A-viking. Классика
Добавлено: Пн янв 24, 2022 8:03 am
A-viking
Классика
…Мокрая розга прочертила тугой зад чуть наискось, звонко щелкнув тонким кончиком по краю лавки. Натка коротко и сдавленно охнула, а Папик так же коротко чертыхнулся – лавка не попа, с одного неудачного удара кончик прута сразу отломился, укоротив розгу сантиметров на пять. Ничего, зато потолще будет… Снова сплетение коротких звуков – короткого легкого свиста на теле, короткого яркого стегания, короткого приглушенного «м-м…!». Вторая розга легла лучше – может, оттого, что Папик отошел чуть назад, может, приноровился, а может и Натка почти незаметно приподняла над лавкой бедра…
***
Гордое название «Тюбинг-кросс-плаза» перевести на нормальный язык было трудно. Особенно «плазу» в сочетании с автомобильной покрышкой, обтянутой чехлом – хотя посетителям крутой горы на среднем Урале было явно по фигу. По фигу не гора, а то, как называется самое крутое место отдыха райцентра – ну совсем рядышком от крутых полутораэтажных коттеджей местной знати и «олигархов в два магазина».
Короче говоря, тюбинги летели с «плазы» вниз через трамплины и виражи, дети пищали от счастья, дородные матроны, едва влезшие в середку тюбинга, радостно повизгивали, их кавалеры, оторвавшись от пластиковых стаканов, вместо тюбингов летели вниз на собственных задницах: всем было хорошо, весело и почти не морозно. Опытные хозяева «Тюбинг-кросс-плазы» даже держали два буфета – один на старте, второй внизу. И правильно – кто это по трезвяне обратно на такую гору назад полезет, да еще с тюбингом на привязи?
Папик* тоже слегка размялся в верхнем буфете – кстати, не пришлось даже оттопыривать презрительную губу – в скелете старого «Икаруса», приспособленного под буфет, обнаружился даже неплохой виски! А Натка, покосившись в сторону тюбингов, с твердой решимостью пошла влево – на трассу, пробитую нормальными лыжниками. Помахала Папику рукой, поправила прикольную шапочку с помпончиком и старательно пошла по трассе – «Райцентр-Ванкувер»))).
***
… Горящая полоска на бедрах приглушила наивное желание «слышать». Почему она решила, что должна «слышать» звук стегания по собственному телу? Даже резкого сердитого свиста розги почти не слышала – вот только мелькнет неясная тень от взмахнувшей руки - и тут же резкой линией огонь на голом теле… Какое тут слышать! Разве что свое собственное «м-м-м»… Не, надо все равно услышать… прикусила губы, задавила в себе пятое (или шестое?) «м-м-м!» и успела только ухватить негромкий скрип дерева. Только на очередной вспышке огня – «м-м-м- опять на том же месте… ой блин, больно!!!) поняла что это скрипнула от ее тела лавка – широкая, темная, длинная, тяжеленная… настоящая лавка! И дернулась еще сильнее, еще охотнее – почти попала в такт удару, круто вильнула задом, выгнулась – ооохххх… меня секуууут… по-настощеммм…мммм!
***
- Вау! – художественно утонув в сугробах, притороченный справа от основных корпусов бывшего санатория домик с зеленой крышей сразу настраивал на какой-то сказочный лад. Резные наличники, не стилизованные, а реально толстые бревна, бурливый дымок из трубы, едва пробитая тропинка к крылечку. И даже противно-нерусское «Вау!», которое так бесило Папика, осталось без последствий: даже его проняло предоставленным на пару недель местом отдыха.
Внутри было еще лучше – таких мастеров надо на рублевку звать: если и была стилизация под старину, значит, она наложилась на старину настоящую – не будет же мастер специально трещинки на русской печи делать! Печку можно было даже топить – хотя почти и не видные за досками обшитых стен батареи отопления и без того работали старательно. А уж пристроенная в торец дома баня была выше всяких похвал – крепко настоенным ароматом трав и веников сваливало с ног даже в предбаннике.
- Вау! – там была даже кадушка! Настоящая, липовая, с проушинами, которую Натка самолично вытащила в коридорчик, сразу же гордо названный сенями – «Розги держат в сенях!» - то ли вычитала где, то ли Папик сказал… Не важно!
