qwasar. Периакведуктальное серое вещество
Добавлено: Вт фев 01, 2022 2:33 pm
qwasar
Периакведуктальное серое вещество
- Петрович, у меня для тебя две новости: хорошая и плохая. С какой начать?
«Начать» шеф говорил по моде, заведенной еще приснопамятным перестроечным генсеком - с ударением на первом слоге. Юрий Петрович нервно поправил очки. Ничего хорошего от шефа он давно уже не ожидал.
- Тогда начну с плохой.
«Ну, еще бы!»
- Мимо гранта ты, Петрович, опять пролетел. Как фанера над Парижем!
Юрий Петрович ненавидел эту всегдашнюю шефскую фамильярность, сопровождаемую наглой ухмылочкой.
- Впрочем, тебе не впервой!
«Пока ты, ворюга, тут сидишь, все гранты только под себя грести будешь!»
- Ничего не поделаешь, Петрович, неконкурентоспособна твоя лаборатория!
«С тобой, жирным бандитом, не только моя лаборатория, но и весь институт никогда не станет конкурентоспособным! Ты его распродашь и свалишь!»
- А теперь хорошая новость: у тебя будет новый сотрудник, взамен Тимофеича!
Тимофеич, добросовестный, хотя и сильно пьющий работник, последний реликт светлых советских времен уволился на прошлой неделе. Юрий Петрович просил подождать: вдруг ветер переменится, и грант все-таки дадут. «Ага, Петрович, держи карман шире!» - невесело посмеялся Тимофеич. – «Даст тебе этот козел грант, как же! Извини, устал я, да и старый уже!» Так в лаборатории Юрия Петровича остались только он сам да лаборантка Наденька.
- Направляю к тебе Наську! Пусть посидит пока у твоего американского томографа, остынет. А там видно будет.
Всё ясно! Вчера в институте случилось чрезвычайное происшествие: шефская супружница, Олимпиада Владленовна, застигла Льва Вениаминыча с поличным – прямо во время его интимных экзерсисов с секретаршей, Наськой. Ну, забыли защелкнуть дверь кабинета на замок, с кем не бывает? Олимпиада Владленовна взревела на весь институт бешеной белугой, требуя немедленной казни пронырливой вертихвостки. И шеф клятвенно обещал принять меры. Что ж, вот и принял!
- Будь с ней построже, Петрович! Оборзела девка вконец!
Юрий Петрович был наслышан, что Наська не пожелала каяться и пить чашу позора, а вместо этого смело приняла бой: даже, говаривали (врут, конечно!), слегка пинала могучую Олимпиаду Владленовну и расцарапала ее холеный фейс. Злые языки также утверждали, что и Льву Вениаминычу малость перепало, когда разнимал – то-то он сегодня в тёмных очках! И вот теперь это сокровище будет сидеть в его лаборатории и ждать, покуда шеф сумеет умаслить дражайшую половину, и всё вернется на круги своя!
- Что-то ты не горишь энтузиазмом, а, Петрович?
- Горю! – отозвался, наконец, Юрий Петрович. – Весь горю!
***
- Надежда, у меня две новости. . . – осторожно начал Юрий Петрович.
- Первая: с грантом нас, как обычно, прокатили, - уверенно продолжила Наденька.
Юрий Петрович печально кивнул.
- А вторая?
- А вторая заключается в том, что с завтрашнего дня нас снова станет трое. И третья – Анастасия, секретарша Льва Вениаминыча.
- Эта шлюха?! Зачем она здесь? – возмутилась Наденька.
- Насколько я понял, он ее к нам вроде как в ссылку отправляет.
Наденька принялась бурно выражать свое негодование директором института и его пассией. На что, в принципе, имела полное право: Наська всегда вела себя по отношению к Наденьке крайне высокомерно и за глаза называла не иначе как «коровой».
Юрий Петрович мысленно заткнул уши и полез смотреть свою электронную почту. Буквально через пару минут он вдруг просиял и остановил обычно очень сдержанную, но тут прямо взорвавшуюся в гневе Наденьку.
- Надежда, успокойся, пожалуйста, сегодня определенно день новостей! Помнишь профессора Воку?
Конечно же, Наденька не забыла Воку. На самом деле, профессора Дэвиса звали Уолкером, но техасское произношение изменило нормальное англосаксонское имя почти до неузнаваемости. Помните книжного доктора Уотсона и киношного Ватсона? Вот такая же метаморфоза произошла и с Уолкером-Вокой.
Вока приезжал к ним из своего далласского института несколько лет назад - чтобы наладить с русскими рилейшеншип, то есть взаимовыгодные связи. В подарок он привез новейшую модель магнитно-резонансного томографа, МРТ, собственной разработки. И настоял, чтобы аппаратуру установили именно в лаборатории Юрия Петровича, который отлично справился с ролью переводчика говорливого американца. Собственно, на этом рилейшеншип и закончился: Вока был отнюдь не дурак и легко разглядел за показухой Льва Вениаминыча отчетливые следы прогрессирующей деградации некогда солидного научно-исследовательского учреждения. И ни водка с икрой, ни румяная Люська (предыдущая секретарша шефа) не сподвигли его на сколько-нибудь серьезные подвиги международного сотрудничества.
И вот теперь Вока неожиданно приглашал принять участие в перспективном проекте, о деталях которого он был готов рассказать по скором приезде, если Юрий Петрович согласится и обещает не ставить в известность коррупционера Льва Вениаминыча.
Юрий Петрович тут же рассказал всё Наденьке, которой доверял почти как самому себе.
- Оу! – радостно воскликнула Наденька. - У нас-таки будет свой грант, с МРТ и шлюхой!
- Что-что? – не понял Юрий Петрович.
- Это выражение такое крылатое! – пояснила Наденька. – Из мульта «Футурама»!
- Неужели и там есть МРТ?
- Нет, там вместо МРТ блэк-джек, но какая, к чёрту, разница?
Юрий Петрович был вынужден признать, что разница и в самом деле не бог весть какая. Еще пара лет мудрого и экономически эффективного руководства Льва Вениаминыча – и их помещения точно сдадут в аренду под казино или что-нибудь в этом роде.
***
Профессор Вока ожидал Юрия Петровича в полюбившемся еще в первый приезд грузинском ресторане «Сакартвело». На шее у него болтался криво повязанный пионерский галстук.
- Барыги привязались, – объяснил он Юрию Петровичу. – Пришлось купить. Для символа советской эпохи не так уж и дорого, всего за полтос. – Последнее слово он старательно выговорил по-русски.
Юрий Петрович поинтересовался, что означал «полтос» у барыг в этот раз, и, узнав, что всего-то сотню баксов, аж крякнул от возмущения.
- Ты, Юра, только Лёве ни о чем не говори! - напомнил Вока. – У Лёвы такие аппетиты, что с моей стороны полтосов точно не хватит! Ты же знаешь, мы, ученые, и в Америке отнюдь не купаемся в бюджетах. Не помнишь, что я в прошлый раз заказывал?
Юрий Петрович не помнил, но кормили тут вкусно – ошибиться было трудно. Он заказал для обоих нежный имеретинский хачапури, сыр сулугуни, харчо, чашушули и кувшин «домашнего» вина.
С наслаждением утолив первый голод, рыжий Вока перешел к делу. Рассказывал он, как всегда, очень эмоционально, с избыточной жестикуляцией – словно настоящий кахетинец или мингрел. Воке удалось получить серьезный, судя по всему, грант от некой фармацевтической фирмы. Этот грант предполагал проведение серии экспериментов, и часть из них, в Америке, к сожалению, была затруднена. Воку интересовало, готов ли Юрий Петрович взять на себя эту часть – при условии, разумеется, достойной оплаты, а также соавторства в возможных публикациях по результатам проекта.
Юрий Петрович поинтересовался, почему Вока обратился именно к нему.
Всё оказалось очень просто: дело в томографе, подаренном Вокой. Именно на нем и предполагалась оставшаяся часть экспериментов.
