Hiaro. Под грифом «Монтекки и Капулетти»
Добавлено: Сб янв 08, 2022 1:26 pm
Hiaro
HARZABLOG
Под грифом «Монтекки и Капулетти»
Хадда А Арра был слегка раздражен жарой и суетой, что вечно царили на припортовом базаре. Вопреки обыкновению, сегодня он не чувствовал той особой ясности, которая уже стала привычной после года уединенной жизни в полузаброшенном горном поместье, наедине с ветрами и скалами. Пожалуй, этот приморский город отнимал слишком много сил, ничего не давая взамен. Но дела, связанные с родовым служением нынешнему правителю, вынуждали владетеля Хадду вести светскую жизнь, и именно по этой причине сегодня с утра он совершал утомительный обход бесконечного ряда оружейных лавок.
Тени укорачивались, народу все прибавлялось. Хадда отложил очередной клинок, легким кивком благодаря замершего в ожидании хозяина лавки. Тревога, или, скорее, какое-то смутно-тревожное ожидание не отпускало. Раздосадованный, Хадда А Арра вышел из-под навеса под пронзительно синее небо Сувраполиса, скользнул взглядом над снующими чалмами и бурнусами. В поисках точки равновесия он всегда обращался к небу…
Внезапно навстречу ему по одной из размеренно шевелящихся улиц прокатилось какое-то хаотичное движение: нарастающий шум, топот, недовольные возгласы. Хадда не двинулся с места, хотя стоял в центре перекрестка, только рука его сама собой переместилась к поясу и застыла там наготове. Из людского водоворота вдруг вынырнул бегущий. За ним, с азартными выкриками, расшвыривая перед собой все и вся, продирались всадники в цветах дома Хоккерея. Покатилась корзина, первая лошадь встала на дыбы, это ненадолго задержало остальных. Человек, за которым шла погоня, на мгновение замешкался – владетель вырос перед ним одинокой фигурой среди моментально опустевшего пространства. Хадда поймал его взгляд и успел отметить, что в глазах незнакомца нет страха и загнанности, но есть собранность и мысль… как вдруг беглец, обратив к нему открытые ладони, тремя стремительными шагами сократил расстояние, одним движением опустился на колени и замер у ног, почти касаясь склоненной головой его левой руки. Владетель не отшатнулся. Это была просьба о покровительстве — один из древнейших в Сувраполисе ритуалов, передающий жизнь просящего в полную власть Хадды А Арра.
Заставив пальцы отпустить рукоять кинжала, Хадда перевел взгляд со спины только что вручившего ему свою судьбу человека — сначала на разгоряченных лошадей, нетерпеливо танцующих перед ним (и по обе стороны от него), а затем – на не менее разгоряченных всадников. Не торопясь, в тишине, нарушаемой только всхрапыванием и стуком копыт, Хадда разглядывал лица преследователей, чувствуя, как человек у его сапога смиряет свое дыхание. Стоит только Хадде сделать шаг в сторону, и все дальнейшее уже не будет его касаться…
Всадники молчали и не переглядывались. Это были приближенные Хоккерея Ир Саха, и они прекрасно понимали, кто перед ними и что происходит. Беглец почти справился с дыханием и не двигался, его ладони лежали на мостовой по обе стороны от сапога Хадды А Арра, склоненная голова с темным ёжиком волос застыла в дюйме от его расслабленной руки. Распрями Хадда пальцы – и он коснулся бы своего добровольного пленника. Ветерок, долетевший с моря, сушил капли пота на напряженной спине беглеца.
Люди, чьи дела оказались прерваны этой сценой, с любопытством ждали развития событий. Еще бы, у гончих Хоккерея прямо из-под носа ускользает верная добыча. Что бы не натворил этот оборванец, по одному из парадоксальных негласных законов общества симпатии простого люда не могли быть на стороне преследователей.
Ир Сахи были могущественными персонами при дворе — и одними из главных и давних соперников клана А Арра, с коими, тем не менее, уже на протяжении многих лет сохранялся вооруженный нейтралитет. «Этот парень, — отстраненно подумал Хадда, — здорово может нарушить устоявшееся равновесие». Люди Ир Саха ждали. Хадда спокойно молчал.
Предводитель отряда заговорил первым:
— Ты берешь его под свою защиту?
