На игле
Добавлено: Ср окт 25, 2023 4:09 pm
.
На игле
ведет прозрачным шелком
во сне иль наяву
стежком пронзая колким
узор через канву
покуда не иссякла
дань отдавая злу
за каплей нижет каплю
на тонкую иглу
1. Нить
Лианна проснулась резко, тревожно, вскинувшись на кровати, когда рассвет уже давно пробился сквозь занавешенные окна с ещё по-летнему открытыми ставнями. В первое мгновение не поняла, что её разбудило, потом услышала – трепыхание и стук в оконное стекло, взмахи маленьких крылышек, удары клювиков и когтей. Пять красногрудых рассветников, бьющихся в окно, пять ярко-алых пятнышек в утренней мгле.
Затворы поддались сразу же, девушка распахнула окно, впустив влажную прохладу, шугнула птичек – но они, вильнув вокруг её рук, ворвались в комнату и закружились беспорядочным вихрем, забились о стены, потолок, запутались в занавесках, заметались, мешая друг другу. Но ни один из певцов с переливчатым звонким голоском не издал ни звука. Лишь когда ажурная деревянная шкатулка с бисером и иглами сорвалась с полки под ударами крыльев, вся стайка испустила горестный писк и выпорхнула в окно.
С глухим стуком шкатулка упала на дощатый пол избы, крышка отскочила, иглы высыпались, а мелкий бисер разноцветным потоком хлынул под ноги застывшей, замеревшей, онемевшей девушке. Блестящие бусинки закружились в пёстром танце, то сбиваясь в кучки, то разбегаясь по сторонам, спотыкаясь о щели гладко струганых досок, обгоняя друг дружку в радужном танце, потом замедлились и остановились, сложившись в неровные буквы: Аурель.
Девушка вскрикнула, рухнула на колени, протянула пальцы к дрожащей надписи, коснулась, разбивая её – но стекляшки тотчас же собрались обратно, являя дорогое сердцу имя.
- Аурель! – воскликнула Лианна, не веря своим глазам. – Аурель! Что с ним? – но сомнений не было ни на миг. Непослушными пальцами она скинула ночную рубашку, натянула чулки, платье, набросила дорожный плащ, вскочила в башмачки – и ринулась прочь из дома, хлопнув дверью.
-----
Боль в плечах, острая, тягучая, за последние часы проникла глубже, протекла в грудь, забралась под лопатки. То ли это каменные глыбы низкого свода давили на сознание, то ли тяжёлые цепи растягивали в стороны, врезаясь браслетами в онемевшие запястья. Ноги дрожали от усталости и напряжения, в горле скребла жажда, и можно было подумать, что сознание вот-вот помутится, и колени подкосятся, отказываясь держать. Но почему-то Аурелю казалось, что это не обычное изнеможение от неудобной позы, и в глубине души, не желая верить, он чувствовал, что сможет так простоять невероятно долго... Столько, сколько будет надо. Насколько хватит биения сердца, хватит воздуха, несмотря на каменные стены вокруг свежего – лишённой запахов мёртвой свежестью безмолвной ледяной пустыни.
Она расхаживала взад-вперёд, делая шаги нарочито медленно, цокая подкованными каблучками туфель на стройных ногах по гладко вытоптанной кладке каменного пола. Непримиримая злость заставляла Ауреля из последних сил не опускать голову, держать её прямо, направляя взгляд не на роскошную ткань ярко-красного платья, не на гранёные багряные камни ожерелья, и даже не на плеть из тугой красной кожи в холеных руках, а в красивое, по-колдовскому молодое лицо с алой усмешкой и жадными глазами.
- Ты же понимаешь, что не сможешь долго сопротивляться, - почти нежно проворковала она, остановившись перед Аурелем в пол-оборота. – Увы, я не могу просто заставить тебя, мне нужно твоё согласие. Но можешь мне поверить – ты согласишься.
Ремённый хвост плети описал в воздухе изящную дугу и вернулся в её руку.
- Мне нужен не раб, а ученик, и я его получу. Я не из тех, кому можно отказать, как ты сам понимаешь. Ты должен благодарить судьбу, что мой выбор пал на тебя, а не упорствовать.
Она внезапно развернулась, заставив Ауреля вздрогнуть, резко шагнула к нему и слегка тронула пересохшие губы пленника рукоятью плети.
- Соглашайся. – И тут вкрадчивый голос зазвенел металлом. - Ты всё равно не выдержишь. Побереги себя, и сократи свои страдания.
- Нет, - прохрипел Аурель, и слова процарапали опухшую гортань. – Ты не сможешь всё время продержать меня так. Моё тело не выдержит, у него есть потребности. Ему надо будет есть, спать... тебе придётся меня отцепить. А своей плетью ты ничего не добьёшься.
- О, на этот счёт не беспокойся, - промурлыкала она, гладя его щёку рукоятью. – Твоё тело слабо, да, но это не беда. У тебя будет столько сил, сколько я захочу. Ты будешь здесь. Дни, недели, месяцы... Пока не образумишься, мой мальчик. У меня есть время. Очень много времени... Гораздо больше, чем у тебя. – Она приблизилась к нему, почти касаясь телом, уперев твёрдую рукоять плети ему в подбородок и отжимая его голову назад, затылком в острый камень. – Мой упрямый мальчик. Ты такой гордый и храбрый, да, тебя не напугать какой-то плетью, что тебе её удар?
Рукоять скользнула ниже, прижимаясь к подбородку, обрисовывая кадык, спустилась по шее и замерла, уткнувшись в ложбинку между ключицами. Красивое лицо было так близко, что на короткий миг Аурелю показалось, будто он проваливается в огромные чёрные зрачки.
- Но почему ты решил, что это обычная плеть?
-----
Узкая тропка то петляла меж деревьев, то прыгала по ямкам, то почти пропадала на каменистых залысинах, то прямой нитью разрезала прогалины. На вершинах холмов, где лето уже уступило свои права осеннему ветру с первым морозцем, она кое-где серебрилась лёгким утренним инеем. Этот же ветер разметал оранжеватый рассветный туман и согнал его в долину, подставив изморозь под набирающее дневную силу солнце.
По этой тропинке Лианна бежала, спотыкаясь о торчащие корни и камни, прикрывая плащом шею, стискивая воротник озябшими пальцами. Бежала по мягкой лесной тропке, по высохшей полевой и хрустящей подмёрзшей, спешила поспеть за стайкой рассветников, беспокойно порхающих впереди и зовущих за собой. Сердце её колотилось в груди, но не быстрый бег заставлял его стучать. Лианна знала, знала – ведь это ни для кого не было тайной – куда ведёт тропка, и куда увлекают её разноголосые красногрудые птички. И, преодолев последний крутой холм, без удивления, но с замиранием сердца остановилась перед высокими, тяжёлыми резными воротами на почерневших от времени кованых петлях. Кровь пульсировала в жилах, дрожь пробирала тело, негнущиеся пальцы сжимали воротник плаща, душа трепетала где-то глубоко в груди. Но никто не встретил девушку, чтобы поглумиться над её страхами – лишь рассветники умолкли, опустились рядком на тонкую ветку иссохшегося дерева у ворот и замерли алыми бусинами на полотне белёсого неба.
2. Игла
Едва слышный сначала, нарастающий в утренней тишине зловещий скрип пробрал Лианну мурашками. Тяжёлые створки огромных ворот дрогнули, пошатнулись, разомкнулись, кованые петли скользнули по оси, две могучие двери разошлись в стороны, разверзаясь высокой аркой в толстой стене из тёмного камня. Лианна вдохнула холодный воздух полной грудью, стиснула плащ и устремилась в провал.
Стук башмаков по каменной кладке за воротами, такой чужой в тишине, врезался в стены и многоголосо вернулся обратно. Лианна не обратила внимания; её взгляд был прикован к высоченному фасаду мрачного замка, тёмным стенам, стройным башням с крошечными бойницами и – дверям из резного дерева у вершины широкой лестницы.
Под дерзкий цокот своих башмаков Лианна пересекла двор и шагнула на потёртые временем ступени.
Едва её нога оторвалась от последней ступеньки, двери раскрылись – на этот раз бесшумно – впуская её в большой зал. Крепче схватившись за ворот плаща, девушка ступила через порог.
Сквозь высокие, узкие окна с потемневшими стёклами едва сочился и без того слабый свет туманного утра; но даже в солнечные дни здесь царил полумрак, и постоянные тени лежали среди могучих колонн, держащих высокий свод. Лианна застыла со вскинутой головой. Мрачная мощь старого замка давила, забирая дыхание. Прочь, прочь! Наружу, на воздух! Но Лианна понимала, что, даже глядя в лицо самой смерти, не сможет отсюда уйти. Её колотившееся сердце чуяло – где-то здесь Аурель.
Краем глаза Лианна заметила, что тяжёлые деревянные створки тронулись с места, закрываясь, вдруг налетел ветер, шквалом врываясь в зал и с грохотом захлопывая их. Лианна подскочила на месте и ринулась было к ним, но застыла опять, услышав медленный, зловещий стук каблуков по чёрному камню. Та, кого она и жаждала, и так боялась увидеть, приближалась, и эхо от её шагов разносилось по стенам, охватывая Лианну ледяными тисками.
Она вынырнула из-под мрачного свода, высокая, красивая, облачённая в длинное красное платье – и с туго сплетённой красной плетью в руке. Подошла, не сводя глаз с оцепеневшей девушки, смерила её холодным взглядом, и ярко-алые губы скривились в снисходительной усмешке.
- Ты послушалась моих вестников и пришла, - голос пробрал Лианну до самого нутра. Мягкий, завораживающий, но с глубоко спрятанным льдом, этот голос заставлял повиноваться. – Давай не тратить время на пустую болтовню. Ты знаешь, что он здесь, и хочешь получить его обратно.
У Лианны хватило сил лишь на кивок.
- Что ж, девочка моя, на твою беду, он мне нужен. Сомневаюсь, что ты сможешь заплатить за него должную цену.
- Я, - воскликнула Лианна, но слова комком встали в горле. – Я заплачу. Сколько Вам нужно?
Рукоять плети резко вскинулась и упёрлась Лианне в подбородок, приподнимая ей голову.
- Госпожа, - голос заставил сердце Лианны пропустить удар.
- Госпожа, - выдавила Лианна, - скажите, сколько нужно, я соберу!
Она рассмеялась, и её смех, отражаясь от стен и переливаясь меж колонн, был и прекрасен, и ужасен одновременно.
- Глупышка! У меня есть больше всякой дребедени, чем ты можешь себе представить. Меня не интересуют богатства этого мира. Но ты можешь оказать мне услугу. Если ты справишься с заданием, сможешь забрать своего ненаглядного с собой.
- Я согласна! Скажите, что мне сделать, госпожа!
- Я объясню. Но хорошо подумай, прежде чем согласиться. Я не позволю тебе играть со мной в игры. Если ты согласишься, то дороги назад уже не будет. Если же ты не справишься, если отступишь, он останется со мной навсегда.
Лианна глубоко вдохнула, набирая полную грудь холодного, безжизненного воздуха.
- Что мне нужно сделать?
- Я покажу.
-----
Аурель сам не понимал, как может стоять на ногах. Жажда склеивала гортань, открыть глаза не было никакой возможности, а тяжесть в голове сменилась пустотой и звоном в ушах. Но ноги почему-то держали, не давали обессиленному телу повиснуть в железных кандалах и ещё сильнее растянуть закованные руки. Всё тело горело от бесчисленных ударов красной плети; напряжение пульсировало в опухших рубцах, и лишь на пересечениях вздувшихся полос стекающие капельки крови жгли кожу, странным образом принося облегчение.
Много судорожных вдохов спустя он всё-таки разлепил глаза, не поднимая головы, и уставился на собственные грудь и живот.
На совершенно целую кожу без единого следа.
-----
Массивная дверь захлопнулась, оставляя Лианну в одинокой тишине небольшой комнаты. Ноги её утопали в толстом красном ковре, глаза едва привыкли к утреннему свету, пробивающемуся сквозь щель в тяжёлых красных портьерах. Комната казалась уютной, но давила этим мрачным уютом, и даже высокий потолок, чёрное бархатное кресло и маленький деревянный столик в тон подлокотникам не приносил облегчения.
