертежами и собираюсь уходить.

Эх… есть у меня одна маленькая такая страсть, с самого раннего-раннего детства. Вот она меня и подвела! Это страсть к канцелярщине. С детства любил красивые ручки, оригинальные блокнотики и все такое.
Как же я раньше не заметил, пока разбирал бумаги, такую замечательную вещь?! Роскошная тетрадь из толстой телячьей кожи, закрывающаяся широким ремнем. С маленьким замком. Вот замок тут был вообще, ни к селу, ни к городу. Сама тетрадь смотрелась очень элегантно. А вот замок был слишком изящным, красивеньким, не в стиле короче. Хотя… маленький ключик должен отлично к нему подойти.
«Пожалуйста, помоги мне! Разбери бумаги!» - я не слышу сладкого голоса и не ощущаю постороннего присутствия, просто вспоминаю ее слова.
Тоскливо смотрю в окно, где далеко-далеко, за каменной дорожкой, за витой металлической решеткой, словно в каком-то другом мире, стоит моя машина.
Ключик подошел идеально. Тетрадь оказалась дневником, исписанным ровным, безупречно-каллиграфическим почерком, на прекрасном французском языке.
Мысленно отсчитываю от пяти до нуля… и сажусь читать.

***

«Эта милая, очаровательная девочка почти полностью в моей власти. Удивительный, нежный цветок, просто идеально подходящий для моей цели. У нее получится. Она прекрасна!
В усадьбе Волковых меня устраивает все. Это тихое местечко, словно создано для того, чтобы стать логовом Хищника. Нужно только покрепче привязать к себе эту девочку и дождаться, когда она полностью раскроется.
Наверное, это лучшая доля для сироты. Уж лучше так, чем найдется какой-нибудь охотник до приданного и воспользуется этой девчушкой.
А потенциал в ней – просто колоссальный. Пока еще она дышит нежностью и стыдом, но любопытство превозмогает. Это пока - любопытство и просыпающаяся чувственность. Но со временем, я смогу трансформировать ее эмоции в нужные мне качества: жестокость, беспощадность, бескомпромиссность. Из нее получится прекрасный Хищник: красивый, гармоничный, не знающий милосердия, а значит и не подвластный глупым терзаниям светского разума, обремененного моралью, этикой, религией. Только бы мне хватило времени! Должно хватить. Она растет прямо на глазах. В ней столько бесстрашия, силы воли и выдержки, что это не может не восхищать.
Недавно проверял ее урок из французского. Решили, что дюжина за каждую ошибку – честная расплата. Она сделал две ошибки.
Когда я указал ей на неточности перевода, она сначала вскинулась, азартно пытаясь доказать, что все правильно, а потом, когда поняла, что действительно ошиблась – порозовела. Ее ресницы дрогнули и скромно опустились. Я совсем не строго, скорее весело, попенял ей за спор, а потом послал в сад, чтобы сама срезала розгу для наказания. Карие глаза резко распахнулись, зрачки расширились. Сначала на ее лице отразился страх, а потом нежный, горячий стыд. Навернувшиеся слезы вздрогнули и прочертив по щекам две светлые полоски, зависли на подбородке, задержавшись там на несколько секунд, а потом сорвались, капнув на тетрадку с переводом, оставив на страничке нежно-голубые разводы.
Ольга резко вскочила и выбежала из комнаты. Я мысленно дал ей десять минут на приготовления и бы уверен, что она не потратить это время на то, чтобы разрыдаться, закрывшись в своей комнате. Впрочем, и этот вариант меня бы устроил, ценой штрафной дюжины.