Напрасно он не спустился с лошади. Подчиненные Хоккерея – не он сам. Им подобает проявлять большее уважение к владетелю равного по силе дома. Эта мысль, должно быть, отразилась на лице Хадды А Арра, не снизошедшего до ответа. Воин понял свою ошибку и спешился. Его спутники, тем не менее, не спешили следовать его примеру. Хадда почувствовал, как грудь медленно наливается холодом. Эта ситуация открывала ему глаза на многое. Меж тем воин Ир Саха чуть склонил голову:
— Будь благословенен, владетель, и будь снисходителен. Азарт погони туманит разум. Я Эрсхем, начальник стражи Ир Саха. Этот человек не заслуживает твоего покровительства. Отдай его нам.
Хадда оценил дипломатические усилия начальника стражи, отметив, как старательно тот погасил вызов во взгляде и сколько кротости вложил в требование отступить, практически превратив его в просьбу. Хоккерей не держит возле себя глупцов. Хадда кивнул, принимая приветствие и извинение. И осведомился безупречно любезным тоном:
— В чем его обвиняют? – Будто и не было у его ног коленопреклоненной фигуры, чья бестрепетность невольно вызывала уважение и ощущение полной власти над ним.
— Прости мою дерзость, владетель, но это дело дома Ир Саха.
Хадда напрасно всматривался в лицо воина – оно было непроницаемо. Сознание своей правоты? Или – силы за спиной? Что ж…
— Я не могу назначить наказания, не зная вины, — и владетель распрямил пальцы, коснувшись замершего у своей ноги.
Как не сдерживал себя начальник стражи, тут он дернулся вперед, однако отступил, наткнувшись на вежливый, но ледяной взгляд А Арры. Остальные воины спешились.
А тот, о ком шла речь, не шелохнулся. Только дышать начал глубже и ровнее.
Добыча ускользнула. Но ведь вот она – протяни только руку!
— Не самое лучшее приобретение, владетель, – процедил Эрсхем. Подтекст был ясен, но фраза безупречна. Хадда ждал. Они не уйдут просто так.
— Штраф. Триста королевских монет.
Спина «приобретения» затвердела. «Решил, что я откажусь от него», — отстраненно подумал Хадда. Да. За такую сумму можно купить целую партию невольников. Однако слово сказано, и теперь владетель уже не мог отступить. Эту цифру Хадда и Хоккерей непременно обсудят в светской беседе на вечерней трапезе у Правителя. Никто, даже такой сильный владетель, как Ир Сах, не может голословно заламывать такие штрафы. Но это потом, а сейчас у Хадды просто нет с собой столько денег. Можно прислать долг и позже, но начальник стражи, решившись назвать немыслимую цену (маловероятно, что она соответствовала истине) и тем самым явно подставляясь под гнев Хоккерея, уже плюнул на осторожность, и его взгляд провоцировал владетеля. Хадда А Арра не спеша, второй раз за этот день положил руку на рукоять кинжала.
Стража качнулась в едином, неуловимом простому глазу движении, приготовившись к бою. Любопытные отпрянули. Эрсхем, вопреки ожиданию Хадды, не поддался и не принял стойку. «Все же Хоккерей не держит возле себя глупцов. Но, тем не менее, Эрсхем нуждается в хорошей огранке». Владетель отстегнул ножны и под ропот зрителей протянул дорогой клинок начальнику стражи:
— Ты удовлетворен?
Этого Эрсхем не мог ожидать, и снова почуял, что балансирует на грани. Ир Сах не будет доволен россказнями, которые неминуемо поползут по Сувраполису: Владетель Хадда берет под покровительство дома А Арра неизвестного оборванца, преследуемого лучшими воинами Хоккерея, да еще и отдает в уплату за долги раба один из фамильных кинжалов… Слишком много внимания привлек начальник стражи к этому эпизоду. Слишком много…
А Хадда А Арра, читая Эрсхема, как открытую книгу, ждал. Что одержит верх: бешеная жажда отомстить за проигрыш или благоразумие? И еще — Хадда чувствовал, что затаивший дыхание виновник этих событий, понимающий в ситуации больше, чем сам владетель, тоже ждет.
Ждать пришлось недолго. Эрсхем проиграл эту борьбу.