Завлаб усмехнулся. Из-за этого американского томографа Лев Вениаминыч в свое время чуть не проел ему плешь: всё требовал «коммерциализировать» ценную западную аппаратуру, открыть кабинет по приему частных посетителей. Юрию Петровичу еле удалось отбиться тогда от назойливого шефа, убедить, что томограф этот – узкоспециализированный, заточенный под передовые исследования только головного мозга. Пытаться обслуживать массового клиента на таком – всё равно что колоть микроскопом орехи. Лев Вениаминыч, скрепя сердце, уступил, но финансовые ручейки с тех пор старательно огибали лабораторию. Не исключено, таким образом шеф пытался склонить Юрия Петровича к коммерциализации и наколоть-таки орехов чудом враждебной техники.
Итак, Воке позарез нужен «родной» томограф, но за пределами Штатов. Почему?
- This kinky fucked American feminism!
«Проклятый американский феминизм». Наверное, что-то связанное с политкорректностью.
- Юра, прежде чем посвящать тебя в подробности, я должен быть уверен, что ты заинтересован в проекте и сможешь использовать ресурсы своей лаборатории.
Конечно же, Юрий Петрович был заинтересован. Даже очень заинтересован. Вернее сказать, этот пока загадочный проект мог стать настоящей палочкой-выручалочкой для него и лаборатории! Малознакомому американскому ученому простой российский завлаб почему-то доверял куда больше, чем собственному руководству.
- Тогда давай чокнемся по русскому обычаю! – довольный американец поднял бокал. – Хотел бы я поменять нашу Джорджию на вашу – ради кухни и вина! Вы ведь не против, мисс?
Кавказской внешности официантка вежливо улыбнулась и кивнула. Хотя вряд ли понимала по-английски и знала, что на этом языке суверенная Грузия и один из атлантических американских штатов назывались одинаково: Джорджиями.
- Да, - подтвердил Вока догадку Юрия Петровича. – Всё уперлось в политкорректность и порожденные ею новые контексты. Представляешь, моя лаборантка, эта черножопая сучка Глория – боже, какое счастье, что еще где-то на свете можно называть вещи своими именами! – обещала засудить меня и ободрать, как липку, если я посмею снова подкатить к ней с этим предложением! Я говорю: «Глория, мне на фиг не сдалась твоя задница, меня интересует только научный эксперимент, который позволит нам заработать лишних баксов!» А она мне: «Запомни, белая мужская шовинистическая свинья, ваше время закончилось! Мы отучим вас даже мечтать о наших задницах!» Вот что тут поделаешь?!
Уже немного захмелевший Юрий Петрович сочувственно поддакнул, мол, да, тяжело им живется в Америке!
***
- Понимаешь, Надежда, - объяснял Юрий Петрович Наденьке на следующий день. – В этом-то вся и загвоздка! Фармацевты, которые вышли на Воку, собираются разработать принципиально новую линию анальгетиков: разных для мужчин и женщин. И для этого требуется очень, как бы это выразиться, специфическая экспериментальная база. Попросту говоря, нужно выполнить детальное сравнение церебральных реакций на боль у представителей разных полов. Протестировать периакведуктальное серое вещество, которое, как ты знаешь, за боль и отвечает.
- А раньше разве не так делали? – удивилась Наденька. Она была из числа аккуратных зубрил, которые старательно учили, что положено, но любознательность имели ограниченную.
- Раньше вся предварительная аналитика выполнялась исключительно на мужчинах. Дам в расчет не брали из-за крайне неустойчивого гормонального фона – ну, ты понимаешь. А в последнее десятилетие были получены надежные доказательства того, что мозг у мужчин и женщин все-таки устроен по-разному, существенные отличия наблюдаются в большинстве отделов, в том числе в периакведуктальном сером. Это касается и восприятия боли, которая у мужчин подавляется несколько по-другому, чем у женщин. Короче, производители лекарств, наконец, осознали, что средства, разработанные отдельно для разных полов, будут значительно эффективнее.
- Ясно, - кивнула Наденька. – А американские женщины не пожелали принести себя в жертву науке?
- Примерно так, - согласился Юрий Петрович, вспоминая пышущего праведным негодованием вчерашнего Воку в пионерском галстуке, уже неоднократно отведавшем жирного чашушули.
- Я готова! – просто сказала Наденька. – Почему бы и не поработать подопытным кроликом?
Юрий Петрович смутился и попросил ее не спешить соглашаться, так как в этом деле было еще немало нюансов. И главный из них заключался в методе. У себя в Далласе профессор Вока уже полностью отработал первую часть проекта на двух добровольцах, молодых и здоровых парнях Томе и Эндрю. Он их попросту порол: сказал, что это лучший способ многократно и без последствий генерировать достаточную для исследования боль. Теперь ожидалось, что Юрий Петрович повторит то же самое на девушках, не отравленных бациллой феминизма.
- А кто будет генерировать у нас? – поинтересовалась Наденька.
Юрий Петрович смутился еще больше и сказал, что, надо думать, он сам – ведь профессор Вока обошелся в этом деле без помощников.
- Я согласная! – подтвердила Наденька. – С одним условием!
- Каким? – с замиранием сердца спросил Юрий Петрович, понимая, что в этот миг решается судьба всего проекта и, вполне вероятно, их с Наденькой научного будущего.
- Меня ведь одной мало?
- Мало, - подтвердил Юрий Петрович. – Придется искать еще одну девушку. Ума не приложу, как это сделать!
- А чего ее искать? У нас же теперь есть Наська!
На интеллигентном лице Юрия Петровича последовательно отразились чрезвычайные степени удивления, сомнения и задумчивости. Шеф, помнится, просил быть с ней построже!
- Так вот, Наську пороть буду я! Достала эта стервозина! А ей про меня ничего не надо говорить – хорошо, Юрий Петрович?
Ошарашенный завлаб не нашелся что возразить.
***
С Вокой все формальности были быстро улажены, и он улетел в свой далекий техасский Даллас, а в лаборатории Юрия Петровича закипела новая жизнь.
К первому эксперименту они с Наденькой готовились несколько дней. Начали с того, что внимательно посмотрели оставленные Вокой видео, где были сняты эпизоды из американской части проекта.
- Бедненькие! – пожалела Наденька, глядя, как профессор усердно полосует мускулистые, спортивные задницы своих лаборантов. – А мы чем будем пороть?
Юрий Петрович задумался. Вока рассказывал, что поначалу пробовал работать паддлом – специальной короткой доской, похожей на разделочную, только с дырочками, каковой у них до сих пор кое-где наказывают нерадивых школяров. Однако долго лупить этой штукой оказалось нельзя, тогда как эксперимент требовал некоторой продолжительности генерации боли. По этой же причине пришлось отказаться и от тяжелого шамбока. В результате Вока сотоварищи остановились на пластиковой указке – она была легкая, отменно кусачая и позволяла работать сериями по нарастающей при приемлемых сроках восстановления.
- Бр-р-р! – сказала Наденька. – Всё-то у них не по-людски, одна бездушная пластмасса!
- Это точно! - поддержал Юрий Петрович. – Думаю, мы вполне сможем справиться обычными прутьями – теми, что наказывали в старину. Надежда, поищи, пожалуйста, информацию в Интернете: с каких деревьев их лучше срезать и какой длины.
Кроме того, они протестировали давно стоявший без дела томограф, попрактиковались с видеосъемкой на предмет лучшего расположения камеры и управления ею в процессе (Вока настоятельно просил вести видеозапись для подтверждения корректности всех процедур), а также сделали массу других полезных подготовительных дел.
Наську пока ни во что не посвящали. Надув губки, она молча отсиживала день за днем в их лаборатории, раскладывала на компьютере пасьянсы да шлындала по астрологическим сайтам. С Юрием Петровичем общалась по необходимому минимуму, а Наденьку словно бы не замечала. Та в ответ бросала на нее взгляды, полные великодушного презрения и одновременно предвкушения грядущего торжества.
- Ну, - сказал, наконец, Юрий Петрович, - кажется, всё учли. Надежда, ты разобралась про э-э-э. . . розги?
Вместо ответа Наденька распахнула дверцу шкафа. В углу стояло несколько прямых тонких прутьев длиной около метра. Юрий Петрович облегченно вздохнул: молодец! Не нужно будем завтра утром самому прокрадываться в ближайший парк и изображать ботаника-любителя!
- Их вроде бы положено еще замачивать, но, может быть, пока обойдемся так? – девушка с надеждой посмотрела на своего начальника.