Глубоко вдохнув стоялый, но ничем не пахнущий воздух, Лианна шагнула к столику и подняла с него глубокую латунную чашу. Металл уже потемнел от времени, местами ещё светясь золотистым, а местами переходя в зеленоватый, голубой, коричневый, где-то блестел в рассветном солнце, а где-то глотал лучи матовой тёмной патиной. На дне чаши перекатывалась горстка мелких ярко-красных бусин.
Лианна поставила тяжёлую чашу на столик, запустила руку внутрь. Бисеринки текли меж пальцев, щекотали кожу, едва слышно позвякивали, падая обратно на металлическое дно. Пусть и маленькие, но идеально ровные мерцающие шарики.
Она выпустила бисер и подняла со столика плотную красную ткань и деревянные пяльцы.
«Это ткань на воротник для моего нового платья», - ещё раз, но теперь в голове, прозвучал завораживающий голос. «Расшей всю заготовку бисером, и можете оба идти домой. И после не забывай своё милое рукоделие. Пока ты вышиваешь, он будет твоим.»
«Но», - пыталась возразить Лианна, - «этого бисера слишком мало для такого воротника.»
Зловещий смех перебил её.
«О, не волнуйся, девочка, бисер будет пополняться. У тебя будет его столько, сколько тебе понадобится. Ты согласна? Подумай хорошо. Пути назад нет.»
«Да!» - воскликнула Лианна в тот же миг. «Да, я согласна! Я сейчас же начну!»
Волна красного подола взметнулась за развернувшейся хозяйкой, и хлопок двери оставил смятённую девушку одну.
Вышить воротник? Да, это будет долго, много дней, а может, и недель – но Лианна справится. Недаром её тонкие, нежные пальчики слыли самыми ловкими во всей деревне, когда дело касалось бисера, недаром другие рукодельницы шли к ней за советом и помощью со своими расшитыми изделиями. Она украсит бисером воротник, и сделает это быстро, ведь каждый миг промедления приносит страдания Аурелю. А он где-то здесь, близко – и в то же время далеко, это ей говорило трепещущее сердце.
Присев на кресло и положив воротник и пяльцы на столик, Лианна взялась за последний предмет, стоящий на нём – небольшую шкатулку из резного дерева.
Она тяжело легла на колени, острые края впились в ноги. Шкатулка была усеяна витиеватыми узорами, все четыре бока и крышка покрыты переплетением деревянной вязи. На первый взгляд буйство рельефов не несло никакого смысла, но чем больше Лианна вглядывалась в узорчатую поверхность, тем больше открывалось ей. Выпуклости и углубления смешивались в беспорядочных завихрениях, и под пристальным взглядом, казалось, начинали оживать, двигаться, превращаться в невиданных мерзких тварей, которые слились то ли в страшном танце, то ли в смертельной схватке. Вот длинный виток – не тело ли это ядовитой змеи огибает сосуд, а этот крошечный сучок – не глаз ли дракона, дышащего пламенем? Плыли перед глазами отвратительные химеры, перетекая одна в другую; безобразные существа будто стремились в сумраке комнаты соскочить со шкатулки и обвить руки, держащие их, и впиться в них жадными клыками.
Лианна бухнула шкатулку на столик, вскочила, распахнула шторы, и утреннее солнце хлынуло в комнату, разогнав багровый полумрак и залив кресло и столик ярким светом.
- Я смогу! – воскликнула она, чтобы собственный голос разорвал одинокую тишину комнаты. – Я смогу!
Она глубоко вдохнула, вернулась в кресло и откинула крышку шкатулки.
Там, в мягких гнёздышках из красного бархата, лежало всё необходимое – длинные тонкие игла в маленькой подушечке, ножнички из воронёной стали, моток полупрозрачной нити из крепчайшего шёлка, и в самом низу, на дне, сложенный вчетверо коврик – тоже из бархата, но чёрного.
Ловкими, привычными движениями Лианна разложила всё на столике, разгладила коврик, вдела нить, опустила руку в латунную чашу, высыпала на коврик щепотку красных бусинок. Пяльцы легко растянули ткань воротника и удобно легли на колени, крошечный шарик будто сам вскочил на иглу.
Первый стежок, с уголка, чтобы бисерные рядки легли ровнёхонько один к другому, бусинка к бусинке, чтобы наклон красных стекляшек повторял косую линию воротника. Всё своё терпение, всё умение, всю ловкость рук отдаст Лианна на то, чтобы это изделие вышло прекрасным. Оно – свобода Ауреля.
Пять стежков вокруг первой бусинки, хоть двух всегда хватало, но нет, пусть покрепче будет начало рядка, потом ещё стежок, ещё... Как легко бисер нижется на иголку, будто сам подскакивает с коврика, да какие в нём дырочки – ни одной, в которой застревает тонкая иголка, ни одной слишком маленькой или большой, ни одной кривой бусинки, способной нарушить бороздки вышитых рядов. Совсем не то, что дешёвый бисер с рынка, или даже подороже с осенней ярмарки, к которому привыкла Лианна.
Тревога чуть отпустила девушку, занятую любимыми делом; монотонные движения пальцев усмирили колотившееся сердце, выровняли дыхание, укутали уютным пологом красивой работы.
- Аурель, - раз за разом шептала Лианна, вкалывая иглу с новой бусинкой в красную ткань. – Держись, Аурель!
Ловко и привычно работали чуткие пальцы искусной рукодельницы, одна бусинка клонилась точно к другой, в оконном свете переливались аккуратные рядки. Работа спорилась в опытных руках, горстка бисера быстро уменьшалась. Солнце поднялось выше и нырнуло за крышу замка, когда на дне латунной чаши осталась лишь щепоть.
Лианна опустила пяльцы и перевела дыхание. Глядя на чашу, сказала сама себе:
- Скоро бисер кончится. И как теперь?
Она не успела договорить, как игла выскользнула из её пальцев, взвилась в воздух, натягивая шёлковую нить, и на всю свою длину вонзилась ей в палец, прямо под ноготь.
Лианна вскрикнула, отдёрнула руку, и тут же игла выскочила обратно, вырывая из-под ногтя капельки крови. Эти капли алой россыпью повисли в воздухе, закружились, завертелись и с едва слышным звоном скатились в латунную чашу крошечными стеклянными бусинами.
3. Стекло
Тяжёлое железо браслетов, казалось, уже протёрло опухшую, воспалённую кожу на запястьях и впилось в кости, давя на них грубыми краями. Боль в растянутых плечах, до этого ноющая, превратилась в острую, малейшее движение отдавало вспышкой огня, текущего в грудь. Вся кожа горела, как после ожога, пусть на ней не было видно ни следа; и неясно было, что тут колдовской обман – то ли боль, грызущая нетронутое тело, то ли морок, скрывший бесчисленные раны. В темноте подземелья, разрываемой только пятью факелами на стенах, дни и ночи сменялись, ничем не отличаясь друг от друга; то время тянулось, то стремительно бежало, и лишь собственное тяжёлое дыхание было для Ауреля часами, отмеряющими бесконечность.
Он прислонился спиной к холодному шершавому камню, чтобы хоть как-то удержаться на ногах. От жажды мутилось сознание, перед глазами плавали разноцветные круги, а все мысли соединились в одну-единственную: «Я умру здесь. Я умру, и она ничего не добьётся.»
Едва различимая затуманенным зрением, перед ним маячила фигура в красном платье. Плеть с каждым взмахом рассекала воздух яркими росчерками.
- Строптивец, - ледяной насмешливый голос пробрал до самого нутра. – Ты думаешь, что можешь противостоять мне? Наивный мальчишка! Надеешься, что жизнь покинет тебя раньше, чем ты сдашься? Глупец!
Красная плеть в который раз взвилась в воздух и врезалась Аурелю в живот, впилась в кожу, оттяжкой прочертила всю длину и скользнула прочь, оставляя длинный жгучий след. Жар ворвался в тело, Аурель вскинулся, хватая воздух, но опухшее горло превратило крик в слабый хрип. Тонкие струйки крови гирляндой устремились вниз, но пропали, будто впитываясь в испещрённую невидимыми ранами кожу. И тут же обрушился следующий удар, наискось пересекая первый, разбрызгивая кровь мелкими алыми каплями, исчезающими в воздухе.
Аурель крепче вжался в стену и стиснул зубы, но стон всё-таки вырвался из его груди. Довольный злорадный смех был ему ответом.
- Ты слишком много мнишь о себе, самонадеянный упрямец. Ты всё равно сдашься, рано или поздно. Я дам тебе время хорошо подумать. Однако, чтобы тебе тут не было одиноко в размышлениях, я позволю тебе немного развлечься.
Она отошла на пару шагов, и ещё один взмах плети явил перед Аурелем зеркало – большое, в полный рост, в тяжёлой золотой оправе с массивными фигурными ножками.
Тусклое от времени стекло отражало его самого, как он был, без прикрас, дрожащего от боли и слабости, с измождённым лицом и потрескавшимися губами, и – исполосованного кровоточащими ранами от плети на груди и животе.
- Красавчик, правда? Посмотри на себя, - язвительный голос заставил его вздрогнуть и перевести взгляд на неё. – Но это невыносимо скучно. Я же знаю, что ты не станешь любоваться самим собой, купаясь в своей смешной гордости. Ты хочешь знать, как там поживает твоя девчонка.
У Ауреля перехватило дыхание.
- Где она? Что с ней? – хотел он воскликнуть, но вырвалось лишь прерывистое сипение.
- Эта дурочка прибежала сюда. Она пытается поиграть в спасительницу и вызволить тебя. Ну что ж, мне стала интересна эта игра. Девчонка вышивает бисером, чтобы заплатить за тебя выкуп. Я обещала отпустить тебя с ней в обмен на вышивание. И сдержу своё слово, потому что это так мило. Если ты соскучился по своей подружке, то можешь пожелать увидеть её, и зеркало покажет. Бедняжка очень старается, но такими темпами ей надо будет ещё очень долго.
Лианна! Лианна! Пытаясь прогнать пелену перед глазами, Аурель впился взглядом в зеркало. Где ты, Лианна?
Мутная поверхность замерцала, подёрнулась рябью, заколыхалась. Тёмное золото рамы посветлело, стекло дрогнуло и проявилось. Едва угадывая пока ещё неясные черты, Аурель вдруг вздохнул свободнее, свежий воздух наполнил лёгкие, голова прояснилась, жажда куда-то пропала, и вместе с возникшим портретом в тело пришла лёгкость, оно наполнилось силой и покоем, о которых Аурель уже забыл, а боль – боль ушла, исчезла, будто растворилась в стекле. Зеркальная гладь прояснилась и открыла вид в полутёмную комнату, убранную в красно-чёрных тонах, узкую полосу света из окна и девушку в кресле с пяльцами на коленях.
Лианна сидела сгорбившись, склонившись над рукоделием. Её лицо покрыла болезненная бледность, глаза опухли, губы сжались в плотную линию. Руки чуть подрагивали, когда остриё иглы пыталось прицелиться к точке следующего стежка. Затаив дыхание, Аурель наблюдал, как нежные девичьи пальцы осторожно перебирают ткань и вкалывают иголку рядом с последней крошечной бусинкой. Как заворожённый смотрел он на девушку, боясь лишним движением спугнуть колдовское видение. Одна бусинка, другая, третья. Коротко вышивальщица отвлеклась от работы и бросила быстрый взгляд на бархатный коврик с редеющей щепоткой красных бусин и латунную чашу, стоящую на столике перед ней.
В тот же миг тонкая острая игла выскользнула из её пальцев, взвилась в воздух и устремилась к руке, на всей скорости впиваясь глубоко под ноготь. Лианна вскочила, беззвучно вскрикнула, затрясла рукой, игла выдернулась наружу, а за ней – маленький ручеёк алых бусин, неслышно ссыпающихся в чашу. Аурель сам не понял, как тоже закричал, рванул к зеркалу, до предела натягивая цепи – и тут зеркало погасло, скрывая за туманным стеклом и тёмную комнату, и бусины в чаше, и залитое слезами лицо дрожащей девушки.