— …И сто плетей.
Хадда поставил мысленный крест на начальнике стражи. Публичная порка, после всего, что уже произошло, была просто верхом безрассудства. Такого Хоккерей не простит. Разве что – этот парень действительно осужден на сто плетей… Хадда опустил взгляд на главного героя представления.
— Ты.
— Слушаю, господин, — Хадда впервые услышал голос человека, несколько минут назад добровольно отдавшего ему свою свободу. Ровный отчетливый голос человека, готового отвечать за свое решение.
— Я буду звать тебя Самур. – Имя пришло само. Имя мастера, чей клинок сейчас сжимал в руке начальник стражи.
— Я запомнил, господин.
Хадда не мог сейчас задать прямой вопрос, в каком месте Самур перебежал дорогу дому Хоккерея. Он не будет уподобляться Эрсхему: они и так уже доставили немало удовольствия простому люду, ловящему каждое слово из любимой истории про противостояние домов Ир Сах и А Арра. Будет довольно и того, что сейчас произойдет. Для дуэли с Хоккереем еще не время. Также Хадда не хотел подвергать прямому сомнению слова начальника стражи другого владетеля. Именно потому, что это только начальник стражи. С ним не пристало торговаться ни за 300 монет, ни за сто плетей. Поэтому Самура он спросил по-другому:
— Наказание названо. Что скажешь?
— Я готов, господин.
Дьявол. Он не подтвердил и не опровергнул свою вину. Хадда сам не знал, на что надеялся. Самур ответил, как подобает человеку дома А Арра. Владетели потом разберутся между собой, была вина или нет. Эрсхем будет наказан или не будет. А долг Самура – не уронить честь дома, оказавшего ему покровительство, не уронить здесь и сейчас.
Хадда понял, что теперь он все-таки будет торговаться.
Нет. Он будет приказывать.
Хадда отстегнул от пояса кошелек, внимательно посмотрел на Эрсхема и бросил мешочек к ногам его помощника.
— Пятьдесят королевских монет. По монете за удар. Остается пятьдесят плетей.
Эрсхем уже успел снова взять себя в руки. Хадда давал ему шанс разойтись малой кровью – тот не мог этого не понимать. Осталось только обуздать уязвленное самолюбие. И Эрсхем принял правила игры. Тем более, что – он с наслаждением хрустнул пальцами — ему хватит и половины.
— Пятьдесят, — кивнул он, и его помощник подобрал кошелек, а сам он протянул руку к седлу, где была приторочена любимая, проверенная, тяжелая плеть.
Хадда позволил себе усмехнуться в глубине души. «Хочешь отомстить за унижение? Не выйдет».
— Своих людей я наказываю сам. – И Эрсхему ничего не оставалось делать, как с поклоном вложить свою плеть в требовательно протянутую руку владетеля.
Только теперь Хадда А Арра отступил в сторону от неподвижной фигуры человека, которого окрестил Самуром. Сейчас ему предстоит завершить это крещение. Взвешивая в руке незнакомое орудие, Хадда думал: «Стоя на коленях на рыночном перекрестке – как можно сохранять достоинство?» Владетель невольно спросил себя, а смог бы он — вот так — не дрогнув, не подняв головы, на протяжении долгих минут вслушиваться в скупые слова людей, которые решают его судьбу?
А затем, отсчитывая пятьдесят полновесных ударов, – никто не должен был усомниться ни в одном из них — он снова спросил себя, а смог бы он, глава дома А Арра — вот так – всего лишь сжать ладони в кулаки на семнадцатом ударе, и только на последнем десятке податься вперед и уткнуться в них лбом?
