Немного лирики
Добавлено: Сб июн 04, 2022 12:03 pm
Ворнинг: лирический герой не равен автору! Хотя и не вполне чужд, естественно...
Старый дом
Этот дом притаился угрюмо
В переулке глухом и кривом.
Нервно тиская бархат костюма,
Ты однажды придёшь в этот дом.
Будут злые мурашки по коже,
И наполненный розгами таз,
И холодною мелкою дрожью
Отзовётся негромкий приказ.
Из щелей будет дуть сквозняками.
Ты пройдёшь на скамейку в углу.
Заскрипят под босыми ногами
Половицы на ветхом полу.
Лба, груди и плечей чуть коснутся
Пальцы тонкие, сжаты в щепоть,
И верёвки шершаво вопьются
В беззащитную нежную плоть.
Резко свистнут солёные лозы,
Начиная крутой перепляс.
Градом хлынут горячие слёзы
Из распахнутых мукою глаз.
Ты забьёшься в безжалостных путах,
Выгибаясь под хищным прутом...
Жадно вторить рыданиям будет
Этот дряхлый рассохшийся дом.
Акростих
Полутёмная комната. Двое. Короткий приказ.
Ослепляющий стыд, непослушные, жалкие руки.
Рысий пристальный взгляд цепенящих, безжалостных глаз.
Койка с панцирной сеткой, дрянной полосатый матрас.
А потом... Но об этом - ни строчки, ни слова, ни звука!
Память, горькая память! Твоя паутинная нить
Обернётся удавкой ночами бессонными злыми.
Разве ты не смогла свою страшную юность избыть?
Кто же, кто приказал себе всё без остатка забыть -
Аромат коньяка, скрип сапог, ненавистное имя?
Почему же порою ты вдруг застываешь мертво,
Офицера заметив в толпе, как в преддверии ада?
Расскажи, не молчи, хоть себе расскажи - отчего,
Как оборванный нищий с еды, с портупеи его,
Ангел мой, ты не сводишь голодного тёмного взгляда?
Нет, не боль
Нет, не вскрики, не боль, не багровые пятна...
Спотыкается стих, ускользает сквозь пальцы ответ.
Может, так: в потрясённом неверящем взгляде, внезапно,
Понимание - выхода нет.
Или так: стон не боли - предчувствия боли,
Еле слышный, протяжный, сжимающий сердце в тиски.
Или мелкий озноб, несдержимый, постыдный - всего лишь
От лежащей на пряжке руки.
Как же близко! Но нет... Погодите, не это ли -
Соль закушенных губ, и движение трудное рук,
И за ним - расходящейся молнии медленный,
Безнадежный, торжественный звук?
Дорогая подруга моя
Ватой каменной стены подвала
Изолировал тщательно я -
Чтобы ты без стесненья кричала,
Дорогая подруга моя.
Прочь отброшены юбка и блузка,
Но на шее осталось колье.
На скамейке холодной и узкой
Ты разложена в нижнем белье.
Замерев в ожидании муки,
Ощутишь (уж таков мой каприз),
Как вдруг ставшие грубыми руки
Резко дёргают трусики вниз.
Только крепче в скамейку вожмёшься,
Только крепче зажмуришь глаза,
Ненавидеть меня поклянёшься,
Хоть исполнить такое нельзя.
Но, услышав, как в воздухе спёртом,
Чуть шипя, распрямляется плеть,
Ты простонешь, не выдержав: "Сколько?!
Сколько будет сегодня, ответь!"
Здесь ни ложь невозможна, ни жалость.
Здесь подвал - и я честно скажу:
"Ровно столько, чтоб слёз не осталось.
Если что, я тебя привяжу".
Так и будет. Мольбы о пощаде
Эти стены в себе растворят...
А потом я возьму тебя - сзади.
И на время закончится ад.
...Сей сюжет для дурного рассказа
Был бы пошл до зубного нытья,
Но не маза ты, вовсе не маза,
Дорогая подруга моя!
В свой Аид Персефоной усталой
Ты нисходишь опять и опять,
Ибо злее и горше подвала
Ты страшишься меня потерять.
Знай: страданье твоё не напрасно.
Не забудь под плетьми и ремнём:
Я люблю тебя чисто и страстно,
Как сосуд с благородным вином.
Лишь из страха, любви и мученья
Я творю драгоценный купаж.
Оскверняет моё наслажденье
Мазохистский вульгарный кураж.
Но однажды - смогу ли поверить? -
Я увижу в любимых глазах
Перед чёрной подвальною дверью
Предвкушенье - сильнее, чем страх.
Что же, амфоры жаль небывалой,
Из такой доведётся ли пить?
Но достаточно трещинки малой,
Чтоб навеки вино погубить.
На прощанье тебя поцелую,
Благодарно склонясь над рукой.
Не подвальную дверь, а входную
Я в тот день распахну пред тобой.
Сколько раз, сколько раз так бывало...
Но печаль оседает, как пыль.
Ведь замрёт у порога подвала
Очень скоро другая ваниль.
И всё с той же немеркнущей страстью
Ей, охрипшей от слёз и вытья,
Прошепчу, задыхаясь от счастья:
"Дорогая подруга моя".