Боль нахлынула сразу же, как только исчезло видение, шквалом ворвалась в разбитое тело, растянула мышцы, вывернула суставы, огнём обдала кожу. С ней вернулась и жажда, горячим песком прошлась по нёбу и языку, заскребла в гортани. Голова закружилась, желудок схватило, сведённые судорогой ноги, казалось, вот-вот перестанут держать. Аурель задёргался в цепях, хватая воздух, пересушенным горлом извергая проклятия.
Смех пробился сквозь заложенные уши, удар плети наотмашь по щеке взорвался новой резкой болью и заставил его замолчать.
- Нравится? Ты сможешь видеть свою девчонку, когда захочешь, когда соскучишься по ней. Или когда тебе надоест боль. Только пожелай, и зеркало покажет её. А захочешь – закроется снова. Твой выбор, упрямец. Не скучай, развлекайся.
Оставшись один, Аурель не мог отвести глаз от своего отражения в колдовском зеркале. От своего измученного тела, рёбер, обтянутых кожей, пересохших губ и потухшего взгляда. От бесчисленных вздувшихся полос с подсохшей кровью на всём теле и от свежей, от скулы к губам, из которой алые капли стекали по распухшей щеке. Он тотчас же отдал бы эту кровь, да пусть хоть всю, чтобы наполнить латунную чашу, чтобы не видеть больше безмолвного крика Лианны, когда игла входит ей в палец. Но в то же время он понимал, что скоро обязательно посмотрит. Очень скоро, когда тоска по милому лицу пересилит ужас, когда одиночество затуманит мозг, когда боль станет невыносимой и окажется сильнее сострадания. Не сможет не посмотреть.
-----
Лианна потеряла счёт рассветам и закатам, встреченным в чёрно-красной комнате. В очередной раз солнце клонилось к горизонту, погружая комнату в непроглядную темноту. Лишь в окне виднелись вершины далёких холмов, ещё подсвеченные глубоким розовым цветом заката.
Ровные бисерные ряды слабо мерцали в неярком пламени свечей в латунном канделябре. Пять маленьких огоньков дрожали и трещали на фитильках, вырывая из вечернего мрака девушку и её рукоделие. Восковые слёзы текли, обгоняя друг друга, чёрные нити сажи складывались в таинственную вязь, мягкие наплывы собирались на краях латунных чашечек. Пламя средней свечки вдруг дрогнуло, затрепетало, погасло – и вспыхнуло вновь, выше остальных, жаром выплавляя макушку и сгибая слишком длинный фитилёк книзу. Пальцы Лианны привычно скользили по бусинам, держали пяльцы, вели иглу – но при этом медленно, будто плохо слушались её, или каждое движение причиняло ей сильную боль. Время от времени она вздрагивала, встряхивала руку, перехватывала свою работу ещё бережнее, или вообще опускала на колени и со вздохом касалась пальцев одной руки другими. Осторожно нажимала на опухшие, саднящие подушечки, трогала раны под посиневшими ногтями, покрытые спёкшейся кровью. Потом плотнее сжимала губы и снова бралась за иглу.
- Аурель, - прошептала она, иглой подхватывая очередную бусинку с бархатного коврика, - Аурель, потерпи, осталось недолго, - иголка вошла в натянутую красную ткань и в следующем стежке обхватила бусинку прочной нитью. – Потерпи ещё немного, потерпи.
Вечерний свет за окном окончательно померк, потухло багровое марево, заливавшее поросшие лесом холмы. Темнота охватила комнату и провал окна, теперь тёмно-синий, только пять свечей отбрасывали неровный свет на рукоделие, переливаясь на стеклянных бусинах.
В очередной раз игла выскользнула из непослушных пальцев. Быстрым движением Лианна попыталась схватить её, но тщетно – тонкая сталь взвилась в воздух, нацелившись на неё.
- Нет! – воскликнула девушка, отпрянув назад, - нет, нет! Не надо! Бисер же ещё есть!
Слёзы сами вырвались наружу и потекли по щекам, дыхание перехватило, в горле встал ком. За что, за что? В чаше ещё достаточно бисера, неужели опять?...
– Не хочу!
Она не успела вымолвить горестную просьбу, как по комнате прошёлся вихрь. Шторы рванули от окна, кресло и столик затряслись, шкатулка подпрыгнула и перевернулась, содержимое хлынуло по столу, ссыпаясь вниз. Игольная подушечка шмякнулась о пол, моток шёлковых нитей покатился по столешнице, воронёные ножнички спрыгнули с края и впились остриём в ногу девушки. Лианна вскрикнула, подтянула ноги, вцепившись в подлокотники – и в тот же момент катушка с шёлком взлетела, устремилась к ней и завертелась, крепко-накрепко приматывая руки и пальцы девушки к гладкому дереву.
Тщетно пыталась она высвободить руки, тщетно всеми силами дёргала за неразрывные нити. Тонкий шёлк врезался в нежную кожу, глубокими бороздами вгрызся в плоть и сразу же окрасился кровью. Неразрывные нити держали руки по локоть, пропитавшись сочившейся кровью, прорезав кожу на пальцах почти до костей. Игольная подушечка подпрыгнула на полу, иглы выскочили, взлетели, впились под ногти, а потом ещё раз, ещё, до ушка заходя вглубь, вырывая на выходе струи крови, ссыпая в латунную чашу водопад алых бусин. Лианна забилась в кресле, её крики смешались с рыданиями, отчаянные мольбы, сбитые безудержными всхлипами, заметались по чёрно-красной комнате. Кресло зашаталось, не устояло, опрокинулось, и удар головой о каменный пол наконец накрыл девушку спасительным беспамятством.
-----
Аурель тяжело дышал, уставившись в одну точку. Ноги уже не держали его, он повис в цепях, выворачивая плечи и запястья, его сердце бешено колотилось, всё в сознании спуталось и голова перестала работать. Он не видел перед собой ничего, кроме гладко вытоптанного камня, и не мог связать ни одной мысли. Даже постоянная боль вроде как отступила; её место заняла исступлённая, беспомощная ненависть.
Зеркало уже потухло, но то, что оно так охотно показало, ещё стояло у Ауреля перед глазами; и сейчас он согласился бы вытерпеть любую боль, только чтобы стереть из памяти увиденное. Но он был лишён и этого; рукоять плети упёрлась в подбородок и подняла его голову.
- Что, не хочешь знать цену своему упрямству? А ведь цена есть всему. Девчонка согласилась отдавать за тебя свою кровь, пока ты тут строишь из себя героя и смельчака. Как же вы смешны, глупые человечки. Ты видел, на что она готова ради тебя. Посмотрим, насколько её хватит. Не волнуйся, я сдержу своё обещание. Древни силы не позволяют бросаться словами. Но вы ещё поймёте, насколько вы жалки.
Она отступила на шаг и замахнулась опять. Плеть ярким росчерком взлетела в воздух и наискось прочертила по груди, опалив новой болью. Второй удар пересёк свежий рубец, третий лёг ниже, пройдясь по животу. Аурель дёрнулся, и растянутые плечи взорвались новой волной боли.
- Вставай на ноги, не то ты вывихнешь себе руки. И не делай вид, что не можешь стоять. Магия питает тебя. Так что поднимайся. Твоё сопротивление сделает всё только хуже. – Она наклонилась к нему, лицом к лицу, так, что стал виден блеск ярко-алых губ, а глаза отразили пламя факелов. – И ей тоже.
Тугой красный хвост плети полоснул по бёдрам. Резкая боль вонзилась в мышцы, протекла вглубь и разлилась по коленям , скручиваясь в тугие пружины и распрямляя ноги неведомой силой. Цепи ослабли, уже не сдерживая вес тела.
Против воли поднимаясь, Аурель вдохнул полной грудью, впуская безжизненный воздух в пересушенное горло. Она сделает с ним, что захочет. Он не сможет даже умереть...
- Вот видишь. Ты зря противишься мне. Сам не понимаешь своего счастья. Тебе надо лишь дать мне клятву верности, произнести пару слов, и заклинание сделает всё остальное. Со временем ты обретёшь могущество, тёмные силы станут подвластны тебе, и впридачу – покой. Покой души, и никто и ничто больше не посмеет тревожить тебя. А эта девчонка сможет вернуться в свою деревню и забыть обо всём, как о страшном сне. И ты забудешь. Тебе будет хорошо, обещаю. Подумай над этим. Но думай побыстрее.
Она развернулась так резко, что Аурель стиснул зубы, ожидая следующий удар. Но его не последовало; она одним плавным движением подобрала платье и быстро вышла из каменной темницы.
«Не потревожит», - мысленно повторял Аурель, цепляясь сознанием за реальность, прочь от завораживающего голоса, ещё звучащего в голове. «Покой души. Конечно, ведь души у меня уже не будет. Ничто не сможет затронуть совесть, если её нет. Лианна! Лианна!»
Он много отдал бы за то, чтобы потерять сознание хотя бы на время. А лучше – насовсем... Чтобы не быть заложником колдовского чудовища, чтобы Лианна не лила за него кровь в латунную чашу, чтобы в память снова и снова не врывались её крики, когда иглы вонзаются ей в пальцы... Но ему не дано было такой милости – каждый раз, когда его сознание мутилось, боль в кровоточащих рубцах вспыхивала заново, возвращая его в одиночество мрачного подземелья.
-----
Вначале боль вспыхнула в голове. Где-то сзади и сверху, в затылке, пульсируя в черепе, будто от треснул пополам. Лианна попыталась вздохнуть, но из груди вырвался лишь слабый стон. Глаза с трудом открылись; в поле зрения был только высокий каменный потолок и кусок красной портьеры. Она хотела поднять руки, чтобы ощупать голову – и тут изрезанная плоть взорвалась острой болью, будто ножи прошили руки до локтей. Пальцы отказывались гнуться, растягивая тонкие линии запёкшейся крови на порезах.
Лианна всхлипнула, втянула воздух сквозь стиснутые зубы, и осторожно пошевелила ногами, всё ещё задранными вверх на сиденье опрокинутого кресла. Затёкшие ноги слушались плохо, но всё-таки неуклюже перевалились на сторону, и Лианна смогла перекатиться на бок, а потом, неловко помогая себе локтями, встать на четвереньки. Всё тело закоченело от холода и неудобной позы, в которой она пролежала, наверное, до глубокой ночи – от свечей остались лишь пять жалких огарков, чашечки канделябра заплыли горками воска, фитильки едва теплились, готовые нырнуть в восковые лужицы. Надо подняться, подумала Лианна. Обязательно подняться, пока ещё есть свет, иначе придётся искать новые свечи наощупь, прокладывая путь больными руками в полной темноте зловещего каменного замка. Страх придал ей сил; она встала на дрожащие ноги, сделала шаг, другой... Крышка ларя с запасными свечами поддалась с трудом, но Лианна успела зажечь новую свечу от умирающего фитилька последнего огарка. У неё не было сил выковыривать остатки воска из канделябра, и она просто воткнула новую свечу в ещё мягкую ямку в средней чашечке. Хватит пока одной... Скоро рассветёт, а потом, как только будет достаточно светло – за вышивание. Лианна ещё не знала, как будет держать иглу и крошечные бусинки онемевшими от боли пальцами; но свой выбор она сделала уже давно. Сможет.
Пятый фитилёк упал в воск, напоследок вспыхнув и высветив шкатулку, мирно стоящую на столике, подушечку с воткнутыми иглами, моток шёлка... будто Лианне привиделись нити, яростно врезающиеся в плоть - но нет, руки были исполосованы тонкими, чуть затянувшимися параллельными ранами, шрамы от которых уже не сойдут никогда. А рядом со шкатулкой – латунную чашу, до половины наполненную красным бисером. Может быть, его хватит, подумала Лианна. Хватит до конца воротника... но даже если нет, то хотя бы почти... почти...?
Одинокая свеча в запачканном воском канделябре плакала чёрными слезами.