Срезанная розга не могла рассказать о всех колебаниях и терзаниях девичьей души, но об этом, без лишних слов, красноречиво, свидетельствовали побелевшие пальцы, нервно сжимающие темную лозину, опущенные долу глаза и влажные от стыдливых слез ресницы. Она пришла раньше выделенного ей времени, срезав толстый, гладкий прут в полтора метра длинной, толщиной с мизинец.
Полыхая кончиками ушей Ольга вежливо присела и протянула мне розгу.
- Прекрасно! Просто прекрасно. Желаете без свидетелей перенести наказание или велеть принести скамью, и чтобы вас кто-то подержал?
Ольга вскинул подбородок, слезы мгновенно высохли, а скулы, которые только что розовели нежной девичьей стыдливостью побелели. Хищник, в ней живет Хищник, я не ошибся!
Девушка подошла к столу. Немного поколебалась, но достаточно быстро взяв себя в руки подняла подол и заправила его за поясок платья. Нежный батист белья скользнул к щиколоткам, был тут же поднят изящным быстрым жестом и исчез в рукаве девичьего платья, нырнув за манжету. Упершись руками в стол Ольга глубоко вздохнула и тихо сказала:
- Я готова, Даниэль!
Прут свистнул, упруго рассекая воздух. Девушка резко сжала ягодицы и невольно вжалась в торец стола, но разве можно таким образом избежать самого первого, жгучего, болезненного удара? Яркая полоска перечеркнула обе ягодицы. Следующий удар пришелся по верхней части полушарий, третий – под попу и Ольга, взвизгнув, развернулась в пол-оборота, продемонстрировав мне свое прекрасное, заплаканное лицо.
- В позу!
Мне не понравилась ее несдержанность и дальше я порол ее уже не взирая на стоны и плач. Ольга с трудом переносила порку: виляла задницей, подпрыгивала после сильных ударов, сгибала колени, пытаясь пяткой прикрыть ягодицы.
- Пожалуйста, хватит, я больше не могу!
Она всхлипнула и оторвав руки от стола прикрыла попу. Такой милый, полный детской наивности жест!
- Ольга, немедленно уберите руки, иначе мне придется удвоить число ударов и высечь вас на скамейке при помощи прислуги!
- Пожалуйста, не надо! Я буду очень внимательна и больше никогда не стану спорить!
Ее руки медленно вернулись на стол, но она больше не опиралась на них. Девушка разрыдалась и улеглась на столешницу, прижавшись к поверхности щекой, закусив ладошку.
Я порол ее теперь медленно, с оттяжкой, выдерживая пару секунд лозу на теле и резко дергая на себя, любуясь, как ее тело покрывается рубцами, которые тут же вспухают, темнеют, а на кончиках полосок проступает кровь.
Ольга кричала в голос, умоляя о прощении, почти повиснув на столе, плотно сжав ноги и расслабив колени. Иногда, между ударами, она стучала своим кулачком по полированной поверхности, замирая в тот момент, когда розга со свистом устремлялась к ее ягодицам.
Это были роскошные две дюжины, которыми я остался очень доволен!
- Ну, вот и все! Всего-то две ошибки, не велика беда, правда Ольга?
Девушка выпрямилась и не поправляя платья кротко кивнула:
- Да, конечно, спасибо большое! Я постараюсь быть очень внимательной в следующий раз.
- Ну, вот и славно! Приведите себя в порядок и можете сегодня быть свободной.
Быстрыми и уже привычными движениями Ольга опустила подол платья и быстро покинула комнату.
Она вышла с прямой спиной, ступая с чуть большей осторожностью, чем обычно, но также плавно, грациозно и с достоинством, как всегда.
Еще пару недель и можно будет попробовать вложить в ее руки стек. Если у нее получится, то нет смысла тянуть и обряд лучше всего будет провести в ближайший месяц. Остальное, сущность возьмет и наработает сама. Главное, чтобы получилось. Чтобы все было по правилам. Хотя нет, я нарушу одно правило! Я оставлю ей ключ. Как искушение, как надежду, как дар!»

