Аартык иччитэ ( Дух горного перевала)
Добавлено: Вт май 14, 2024 7:27 pm
От автора . Хотелось написать, что этот рассказ на сто процентов это фантазия автора. Но нет, в рассказе я очень бегло упомянул один эпизод который действительно имел место. Зачастую мы относимся к легендам не более как к сказкам. Но один раз мне все-таки пришлось изменить свое отношение к легендам. Пришлось изменить после того как наше неверие, чуть не завершилась трагично для одного из нас.
Что касается рассказа, то "тайные следы" в нем имеют место быть.
Рассказ в сокращенном виде участвовал в конкурсе "Тайные следы" на "соколах"
Аартык иччитэ или Дух горного перевала
( полная версия)
"Аддьархайтан ас тахсар" ( русский аналог "Нет худа без добра")
Якутская пословица
" Ну говорила же мама: "Поступай, дочка, в медицинский и не лезь ты в эту тайгу. Не послушалась. И вот результат".
Это было её первой экспедицией как руководительницы геологической партии. Назначение на должность руководителя экспедиции - это было подарком к её приближающемуся тридцатилетию.
Для родителей было шоком, когда их домашняя Иришка Кантер вместо того, чтобы продолжить славную, семейную династию врачей, вдруг подала документы в какой-то геолого-разведочный институт. Для друзей, а уж тем более для родителей это было большим сюрпризом. А если точнее сказать - шоком. А между тем Ирина не только поступила, но даже и закончила его с красным дипломом. Потом было распределение в какую-то глухомань, затерянную в Восточной Сибири. К великому удивлению многих, она смогла тогда ужиться в угрюмой мужской компании и суровых сибирских условиях, которые многим оказывались не по зубам. После "отработки" диплома Ирина вернулась на Большую Землю, но запах тайги продолжал её преследовать.
За полгода до этой геологической экспедиции Ирина пришла к своему научному руководителю с картой предполагаемого маршрута. Но перед тем, как его окончательно согласовать, Анатолий Петрович вдруг схватил в руки красный маркер, лежащий перед ним на столе, и поставил жирный крест на районе Хара Таас, что в переводе с якутского означало "Черный Камень".
- Там вам делать нечего. Абсолютно нечего, - категорично произнес он, проведя маркером уже другого цвета измененный маршрут, - я предлагаю вот этот вариант.
Столь странное поведение её научного руководителя не могло не заинтриговать Ирину. Она стала расспрашивать о районе Черного Камня у своих старших коллег, но те делали вид, что это район им совершенно неизвестен. И только архивариус тетя Маша, проработавшая в организации уже почти полвека посеяла в ней небольшую искорку надежды, пообещав порыться в архиве, в котором хранились отчеты почти всех экспедиций за последние полвека. На поиски ушло около недели, но надежда в итоге оправдалась.
Мария Ивановна бережно положила перед Ириной старый, потрепанный отчет и тихим голосом произнесла.
- С отчетом ознакомишься здесь, в архиве, дальше порога я тебя с ним не выпушу. Договорились?
Ирине это было понятно, так как на обложке отчета стоял фиолетовый штампик с тремя буковками "ДСП". А это означало, что отчет не предназначен для "широких, народных масс".
Найти то, что её интересовало, оказалось непросто. Описание района Хара Таас было почти в самом конце этого отчета. К описанию было приложены несколько фотографий.
Лагерь экспедиции на берегу реки...
Результат удачной рыбалки...
А вот третья фотография была несколько странной. На ней были запечатлены какие-то следы. Причем не совсем понятные.
Ирине в ходе экспедиций, в которых она уже участвовала, приходилось видеть не только медвежьи следы, но и пару раз даже лицезреть "хозяев тайги", которые иногда по-свойски заглядывали в гости к геологам. Но это были точно не медвежьи следы.
"Тогда чьи же?"
Она пыталась найти комментарий к этой, не совсем понятной фотографии, но, когда Ирина перевернула очередной лист отчета, она не нашла никаких объяснений этого пожелтевшего со временем черно-белого снимка. Да и продолжение отчета было несколько странным, как будто его обрубили и причем очень небрежно.
- Мария Ивановна, мне кажется, в этом отчете не хватает нескольких страниц, - произнесла Ирина, внимательно изучая переплет и пытаясь найти отгадку.
- Я знаю, - неожиданно услышала она в ответ.
Это было очень странно. Ирина знала Марию Ивановна почти с самого первого дня своей работы в этой организации и не могла поверить, что эта строгая и "аккуратистка" до мозга костей сотрудница могла позволить кому-то вырвать из отчета несколько страниц. Она даже представляла, какой скандал поднялся бы, если бы Мария Ивановна обнаружила подобное проявление жуткого вандализма.
- Эти страницы были удалены из отчета ещё до того, как я перешла на работу в архив, - произнесла архивариус.