4. Канва
Красная бусинка вскочила на дрожащую иглу, скользнула по шёлковой нити, легла в рядок. Пятью стежками, крепко-накрепко, Лианна пришила эту последнюю бусину. Ровные рядки блестели и переливались на солнце, бросая алые блики, крошечные шарики лежали один к одному, потяжелевшая ткань, освободившись из пяльцев, мягко обтекала руки.
Лианна расстелила готовый воротник на столике, вколола иглу в игольницу, сложила всё в шкатулку. Откинулась в кресле и глубоко-глубоко вздохнула.
И что теперь? Сдержит слово? Отпустит Ауреля?
Внезапная слабость накатила на измождённую девушку. Вроде камень свалился, но нет, рано, рано радоваться, это ещё не конец пути, это Лианна положила тяжкую ношу наземь, чтобы перевести дух, а потом опять взвалить её на плечи. Не знает, не может знать, что ждёт впереди. Но уверена в одном – Аурель никогда не должен узнать цену своей свободы.
Дверь распахнулась внезапно, испугав тихо сидящую девушку. В дверной проём шагнула она – на этот раз не в ярком, а в тёмно-красном платье, лишь драгоценные камни на шее и тугая плеть остались теми же.
Она подошла к съёжившейся Лианне, сверху вниз осмотрела расшитый воротник, коснулась хвостом плети. Хмыкнула непонятно.
- Что ж, ты меня удивила. Не ожидала, что ты окажешься настолько упорной. Значит, судьба. Можешь забрать его с собой. Идём.
Сердце Лианны ёкнуло, и тут-то наконец радость охватила её. Домой, скорее домой! Самое страшное позади, и хоть она чуть не потеряла надежду, что её страдания были напрасны, но колдовские силы не дали нарушить слова. Они с Аурелем свободны!
- Даже жаль тебя отпускать, ты мне нравишься. Но я уверена, что ты меня не забудешь, девочка. Вспоминай, когда будешь тешиться своим бисером.
-----
Свои силы давно покинули Ауреля. Только злые чары держали почти сдавшееся тело, только колдовство вздымало грудь для следующего глотка безжизненного воздуха. Казалось, даже кровь перестала бежать по венам и застыла, как застывали алые капли, превращаясь в стеклянный бисер.
Шаги, гулким эхом отдающиеся от сводов длинных коридоров, оставили его равнодушным; он пробыл в цепях слишком долго, чтобы ещё на что-то надеяться.
Она подошла очень медленно, будто нехотя, будто специально растягивая время до того момента, когда приблизится на расстояние удара. Аурель даже не шевельнулся; тупое оцепенение охватило его, и даже этот удар поперёк живота не заставил его посмотреть на неё.
- У меня для тебя новости. Если перестанешь заниматься трогательным самокопанием, то поделюсь.
Лианна? Что-нибудь с ней? Аурель всё-таки заставил себя поднять голову и разомкнуть веки.
- Твоя девчонка оказалась такой же упрямой, как ты. Она таки вышила воротник. Я дарю тебя ей. Можешь идти. Придётся мне поискать более покладистого ученика. Но помни – ты всегда можешь передумать и вернуться.
Аурель вскинулся и напрягся. Ложь? Не может же это быть правдой, наверняка лишь жестокая ложь, которая поднимет его на вершину мимолётной радости, чтобы тем больнее швырнуть обратно вниз. Он ещё не успел до конца поверить, как плеть взлетела в воздух, но удара не последовало. Красный хвост скользнул по кандалам, и они распались, с лязгом падая на пол. Тут же колдовская сила покинула ноги, они подогнулись, и Аурель рухнул, упершись ладонями в каменную кладку.
- Да ты, похоже, даже стоять не можешь. Слабак! Так и быть, помогу, не то тебе придётся ползти отсюда на четвереньках. Это было бы забавным зрелищем, но ты мне надоел. Хочется уже избавиться от тебя поскорее.
Хвост плети лёг ему на спину лёгким, почти нежным мазком, тело налилось силой, и он всё-таки смог подняться. Плеть взлетела ещё раз, обвила шею, сдавила горло, потянула за собой, и обессиленный Аурель поплёлся следом.
-----
Лианна с трудом поверила своим глазам, когда наконец увидела Ауреля. Влекомый обвитой вокруг шеи плетью, он ковылял, шатаясь, останавливаясь, но всё-таки оставаясь на ногах. Лианна хотела было броситься ему на шею, заключить в объятия, но оробела под холодным, пристальным взглядом.
- Теперь голубки опять вместе. Как мило. У меня есть подарок для тебя, глупышка.
Красный хвост плети соскользнул с шеи Ауреля, взлетел в воздух и явил в руку хозяйке шкатулку из резного дерева. Дрожащими руками Лианна приняла, прижала к груди отвратительный предмет, но не посмела возразить. Скорей, скорей подальше отсюда, вон из мрачных стен, домой. Тяжёлые двери замка, а затем и ворота, распахнулись, взмах плети указал им путь, и Лианна с Аурелем без оглядки бросились прочь.
-----
Обратно по тропинкам – мягким, каменистым, высохшим, подмёрзшим – по холмам, по прогалинам, через лес торопилась Лианна, спотыкаясь о торчащие корни и шарахаясь от выступающих сучьев. Не чувствуя холода в тонком плаще, жмурясь от по-осеннему низкого полуденного солнца, больными руками сжимая резную шкатулку. Острые углы царапали кожу, впивались в израненные руки, кололи плохо затянувшиеся раны. Со всех ног бежала Лианна обратно в деревню.
А вот и овраг по пути, недалеко от тропинки, густо заросший кустами и бурьяном, тот самый, про который знатоки говорили, что он кишмя кишит ядовитыми змеями и прочей гадостью, и ни одна живая душа не сунется туда даже под страхом смерти, ибо там смерть настигнет ещё скорее, и безопаснее встретить в лесу косолапого или набрести на стаю волков, чем сунуться в овраг к ползучим гадам. Крутой обрыв, а далеко внизу – гибельный зелёный бурьян. Далеко-далеко размахнулась Лианна, с плеча, стиснув зубы и превозмогая боль в руке, и изо всех сил швырнула ненавистную шкатулку в змеиную обитель. Никто и никогда не ступит на дно этого оврага, никто не найдёт злосчастную шкатулку, не станет жертвой безжалостных колдовских игл, не принесёт свою кровь в жертву тёмным чарам. И тут же легко-легко и спокойно стало на душе, и отлегло от сердца, и дышаться стало свободнее, будто солнце с утра заглянуло в окно и развеяло осенний туман. С новыми силами устремилась Лианна домой, по знакомым тропкам, под ещё тёплым солнцем, избавившись от злой ноши, и усталые ноги радостно несли её к родному дому.
5. Рама
Пировала вся деревня. Разноцветные убранства пестрили на домах, столах и лавках, столы ломились от обилия всевозможных блюд, праздничные бокалы из настоящего стекла сверкали в послеполуденном солнце, уже слабом, но всё ещё дарящем последнее тепло поздней осени. Тут были и варёные-жареные-солёные овощи, и выпечка из свежей муки, и куры, запечённые с разнообразными фруктами, и даже три барашка, изжаренные на вертеле и поданные в том вкуснейшем соусе, секретом которого старостина жена никак не желала делиться. И напитков не берегли – не летний травяной чай, а осеннее молодое вино наполняло бокалы, да и пиво лилось рекой, большими кружками гуляя по рукам. Музыканты не успевали откусить очередное лакомство, как их тут же утягивали обратно к инструментам; сельчане, особенно молодёжь, стаптывали башмаки в безудержном переплясе. Парни с задорными вскриками скакали и кувыркались под музыку не хуже заезжих скоморохов, что выступают на городских праздниках, девушки кружили яркими платьями в быстрых хороводах. Вся деревня пела и плясала и веселилась от души, на один день забыв о тяжёлом труде летней страды и грядущих невзгодах долгой зимы.
Лианна глядела на лихие пляски с тихим умиротворением. Веселье односельчан радовало глаз, отгоняло мрачные думы и облегчало сердце. Тихонько, для себя, подпевала она голосистым девушкам, её ноги сами притопывали в такт музыке. Богатые яства принесли довольную сытость, потехи односельчан ненадолго вселили в душу безмятежность. Отойдя в сторонку, где живая музыка уже не дёргала руки и ноги залихватским ритмом, а просто звучала беззаботно и весело, Лианна наблюдала за пением и танцами, и впервые за долгое время на душе её был покой.
До самой темноты длилось веселье, давно уже село осеннее солнце, когда сельчане вместе принялись за уборку праздничных столов. Ни одна рука не оставалась пустой, ни одна нога не стояла без дела. Туда-сюда сновали дружные помощники, прятались в погреба остатки еды и питья, мылась посуда, разбирались столы и лавки. Бережно собирались праздничные украшения до следующего раза, кое-кто уже и сменил парадное платье на рабочую одежду. Глубокой ночью разбрелись уставшие сельчане по домам, чтобы урвать немного сна до первых петухов, не знавших ни будней, ни праздников. И Лианна – наконец-то дома! – укладываясь в родную постель, в первый раз за долгое время вздохнула с облегчением, предвкушая глубокий, спокойный сон и радостное деревенское утро.
-----
Шорох ли это был, или стук, что разбудил Лианну среди ночи? Девушка вскинулась в постели, прислушалась. Всё ли тихо в темноте, или какие-то едва слышные звуки будоражат душу, будто шелест чьих-то крыльев и скрип половиц под невидимыми ногами, будто шептание голосов отовсюду? Лианна схватила покрепче тёплое одеяло, и тут же на глаза навернулись слёзы, когда боль прострелила изрезанные руки. Шёпот нарастал, вот уже это бормотание, ещё чуть-чуть – и можно будет разобрать слова, но пока оно со всех сторон сразу, от стен, потолка, пола, да вроде и в голове, а потом бесформенное ворчание распадается на разные оттенки, и вот уже слышны отдельные слова.
«Лианна! Лианна!» - вырвалось из общего бурления, и с замиранием сердца девушка узнала ненавистный вкрадчивый голос. «Не бросай вышивание! Вспомни условие!»
- Нет, нет, нет, - зашептала девушка, вжимаясь в подушки. – Я, наверное, сплю, и это дурной сон!
«Лианна, Лианна, что же ты нарушаешь клятву, когда я держу свою? Вспомни, Лианна – пока ты вышиваешь, он будет твоим!»
Откуда, откуда завораживающий колдовской голос? Зябко ёжась, Лианна завертела головой. Нет никого, будто ниоткуда звучит страшный голос, и вроде бесформенные тени шастают по тёмной избе. Вдруг ставни пошатнулись, скрипнули и распахнулись, будто от ветра, высвечивая лунной дорожкой дощатый пол, стол у окна и – Лианна содрогнулась – резную шкатулку на нём, шкатулку, покрытую жуткими узорами, и с уже откинутой крышкой.
Будто во сне, не чувствуя ночного холода, Лианна выбралась из постели, медленно прошла к столу, оглядела шкатулку, осторожно коснулась крышки... голоса зазвучали громче, ещё громче, перебивая друг друга, слились в неразборчивый гомон, лишь один холодный насмешливый голос вырывался из общего шума.
«Умница, девочка! Давай, вышивай! И он будет твоим... будет твоим... будет твоим...»
Лианна протянула дрожащие руки к шкатулке, бережно взяла больными пальцами игольную подушечку и коврик. Присела на краешек стула. Не было латунной чаши, но прямо в шкатулке, в мешочке, лежала горстка разноцветного стеклянного бисера. Лианна тронула его пальцами, запустила саднящие пальцы внутрь, ухватила щепотку, уронила обратно...
Коврик выскользнул из её руки и сам расстелился на столе, игольница вырвалась и упала сверху, крышка шкатулки задрожала. Лианна вскрикнула, собралась захлопнуть её – но тут подушечка запрыгала по столу, коврик затрепетал, шкатулка заскрипела... вылетев из подушечки, нацелившись на Лианну, в воздух взмыла игла.