***

Я оторвался от чтения. В горле что-то пересохло, а меня самого накрыло той самой волной голода. Во дела! Не плохо тут развлекались когда-то, в этой усадьбе. В принципе, судя по тексту, мою знакомую все устраивало, и она не сопротивлялась.
Мне стало как-то не ловко, от того, что невольно покопался в чужих играх. Мне ли не знать, что двигало этими двумя! Я не буде это дочитывать. Не мое дело, меня это все не касается. Неужели она хотела, чтобы я прочел это?! Зачем? Это касается только ее! Вряд ли Ольга желала, чтобы я был в курсе ее отношений с шатеном. А бумаги... Я вздохнул, посмотрев на стопку пожелтевших и мятых от времени листов и тихо прошептал:
- Ну прости меня! Но я не очень понимаю...
Поток мыслей прервал резкий, режущий нервы сигнал автомобиля. Посреди архаической обстановки и полного погружения в мир прошлого этой усадьбы, современный гудок звучал, как басовая слэпуха в составе симфонического оркестра.
Я всмотрелся в окно. За воротами, рядом с моей машиной, было припарковано еще какое-то авто, с яркими, неизвестными мне логотипами. Возле авто стоял парень, безжалостно сигналя, с надеждой вглядываясь вглубь сада, стараясь, видимо, рассмотреть здание и увидеть хоть кого-то живого.
Я вышел из дома, быстро прошел по дорожке, толкнул решетку ворот. Высокий, очень молодой, коротко стриженый парень, одетый в джинсы и такую же куртку, немного приплясывая на легком ветерке бодро спросил:
- Стив же? Стивен Эван?
Я недоуменно кивнул.
- Тогда это вам.
Парень протянул мне два громадных пакета, буквально всунув их в мои руки. Весело улыбнулся и запрыгнул в свое авто. Лихо развернувшись, он скрылся за деревьями, оставив меня в полном недоумении, с тяжелыми пакетами в руках.
Поднимаю лицо к небу. Серое, тяжелое, давит, словно бетон! То ли мелкий снежок, то ли моросящий дождь.
Сейчас самое разумное – оставить пакеты по ту сторону ворот, сесть в машину и возвращаться в Питер. Но кто ж к нему прислушивается-то, к голосу разума?
Я возвращаюсь в дом. Ставлю пакеты на стол и начинаю разбирать их.
Несколько бутылок питьевой воды, мясные закуски, сырные и овощные нарезки, одноразовая посуда, салфетки. Короче, кто-то ну очень сильно заинтересован, чтобы я тут задержался.
На дне пакета пачка Marlboro.
«Ты уйдешь, если захочешь» - почему-то вспоминаю я.
Открываю воду. Пью долго и жадно, раздумывая, что же все-таки делать. Читать дневник? Да мне это все даром не нужно! Ну хотела девочка в позапрошлом веке острых ощущений, кто я, чтобы осуждать? И чем я могу помочь? Сам-то...
Закрываю дневник, кладу на место, поверх стопки книг. Все это, конечно, увлекательно, не скрою, но мне не приятно копаться в чужой личной жизни. Поправляю стопки бумаг, вспоминая, что там еще вырезки газетные были. Я же глянуть хотел.
Плотно завинчиваю крышку бутылки, ставлю емкость на пол. И начинаю осторожно перебирать рассортированные бумаги. Да, вот!
Передо мной ветхий, пожелтевший газетный лист. Нужная заметка обведена..., наверное, когда-то, это были красные чернила. Просто, спустя столетия, цвет потемнел, побурел.
В заметке говорилось о страшной трагедии, произошедшей в усадьбе Волковых. Пять до неузнаваемости растерзанных трупов, которые родители опознавали по останкам одежды. Все погибшие – дети местной аристократии. Тело молодой владелицы усадьбы, Ольги Волковой, не было найдено. А ее опекун, Даниэль Алькан, дальний родственник, приехавший из Европы, дабы заниматься наставлением своей подопечной, через сутки после происшествия был найден в лесу, застреленным, при обстоятельствах, не позволявших сомневаться в самоубийстве.
Так! Кто-то зверски убил в этой усадьбе пятерых подростков. Тела Ольги не нашли. Шатен что-то знал... или догадывался, возможно был причастен, и покончил с собой. От меня-то что требуется? Раскрыть убийство, которому почти полторы сотни лет?
«Помоги мне... Пожалуйста!»
Да как, как я тебе помогу?! Я даже не знаю, не понимаю, что ты от меня хочешь!
Черт!
Так, ладно. По любому плясать нужно от опекуна. Мутный тип. И у него явно же были какие-то не очень добрые, личные намерения на счет Ольги. Но где брать информацию? Из дневника, твою мать, что ли?
Я еще раз смотрю на газетную вырезку. Дата! Трагедия произошла в последних числах января! Значит нужно искать записи от двадцать пятого и позже. Хорошо... Но потом-то что? А то полиция не видела эти документы! В чем загадка-то?
Распаковываю Marlboro, выбиваю сигарету, затягиваюсь.
Пять трупов. Опекун шестой. А Ольгу так и не нашли...
Я видел ее дважды. На трассе и в своем номере. Настоящий, живой человек. Из крови и плоти. Что я упускаю?
«Я умею быть незаметной, когда это нужно!»
Да, я помню, помню.
Должна быть какая-то тайна и к ней ключ. Она просила разобрать бумаги. Я разобрал. Потом этот дневник с ключиком. Ключ! Ключ, который прилетел из зеркала. В дневнике тоже было упоминание ключа. Да, и еще какой-то обряд...
Резкий вибрирующий вой, от которого задрожал не только воздух, но и мои руки, прокатился по саду, от витой решетки на воротах, по каменной дорожке и до тяжелой входной двери.
Я медленно перевел дух. Ушам своим не верю!
Вой повторился. Только в этот раз он был дольше, громче и ближе. У самой двери.
Вдох-выдох.
Подхожу к двери. Я слышу за ней реальное тяжелое дыхание. А потом легкое поскуливание.
Ругая себя на чем свет стоит, я распахнул дверь.
На пороге стоял волк. Громадный черный волк с густой шерстью, огромными глазами и ярко-алым большим, вывалившимся из пасти языком. Волк дышал, выпуская легкие клубы пара на холодке и смотрел на меня не мигая.
Я впал в ступор. Ну реально волк же! Откуда?
Волку надоело играть в гляделки, и он сел, не спуская с меня глаз.
Я прочистил горло.
- Это... у меня там мясная нарезка есть... будешь?
Волк поднялся, окинул меня сердито-презрительным взглядом и шагнул в дом, чувствительно толкнув своим плечом мое колено в дверном проеме.