- Мария Ивановна, а Вы знали кого-то из этой экспедиции? Мне интересно было бы с ними встретиться.
Мария Ивановна улыбнулась.
- Ириш, деточка, этому отчету уже больше сорока лет. О какой встрече ты можешь меня спрашивать! "Иных уж нет далече". Да и знала я далеко не всех. Мы были организаторами той экспедиции, но это был сборный коллектив, в который влились геологи и из других городов.
- А кто это человек с рыбой на снимке? - поинтересовалась Ирина, указывая пальцем на бородатого мужчину.
- А это как раз наш. Это Мишка Румянцев, он и был руководителем той экспедиции. Но через несколько месяцев после возвращения он вдруг уволился, а еще через год мы узнали, что Михаил того.... Инфаркт... Это было очень удивительно, ведь Михаил никогда не жаловался на здоровье и активно занимался спортом. А рядом с ним Фима Кофман.
Мария Ивановна указала на молодого человека с рыжей шевелюрой, стоящего рядом с Михаилом.
- Ефим с Михаилом дружили еще со школы. Но Михаила поманил запах тайги, а Ефим, в отличии от тебя, пошел по стопам родителей и стал врачом. Наши ребята частенько приглашали его к экспедиции. Но вскоре после возвращения из той экспедиции он как-то быстро покинул Россию и уехал в Израиль вместе со своими родителями. Так что где он и как он сейчас, мне ничего не известно.
- Мария Ивановна, может, кто-то что-нибудь знает о той экспедиции?
Мария Ивановна вместо того, чтобы ответить на этот вопрос, посмотрела на часы и, взяв отчет, отправилась с ним в сторону архивных стеллажей.
- Ирина Николаевна, мы сегодня с вами переработали больше чем на сорок минут, а за подобную переработку нам, увы, никто не платит. И не стоит забывать, что сегодня пятница и не стоит слишком задерживаться.
Да, Мария Ивановна, большое спасибо и до понедельника! - сказала Ирина, покидая архив.
"Не может быть, что она ничего не знает. И Анатолий Петрович, поставивший жирный крест маркером на Черном Камне, тоже наверняка что-то знал о той экспедиции. Знали, но что-то не давало им права говорить вслух о том. Странно..."
Она всё-таки изменила первоначально согласованный маршрут. И вот он - Хара Таас во всей своей красе! Хотя ничего такого особенного внешне эта гора из себя и не представляла. Так себе, небольшая горка, даже намного ниже перевала, на котором они были пару дней назад. Когда местный проводник Николай узнал, что они вынуждены изменить маршрут, то он чуть было не устроил "бунт на корабле". Ирине потребовалось некоторое время, чтобы слегка затушить этот "бунт", объяснив, что это не её прихоть, а форс-мажорные обстоятельства. Но объяснить проводнику Николаю, что такое форс-мажор было не совсем просто. А изменение маршрута произошло по причине того, что пару дней назад один из участников их экспедиции случайно подвернул ногу при спуске с перевала. Идти далее с травмированным участником по утвержденному маршруту было проблематично, поэтому она, как руководитель экспедиции, приняла решение перейти на запасной вариант, который был несколько короче, но пролегал при этом как раз мимо района Хара Таас, которого проводник боялся как черт ладана. Конечно, Ирина была обязана сообщить об изменении маршрута своему руководству, но даже спутниковая связь в этом районе местами давала сбои.
Впрочем, это был уже предпоследний день экспедиции, и завтра к обеду они должны были выйти к конечному пункту, где их уже должен был ожидать вертолет, обещавший доставить их на Большую Землю.
Но это должно было произойти послезавтра, а наступающий день Ирина объявила днёвкой перед заключительным переходом.
Они разбили лагерь практически в том же месте, который был на запечатлен на одной из фотографий в старом отчете. А еще она предложила проверить мужчинам рыбообильность местной реки, о чем было тоже сказано. Что же касается лично её, то мысль о восхождении на Хара Таас так и не выходила у неё из головы.
Накануне вечером, когда они разбивали лагерь для предстоящей днёвки, она вновь подошла к проводнику Николаю. Но он был крайне категоричен и устроил ей очередное промывание её еще молодых мозгов, когда она вновь заговорила про Хара Таас.
- Аартык иччитэ, барыма, барыма, - стал возбужденно говорить он, показывая рукой в сторону Черного Камня, - мне туда нельзя и тебе ходить нельзя! Аартык иччитэ, там смерть.
В конце концов уже немолодой якут не выдержал и, взяв её за руку, подвёл к ели, которая росла около ручья, впадающего в шумную, горную речку. На коре стволы старой ели был заметен какой-то странный знак.
- Здесь ходить можно, туда ходить нельзя. Почему ты не понимаешь меня?
Она улыбнулась, вспомнив детские страшилки про "черную руку", "гроб на колесиках". И вот, кажется, очередная страшилка из той же серии. Но на этот раз про Черный Камень и про какого-то Аартык иччитэ.