- Обойдемся, обойдемся, - торопливо и немного стыдливо подтвердил Юрий Петрович. – Завтра, как только Анастасия уйдет, устроим первую пробу. - Наденька непроизвольно поежилась: видно было, что побаивается. Впрочем, Юрий Петрович мандражировал стократ сильнее и уже не первую ночь дурно спал, представляя, как ему вскорости придется зверски терзать свою последнюю и бесконечно преданную сотрудницу. Будь проклято это вечное российское научное безденежье, а также дураки, хамы и воры в руководстве!
***
Наденька устроилась на лежанке томографа и терпеливо ждала, пока Юрий Петрович облепит ей голову всеми необходимыми датчиками. Потом он отчего-то замешкался, и Наденька поняла причину: джинсы она еще не сняла, а сделать это теперь самой было не с руки.
- Юрий Петрович, там еще два крючочка помимо пуговицы! – командовала она своим начальником, когда тот, красный, как рак, копошился под ее талией, пытаясь стащить штаны.
Наконец, это ему удалось, и взору заслуженного холостяка предстали более интимные детали туалета подчиненной. Эх, была не была! Отступать уже по-любому поздно! Трудолюбивый томограф то урчал, то гудел, Юрий Петрович осторожно взял розгу, зажмурился и ударил. Затем, пока хватило смелости, хлестнул еще дважды и только после этого открыл глаза. Жива ли еще самоотверженная Наденька?
- Юрий Петрович, - пожаловалась девушка. – Я почти ничего не чувствую! Снимайте уж и остальное!
Юрий Петрович был готов сквозь землю провалиться, стягивая до колен Наденькины колготки и трусики. До какого же позора он, доктор наук и порядочный человек, дожил! Вместе с тем доктор наук не мог не признать, что голая Наденькина попа была шикарна: большая, белая, идеальной формы, с трогательными полосками от резинок белья. Такую попу в музей бы, а не пороть! Двигаясь, словно сомнамбула, Юрий Петрович снова взял прутик и бережно, почти ласково, стегнул по этой красоте.
- Юрий Петрович! – опять заныла Наденька. – Мне ни капельки не больно! Не жалейте! Раньше вон всех пороли – и никто не умирал!
Завлаб метнулся к томографу и проверил показатели. В самом деле: периакведуктальное серое вещество Наденьки молчало, не отозвалось ни единым импульсом!
«Всего десять ударов! Ты должен взять себя в руки и нанести десять хороших, хлестких ударов! Как делал Вока! Это не страшно! Наденька не умрет и не заболеет! Она сама понимает, что научные интересы прежде всего, и просит бить сильнее! Потом ты купишь ей цветов, пригласишь в кафе и угостишь пирожными!»
Неустанно прокручивая в голове эту ерунду, Юрий Петрович набрал в легкие воздуха и быстро-быстро оттарабанил десяток на прелестных Наденькиных полушариях. Покрыв их беспорядочным рисунком тонких розовых полосок, и заставив-таки девушку ойкнуть. Томограф тоже подтвердил: на этот раз периакведуктальное серое проснулось! Первый блин вышел!
Все еще трясущимися руками Юрий Петрович выключил видеокамеру, снял с Наденьки датчики и помчался умываться – от волнения он был мокрый, как мышь.
***
Далее предстояло самое трудное – вовлечь в проект опальную секретаршу шефа, эту надменную расфуфыренную особу. Однако, к обоюдному удивлению, всё прошло как по маслу. Наська хладнокровно выслушала краткую лекцию о текущих научных исследованиях в лаборатории и своей важной роли в них и приняла это как само собой разумеющееся. Только обронила загадочную фразу, смысла которой не поняли ни Юрий Петрович, ни Наденька:
- Пятьдесят оттенков рулят!
- Пятьдесят пока рано! – заявила Наденька. – Начнем с двадцати!
На сей раз Юрий Петрович занимался только аппаратурой, а непосредственно процессом руководила Наденька и, нельзя не признать, это получалось у нее отлично. Однако Наська не была бы Наськой, если бы не вставила свои весомые пять копеек. Перво-наперво она устроила стриптиз. Раздевалась нарочито медленно и прямо перед Юрием Петровичем, который не знал, куда глаза девать.
- Полностью заголяться совершенно необязательно! – попробовала остановить ее Наденька. Но Наська промурлыкала, что так ей будет удобнее, «и вообще здесь жарко».
- А трусики тоже снимать? – жеманно спросила она Юрия Петровича, оставшись в одной крохотной тряпочке, в которую, если что, и высморкаться по-нормальному не получилось бы.
- Снимай! – рявкнула Наденька. И вытащила из шкафа розги. Юрий Петрович обратил внимание, что теперь они были замочены в высокой цветочной вазе. Не иначе, и соли туда предварительно сыпанула!
Наська стянула невесомые трусики и зачем-то положила их рядом с Юрием Петровичем. У нее было красивое, гибкое и загорелое (вот они, солярии-то!), тело, маленькие острые груди и пара пикантных цветных татуировок: одна внизу живота, другая – на лодыжке.
Наденька сурово глядела на это безобразие и только пуще закипала.
- Лежи смирно и не верти головой! – командовала она Наське, устанавливая датчики. – Если сорвешь хоть один, начну всё сначала!
Наська в ответ томно повела ягодицами, и Юрий Петрович отметил про себя, что у Наденьки эта часть тела гораздо аппетитнее. Наська слишком поджарая, слишком умученная фитнесом или чем там она регулярно занимается.
Порола Наденька так, что Юрию Петровичу даже стало страшновато: с широким замахом и подачей всего корпуса вперед. Словно хотела разрубить розгой наглую соперницу. Наська почти сразу же принялась стонать и повизгивать, однако не рыпалась – видать, понимала, что за Наденькой не станется осуществить угрозу, если сложная электронная связь с томографом будет нарушена. Двадцать ударов пролетели, как одно мгновение, и, под конец, Юрий Петрович невольно поймал себя на мысли, что, пожалуй, посмотрел бы и еще. Уж больно всё было страстно и динамично! И импульсы от периакведуктального серого оказались что надо: четкие, резкие, с хорошо выраженной гармонической периодичностью!
И всё же, последнее слово осталось за Наськой. Поднявшись на ноги, кривясь и потирая пострадавшую задницу, она не преминула нарисоваться перед зеркалом и бесстыже повертеться, якобы разглядывая оставленные следы.
- За неделю заживет! – строго, но уже чуть более миролюбиво сказала Наденька. – И одевайся же ты, наконец! Чай, не на пляже нудистов! Мы здесь, к твоему сведению, наукой занимаемся!
Юрий Петрович понял, что всё только начинается.
***
И он не ошибся, проект быстро набирал обороты. И это касалось отнюдь не только увеличения числа ударов на десять в каждый последующий заход.
В день очередного эксперимента по генерации боли Юрий Петрович не узнал Наденьку. Та вдруг преобразилась: сменила привычные джинсы и бесформенные кофты на короткую юбочку, узорчатые чулки и смело декольтированную шелковую блузку. Вдобавок сделала вместо хвостика, перетянутого резинкой, стильную прическу из разряда «каре» и умело накрасилась. Будто по мановению волшебной палочки замухрышка превратилась в королеву! Да-да, не принцессу, а именно королеву, так как Наденька была весьма крупной девушкой, ростом выше Юрия Петровича и изобильной в стратегических объемах. Даже Наська, присвистнув в удивлении, только и сказала:
- Ну, Надюха, ты даешь! Респект!
Юрий Петрович понял, что ему предстоит очередное тяжкое испытание и, чтобы повторно не ударить лицом в грязь, принял сто грамм для храбрости. Затем взглянул на расцветшую Наденьку, понял, что, скорее всего, окажется мало – и накатил еще сто. Это помогло ему стойко перенести сокрушительный эротический удар, когда Наденька самостоятельно подняла юбку и приспустила трусики (слава богу, у нее все-таки хватило целомудрия не раздеваться догола, как Наська!), и даже вполне прилично и без всяких дополнительных понуканий высечь ее.