***

Сижу на диване, положив подбородок на кулак. Волк расположился в полуметре, уставившись в меня, в какую-то одну точку. Не в глаза, не горло… но все равно так неуютно.
Черт! Сердце. Волк смотрит на сердце! Немного нагнув голову, чуть присев, словно перед прыжком, когда жертва уже четко в фокусе. И словно – я не я, не живой, нужный этой твари человек. Нет. Ее интересует только мое сердце, как что-то отдельное от меня, другой, живой и самостоятельный организм. Жуткая догадка, скажу я вам!
- Слушай, я же тебе ничего плохого не сделал, да? Максимум – зеркало разбил. И то, оно само.
Волк тихо и коротко рыкнул, что на человеческий язык, лично я бы перевел, как «Заткнись!» и прыгнул.
Тяжелая тварь! Меня впечатывает в спинку дивана. Мощные лапы больно мнут живут и давят грудь. Волк приблизил свою морду к моему лицу. Темные, красно-оранжевые с карим отливом глаза. Я такие уже когда-то видел. И тонул в них. А потом чуть не захлебнулся от горечи, ярости и тоски. Но если бы я мог вернуть время…
Сам не понимая, что творю, я запускаю руку в густую шерсть на загривке и прижимаюсь лбом к теплой голове. Внимательный взгляд. Искры. Тихое рычание…

- Ольга, вы прекрасны. Вы очаровательны! Поверьте, любой мужчина, почел бы за счастье стоять на коленях у ваших ног, вымаливая вашу благосклонность!
- Я не хочу других мужчин, Даниель, вы же знаете…
- После ритуала, Ольга, обещаю!
- Почему вам так важен этот ритуал, это же… всего лишь игра?
- У каждого есть свои ритуалы, Ольга. И я бы очень хотел, чтобы вы прошли этот.
- Да, конечно.
- Вот. В знак моих чувств к вам, возьмите.
Шатен вкладывает в руки Ольги какой-то предмет. Девушка распахивает ладошку. Там лежит ключик. Маленький, с блестяшками на головке, с тонким витым стержнем. Девчачий.
- От чего этот ключ, Даниель?
- Это ключ от вашей свободы, Ольга. Помните это. Особенно после обряда.
Девушка покраснела и улыбнулась.
- Зачем мне свобода, Даниель, мне и так… очень хорошо!
- А с этим ключом будет еще лучше. Пока он при вас – вы сами себе хозяйка. Сами решаете за себя, не будучи подвластной никому.
- А если … я не захочу?
Ее шепот был таким жарким и страстным, полным огня и чего-то… неуловимо горького, что у меня защемило сердце.
- А если не захотите – то вольны отдать этот ключ тому, кому готовы доверить свою свободу. Только не ошибитесь с выбором, Ольга. Владелец ключа может подарить вам себя, став вам заботливым другом, братом, отцом, любовником, как пожелаете. А может… закрыть вас в клетке, обрекая на медленную, жестокую и очень мучительную, как от жажды, смерть. Безумие, Ольга, и смерть.
- Я отдам этот ключ вам, Даниель!
- Я приму его, Ольга!
Влюбленный взгляд. Искры. Глубокое, тяжелое дыхание.

