Годовщина
Добавлено: Пн окт 18, 2021 8:09 pm
Я просыпаюсь у Светы в объятии. За окном предрассветная мгла и непривычная тишина – электрички в этот час еще не ходят, и машин мимо дома проезжает мало; потолок пересечен широкой полосой, тенью от просвета между шторами. Вихрь сновиденческих событий сменяется штилем, успокоением. В первое мгновение я почти не ощущаю собственное тело; пытаюсь шевельнуть рукой или ногой, но безуспешно, я будто полностью лишен осязания – при обостренном зрении, слухе и обонянии; да, обонянии – в этот час воздух нашей спальни особенно насыщен и многогранен; я различаю запах Светы, запах свежей постели, запах рассохшегося дерева (пора бы, наконец, собраться и сменить паркет), стеарина и жженого фитиля (вечера мы повадились проводить при свечах; читать неудобно, а общаться – в самый раз), запах персика (у кровати блюдце с волокнистой персиковой косточкой)… И мало-помалу приходит ощущение тела – охватывает покалывающее тепло, и я понимаю, почему руки и ноги не слушаются – лежащий на спине, я накрепко стиснут объятием Светы, уткнувшейся мне в лицом в ключицу, обхватившей меня поперек груди, сплетенной со мной ногами. Я голый, Света в футболке, трусиках и теплых носках – несмотря на то, что она закалённее, по утрам обливается холодной водой - но ночами, в отличие от меня, мёрзнет. Света будто вцепилась в доставшуюся ей добычу, и целое дело – выпутаться из хватки так, чтобы не разбудить.
Шаг за шагом мне это удается. Света сквозь сон шарит руками в поисках пропажи, но быстро успокаивается, замирает, равномерно сопя, покуда я укутываю ее одеялом. Уснуть самому мне, кажется, уже не суждено, и я иду умываться.
***
Сколько мы вместе? Около года, в точности не помню. Теперь я живу у Светы, переехал к ней три месяца назад. За этот год, и особенно за три последних месяца наша жизнь прочно вошла в совместную колею; бывает – спорим, бывает – ругаемся; сидим потом угрюмые по разным комнатам, но к ночи миримся. Пять дней в неделю Света ходит на работу; на мне – домашнее хозяйство, походы в супермаркет, уборка, приготовление обедов и ужинов. Первое время я рвался сам пойти работать; Света, впрочем, этой идеей не воодушевилась, дескать, оба будем уставать, только и останется сил, что ворчать друг на друга. И в то же время кажется, что Света немного ревнует меня к нерабочему образу жизни и оттого стремиться то и дело организовать, регламентировать мой дневной распорядок; иногда специально выписывает на листок список моих дел на сегодня; иногда – отправляет краткие распоряжения с работы по электронной почте… В итоге я занят не меньше, чем она. Но мы не злимся, не раздражаемся друг на друга по вечерам. Нам друг с другом интересно. Конфликты, если разгораются, то обычно из-за меня; Света при всех своих железных убеждениях оказалась поразительно неконфликтной, и обычно мне приходится раскаиваться в том, что повел себя излишне заносчиво и самонадеянно, возжелал во что бы то ни стало настоять на своем… Света, когда сердится, просто уходит в себя – не кричит, не ругается. «С тобой бесполезно спорить, – обычно говорит она, – каждый останется при своем мнении» – и уходит в другую комнату, надолго замыкается, общается скупо, односложно, вполголоса. Кончается тем, что я прошу прощения, признаю свою неправоту, и Света оттаивает. Впрочем, бывало и так, что Света сама извинялась за резкость, бывало и так.
Мы ежедневно выкуриваем на двоих пачку сигарет, но почти не пьем алкоголь. Тем удивительнее лицезреть бутылку красного сухого, только что вынутую вернувшейся с работы Светой из пакета и поставленную на кухонный стол.
– Света, как это понимать? Ты решила изменить своему принципу? – интересуюсь я, раскладывая нам по тарелкам еду, чечевицу с помидорами.
– Классно ты все приготовил, молодец, – хвалит Света, садясь за стол и засучивая рукава тонкого домашнего свитера мелкой вязки бежевого цвета.
– Сегодня праздник? – продолжаю я допытываться. – Православный какой-то?
– Наш с тобой. Годовщина. Ровно год отношений. – улыбаясь, провозглашает Света.
– Ого! – я открываю вино, – Ровно год, вот это да! Но что считать началом отношений? Первый поцелуй, первый секс? День, когда я к тебе переехал? – я разливаю вино по стаканам.
– Будь здоров, – Света поднимает свой стакан, и мы чокаемся.
– И тебя с годовщиной, ты тоже будь, - я пробую вино. – А неплохое!
– Я не разбираюсь, – признается Света, отхлебнув. – Но, кажется, ничего. Ох, напьюсь сегодня, голова закружится…
– С одной бутылки-то на двоих?
– Ты чего, я не собираюсь тут с тобой всю бутылку. Я символически. Мне много не надо. Давай тебе перельём чуток, - Света делится со мной своим вином, – Давай есть.
Мы едим.
– Классно ты приготовил, спасибо, – благодарит Света. – Растешь! Надо тебе уже посложнее чего освоить. Я тебе завтра с работы рецепт пришлю, лады? Справишься? Там, правда, на рынок надо будет успеть сгонять с утра, можем завтра вместе из дома выйти.
- Да без проблем, - вино настраивает меня на благодушный лад, и вместо обсуждения планов на завтра хочется продлить радость момента. - Так что, по-твоему, считать началом отношений? Что же такое произошло между нами ровно год назад? Первый секс?
– Дался тебе этот секс, – улыбается Света. – Задолбал своей пацанской логикой. Ну вспомни сам! Что было год назад? Даю подсказку. Тогда тоже шел дождь.
– А, вот ты о чем! Шел дождь, ты подошла на остановке, мы поехали зачем-то на трамвае куда-то в никуда, вымокли, и я зашел к тебе обсохнуть? Так разве это было началом отношений? Просто дата знакомства.
– Ну, если тебе угодно, пусть будет так. Давай дату знакомства отмечать. Но мне уже тогда всё стало про тебя понятно. Что моего поля ягода.
– Да и мне, – я погружаюсь в воспоминания того дня, и мне почему-то становится грустно, я делаю ещё глоток вина.
Света собирает со стола тарелки, ставит их в раковину, быстро моет, убирает в шкафчик. Садится обратно.
– Эй, ты чего пригорюнился? – спрашивает участливо. – Не рад, что стусовались? Для меня, да будет тебе известно, это вообще самый счастливый год в жизни. Ты просто дар с небес. Неизвестно, за какие такие заслуги.