Ирина не хотела обижать проводника, но при этом она уже всё для себя решила.
Как только рассвело, Ирина, взяв небольшой мешочек для сбора образцов горных пород, уверенной поступью отправилась в направлении Черного Камня. Участники экспедиции в это утро могли поспать подольше чем обычно, и поэтому вопросов о столь раннем пробуждении ей никто не задавал, хотя записку своему заместителю о временном отсутствии в лагере она всё-таки оставила.
Назвать подъем на Хара Таас можно было скорее назвать утренней зарядкой, чем каким-то полноценным восхождением. Восхождение заняло у неё около двух часов, ещё около четверти часа она любовалась окрестностями с высоты Хара Таас и сбором любопытных образцов на её вершине. Но задерживаться на более длительное время она не собиралась: с северной стороны достаточно быстро надвигалась огромная, свинцовая туча, предвещающая резкую смену погоды. Вполне вероятно, что она могла принести с собой снег, что порою случалось в здешних краях вплоть до начала лета, а спускаться вниз под хлопьями снега ей не очень хотелось.
Непогода накрыла её на полпути. Вначале налетел пронзительный ветер, затем повалил снег, который заметно замедлил её спуск. Последнее, что она помнила, это была какая-то яркая вспышка, после которой всё вдруг почернело и куда-то провалилось вместе с нею.
Она очнулась от пронизывающего до костей холода. Если бы не свет, исходящий из расщелины в своде пещеры, то она не сразу бы поняла, где она сейчас находится. Из одежды на ней сейчас была только оленья шкура, которую кто-то набросил на неё. Что касается её вещей, то они были небрежно разбросаны по сторонам, за исключением мешочка, в который она складывала образцы горных пород, взятых на склонах горы. Собранные образцы были аккуратно разложены на поверхности этого мешочка. Но стоило Ирине протянуть свою руку к ним, как тут же она услышала чей-то грубый, хрипловатый голос.
- Ты пришла за ними? Тебе понадобились мои камни? Те, кто сюда приходил за ними, обратно никогда не возвращался.
Голос звучал из глубины пещеры, и не представлялась возможным понять, кому он принадлежит. Её глазам было уже достаточно времени, чтобы адаптироваться к полумраку этой пещеры. Она, конечно, не могла не заметить и знак, изображенный на её стене. Именно на подобный знак указывал проводник Николай, обращая её внимание на ствол ели около ручья. А еще она вспомнила его слова "Аартык иччитэ, барыма". Ей нельзя было переходить этот ручей, а уж тем более подниматься на Хара Таас. Тогда ей с трудом удалось скрыть свою улыбку, а вот сейчас ей точно было не до смеха.
- Ты хотела познакомиться со мною? Ты не первая, кто этого хотел.
К своему ужасу, это она уже поняла, заметив около себя не только несколько человеческих костей, но даже черепушку.
- Ты взяла мои камни, и я должен оставить тебя здесь. Как и оставил здесь многих.
За минуту перед ее глазами пролетела вся её короткая жизнь.
- Но ты первая дьяхтар (женщина), которая решилась на это. И я не только позволю тебе уйти, но и даже разрешу взять мои камни. Ты должна рассказать всем правду обо мне. Да, я отпускаю тебя, но ты уйдешь от меня только при одном условии.
Что-то заставило её повернуть голову. Справа от неё на оленьей шкуре лежала веревочная плеть из тынзейя. Основным назначением тынзейя, которую местные делали из оленьих шкур, были арканы оленеводов, но иногда они использовались иначе.
- Так ты готова продолжить наше знакомство?
- Даа, собулэс, - неожиданно для себя ответила она, соглашаясь с невидимым духом.
- Тогда ложись на камни и не смей поднимать голову. Те, кто видел меня, остались здесь навечно.
Она сделала всё, как он сказал. Она даже закрыла глаза...
Он подошел почти бесшумно и единственное, что она могла ощущать, так это его дыхание.
А вслед за его дыханием она ощутила, как тынзей опустился на её обнаженную плоть, которая должна была в полной мере расплатиться за то, на чем она сейчас лежала.
"Ты обязана всегда слушать старших". - Не раз говорила ей мама.
А она не послушала её, прервав династию врачей. А вчера она не послушала проводника Николая, который ей годился в отцы.
Был еще эпизод в её жизни, который произошел на институтской практике, и о котором знали только двое. Она и её подруга, которая чудом осталась жива после того, попытались искупаться в водах Хара Коль на Северном Кавказе. Но там было Черное озеро, а сейчас Черный камень. В том случае они не послушались руководителя их практики, отправившись куда не следует. И вот расплата за всё это.
Она кричала, так как не могла держать в себе эту боль. Но кто сейчас мог услышать её крики и прийти к ней на помощь?
Никто...