Еще через неделю всё повторилось точь-в-точь за исключением того, что ударов следовало дать уже пятьдесят. Юрий Петрович немного подустал с непривычки, махал розгой медленнее и заметил, что Наденька ведет себя как-то странно: вздыхает, прядает пышными ягодицами и вообще не очень-то и похоже, что страдает. С одной стороны, это было хорошо, настоящий бальзам на нравственные переживания Юрия Петровича, с другой – непонятно. Когда Наденька поднялась, выяснилось, что она еще и плакала: всё лицо было в потеках туши. Однако прежде чем Юрий Петрович всполошился по данному поводу, девушка горячо поблагодарила его. Это было уж совсем загадочно.
А в четвертый раз едва не случилась катастрофа! Розги Наденька впервые заготовила для себя, как для Наськи – вымоченные. Вела себя под ними еще более странно, а по завершении процедуры не стала сразу одеваться, вытащила из сумочки тюбик с какой-то целебной мазью и попросила Юрия Петровича намазать ей посеченные места. Бедный старый холостяк чуть с ума не свихнулся, осторожно втирая мазь в нежные, покрытые розовыми припухлостями свежих рубцов, роскошные ягодицы. А Наденька при этом так стонала, так стонала - будто он продолжал ее пороть!
- Юрий Петрович, вы волшебник! – произнесла девушка глубоким грудным голосом, и чародей, поняв, что вот-вот случится непоправимое, и он не сможет более соблюдать приличия и стойко хранить уважение к возможной невинности своей милой сотрудницы, отпрянул от нее и позорно бежал.
Когда он вернулся, Наденька уже привела себя в порядок и старательно делала вид, что ничегошеньки не приключилось, и очередной научный эксперимент прошел, как и положено. Однако Юрию Петровичу всё же показалось, что, когда она собралась домой и, плавно покачивая соблазнительными бедрами в нескромной юбочке, продефилировала мимо него, то не сумела-таки в последний момент удержаться и фыркнула. Впрочем, вполне вероятно, это ему только показалось: Наденька была безукоризненно воспитанной.
Тектонического масштаба сдвиги наблюдались и в отношениях между девушками. Наська определенно прониклась к Наденьке уважением, а та великодушно забыла про «корову» и прочие давние обиды. Что, однако, не мешало ей продолжать сечь Наську с прежним пылом и страстью. Наська, в свою очередь, героически терпела и пощады не просила. Лишь не переставала удивляться тому, насколько, оказывается, нескучная жизнь у этих ученых.
Сразу же после афронта с Юрием Петровичем Наденька опять воспользовалась мазью, только уже с другой стороны. Она столь долго и тщательно умащивала свежевыпоротую Наську, что та аж сомлела и чуть не замурчала под конец. При этом Наденька демонстративно не обращала внимания на Юрия Петровича, который был заворожен медитативностью процесса и забыл выключить видеокамеру.
Еще через раз Наське полагалась уже сотня. Наденька подошла к юбилейной порке очень ответственно, секла не спеша, с чувством, делала паузы, давая подопечной продышаться, а во время этих пауз ласково поглаживала ее по спинке и ниже, так что голая Наська чувственно выгибалась, словно кошка, едва не обрывая датчики. А потом снова свистела злая, вымоченная в рассоле - Юрий Петрович не поленился украдкой лизнуть - розга.
Спокойно смотреть на эту порнографию было решительно невозможно. В смятении Юрий Петрович сунулся к томографу и уткнулся в его показания. Там всё шло своим чередом, но в самом конце сеанса он вдруг заметил резкий всплеск регистрирующей кривой - нечто совершенно выбивающееся из ставшей уже привычной картины. И тут как раз Наденька провозгласила: «Сто!», отбросила последнюю истрепавшуюся розгу, поцеловала Наську и принялась ухаживать за ней.
Однако Юрий Петрович был уже спасен. На горизонте забрезжило нечто более привлекательное: настоящее научное открытие! Он лихорадочно принялся сравнивать с результатами предыдущих сеансов, а, когда закончил, девушек в лаборатории уже и след простыл. И вообще, во всем институте работал единственно салон красоты, располагавшийся в арендуемых полуподвальных помещениях. Вечером у них всегда был основной поток клиентов.
Аналогичные всплески Юрий Петрович обнаружил лишь на томограммах трех последних сеансов с Наденькой, когда он, естественно, не имел возможности отслеживать запись. А с Наськой такое случилось впервые. Юрий Петрович крепко задумался. Требовалось поднять всю доступную информацию по другим похожим исследованиям, досконально прошерстить литературу. И ни в коем случае не прекращать сеансы генерации боли, хотя не далее как сегодня он уже подумывал о том, что, пожалуй, пора сворачивать лавочку. Не то у них скоро начнутся настоящие оргии.
И оргии, в самом деле, не заставили себя ждать. Несмотря на то, что Юрий Петрович успешно справился со своими страхами и теперь порол Наденьку совершенно серьезно, в полную силу и без поблажек, она, увы, вела себя всё более непотребно. Вслед за Наськой взяла моду раздеваться догола, бесстыже красовалась в таком виде перед Юрием Петровичем, а под розгой, уже не скрываясь, наслаждалась и даже имела наглость просить еще. «Только выключите камеру! Я всё никак не могу к ней привыкнуть!»
Сеансы же с Наськой и вовсе превратились в сладостный девчачий парадиз, на который можно было смело продавать дорогущие билеты для азартных лесбиянов и прочих любителей клубнички и сюсюсюшных шур-мур. Даже закончив обязательную и произвольную программу, девушки продолжали нежно обниматься, томно перешептываться на ушко, и не было никаких сомнений, что их игры получат продолжение не далее как сегодня вечером в гостях у одной или другой.
Юрий Петрович терпел весь этот разврат из последних сил, потому как уже знал: открытие состоялось! Вот оно, на блюдечке с голубой каемочкой! Доселе считавшийся «спящим» участок периакведуктального серого вещества внезапно проснулся и был пойман с поличным!
***
Эпилог
Месяц спустя Юрий Петрович и Наденька паковали чемоданы. Они отправлялись в солнечный Техас к профессору Воке, чтобы в тамошнем институте продолжить начатую работу.
Вока сразу же оценил открытие Юрия Петровича и уже на следующий день сидел с ним и Наденькой в том же грузинском ресторане и буквально захлебывался от восторга перед лицом открывающихся безбрежных перспектив.
- Мы сделаем новую «Виагру»! – орал Вока, чокаясь с Наденькой рюмкой чачи. – И заработаем на этом миллиард баксов! Это будет настоящий прорыв в нейрофизиологии: гарантированное преобразование боли в удовольствие! Слопал таблетку – и сам чёрт не страшен! Любой фармацевтический гигант отвалит за разработки сколько попросим! Я гарантирую: уже через пару месяцев у нас будет такой фандрайзинг только под продолжение исследований, что половина американских феминисток позабудет про свои идиотские принципы и выстроится в очередь на эксперименты!
Юрий Петрович легонько пихнул Наденьку под столом ногой – мол, я ж говорил, а ты не хотела верить!
- Мисс Надья, я уже проглядел записи с вашим участием! Поверьте, вы великолепны! – Наденька запунцовела и, утратив на миг самообладание, ответно и довольно чувствительно лягнула Юрия Петровича. – Вы просто потрясающи во всех ипостасях! Я уволю дуру Глорию сразу же по приезде! А, кстати, где та вторая отважная и прелестная мисс, которой мы тоже обязаны этим потрясающим открытием?
«Вторая отважная и прелестная мисс», Наська, отказалась лететь с ними в Америку. Дело в том, что шеф, Лев Вениаминыч, наконец-то пошел на повышение в органы муниципальной власти и твердо обещал взять ее с собой. Чуть менее твердо он обещал развестись с этой мымрой, Олимпиадой Владленовной. И Наська, всегда предпочитавшая синицу в руках, решила вернуться в привычную колею.
- А ну вас, ученых, на фиг! – сказала она, смеясь. – Одна похабщина, никогда бы не подумала! Да и задница всё еще саднит! Сколько ни возбуждай это ваше как-его-там серое вещество, задницу-то не проведешь!
А напоследок, когда они уже все перецеловались, прощаясь в аэропорте, Наська призналась, что сама себя обманула.
- Я была уверена, - сказала она, - что вся эта затея с поркой придумана Лёвой. Иначе чёрта с два бы я вам далась! Решила, что одно из двух: или он так меня наказывает, или же сочинил новую эротическую игру – ну, типа, в духе «Пятидесяти оттенков серого»! Везде это серое!