– Для меня тоже! – спешу заверить я. – Это так, минутное.
– Давай предадимся воспоминаниям, – предлагает Света, улыбаясь. – Чего тебе сильнее всего за год запомнилось?
– Ох, столько всего, – я собираюсь с мыслями и делаю большой глоток вина, - Много чего запомнилось. Множество эпизодов.
– Ну вспомни хоть один! Ну давай я. Давай по очереди вспоминать. Давай сначала я.
- Давай.
– Как мы котёнка с дерева снимали! Весною у подъезда! Помнишь? – я киваю, но Света, увлекшись воспоминанием, продолжает живописать детали. – Вечер был, поздно, лужи, слякоть, не видно ничего – идем уставшие с прогулки, вдруг мяуканье – откуда? Сверху? Точно, фонариком в телефоне посветили – котёночек в кроне вишневого дерева. Слушай, как он забрался туда? До сих пор не пойму.
– От собаки, видимо, спасался. Высвободились тайные ресурсы. Взлетел, наверное, на это дерево буквально. Вспорхнул от ужаса на высоту четыре метра.
– Видимо, так! Вспорхнул, а назад никак, бедняжечка. И стали мы с тобой думать, как его вызволить. На дерево не вскарабкаться – тонкое, сломается. Трясти его туда-сюда – опасно, а вдруг не поймаешь, об асфальт расшибется. Он уже и так одуревший был от страха. Ну че, поплевали с тобой на ладони да притаранили скамейку от соседнего подъезда. Ты на нее взобрался, еле-еле балансируешь на скамеечной спинке, а я страхую снизу. Котенок ни жив ни мертв. Ты его снял, а он тебя расцарапал.
– Да, мы потом дома рассмотрели царапины у меня на руке. Три линии такие параллельных. И кровь закапала. Ты тогда сказала: «не беда, царапины – мужское украшение». Кстати, чей котёночек-то был? Могли оставить себе. Был бы уже крупный кот. Почему не оставили? Забылось что-то.
– Да за ним матушка явилась, котяра из соседнего двора. Взяла за шкирку и уволокла. Тоже ходила сама не своя, круги нарезала. Теперь ты давай. Твоя очередь вспоминать.
– Зима, Загорск, мороз...
– И нас забрали в ментуру!!!
– Забрали ни за что, ни про что!
– О да. Мы ему паспорта отдали по глупости. И потопали за ним в отделение по подземному переходу.
– Угу. Ты все допытывалась, почему да за что, может, преступление какое-то было совершено только что? Может, нас за кого-то принимают, похожи на кого-то? А ментяра, нашего возраста пацан, ничего тебе не отвечает и только улыбается: идем, мол. Я перестремался. У меня к свитеру приколот был значок с изображением листиков каннабиса. Я этот значок по-тихому с себя сорвал и выбросил на ходу. А он об пол возьми да звякни. Мент сразу обернулся, значок подобрал и еще шире стал улыбаться. И устроили нам обыск в отделении.
– Всё выпотрошили, твари, все кармашки, все складочки прощупали на одежде, весь рюкзак разворошили. Хорошо, раздеть не попытались. Я бы им устроила.
– Ты им и так устроила. Наорала как бешеная. Я тебя никогда такой не видел. Ну хана, думаю! Подбросят стафф какой и ищи-свищи. Им же это как нефиг делать.
– А чё было делать? Стоять трястись, с тебя пример брать? Я их построила. Убедила в конечном итоге. Мол, значок еще не уголовщина, туда-сюда, мол, атрибутика молодёжная, а мы тут по совсем другим делам.
– Ну и отпустили нас.
– Ну и отпустили, да.
– А ты потом на меня наехала.
– Да. Ну, во-первых, на таком градусе была после всего, надо было на ком-то сорвать нервяк. Ты не злись, если что. А во-вторых… Ты тоже был хорош, я, в общем, правильно на тебя наехала.
– Я даже не помню, что тебя сильнее взбесило: то, что я попытался избавиться от значка или то, что я вообще его на себя нацепил…
– И то, и другое, видимо. Плохо помню. Но вообще это всё ребячество, конечно – серьги, значки. Не пойму, зачем тебе это было надо. Ты ж вроде и не курил ничего такого отродясь.
– Ну как, пробовал когда-то, было дело…
– Так, перестань. Ничего не хочу про это знать. Давай продолжим вечер воспоминаний! Теперь моя очередь. Вот на даче у тебя на майских было классно. Полный релакс. Помню, по лесу бродили целыми днями с тобой. Заблудились как-то в лесу. Ты всё хвастался, что всё там знаешь, все тропинки, а всё равно заблудились. Но было так хорошо, так красиво, так светило солнце, что мы даже не забеспокоились как следует. Кайфовую такую лужаечку нашли, обниматься стали, целоваться… Помнишь? Увлеклись, решили продолжить, я майку сняла, и сразу полчища комаров налетели и давай впиваться кто во что горазд. Мы обломались, оделись. Развеселились зато и дорогу быстро нашли в поселок.
– Помню, помню! Как раз про эти майские тоже хотел рассказать! Там ведь не только был релакс. Но и ещё кое-что.
– Как же, как же.
– Вот про это и хотел поговорить.
– Про нашу порку? Не знаю, почему согласилась. Уговорил ты меня тогда, уболтал. Два фактора сработали. Во-первых, ты меня очень сильно попросил, а во-вторых, я реально злая на тебя была. Как-то совпало одно с другим. Ну и выпорола. Это как раз не самое приятное для меня воспоминание. Мне потом было тяжело, долго в себя приходила.
Мы молчим. Я подливаю себе вина. Предлагаю Свете, та отказывается.
– Я бы чаю выпила. А ты пей своё вино. Нажмешь кнопку чайника? Я воду налила уже.
Я сижу ближе к электрочайнику и нажимаю кнопку. Чайник начинает шелестеть, шелест разрастается, переходя в ровное гудение, сквозь прозрачную стенку видно, как вспенивается и пузырится кипяток…
– Мне было тогда очень больно, - продолжаю я делиться дачными впечатлениями. – Но мы как будто стали ближе. Будто отпустило что-то, рухнула некая преграда.
– Да-да, припоминаю, – Света раздумывает некоторое время над моими словами. – Может, так оно и было. Ты мне доверился, принял боль, и я как-то нежнее, трепетнее отношусь к тебе с тех пор. Но, может просто время подоспело. Привыкли, притерлись друг к другу за год. – Света встает из-за стола, заваривает себе чай. – Пообвыклись. А ты бы повторить хотел, да? – интересуется задумчиво, – Я вообще-то за. Только не могу так, с бухты-барахты. Если только разозлюсь как следует.
