Конкурс 2024: №7: Следы - qwasar
Добавлено: Пн дек 09, 2024 1:26 am
Следы
Это трудная история.
В чем трудность? В памяти. Это такая хитрая штука, которая часто врет, подсовывая тебе не то, что было на самом деле, а то, как тебе хотелось бы, чтобы оно было. И чем дальше по времени отстоит интересующее событие, тем вероятнее подлая подмена. Поэтому, копаясь в «архивах» памяти, ты вынужден постоянно спрашивать себя: «А так ли оно было тогда? Не ты ли сам потом дорефлексировал, чтобы предстать перед собой в более выгодном свете?» Другая сложность заключается в том, что непосредственность детских впечатлений и мировоззрения уже давно улетучилась. Взрослому сознанию невозможно втиснуться обратно в короткие штанишки на лямке, чтобы вернуться на уровень тогдашнего детского восприятия и в детский язык того времени. Такие дела. Но я все же попробую. Не кидайтесь резиновыми тапками, если что.
Мне было девять лет, третий класс общеобразовательной школы. Мы жили в новостройках, куда переехали два года назад после того, как бабушка и дедушка один за другим ушли из жизни, а мне настала пора учиться. Папа и мама работали с утра до вечера и, придя из школы, я несколько часов был предоставлен самому себе. Вариант с «продленкой» я сразу отмел, и родители меня поняли. Школа – ад, всем известно.
В самом начале, когда я еще только пошел в первый класс, оставаться в квартире одному было страшно. Настолько страшно, что, возвратившись домой, я бежал прятаться с головой под одеялом, чтобы какой-нибудь потусторонний углан не выскочил и не съел меня. Однако папа лишь посмеялся над наивными детскими страхами и тем самым их убил. К третьему классу я вполне освоился, даже полюбил, когда рядом никого нет, и уже чувствовал себя почти взрослым.
На нашей лестничной площадке в квартире напротив жила Юлька. Первоклашка из соседней школы, семь лет. Ее семья состояла из мамы и бабушки. Мама тоже работала, а бабушка сидела с Юлькой. Мы не были друзьями – она ж еще мелкая, глупая, - но в целом относились друг к другу нормально, как добрые соседи. Ее приписали к другой школе, которую только что построили позади моей, и там требовалось наполнить классы.
Дело было в мае. Я вернулся после уроков и, выйдя из лифта, обнаружил одиноко сидящую на ступеньках лестничного пролета Юльку.
- Ты чего?
- Ключ потеряла, а бабушки нет. Она куда-то ушла. – Ключ от двери Юлька обычно носила на шее: так надежнее. