Конкурс "Мороженка" - qwasar - №5//Охрипшая лошадь
Добавлено: Пн июл 25, 2022 12:11 am
Охрипшая лошадь
В конце вечеринки, где меня пороли все кому не лень, в дамской комнате подкараулила Зинка.
- Машка, а тебе правда в кайф, когда тебя порят?
Я хмыкнула. Во-первых, правильно говорить «порют», во-вторых, разве это не видно каждый раз по моей счастливой моське?
- А мне всё никак не заходит. Ромик старается, учится у мастеров, семинары посещает. Но я по-прежнему кнута жутко боюсь, ещё звезданёт им по уху нечаянно. А под флоггерами, особенно когда «флорентийкой», быстро засыпаю. Ромик сердится: он любит «флорентийку», говорит, что красиво.
У Зинки был заискивающе-несчастный вид.
- Ты не могла бы мне помочь? Как у тебя получается ловить кайф от порки?
Она довольно приятная, хотя и малость тормознутая, блондинка, стрижка каре с чёлкой, ноги коротковаты, но в целом фигурка ничего - мужикам обычно нравится. У них с Ромиком типичная дээсная пара, где всё завязано на фетишных по#бушках.
- А зачем вам порка? Трахайтесь в своё удовольствие.
- Не, так нельзя. Мы же тематики, а порка – одна из краеугольных практик. Мне хочется научиться принимать её, как ты.
Засрали ей мозги, короче. Не хочется, но надо! Кому надо?
- Машка, ну колись, как ты научилась любить порку?
Я хихикнула.
- Зинка, знаешь анекдот про лошадь и крокодилов?
Эта кулёма не знает.
- Значит так. В цирке идёт представление. Самые хиты в конце. Конферансье объявляет: «Летающие крокодилы!» На арене появляется дрессировщик и свистит. Из-за кулис выбегают крокодилы и выстраиваются в ряд. Дрессировщик снова свистит. Крокодилы взмывают вверх и начинают летать по кругу. Свист – крокодилы поднимаются к самому куполу, принимаются выделывать фигуры высшего пилотажа. Ну, там «бочку», «мёртвую петлю». Публика ссытся кипятком и восторженно орёт. По очередному свистку крокодилы улетают. Следующий номер. Конферансье объявляет: «Говорящая лошадь!» На арену выходит одинокая, грустная лошадь. Декламирует стихотворение Лермонтова «Смерть поэта». Хорошо декламирует, выразительно, с чувством. Даже слеза блестит на морде. Потрясённая публика в гробовом молчании. Наконец, кто-то спрашивает: «Уважаемая лошадь, а как вы научились так хорошо говорить?» Лошадь горько вздыхает: «Знали бы вы, как меня п#здят! Как п#здят!» Какой-то чувствительный ребёнок ударяется в плач, а его папаша не находит ничего лучшего, чем спросить: «А крокодилы?» «А крокодилов наших п#здят ещё больше!»
- Хороший анекдот! – Зинка натужно пытается засмеяться. До неё не дошло.
- Так вот я – как та лошадь. Мамаша в детстве драла за любую ерунду, даже за «четвёрки». Вот мне и пришлось полюбить порку. Куда деваться-то? Мамаша это тоже в конце концов сообразила – когда однажды после удара ремень вдруг прилип к моей заднице. С тех пор оставила меня в покое. Но дело было сделано.
Мамаша, конечно, перестаралась, однако сумела своей первобытной методой закалить мой характер. За что я ей благодарна.
- Поняла! – радостно пискнула Зинка. – А со мной так можешь?
- Что могу?
- Выпороть меня! Как твоя мама! Чтобы мне тоже понравилось, и я вошла во вкус!
Я с трудом подавила смех.
- Зин, я нижняя вообще-то. И женские попы меня мало интересуют, если честно.
- Ну пожалуйста, Маш! Я тебя очень-очень прошу!
- А Ромик твой что скажет?
- Так ты же нижняя и девочка – это не считается!
Зинка вцепилась, словно клещ. А послать её подальше не хватило духу. С такой надеждой она на меня глядела!
- Тогда, Зинка, с тебя апельсиновый ликёр «Куантро». Дамская вкусняшка!
Не просто же так мне насиловать свою нижнюю сущность.
- Как скажешь, Машенька!
- Ладно, Зинка, приходи в гости. Вечером в четверг, когда моих не будет. Выдеру как сидорову козу. Ремнём! Флагеллировать я не умею. И без всяких стоп-слов!
- Конечно, дорогая! Флагелляцию я уже много раз пробовала, но почему-то не выходит подружиться с ней! Делай, как твоя замечательная мама!
Дома я провела ревизию своих ремешков и выяснила, что ни один из них не годится – все сугубо декоративные, потому что юбки и штаны с меня и так не падают. Для порки нужно другое. Пришлось просить у Генки. Да-да, я всегда подозревала, что быть верхним - хлопот не оберёшься!
Генка, естественно, заинтересовался, по чью задницу мне надобен его любимый сыромятный с тиснением ремень. Но я улыбнулась в ответ и не стала палить Зинку.
Когда она заявилась ко мне в четверг, мы поначалу долго болтали, перемывая косточки знакомым из тусовки. У меня всё никак не получалось вырулить на главное. Ну не Верхняя я, не знаю нужных подходов! А Зинка побаивалась и потому тянула кота за хвост.
Наконец мне надоела эта пустая светская беседа, и я решилась действовать по-мамашиному от и до. Раз уж мы берём старую дуру за образец.
- Снимай трусы!
Зинка замешкалась от внезапной перемены тона. Я взяла ремень и встала посреди комнаты, широко расставив ноги и поддёрнув полы домашнего платья.
- Жопкой кверху залазь!
В голове Зинки включилась сабская ролевая модель, и она послушно забралась под меня. Уже стоя на карачках, в «детской» позе, стянула вниз джинсы и трусики, повозилась немного, устраиваясь поудобней, обхватила меня за ноги. Мамаша не позволяла держаться за неё, но я решила сделать Зинке послабление. Всё-таки «Куантро» не дёшев.
Будь на моём месте верхний мужик, он бы наверняка пустил слюну от шикарного вида покорно подставленной гладкой белой задницы. Нравится им это чуть ли не больше самой порки, много раз замечала! Даже жаль, что я совсем-совсем гетеро. И, похоже, совсем-совсем нижняя – ну не шевелится во мне абсолютно ничего садистского. Я долго примеривалась, как бы аккуратней жахнуть так, чтобы не угодить по самому чувствительному. И, разумеется, первым же ударом попала именно в туда.
Зинка завизжала и вцепилась в меня ногтями. От неожиданности я тоже взвизгнула, переполошилась и быстро-быстро влепила ей с размаху куда придётся раз пять-шесть. Собственно, мамаша примерно так меня и порола. Эмоционально лупила, пока не спустит весь пар. А мне ещё и проще попадать - у Зинки задница куда шире моей детской.
Подруга на удивление стойко перенесла этот хаотичный приступ и тем меня вдруг разозлила. Ишь, героиня выискалась! Режим разгневанной мамаши запустился сам собой, и дальше я драла нежную сабочку вот прямо по-настоящему – как только могла. За то, что втянула меня против воли в эту их с Ромиком идиотскую затею. Порка продолжалась недолго, от силы минут десять, но я устала так, будто сутки напролёт разгружала вагоны. За это мне захотелось напоследок опять огреть Зинку по самому чувствительному, но ведь когда специально целишься, хрен попадёшь. Я наискось приложилась ей по ляжке, отбросила ставший внезапно тяжёлым ремень и рухнула в кресло.
Виляя пятой точкой, Зинка подползла на четвереньках и подобострастно впилась поцелуями в мою руку. Я вырвалась, влепила ей звонкую пощёчину и велела встать на колени в угол. Зинка послушно уткнулась носом между гладильной доской и секретером, отсвечивая криво напоротой, местами начавшей фиолетоветь задницей. А я отдыхала от непривычной физкультуры и удивлялась сама себе: откуда что взялось?!
Потом мы молча пили ароматный «Куантро», и я не удержалась и спросила:
- Ну как? Тебе понравилось?
Слава Всевышнему, Зинку не вставило. На что я и рассчитывала: больше не припрётся. Однако оказалось, что ей понравилось целовать мою руку, пощёчина за это и стояние в углу. То есть ровно то, чего в программе не было - мамаша подобной фигнёй не страдала. Что за морок такой дээсный накрыл меня?
- Это нормально, Зинка. Ещё десять тысяч вёдер – и золотой ключик наш! Знаешь, сколько мамаша драла меня, пока ремень не прилип? Так что тебя нужно пиз. . . пороть и пороть, я хотела сказать!
Зинка хлопала ресницами и задумчиво смотрела вроде бы на меня, но, на самом деле, в себя.
Через пару дней мне позвонил её доминант Ромик и, жутко стесняясь и используя целый ворох эвфемизмов, попросил выпороть его так же, как Зинку.
- Только потом надавай мне по щекам и поставь фейсом в корнер, хорошо?
Я обалдела от такого поворота.
- Так ты ж небритым всё время рассекаешь, я ладошку об твою рожу обдеру!
- Обещаю побриться гладко-гладко!
- А Зинка разве не будет против?
- Всё олрайт. Ты же нижняя и девочка – это не считается!