– А разве ты никогда на меня не злишься?
– Это для меня не игра, ты понимаешь? – я в ответ киваю. – И тогда, на даче… Это было просто ради тебя сделано, ты меня уломал. Я злилась, но волю рукам не дала, так только, слегонца. Если бы реально выплеснула на тебя свою ярость… О, ты бы не просил о повторении… Хотя ты и не просишь.
– Да нет, прошу на самом деле – я делаю один за другим два больших глотка вина, – И для меня это вообще-то тоже не игра.
Света смеется странным беззвучно-вымученным смехом и вдруг берет со стола винную бутылку и делает основательный глоток прямо из горлышка.
– Но почему, почему тебе неприятно то воспоминание? – допытываюсь я.
– Оно амбивалентно, – отвечает Света, выдохнув после долгого глотка и утерев губы тыльной стороной ладони. – Труден был переход от слов к делу и обратно. Общаемся-общаемся как нормальные люди, и вдруг – на тебе. Ни с того, ни с сего. В процессе-то нормально было. Твои реакции, звуки ударов, ощущение всевластия… Ну и выход тоже был непростым, возврат в нормальное состояние.
– А может, то состояние и было нормальным, внутри процесса, – предполагаю я.
– Смелое допущение. Смелое, – бормочет Света, попутно раздумывая о чем-то своём.
– Может, будешь иногда пороть меня за какие-нибудь домашние прегрешения? - предлагаю я. – Есть ведь за что.
– Конечно, конечно, есть за что, – нахмурившись, поддакивает Света. – Я об этом и думаю сижу, ты буквально озвучил мою мысль. Только, Сережа, в таком случае у нас с тобой все будет серьезно. Ты не будешь артачиться, будешь смиренно принимать мое руководство. Чтобы руководство было руководством, а не игрой. Тогда и наказание будет наказанием, а не игрой.
– А не игрой, – повторяю я эхом.
– Я не хочу тупо тебя услаждать, понимаешь? Делать массажик. Играть понарошку, как эти девахи расфуфыренные в коже и латексе с прейскурантом. За этим не ко мне. Ты меня понял?
– Я тебя чем-то разозлил? Резковато стала общаться.
– Скажи, ты понял меня? Я нормально общаюсь. Как обычно.
– Вино, видимо, действует.
– Да к черту вино, – Света встает, сгребает со стола оба наших стакана и выливает их содержимое в раковину. Берет бутылку и выливает остаток туда же. Садится обратно, тяжело вздыхает. – Ты меня понял? – спрашивает в третий раз.
– Я тебя понял, – говорю я умиротворяюще.
- Хочешь боли – будет больно. Хочешь страдать – будешь страдать. Тебе реально полезно. Я только сейчас догнала. Тебе надо давать задания, поручения. Строго спрашивать с тебя. Тогда тебе хорошо. Ну, комфортно психологически. Я права?
– Не знаю. Я бы попробовал.
– Я бы тоже. По рукам? – Света вытягивает в мою сторону кулачок, я протягиваю свой ей навстречу, мы упираемся друг в друга кулаками, тремся ими вправо-влево, шебуршим костяшками.
– Уф, – выдыхает Света, убирая руку. – Ну всё, значит, новая жизнь с этой минуты.
– С этой минуты? – рассеянно переспрашиваю я, что-то припоминая, – Ты сказала – «с этой минуты»? Который час-то? Мне же скоро выходить! – спохватываюсь.
– Принести телефон? Куда выходить? – Света уходит в коридор, вытаскивает из кармана верхней одежды свой телефон. – Девятнадцать сорок семь, – объявляет зычно из коридора.
– Мне пора. Пора на концерт. Это сегодня. Я совсем забыл. Меня будут ждать в вестибюле метро, неудобно опаздывать. Я тебя предупреждал, помнишь, еще вчера. Тебя предупредил, а сам забыл.
– Да, ты говорил чего-то… – Света скрещивает руки на груди. – Это разве сегодня?
– Да, именно сегодня! – я шнурую ботинки. – Мне надо спешить, я могу опоздать. Сейчас, проверю на всякий случай, – я надеваю пальто, роюсь во внутреннем кармане, вынимаю паспорт, из обложки паспорта достаю сложенный вдвое билет на концерт, разворачиваю, подношу ближе к свету, к свисающей с потолка лампочке в матерчатом абажуре, - Да, точно, именно сейчас, сегодня, посмотри сама.
Света берет билет, подносит к лампочке.
– Угу, сегодняшняя дата. Жаль. Так хотелось провести вечер вдвоем. Годовщина, все дела. А можно с вами на концерт?
– Можно, конечно. Остались билеты наверняка. Пошли, одевайся. Познакомлю тебя со старыми друзьями.
– А что за группа выступает?
– Blood Axis. Вот же, напечатано на билете.
– Не слышала никогда. И чего играют? – Света возвращает мне билет, я прячу билет в паспорт. – Можешь включить что-нибудь для ознакомления? Вдруг мне не понравится?
– Света. У нас очень мало времени. Одевайся и вперед.
– Позвони, скажи друзьям, что задержишься. Концерт все равно не начнется раньше девяти часов. Это же клуб. Ты мне сам говорил, там обычно задерживают начало. Я-то не ходок по клубам.
– Да. Правда. Но я не хочу звонить, не хочу передоговариваться.
– Извинишься. Не беда. Я очень тебя прошу. Разуйся, пошли в комнату, и ты поставишь мне свою любимую песню этой группы. Я послушаю и решу. Ходить мне или нет. Я не могу идти вслепую, наугад. Поставь себя на мое место.
– Ну да, я не подумал, ты права. Тебе, скорее всего, не понравится. Лучше останься дома. А завтра будем вдвоем целый вечер. Лады?
– Поставь, поставь мне песенку. Я тебя прошу.
Я разуваюсь, снимаю пальто, возвращаю пальто на крюк, захлопываю приоткрытую входную дверь, и мы со Светой проходим из коридора в комнату. Я склоняюсь к светящемуся на письменном столе ноутбуку, открываю страничку «Вконтакте», ищу подходящий трек.
Звучит песня. Я слушаю, стоя у стола, скрестив на груди руки, глядя перед собой. Света слушает еще более сосредоточенно, сидя с прямой спиной на нашей кровати и закрыв глаза, стараясь не упустить ни звука. Песня заканчивается, я щелкаю мышкой, закрываю страничку «Вконтакте», складываю ноутбук.
– Ну как?
– Нет, – Света открывает глаза. – Мне не нравится. Ты был абсолютно прав. Не пойду я туда. И ты не пойдешь.
– Что ты сказала? – на мгновение я отказываюсь верить ушам.
