Конкурс ПиН-2022 - Viktoria - №05. Нимфа
Добавлено: Вт дек 13, 2022 12:46 am
Нимфа
Осень.
Промокшая, жалкая, одинокая осень.
Дождь стекает ручьями по окнам, размывая косметику и оставляя на щеках грязные, некрасивые полосы. Дождь бросает в дрожь, пуская озноб по телу. Капли тяжело падают на исписанные листы.
Осень пришла ко мне без истерики, без злых слов, без криков, как только за тобой закрылась дверь. Пришла в пустоту, которую оставил твой звонкий смех, исчезнув из моей жизни.
А мне лишь - холодный, холодный подоконник, и холодная стена за спиной, и холодный стакан кофе в руках.
Моя очаровательная Нимфа!
Ты ушла, упорхнула, исчезла, бросив меня с дождём, холодом и кофе. И с одним вопросом, который теперь будет без ответа – что ты нашла в той, другой, что я не смогла тебе дать? Я не знаю, что тебе написать. Я могу тысячу раз написать, что люблю, но ты уже не прочтёшь. Могу тысячу раз написать: «Вернись!», но ты не вернёшся. Я могу не писать ничего, но ты меня об этом не спросишь.
Помнишь, как мы с тобой познакомились? Как в один момент весь мир вокруг нас замер, как остановилось время, как я в самое короткое из мгновений поняла – моя! Та, что мне нужна, тот самый цветок, который уже расцвёл, но ещё удивлён собственным лепесткам, и с хрупким испугом застыл прямо посреди улицы, отражаясь в моих глазах.
Моя прекрасная Нимфа, ты помнишь наш первый раз? Помнишь, как ты смущённо пыталась поверить, что так бывает, что нам с тобой – можно, что никто не вправе запретить нам наше счастье? Как был не только этот раз, а ещё много-много, бессчётные разы, и каждый из них – прекраснее другого, потому что с тобой? Ты помнишь, как я зарывалась носом в ямку твоей ключицы, вдыхая любимый запах? Как мне нравилось перебирать пальцами твои светлые пряди, такие же лёгкие, живые и непослушные, как ты сама? Как сладко мне было касаться губами твоих губ, опускаясь ниже... и ещё ниже, и ещё... - туда, куда ты вначале пускала меня, лишь с милым хихиканьем выключив свет. Но я включала его опять, я хотела видеть тебя всю, моя Нимфа, каждый обворожительный миллиметр твоего тела, и неужели это я превратила твою чудную стеснительность в страстный задор?
А помнишь, как мне в первый раз пришлось тебя наказать? Как забавно ты покусывала губы, пытаясь отговорить, отложить, выпросить прощения, но мы обе знали – это нужно тебе не меньше, чем мне? Как ты боялась перед своей первой поркой, как подрагивали твои тонкие пальцы на пуговице, как навернувшиеся слёзы щекотали ресницы? Ты не смогла тогда раздеться сама, и мне пришлось помочь тебе, осторожно стянуть сначала тугие джинсы, потом тонкие трусики, и уложить тебя на кровать. Пришлось даже придержать за поясницу, когда ты начала извиваться под моей горячей ладонью, и покрепче стиснуть зубы, чтобы не остановиться от нахлынувшей нежной жалости.
Помнишь, как ты ойкнула и потёрла покрасневшую ягодицу после сильного шлепка, но снова отважно вцепилась в одеяло, стремясь быть послушной девочкой? Как потом доверилась мне, взявшей стек, и лишь засопела в подушку? Как ты вскрикнула от первого же удара, и я отбросила злосчастный стек, чтобы прильнуть губами ко вспухшему рубцу, а потом обрисовать весь контур твоего тела поцелуями, лаской глуша твои всхлипы?
А позже ты провинилась опять, и не раз, и кто бы усомнился, что это было не случайно? Мне нравилось рисовать на твоих ягодицах узор из алых рубцов, а потом перебирать стеком цепочку из твоих позвонков, опускаясь к аккуратной ложбинке. Ты научилась быть терпеливой, моя Нимфа, и научилась быть смелой. А меня научила летать.
Твой уход вернул меня на землю.
Я лишь надеюсь, что ты будешь счастлива.
Клочки разорванного письма летят на пол, всё равно размытые каплями чернила уже не прочесть.
Дождливая осень, которая топит горечь в стакане остывшего кофе.