Боль была настолько ужасной, что в какой-то момент она стала терять сознание... А вскоре она уже не чувствовала ни боли, ни собственных криков, а уж тем более соседства с камнями, на которых она продолжала лежать.
***
- Первый раз такой дьяхтар вижу.
"Это сон или я это все-таки слышу?"
Голос показался ей знакомым... Сознание, которое медленно возвращалось к ней, даже напомнило того, кому мог принадлежал этот голос. А мог он принадлежать их проводнику Николаю. Ирине стоило большого труда слегка привстать и слегка откинуть полог палатки. Её тело горело огнем каким горел и костёр, у которого сидели двое.
- Ты видел, что подарил ей Аартык иччитэ ? - поинтересовался Николай.
- Да, - ответил незнакомец, - и она достойна этого подарка.
- Женщина должна хранить очаг, а не ходить по горам и тайге. А этого ей вполне хватит, чтобы не только забыть сюда дорогу, но и больше не возвращаться в тайгу.
"Что это?" - испуганно произнесла она про себя. Они говорили на чужом для неё языке, а она понимала их и понимала неплохо.
Найдя на ощупь свой походный рюкзак, Ирина извлекла из его бокового кармана фонарик. Посветив по сторонам, заметила мешочек, в который она складывала найденные на горе образцы горных пород. Приподняв его, она убедилась, что всё найденное ей на месте. Можно было, конечно, заглянуть во внутрь, но она решила не делать этого. Положив мешочек в свой рюкзак, она стала осторожно одеваться. Этот процесс отнял у неё достаточно много времени. Каждое движение сопровождалось сильной болью, но она старалась, как могла, преодолевать её. Знакомство с тынзей давало о себе знать. Пришлось закинуть в себя пару болеутоляющих таблеток из своей походной аптечки.
Когда же она наконец оделась и покинула палатку, около костра уже никого не было. Склонившись, она подняла с земли несколько веток сухого валежника и бросила их в костёр, который уже собирался погаснуть. Пламя вспыхнуло с новой силой, осветив окрестности.
Но что это?!
Она просто не верила своим глазам! От костра в сторону ручьи шли чьи-то следы. Выпавший вчера снег ещё не успел растаять, и следы были заметны. Это были точно такие же следы, какие она видела на фотографии сорокалетней давности.
Надо было срочно вернуться в палатку за сотовым. Было бы непростительно не зафиксировать их. И не мешало бы еще достать из рюкзака сигнальный пистолет, который не был ни разу востребован с первого дня экспедиции.
Но стоило ей сделать пару шагов в сторону палатки, как она услышала рядом с собой.
- Зачем так рано вставать? Ты должна еще спать.
Это был проводник Николай, державший в руках свой старый термос.
- Ты всё-таки не послушала меня, смелый дьяхтар. Выпей это и иди отдохни. Через два часа я тебя будить.
Сказав, Николай протянул Ирине крышку, которая была наполнена содержимым термоса.
Пей не спеша, чай еще горячий, а потом иди обратно в палатку.
За время экспедиции Ирина уже заметила, что Николай вставал раньше всех, при этом отходя ко сну самым последним. Ей казалось, что Николай вообще не спит.
То, что налил ей из термоса проводник, очень мало напоминало настоящий чай. Напиток больше напоминал какую-то настойку из еловых веток и чего-то ещё. И вот это "чего-то" еще она не могла понять. Сделав с полдесятка небольших глотков, Ирина вернула крышку термоса Николаю.
- А теперь ты идти спать, крепко спать и не о чем не думать. Через два часа я тебя будить, и мы заканчивать экспедицию.
После странного чая она вдруг почувствовала какую-то легкость, а что касается боли, то она её почти уже не чувствовала. А еще ей очень хотелось спать и, дойдя до своей палатки, она тут же отключилась и даже не услышала старую якутскую песню которую пел проводник Николай сидя у костра .
***
В тот год Николаю исполнилось четырнадцать лет, и теперь ему было очень обидно, если бы кто назвал бы его уолчаан. Теперь он был не мальчик, а мужчина.
Они пришли в разгар августовского дня. Их было трое: двое в гражданском, а один в милицейской форме. Ааныс сразу почувствовала что-то неладное. На некоторое время она застыла на месте при виде нежданных гостей. Судя по их серьезным лицам, они пришли в их дом с плохой вестью. Мать попросила Николая задержаться на улице, а сама провела гостей в дом. Назад они вышли почти через полчаса. Николай не видел слез на лице матери. Ааныс была сильной женщиной.
- Я скоро вернусь, никуда не уходи, - произнесла она.
- Даа, ийэм, - ответил Колька, направляясь к дому.
Первое, что ему бросилось в глаза, это была записная книжка его отца, с которой он никогда не расставался. Она здесь, а отца нет. На его глазах тут же выступили слезы. Но ведь он же был Мужчиной, а не уолчааном. Даже на глазах Ааныс не было слез, значит и он не должен плакать.