Юрий Петрович и Наденька мало что поняли, однако переглянулись и дружно расхохотались.
Периакведуктальное серое вещество
- Петрович, у меня для тебя две новости: хорошая и плохая. С какой начать?
«Начать» шеф говорил по моде, заведенной еще приснопамятным перестроечным генсеком - с ударением на первом слоге. Юрий Петрович нервно поправил очки. Ничего хорошего от шефа он давно уже не ожидал.
- Тогда начну с плохой.
«Ну, еще бы!»
- Мимо гранта ты, Петрович, опять пролетел. Как фанера над Парижем!
Юрий Петрович ненавидел эту всегдашнюю шефскую фамильярность, сопровождаемую наглой ухмылочкой.
- Впрочем, тебе не впервой!
«Пока ты, ворюга, тут сидишь, все гранты только под себя грести будешь!»
- Ничего не поделаешь, Петрович, неконкурентоспособна твоя лаборатория!
«С тобой, жирным бандитом, не только моя лаборатория, но и весь институт никогда не станет конкурентоспособным! Ты его распродашь и свалишь!»
- А теперь хорошая новость: у тебя будет новый сотрудник, взамен Тимофеича!
Тимофеич, добросовестный, хотя и сильно пьющий работник, последний реликт светлых советских времен уволился на прошлой неделе. Юрий Петрович просил подождать: вдруг ветер переменится, и грант все-таки дадут. «Ага, Петрович, держи карман шире!» - невесело посмеялся Тимофеич. – «Даст тебе этот козел грант, как же! Извини, устал я, да и старый уже!» Так в лаборатории Юрия Петровича остались только он сам да лаборантка Наденька.
- Направляю к тебе Наську! Пусть посидит пока у твоего американского томографа, остынет. А там видно будет.
Всё ясно! Вчера в институте случилось чрезвычайное происшествие: шефская супружница, Олимпиада Владленовна, застигла Льва Вениаминыча с поличным – прямо во время его интимных экзерсисов с секретаршей, Наськой. Ну, забыли защелкнуть дверь кабинета на замок, с кем не бывает? Олимпиада Владленовна взревела на весь институт бешеной белугой, требуя немедленной казни пронырливой вертихвостки. И шеф клятвенно обещал принять меры. Что ж, вот и принял!
- Будь с ней построже, Петрович! Оборзела девка вконец!
Юрий Петрович был наслышан, что Наська не пожелала каяться и пить чашу позора, а вместо этого смело приняла бой: даже, говаривали (врут, конечно!), слегка пинала могучую Олимпиаду Владленовну и расцарапала ее холеный фейс. Злые языки также утверждали, что и Льву Вениаминычу малость перепало, когда разнимал – то-то он сегодня в тёмных очках! И вот теперь это сокровище будет сидеть в его лаборатории и ждать, покуда шеф сумеет умаслить дражайшую половину, и всё вернется на круги своя!
- Что-то ты не горишь энтузиазмом, а, Петрович?
- Горю! – отозвался, наконец, Юрий Петрович. – Весь горю!
***
- Надежда, у меня две новости. . . – осторожно начал Юрий Петрович.
- Первая: с грантом нас, как обычно, прокатили, - уверенно продолжила Наденька.
Юрий Петрович печально кивнул.
- А вторая?
- А вторая заключается в том, что с завтрашнего дня нас снова станет трое. И третья – Анастасия, секретарша Льва Вениаминыча.
- Эта шлюха?! Зачем она здесь? – возмутилась Наденька.
- Насколько я понял, он ее к нам вроде как в ссылку отправляет.
Наденька принялась бурно выражать свое негодование директором института и его пассией. На что, в принципе, имела полное право: Наська всегда вела себя по отношению к Наденьке крайне высокомерно и за глаза называла не иначе как «коровой».
Юрий Петрович мысленно заткнул уши и полез смотреть свою электронную почту. Буквально через пару минут он вдруг просиял и остановил обычно очень сдержанную, но тут прямо взорвавшуюся в гневе Наденьку.
- Надежда, успокойся, пожалуйста, сегодня определенно день новостей! Помнишь профессора Воку?
Конечно же, Наденька не забыла Воку. На самом деле, профессора Дэвиса звали Уолкером, но техасское произношение изменило нормальное англосаксонское имя почти до неузнаваемости. Помните книжного доктора Уотсона и киношного Ватсона? Вот такая же метаморфоза произошла и с Уолкером-Вокой.
Вока приезжал к ним из своего далласского института несколько лет назад - чтобы наладить с русскими рилейшеншип, то есть взаимовыгодные связи. В подарок он привез новейшую модель магнитно-резонансного томографа, МРТ, собственной разработки. И настоял, чтобы аппаратуру установили именно в лаборатории Юрия Петровича, который отлично справился с ролью переводчика говорливого американца. Собственно, на этом рилейшеншип и закончился: Вока был отнюдь не дурак и легко разглядел за показухой Льва Вениаминыча отчетливые следы прогрессирующей деградации некогда солидного научно-исследовательского учреждения. И ни водка с икрой, ни румяная Люська (предыдущая секретарша шефа) не сподвигли его на сколько-нибудь серьезные подвиги международного сотрудничества.
И вот теперь Вока неожиданно приглашал принять участие в перспективном проекте, о деталях которого он был готов рассказать по скором приезде, если Юрий Петрович согласится и обещает не ставить в известность коррупционера Льва Вениаминыча.
Юрий Петрович тут же рассказал всё Наденьке, которой доверял почти как самому себе.
- Оу! – радостно воскликнула Наденька. - У нас-таки будет свой грант, с МРТ и шлюхой!
- Что-что? – не понял Юрий Петрович.
- Это выражение такое крылатое! – пояснила Наденька. – Из мульта «Футурама»!
- Неужели и там есть МРТ?
- Нет, там вместо МРТ блэк-джек, но какая, к чёрту, разница?
Юрий Петрович был вынужден признать, что разница и в самом деле не бог весть какая. Еще пара лет мудрого и экономически эффективного руководства Льва Вениаминыча – и их помещения точно сдадут в аренду под казино или что-нибудь в этом роде.
***
Профессор Вока ожидал Юрия Петровича в полюбившемся еще в первый приезд грузинском ресторане «Сакартвело». На шее у него болтался криво повязанный пионерский галстук.
- Барыги привязались, – объяснил он Юрию Петровичу. – Пришлось купить. Для символа советской эпохи не так уж и дорого, всего за полтос. – Последнее слово он старательно выговорил по-русски.
Юрий Петрович поинтересовался, что означал «полтос» у барыг в этот раз, и, узнав, что всего-то сотню баксов, аж крякнул от возмущения.
- Ты, Юра, только Лёве ни о чем не говори! - напомнил Вока. – У Лёвы такие аппетиты, что с моей стороны полтосов точно не хватит! Ты же знаешь, мы, ученые, и в Америке отнюдь не купаемся в бюджетах. Не помнишь, что я в прошлый раз заказывал?
Юрий Петрович не помнил, но кормили тут вкусно – ошибиться было трудно. Он заказал для обоих нежный имеретинский хачапури, сыр сулугуни, харчо, чашушули и кувшин «домашнего» вина.
С наслаждением утолив первый голод, рыжий Вока перешел к делу. Рассказывал он, как всегда, очень эмоционально, с избыточной жестикуляцией – словно настоящий кахетинец или мингрел. Воке удалось получить серьезный, судя по всему, грант от некой фармацевтической фирмы. Этот грант предполагал проведение серии экспериментов, и часть из них, в Америке, к сожалению, была затруднена. Воку интересовало, готов ли Юрий Петрович взять на себя эту часть – при условии, разумеется, достойной оплаты, а также соавторства в возможных публикациях по результатам проекта.
Юрий Петрович поинтересовался, почему Вока обратился именно к нему.
Всё оказалось очень просто: дело в томографе, подаренном Вокой. Именно на нем и предполагалась оставшаяся часть экспериментов.
Завлаб усмехнулся. Из-за этого американского томографа Лев Вениаминыч в свое время чуть не проел ему плешь: всё требовал «коммерциализировать» ценную западную аппаратуру, открыть кабинет по приему частных посетителей. Юрию Петровичу еле удалось отбиться тогда от назойливого шефа, убедить, что томограф этот – узкоспециализированный, заточенный под передовые исследования только головного мозга. Пытаться обслуживать массового клиента на таком – всё равно что колоть микроскопом орехи. Лев Вениаминыч, скрепя сердце, уступил, но финансовые ручейки с тех пор старательно огибали лабораторию. Не исключено, таким образом шеф пытался склонить Юрия Петровича к коммерциализации и наколоть-таки орехов чудом враждебной техники.