А Эрсхем смотрел на то, как извечный враг его дома уверенно и невозмутимо расчерчивает его собственной плетью спину ускользнувшей из-под его носа добычи, смотрел – и был раздираем противоречиями: вне себя от ярости, он содрогался от страха, представляя гнев своего господина. Ненавидел владетеля А Арру и усмехался, вспоминая, как тот снова и снова, теряя позиции, выигрывал. В рассекаемой плетью тишине Эрсхем снова и снова прокручивал перед внутренним взором детали столкновения, анализировал и делал выводы, и знал, что для него оказаться в роли того, кто сейчас до белых костяшек сжимает кулаки, — меньшее из возможных зол. Самое меньшее. И что все вокруг это понимают так же ясно…
HARZABLOG
Под грифом «Монтекки и Капулетти»
Хадда А Арра был слегка раздражен жарой и суетой, что вечно царили на припортовом базаре. Вопреки обыкновению, сегодня он не чувствовал той особой ясности, которая уже стала привычной после года уединенной жизни в полузаброшенном горном поместье, наедине с ветрами и скалами. Пожалуй, этот приморский город отнимал слишком много сил, ничего не давая взамен. Но дела, связанные с родовым служением нынешнему правителю, вынуждали владетеля Хадду вести светскую жизнь, и именно по этой причине сегодня с утра он совершал утомительный обход бесконечного ряда оружейных лавок.
Тени укорачивались, народу все прибавлялось. Хадда отложил очередной клинок, легким кивком благодаря замершего в ожидании хозяина лавки. Тревога, или, скорее, какое-то смутно-тревожное ожидание не отпускало. Раздосадованный, Хадда А Арра вышел из-под навеса под пронзительно синее небо Сувраполиса, скользнул взглядом над снующими чалмами и бурнусами. В поисках точки равновесия он всегда обращался к небу…
Внезапно навстречу ему по одной из размеренно шевелящихся улиц прокатилось какое-то хаотичное движение: нарастающий шум, топот, недовольные возгласы. Хадда не двинулся с места, хотя стоял в центре перекрестка, только рука его сама собой переместилась к поясу и застыла там наготове. Из людского водоворота вдруг вынырнул бегущий. За ним, с азартными выкриками, расшвыривая перед собой все и вся, продирались всадники в цветах дома Хоккерея. Покатилась корзина, первая лошадь встала на дыбы, это ненадолго задержало остальных. Человек, за которым шла погоня, на мгновение замешкался – владетель вырос перед ним одинокой фигурой среди моментально опустевшего пространства. Хадда поймал его взгляд и успел отметить, что в глазах незнакомца нет страха и загнанности, но есть собранность и мысль… как вдруг беглец, обратив к нему открытые ладони, тремя стремительными шагами сократил расстояние, одним движением опустился на колени и замер у ног, почти касаясь склоненной головой его левой руки. Владетель не отшатнулся. Это была просьба о покровительстве — один из древнейших в Сувраполисе ритуалов, передающий жизнь просящего в полную власть Хадды А Арра.
Заставив пальцы отпустить рукоять кинжала, Хадда перевел взгляд со спины только что вручившего ему свою судьбу человека — сначала на разгоряченных лошадей, нетерпеливо танцующих перед ним (и по обе стороны от него), а затем – на не менее разгоряченных всадников. Не торопясь, в тишине, нарушаемой только всхрапыванием и стуком копыт, Хадда разглядывал лица преследователей, чувствуя, как человек у его сапога смиряет свое дыхание. Стоит только Хадде сделать шаг в сторону, и все дальнейшее уже не будет его касаться…
Всадники молчали и не переглядывались. Это были приближенные Хоккерея Ир Саха, и они прекрасно понимали, кто перед ними и что происходит. Беглец почти справился с дыханием и не двигался, его ладони лежали на мостовой по обе стороны от сапога Хадды А Арра, склоненная голова с темным ёжиком волос застыла в дюйме от его расслабленной руки. Распрями Хадда пальцы – и он коснулся бы своего добровольного пленника. Ветерок, долетевший с моря, сушил капли пота на напряженной спине беглеца.
Люди, чьи дела оказались прерваны этой сценой, с любопытством ждали развития событий. Еще бы, у гончих Хоккерея прямо из-под носа ускользает верная добыча. Что бы не натворил этот оборванец, по одному из парадоксальных негласных законов общества симпатии простого люда не могли быть на стороне преследователей.
Ир Сахи были могущественными персонами при дворе — и одними из главных и давних соперников клана А Арра, с коими, тем не менее, уже на протяжении многих лет сохранялся вооруженный нейтралитет. «Этот парень, — отстраненно подумал Хадда, — здорово может нарушить устоявшееся равновесие». Люди Ир Саха ждали. Хадда спокойно молчал.
Предводитель отряда заговорил первым:
— Ты берешь его под свою защиту?