Сдерживая слезы, Колька пролистал записную книжку до последней записи, оставленной отцом.
Но это был не почерк его отца, и последняя страница была написана не простым карандашом. Судя по цвету непонятных для него букв, эта была кровь. И скорее всего это была кровь его отца.
Что касается рассказа, то "тайные следы" в нем имеют место быть.
Рассказ в сокращенном виде участвовал в конкурсе "Тайные следы" на "соколах"
Аартык иччитэ или Дух горного перевала
( полная версия)
"Аддьархайтан ас тахсар" ( русский аналог "Нет худа без добра")
Якутская пословица
" Ну говорила же мама: "Поступай, дочка, в медицинский и не лезь ты в эту тайгу. Не послушалась. И вот результат".
Это было её первой экспедицией как руководительницы геологической партии. Назначение на должность руководителя экспедиции - это было подарком к её приближающемуся тридцатилетию.
Для родителей было шоком, когда их домашняя Иришка Кантер вместо того, чтобы продолжить славную, семейную династию врачей, вдруг подала документы в какой-то геолого-разведочный институт. Для друзей, а уж тем более для родителей это было большим сюрпризом. А если точнее сказать - шоком. А между тем Ирина не только поступила, но даже и закончила его с красным дипломом. Потом было распределение в какую-то глухомань, затерянную в Восточной Сибири. К великому удивлению многих, она смогла тогда ужиться в угрюмой мужской компании и суровых сибирских условиях, которые многим оказывались не по зубам. После "отработки" диплома Ирина вернулась на Большую Землю, но запах тайги продолжал её преследовать.
За полгода до этой геологической экспедиции Ирина пришла к своему научному руководителю с картой предполагаемого маршрута. Но перед тем, как его окончательно согласовать, Анатолий Петрович вдруг схватил в руки красный маркер, лежащий перед ним на столе, и поставил жирный крест на районе Хара Таас, что в переводе с якутского означало "Черный Камень".
- Там вам делать нечего. Абсолютно нечего, - категорично произнес он, проведя маркером уже другого цвета измененный маршрут, - я предлагаю вот этот вариант.
Столь странное поведение её научного руководителя не могло не заинтриговать Ирину. Она стала расспрашивать о районе Черного Камня у своих старших коллег, но те делали вид, что это район им совершенно неизвестен. И только архивариус тетя Маша, проработавшая в организации уже почти полвека посеяла в ней небольшую искорку надежды, пообещав порыться в архиве, в котором хранились отчеты почти всех экспедиций за последние полвека. На поиски ушло около недели, но надежда в итоге оправдалась.
Мария Ивановна бережно положила перед Ириной старый, потрепанный отчет и тихим голосом произнесла.
- С отчетом ознакомишься здесь, в архиве, дальше порога я тебя с ним не выпушу. Договорились?
Ирине это было понятно, так как на обложке отчета стоял фиолетовый штампик с тремя буковками "ДСП". А это означало, что отчет не предназначен для "широких, народных масс".
Найти то, что её интересовало, оказалось непросто. Описание района Хара Таас было почти в самом конце этого отчета. К описанию было приложены несколько фотографий.
Лагерь экспедиции на берегу реки...
Результат удачной рыбалки...
А вот третья фотография была несколько странной. На ней были запечатлены какие-то следы. Причем не совсем понятные.
Ирине в ходе экспедиций, в которых она уже участвовала, приходилось видеть не только медвежьи следы, но и пару раз даже лицезреть "хозяев тайги", которые иногда по-свойски заглядывали в гости к геологам. Но это были точно не медвежьи следы.
"Тогда чьи же?"
Она пыталась найти комментарий к этой, не совсем понятной фотографии, но, когда Ирина перевернула очередной лист отчета, она не нашла никаких объяснений этого пожелтевшего со временем черно-белого снимка. Да и продолжение отчета было несколько странным, как будто его обрубили и причем очень небрежно.
- Мария Ивановна, мне кажется, в этом отчете не хватает нескольких страниц, - произнесла Ирина, внимательно изучая переплет и пытаясь найти отгадку.
- Я знаю, - неожиданно услышала она в ответ.
Это было очень странно. Ирина знала Марию Ивановна почти с самого первого дня своей работы в этой организации и не могла поверить, что эта строгая и "аккуратистка" до мозга костей сотрудница могла позволить кому-то вырвать из отчета несколько страниц. Она даже представляла, какой скандал поднялся бы, если бы Мария Ивановна обнаружила подобное проявление жуткого вандализма.
- Эти страницы были удалены из отчета ещё до того, как я перешла на работу в архив, - произнесла архивариус.
- Мария Ивановна, а Вы знали кого-то из этой экспедиции? Мне интересно было бы с ними встретиться.
Мария Ивановна улыбнулась.