На игле
ведет прозрачным шелком
во сне иль наяву
стежком пронзая колким
узор через канву
покуда не иссякла
дань отдавая злу
за каплей нижет каплю
на тонкую иглу
1. Нить
Лианна проснулась резко, тревожно, вскинувшись на кровати, когда рассвет уже давно пробился сквозь занавешенные окна с ещё по-летнему открытыми ставнями. В первое мгновение не поняла, что её разбудило, потом услышала – трепыхание и стук в оконное стекло, взмахи маленьких крылышек, удары клювиков и когтей. Пять красногрудых рассветников, бьющихся в окно, пять ярко-алых пятнышек в утренней мгле.
Затворы поддались сразу же, девушка распахнула окно, впустив влажную прохладу, шугнула птичек – но они, вильнув вокруг её рук, ворвались в комнату и закружились беспорядочным вихрем, забились о стены, потолок, запутались в занавесках, заметались, мешая друг другу. Но ни один из певцов с переливчатым звонким голоском не издал ни звука. Лишь когда ажурная деревянная шкатулка с бисером и иглами сорвалась с полки под ударами крыльев, вся стайка испустила горестный писк и выпорхнула в окно.
С глухим стуком шкатулка упала на дощатый пол избы, крышка отскочила, иглы высыпались, а мелкий бисер разноцветным потоком хлынул под ноги застывшей, замеревшей, онемевшей девушке. Блестящие бусинки закружились в пёстром танце, то сбиваясь в кучки, то разбегаясь по сторонам, спотыкаясь о щели гладко струганых досок, обгоняя друг дружку в радужном танце, потом замедлились и остановились, сложившись в неровные буквы: Аурель.
Девушка вскрикнула, рухнула на колени, протянула пальцы к дрожащей надписи, коснулась, разбивая её – но стекляшки тотчас же собрались обратно, являя дорогое сердцу имя.
- Аурель! – воскликнула Лианна, не веря своим глазам. – Аурель! Что с ним? – но сомнений не было ни на миг. Непослушными пальцами она скинула ночную рубашку, натянула чулки, платье, набросила дорожный плащ, вскочила в башмачки – и ринулась прочь из дома, хлопнув дверью.
-----
Боль в плечах, острая, тягучая, за последние часы проникла глубже, протекла в грудь, забралась под лопатки. То ли это каменные глыбы низкого свода давили на сознание, то ли тяжёлые цепи растягивали в стороны, врезаясь браслетами в онемевшие запястья. Ноги дрожали от усталости и напряжения, в горле скребла жажда, и можно было подумать, что сознание вот-вот помутится, и колени подкосятся, отказываясь держать. Но почему-то Аурелю казалось, что это не обычное изнеможение от неудобной позы, и в глубине души, не желая верить, он чувствовал, что сможет так простоять невероятно долго... Столько, сколько будет надо. Насколько хватит биения сердца, хватит воздуха, несмотря на каменные стены вокруг свежего – лишённой запахов мёртвой свежестью безмолвной ледяной пустыни.
Она расхаживала взад-вперёд, делая шаги нарочито медленно, цокая подкованными каблучками туфель на стройных ногах по гладко вытоптанной кладке каменного пола. Непримиримая злость заставляла Ауреля из последних сил не опускать голову, держать её прямо, направляя взгляд не на роскошную ткань ярко-красного платья, не на гранёные багряные камни ожерелья, и даже не на плеть из тугой красной кожи в холеных руках, а в красивое, по-колдовскому молодое лицо с алой усмешкой и жадными глазами.
- Ты же понимаешь, что не сможешь долго сопротивляться, - почти нежно проворковала она, остановившись перед Аурелем в пол-оборота. – Увы, я не могу просто заставить тебя, мне нужно твоё согласие. Но можешь мне поверить – ты согласишься.
Ремённый хвост плети описал в воздухе изящную дугу и вернулся в её руку.
- Мне нужен не раб, а ученик, и я его получу. Я не из тех, кому можно отказать, как ты сам понимаешь. Ты должен благодарить судьбу, что мой выбор пал на тебя, а не упорствовать.
Она внезапно развернулась, заставив Ауреля вздрогнуть, резко шагнула к нему и слегка тронула пересохшие губы пленника рукоятью плети.
- Соглашайся. – И тут вкрадчивый голос зазвенел металлом. - Ты всё равно не выдержишь. Побереги себя, и сократи свои страдания.
- Нет, - прохрипел Аурель, и слова процарапали опухшую гортань. – Ты не сможешь всё время продержать меня так. Моё тело не выдержит, у него есть потребности. Ему надо будет есть, спать... тебе придётся меня отцепить. А своей плетью ты ничего не добьёшься.
- О, на этот счёт не беспокойся, - промурлыкала она, гладя его щёку рукоятью. – Твоё тело слабо, да, но это не беда. У тебя будет столько сил, сколько я захочу. Ты будешь здесь. Дни, недели, месяцы... Пока не образумишься, мой мальчик. У меня есть время. Очень много времени... Гораздо больше, чем у тебя. – Она приблизилась к нему, почти касаясь телом, уперев твёрдую рукоять плети ему в подбородок и отжимая его голову назад, затылком в острый камень. – Мой упрямый мальчик. Ты такой гордый и храбрый, да, тебя не напугать какой-то плетью, что тебе её удар?
Рукоять скользнула ниже, прижимаясь к подбородку, обрисовывая кадык, спустилась по шее и замерла, уткнувшись в ложбинку между ключицами. Красивое лицо было так близко, что на короткий миг Аурелю показалось, будто он проваливается в огромные чёрные зрачки.
- Но почему ты решил, что это обычная плеть?
-----
Узкая тропка то петляла меж деревьев, то прыгала по ямкам, то почти пропадала на каменистых залысинах, то прямой нитью разрезала прогалины. На вершинах холмов, где лето уже уступило свои права осеннему ветру с первым морозцем, она кое-где серебрилась лёгким утренним инеем. Этот же ветер разметал оранжеватый рассветный туман и согнал его в долину, подставив изморозь под набирающее дневную силу солнце.
По этой тропинке Лианна бежала, спотыкаясь о торчащие корни и камни, прикрывая плащом шею, стискивая воротник озябшими пальцами. Бежала по мягкой лесной тропке, по высохшей полевой и хрустящей подмёрзшей, спешила поспеть за стайкой рассветников, беспокойно порхающих впереди и зовущих за собой. Сердце её колотилось в груди, но не быстрый бег заставлял его стучать. Лианна знала, знала – ведь это ни для кого не было тайной – куда ведёт тропка, и куда увлекают её разноголосые красногрудые птички. И, преодолев последний крутой холм, без удивления, но с замиранием сердца остановилась перед высокими, тяжёлыми резными воротами на почерневших от времени кованых петлях. Кровь пульсировала в жилах, дрожь пробирала тело, негнущиеся пальцы сжимали воротник плаща, душа трепетала где-то глубоко в груди. Но никто не встретил девушку, чтобы поглумиться над её страхами – лишь рассветники умолкли, опустились рядком на тонкую ветку иссохшегося дерева у ворот и замерли алыми бусинами на полотне белёсого неба.
2. Игла
Едва слышный сначала, нарастающий в утренней тишине зловещий скрип пробрал Лианну мурашками. Тяжёлые створки огромных ворот дрогнули, пошатнулись, разомкнулись, кованые петли скользнули по оси, две могучие двери разошлись в стороны, разверзаясь высокой аркой в толстой стене из тёмного камня. Лианна вдохнула холодный воздух полной грудью, стиснула плащ и устремилась в провал.
Стук башмаков по каменной кладке за воротами, такой чужой в тишине, врезался в стены и многоголосо вернулся обратно. Лианна не обратила внимания; её взгляд был прикован к высоченному фасаду мрачного замка, тёмным стенам, стройным башням с крошечными бойницами и – дверям из резного дерева у вершины широкой лестницы.
Под дерзкий цокот своих башмаков Лианна пересекла двор и шагнула на потёртые временем ступени.
Едва её нога оторвалась от последней ступеньки, двери раскрылись – на этот раз бесшумно – впуская её в большой зал. Крепче схватившись за ворот плаща, девушка ступила через порог.
Сквозь высокие, узкие окна с потемневшими стёклами едва сочился и без того слабый свет туманного утра; но даже в солнечные дни здесь царил полумрак, и постоянные тени лежали среди могучих колонн, держащих высокий свод. Лианна застыла со вскинутой головой. Мрачная мощь старого замка давила, забирая дыхание. Прочь, прочь! Наружу, на воздух! Но Лианна понимала, что, даже глядя в лицо самой смерти, не сможет отсюда уйти. Её колотившееся сердце чуяло – где-то здесь Аурель.
Краем глаза Лианна заметила, что тяжёлые деревянные створки тронулись с места, закрываясь, вдруг налетел ветер, шквалом врываясь в зал и с грохотом захлопывая их. Лианна подскочила на месте и ринулась было к ним, но застыла опять, услышав медленный, зловещий стук каблуков по чёрному камню. Та, кого она и жаждала, и так боялась увидеть, приближалась, и эхо от её шагов разносилось по стенам, охватывая Лианну ледяными тисками.
Она вынырнула из-под мрачного свода, высокая, красивая, облачённая в длинное красное платье – и с туго сплетённой красной плетью в руке. Подошла, не сводя глаз с оцепеневшей девушки, смерила её холодным взглядом, и ярко-алые губы скривились в снисходительной усмешке.
- Ты послушалась моих вестников и пришла, - голос пробрал Лианну до самого нутра. Мягкий, завораживающий, но с глубоко спрятанным льдом, этот голос заставлял повиноваться. – Давай не тратить время на пустую болтовню. Ты знаешь, что он здесь, и хочешь получить его обратно.
У Лианны хватило сил лишь на кивок.
- Что ж, девочка моя, на твою беду, он мне нужен. Сомневаюсь, что ты сможешь заплатить за него должную цену.
- Я, - воскликнула Лианна, но слова комком встали в горле. – Я заплачу. Сколько Вам нужно?
Рукоять плети резко вскинулась и упёрлась Лианне в подбородок, приподнимая ей голову.
- Госпожа, - голос заставил сердце Лианны пропустить удар.
- Госпожа, - выдавила Лианна, - скажите, сколько нужно, я соберу!
Она рассмеялась, и её смех, отражаясь от стен и переливаясь меж колонн, был и прекрасен, и ужасен одновременно.
- Глупышка! У меня есть больше всякой дребедени, чем ты можешь себе представить. Меня не интересуют богатства этого мира. Но ты можешь оказать мне услугу. Если ты справишься с заданием, сможешь забрать своего ненаглядного с собой.
- Я согласна! Скажите, что мне сделать, госпожа!
- Я объясню. Но хорошо подумай, прежде чем согласиться. Я не позволю тебе играть со мной в игры. Если ты согласишься, то дороги назад уже не будет. Если же ты не справишься, если отступишь, он останется со мной навсегда.
Лианна глубоко вдохнула, набирая полную грудь холодного, безжизненного воздуха.
- Что мне нужно сделать?
- Я покажу.
-----
Аурель сам не понимал, как может стоять на ногах. Жажда склеивала гортань, открыть глаза не было никакой возможности, а тяжесть в голове сменилась пустотой и звоном в ушах. Но ноги почему-то держали, не давали обессиленному телу повиснуть в железных кандалах и ещё сильнее растянуть закованные руки. Всё тело горело от бесчисленных ударов красной плети; напряжение пульсировало в опухших рубцах, и лишь на пересечениях вздувшихся полос стекающие капельки крови жгли кожу, странным образом принося облегчение.
Много судорожных вдохов спустя он всё-таки разлепил глаза, не поднимая головы, и уставился на собственные грудь и живот.
На совершенно целую кожу без единого следа.
-----
Массивная дверь захлопнулась, оставляя Лианну в одинокой тишине небольшой комнаты. Ноги её утопали в толстом красном ковре, глаза едва привыкли к утреннему свету, пробивающемуся сквозь щель в тяжёлых красных портьерах. Комната казалась уютной, но давила этим мрачным уютом, и даже высокий потолок, чёрное бархатное кресло и маленький деревянный столик в тон подлокотникам не приносил облегчения.
Глубоко вдохнув стоялый, но ничем не пахнущий воздух, Лианна шагнула к столику и подняла с него глубокую латунную чашу. Металл уже потемнел от времени, местами ещё светясь золотистым, а местами переходя в зеленоватый, голубой, коричневый, где-то блестел в рассветном солнце, а где-то глотал лучи матовой тёмной патиной. На дне чаши перекатывалась горстка мелких ярко-красных бусин.
Лианна поставила тяжёлую чашу на столик, запустила руку внутрь. Бисеринки текли меж пальцев, щекотали кожу, едва слышно позвякивали, падая обратно на металлическое дно. Пусть и маленькие, но идеально ровные мерцающие шарики.
Она выпустила бисер и подняла со столика плотную красную ткань и деревянные пяльцы.
«Это ткань на воротник для моего нового платья», - ещё раз, но теперь в голове, прозвучал завораживающий голос. «Расшей всю заготовку бисером, и можете оба идти домой. И после не забывай своё милое рукоделие. Пока ты вышиваешь, он будет твоим.»
«Но», - пыталась возразить Лианна, - «этого бисера слишком мало для такого воротника.»
Зловещий смех перебил её.
«О, не волнуйся, девочка, бисер будет пополняться. У тебя будет его столько, сколько тебе понадобится. Ты согласна? Подумай хорошо. Пути назад нет.»
«Да!» - воскликнула Лианна в тот же миг. «Да, я согласна! Я сейчас же начну!»
Волна красного подола взметнулась за развернувшейся хозяйкой, и хлопок двери оставил смятённую девушку одну.
Вышить воротник? Да, это будет долго, много дней, а может, и недель – но Лианна справится. Недаром её тонкие, нежные пальчики слыли самыми ловкими во всей деревне, когда дело касалось бисера, недаром другие рукодельницы шли к ней за советом и помощью со своими расшитыми изделиями. Она украсит бисером воротник, и сделает это быстро, ведь каждый миг промедления приносит страдания Аурелю. А он где-то здесь, близко – и в то же время далеко, это ей говорило трепещущее сердце.
Присев на кресло и положив воротник и пяльцы на столик, Лианна взялась за последний предмет, стоящий на нём – небольшую шкатулку из резного дерева.
Она тяжело легла на колени, острые края впились в ноги. Шкатулка была усеяна витиеватыми узорами, все четыре бока и крышка покрыты переплетением деревянной вязи. На первый взгляд буйство рельефов не несло никакого смысла, но чем больше Лианна вглядывалась в узорчатую поверхность, тем больше открывалось ей. Выпуклости и углубления смешивались в беспорядочных завихрениях, и под пристальным взглядом, казалось, начинали оживать, двигаться, превращаться в невиданных мерзких тварей, которые слились то ли в страшном танце, то ли в смертельной схватке. Вот длинный виток – не тело ли это ядовитой змеи огибает сосуд, а этот крошечный сучок – не глаз ли дракона, дышащего пламенем? Плыли перед глазами отвратительные химеры, перетекая одна в другую; безобразные существа будто стремились в сумраке комнаты соскочить со шкатулки и обвить руки, держащие их, и впиться в них жадными клыками.
Лианна бухнула шкатулку на столик, вскочила, распахнула шторы, и утреннее солнце хлынуло в комнату, разогнав багровый полумрак и залив кресло и столик ярким светом.
- Я смогу! – воскликнула она, чтобы собственный голос разорвал одинокую тишину комнаты. – Я смогу!
Она глубоко вдохнула, вернулась в кресло и откинула крышку шкатулки.
Там, в мягких гнёздышках из красного бархата, лежало всё необходимое – длинные тонкие игла в маленькой подушечке, ножнички из воронёной стали, моток полупрозрачной нити из крепчайшего шёлка, и в самом низу, на дне, сложенный вчетверо коврик – тоже из бархата, но чёрного.
Ловкими, привычными движениями Лианна разложила всё на столике, разгладила коврик, вдела нить, опустила руку в латунную чашу, высыпала на коврик щепотку красных бусинок. Пяльцы легко растянули ткань воротника и удобно легли на колени, крошечный шарик будто сам вскочил на иглу.
Первый стежок, с уголка, чтобы бисерные рядки легли ровнёхонько один к другому, бусинка к бусинке, чтобы наклон красных стекляшек повторял косую линию воротника. Всё своё терпение, всё умение, всю ловкость рук отдаст Лианна на то, чтобы это изделие вышло прекрасным. Оно – свобода Ауреля.
Пять стежков вокруг первой бусинки, хоть двух всегда хватало, но нет, пусть покрепче будет начало рядка, потом ещё стежок, ещё... Как легко бисер нижется на иголку, будто сам подскакивает с коврика, да какие в нём дырочки – ни одной, в которой застревает тонкая иголка, ни одной слишком маленькой или большой, ни одной кривой бусинки, способной нарушить бороздки вышитых рядов. Совсем не то, что дешёвый бисер с рынка, или даже подороже с осенней ярмарки, к которому привыкла Лианна.
Тревога чуть отпустила девушку, занятую любимыми делом; монотонные движения пальцев усмирили колотившееся сердце, выровняли дыхание, укутали уютным пологом красивой работы.
- Аурель, - раз за разом шептала Лианна, вкалывая иглу с новой бусинкой в красную ткань. – Держись, Аурель!
Ловко и привычно работали чуткие пальцы искусной рукодельницы, одна бусинка клонилась точно к другой, в оконном свете переливались аккуратные рядки. Работа спорилась в опытных руках, горстка бисера быстро уменьшалась. Солнце поднялось выше и нырнуло за крышу замка, когда на дне латунной чаши осталась лишь щепоть.
Лианна опустила пяльцы и перевела дыхание. Глядя на чашу, сказала сама себе:
- Скоро бисер кончится. И как теперь?
Она не успела договорить, как игла выскользнула из её пальцев, взвилась в воздух, натягивая шёлковую нить, и на всю свою длину вонзилась ей в палец, прямо под ноготь.
Лианна вскрикнула, отдёрнула руку, и тут же игла выскочила обратно, вырывая из-под ногтя капельки крови. Эти капли алой россыпью повисли в воздухе, закружились, завертелись и с едва слышным звоном скатились в латунную чашу крошечными стеклянными бусинами.
3. Стекло
Тяжёлое железо браслетов, казалось, уже протёрло опухшую, воспалённую кожу на запястьях и впилось в кости, давя на них грубыми краями. Боль в растянутых плечах, до этого ноющая, превратилась в острую, малейшее движение отдавало вспышкой огня, текущего в грудь. Вся кожа горела, как после ожога, пусть на ней не было видно ни следа; и неясно было, что тут колдовской обман – то ли боль, грызущая нетронутое тело, то ли морок, скрывший бесчисленные раны. В темноте подземелья, разрываемой только пятью факелами на стенах, дни и ночи сменялись, ничем не отличаясь друг от друга; то время тянулось, то стремительно бежало, и лишь собственное тяжёлое дыхание было для Ауреля часами, отмеряющими бесконечность.
Он прислонился спиной к холодному шершавому камню, чтобы хоть как-то удержаться на ногах. От жажды мутилось сознание, перед глазами плавали разноцветные круги, а все мысли соединились в одну-единственную: «Я умру здесь. Я умру, и она ничего не добьётся.»
Едва различимая затуманенным зрением, перед ним маячила фигура в красном платье. Плеть с каждым взмахом рассекала воздух яркими росчерками.
- Строптивец, - ледяной насмешливый голос пробрал до самого нутра. – Ты думаешь, что можешь противостоять мне? Наивный мальчишка! Надеешься, что жизнь покинет тебя раньше, чем ты сдашься? Глупец!
Красная плеть в который раз взвилась в воздух и врезалась Аурелю в живот, впилась в кожу, оттяжкой прочертила всю длину и скользнула прочь, оставляя длинный жгучий след. Жар ворвался в тело, Аурель вскинулся, хватая воздух, но опухшее горло превратило крик в слабый хрип. Тонкие струйки крови гирляндой устремились вниз, но пропали, будто впитываясь в испещрённую невидимыми ранами кожу. И тут же обрушился следующий удар, наискось пересекая первый, разбрызгивая кровь мелкими алыми каплями, исчезающими в воздухе.
Аурель крепче вжался в стену и стиснул зубы, но стон всё-таки вырвался из его груди. Довольный злорадный смех был ему ответом.
- Ты слишком много мнишь о себе, самонадеянный упрямец. Ты всё равно сдашься, рано или поздно. Я дам тебе время хорошо подумать. Однако, чтобы тебе тут не было одиноко в размышлениях, я позволю тебе немного развлечься.
Она отошла на пару шагов, и ещё один взмах плети явил перед Аурелем зеркало – большое, в полный рост, в тяжёлой золотой оправе с массивными фигурными ножками.
Тусклое от времени стекло отражало его самого, как он был, без прикрас, дрожащего от боли и слабости, с измождённым лицом и потрескавшимися губами, и – исполосованного кровоточащими ранами от плети на груди и животе.
- Красавчик, правда? Посмотри на себя, - язвительный голос заставил его вздрогнуть и перевести взгляд на неё. – Но это невыносимо скучно. Я же знаю, что ты не станешь любоваться самим собой, купаясь в своей смешной гордости. Ты хочешь знать, как там поживает твоя девчонка.
У Ауреля перехватило дыхание.
- Где она? Что с ней? – хотел он воскликнуть, но вырвалось лишь прерывистое сипение.
- Эта дурочка прибежала сюда. Она пытается поиграть в спасительницу и вызволить тебя. Ну что ж, мне стала интересна эта игра. Девчонка вышивает бисером, чтобы заплатить за тебя выкуп. Я обещала отпустить тебя с ней в обмен на вышивание. И сдержу своё слово, потому что это так мило. Если ты соскучился по своей подружке, то можешь пожелать увидеть её, и зеркало покажет. Бедняжка очень старается, но такими темпами ей надо будет ещё очень долго.
Лианна! Лианна! Пытаясь прогнать пелену перед глазами, Аурель впился взглядом в зеркало. Где ты, Лианна?
Мутная поверхность замерцала, подёрнулась рябью, заколыхалась. Тёмное золото рамы посветлело, стекло дрогнуло и проявилось. Едва угадывая пока ещё неясные черты, Аурель вдруг вздохнул свободнее, свежий воздух наполнил лёгкие, голова прояснилась, жажда куда-то пропала, и вместе с возникшим портретом в тело пришла лёгкость, оно наполнилось силой и покоем, о которых Аурель уже забыл, а боль – боль ушла, исчезла, будто растворилась в стекле. Зеркальная гладь прояснилась и открыла вид в полутёмную комнату, убранную в красно-чёрных тонах, узкую полосу света из окна и девушку в кресле с пяльцами на коленях.
Лианна сидела сгорбившись, склонившись над рукоделием. Её лицо покрыла болезненная бледность, глаза опухли, губы сжались в плотную линию. Руки чуть подрагивали, когда остриё иглы пыталось прицелиться к точке следующего стежка. Затаив дыхание, Аурель наблюдал, как нежные девичьи пальцы осторожно перебирают ткань и вкалывают иголку рядом с последней крошечной бусинкой. Как заворожённый смотрел он на девушку, боясь лишним движением спугнуть колдовское видение. Одна бусинка, другая, третья. Коротко вышивальщица отвлеклась от работы и бросила быстрый взгляд на бархатный коврик с редеющей щепоткой красных бусин и латунную чашу, стоящую на столике перед ней.
В тот же миг тонкая острая игла выскользнула из её пальцев, взвилась в воздух и устремилась к руке, на всей скорости впиваясь глубоко под ноготь. Лианна вскочила, беззвучно вскрикнула, затрясла рукой, игла выдернулась наружу, а за ней – маленький ручеёк алых бусин, неслышно ссыпающихся в чашу. Аурель сам не понял, как тоже закричал, рванул к зеркалу, до предела натягивая цепи – и тут зеркало погасло, скрывая за туманным стеклом и тёмную комнату, и бусины в чаше, и залитое слезами лицо дрожащей девушки.
Боль нахлынула сразу же, как только исчезло видение, шквалом ворвалась в разбитое тело, растянула мышцы, вывернула суставы, огнём обдала кожу. С ней вернулась и жажда, горячим песком прошлась по нёбу и языку, заскребла в гортани. Голова закружилась, желудок схватило, сведённые судорогой ноги, казалось, вот-вот перестанут держать. Аурель задёргался в цепях, хватая воздух, пересушенным горлом извергая проклятия.
Смех пробился сквозь заложенные уши, удар плети наотмашь по щеке взорвался новой резкой болью и заставил его замолчать.
- Нравится? Ты сможешь видеть свою девчонку, когда захочешь, когда соскучишься по ней. Или когда тебе надоест боль. Только пожелай, и зеркало покажет её. А захочешь – закроется снова. Твой выбор, упрямец. Не скучай, развлекайся.
Оставшись один, Аурель не мог отвести глаз от своего отражения в колдовском зеркале. От своего измученного тела, рёбер, обтянутых кожей, пересохших губ и потухшего взгляда. От бесчисленных вздувшихся полос с подсохшей кровью на всём теле и от свежей, от скулы к губам, из которой алые капли стекали по распухшей щеке. Он тотчас же отдал бы эту кровь, да пусть хоть всю, чтобы наполнить латунную чашу, чтобы не видеть больше безмолвного крика Лианны, когда игла входит ей в палец. Но в то же время он понимал, что скоро обязательно посмотрит. Очень скоро, когда тоска по милому лицу пересилит ужас, когда одиночество затуманит мозг, когда боль станет невыносимой и окажется сильнее сострадания. Не сможет не посмотреть.
-----
Лианна потеряла счёт рассветам и закатам, встреченным в чёрно-красной комнате. В очередной раз солнце клонилось к горизонту, погружая комнату в непроглядную темноту. Лишь в окне виднелись вершины далёких холмов, ещё подсвеченные глубоким розовым цветом заката.
Ровные бисерные ряды слабо мерцали в неярком пламени свечей в латунном канделябре. Пять маленьких огоньков дрожали и трещали на фитильках, вырывая из вечернего мрака девушку и её рукоделие. Восковые слёзы текли, обгоняя друг друга, чёрные нити сажи складывались в таинственную вязь, мягкие наплывы собирались на краях латунных чашечек. Пламя средней свечки вдруг дрогнуло, затрепетало, погасло – и вспыхнуло вновь, выше остальных, жаром выплавляя макушку и сгибая слишком длинный фитилёк книзу. Пальцы Лианны привычно скользили по бусинам, держали пяльцы, вели иглу – но при этом медленно, будто плохо слушались её, или каждое движение причиняло ей сильную боль. Время от времени она вздрагивала, встряхивала руку, перехватывала свою работу ещё бережнее, или вообще опускала на колени и со вздохом касалась пальцев одной руки другими. Осторожно нажимала на опухшие, саднящие подушечки, трогала раны под посиневшими ногтями, покрытые спёкшейся кровью. Потом плотнее сжимала губы и снова бралась за иглу.
- Аурель, - прошептала она, иглой подхватывая очередную бусинку с бархатного коврика, - Аурель, потерпи, осталось недолго, - иголка вошла в натянутую красную ткань и в следующем стежке обхватила бусинку прочной нитью. – Потерпи ещё немного, потерпи.
Вечерний свет за окном окончательно померк, потухло багровое марево, заливавшее поросшие лесом холмы. Темнота охватила комнату и провал окна, теперь тёмно-синий, только пять свечей отбрасывали неровный свет на рукоделие, переливаясь на стеклянных бусинах.
В очередной раз игла выскользнула из непослушных пальцев. Быстрым движением Лианна попыталась схватить её, но тщетно – тонкая сталь взвилась в воздух, нацелившись на неё.
- Нет! – воскликнула девушка, отпрянув назад, - нет, нет! Не надо! Бисер же ещё есть!
Слёзы сами вырвались наружу и потекли по щекам, дыхание перехватило, в горле встал ком. За что, за что? В чаше ещё достаточно бисера, неужели опять?...
– Не хочу!
Она не успела вымолвить горестную просьбу, как по комнате прошёлся вихрь. Шторы рванули от окна, кресло и столик затряслись, шкатулка подпрыгнула и перевернулась, содержимое хлынуло по столу, ссыпаясь вниз. Игольная подушечка шмякнулась о пол, моток шёлковых нитей покатился по столешнице, воронёные ножнички спрыгнули с края и впились остриём в ногу девушки. Лианна вскрикнула, подтянула ноги, вцепившись в подлокотники – и в тот же момент катушка с шёлком взлетела, устремилась к ней и завертелась, крепко-накрепко приматывая руки и пальцы девушки к гладкому дереву.
Тщетно пыталась она высвободить руки, тщетно всеми силами дёргала за неразрывные нити. Тонкий шёлк врезался в нежную кожу, глубокими бороздами вгрызся в плоть и сразу же окрасился кровью. Неразрывные нити держали руки по локоть, пропитавшись сочившейся кровью, прорезав кожу на пальцах почти до костей. Игольная подушечка подпрыгнула на полу, иглы выскочили, взлетели, впились под ногти, а потом ещё раз, ещё, до ушка заходя вглубь, вырывая на выходе струи крови, ссыпая в латунную чашу водопад алых бусин. Лианна забилась в кресле, её крики смешались с рыданиями, отчаянные мольбы, сбитые безудержными всхлипами, заметались по чёрно-красной комнате. Кресло зашаталось, не устояло, опрокинулось, и удар головой о каменный пол наконец накрыл девушку спасительным беспамятством.
-----
Аурель тяжело дышал, уставившись в одну точку. Ноги уже не держали его, он повис в цепях, выворачивая плечи и запястья, его сердце бешено колотилось, всё в сознании спуталось и голова перестала работать. Он не видел перед собой ничего, кроме гладко вытоптанного камня, и не мог связать ни одной мысли. Даже постоянная боль вроде как отступила; её место заняла исступлённая, беспомощная ненависть.
Зеркало уже потухло, но то, что оно так охотно показало, ещё стояло у Ауреля перед глазами; и сейчас он согласился бы вытерпеть любую боль, только чтобы стереть из памяти увиденное. Но он был лишён и этого; рукоять плети упёрлась в подбородок и подняла его голову.
- Что, не хочешь знать цену своему упрямству? А ведь цена есть всему. Девчонка согласилась отдавать за тебя свою кровь, пока ты тут строишь из себя героя и смельчака. Как же вы смешны, глупые человечки. Ты видел, на что она готова ради тебя. Посмотрим, насколько её хватит. Не волнуйся, я сдержу своё обещание. Древни силы не позволяют бросаться словами. Но вы ещё поймёте, насколько вы жалки.
Она отступила на шаг и замахнулась опять. Плеть ярким росчерком взлетела в воздух и наискось прочертила по груди, опалив новой болью. Второй удар пересёк свежий рубец, третий лёг ниже, пройдясь по животу. Аурель дёрнулся, и растянутые плечи взорвались новой волной боли.
- Вставай на ноги, не то ты вывихнешь себе руки. И не делай вид, что не можешь стоять. Магия питает тебя. Так что поднимайся. Твоё сопротивление сделает всё только хуже. – Она наклонилась к нему, лицом к лицу, так, что стал виден блеск ярко-алых губ, а глаза отразили пламя факелов. – И ей тоже.
Тугой красный хвост плети полоснул по бёдрам. Резкая боль вонзилась в мышцы, протекла вглубь и разлилась по коленям , скручиваясь в тугие пружины и распрямляя ноги неведомой силой. Цепи ослабли, уже не сдерживая вес тела.
Против воли поднимаясь, Аурель вдохнул полной грудью, впуская безжизненный воздух в пересушенное горло. Она сделает с ним, что захочет. Он не сможет даже умереть...
- Вот видишь. Ты зря противишься мне. Сам не понимаешь своего счастья. Тебе надо лишь дать мне клятву верности, произнести пару слов, и заклинание сделает всё остальное. Со временем ты обретёшь могущество, тёмные силы станут подвластны тебе, и впридачу – покой. Покой души, и никто и ничто больше не посмеет тревожить тебя. А эта девчонка сможет вернуться в свою деревню и забыть обо всём, как о страшном сне. И ты забудешь. Тебе будет хорошо, обещаю. Подумай над этим. Но думай побыстрее.
Она развернулась так резко, что Аурель стиснул зубы, ожидая следующий удар. Но его не последовало; она одним плавным движением подобрала платье и быстро вышла из каменной темницы.
«Не потревожит», - мысленно повторял Аурель, цепляясь сознанием за реальность, прочь от завораживающего голоса, ещё звучащего в голове. «Покой души. Конечно, ведь души у меня уже не будет. Ничто не сможет затронуть совесть, если её нет. Лианна! Лианна!»
Он много отдал бы за то, чтобы потерять сознание хотя бы на время. А лучше – насовсем... Чтобы не быть заложником колдовского чудовища, чтобы Лианна не лила за него кровь в латунную чашу, чтобы в память снова и снова не врывались её крики, когда иглы вонзаются ей в пальцы... Но ему не дано было такой милости – каждый раз, когда его сознание мутилось, боль в кровоточащих рубцах вспыхивала заново, возвращая его в одиночество мрачного подземелья.
-----
Вначале боль вспыхнула в голове. Где-то сзади и сверху, в затылке, пульсируя в черепе, будто от треснул пополам. Лианна попыталась вздохнуть, но из груди вырвался лишь слабый стон. Глаза с трудом открылись; в поле зрения был только высокий каменный потолок и кусок красной портьеры. Она хотела поднять руки, чтобы ощупать голову – и тут изрезанная плоть взорвалась острой болью, будто ножи прошили руки до локтей. Пальцы отказывались гнуться, растягивая тонкие линии запёкшейся крови на порезах.
Лианна всхлипнула, втянула воздух сквозь стиснутые зубы, и осторожно пошевелила ногами, всё ещё задранными вверх на сиденье опрокинутого кресла. Затёкшие ноги слушались плохо, но всё-таки неуклюже перевалились на сторону, и Лианна смогла перекатиться на бок, а потом, неловко помогая себе локтями, встать на четвереньки. Всё тело закоченело от холода и неудобной позы, в которой она пролежала, наверное, до глубокой ночи – от свечей остались лишь пять жалких огарков, чашечки канделябра заплыли горками воска, фитильки едва теплились, готовые нырнуть в восковые лужицы. Надо подняться, подумала Лианна. Обязательно подняться, пока ещё есть свет, иначе придётся искать новые свечи наощупь, прокладывая путь больными руками в полной темноте зловещего каменного замка. Страх придал ей сил; она встала на дрожащие ноги, сделала шаг, другой... Крышка ларя с запасными свечами поддалась с трудом, но Лианна успела зажечь новую свечу от умирающего фитилька последнего огарка. У неё не было сил выковыривать остатки воска из канделябра, и она просто воткнула новую свечу в ещё мягкую ямку в средней чашечке. Хватит пока одной... Скоро рассветёт, а потом, как только будет достаточно светло – за вышивание. Лианна ещё не знала, как будет держать иглу и крошечные бусинки онемевшими от боли пальцами; но свой выбор она сделала уже давно. Сможет.
Пятый фитилёк упал в воск, напоследок вспыхнув и высветив шкатулку, мирно стоящую на столике, подушечку с воткнутыми иглами, моток шёлка... будто Лианне привиделись нити, яростно врезающиеся в плоть - но нет, руки были исполосованы тонкими, чуть затянувшимися параллельными ранами, шрамы от которых уже не сойдут никогда. А рядом со шкатулкой – латунную чашу, до половины наполненную красным бисером. Может быть, его хватит, подумала Лианна. Хватит до конца воротника... но даже если нет, то хотя бы почти... почти...?
Одинокая свеча в запачканном воском канделябре плакала чёрными слезами.
4. Канва
Красная бусинка вскочила на дрожащую иглу, скользнула по шёлковой нити, легла в рядок. Пятью стежками, крепко-накрепко, Лианна пришила эту последнюю бусину. Ровные рядки блестели и переливались на солнце, бросая алые блики, крошечные шарики лежали один к одному, потяжелевшая ткань, освободившись из пяльцев, мягко обтекала руки.