Напрасно он не спустился с лошади. Подчиненные Хоккерея – не он сам. Им подобает проявлять большее уважение к владетелю равного по силе дома. Эта мысль, должно быть, отразилась на лице Хадды А Арра, не снизошедшего до ответа. Воин понял свою ошибку и спешился. Его спутники, тем не менее, не спешили следовать его примеру. Хадда почувствовал, как грудь медленно наливается холодом. Эта ситуация открывала ему глаза на многое. Меж тем воин Ир Саха чуть склонил голову:
— Будь благословенен, владетель, и будь снисходителен. Азарт погони туманит разум. Я Эрсхем, начальник стражи Ир Саха. Этот человек не заслуживает твоего покровительства. Отдай его нам.
Хадда оценил дипломатические усилия начальника стражи, отметив, как старательно тот погасил вызов во взгляде и сколько кротости вложил в требование отступить, практически превратив его в просьбу. Хоккерей не держит возле себя глупцов. Хадда кивнул, принимая приветствие и извинение. И осведомился безупречно любезным тоном:
— В чем его обвиняют? – Будто и не было у его ног коленопреклоненной фигуры, чья бестрепетность невольно вызывала уважение и ощущение полной власти над ним.
— Прости мою дерзость, владетель, но это дело дома Ир Саха.
Хадда напрасно всматривался в лицо воина – оно было непроницаемо. Сознание своей правоты? Или – силы за спиной? Что ж…
— Я не могу назначить наказания, не зная вины, — и владетель распрямил пальцы, коснувшись замершего у своей ноги.
Как не сдерживал себя начальник стражи, тут он дернулся вперед, однако отступил, наткнувшись на вежливый, но ледяной взгляд А Арры. Остальные воины спешились.
А тот, о ком шла речь, не шелохнулся. Только дышать начал глубже и ровнее.
Добыча ускользнула. Но ведь вот она – протяни только руку!
— Не самое лучшее приобретение, владетель, – процедил Эрсхем. Подтекст был ясен, но фраза безупречна. Хадда ждал. Они не уйдут просто так.
— Штраф. Триста королевских монет.
Спина «приобретения» затвердела. «Решил, что я откажусь от него», — отстраненно подумал Хадда. Да. За такую сумму можно купить целую партию невольников. Однако слово сказано, и теперь владетель уже не мог отступить. Эту цифру Хадда и Хоккерей непременно обсудят в светской беседе на вечерней трапезе у Правителя. Никто, даже такой сильный владетель, как Ир Сах, не может голословно заламывать такие штрафы. Но это потом, а сейчас у Хадды просто нет с собой столько денег. Можно прислать долг и позже, но начальник стражи, решившись назвать немыслимую цену (маловероятно, что она соответствовала истине) и тем самым явно подставляясь под гнев Хоккерея, уже плюнул на осторожность, и его взгляд провоцировал владетеля. Хадда А Арра не спеша, второй раз за этот день положил руку на рукоять кинжала.
Стража качнулась в едином, неуловимом простому глазу движении, приготовившись к бою. Любопытные отпрянули. Эрсхем, вопреки ожиданию Хадды, не поддался и не принял стойку. «Все же Хоккерей не держит возле себя глупцов. Но, тем не менее, Эрсхем нуждается в хорошей огранке». Владетель отстегнул ножны и под ропот зрителей протянул дорогой клинок начальнику стражи:
— Ты удовлетворен?
Этого Эрсхем не мог ожидать, и снова почуял, что балансирует на грани. Ир Сах не будет доволен россказнями, которые неминуемо поползут по Сувраполису: Владетель Хадда берет под покровительство дома А Арра неизвестного оборванца, преследуемого лучшими воинами Хоккерея, да еще и отдает в уплату за долги раба один из фамильных кинжалов… Слишком много внимания привлек начальник стражи к этому эпизоду. Слишком много…
А Хадда А Арра, читая Эрсхема, как открытую книгу, ждал. Что одержит верх: бешеная жажда отомстить за проигрыш или благоразумие? И еще — Хадда чувствовал, что затаивший дыхание виновник этих событий, понимающий в ситуации больше, чем сам владетель, тоже ждет.
Ждать пришлось недолго. Эрсхем проиграл эту борьбу.
— …И сто плетей.