Старый дом
Этот дом притаился угрюмо
В переулке глухом и кривом.
Нервно тиская бархат костюма,
Ты однажды придёшь в этот дом.
Будут злые мурашки по коже,
И наполненный розгами таз,
И холодною мелкою дрожью
Отзовётся негромкий приказ.
Из щелей будет дуть сквозняками.
Ты пройдёшь на скамейку в углу.
Заскрипят под босыми ногами
Половицы на ветхом полу.
Лба, груди и плечей чуть коснутся
Пальцы тонкие, сжаты в щепоть,
И верёвки шершаво вопьются
В беззащитную нежную плоть.
Резко свистнут солёные лозы,
Начиная крутой перепляс.
Градом хлынут горячие слёзы
Из распахнутых мукою глаз.
Ты забьёшься в безжалостных путах,
Выгибаясь под хищным прутом...
Жадно вторить рыданиям будет
Этот дряхлый рассохшийся дом.
Акростих
Полутёмная комната. Двое. Короткий приказ.
Ослепляющий стыд, непослушные, жалкие руки.
Рысий пристальный взгляд цепенящих, безжалостных глаз.
Койка с панцирной сеткой, дрянной полосатый матрас.
А потом... Но об этом - ни строчки, ни слова, ни звука!
Память, горькая память! Твоя паутинная нить
Обернётся удавкой ночами бессонными злыми.
Разве ты не смогла свою страшную юность избыть?
Кто же, кто приказал себе всё без остатка забыть -
Аромат коньяка, скрип сапог, ненавистное имя?
Почему же порою ты вдруг застываешь мертво,
Офицера заметив в толпе, как в преддверии ада?
Расскажи, не молчи, хоть себе расскажи - отчего,
Как оборванный нищий с еды, с портупеи его,
Ангел мой, ты не сводишь голодного тёмного взгляда?
Нет, не боль
Нет, не вскрики, не боль, не багровые пятна...
Спотыкается стих, ускользает сквозь пальцы ответ.
Может, так: в потрясённом неверящем взгляде, внезапно,
Понимание - выхода нет.
Или так: стон не боли - предчувствия боли,
Еле слышный, протяжный, сжимающий сердце в тиски.
Или мелкий озноб, несдержимый, постыдный - всего лишь
От лежащей на пряжке руки.
Как же близко! Но нет... Погодите, не это ли -
Соль закушенных губ, и движение трудное рук,
И за ним - расходящейся молнии медленный,
Безнадежный, торжественный звук?
Дорогая подруга моя
Ватой каменной стены подвала
Изолировал тщательно я -
Чтобы ты без стесненья кричала,
Дорогая подруга моя.
Прочь отброшены юбка и блузка,
Но на шее осталось колье.
На скамейке холодной и узкой
Ты разложена в нижнем белье.
Замерев в ожидании муки,
Ощутишь (уж таков мой каприз),
Как вдруг ставшие грубыми руки
Резко дёргают трусики вниз.
Только крепче в скамейку вожмёшься,
Только крепче зажмуришь глаза,
Ненавидеть меня поклянёшься,
Хоть исполнить такое нельзя.
Но, услышав, как в воздухе спёртом,
Чуть шипя, распрямляется плеть,
Ты простонешь, не выдержав: "Сколько?!
Сколько будет сегодня, ответь!"
Здесь ни ложь невозможна, ни жалость.
Здесь подвал - и я честно скажу:
"Ровно столько, чтоб слёз не осталось.
Если что, я тебя привяжу".
Так и будет. Мольбы о пощаде
Эти стены в себе растворят...
А потом я возьму тебя - сзади.
И на время закончится ад.
...Сей сюжет для дурного рассказа
Был бы пошл до зубного нытья,
Но не маза ты, вовсе не маза,
Дорогая подруга моя!
В свой Аид Персефоной усталой
Ты нисходишь опять и опять,
Ибо злее и горше подвала
Ты страшишься меня потерять.
Знай: страданье твоё не напрасно.
Не забудь под плетьми и ремнём:
Я люблю тебя чисто и страстно,
Как сосуд с благородным вином.
Лишь из страха, любви и мученья
Я творю драгоценный купаж.
Оскверняет моё наслажденье
Мазохистский вульгарный кураж.
Но однажды - смогу ли поверить? -
Я увижу в любимых глазах
Перед чёрной подвальною дверью
Предвкушенье - сильнее, чем страх.
Что же, амфоры жаль небывалой,
Из такой доведётся ли пить?
Но достаточно трещинки малой,
Чтоб навеки вино погубить.
На прощанье тебя поцелую,
Благодарно склонясь над рукой.
Не подвальную дверь, а входную
Я в тот день распахну пред тобой.
Сколько раз, сколько раз так бывало...
Но печаль оседает, как пыль.
Ведь замрёт у порога подвала
Очень скоро другая ваниль.
И всё с той же немеркнущей страстью
Ей, охрипшей от слёз и вытья,
Прошепчу, задыхаясь от счастья:
"Дорогая подруга моя".
Спасибочки! Такое удовольствие Вас читать... ах ..... 