Итак, Воке позарез нужен «родной» томограф, но за пределами Штатов. Почему?
- This kinky fucked American feminism!
«Проклятый американский феминизм». Наверное, что-то связанное с политкорректностью.
- Юра, прежде чем посвящать тебя в подробности, я должен быть уверен, что ты заинтересован в проекте и сможешь использовать ресурсы своей лаборатории.
Конечно же, Юрий Петрович был заинтересован. Даже очень заинтересован. Вернее сказать, этот пока загадочный проект мог стать настоящей палочкой-выручалочкой для него и лаборатории! Малознакомому американскому ученому простой российский завлаб почему-то доверял куда больше, чем собственному руководству.
- Тогда давай чокнемся по русскому обычаю! – довольный американец поднял бокал. – Хотел бы я поменять нашу Джорджию на вашу – ради кухни и вина! Вы ведь не против, мисс?
Кавказской внешности официантка вежливо улыбнулась и кивнула. Хотя вряд ли понимала по-английски и знала, что на этом языке суверенная Грузия и один из атлантических американских штатов назывались одинаково: Джорджиями.
- Да, - подтвердил Вока догадку Юрия Петровича. – Всё уперлось в политкорректность и порожденные ею новые контексты. Представляешь, моя лаборантка, эта черножопая сучка Глория – боже, какое счастье, что еще где-то на свете можно называть вещи своими именами! – обещала засудить меня и ободрать, как липку, если я посмею снова подкатить к ней с этим предложением! Я говорю: «Глория, мне на фиг не сдалась твоя задница, меня интересует только научный эксперимент, который позволит нам заработать лишних баксов!» А она мне: «Запомни, белая мужская шовинистическая свинья, ваше время закончилось! Мы отучим вас даже мечтать о наших задницах!» Вот что тут поделаешь?!
Уже немного захмелевший Юрий Петрович сочувственно поддакнул, мол, да, тяжело им живется в Америке!
***
- Понимаешь, Надежда, - объяснял Юрий Петрович Наденьке на следующий день. – В этом-то вся и загвоздка! Фармацевты, которые вышли на Воку, собираются разработать принципиально новую линию анальгетиков: разных для мужчин и женщин. И для этого требуется очень, как бы это выразиться, специфическая экспериментальная база. Попросту говоря, нужно выполнить детальное сравнение церебральных реакций на боль у представителей разных полов. Протестировать периакведуктальное серое вещество, которое, как ты знаешь, за боль и отвечает.
- А раньше разве не так делали? – удивилась Наденька. Она была из числа аккуратных зубрил, которые старательно учили, что положено, но любознательность имели ограниченную.
- Раньше вся предварительная аналитика выполнялась исключительно на мужчинах. Дам в расчет не брали из-за крайне неустойчивого гормонального фона – ну, ты понимаешь. А в последнее десятилетие были получены надежные доказательства того, что мозг у мужчин и женщин все-таки устроен по-разному, существенные отличия наблюдаются в большинстве отделов, в том числе в периакведуктальном сером. Это касается и восприятия боли, которая у мужчин подавляется несколько по-другому, чем у женщин. Короче, производители лекарств, наконец, осознали, что средства, разработанные отдельно для разных полов, будут значительно эффективнее.
- Ясно, - кивнула Наденька. – А американские женщины не пожелали принести себя в жертву науке?
- Примерно так, - согласился Юрий Петрович, вспоминая пышущего праведным негодованием вчерашнего Воку в пионерском галстуке, уже неоднократно отведавшем жирного чашушули.
- Я готова! – просто сказала Наденька. – Почему бы и не поработать подопытным кроликом?
Юрий Петрович смутился и попросил ее не спешить соглашаться, так как в этом деле было еще немало нюансов. И главный из них заключался в методе. У себя в Далласе профессор Вока уже полностью отработал первую часть проекта на двух добровольцах, молодых и здоровых парнях Томе и Эндрю. Он их попросту порол: сказал, что это лучший способ многократно и без последствий генерировать достаточную для исследования боль. Теперь ожидалось, что Юрий Петрович повторит то же самое на девушках, не отравленных бациллой феминизма.
- А кто будет генерировать у нас? – поинтересовалась Наденька.
Юрий Петрович смутился еще больше и сказал, что, надо думать, он сам – ведь профессор Вока обошелся в этом деле без помощников.
- Я согласная! – подтвердила Наденька. – С одним условием!
- Каким? – с замиранием сердца спросил Юрий Петрович, понимая, что в этот миг решается судьба всего проекта и, вполне вероятно, их с Наденькой научного будущего.
- Меня ведь одной мало?
- Мало, - подтвердил Юрий Петрович. – Придется искать еще одну девушку. Ума не приложу, как это сделать!
- А чего ее искать? У нас же теперь есть Наська!
На интеллигентном лице Юрия Петровича последовательно отразились чрезвычайные степени удивления, сомнения и задумчивости. Шеф, помнится, просил быть с ней построже!
- Так вот, Наську пороть буду я! Достала эта стервозина! А ей про меня ничего не надо говорить – хорошо, Юрий Петрович?
Ошарашенный завлаб не нашелся что возразить.
***
С Вокой все формальности были быстро улажены, и он улетел в свой далекий техасский Даллас, а в лаборатории Юрия Петровича закипела новая жизнь.
К первому эксперименту они с Наденькой готовились несколько дней. Начали с того, что внимательно посмотрели оставленные Вокой видео, где были сняты эпизоды из американской части проекта.
- Бедненькие! – пожалела Наденька, глядя, как профессор усердно полосует мускулистые, спортивные задницы своих лаборантов. – А мы чем будем пороть?
Юрий Петрович задумался. Вока рассказывал, что поначалу пробовал работать паддлом – специальной короткой доской, похожей на разделочную, только с дырочками, каковой у них до сих пор кое-где наказывают нерадивых школяров. Однако долго лупить этой штукой оказалось нельзя, тогда как эксперимент требовал некоторой продолжительности генерации боли. По этой же причине пришлось отказаться и от тяжелого шамбока. В результате Вока сотоварищи остановились на пластиковой указке – она была легкая, отменно кусачая и позволяла работать сериями по нарастающей при приемлемых сроках восстановления.
- Бр-р-р! – сказала Наденька. – Всё-то у них не по-людски, одна бездушная пластмасса!
- Это точно! - поддержал Юрий Петрович. – Думаю, мы вполне сможем справиться обычными прутьями – теми, что наказывали в старину. Надежда, поищи, пожалуйста, информацию в Интернете: с каких деревьев их лучше срезать и какой длины.
Кроме того, они протестировали давно стоявший без дела томограф, попрактиковались с видеосъемкой на предмет лучшего расположения камеры и управления ею в процессе (Вока настоятельно просил вести видеозапись для подтверждения корректности всех процедур), а также сделали массу других полезных подготовительных дел.
Наську пока ни во что не посвящали. Надув губки, она молча отсиживала день за днем в их лаборатории, раскладывала на компьютере пасьянсы да шлындала по астрологическим сайтам. С Юрием Петровичем общалась по необходимому минимуму, а Наденьку словно бы не замечала. Та в ответ бросала на нее взгляды, полные великодушного презрения и одновременно предвкушения грядущего торжества.
- Ну, - сказал, наконец, Юрий Петрович, - кажется, всё учли. Надежда, ты разобралась про э-э-э. . . розги?
Вместо ответа Наденька распахнула дверцу шкафа. В углу стояло несколько прямых тонких прутьев длиной около метра. Юрий Петрович облегченно вздохнул: молодец! Не нужно будем завтра утром самому прокрадываться в ближайший парк и изображать ботаника-любителя!
- Их вроде бы положено еще замачивать, но, может быть, пока обойдемся так? – девушка с надеждой посмотрела на своего начальника.