– Тебе тоже ни к чему. Это просто не музыка. Тебе надо прививать чувство прекрасного. Мы поработаем над этим в обозримом будущем. А пока останься здесь.
– Да они в Россию впервые за двадцать лет приехали, и неизвестно, приедут ли в другой раз! Я полгода жду этого концерта, живу в предвкушении! – начинаю я волноваться. – Раньше ты так со мной не говорила! Не запрещала, не ограничивала в перемещениях! Это, видимо, сказался наш разговор, который был на кухне только что!
– Ты сам меня об этом попросил. О руководстве, – пожимает плечами Света.
– Я просил о наказаниях, – начинаю было я.
– Ну что за спектакль, что за бред, мы что, на рынке? Я не буду с тобой торговаться. Хочешь наказаний, вот тебе наказание. Давай ты не пойдешь на концерт в наказание. Тебе так будет легче? Вот зануда, – Света ложится навзничь на кровать, закидывая руки себе за голову.
- Наказание, но за что? – соображаю я.
– Да у тебя всю неделю косяк на косяке, – спокойно объясняет Света. – Спускаю с рук по доброте душевной, даже замечаний не делала. А теперь у нас по-другому пойдет. Вот ты вчера в магазин выходил. Я попросила тебя переодеться, когда ты вернулся, чтобы уличную пыль домой не тащить? Попросила. Ты кивнул. И не переоделся. Так вот, сегодня ты будешь за это наказан. Я лишаю тебя концерта. Ты остаешься дома. Такое твое наказание. Ну чего, ты удовлетворен?
– Да, но…
– И это извечная твоя проблема, Сергей! У тебя нет четкого разделения одежды на уличную и домашнюю! Мы давно об этом говорили, я тебе выделила в шкафу две полки, верхнюю для уличной одежды, нижнюю – для домашней. Позаботилась, рассортировала. Штаны, футболки, свитера. Ты вообще обращаешь внимание на такие вещи? Не очень-то, как я погляжу. Живешь в своих мечтах. Я, вот, всегда переодеваюсь на улицу и с улицы, у меня это вошло в автоматизм!
– Ты другое дело. Ты каждый день ходишь на работу, работаешь по целым дням!
– Ты тоже каждый день куда-нибудь выходишь! Переодеваться надо в любом случае, даже если вышел на пять минут! Таково правило этого дома!
– Да… Да, - я сажусь на стул.
– Ничего страшного. Уверена, мы прекрасно проведем время. Выпьем чаю, посмотрим кино.
– Знаешь, неохота как-то, – я складываю руки на столе и опускаю на них голову.
- Почему, обиделся? Нечего обижаться. Ты просто наказан. Теперь это в порядке вещей! Сам попросил. Иди-ка сюда. Ляг ко мне.
Я не ложусь, но сажусь к Свете на кровать, замираю у нее в ногах.
– Мне кажется, я нашел оптимальное решение, – говорю я Свете, – Которое устроит нас обоих.
– Ну валяй, какое такое решение, – Света приподнимается, садится на кровати рядом со мной и принимается чертить пальцем у меня на ноге невидимые узоры.
– Ты ведь просто можешь меня выпороть. За то, что не переодеваюсь и все такое. Выплеснешь свой гнев. И отпустишь на концерт. Как тебе такой план?
– Ишь чего, – Света продолжает вычерчивать свои узоры. – По-хорошему мне не следовало бы идти на поводу. Но будь по-твоему. Устроим тебе порку. А потом…
– А потом ты отпустишь на концерт.
– Отлично. Договорились. Раздевайся. Совсем. Вот так. Отлично. Тебе не холодно? – я мотаю головой, – Тааак… - Света встает с кровати, барабанит пальцами по щеке. – Как мы дальше поступим… Ща, секундочку, – Света удаляется в коридор, я слышу из коридора звук передвигаемой мебели, - На антресоли бы взобраться…
– Давай я! – предлагаю я.
– Да не, я уж справилась, спасибо, – слышно, как Света чихает. – Пылюги тут… Срочно пора мутить генеральную уборку…
– Будь здорова! – громко желаю я.
– Спасибо, – Света возвращается, держа черную спортивную скакалку, сложенную в несколько раз, прикрывает дверь комнаты. - Это сегодня будет нашим орудием. Забирайся на кровать, вставай на четвереньки.
– Может, лучше просто лечь? Боюсь, будет слишком больно…
– Порка – это больно, ты не знал? Ладно, ляг просто на живот.
Я ложусь.
– Получишь десять ударов. Лады?
– Ага. Лады, - неуверенно соглашаюсь я.
– Ну отлично. Я начинаю.
Света широко размахивается, я чувствую приходящийся по обеим ягодицам обжигающий удар, похожий на удар тока, и сразу вслед боль такой силы, что все мысли с молниеносной скоростью улетучиваются, я издаю короткий вопль, сжимаю кулаки, катаюсь с боку на бок по кровати… Новыми, ужаснувшимися глазами я смотрю на скакалку в руке у Светы, осознавая, что ресурсы терпения безнадежно исчерпаны, и разворачивающийся сценарий требуется срочно перенаправить в другое русло. Я приподнимаюсь, глядя то на скакалку, то на Свету.
– Ляг, – просит Света. – Вернись в лежачее положение. Пора продолжить.
– Смеешься?!! – я силюсь заглянуть себе за спину. – Там же трэш. Ощущение, будто вырван кусок мяса. Кровища, да? – я несколько раз глубоко вдыхаю и выдыхаю, боль от удара постепенно утихомиривается и становится терпимой.
– Да нормально всё выглядит, не запаривайся. Как обычно. Только поперек задницы синяя петелька. Ложись, продолжу.
– Издеваешься?! Да ни за что на свете!!!
- А, ну понятно, - Света садится рядом на кровать, трет себе лоб. – Я так и думала примерно. Ты ни к чему не готов. Чего ради языками чесали, только время потратили.
– Я не пойду. Я никуда сегодня не пойду, – выговариваю я сквозь зубы.
– Хорошо. Не ходи. В таком случае я прощаю тебе оставшиеся удары. Об том и речь была изначально. Нет, взбрело устроить балаган…
Света выходит в коридор, прячет скакалку на антресоли. Я встаю и одеваюсь. Подхожу к окну, смотрю на город. Перевожу взгляд на настенные часы. Тик-так, тик-так, маятник взад-вперед. Концерт, скорее всего, уже начался. Я опять смотрю в окно. Подходит Света, обнимает за плечи, смотрит в окно вместе со мной.
– Не грусти, – говорит. – Понимаю, нелегко. Но мы с этим справимся. Победим твою печаль. Выпьем чаю с тортом, я купила торт. Скачаем комедию, посмотрим вместе.