- Ириш, деточка, этому отчету уже больше сорока лет. О какой встрече ты можешь меня спрашивать! "Иных уж нет далече". Да и знала я далеко не всех. Мы были организаторами той экспедиции, но это был сборный коллектив, в который влились геологи и из других городов.
- А кто это человек с рыбой на снимке? - поинтересовалась Ирина, указывая пальцем на бородатого мужчину.
- А это как раз наш. Это Мишка Румянцев, он и был руководителем той экспедиции. Но через несколько месяцев после возвращения он вдруг уволился, а еще через год мы узнали, что Михаил того.... Инфаркт... Это было очень удивительно, ведь Михаил никогда не жаловался на здоровье и активно занимался спортом. А рядом с ним Фима Кофман.
Мария Ивановна указала на молодого человека с рыжей шевелюрой, стоящего рядом с Михаилом.
- Ефим с Михаилом дружили еще со школы. Но Михаила поманил запах тайги, а Ефим, в отличии от тебя, пошел по стопам родителей и стал врачом. Наши ребята частенько приглашали его к экспедиции. Но вскоре после возвращения из той экспедиции он как-то быстро покинул Россию и уехал в Израиль вместе со своими родителями. Так что где он и как он сейчас, мне ничего не известно.
- Мария Ивановна, может, кто-то что-нибудь знает о той экспедиции?
Мария Ивановна вместо того, чтобы ответить на этот вопрос, посмотрела на часы и, взяв отчет, отправилась с ним в сторону архивных стеллажей.
- Ирина Николаевна, мы сегодня с вами переработали больше чем на сорок минут, а за подобную переработку нам, увы, никто не платит. И не стоит забывать, что сегодня пятница и не стоит слишком задерживаться.
Да, Мария Ивановна, большое спасибо и до понедельника! - сказала Ирина, покидая архив.
"Не может быть, что она ничего не знает. И Анатолий Петрович, поставивший жирный крест маркером на Черном Камне, тоже наверняка что-то знал о той экспедиции. Знали, но что-то не давало им права говорить вслух о том. Странно..."
Она всё-таки изменила первоначально согласованный маршрут. И вот он - Хара Таас во всей своей красе! Хотя ничего такого особенного внешне эта гора из себя и не представляла. Так себе, небольшая горка, даже намного ниже перевала, на котором они были пару дней назад. Когда местный проводник Николай узнал, что они вынуждены изменить маршрут, то он чуть было не устроил "бунт на корабле". Ирине потребовалось некоторое время, чтобы слегка затушить этот "бунт", объяснив, что это не её прихоть, а форс-мажорные обстоятельства. Но объяснить проводнику Николаю, что такое форс-мажор было не совсем просто. А изменение маршрута произошло по причине того, что пару дней назад один из участников их экспедиции случайно подвернул ногу при спуске с перевала. Идти далее с травмированным участником по утвержденному маршруту было проблематично, поэтому она, как руководитель экспедиции, приняла решение перейти на запасной вариант, который был несколько короче, но пролегал при этом как раз мимо района Хара Таас, которого проводник боялся как черт ладана. Конечно, Ирина была обязана сообщить об изменении маршрута своему руководству, но даже спутниковая связь в этом районе местами давала сбои.
Впрочем, это был уже предпоследний день экспедиции, и завтра к обеду они должны были выйти к конечному пункту, где их уже должен был ожидать вертолет, обещавший доставить их на Большую Землю.
Но это должно было произойти послезавтра, а наступающий день Ирина объявила днёвкой перед заключительным переходом.
Они разбили лагерь практически в том же месте, который был на запечатлен на одной из фотографий в старом отчете. А еще она предложила проверить мужчинам рыбообильность местной реки, о чем было тоже сказано. Что же касается лично её, то мысль о восхождении на Хара Таас так и не выходила у неё из головы.
Накануне вечером, когда они разбивали лагерь для предстоящей днёвки, она вновь подошла к проводнику Николаю. Но он был крайне категоричен и устроил ей очередное промывание её еще молодых мозгов, когда она вновь заговорила про Хара Таас.
- Аартык иччитэ, барыма, барыма, - стал возбужденно говорить он, показывая рукой в сторону Черного Камня, - мне туда нельзя и тебе ходить нельзя! Аартык иччитэ, там смерть.
В конце концов уже немолодой якут не выдержал и, взяв её за руку, подвёл к ели, которая росла около ручья, впадающего в шумную, горную речку. На коре стволы старой ели был заметен какой-то странный знак.
- Здесь ходить можно, туда ходить нельзя. Почему ты не понимаешь меня?
Она улыбнулась, вспомнив детские страшилки про "черную руку", "гроб на колесиках". И вот, кажется, очередная страшилка из той же серии. Но на этот раз про Черный Камень и про какого-то Аартык иччитэ.
Ирина не хотела обижать проводника, но при этом она уже всё для себя решила.