- Обойдемся, обойдемся, - торопливо и немного стыдливо подтвердил Юрий Петрович. – Завтра, как только Анастасия уйдет, устроим первую пробу. - Наденька непроизвольно поежилась: видно было, что побаивается. Впрочем, Юрий Петрович мандражировал стократ сильнее и уже не первую ночь дурно спал, представляя, как ему вскорости придется зверски терзать свою последнюю и бесконечно преданную сотрудницу. Будь проклято это вечное российское научное безденежье, а также дураки, хамы и воры в руководстве!
***
Наденька устроилась на лежанке томографа и терпеливо ждала, пока Юрий Петрович облепит ей голову всеми необходимыми датчиками. Потом он отчего-то замешкался, и Наденька поняла причину: джинсы она еще не сняла, а сделать это теперь самой было не с руки.
- Юрий Петрович, там еще два крючочка помимо пуговицы! – командовала она своим начальником, когда тот, красный, как рак, копошился под ее талией, пытаясь стащить штаны.
Наконец, это ему удалось, и взору заслуженного холостяка предстали более интимные детали туалета подчиненной. Эх, была не была! Отступать уже по-любому поздно! Трудолюбивый томограф то урчал, то гудел, Юрий Петрович осторожно взял розгу, зажмурился и ударил. Затем, пока хватило смелости, хлестнул еще дважды и только после этого открыл глаза. Жива ли еще самоотверженная Наденька?
- Юрий Петрович, - пожаловалась девушка. – Я почти ничего не чувствую! Снимайте уж и остальное!
Юрий Петрович был готов сквозь землю провалиться, стягивая до колен Наденькины колготки и трусики. До какого же позора он, доктор наук и порядочный человек, дожил! Вместе с тем доктор наук не мог не признать, что голая Наденькина попа была шикарна: большая, белая, идеальной формы, с трогательными полосками от резинок белья. Такую попу в музей бы, а не пороть! Двигаясь, словно сомнамбула, Юрий Петрович снова взял прутик и бережно, почти ласково, стегнул по этой красоте.
- Юрий Петрович! – опять заныла Наденька. – Мне ни капельки не больно! Не жалейте! Раньше вон всех пороли – и никто не умирал!
Завлаб метнулся к томографу и проверил показатели. В самом деле: периакведуктальное серое вещество Наденьки молчало, не отозвалось ни единым импульсом!
«Всего десять ударов! Ты должен взять себя в руки и нанести десять хороших, хлестких ударов! Как делал Вока! Это не страшно! Наденька не умрет и не заболеет! Она сама понимает, что научные интересы прежде всего, и просит бить сильнее! Потом ты купишь ей цветов, пригласишь в кафе и угостишь пирожными!»
Неустанно прокручивая в голове эту ерунду, Юрий Петрович набрал в легкие воздуха и быстро-быстро оттарабанил десяток на прелестных Наденькиных полушариях. Покрыв их беспорядочным рисунком тонких розовых полосок, и заставив-таки девушку ойкнуть. Томограф тоже подтвердил: на этот раз периакведуктальное серое проснулось! Первый блин вышел!
Все еще трясущимися руками Юрий Петрович выключил видеокамеру, снял с Наденьки датчики и помчался умываться – от волнения он был мокрый, как мышь.
***
Далее предстояло самое трудное – вовлечь в проект опальную секретаршу шефа, эту надменную расфуфыренную особу. Однако, к обоюдному удивлению, всё прошло как по маслу. Наська хладнокровно выслушала краткую лекцию о текущих научных исследованиях в лаборатории и своей важной роли в них и приняла это как само собой разумеющееся. Только обронила загадочную фразу, смысла которой не поняли ни Юрий Петрович, ни Наденька:
- Пятьдесят оттенков рулят!
- Пятьдесят пока рано! – заявила Наденька. – Начнем с двадцати!
На сей раз Юрий Петрович занимался только аппаратурой, а непосредственно процессом руководила Наденька и, нельзя не признать, это получалось у нее отлично. Однако Наська не была бы Наськой, если бы не вставила свои весомые пять копеек. Перво-наперво она устроила стриптиз. Раздевалась нарочито медленно и прямо перед Юрием Петровичем, который не знал, куда глаза девать.
- Полностью заголяться совершенно необязательно! – попробовала остановить ее Наденька. Но Наська промурлыкала, что так ей будет удобнее, «и вообще здесь жарко».
- А трусики тоже снимать? – жеманно спросила она Юрия Петровича, оставшись в одной крохотной тряпочке, в которую, если что, и высморкаться по-нормальному не получилось бы.
- Снимай! – рявкнула Наденька. И вытащила из шкафа розги. Юрий Петрович обратил внимание, что теперь они были замочены в высокой цветочной вазе. Не иначе, и соли туда предварительно сыпанула!
Наська стянула невесомые трусики и зачем-то положила их рядом с Юрием Петровичем. У нее было красивое, гибкое и загорелое (вот они, солярии-то!), тело, маленькие острые груди и пара пикантных цветных татуировок: одна внизу живота, другая – на лодыжке.
Наденька сурово глядела на это безобразие и только пуще закипала.
- Лежи смирно и не верти головой! – командовала она Наське, устанавливая датчики. – Если сорвешь хоть один, начну всё сначала!
Наська в ответ томно повела ягодицами, и Юрий Петрович отметил про себя, что у Наденьки эта часть тела гораздо аппетитнее. Наська слишком поджарая, слишком умученная фитнесом или чем там она регулярно занимается.
Порола Наденька так, что Юрию Петровичу даже стало страшновато: с широким замахом и подачей всего корпуса вперед. Словно хотела разрубить розгой наглую соперницу. Наська почти сразу же принялась стонать и повизгивать, однако не рыпалась – видать, понимала, что за Наденькой не станется осуществить угрозу, если сложная электронная связь с томографом будет нарушена. Двадцать ударов пролетели, как одно мгновение, и, под конец, Юрий Петрович невольно поймал себя на мысли, что, пожалуй, посмотрел бы и еще. Уж больно всё было страстно и динамично! И импульсы от периакведуктального серого оказались что надо: четкие, резкие, с хорошо выраженной гармонической периодичностью!
И всё же, последнее слово осталось за Наськой. Поднявшись на ноги, кривясь и потирая пострадавшую задницу, она не преминула нарисоваться перед зеркалом и бесстыже повертеться, якобы разглядывая оставленные следы.
- За неделю заживет! – строго, но уже чуть более миролюбиво сказала Наденька. – И одевайся же ты, наконец! Чай, не на пляже нудистов! Мы здесь, к твоему сведению, наукой занимаемся!
Юрий Петрович понял, что всё только начинается.
***
И он не ошибся, проект быстро набирал обороты. И это касалось отнюдь не только увеличения числа ударов на десять в каждый последующий заход.
В день очередного эксперимента по генерации боли Юрий Петрович не узнал Наденьку. Та вдруг преобразилась: сменила привычные джинсы и бесформенные кофты на короткую юбочку, узорчатые чулки и смело декольтированную шелковую блузку. Вдобавок сделала вместо хвостика, перетянутого резинкой, стильную прическу из разряда «каре» и умело накрасилась. Будто по мановению волшебной палочки замухрышка превратилась в королеву! Да-да, не принцессу, а именно королеву, так как Наденька была весьма крупной девушкой, ростом выше Юрия Петровича и изобильной в стратегических объемах. Даже Наська, присвистнув в удивлении, только и сказала:
- Ну, Надюха, ты даешь! Респект!
Юрий Петрович понял, что ему предстоит очередное тяжкое испытание и, чтобы повторно не ударить лицом в грязь, принял сто грамм для храбрости. Затем взглянул на расцветшую Наденьку, понял, что, скорее всего, окажется мало – и накатил еще сто. Это помогло ему стойко перенести сокрушительный эротический удар, когда Наденька самостоятельно подняла юбку и приспустила трусики (слава богу, у нее все-таки хватило целомудрия не раздеваться догола, как Наська!), и даже вполне прилично и без всяких дополнительных понуканий высечь ее.
Еще через неделю всё повторилось точь-в-точь за исключением того, что ударов следовало дать уже пятьдесят. Юрий Петрович немного подустал с непривычки, махал розгой медленнее и заметил, что Наденька ведет себя как-то странно: вздыхает, прядает пышными ягодицами и вообще не очень-то и похоже, что страдает. С одной стороны, это было хорошо, настоящий бальзам на нравственные переживания Юрия Петровича, с другой – непонятно. Когда Наденька поднялась, выяснилось, что она еще и плакала: всё лицо было в потеках туши. Однако прежде чем Юрий Петрович всполошился по данному поводу, девушка горячо поблагодарила его. Это было уж совсем загадочно.