- Ну что, молодежь. Все готовы к ритуалу?
- Да, да.
Две девушки, ровесницы Ольги, с раскрасневшимися лицами активно кивают головами. Трое юношей. Одному где-то тринадцать, двое других старше. На вид – шестнадцать и двадцать лет.
- Отлично. Тогда приступаем!
Голос шатена был бодрым и веселым.
- Так. Волчий амулет в центр круга. Сами туда же. За руки! И помните. Я выхожу. Вы начинаете читать стихотворение. Чтобы не происходило в этом комнате – из круга выходить нельзя! Кто вышел – считай мертвый. То есть – выходит из игры. Выживает только тот, кто остается внутри круга. Все усвоили?
- Усвоили. Давайте уже начинать!
Тот, которому шестнадцать недоволен. Я чувствую его раздражение. Он не верит. Для него это просто глупая игра.
Даниель смотрит на свою возлюбленную.
- Я очень тщательно готовил тебя, ты же знаешь…
Ольга покраснела и опустила голову, смущенно улыбаясь.
- В тебе есть все задатки: сила, разум, характер. Просто… не покидай этот круг! Волчий амулет должен быть твоим! Ты заслужила его, слышишь?
- Да, Даниель…
- Ну все, друзья. Я пошел. Игра в «получи амулет» начинается! Побеждает тот, кому достанется тотем волка. Остальные проиграли. Приз… очень ценный приз, поверьте.
Шатен выходит из комнаты. А потом слышен топот. Он не просто удаляется, он убегает со всех ног от этой двери!
Шесть молодых людей стоят в кругу, взявшись за руки, спиной к центру. А там, в центре, на полу, лежит что-то не понятное. То, что шатен назвал волчьим амулетом. Кто-то улыбается. Кто-то нервно хмурит брови. Кто-то серьезен и сосредоточен.
- Начинаем…
И шесть голосов, монотонно, словно урок начали читать:

Les nuages couraient sur la lune enflammée
Comme sur l'incendie on voit fuir la fumée,
Et les bois étaient noirs jusques à l'horizon.
Nous marchions sans parler, dans l'humide gazon,
Dans la bruyère épaisse et dans les hautes brandes,
Lorsque, sous des sapins pareils à ceux des Landes,
Nous avons aperçu les grands ongles marqués
Par les loups voyageurs que nous avions traqués…

Да это же самый обыкновенный стих! Почему они его читают так… что мороз по коже и волосы дыбом?!
Полный экзальтации взгляд. Искры. Истошный волчий вой.

Лес. Густой, темный, колючий. Даже луна с трудом продирается сквозь его ветки. Тяжелое, хриплое, со свистом дыхание, вымотанных от долгого бега легких.
- Я не хотел, не хотел. Я не знал. Я не осознавал. Пожалуйста. Не надо.
Человек бежит по лесу. Спотыкается, падает, встает, оглядывается, снова бежит. За ним никто не гонится. Никто его не преследует, не бежит за ним, не пытается настигнуть.
Но он оборачивается. Нервно, со страхом, напряженно вглядывается во тьму леса и снова бежит. Спотыкаясь об корни деревьев, натыкаясь на стволы и не обращая внимания на то, как больно хлещут по голове и плечам ветки.
- Ключ. Ты обещала отдать его мне. Я бы тогда смог… Нет!
Он уже не может бежать. Прижав руку к боку, пытаясь отдышаться, человек семенит на полусогнутых ногах, мечтая выбраться из темного леса. Лес не хочет его отпускать. Человек кружит и кружит, час за часом, окончательно потеряв все ориентиры.
Наконец, споткнувшись, он уже не находит сил, чтобы встать. Измотанное тело радуется, что можно больше не напрягаться, не рвать мышцы в этой бесполезной борьбе, а просто прижаться к сырой, холодной земле и не шевелиться.
Человек подползает к большому дереву. С трудом садится у его корней, прижавшись спиной к стволу.
- Прости меня! Я не знал, что получится, не знал! Я просто решил провести ритуал по возрождению Хищника. Он же никогда и никому не удавался! А я просто решил попробовать, на какой-то миг возомнив себя творцом.
Человек заплакал.
- Я видел, как выносили трупы. Их было пять. Это значит, что ты устояла в круге!
Человек уронил голову на колени и закрыв лицо руками завыл.
- Ты же найдешь меня, да?! Найдешь! Я знаю. И не простишь…
Человек полез куда-то за пазуху и достал пистолет.
- Но не выйдет. Я сам. А ты – живи. Я же оставил тебе ключ. Живи с ним. Живи и наслаждайся полной свободой. Абсолютной. Безнаказанной. Совершенной. Где только ты решаешь - жить тебе или умереть. Но ты выберешь жить, я знаю. Я же всего лишь человек. И в этом моя привилегия. Я могу себе позволить выбрать смерть. А ты не сможешь. Для тебя жизнь теперь станет как наркотик. В твоем положении жизнь – слишком жаркая, горячая, вкусная. Такие не выбирают смерть. И ты не сможешь. Держи только ключ покрепче, Ольга!
Безумный взгляд. Вспышка выстрела. Грозное рычание.