Лианна расстелила готовый воротник на столике, вколола иглу в игольницу, сложила всё в шкатулку. Откинулась в кресле и глубоко-глубоко вздохнула.
И что теперь? Сдержит слово? Отпустит Ауреля?
Внезапная слабость накатила на измождённую девушку. Вроде камень свалился, но нет, рано, рано радоваться, это ещё не конец пути, это Лианна положила тяжкую ношу наземь, чтобы перевести дух, а потом опять взвалить её на плечи. Не знает, не может знать, что ждёт впереди. Но уверена в одном – Аурель никогда не должен узнать цену своей свободы.
Дверь распахнулась внезапно, испугав тихо сидящую девушку. В дверной проём шагнула она – на этот раз не в ярком, а в тёмно-красном платье, лишь драгоценные камни на шее и тугая плеть остались теми же.
Она подошла к съёжившейся Лианне, сверху вниз осмотрела расшитый воротник, коснулась хвостом плети. Хмыкнула непонятно.
- Что ж, ты меня удивила. Не ожидала, что ты окажешься настолько упорной. Значит, судьба. Можешь забрать его с собой. Идём.
Сердце Лианны ёкнуло, и тут-то наконец радость охватила её. Домой, скорее домой! Самое страшное позади, и хоть она чуть не потеряла надежду, что её страдания были напрасны, но колдовские силы не дали нарушить слова. Они с Аурелем свободны!
- Даже жаль тебя отпускать, ты мне нравишься. Но я уверена, что ты меня не забудешь, девочка. Вспоминай, когда будешь тешиться своим бисером.
-----
Свои силы давно покинули Ауреля. Только злые чары держали почти сдавшееся тело, только колдовство вздымало грудь для следующего глотка безжизненного воздуха. Казалось, даже кровь перестала бежать по венам и застыла, как застывали алые капли, превращаясь в стеклянный бисер.
Шаги, гулким эхом отдающиеся от сводов длинных коридоров, оставили его равнодушным; он пробыл в цепях слишком долго, чтобы ещё на что-то надеяться.
Она подошла очень медленно, будто нехотя, будто специально растягивая время до того момента, когда приблизится на расстояние удара. Аурель даже не шевельнулся; тупое оцепенение охватило его, и даже этот удар поперёк живота не заставил его посмотреть на неё.
- У меня для тебя новости. Если перестанешь заниматься трогательным самокопанием, то поделюсь.
Лианна? Что-нибудь с ней? Аурель всё-таки заставил себя поднять голову и разомкнуть веки.
- Твоя девчонка оказалась такой же упрямой, как ты. Она таки вышила воротник. Я дарю тебя ей. Можешь идти. Придётся мне поискать более покладистого ученика. Но помни – ты всегда можешь передумать и вернуться.
Аурель вскинулся и напрягся. Ложь? Не может же это быть правдой, наверняка лишь жестокая ложь, которая поднимет его на вершину мимолётной радости, чтобы тем больнее швырнуть обратно вниз. Он ещё не успел до конца поверить, как плеть взлетела в воздух, но удара не последовало. Красный хвост скользнул по кандалам, и они распались, с лязгом падая на пол. Тут же колдовская сила покинула ноги, они подогнулись, и Аурель рухнул, упершись ладонями в каменную кладку.
- Да ты, похоже, даже стоять не можешь. Слабак! Так и быть, помогу, не то тебе придётся ползти отсюда на четвереньках. Это было бы забавным зрелищем, но ты мне надоел. Хочется уже избавиться от тебя поскорее.
Хвост плети лёг ему на спину лёгким, почти нежным мазком, тело налилось силой, и он всё-таки смог подняться. Плеть взлетела ещё раз, обвила шею, сдавила горло, потянула за собой, и обессиленный Аурель поплёлся следом.
-----
Лианна с трудом поверила своим глазам, когда наконец увидела Ауреля. Влекомый обвитой вокруг шеи плетью, он ковылял, шатаясь, останавливаясь, но всё-таки оставаясь на ногах. Лианна хотела было броситься ему на шею, заключить в объятия, но оробела под холодным, пристальным взглядом.
- Теперь голубки опять вместе. Как мило. У меня есть подарок для тебя, глупышка.
Красный хвост плети соскользнул с шеи Ауреля, взлетел в воздух и явил в руку хозяйке шкатулку из резного дерева. Дрожащими руками Лианна приняла, прижала к груди отвратительный предмет, но не посмела возразить. Скорей, скорей подальше отсюда, вон из мрачных стен, домой. Тяжёлые двери замка, а затем и ворота, распахнулись, взмах плети указал им путь, и Лианна с Аурелем без оглядки бросились прочь.
-----
Обратно по тропинкам – мягким, каменистым, высохшим, подмёрзшим – по холмам, по прогалинам, через лес торопилась Лианна, спотыкаясь о торчащие корни и шарахаясь от выступающих сучьев. Не чувствуя холода в тонком плаще, жмурясь от по-осеннему низкого полуденного солнца, больными руками сжимая резную шкатулку. Острые углы царапали кожу, впивались в израненные руки, кололи плохо затянувшиеся раны. Со всех ног бежала Лианна обратно в деревню.
А вот и овраг по пути, недалеко от тропинки, густо заросший кустами и бурьяном, тот самый, про который знатоки говорили, что он кишмя кишит ядовитыми змеями и прочей гадостью, и ни одна живая душа не сунется туда даже под страхом смерти, ибо там смерть настигнет ещё скорее, и безопаснее встретить в лесу косолапого или набрести на стаю волков, чем сунуться в овраг к ползучим гадам. Крутой обрыв, а далеко внизу – гибельный зелёный бурьян. Далеко-далеко размахнулась Лианна, с плеча, стиснув зубы и превозмогая боль в руке, и изо всех сил швырнула ненавистную шкатулку в змеиную обитель. Никто и никогда не ступит на дно этого оврага, никто не найдёт злосчастную шкатулку, не станет жертвой безжалостных колдовских игл, не принесёт свою кровь в жертву тёмным чарам. И тут же легко-легко и спокойно стало на душе, и отлегло от сердца, и дышаться стало свободнее, будто солнце с утра заглянуло в окно и развеяло осенний туман. С новыми силами устремилась Лианна домой, по знакомым тропкам, под ещё тёплым солнцем, избавившись от злой ноши, и усталые ноги радостно несли её к родному дому.
5. Рама
Пировала вся деревня. Разноцветные убранства пестрили на домах, столах и лавках, столы ломились от обилия всевозможных блюд, праздничные бокалы из настоящего стекла сверкали в послеполуденном солнце, уже слабом, но всё ещё дарящем последнее тепло поздней осени. Тут были и варёные-жареные-солёные овощи, и выпечка из свежей муки, и куры, запечённые с разнообразными фруктами, и даже три барашка, изжаренные на вертеле и поданные в том вкуснейшем соусе, секретом которого старостина жена никак не желала делиться. И напитков не берегли – не летний травяной чай, а осеннее молодое вино наполняло бокалы, да и пиво лилось рекой, большими кружками гуляя по рукам. Музыканты не успевали откусить очередное лакомство, как их тут же утягивали обратно к инструментам; сельчане, особенно молодёжь, стаптывали башмаки в безудержном переплясе. Парни с задорными вскриками скакали и кувыркались под музыку не хуже заезжих скоморохов, что выступают на городских праздниках, девушки кружили яркими платьями в быстрых хороводах. Вся деревня пела и плясала и веселилась от души, на один день забыв о тяжёлом труде летней страды и грядущих невзгодах долгой зимы.
Лианна глядела на лихие пляски с тихим умиротворением. Веселье односельчан радовало глаз, отгоняло мрачные думы и облегчало сердце. Тихонько, для себя, подпевала она голосистым девушкам, её ноги сами притопывали в такт музыке. Богатые яства принесли довольную сытость, потехи односельчан ненадолго вселили в душу безмятежность. Отойдя в сторонку, где живая музыка уже не дёргала руки и ноги залихватским ритмом, а просто звучала беззаботно и весело, Лианна наблюдала за пением и танцами, и впервые за долгое время на душе её был покой.
До самой темноты длилось веселье, давно уже село осеннее солнце, когда сельчане вместе принялись за уборку праздничных столов. Ни одна рука не оставалась пустой, ни одна нога не стояла без дела. Туда-сюда сновали дружные помощники, прятались в погреба остатки еды и питья, мылась посуда, разбирались столы и лавки. Бережно собирались праздничные украшения до следующего раза, кое-кто уже и сменил парадное платье на рабочую одежду. Глубокой ночью разбрелись уставшие сельчане по домам, чтобы урвать немного сна до первых петухов, не знавших ни будней, ни праздников. И Лианна – наконец-то дома! – укладываясь в родную постель, в первый раз за долгое время вздохнула с облегчением, предвкушая глубокий, спокойный сон и радостное деревенское утро.
-----
Шорох ли это был, или стук, что разбудил Лианну среди ночи? Девушка вскинулась в постели, прислушалась. Всё ли тихо в темноте, или какие-то едва слышные звуки будоражат душу, будто шелест чьих-то крыльев и скрип половиц под невидимыми ногами, будто шептание голосов отовсюду? Лианна схватила покрепче тёплое одеяло, и тут же на глаза навернулись слёзы, когда боль прострелила изрезанные руки. Шёпот нарастал, вот уже это бормотание, ещё чуть-чуть – и можно будет разобрать слова, но пока оно со всех сторон сразу, от стен, потолка, пола, да вроде и в голове, а потом бесформенное ворчание распадается на разные оттенки, и вот уже слышны отдельные слова.
«Лианна! Лианна!» - вырвалось из общего бурления, и с замиранием сердца девушка узнала ненавистный вкрадчивый голос. «Не бросай вышивание! Вспомни условие!»
- Нет, нет, нет, - зашептала девушка, вжимаясь в подушки. – Я, наверное, сплю, и это дурной сон!
«Лианна, Лианна, что же ты нарушаешь клятву, когда я держу свою? Вспомни, Лианна – пока ты вышиваешь, он будет твоим!»
Откуда, откуда завораживающий колдовской голос? Зябко ёжась, Лианна завертела головой. Нет никого, будто ниоткуда звучит страшный голос, и вроде бесформенные тени шастают по тёмной избе. Вдруг ставни пошатнулись, скрипнули и распахнулись, будто от ветра, высвечивая лунной дорожкой дощатый пол, стол у окна и – Лианна содрогнулась – резную шкатулку на нём, шкатулку, покрытую жуткими узорами, и с уже откинутой крышкой.
Будто во сне, не чувствуя ночного холода, Лианна выбралась из постели, медленно прошла к столу, оглядела шкатулку, осторожно коснулась крышки... голоса зазвучали громче, ещё громче, перебивая друг друга, слились в неразборчивый гомон, лишь один холодный насмешливый голос вырывался из общего шума.
«Умница, девочка! Давай, вышивай! И он будет твоим... будет твоим... будет твоим...»
Лианна протянула дрожащие руки к шкатулке, бережно взяла больными пальцами игольную подушечку и коврик. Присела на краешек стула. Не было латунной чаши, но прямо в шкатулке, в мешочке, лежала горстка разноцветного стеклянного бисера. Лианна тронула его пальцами, запустила саднящие пальцы внутрь, ухватила щепотку, уронила обратно...
Коврик выскользнул из её руки и сам расстелился на столе, игольница вырвалась и упала сверху, крышка шкатулки задрожала. Лианна вскрикнула, собралась захлопнуть её – но тут подушечка запрыгала по столу, коврик затрепетал, шкатулка заскрипела... вылетев из подушечки, нацелившись на Лианну, в воздух взмыла игла.
Про Аурелия слащаво 
а про Лианну жестоко 
Особенно тут
но уже не помню где. А сказочка 
.
Волшебство давало ему силу 
А так он же слабый 
Тиран мучит жертву - жертва обесценивает спасателя - спасатель приносит себя в жертву. Роли меняются. 