А в четвертый раз едва не случилась катастрофа! Розги Наденька впервые заготовила для себя, как для Наськи – вымоченные. Вела себя под ними еще более странно, а по завершении процедуры не стала сразу одеваться, вытащила из сумочки тюбик с какой-то целебной мазью и попросила Юрия Петровича намазать ей посеченные места. Бедный старый холостяк чуть с ума не свихнулся, осторожно втирая мазь в нежные, покрытые розовыми припухлостями свежих рубцов, роскошные ягодицы. А Наденька при этом так стонала, так стонала - будто он продолжал ее пороть!
- Юрий Петрович, вы волшебник! – произнесла девушка глубоким грудным голосом, и чародей, поняв, что вот-вот случится непоправимое, и он не сможет более соблюдать приличия и стойко хранить уважение к возможной невинности своей милой сотрудницы, отпрянул от нее и позорно бежал.
Когда он вернулся, Наденька уже привела себя в порядок и старательно делала вид, что ничегошеньки не приключилось, и очередной научный эксперимент прошел, как и положено. Однако Юрию Петровичу всё же показалось, что, когда она собралась домой и, плавно покачивая соблазнительными бедрами в нескромной юбочке, продефилировала мимо него, то не сумела-таки в последний момент удержаться и фыркнула. Впрочем, вполне вероятно, это ему только показалось: Наденька была безукоризненно воспитанной.
Тектонического масштаба сдвиги наблюдались и в отношениях между девушками. Наська определенно прониклась к Наденьке уважением, а та великодушно забыла про «корову» и прочие давние обиды. Что, однако, не мешало ей продолжать сечь Наську с прежним пылом и страстью. Наська, в свою очередь, героически терпела и пощады не просила. Лишь не переставала удивляться тому, насколько, оказывается, нескучная жизнь у этих ученых.
Сразу же после афронта с Юрием Петровичем Наденька опять воспользовалась мазью, только уже с другой стороны. Она столь долго и тщательно умащивала свежевыпоротую Наську, что та аж сомлела и чуть не замурчала под конец. При этом Наденька демонстративно не обращала внимания на Юрия Петровича, который был заворожен медитативностью процесса и забыл выключить видеокамеру.
Еще через раз Наське полагалась уже сотня. Наденька подошла к юбилейной порке очень ответственно, секла не спеша, с чувством, делала паузы, давая подопечной продышаться, а во время этих пауз ласково поглаживала ее по спинке и ниже, так что голая Наська чувственно выгибалась, словно кошка, едва не обрывая датчики. А потом снова свистела злая, вымоченная в рассоле - Юрий Петрович не поленился украдкой лизнуть - розга.
Спокойно смотреть на эту порнографию было решительно невозможно. В смятении Юрий Петрович сунулся к томографу и уткнулся в его показания. Там всё шло своим чередом, но в самом конце сеанса он вдруг заметил резкий всплеск регистрирующей кривой - нечто совершенно выбивающееся из ставшей уже привычной картины. И тут как раз Наденька провозгласила: «Сто!», отбросила последнюю истрепавшуюся розгу, поцеловала Наську и принялась ухаживать за ней.
Однако Юрий Петрович был уже спасен. На горизонте забрезжило нечто более привлекательное: настоящее научное открытие! Он лихорадочно принялся сравнивать с результатами предыдущих сеансов, а, когда закончил, девушек в лаборатории уже и след простыл. И вообще, во всем институте работал единственно салон красоты, располагавшийся в арендуемых полуподвальных помещениях. Вечером у них всегда был основной поток клиентов.
Аналогичные всплески Юрий Петрович обнаружил лишь на томограммах трех последних сеансов с Наденькой, когда он, естественно, не имел возможности отслеживать запись. А с Наськой такое случилось впервые. Юрий Петрович крепко задумался. Требовалось поднять всю доступную информацию по другим похожим исследованиям, досконально прошерстить литературу. И ни в коем случае не прекращать сеансы генерации боли, хотя не далее как сегодня он уже подумывал о том, что, пожалуй, пора сворачивать лавочку. Не то у них скоро начнутся настоящие оргии.
И оргии, в самом деле, не заставили себя ждать. Несмотря на то, что Юрий Петрович успешно справился со своими страхами и теперь порол Наденьку совершенно серьезно, в полную силу и без поблажек, она, увы, вела себя всё более непотребно. Вслед за Наськой взяла моду раздеваться догола, бесстыже красовалась в таком виде перед Юрием Петровичем, а под розгой, уже не скрываясь, наслаждалась и даже имела наглость просить еще. «Только выключите камеру! Я всё никак не могу к ней привыкнуть!»
Сеансы же с Наськой и вовсе превратились в сладостный девчачий парадиз, на который можно было смело продавать дорогущие билеты для азартных лесбиянов и прочих любителей клубнички и сюсюсюшных шур-мур. Даже закончив обязательную и произвольную программу, девушки продолжали нежно обниматься, томно перешептываться на ушко, и не было никаких сомнений, что их игры получат продолжение не далее как сегодня вечером в гостях у одной или другой.
Юрий Петрович терпел весь этот разврат из последних сил, потому как уже знал: открытие состоялось! Вот оно, на блюдечке с голубой каемочкой! Доселе считавшийся «спящим» участок периакведуктального серого вещества внезапно проснулся и был пойман с поличным!
***
Эпилог
Месяц спустя Юрий Петрович и Наденька паковали чемоданы. Они отправлялись в солнечный Техас к профессору Воке, чтобы в тамошнем институте продолжить начатую работу.
Вока сразу же оценил открытие Юрия Петровича и уже на следующий день сидел с ним и Наденькой в том же грузинском ресторане и буквально захлебывался от восторга перед лицом открывающихся безбрежных перспектив.
- Мы сделаем новую «Виагру»! – орал Вока, чокаясь с Наденькой рюмкой чачи. – И заработаем на этом миллиард баксов! Это будет настоящий прорыв в нейрофизиологии: гарантированное преобразование боли в удовольствие! Слопал таблетку – и сам чёрт не страшен! Любой фармацевтический гигант отвалит за разработки сколько попросим! Я гарантирую: уже через пару месяцев у нас будет такой фандрайзинг только под продолжение исследований, что половина американских феминисток позабудет про свои идиотские принципы и выстроится в очередь на эксперименты!
Юрий Петрович легонько пихнул Наденьку под столом ногой – мол, я ж говорил, а ты не хотела верить!
- Мисс Надья, я уже проглядел записи с вашим участием! Поверьте, вы великолепны! – Наденька запунцовела и, утратив на миг самообладание, ответно и довольно чувствительно лягнула Юрия Петровича. – Вы просто потрясающи во всех ипостасях! Я уволю дуру Глорию сразу же по приезде! А, кстати, где та вторая отважная и прелестная мисс, которой мы тоже обязаны этим потрясающим открытием?
«Вторая отважная и прелестная мисс», Наська, отказалась лететь с ними в Америку. Дело в том, что шеф, Лев Вениаминыч, наконец-то пошел на повышение в органы муниципальной власти и твердо обещал взять ее с собой. Чуть менее твердо он обещал развестись с этой мымрой, Олимпиадой Владленовной. И Наська, всегда предпочитавшая синицу в руках, решила вернуться в привычную колею.
- А ну вас, ученых, на фиг! – сказала она, смеясь. – Одна похабщина, никогда бы не подумала! Да и задница всё еще саднит! Сколько ни возбуждай это ваше как-его-там серое вещество, задницу-то не проведешь!
А напоследок, когда они уже все перецеловались, прощаясь в аэропорте, Наська призналась, что сама себя обманула.
- Я была уверена, - сказала она, - что вся эта затея с поркой придумана Лёвой. Иначе чёрта с два бы я вам далась! Решила, что одно из двух: или он так меня наказывает, или же сочинил новую эротическую игру – ну, типа, в духе «Пятидесяти оттенков серого»! Везде это серое!
Юрий Петрович и Наденька мало что поняли, однако переглянулись и дружно расхохотались.