Дом. Снова этот дом. В нем живут люди. Потом не живут. Музей. Снова дом. Годы, как кадры киноленты мелькают перед глазами. Что-то пролистывается, как страницы книги.
Вырезки. Газетные вырезки. Труп. Снова труп. Этого растерзал дикий зверь. Этого нашли спустя много лет, уже изрядное поеденным, в лесу. Десять лет затишья. Снова труп. Разрыв сердца, от ужаса, надо полагать. Снова затишье. Двадцатый век. Все силы милиции брошены на поиски маньяка. Труп. Еще труп и еще. Никто не выжил. Никаких следов, зацепок.
Легенды и страшные истории о симпатичной девушке, которая ночами приглашает кого-то куда-то. Кто отказался – не могу вспомнить, что это была за девушка, куда приглашала и зачем. Да, впрочем, вроде, и так понятно зачем. Но куда – никто не помнил.
Ночь. Трасса. Два автомобиля, как звериная пара в бешеной гонке. Догнать, столкнуть, насытиться. У свежего трупа тоже горячая, вкусная кровь. Сытная, питательная. Ее должно хватить на долго.
Огни. Фура. Зазор. Удар.
«Тормозила-то зачем?»
Он не такой!
Эвакуатор, сервис, полицейская стоянка, гостиница.
Он любит холод!
Дом. Обморок. Кровь.
Он остался! Сам.
Зеркало. Девушка с темными волосами размахивается и со всей силы кидает в зеркало ключ.
Звон. Осколки. Не уехал.
Он тот! Пусть это сделает он.
Взгляд, полный тоски. Искорки слез. Очнись!