– Терпеть не могу комедии, – отвечаю, не глядя.
– Ты знаешь, я тоже, – уверяет Света. – Но будем расширять кругозор. У нас же новая жизнь, ты забыл?
В торрентах Света подбирает нам фильм. Начинаем смотреть, но душой я далеко, почти не удается сосредоточиться на сюжете, на персонажах, на их диалогах и действиях… В некий момент замечаю, что Света еле сдерживает смех. Интересно, почему сдерживает, меня, что ли, стесняется? Постепенно она начинает реагировать свободнее: хмыкает, фыркает, усмехается. Мало-помалу действие фильма захватывает и меня. Вскоре я усмехаюсь вслед за Светой, а она – вслед за мной, и вот, наконец, мы оба заходимся в дружном хохоте.
Шаг за шагом мне это удается. Света сквозь сон шарит руками в поисках пропажи, но быстро успокаивается, замирает, равномерно сопя, покуда я укутываю ее одеялом. Уснуть самому мне, кажется, уже не суждено, и я иду умываться.
***
Сколько мы вместе? Около года, в точности не помню. Теперь я живу у Светы, переехал к ней три месяца назад. За этот год, и особенно за три последних месяца наша жизнь прочно вошла в совместную колею; бывает – спорим, бывает – ругаемся; сидим потом угрюмые по разным комнатам, но к ночи миримся. Пять дней в неделю Света ходит на работу; на мне – домашнее хозяйство, походы в супермаркет, уборка, приготовление обедов и ужинов. Первое время я рвался сам пойти работать; Света, впрочем, этой идеей не воодушевилась, дескать, оба будем уставать, только и останется сил, что ворчать друг на друга. И в то же время кажется, что Света немного ревнует меня к нерабочему образу жизни и оттого стремиться то и дело организовать, регламентировать мой дневной распорядок; иногда специально выписывает на листок список моих дел на сегодня; иногда – отправляет краткие распоряжения с работы по электронной почте… В итоге я занят не меньше, чем она. Но мы не злимся, не раздражаемся друг на друга по вечерам. Нам друг с другом интересно. Конфликты, если разгораются, то обычно из-за меня; Света при всех своих железных убеждениях оказалась поразительно неконфликтной, и обычно мне приходится раскаиваться в том, что повел себя излишне заносчиво и самонадеянно, возжелал во что бы то ни стало настоять на своем… Света, когда сердится, просто уходит в себя – не кричит, не ругается. «С тобой бесполезно спорить, – обычно говорит она, – каждый останется при своем мнении» – и уходит в другую комнату, надолго замыкается, общается скупо, односложно, вполголоса. Кончается тем, что я прошу прощения, признаю свою неправоту, и Света оттаивает. Впрочем, бывало и так, что Света сама извинялась за резкость, бывало и так.
Мы ежедневно выкуриваем на двоих пачку сигарет, но почти не пьем алкоголь. Тем удивительнее лицезреть бутылку красного сухого, только что вынутую вернувшейся с работы Светой из пакета и поставленную на кухонный стол.
– Света, как это понимать? Ты решила изменить своему принципу? – интересуюсь я, раскладывая нам по тарелкам еду, чечевицу с помидорами.
– Классно ты все приготовил, молодец, – хвалит Света, садясь за стол и засучивая рукава тонкого домашнего свитера мелкой вязки бежевого цвета.
– Сегодня праздник? – продолжаю я допытываться. – Православный какой-то?
– Наш с тобой. Годовщина. Ровно год отношений. – улыбаясь, провозглашает Света.
– Ого! – я открываю вино, – Ровно год, вот это да! Но что считать началом отношений? Первый поцелуй, первый секс? День, когда я к тебе переехал? – я разливаю вино по стаканам.
– Будь здоров, – Света поднимает свой стакан, и мы чокаемся.
– И тебя с годовщиной, ты тоже будь, - я пробую вино. – А неплохое!
– Я не разбираюсь, – признается Света, отхлебнув. – Но, кажется, ничего. Ох, напьюсь сегодня, голова закружится…
– С одной бутылки-то на двоих?
– Ты чего, я не собираюсь тут с тобой всю бутылку. Я символически. Мне много не надо. Давай тебе перельём чуток, - Света делится со мной своим вином, – Давай есть.
Мы едим.
– Классно ты приготовил, спасибо, – благодарит Света. – Растешь! Надо тебе уже посложнее чего освоить. Я тебе завтра с работы рецепт пришлю, лады? Справишься? Там, правда, на рынок надо будет успеть сгонять с утра, можем завтра вместе из дома выйти.
- Да без проблем, - вино настраивает меня на благодушный лад, и вместо обсуждения планов на завтра хочется продлить радость момента. - Так что, по-твоему, считать началом отношений? Что же такое произошло между нами ровно год назад? Первый секс?
– Дался тебе этот секс, – улыбается Света. – Задолбал своей пацанской логикой. Ну вспомни сам! Что было год назад? Даю подсказку. Тогда тоже шел дождь.
– А, вот ты о чем! Шел дождь, ты подошла на остановке, мы поехали зачем-то на трамвае куда-то в никуда, вымокли, и я зашел к тебе обсохнуть? Так разве это было началом отношений? Просто дата знакомства.
– Ну, если тебе угодно, пусть будет так. Давай дату знакомства отмечать. Но мне уже тогда всё стало про тебя понятно. Что моего поля ягода.
– Да и мне, – я погружаюсь в воспоминания того дня, и мне почему-то становится грустно, я делаю ещё глоток вина.
Света собирает со стола тарелки, ставит их в раковину, быстро моет, убирает в шкафчик. Садится обратно.
– Эй, ты чего пригорюнился? – спрашивает участливо. – Не рад, что стусовались? Для меня, да будет тебе известно, это вообще самый счастливый год в жизни. Ты просто дар с небес. Неизвестно, за какие такие заслуги.
– Для меня тоже! – спешу заверить я. – Это так, минутное.
– Давай предадимся воспоминаниям, – предлагает Света, улыбаясь. – Чего тебе сильнее всего за год запомнилось?
– Ох, столько всего, – я собираюсь с мыслями и делаю большой глоток вина, - Много чего запомнилось. Множество эпизодов.
– Ну вспомни хоть один! Ну давай я. Давай по очереди вспоминать. Давай сначала я.
- Давай.
– Как мы котёнка с дерева снимали! Весною у подъезда! Помнишь? – я киваю, но Света, увлекшись воспоминанием, продолжает живописать детали. – Вечер был, поздно, лужи, слякоть, не видно ничего – идем уставшие с прогулки, вдруг мяуканье – откуда? Сверху? Точно, фонариком в телефоне посветили – котёночек в кроне вишневого дерева. Слушай, как он забрался туда? До сих пор не пойму.