***
… Кольнуло болью в прикушенных губах – перестаралась, чтобы молчать, дурочка… дурочка с переулочка, не порть губы – дернулась вперед, подтянула руки и вместо губ отчаянно куснула толстую, мохнатую веревку, туго спеленавшую запястья…
Или это он перестарался, протягивая мокрый прут на тугой, желанной заднице девчонки? Молодец, сама догадалась – зря что ли связывал? Теперь ей полегче будет… наверное… десять! И еще разок, снова с короткой протяжкой, в ответ с крутым изгибом тела, вскинутым коротким ударом зада, судорогой стройных красивых ног. Красиво лежит девочка… умница… И веревка хорошая, как она ее назвала? Пенка?** Ничего, выучишь название – двенадцать!! Молчит ведь, негодница-упрямица! Ничего, все впереди!
***
Папик неторопливо протащился по сугробам на опушку у лыжной трассы. Мимо с шелестом пролетел лыжник, неплохим коньковым ходом. Потом второй, третий… Минут через десять мелькнули уже знакомые лица и костюмы. Еще десять минут – снова… Папик махнул рукой, тормозя одного лыжника, словно машину на трассе:
- Не видели там девушку в сине-белом костюме?
- Это которая классикой идет? Уже поворот прошла.
Папик глотнул из замерзающего в руке стаканчика. Гм… Классикой?
А Натка и не знала, что идет «классикой». Просто сопела себе под нос, шуршала лыжами и каждые сто метров останавливалась – то красивые заснеженные деревья, то стук дятла, то тихий шепот упавшего с сосны морозного сугробика…
Приехала довольная, раскрасневшаяся, сделала завлекательную потягушку (на зависть снова пролетавшему мимо лыжнику) и снова пошла на круг. Папик терпеливо ждал. Тем более до буфета недалеко, а ребенок пусть потешится. Классика все-таки!
***
…Лавку пришлось освобождать специально. И вообще, использовать такую капитальную и тяжеленную конструкцию в качестве подставки под глиняные горшки и прочую фигню на кухне – полный маразм… Так они решили с Папиком на редкость единогласно, хотя повозиться, вытаскивая лавку из кухни к печке, все-таки пришлось. Длинная! Во весь Наткин рост, да еще и запасом. И широкая – когда Натка легла для пробы, даже не раздеваясь, краешки с обоих сторон шире попы были – а Натка у нас никакой не скелет, бедра 96 см. Вот!
- А что еще нужно, чтобы было «совсем-совсем-совсем» по-настоящему?
Оказалось, что нужно еще много чего. И в первую очередь – розги…
Далеко ходить не пришлось. Да и не смогли бы, будь роща чуть подальше – снега и так навалило, хоть прячься. Но березки порадовали – молодые, стройные, хоть коллекцию прутьев собирай, на все случаи жизни и порки. Натка уже в домике старательно примерила нарезанную лозу к своей попе:
- Вот эти надо подрезать, а то длинные. А эти короткие будут, правда? – наивно-старательный взгляд из-под пушистых ресниц. Папик аж поперхнулся сигаретой, хотя мог и придержать поперхивание в запасе:
- Не, поверх джинсов мерять вроде не то, я сейчас так померяю… реально…
Тщательной примерке прутьев «в реале», то есть на голом теле, помешали сначала руки Папика, потом и он, гм… целиком. Даже до дивана не сразу добрались, но это уже к нашей классике отношения не имеет. Зато, отдышавшись, Папик наконец раскрыл секрет купленной по дроге на местном рынке квашеной капусты.
Натаскав в кадушку (ту самую, которую Натка уже вытащила в «сени») горячей воды из бани, они в две руки замочили там свежесрезанные и уже (ну почти-что хорошо!) примерянные прутья. И туда же Папик щедро вывалил всю квашеную капусту.
Догадливая Натка, так и не успев толком одеться после попытки примеривания (зеленая военная рубашка едва до талии и меховые тапочки – не в счет, правда?) подытожила:-
- Это типа для солености, да?
Подумала, почему-то поежилась и то ли спросила, то ли согласилась:
- А давай, ну… чтобы не «типа», а как по настоящему… солеными? Да?
Папик ну почти что согласился, потом сумел-таки оторвать взгляд от щедро раздетой девчонки и мужественно отказался:
- Нет, зайка, нельзя солеными. Это уж того… слишком.