Как только рассвело, Ирина, взяв небольшой мешочек для сбора образцов горных пород, уверенной поступью отправилась в направлении Черного Камня. Участники экспедиции в это утро могли поспать подольше чем обычно, и поэтому вопросов о столь раннем пробуждении ей никто не задавал, хотя записку своему заместителю о временном отсутствии в лагере она всё-таки оставила.
Назвать подъем на Хара Таас можно было скорее назвать утренней зарядкой, чем каким-то полноценным восхождением. Восхождение заняло у неё около двух часов, ещё около четверти часа она любовалась окрестностями с высоты Хара Таас и сбором любопытных образцов на её вершине. Но задерживаться на более длительное время она не собиралась: с северной стороны достаточно быстро надвигалась огромная, свинцовая туча, предвещающая резкую смену погоды. Вполне вероятно, что она могла принести с собой снег, что порою случалось в здешних краях вплоть до начала лета, а спускаться вниз под хлопьями снега ей не очень хотелось.
Непогода накрыла её на полпути. Вначале налетел пронзительный ветер, затем повалил снег, который заметно замедлил её спуск. Последнее, что она помнила, это была какая-то яркая вспышка, после которой всё вдруг почернело и куда-то провалилось вместе с нею.
Она очнулась от пронизывающего до костей холода. Если бы не свет, исходящий из расщелины в своде пещеры, то она не сразу бы поняла, где она сейчас находится. Из одежды на ней сейчас была только оленья шкура, которую кто-то набросил на неё. Что касается её вещей, то они были небрежно разбросаны по сторонам, за исключением мешочка, в который она складывала образцы горных пород, взятых на склонах горы. Собранные образцы были аккуратно разложены на поверхности этого мешочка. Но стоило Ирине протянуть свою руку к ним, как тут же она услышала чей-то грубый, хрипловатый голос.
- Ты пришла за ними? Тебе понадобились мои камни? Те, кто сюда приходил за ними, обратно никогда не возвращался.
Голос звучал из глубины пещеры, и не представлялась возможным понять, кому он принадлежит. Её глазам было уже достаточно времени, чтобы адаптироваться к полумраку этой пещеры. Она, конечно, не могла не заметить и знак, изображенный на её стене. Именно на подобный знак указывал проводник Николай, обращая её внимание на ствол ели около ручья. А еще она вспомнила его слова "Аартык иччитэ, барыма". Ей нельзя было переходить этот ручей, а уж тем более подниматься на Хара Таас. Тогда ей с трудом удалось скрыть свою улыбку, а вот сейчас ей точно было не до смеха.
- Ты хотела познакомиться со мною? Ты не первая, кто этого хотел.
К своему ужасу, это она уже поняла, заметив около себя не только несколько человеческих костей, но даже черепушку.
- Ты взяла мои камни, и я должен оставить тебя здесь. Как и оставил здесь многих.
За минуту перед ее глазами пролетела вся её короткая жизнь.
- Но ты первая дьяхтар (женщина), которая решилась на это. И я не только позволю тебе уйти, но и даже разрешу взять мои камни. Ты должна рассказать всем правду обо мне. Да, я отпускаю тебя, но ты уйдешь от меня только при одном условии.
Что-то заставило её повернуть голову. Справа от неё на оленьей шкуре лежала веревочная плеть из тынзейя. Основным назначением тынзейя, которую местные делали из оленьих шкур, были арканы оленеводов, но иногда они использовались иначе.
- Так ты готова продолжить наше знакомство?
- Даа, собулэс, - неожиданно для себя ответила она, соглашаясь с невидимым духом.
- Тогда ложись на камни и не смей поднимать голову. Те, кто видел меня, остались здесь навечно.
Она сделала всё, как он сказал. Она даже закрыла глаза...
Он подошел почти бесшумно и единственное, что она могла ощущать, так это его дыхание.
А вслед за его дыханием она ощутила, как тынзей опустился на её обнаженную плоть, которая должна была в полной мере расплатиться за то, на чем она сейчас лежала.
"Ты обязана всегда слушать старших". - Не раз говорила ей мама.
А она не послушала её, прервав династию врачей. А вчера она не послушала проводника Николая, который ей годился в отцы.
Был еще эпизод в её жизни, который произошел на институтской практике, и о котором знали только двое. Она и её подруга, которая чудом осталась жива после того, попытались искупаться в водах Хара Коль на Северном Кавказе. Но там было Черное озеро, а сейчас Черный камень. В том случае они не послушались руководителя их практики, отправившись куда не следует. И вот расплата за всё это.
Она кричала, так как не могла держать в себе эту боль. Но кто сейчас мог услышать её крики и прийти к ней на помощь?
Никто...
Боль была настолько ужасной, что в какой-то момент она стала терять сознание... А вскоре она уже не чувствовала ни боли, ни собственных криков, а уж тем более соседства с камнями, на которых она продолжала лежать.
***
- Первый раз такой дьяхтар вижу.
"Это сон или я это все-таки слышу?"