Я ржала так, что даже охрипла. А потом задумалась: кто же тут пресловутая лошадь? Неужели опять я? Мда-а-а. . .
В конце вечеринки, где меня пороли все кому не лень, в дамской комнате подкараулила Зинка.
- Машка, а тебе правда в кайф, когда тебя порят?
Я хмыкнула. Во-первых, правильно говорить «порют», во-вторых, разве это не видно каждый раз по моей счастливой моське?
- А мне всё никак не заходит. Ромик старается, учится у мастеров, семинары посещает. Но я по-прежнему кнута жутко боюсь, ещё звезданёт им по уху нечаянно. А под флоггерами, особенно когда «флорентийкой», быстро засыпаю. Ромик сердится: он любит «флорентийку», говорит, что красиво.
У Зинки был заискивающе-несчастный вид.
- Ты не могла бы мне помочь? Как у тебя получается ловить кайф от порки?
Она довольно приятная, хотя и малость тормознутая, блондинка, стрижка каре с чёлкой, ноги коротковаты, но в целом фигурка ничего - мужикам обычно нравится. У них с Ромиком типичная дээсная пара, где всё завязано на фетишных по#бушках.
- А зачем вам порка? Трахайтесь в своё удовольствие.
- Не, так нельзя. Мы же тематики, а порка – одна из краеугольных практик. Мне хочется научиться принимать её, как ты.
Засрали ей мозги, короче. Не хочется, но надо! Кому надо?
- Машка, ну колись, как ты научилась любить порку?
Я хихикнула.
- Зинка, знаешь анекдот про лошадь и крокодилов?
Эта кулёма не знает.
- Значит так. В цирке идёт представление. Самые хиты в конце. Конферансье объявляет: «Летающие крокодилы!» На арене появляется дрессировщик и свистит. Из-за кулис выбегают крокодилы и выстраиваются в ряд. Дрессировщик снова свистит. Крокодилы взмывают вверх и начинают летать по кругу. Свист – крокодилы поднимаются к самому куполу, принимаются выделывать фигуры высшего пилотажа. Ну, там «бочку», «мёртвую петлю». Публика ссытся кипятком и восторженно орёт. По очередному свистку крокодилы улетают. Следующий номер. Конферансье объявляет: «Говорящая лошадь!» На арену выходит одинокая, грустная лошадь. Декламирует стихотворение Лермонтова «Смерть поэта». Хорошо декламирует, выразительно, с чувством. Даже слеза блестит на морде. Потрясённая публика в гробовом молчании. Наконец, кто-то спрашивает: «Уважаемая лошадь, а как вы научились так хорошо говорить?» Лошадь горько вздыхает: «Знали бы вы, как меня п#здят! Как п#здят!» Какой-то чувствительный ребёнок ударяется в плач, а его папаша не находит ничего лучшего, чем спросить: «А крокодилы?» «А крокодилов наших п#здят ещё больше!»
- Хороший анекдот! – Зинка натужно пытается засмеяться. До неё не дошло.
- Так вот я – как та лошадь. Мамаша в детстве драла за любую ерунду, даже за «четвёрки». Вот мне и пришлось полюбить порку. Куда деваться-то? Мамаша это тоже в конце концов сообразила – когда однажды после удара ремень вдруг прилип к моей заднице. С тех пор оставила меня в покое. Но дело было сделано.
Мамаша, конечно, перестаралась, однако сумела своей первобытной методой закалить мой характер. За что я ей благодарна.
- Поняла! – радостно пискнула Зинка. – А со мной так можешь?
- Что могу?
- Выпороть меня! Как твоя мама! Чтобы мне тоже понравилось, и я вошла во вкус!
Я с трудом подавила смех.
- Зин, я нижняя вообще-то. И женские попы меня мало интересуют, если честно.
- Ну пожалуйста, Маш! Я тебя очень-очень прошу!
- А Ромик твой что скажет?
- Так ты же нижняя и девочка – это не считается!
Зинка вцепилась, словно клещ. А послать её подальше не хватило духу. С такой надеждой она на меня глядела!
- Тогда, Зинка, с тебя апельсиновый ликёр «Куантро». Дамская вкусняшка!
Не просто же так мне насиловать свою нижнюю сущность.
- Как скажешь, Машенька!
- Ладно, Зинка, приходи в гости. Вечером в четверг, когда моих не будет. Выдеру как сидорову козу. Ремнём! Флагеллировать я не умею. И без всяких стоп-слов!
- Конечно, дорогая! Флагелляцию я уже много раз пробовала, но почему-то не выходит подружиться с ней! Делай, как твоя замечательная мама!
Дома я провела ревизию своих ремешков и выяснила, что ни один из них не годится – все сугубо декоративные, потому что юбки и штаны с меня и так не падают. Для порки нужно другое. Пришлось просить у Генки. Да-да, я всегда подозревала, что быть верхним - хлопот не оберёшься!