***
Классический антураж этого домика, даже если забыть про хороший телик и явно не старорусский мангал на утоптанной площадочке слева от крыльца, не нарушал даже персонал – истопница, она же кухарка, она же уборщица, появилась только раз, при передаче ключей от всех подсобок и прочего. Убедившись, что Папик не совсем идиот и сумеет запихать дрова в банную печку без ее участия, на всякий случай оставила нацарапанный на бумажке сотовый телефон («типа если чего надо…») и исчезла. Все остальное время им никто не мешал. Переодеваясь в лыжный костюм, Натка через стенку (Папик был в своей комнате – ага, как и положено!) сообщила:
- Надо было взять сарафан! У меня есть, настоящий, с вышивкой!
- А сарафан тебе зачем?
Натка не стала пояснять Папику, какой он глупый и вообще что вы мужики понимаете! Перед настоящей лавкой, возле настоящих розог, перед самой-самой настоящей поркой – ну разве спущенные плавочки заменят послушно вскинутый вверх сарафан?? А еще полковник, а еще умный… Чурка, вот ты кто!
Надувшись, загрузила в машину лыжи, втихаря показала ему в спину язык и все-таки по дороге засмеялась:
- На лыжах в сарафане!
Пока хихикала, они и нашли поворот на ту самую «Тюбинговую плазу»...
***
Баня была хорошая. Уж в этом они оба понимали неплохо, даже городской по сущности своей Папик. Травами поддали в меру, чтобы сердце не в перебой, пивка где надо плеснули, выползли из парилки красно-вареными раками, слегка повизжали (в смысле – она, Папик скорее охал) от ковшиков холодной воды. Бросало в жар и от бани и от желания – даже выговорила не сразу, а с придыханиями и перерывами, изгибаясь под его крупным телом:
- Сейчас… надо… розгами… сейчаа-а-с….
Мокрая, в спутанных мокрых волосах, забыв про всякую ерунду «задранных сарафанчиков», облизнув жаркие губы, встала на коленках у темной скамьи, протянула вверх и вперед руки.
Туго легли кольца пеньковой веревки, холодком отдались по телу капли воды от встряхнувшися из кадушки розог. Без слов легла на широкие доски, гибко сыграла спиной и бедрами. Повинуясь его рукам, плотно свела ноги: да, он прав, не надо сейчас так открыто и призывно… не время… все будет потом…
Снова кольца веревок, уже на лодыжках. Плотно распялась на скамье, ткнулась лицом между рук, сквозь зубы, ртом в горячий жар холодной скамьи, напряженно и нервно вытолкнула слова:
-Секи меня… С-с-ссеки меня!
***
Обратно с «Тюбинг», которая «плаза», за рулем пыхтела Натка: Папик довольно мурлыкал от своей виски, как кот от валерьянки, а местные носители полосатых жезлов наверняка приметили чужую и небедную машинку… Чего нарываться, время на них терять?
Один раз, правда, чуть в сугроб не улетела – когда он ей про классику рассказал.
Ну, в сугроб не считается, вылезла, даже Папик за руль не пересаживался, а насчет классики ей очень понравилось. И вырвалось наконец то, что вертелось на языке не давалось в мыслях с самого утра:
- У нас будет классика! Совсем-совсем настоящая! Вот!
***
…Веревки, скамья, баня, печка, кадушка… В такт розге бились в голове то ли слова, то ли образы. Жар свистящих прутьев высушил тело от банной воды, снова заблестело, заискрилось голое тело уже от капелек пота – билась, извивалась, всем телом отдавалась прутьям девчонка, принмая резкие полоски то каменно сжатыми, то бессдыно оттопыренными, вскинутыми навстречу пруту ягодицами. Сквозь сжатую зубами веревку хрипела и мычала непонятные даже ей слова. Боженьки, как больно… Боженьки, как горячо… Боженьки, это все взаправду-у-у!!!
- …у-у-у!
- ?! – остановилась розга на замахе.
- Не слышала, скорее поняла, оттолкнулась ртом от веревки и наконец-то открыто, честно, в голос, вскинулся короткий просящий крик:
- Розгу-у-у!!!