Хадда поставил мысленный крест на начальнике стражи. Публичная порка, после всего, что уже произошло, была просто верхом безрассудства. Такого Хоккерей не простит. Разве что – этот парень действительно осужден на сто плетей… Хадда опустил взгляд на главного героя представления.
— Ты.
— Слушаю, господин, — Хадда впервые услышал голос человека, несколько минут назад добровольно отдавшего ему свою свободу. Ровный отчетливый голос человека, готового отвечать за свое решение.
— Я буду звать тебя Самур. – Имя пришло само. Имя мастера, чей клинок сейчас сжимал в руке начальник стражи.
— Я запомнил, господин.
Хадда не мог сейчас задать прямой вопрос, в каком месте Самур перебежал дорогу дому Хоккерея. Он не будет уподобляться Эрсхему: они и так уже доставили немало удовольствия простому люду, ловящему каждое слово из любимой истории про противостояние домов Ир Сах и А Арра. Будет довольно и того, что сейчас произойдет. Для дуэли с Хоккереем еще не время. Также Хадда не хотел подвергать прямому сомнению слова начальника стражи другого владетеля. Именно потому, что это только начальник стражи. С ним не пристало торговаться ни за 300 монет, ни за сто плетей. Поэтому Самура он спросил по-другому:
— Наказание названо. Что скажешь?
— Я готов, господин.
Дьявол. Он не подтвердил и не опровергнул свою вину. Хадда сам не знал, на что надеялся. Самур ответил, как подобает человеку дома А Арра. Владетели потом разберутся между собой, была вина или нет. Эрсхем будет наказан или не будет. А долг Самура – не уронить честь дома, оказавшего ему покровительство, не уронить здесь и сейчас.
Хадда понял, что теперь он все-таки будет торговаться.
Нет. Он будет приказывать.
Хадда отстегнул от пояса кошелек, внимательно посмотрел на Эрсхема и бросил мешочек к ногам его помощника.
— Пятьдесят королевских монет. По монете за удар. Остается пятьдесят плетей.
Эрсхем уже успел снова взять себя в руки. Хадда давал ему шанс разойтись малой кровью – тот не мог этого не понимать. Осталось только обуздать уязвленное самолюбие. И Эрсхем принял правила игры. Тем более, что – он с наслаждением хрустнул пальцами — ему хватит и половины.
— Пятьдесят, — кивнул он, и его помощник подобрал кошелек, а сам он протянул руку к седлу, где была приторочена любимая, проверенная, тяжелая плеть.
Хадда позволил себе усмехнуться в глубине души. «Хочешь отомстить за унижение? Не выйдет».
— Своих людей я наказываю сам. – И Эрсхему ничего не оставалось делать, как с поклоном вложить свою плеть в требовательно протянутую руку владетеля.
Только теперь Хадда А Арра отступил в сторону от неподвижной фигуры человека, которого окрестил Самуром. Сейчас ему предстоит завершить это крещение. Взвешивая в руке незнакомое орудие, Хадда думал: «Стоя на коленях на рыночном перекрестке – как можно сохранять достоинство?» Владетель невольно спросил себя, а смог бы он — вот так — не дрогнув, не подняв головы, на протяжении долгих минут вслушиваться в скупые слова людей, которые решают его судьбу?
А затем, отсчитывая пятьдесят полновесных ударов, – никто не должен был усомниться ни в одном из них — он снова спросил себя, а смог бы он, глава дома А Арра — вот так – всего лишь сжать ладони в кулаки на семнадцатом ударе, и только на последнем десятке податься вперед и уткнуться в них лбом?
А Эрсхем смотрел на то, как извечный враг его дома уверенно и невозмутимо расчерчивает его собственной плетью спину ускользнувшей из-под его носа добычи, смотрел – и был раздираем противоречиями: вне себя от ярости, он содрогался от страха, представляя гнев своего господина. Ненавидел владетеля А Арру и усмехался, вспоминая, как тот снова и снова, теряя позиции, выигрывал. В рассекаемой плетью тишине Эрсхем снова и снова прокручивал перед внутренним взором детали столкновения, анализировал и делал выводы, и знал, что для него оказаться в роли того, кто сейчас до белых костяшек сжимает кулаки, — меньшее из возможных зол. Самое меньшее. И что все вокруг это понимают так же ясно…