– От собаки, видимо, спасался. Высвободились тайные ресурсы. Взлетел, наверное, на это дерево буквально. Вспорхнул от ужаса на высоту четыре метра.
– Видимо, так! Вспорхнул, а назад никак, бедняжечка. И стали мы с тобой думать, как его вызволить. На дерево не вскарабкаться – тонкое, сломается. Трясти его туда-сюда – опасно, а вдруг не поймаешь, об асфальт расшибется. Он уже и так одуревший был от страха. Ну че, поплевали с тобой на ладони да притаранили скамейку от соседнего подъезда. Ты на нее взобрался, еле-еле балансируешь на скамеечной спинке, а я страхую снизу. Котенок ни жив ни мертв. Ты его снял, а он тебя расцарапал.
– Да, мы потом дома рассмотрели царапины у меня на руке. Три линии такие параллельных. И кровь закапала. Ты тогда сказала: «не беда, царапины – мужское украшение». Кстати, чей котёночек-то был? Могли оставить себе. Был бы уже крупный кот. Почему не оставили? Забылось что-то.
– Да за ним матушка явилась, котяра из соседнего двора. Взяла за шкирку и уволокла. Тоже ходила сама не своя, круги нарезала. Теперь ты давай. Твоя очередь вспоминать.
– Зима, Загорск, мороз...
– И нас забрали в ментуру!!!
– Забрали ни за что, ни про что!
– О да. Мы ему паспорта отдали по глупости. И потопали за ним в отделение по подземному переходу.
– Угу. Ты все допытывалась, почему да за что, может, преступление какое-то было совершено только что? Может, нас за кого-то принимают, похожи на кого-то? А ментяра, нашего возраста пацан, ничего тебе не отвечает и только улыбается: идем, мол. Я перестремался. У меня к свитеру приколот был значок с изображением листиков каннабиса. Я этот значок по-тихому с себя сорвал и выбросил на ходу. А он об пол возьми да звякни. Мент сразу обернулся, значок подобрал и еще шире стал улыбаться. И устроили нам обыск в отделении.
– Всё выпотрошили, твари, все кармашки, все складочки прощупали на одежде, весь рюкзак разворошили. Хорошо, раздеть не попытались. Я бы им устроила.
– Ты им и так устроила. Наорала как бешеная. Я тебя никогда такой не видел. Ну хана, думаю! Подбросят стафф какой и ищи-свищи. Им же это как нефиг делать.
– А чё было делать? Стоять трястись, с тебя пример брать? Я их построила. Убедила в конечном итоге. Мол, значок еще не уголовщина, туда-сюда, мол, атрибутика молодёжная, а мы тут по совсем другим делам.
– Ну и отпустили нас.
– Ну и отпустили, да.
– А ты потом на меня наехала.
– Да. Ну, во-первых, на таком градусе была после всего, надо было на ком-то сорвать нервяк. Ты не злись, если что. А во-вторых… Ты тоже был хорош, я, в общем, правильно на тебя наехала.
– Я даже не помню, что тебя сильнее взбесило: то, что я попытался избавиться от значка или то, что я вообще его на себя нацепил…
– И то, и другое, видимо. Плохо помню. Но вообще это всё ребячество, конечно – серьги, значки. Не пойму, зачем тебе это было надо. Ты ж вроде и не курил ничего такого отродясь.
– Ну как, пробовал когда-то, было дело…
– Так, перестань. Ничего не хочу про это знать. Давай продолжим вечер воспоминаний! Теперь моя очередь. Вот на даче у тебя на майских было классно. Полный релакс. Помню, по лесу бродили целыми днями с тобой. Заблудились как-то в лесу. Ты всё хвастался, что всё там знаешь, все тропинки, а всё равно заблудились. Но было так хорошо, так красиво, так светило солнце, что мы даже не забеспокоились как следует. Кайфовую такую лужаечку нашли, обниматься стали, целоваться… Помнишь? Увлеклись, решили продолжить, я майку сняла, и сразу полчища комаров налетели и давай впиваться кто во что горазд. Мы обломались, оделись. Развеселились зато и дорогу быстро нашли в поселок.
– Помню, помню! Как раз про эти майские тоже хотел рассказать! Там ведь не только был релакс. Но и ещё кое-что.
– Как же, как же.
– Вот про это и хотел поговорить.
– Про нашу порку? Не знаю, почему согласилась. Уговорил ты меня тогда, уболтал. Два фактора сработали. Во-первых, ты меня очень сильно попросил, а во-вторых, я реально злая на тебя была. Как-то совпало одно с другим. Ну и выпорола. Это как раз не самое приятное для меня воспоминание. Мне потом было тяжело, долго в себя приходила.
Мы молчим. Я подливаю себе вина. Предлагаю Свете, та отказывается.
– Я бы чаю выпила. А ты пей своё вино. Нажмешь кнопку чайника? Я воду налила уже.
Я сижу ближе к электрочайнику и нажимаю кнопку. Чайник начинает шелестеть, шелест разрастается, переходя в ровное гудение, сквозь прозрачную стенку видно, как вспенивается и пузырится кипяток…
– Мне было тогда очень больно, - продолжаю я делиться дачными впечатлениями. – Но мы как будто стали ближе. Будто отпустило что-то, рухнула некая преграда.
– Да-да, припоминаю, – Света раздумывает некоторое время над моими словами. – Может, так оно и было. Ты мне доверился, принял боль, и я как-то нежнее, трепетнее отношусь к тебе с тех пор. Но, может просто время подоспело. Привыкли, притерлись друг к другу за год. – Света встает из-за стола, заваривает себе чай. – Пообвыклись. А ты бы повторить хотел, да? – интересуется задумчиво, – Я вообще-то за. Только не могу так, с бухты-барахты. Если только разозлюсь как следует.
– А разве ты никогда на меня не злишься?
– Это для меня не игра, ты понимаешь? – я в ответ киваю. – И тогда, на даче… Это было просто ради тебя сделано, ты меня уломал. Я злилась, но волю рукам не дала, так только, слегонца. Если бы реально выплеснула на тебя свою ярость… О, ты бы не просил о повторении… Хотя ты и не просишь.
– Да нет, прошу на самом деле – я делаю один за другим два больших глотка вина, – И для меня это вообще-то тоже не игра.
Света смеется странным беззвучно-вымученным смехом и вдруг берет со стола винную бутылку и делает основательный глоток прямо из горлышка.
– Но почему, почему тебе неприятно то воспоминание? – допытываюсь я.