***
Как в горячем сне, еще вздрагивая и прикушеннно дыша сухими губами, ощутила под собой вместо лавки прохладные простыни. Толстой серой змеей упала с ног веревка, непослушный узел долго упрямился на руках. Сверху легла прохладная, влажная ткань – поежилась, дернулась, и он понял, послушно убрал с нее простынку – хочу лежать голая, исполосованная, чтоб вон то лик на темной иконе в углу смотрел на меня, грешницу… которую высекли… которая виновата… которую совсем по-нас0442ощему…
Почему-то прятала глаза от Папика, который настороженно присматривался – не того ли он девчонку? Натка с ремнями хорошо знакома, а розги не шуточки… Ткнулась носом в подушку, чтобы не разглядел горящих в желании глаз. Но может, тело выдало? Дрогнули ноги, сначала несмело, а потом решительно - в стороны. Руки под груди, бедра повыше, бесстыдно блеснувшим снизу бедер, взмокшим уже не от пота… И снова хриплые, длинные, желанные стоны. Не отличишь от розги, правда?
***
Мерцал пристроенный слева от печки телевизор. В полумраке от экрана почти и не видно, что тут все настоящее. И дом, и стены, и все-все-все…
И они настоящие. Папик настоящий, строгий и сильный, и она настоящая, голая и послушная, прижавшаяся к его боку. Сквозь ресницы, глядя и не глядя в ночной экран, сквозь спутанные волосы, шепча и не шепча, прося и приказывая:
- Я на ихней кухне соль нашла…
В его темноте вопросительно вскинутая бровь, осторожное касание припухших, еще жгущихся полос на бедрах.
- ??
- Я хочу настоящую классику… Я уже высыпала соль в кадушку. И у нас теперь буду самые-самые… розги…
Палец на ее горячих губах.
Мотнула головой, прогоняя этот вредный непонятливый палец:
- Я буду для тебя кричать!
Потом спряталась лицо на его груди и почти совсем неслышно шепнула:
- Нет, я буду для себя… и это будет совсем настоящее.
_________________
*Папик – сборное название серъезных дядечков, которые могут себе позволить не только возить девочку куда надо, но и делать с ней, что надо.
Прим. автора.
В данном конкретном случае – замаскированное название конкретного дядечки. Кстати, очень хорошего....
прим. Натки.
** Вообще-то это была пенька. Не путать с пенкой для бритья или для герметизации унитазов. Толстая, мохнатая, серая… красиво! И руки держит очень даже неплохо! –
прим. Натки.
февраль 2010
А-Викинг
PS. Орфографию я не правил, текст представлен в первоначальном варианте. (Serge de K)
Обсудить на Форуме
Классика
…Мокрая розга прочертила тугой зад чуть наискось, звонко щелкнув тонким кончиком по краю лавки. Натка коротко и сдавленно охнула, а Папик так же коротко чертыхнулся – лавка не попа, с одного неудачного удара кончик прута сразу отломился, укоротив розгу сантиметров на пять. Ничего, зато потолще будет… Снова сплетение коротких звуков – короткого легкого свиста на теле, короткого яркого стегания, короткого приглушенного «м-м…!». Вторая розга легла лучше – может, оттого, что Папик отошел чуть назад, может, приноровился, а может и Натка почти незаметно приподняла над лавкой бедра…
***
Гордое название «Тюбинг-кросс-плаза» перевести на нормальный язык было трудно. Особенно «плазу» в сочетании с автомобильной покрышкой, обтянутой чехлом – хотя посетителям крутой горы на среднем Урале было явно по фигу. По фигу не гора, а то, как называется самое крутое место отдыха райцентра – ну совсем рядышком от крутых полутораэтажных коттеджей местной знати и «олигархов в два магазина».
Короче говоря, тюбинги летели с «плазы» вниз через трамплины и виражи, дети пищали от счастья, дородные матроны, едва влезшие в середку тюбинга, радостно повизгивали, их кавалеры, оторвавшись от пластиковых стаканов, вместо тюбингов летели вниз на собственных задницах: всем было хорошо, весело и почти не морозно. Опытные хозяева «Тюбинг-кросс-плазы» даже держали два буфета – один на старте, второй внизу. И правильно – кто это по трезвяне обратно на такую гору назад полезет, да еще с тюбингом на привязи?
Папик* тоже слегка размялся в верхнем буфете – кстати, не пришлось даже оттопыривать презрительную губу – в скелете старого «Икаруса», приспособленного под буфет, обнаружился даже неплохой виски! А Натка, покосившись в сторону тюбингов, с твердой решимостью пошла влево – на трассу, пробитую нормальными лыжниками. Помахала Папику рукой, поправила прикольную шапочку с помпончиком и старательно пошла по трассе – «Райцентр-Ванкувер»))).