Моя осень.
Осень.
Промокшая, жалкая, одинокая осень.
Дождь стекает ручьями по окнам, размывая косметику и оставляя на щеках грязные, некрасивые полосы. Дождь бросает в дрожь, пуская озноб по телу. Капли тяжело падают на исписанные листы.
Осень пришла ко мне без истерики, без злых слов, без криков, как только за тобой закрылась дверь. Пришла в пустоту, которую оставил твой звонкий смех, исчезнув из моей жизни.
А мне лишь - холодный, холодный подоконник, и холодная стена за спиной, и холодный стакан кофе в руках.
Моя очаровательная Нимфа!
Ты ушла, упорхнула, исчезла, бросив меня с дождём, холодом и кофе. И с одним вопросом, который теперь будет без ответа – что ты нашла в той, другой, что я не смогла тебе дать? Я не знаю, что тебе написать. Я могу тысячу раз написать, что люблю, но ты уже не прочтёшь. Могу тысячу раз написать: «Вернись!», но ты не вернёшся. Я могу не писать ничего, но ты меня об этом не спросишь.
Помнишь, как мы с тобой познакомились? Как в один момент весь мир вокруг нас замер, как остановилось время, как я в самое короткое из мгновений поняла – моя! Та, что мне нужна, тот самый цветок, который уже расцвёл, но ещё удивлён собственным лепесткам, и с хрупким испугом застыл прямо посреди улицы, отражаясь в моих глазах.
Моя прекрасная Нимфа, ты помнишь наш первый раз? Помнишь, как ты смущённо пыталась поверить, что так бывает, что нам с тобой – можно, что никто не вправе запретить нам наше счастье? Как был не только этот раз, а ещё много-много, бессчётные разы, и каждый из них – прекраснее другого, потому что с тобой? Ты помнишь, как я зарывалась носом в ямку твоей ключицы, вдыхая любимый запах? Как мне нравилось перебирать пальцами твои светлые пряди, такие же лёгкие, живые и непослушные, как ты сама? Как сладко мне было касаться губами твоих губ, опускаясь ниже... и ещё ниже, и ещё... - туда, куда ты вначале пускала меня, лишь с милым хихиканьем выключив свет. Но я включала его опять, я хотела видеть тебя всю, моя Нимфа, каждый обворожительный миллиметр твоего тела, и неужели это я превратила твою чудную стеснительность в страстный задор?
А помнишь, как мне в первый раз пришлось тебя наказать? Как забавно ты покусывала губы, пытаясь отговорить, отложить, выпросить прощения, но мы обе знали – это нужно тебе не меньше, чем мне? Как ты боялась перед своей первой поркой, как подрагивали твои тонкие пальцы на пуговице, как навернувшиеся слёзы щекотали ресницы? Ты не смогла тогда раздеться сама, и мне пришлось помочь тебе, осторожно стянуть сначала тугие джинсы, потом тонкие трусики, и уложить тебя на кровать. Пришлось даже придержать за поясницу, когда ты начала извиваться под моей горячей ладонью, и покрепче стиснуть зубы, чтобы не остановиться от нахлынувшей нежной жалости.
Помнишь, как ты ойкнула и потёрла покрасневшую ягодицу после сильного шлепка, но снова отважно вцепилась в одеяло, стремясь быть послушной девочкой? Как потом доверилась мне, взявшей стек, и лишь засопела в подушку? Как ты вскрикнула от первого же удара, и я отбросила злосчастный стек, чтобы прильнуть губами ко вспухшему рубцу, а потом обрисовать весь контур твоего тела поцелуями, лаской глуша твои всхлипы?
А позже ты провинилась опять, и не раз, и кто бы усомнился, что это было не случайно? Мне нравилось рисовать на твоих ягодицах узор из алых рубцов, а потом перебирать стеком цепочку из твоих позвонков, опускаясь к аккуратной ложбинке. Ты научилась быть терпеливой, моя Нимфа, и научилась быть смелой. А меня научила летать.
Твой уход вернул меня на землю.
Я лишь надеюсь, что ты будешь счастлива.
Клочки разорванного письма летят на пол, всё равно размытые каплями чернила уже не прочесть.
Дождливая осень, которая топит горечь в стакане остывшего кофе.
Моя осень.
Да еще и написать так, что от каждой строки веет осенним холодом и кофейной горечью.