***

Меня словно выкидывает из водоворота этих пленительных глаз. Прихожу в себя.
Волк все еще сидит на мне, а я обнимаю хищника за шею .
Черт, ну как же тяжело дышать!
Будто услышав мои мысли, зверь спрыгивает с меня и устало, словно израненное животное, семенит к выходу из гостиной.
- Подожди!
Я подскакиваю.
Взгляд – как резкий удар плети. Злой, запрещающий, предостерегающий.
Я сажусь обратно. За окном совсем уже ночь. Или очень поздний вечер. Беру бутылку с водой. Пью. А потом жадно, с каким-то чисто наркоманским кайфом затягиваюсь сигаретой. Потрясающий эффект – Marlboro на голодный желудок!
- Если тебе сейчас станет плохо – потом не говори, что я к этому имею хоть какое-то отношение!
Я резко вздрагиваю и роняю сигарету на пол. Ну хоть наступил и растер, чисто на рефлексе.
Ольга выглядела просто потрясающе. Элегантная прическа, почти незаметный макияж, короткая кожаная юбка и черная водолазка без рукавов.
Это не та растерянная девчонка с трассы и не простушка из номера! Ольга двигалась с вальяжностью сильного, грациозного хищника. Смелый, смеющийся прищур. Хрипловатый, совсем не от отчаянья или страха голос.
- Спасибо, что пришел и остался.
С ответом я немного замешкался, а потом он уже и не понадобился.
Ольга прижалась ко мне упругим, крепкий телом. Ее губы были теплыми, мягкими, очень нежными. А поцелуй долгим…
Острый голод и ненасытная страсть. Часы - как опадающие листья с уснувших деревьев тихого сада. Мы угомонились только за полчаса до рассвета. И уже ничего не волновало: ни полукруги укусов на плечах, ни темные следы поцелуев на шее, ни расчерченная ровными, параллельными полосами спина.
Время, словно вор, забрав у нас все самое лучшее торопливо убегает из дома.
- И так все это длится уже второе столетие: ночью девушка, днем волк? Но есть же выход?! Его не может не быть, выход есть всегда!
- Мне уже почти не нужна кровь. Я могу питаться энергией. Но если нет энергии, то я начинаю задыхаться. А потом срываюсь, насыщаюсь, затихаю, просыпаюсь от голода и все заново.
- Ты поэтому заманиваешь в свой дом…
- Секс, боль и страх. Я могу жить на этом.
- В современном мире вообще почти все на том поставлено! Раздобыть коктейль таких эмоций не проблема.
Злой, почти разочарованный взгляд усталой, зрелой женщины. Всего на секунду. А потом короткий вздох и простые искренние слезы девчонки, которой почти полтора века семнадцать лет.
- Я… не могу так просто… с любым.
Горячий, темный, тягуче-сладкий, как глинтвейн стыд, заливал ее щеки и шел ей просто невероятно. Она опустила глаза и на кончиках ее ресниц задрожали капли подтаявшего января.
- Ты же… такой, да?
- Какой такой?
- Ты – такой же как я! Такой, какой меня сделали, ты тоже Хищник! Я это чувствую, но ты сильнее. Запри меня тут. Я не могу это сделать сама, мне не хватает смелости и силы воли. Закрой меня в этом доме. Его все равно не найти, если дом не захочет того сам. Тебе нужно просто вставить ключ в замок ворот с внутренней стороны, выйти и захлопнуть калитку. И все. Эта усадьба провалится в другие слои бытия. Меня тут никто не найдет, я не смогу покинуть пределы сада. Когда иссякнет энергия – я умру. И стану свободной. Закрой меня!
Я вспоминаю слова Даниеля, перед обрядом: «А может… закрыть вас в клетке, обрекая на медленную, жестокую и очень мучительную, как от жажды, смерть. Безумие, Ольга, и смерть.»
- Я никогда не сделаю этого!
- Сделай! Ты сможешь!
- Совсем охренела?! Закрыть тебя, улететь домой и знать, что ты мечешься тут в голодной ярости по саду, стонешь, изнывая без подпитки и сходишь с ума, потеряв надежду? Нет. Я оставлю ключ на столе. Живи. Если надо – убивай. Я тебе не судья. Тем более, что те трупы – не лучшие представители человечества. Ты не виновата, что тебя такой сделали. С этим нужно жить.
- Я не хочу так жить, не хочу! Или дай мне то, чего я так хочу. Дай!
Не знаю, употребляют ли оборотни наркотики, но ее взгляд и крик были безумными, требующими, умоляющими, выпрашивающими, словно нищий, те крохи, которые так необходимы.
- Пожалуйста, помоги мне, - ее шепот был… сладким.
Нагибаюсь к валяющимся у дивана брюкам, вытягиваю из петель ремень. Встаю в полный рост.
Никакой радости, подъема, предвкушения. Какое-то тяжелое чувство долга, желание помочь. И что-то такое еще… что я пока не осознаю до конца, а разобраться – мне не хватает времени.
Ольга приподнимается, встает на колени посреди дивана, прижимается грудью к мягкой спинке.
Секс, боль и страх.
Что ж, я постараюсь, чтобы тебе этого хватило на долго!
Смотрю на идеально прогнутую поясницу, словно вылепленные искусным скульптором ягодицы. Поднимаю руку и со всей силы опускаю ремень на белую, красивую спину. От неожиданности Ольга дергается и с удивлением оглядывается назад. За что получает еще один сильный удар по плечам. Больше она не оглядывалась. Сложив руки перед собой, Ольга наклонилась к спинке дивана, закусив свои пальцы, изогнув спину, покорно подставляя свое тело под ремень, дающий ей боль и страх. Свою боль, свой страх, которые сейчас не нужно выжимать из кого-то.
Ты все же просчитался, Даниель! Она сохранила свой разум, совесть и мораль. И сполна рассчитывается все эти годы, за твою ошибку!
Я не считаю удары. Не стараюсь класть их ровно и красиво. Она не моя нижняя, которая любит смотреть на следы после порки.
С оттяжкой, на раз-два, я перекрещиваю полосы на ее спине. И еще. И еще. То ли женский плач, то ли волчий вой. Низкое грудное контральто вибрирует, как зарождающий хищный рык.
Шаг в сторону, встаю с боку. И наотмашь, без снисхождения вытягиваю ее по ягодицам. Ольга визжит, пытается присесть, получает удар по ступням и со стоном выпрямляется, крепче вжимая свое тонкое тело в спинку дивана. Она трется животом об обивку, кричит при особенно сильных и болезненных ударах. Иногда выворачивается так, что встает ко мне, то животом, то спиной. Но мне не приходится приказывать ей вернуться в позу. Она сама принимает нужное положение, как только получается справиться с болью.
Я не знаю, сколько это продолжалась. Судить можно только по потемневшим полосам, покрывавшим все тело и многочисленным, от ребер до бедра захлестов. Наконец Ольга соскользнула со спинки, свернулась клубком на диване, вжав лицо в колени. Я вытянул ее еще несколько раз по пропечатавшемуся сквозь кожу позвоночнику и отбросил ремень.
Она тихо плакала от боли, глотая слезы, иногда всхлипывая. Трогательно, как девочка.
Сердце сжалось.
Я присел на диван, коснулся ее плеч, мягко потянул на себя. Она поддалась. Я обнимал ее, ласково гладил по голове, а она плакала на моем плече. Как человек. Не Хищник.