***
… Горящая полоска на бедрах приглушила наивное желание «слышать». Почему она решила, что должна «слышать» звук стегания по собственному телу? Даже резкого сердитого свиста розги почти не слышала – вот только мелькнет неясная тень от взмахнувшей руки - и тут же резкой линией огонь на голом теле… Какое тут слышать! Разве что свое собственное «м-м-м»… Не, надо все равно услышать… прикусила губы, задавила в себе пятое (или шестое?) «м-м-м!» и успела только ухватить негромкий скрип дерева. Только на очередной вспышке огня – «м-м-м- опять на том же месте… ой блин, больно!!!) поняла что это скрипнула от ее тела лавка – широкая, темная, длинная, тяжеленная… настоящая лавка! И дернулась еще сильнее, еще охотнее – почти попала в такт удару, круто вильнула задом, выгнулась – ооохххх… меня секуууут… по-настощеммм…мммм!
***
- Вау! – художественно утонув в сугробах, притороченный справа от основных корпусов бывшего санатория домик с зеленой крышей сразу настраивал на какой-то сказочный лад. Резные наличники, не стилизованные, а реально толстые бревна, бурливый дымок из трубы, едва пробитая тропинка к крылечку. И даже противно-нерусское «Вау!», которое так бесило Папика, осталось без последствий: даже его проняло предоставленным на пару недель местом отдыха.
Внутри было еще лучше – таких мастеров надо на рублевку звать: если и была стилизация под старину, значит, она наложилась на старину настоящую – не будет же мастер специально трещинки на русской печи делать! Печку можно было даже топить – хотя почти и не видные за досками обшитых стен батареи отопления и без того работали старательно. А уж пристроенная в торец дома баня была выше всяких похвал – крепко настоенным ароматом трав и веников сваливало с ног даже в предбаннике.
- Вау! – там была даже кадушка! Настоящая, липовая, с проушинами, которую Натка самолично вытащила в коридорчик, сразу же гордо названный сенями – «Розги держат в сенях!» - то ли вычитала где, то ли Папик сказал… Не важно!
***
… Кольнуло болью в прикушенных губах – перестаралась, чтобы молчать, дурочка… дурочка с переулочка, не порть губы – дернулась вперед, подтянула руки и вместо губ отчаянно куснула толстую, мохнатую веревку, туго спеленавшую запястья…
Или это он перестарался, протягивая мокрый прут на тугой, желанной заднице девчонки? Молодец, сама догадалась – зря что ли связывал? Теперь ей полегче будет… наверное… десять! И еще разок, снова с короткой протяжкой, в ответ с крутым изгибом тела, вскинутым коротким ударом зада, судорогой стройных красивых ног. Красиво лежит девочка… умница… И веревка хорошая, как она ее назвала? Пенка?** Ничего, выучишь название – двенадцать!! Молчит ведь, негодница-упрямица! Ничего, все впереди!
***
Папик неторопливо протащился по сугробам на опушку у лыжной трассы. Мимо с шелестом пролетел лыжник, неплохим коньковым ходом. Потом второй, третий… Минут через десять мелькнули уже знакомые лица и костюмы. Еще десять минут – снова… Папик махнул рукой, тормозя одного лыжника, словно машину на трассе:
- Не видели там девушку в сине-белом костюме?
- Это которая классикой идет? Уже поворот прошла.
Папик глотнул из замерзающего в руке стаканчика. Гм… Классикой?
А Натка и не знала, что идет «классикой». Просто сопела себе под нос, шуршала лыжами и каждые сто метров останавливалась – то красивые заснеженные деревья, то стук дятла, то тихий шепот упавшего с сосны морозного сугробика…
Приехала довольная, раскрасневшаяся, сделала завлекательную потягушку (на зависть снова пролетавшему мимо лыжнику) и снова пошла на круг. Папик терпеливо ждал. Тем более до буфета недалеко, а ребенок пусть потешится. Классика все-таки!
***
…Лавку пришлось освобождать специально. И вообще, использовать такую капитальную и тяжеленную конструкцию в качестве подставки под глиняные горшки и прочую фигню на кухне – полный маразм… Так они решили с Папиком на редкость единогласно, хотя повозиться, вытаскивая лавку из кухни к печке, все-таки пришлось. Длинная! Во весь Наткин рост, да еще и запасом. И широкая – когда Натка легла для пробы, даже не раздеваясь, краешки с обоих сторон шире попы были – а Натка у нас никакой не скелет, бедра 96 см. Вот!
