За тебя: Надежда

[Хаген]

Сейчас я на полпути в верхний пик - с клыков уже капает, но мозги ещё не набекрень (и, надеюсь, не будут). Так что мне точно никого не жалко, ни персонажей, ни читателей. А если буду в нижней, то и Деспер спасётся, и Серпа его самолично приласкает (нет, не так ), и будет везде мир-дружба-жвачка. Но это ведь не так интересно, или?

Интереснее всего, когда совмещается то и другое!

[Хаген]

Значит, получилось создать живого героя, если он вызывает реальные эмоции, пусть и отрицательные.

Ещё как получилось! И, между прочим, у многих он вызывает как раз положительные эмоции. Вот это и есть по-настоящему живой герой - когда он у разных читателей вызывает разные эмоции.

[Viktoria]

Интереснее всего, когда совмещается то и другое!

Так мир-дружба-жвачка между Деспером и Экзальтом. Заблудшая овечка и великодушный неутомимый спаситель (и ничего, что он овечку сам поймал). Милота!

То есть, на этом можно поставить галочку . Остальное - всякая жесть .

[Viktoria]

Ещё как получилось! И, между прочим, у многих он вызывает как раз положительные эмоции.

Да, некоторые находят что-то в его положительных чертах.
Я его люблю за то, что он с помощью Сагита откопал в себе что-то человеческое (то, что осталось), и потом упорно шёл в сторону добра, пусть и мелкими шажками, и делая ошибки - как умел. А как персонажа - потому что он очень многогранен, и его можно втиснуть почти в любой сюжет и почти в любую Тему .

Вот это и есть по-настоящему живой герой - когда он у разных читателей вызывает разные эмоции.

Бальзам на душу, честно. Это очень помогает писать дальше.

[Viktoria]

Тогда же Деспер не может быть свидетелем, и его просто сразу же повесят!

Это было бы публично? Или «в застенках»?

[Хаген]

Тогда же Деспер не может быть свидетелем, и его просто сразу же повесят!

Это было бы публично? Или «в застенках»?

Публично, на площади, конечно. С объявлением вины. У них казни только так и осуществляются, никаких тайных казней в застенках не практикуется. Бывает, что в последний момент прибывает якобы запыхавшийся гонец с помилованием Главы (на своих территориях Главы осуществляют верховную судебную власть). На самом деле обычно это просто театральная сцена, всё решено заранее.

[Viktoria]

Публично, на площади, конечно. С объявлением вины.

Хорошо.

Бывает, что в последний момент прибывает якобы запыхавшийся гонец с помилованием Главы (на своих территориях Главы осуществляют верховную судебную власть).

Угу, бывает .

На самом деле обычно это просто театральная сцена, всё решено заранее.

Это не всегда постановка. Иногда и действительно спасение в последний момент .

[Viktoria]

На самом деле обычно это просто театральная сцена, всё решено заранее.

С какой целью делается такая постановка?

[Хаген]

На самом деле обычно это просто театральная сцена, всё решено заранее.

С какой целью делается такая постановка?

Как и в реальной истории было. Дополнительное наказание для милуемого ожиданием скорой смерти и эффект для собравшейся на казнь толпы. Вот как Достоевский это описывал (он же сам был помилован "в последний момент"):

Один человек был раз взведён, вместе с другими, на эшафот, и ему прочитан был приговор смертной казни расстрелянием, за политическое преступление. Минут через двадцать прочтено было и помилование и назначена другая степень наказания; но, однако же, в промежутке между двумя приговорами, двадцать минут или по крайней мере четверть часа, он прожил под несомненным убеждением, что через несколько минут он вдруг умрёт.

Вспоминал об этом он с необыкновенною ясностью и говорил, что никогда ничего из этих минут не забудет.

Шагах в двадцати от эшафота, около которого стоял народ и солдаты, были врыты три столба, так как преступников было несколько человек. Троих первых повели к столбам, привязали, надели на них смертный костюм (белые длинные балахоны), а на глаза надвинули им белые колпаки, чтобы не видно было ружей; затем против каждого столба выстроилась команда из нескольких человек солдат. Человек стоял восьмым по очереди, стало быть, ему приходилось идти к столбам в третью очередь.

Священник обошёл всех с крестом. Выходило, что остаётся жить минут пять, не больше. Эти пять минут казались человеку бесконечным сроком, огромным богатством; ему казалось, что в эти пять минут он проживёт столько жизней, что ещё сейчас нечего и думать о последнем мгновении, так что он ещё распоряжения разные сделал: рассчитал время, чтобы проститься с товарищами, на это положил минуты две, потом две минуты ещё положил, чтобы подумать в последний раз про себя, а потом, чтобы в последний раз кругом поглядеть. Он очень хорошо помнил, что сделал именно эти три распоряжения и именно так рассчитал.

Он умирал двадцати семи лет, здоровый и сильный; прощаясь с товарищами, он помнил, что одному из них задал довольно посторонний вопрос и даже очень заинтересовался ответом. Потом, когда он простился с товарищами, настали те две минуты, которые он отсчитал, чтобы думать про себя; он знал заранее, о чём он будет думать: ему всё хотелось представить себе как можно скорее и ярче, что вот как же это так: он теперь есть и живёт, а через три минуты будет уже нечто, кто-то или что-то, — так кто же? Где же? Всё это он думал в эти две минуты решить!

Невдалеке была церковь, и вершина собора с позолоченною крышей сверкала на ярком солнце. Он помнил, что ужасно упорно смотрел на эту крышу и на лучи, от неё сверкавшие; оторваться не мог от лучей; ему казалось, что эти лучи — его новая природа, что он через три минуты как-нибудь сольётся с ними… Неизвестность и отвращение от этого нового, которое будет и сейчас наступит, были ужасны; но ничего не было для него в это время тяжелее, как беспрерывная мысль: «Что, если бы не умирать! Что, если бы воротить жизнь, — какая бесконечность! И всё это было бы моё! Я бы тогда каждую минуту в целый век обратил, ничего бы не потерял, каждую бы минуту счётом отсчитывал, уж ничего бы даром не истратил!».

Эта мысль у него наконец в такую злобу переродилась, что ему уж хотелось, чтобы его поскорей застрелили.

[Viktoria]

Вот как Достоевский это описывал

…