– Оно амбивалентно, – отвечает Света, выдохнув после долгого глотка и утерев губы тыльной стороной ладони. – Труден был переход от слов к делу и обратно. Общаемся-общаемся как нормальные люди, и вдруг – на тебе. Ни с того, ни с сего. В процессе-то нормально было. Твои реакции, звуки ударов, ощущение всевластия… Ну и выход тоже был непростым, возврат в нормальное состояние.
– А может, то состояние и было нормальным, внутри процесса, – предполагаю я.
– Смелое допущение. Смелое, – бормочет Света, попутно раздумывая о чем-то своём.
– Может, будешь иногда пороть меня за какие-нибудь домашние прегрешения? - предлагаю я. – Есть ведь за что.
– Конечно, конечно, есть за что, – нахмурившись, поддакивает Света. – Я об этом и думаю сижу, ты буквально озвучил мою мысль. Только, Сережа, в таком случае у нас с тобой все будет серьезно. Ты не будешь артачиться, будешь смиренно принимать мое руководство. Чтобы руководство было руководством, а не игрой. Тогда и наказание будет наказанием, а не игрой.
– А не игрой, – повторяю я эхом.
– Я не хочу тупо тебя услаждать, понимаешь? Делать массажик. Играть понарошку, как эти девахи расфуфыренные в коже и латексе с прейскурантом. За этим не ко мне. Ты меня понял?
– Я тебя чем-то разозлил? Резковато стала общаться.
– Скажи, ты понял меня? Я нормально общаюсь. Как обычно.
– Вино, видимо, действует.
– Да к черту вино, – Света встает, сгребает со стола оба наших стакана и выливает их содержимое в раковину. Берет бутылку и выливает остаток туда же. Садится обратно, тяжело вздыхает. – Ты меня понял? – спрашивает в третий раз.
– Я тебя понял, – говорю я умиротворяюще.
- Хочешь боли – будет больно. Хочешь страдать – будешь страдать. Тебе реально полезно. Я только сейчас догнала. Тебе надо давать задания, поручения. Строго спрашивать с тебя. Тогда тебе хорошо. Ну, комфортно психологически. Я права?
– Не знаю. Я бы попробовал.
– Я бы тоже. По рукам? – Света вытягивает в мою сторону кулачок, я протягиваю свой ей навстречу, мы упираемся друг в друга кулаками, тремся ими вправо-влево, шебуршим костяшками.
– Уф, – выдыхает Света, убирая руку. – Ну всё, значит, новая жизнь с этой минуты.
– С этой минуты? – рассеянно переспрашиваю я, что-то припоминая, – Ты сказала – «с этой минуты»? Который час-то? Мне же скоро выходить! – спохватываюсь.
– Принести телефон? Куда выходить? – Света уходит в коридор, вытаскивает из кармана верхней одежды свой телефон. – Девятнадцать сорок семь, – объявляет зычно из коридора.
– Мне пора. Пора на концерт. Это сегодня. Я совсем забыл. Меня будут ждать в вестибюле метро, неудобно опаздывать. Я тебя предупреждал, помнишь, еще вчера. Тебя предупредил, а сам забыл.
– Да, ты говорил чего-то… – Света скрещивает руки на груди. – Это разве сегодня?
– Да, именно сегодня! – я шнурую ботинки. – Мне надо спешить, я могу опоздать. Сейчас, проверю на всякий случай, – я надеваю пальто, роюсь во внутреннем кармане, вынимаю паспорт, из обложки паспорта достаю сложенный вдвое билет на концерт, разворачиваю, подношу ближе к свету, к свисающей с потолка лампочке в матерчатом абажуре, - Да, точно, именно сейчас, сегодня, посмотри сама.
Света берет билет, подносит к лампочке.
– Угу, сегодняшняя дата. Жаль. Так хотелось провести вечер вдвоем. Годовщина, все дела. А можно с вами на концерт?
– Можно, конечно. Остались билеты наверняка. Пошли, одевайся. Познакомлю тебя со старыми друзьями.
– А что за группа выступает?
– Blood Axis. Вот же, напечатано на билете.
– Не слышала никогда. И чего играют? – Света возвращает мне билет, я прячу билет в паспорт. – Можешь включить что-нибудь для ознакомления? Вдруг мне не понравится?
– Света. У нас очень мало времени. Одевайся и вперед.
– Позвони, скажи друзьям, что задержишься. Концерт все равно не начнется раньше девяти часов. Это же клуб. Ты мне сам говорил, там обычно задерживают начало. Я-то не ходок по клубам.
– Да. Правда. Но я не хочу звонить, не хочу передоговариваться.
– Извинишься. Не беда. Я очень тебя прошу. Разуйся, пошли в комнату, и ты поставишь мне свою любимую песню этой группы. Я послушаю и решу. Ходить мне или нет. Я не могу идти вслепую, наугад. Поставь себя на мое место.
– Ну да, я не подумал, ты права. Тебе, скорее всего, не понравится. Лучше останься дома. А завтра будем вдвоем целый вечер. Лады?
– Поставь, поставь мне песенку. Я тебя прошу.
Я разуваюсь, снимаю пальто, возвращаю пальто на крюк, захлопываю приоткрытую входную дверь, и мы со Светой проходим из коридора в комнату. Я склоняюсь к светящемуся на письменном столе ноутбуку, открываю страничку «Вконтакте», ищу подходящий трек.
Звучит песня. Я слушаю, стоя у стола, скрестив на груди руки, глядя перед собой. Света слушает еще более сосредоточенно, сидя с прямой спиной на нашей кровати и закрыв глаза, стараясь не упустить ни звука. Песня заканчивается, я щелкаю мышкой, закрываю страничку «Вконтакте», складываю ноутбук.
– Ну как?
– Нет, – Света открывает глаза. – Мне не нравится. Ты был абсолютно прав. Не пойду я туда. И ты не пойдешь.
– Что ты сказала? – на мгновение я отказываюсь верить ушам.
– Тебе тоже ни к чему. Это просто не музыка. Тебе надо прививать чувство прекрасного. Мы поработаем над этим в обозримом будущем. А пока останься здесь.
– Да они в Россию впервые за двадцать лет приехали, и неизвестно, приедут ли в другой раз! Я полгода жду этого концерта, живу в предвкушении! – начинаю я волноваться. – Раньше ты так со мной не говорила! Не запрещала, не ограничивала в перемещениях! Это, видимо, сказался наш разговор, который был на кухне только что!
– Ты сам меня об этом попросил. О руководстве, – пожимает плечами Света.
– Я просил о наказаниях, – начинаю было я.
– Ну что за спектакль, что за бред, мы что, на рынке? Я не буду с тобой торговаться. Хочешь наказаний, вот тебе наказание. Давай ты не пойдешь на концерт в наказание. Тебе так будет легче? Вот зануда, – Света ложится навзничь на кровать, закидывая руки себе за голову.