- А что еще нужно, чтобы было «совсем-совсем-совсем» по-настоящему?
Оказалось, что нужно еще много чего. И в первую очередь – розги…
Далеко ходить не пришлось. Да и не смогли бы, будь роща чуть подальше – снега и так навалило, хоть прячься. Но березки порадовали – молодые, стройные, хоть коллекцию прутьев собирай, на все случаи жизни и порки. Натка уже в домике старательно примерила нарезанную лозу к своей попе:
- Вот эти надо подрезать, а то длинные. А эти короткие будут, правда? – наивно-старательный взгляд из-под пушистых ресниц. Папик аж поперхнулся сигаретой, хотя мог и придержать поперхивание в запасе:
- Не, поверх джинсов мерять вроде не то, я сейчас так померяю… реально…
Тщательной примерке прутьев «в реале», то есть на голом теле, помешали сначала руки Папика, потом и он, гм… целиком. Даже до дивана не сразу добрались, но это уже к нашей классике отношения не имеет. Зато, отдышавшись, Папик наконец раскрыл секрет купленной по дроге на местном рынке квашеной капусты.
Натаскав в кадушку (ту самую, которую Натка уже вытащила в «сени») горячей воды из бани, они в две руки замочили там свежесрезанные и уже (ну почти-что хорошо!) примерянные прутья. И туда же Папик щедро вывалил всю квашеную капусту.
Догадливая Натка, так и не успев толком одеться после попытки примеривания (зеленая военная рубашка едва до талии и меховые тапочки – не в счет, правда?) подытожила:-
- Это типа для солености, да?
Подумала, почему-то поежилась и то ли спросила, то ли согласилась:
- А давай, ну… чтобы не «типа», а как по настоящему… солеными? Да?
Папик ну почти что согласился, потом сумел-таки оторвать взгляд от щедро раздетой девчонки и мужественно отказался:
- Нет, зайка, нельзя солеными. Это уж того… слишком.
***
Классический антураж этого домика, даже если забыть про хороший телик и явно не старорусский мангал на утоптанной площадочке слева от крыльца, не нарушал даже персонал – истопница, она же кухарка, она же уборщица, появилась только раз, при передаче ключей от всех подсобок и прочего. Убедившись, что Папик не совсем идиот и сумеет запихать дрова в банную печку без ее участия, на всякий случай оставила нацарапанный на бумажке сотовый телефон («типа если чего надо…») и исчезла. Все остальное время им никто не мешал. Переодеваясь в лыжный костюм, Натка через стенку (Папик был в своей комнате – ага, как и положено!) сообщила:
- Надо было взять сарафан! У меня есть, настоящий, с вышивкой!
- А сарафан тебе зачем?
Натка не стала пояснять Папику, какой он глупый и вообще что вы мужики понимаете! Перед настоящей лавкой, возле настоящих розог, перед самой-самой настоящей поркой – ну разве спущенные плавочки заменят послушно вскинутый вверх сарафан?? А еще полковник, а еще умный… Чурка, вот ты кто!
Надувшись, загрузила в машину лыжи, втихаря показала ему в спину язык и все-таки по дороге засмеялась:
- На лыжах в сарафане!
Пока хихикала, они и нашли поворот на ту самую «Тюбинговую плазу»...
***
Баня была хорошая. Уж в этом они оба понимали неплохо, даже городской по сущности своей Папик. Травами поддали в меру, чтобы сердце не в перебой, пивка где надо плеснули, выползли из парилки красно-вареными раками, слегка повизжали (в смысле – она, Папик скорее охал) от ковшиков холодной воды. Бросало в жар и от бани и от желания – даже выговорила не сразу, а с придыханиями и перерывами, изгибаясь под его крупным телом:
- Сейчас… надо… розгами… сейчаа-а-с….
Мокрая, в спутанных мокрых волосах, забыв про всякую ерунду «задранных сарафанчиков», облизнув жаркие губы, встала на коленках у темной скамьи, протянула вверх и вперед руки.
Туго легли кольца пеньковой веревки, холодком отдались по телу капли воды от встряхнувшися из кадушки розог. Без слов легла на широкие доски, гибко сыграла спиной и бедрами. Повинуясь его рукам, плотно свела ноги: да, он прав, не надо сейчас так открыто и призывно… не время… все будет потом…
Снова кольца веревок, уже на лодыжках. Плотно распялась на скамье, ткнулась лицом между рук, сквозь зубы, ртом в горячий жар холодной скамьи, напряженно и нервно вытолкнула слова:
-Секи меня… С-с-ссеки меня!