***

25 января 2019 года
пятница 23:00, вечер

«Он приказал мне жить. Сказал, что это единственное, чего бы ему очень сильно хотелось – чтобы я жила и была свободной.
Он оставил ключ на столе, отказавшись запереть ворота и не попросив разрешения забрать ключ с собой. Я не ошиблась. Он Хищник. Он такой же, как и я. Его тоже таким сделали. Просто другим обрядом, другим ритуалом, другим тотемом. Это не важно.
Главное, что ту гонку на трассе он проиграл. И уже никогда не сможет изменить… ничего.
Просто ждать».

- Ок, парни, принимайте авто, спасибо за сервис. Прощай, Россия!
Я кидаю ключи веселым ребяткам из аutomobile leasing, беру с сиденья свою сумку и вхожу в здание международного аэропорта.
Все. Я доехал спокойно, без приключений.
Что чувствую? Невероятную тоску!
Я так и не смог закрыть усадьбу на замок, освободив округу от Хищника. Кто я такой, чтобы убивать ее?
Держать на привязи? Секс, боль и страх? Я не хочу! Это должно быть не так.
Это было не так с той, у которой глаза, как янтарь и орех, поздней осенью.
И все не так, как с той, у которой короткая черная стрижка и челка.
И с Ольгой… все тоже не так. А как по другому – я не знаю.
От всего этого бардака в душе я хмурился и нервно стучал пальцами по карману куртки.
- Простите, это ваша сумка?
- Да, моя, а в чем дело?
- А что у вас в переднем кармане сумки?
Я зависаю на пару секунд, а потом недоуменно пожимаю плечами.
- Не знаю, не помню. А что там?
Мою сумку снимают с ленты сканера. Я чувствую какую-то тревогу. Она понемногу накатывает, как тяжелая, темная волна. Охрана аэропорта неторопливо, стараясь не привлекать к ситуации лишнего внимания, словно случайно, подходит к месту досмотра.
- Откройте этот карман, пожалуйста.
Я распахиваю молнию, сам, своей рукой лезу в нутро сумки.
Достаю ключ. Маленький, витой, девчачий.
- Вы внесли данное ювелирное изделие в декларацию?
- Что?!
Я ошарашенно смотрю на девушку, проверявшую сумку, потом обвожу взглядом охрану и подтянувшихся ребят из полиции. Они ответили хмурыми, напряженными взглядами, предвидя серьезный конфликт.
Я беру себя в руки.
- Простите, не понимаю, вы хотите сказать, что это дорогая вещь?
- Да, конечно. Это же старинная драгоценность … разве нет? Или подделка?
Я не знаю, что сказать. Я просто в ступоре!
- Вы можете объяснить откуда у вас это украшение?
Я все еще не нахожу слов, чтобы объяснить все, что со мной произошло после последнего задержания.
- Но это ваш ключ?
- Да.
- Он внесен в декларацию?
- Нет.
- Мы вынуждены снять вас с рейса, до выяснения обстоятельств.
Я начинаю хохотать, как безумный.
Полиция переглядывается и плотнее пододвигается к стойке, на которой лежит моя сумка.
Я просчитываю самые разные варианты развития событий, прикидываю свои шансы…
А, к черту все!
- Давайте только без наручников парни, ок?
Полицейские расслабляются, согласно кивают.
Один берет мою сумку, второй протягивает руку:
- Можно ваши документы?
- Да, конечно. Хотя… стоп!
Я достаю из паспорта билет. Мну его, а потом, порвав, выкидываю в ближайшую мусорку.
- Держите, лейтенант!
Час на звонки, выяснение каких-то вопросов, заполнение бумаг.
Мой борт, на который я снова не попал, привычно и равнодушно набирает высоту, поднимаясь в темное небо, уходя в сторону моего света, тепла и незыблемого домашнего уюта.
Наконец меня ведут к полицейской машине, и мы возвращаемся в Питер.
- Да вы только не переживайте, если выяснится, что не раритет какой-нибудь и не дорогое ювелирное украшение – вам все вернут.
- Ничуть не сомневаюсь.
Я не хочу ни с кем разговаривать. Зачем? Я все равно знаю и понимаю, что происходит. К чему это все, и, к сожалению – чем закончится.
Холодная питерская ночь клубится над трассой серым туманом и смотрит сверху, сверкая мелкими блестяшками.
Полицейский форд несется по трассе, пользуясь приоритетом, торопясь как можно скорее добраться до города.
Я чувствую хищный интерес тумана к нашей машине, он вьется, пока еще где-то на уровне бампера, но уже понемногу поднимается, стремясь разлиться по лобовому стеклу.
«Не надо», - мысленно прошу я. – «Все хорошо. Я сам приеду».
«Как ты понял?»
«Слепая зона. Она не отражается в зеркале. Но я ее чувствую. Всегда.»