Генка, естественно, заинтересовался, по чью задницу мне надобен его любимый сыромятный с тиснением ремень. Но я улыбнулась в ответ и не стала палить Зинку.
Когда она заявилась ко мне в четверг, мы поначалу долго болтали, перемывая косточки знакомым из тусовки. У меня всё никак не получалось вырулить на главное. Ну не Верхняя я, не знаю нужных подходов! А Зинка побаивалась и потому тянула кота за хвост.
Наконец мне надоела эта пустая светская беседа, и я решилась действовать по-мамашиному от и до. Раз уж мы берём старую дуру за образец.
- Снимай трусы!
Зинка замешкалась от внезапной перемены тона. Я взяла ремень и встала посреди комнаты, широко расставив ноги и поддёрнув полы домашнего платья.
- Жопкой кверху залазь!
В голове Зинки включилась сабская ролевая модель, и она послушно забралась под меня. Уже стоя на карачках, в «детской» позе, стянула вниз джинсы и трусики, повозилась немного, устраиваясь поудобней, обхватила меня за ноги. Мамаша не позволяла держаться за неё, но я решила сделать Зинке послабление. Всё-таки «Куантро» не дёшев.
Будь на моём месте верхний мужик, он бы наверняка пустил слюну от шикарного вида покорно подставленной гладкой белой задницы. Нравится им это чуть ли не больше самой порки, много раз замечала! Даже жаль, что я совсем-совсем гетеро. И, похоже, совсем-совсем нижняя – ну не шевелится во мне абсолютно ничего садистского. Я долго примеривалась, как бы аккуратней жахнуть так, чтобы не угодить по самому чувствительному. И, разумеется, первым же ударом попала именно в туда.
Зинка завизжала и вцепилась в меня ногтями. От неожиданности я тоже взвизгнула, переполошилась и быстро-быстро влепила ей с размаху куда придётся раз пять-шесть. Собственно, мамаша примерно так меня и порола. Эмоционально лупила, пока не спустит весь пар. А мне ещё и проще попадать - у Зинки задница куда шире моей детской.
Подруга на удивление стойко перенесла этот хаотичный приступ и тем меня вдруг разозлила. Ишь, героиня выискалась! Режим разгневанной мамаши запустился сам собой, и дальше я драла нежную сабочку вот прямо по-настоящему – как только могла. За то, что втянула меня против воли в эту их с Ромиком идиотскую затею. Порка продолжалась недолго, от силы минут десять, но я устала так, будто сутки напролёт разгружала вагоны. За это мне захотелось напоследок опять огреть Зинку по самому чувствительному, но ведь когда специально целишься, хрен попадёшь. Я наискось приложилась ей по ляжке, отбросила ставший внезапно тяжёлым ремень и рухнула в кресло.
Виляя пятой точкой, Зинка подползла на четвереньках и подобострастно впилась поцелуями в мою руку. Я вырвалась, влепила ей звонкую пощёчину и велела встать на колени в угол. Зинка послушно уткнулась носом между гладильной доской и секретером, отсвечивая криво напоротой, местами начавшей фиолетоветь задницей. А я отдыхала от непривычной физкультуры и удивлялась сама себе: откуда что взялось?!
Потом мы молча пили ароматный «Куантро», и я не удержалась и спросила:
- Ну как? Тебе понравилось?
Слава Всевышнему, Зинку не вставило. На что я и рассчитывала: больше не припрётся. Однако оказалось, что ей понравилось целовать мою руку, пощёчина за это и стояние в углу. То есть ровно то, чего в программе не было - мамаша подобной фигнёй не страдала. Что за морок такой дээсный накрыл меня?
- Это нормально, Зинка. Ещё десять тысяч вёдер – и золотой ключик наш! Знаешь, сколько мамаша драла меня, пока ремень не прилип? Так что тебя нужно пиз. . . пороть и пороть, я хотела сказать!
Зинка хлопала ресницами и задумчиво смотрела вроде бы на меня, но, на самом деле, в себя.
Через пару дней мне позвонил её доминант Ромик и, жутко стесняясь и используя целый ворох эвфемизмов, попросил выпороть его так же, как Зинку.
- Только потом надавай мне по щекам и поставь фейсом в корнер, хорошо?
Я обалдела от такого поворота.
- Так ты ж небритым всё время рассекаешь, я ладошку об твою рожу обдеру!
- Обещаю побриться гладко-гладко!
- А Зинка разве не будет против?
- Всё олрайт. Ты же нижняя и девочка – это не считается!
Я ржала так, что даже охрипла. А потом задумалась: кто же тут пресловутая лошадь? Неужели опять я? Мда-а-а. . .