Голос показался ей знакомым... Сознание, которое медленно возвращалось к ней, даже напомнило того, кому мог принадлежал этот голос. А мог он принадлежать их проводнику Николаю. Ирине стоило большого труда слегка привстать и слегка откинуть полог палатки. Её тело горело огнем каким горел и костёр, у которого сидели двое.
- Ты видел, что подарил ей Аартык иччитэ ? - поинтересовался Николай.
- Да, - ответил незнакомец, - и она достойна этого подарка.
- Женщина должна хранить очаг, а не ходить по горам и тайге. А этого ей вполне хватит, чтобы не только забыть сюда дорогу, но и больше не возвращаться в тайгу.
"Что это?" - испуганно произнесла она про себя. Они говорили на чужом для неё языке, а она понимала их и понимала неплохо.
Найдя на ощупь свой походный рюкзак, Ирина извлекла из его бокового кармана фонарик. Посветив по сторонам, заметила мешочек, в который она складывала найденные на горе образцы горных пород. Приподняв его, она убедилась, что всё найденное ей на месте. Можно было, конечно, заглянуть во внутрь, но она решила не делать этого. Положив мешочек в свой рюкзак, она стала осторожно одеваться. Этот процесс отнял у неё достаточно много времени. Каждое движение сопровождалось сильной болью, но она старалась, как могла, преодолевать её. Знакомство с тынзей давало о себе знать. Пришлось закинуть в себя пару болеутоляющих таблеток из своей походной аптечки.
Когда же она наконец оделась и покинула палатку, около костра уже никого не было. Склонившись, она подняла с земли несколько веток сухого валежника и бросила их в костёр, который уже собирался погаснуть. Пламя вспыхнуло с новой силой, осветив окрестности.
Но что это?!
Она просто не верила своим глазам! От костра в сторону ручьи шли чьи-то следы. Выпавший вчера снег ещё не успел растаять, и следы были заметны. Это были точно такие же следы, какие она видела на фотографии сорокалетней давности.
Надо было срочно вернуться в палатку за сотовым. Было бы непростительно не зафиксировать их. И не мешало бы еще достать из рюкзака сигнальный пистолет, который не был ни разу востребован с первого дня экспедиции.
Но стоило ей сделать пару шагов в сторону палатки, как она услышала рядом с собой.
- Зачем так рано вставать? Ты должна еще спать.
Это был проводник Николай, державший в руках свой старый термос.
- Ты всё-таки не послушала меня, смелый дьяхтар. Выпей это и иди отдохни. Через два часа я тебя будить.
Сказав, Николай протянул Ирине крышку, которая была наполнена содержимым термоса.
Пей не спеша, чай еще горячий, а потом иди обратно в палатку.
За время экспедиции Ирина уже заметила, что Николай вставал раньше всех, при этом отходя ко сну самым последним. Ей казалось, что Николай вообще не спит.
То, что налил ей из термоса проводник, очень мало напоминало настоящий чай. Напиток больше напоминал какую-то настойку из еловых веток и чего-то ещё. И вот это "чего-то" еще она не могла понять. Сделав с полдесятка небольших глотков, Ирина вернула крышку термоса Николаю.
- А теперь ты идти спать, крепко спать и не о чем не думать. Через два часа я тебя будить, и мы заканчивать экспедицию.
После странного чая она вдруг почувствовала какую-то легкость, а что касается боли, то она её почти уже не чувствовала. А еще ей очень хотелось спать и, дойдя до своей палатки, она тут же отключилась и даже не услышала старую якутскую песню которую пел проводник Николай сидя у костра .
***
В тот год Николаю исполнилось четырнадцать лет, и теперь ему было очень обидно, если бы кто назвал бы его уолчаан. Теперь он был не мальчик, а мужчина.
Они пришли в разгар августовского дня. Их было трое: двое в гражданском, а один в милицейской форме. Ааныс сразу почувствовала что-то неладное. На некоторое время она застыла на месте при виде нежданных гостей. Судя по их серьезным лицам, они пришли в их дом с плохой вестью. Мать попросила Николая задержаться на улице, а сама провела гостей в дом. Назад они вышли почти через полчаса. Николай не видел слез на лице матери. Ааныс была сильной женщиной.
- Я скоро вернусь, никуда не уходи, - произнесла она.
- Даа, ийэм, - ответил Колька, направляясь к дому.
Первое, что ему бросилось в глаза, это была записная книжка его отца, с которой он никогда не расставался. Она здесь, а отца нет. На его глазах тут же выступили слезы. Но ведь он же был Мужчиной, а не уолчааном. Даже на глазах Ааныс не было слез, значит и он не должен плакать.
Сдерживая слезы, Колька пролистал записную книжку до последней записи, оставленной отцом.
Но это был не почерк его отца, и последняя страница была написана не простым карандашом. Судя по цвету непонятных для него букв, эта была кровь. И скорее всего это была кровь его отца.