- Наказание, но за что? – соображаю я.
– Да у тебя всю неделю косяк на косяке, – спокойно объясняет Света. – Спускаю с рук по доброте душевной, даже замечаний не делала. А теперь у нас по-другому пойдет. Вот ты вчера в магазин выходил. Я попросила тебя переодеться, когда ты вернулся, чтобы уличную пыль домой не тащить? Попросила. Ты кивнул. И не переоделся. Так вот, сегодня ты будешь за это наказан. Я лишаю тебя концерта. Ты остаешься дома. Такое твое наказание. Ну чего, ты удовлетворен?
– Да, но…
– И это извечная твоя проблема, Сергей! У тебя нет четкого разделения одежды на уличную и домашнюю! Мы давно об этом говорили, я тебе выделила в шкафу две полки, верхнюю для уличной одежды, нижнюю – для домашней. Позаботилась, рассортировала. Штаны, футболки, свитера. Ты вообще обращаешь внимание на такие вещи? Не очень-то, как я погляжу. Живешь в своих мечтах. Я, вот, всегда переодеваюсь на улицу и с улицы, у меня это вошло в автоматизм!
– Ты другое дело. Ты каждый день ходишь на работу, работаешь по целым дням!
– Ты тоже каждый день куда-нибудь выходишь! Переодеваться надо в любом случае, даже если вышел на пять минут! Таково правило этого дома!
– Да… Да, - я сажусь на стул.
– Ничего страшного. Уверена, мы прекрасно проведем время. Выпьем чаю, посмотрим кино.
– Знаешь, неохота как-то, – я складываю руки на столе и опускаю на них голову.
- Почему, обиделся? Нечего обижаться. Ты просто наказан. Теперь это в порядке вещей! Сам попросил. Иди-ка сюда. Ляг ко мне.
Я не ложусь, но сажусь к Свете на кровать, замираю у нее в ногах.
– Мне кажется, я нашел оптимальное решение, – говорю я Свете, – Которое устроит нас обоих.
– Ну валяй, какое такое решение, – Света приподнимается, садится на кровати рядом со мной и принимается чертить пальцем у меня на ноге невидимые узоры.
– Ты ведь просто можешь меня выпороть. За то, что не переодеваюсь и все такое. Выплеснешь свой гнев. И отпустишь на концерт. Как тебе такой план?
– Ишь чего, – Света продолжает вычерчивать свои узоры. – По-хорошему мне не следовало бы идти на поводу. Но будь по-твоему. Устроим тебе порку. А потом…
– А потом ты отпустишь на концерт.
– Отлично. Договорились. Раздевайся. Совсем. Вот так. Отлично. Тебе не холодно? – я мотаю головой, – Тааак… - Света встает с кровати, барабанит пальцами по щеке. – Как мы дальше поступим… Ща, секундочку, – Света удаляется в коридор, я слышу из коридора звук передвигаемой мебели, - На антресоли бы взобраться…
– Давай я! – предлагаю я.
– Да не, я уж справилась, спасибо, – слышно, как Света чихает. – Пылюги тут… Срочно пора мутить генеральную уборку…
– Будь здорова! – громко желаю я.
– Спасибо, – Света возвращается, держа черную спортивную скакалку, сложенную в несколько раз, прикрывает дверь комнаты. - Это сегодня будет нашим орудием. Забирайся на кровать, вставай на четвереньки.
– Может, лучше просто лечь? Боюсь, будет слишком больно…
– Порка – это больно, ты не знал? Ладно, ляг просто на живот.
Я ложусь.
– Получишь десять ударов. Лады?
– Ага. Лады, - неуверенно соглашаюсь я.
– Ну отлично. Я начинаю.
Света широко размахивается, я чувствую приходящийся по обеим ягодицам обжигающий удар, похожий на удар тока, и сразу вслед боль такой силы, что все мысли с молниеносной скоростью улетучиваются, я издаю короткий вопль, сжимаю кулаки, катаюсь с боку на бок по кровати… Новыми, ужаснувшимися глазами я смотрю на скакалку в руке у Светы, осознавая, что ресурсы терпения безнадежно исчерпаны, и разворачивающийся сценарий требуется срочно перенаправить в другое русло. Я приподнимаюсь, глядя то на скакалку, то на Свету.
– Ляг, – просит Света. – Вернись в лежачее положение. Пора продолжить.
– Смеешься?!! – я силюсь заглянуть себе за спину. – Там же трэш. Ощущение, будто вырван кусок мяса. Кровища, да? – я несколько раз глубоко вдыхаю и выдыхаю, боль от удара постепенно утихомиривается и становится терпимой.
– Да нормально всё выглядит, не запаривайся. Как обычно. Только поперек задницы синяя петелька. Ложись, продолжу.
– Издеваешься?! Да ни за что на свете!!!
- А, ну понятно, - Света садится рядом на кровать, трет себе лоб. – Я так и думала примерно. Ты ни к чему не готов. Чего ради языками чесали, только время потратили.
– Я не пойду. Я никуда сегодня не пойду, – выговариваю я сквозь зубы.
– Хорошо. Не ходи. В таком случае я прощаю тебе оставшиеся удары. Об том и речь была изначально. Нет, взбрело устроить балаган…
Света выходит в коридор, прячет скакалку на антресоли. Я встаю и одеваюсь. Подхожу к окну, смотрю на город. Перевожу взгляд на настенные часы. Тик-так, тик-так, маятник взад-вперед. Концерт, скорее всего, уже начался. Я опять смотрю в окно. Подходит Света, обнимает за плечи, смотрит в окно вместе со мной.
– Не грусти, – говорит. – Понимаю, нелегко. Но мы с этим справимся. Победим твою печаль. Выпьем чаю с тортом, я купила торт. Скачаем комедию, посмотрим вместе.
– Терпеть не могу комедии, – отвечаю, не глядя.
– Ты знаешь, я тоже, – уверяет Света. – Но будем расширять кругозор. У нас же новая жизнь, ты забыл?
В торрентах Света подбирает нам фильм. Начинаем смотреть, но душой я далеко, почти не удается сосредоточиться на сюжете, на персонажах, на их диалогах и действиях… В некий момент замечаю, что Света еле сдерживает смех. Интересно, почему сдерживает, меня, что ли, стесняется? Постепенно она начинает реагировать свободнее: хмыкает, фыркает, усмехается. Мало-помалу действие фильма захватывает и меня. Вскоре я усмехаюсь вслед за Светой, а она – вслед за мной, и вот, наконец, мы оба заходимся в дружном хохоте.