***
Обратно с «Тюбинг», которая «плаза», за рулем пыхтела Натка: Папик довольно мурлыкал от своей виски, как кот от валерьянки, а местные носители полосатых жезлов наверняка приметили чужую и небедную машинку… Чего нарываться, время на них терять?
Один раз, правда, чуть в сугроб не улетела – когда он ей про классику рассказал.
Ну, в сугроб не считается, вылезла, даже Папик за руль не пересаживался, а насчет классики ей очень понравилось. И вырвалось наконец то, что вертелось на языке не давалось в мыслях с самого утра:
- У нас будет классика! Совсем-совсем настоящая! Вот!
***
…Веревки, скамья, баня, печка, кадушка… В такт розге бились в голове то ли слова, то ли образы. Жар свистящих прутьев высушил тело от банной воды, снова заблестело, заискрилось голое тело уже от капелек пота – билась, извивалась, всем телом отдавалась прутьям девчонка, принмая резкие полоски то каменно сжатыми, то бессдыно оттопыренными, вскинутыми навстречу пруту ягодицами. Сквозь сжатую зубами веревку хрипела и мычала непонятные даже ей слова. Боженьки, как больно… Боженьки, как горячо… Боженьки, это все взаправду-у-у!!!
- …у-у-у!
- ?! – остановилась розга на замахе.
- Не слышала, скорее поняла, оттолкнулась ртом от веревки и наконец-то открыто, честно, в голос, вскинулся короткий просящий крик:
- Розгу-у-у!!!
***
Как в горячем сне, еще вздрагивая и прикушеннно дыша сухими губами, ощутила под собой вместо лавки прохладные простыни. Толстой серой змеей упала с ног веревка, непослушный узел долго упрямился на руках. Сверху легла прохладная, влажная ткань – поежилась, дернулась, и он понял, послушно убрал с нее простынку – хочу лежать голая, исполосованная, чтоб вон то лик на темной иконе в углу смотрел на меня, грешницу… которую высекли… которая виновата… которую совсем по-нас0442ощему…
Почему-то прятала глаза от Папика, который настороженно присматривался – не того ли он девчонку? Натка с ремнями хорошо знакома, а розги не шуточки… Ткнулась носом в подушку, чтобы не разглядел горящих в желании глаз. Но может, тело выдало? Дрогнули ноги, сначала несмело, а потом решительно - в стороны. Руки под груди, бедра повыше, бесстыдно блеснувшим снизу бедер, взмокшим уже не от пота… И снова хриплые, длинные, желанные стоны. Не отличишь от розги, правда?
***
Мерцал пристроенный слева от печки телевизор. В полумраке от экрана почти и не видно, что тут все настоящее. И дом, и стены, и все-все-все…
И они настоящие. Папик настоящий, строгий и сильный, и она настоящая, голая и послушная, прижавшаяся к его боку. Сквозь ресницы, глядя и не глядя в ночной экран, сквозь спутанные волосы, шепча и не шепча, прося и приказывая:
- Я на ихней кухне соль нашла…
В его темноте вопросительно вскинутая бровь, осторожное касание припухших, еще жгущихся полос на бедрах.
- ??
- Я хочу настоящую классику… Я уже высыпала соль в кадушку. И у нас теперь буду самые-самые… розги…
Палец на ее горячих губах.
Мотнула головой, прогоняя этот вредный непонятливый палец:
- Я буду для тебя кричать!
Потом спряталась лицо на его груди и почти совсем неслышно шепнула:
- Нет, я буду для себя… и это будет совсем настоящее.
_________________
*Папик – сборное название серъезных дядечков, которые могут себе позволить не только возить девочку куда надо, но и делать с ней, что надо.
Прим. автора.
В данном конкретном случае – замаскированное название конкретного дядечки. Кстати, очень хорошего....
прим. Натки.
** Вообще-то это была пенька. Не путать с пенкой для бритья или для герметизации унитазов. Толстая, мохнатая, серая… красиво! И руки держит очень даже неплохо! –
прим. Натки.
февраль 2010
А-Викинг
PS. Орфографию я не правил, текст представлен в первоначальном варианте. (Serge de K)
Обсудить на Форуме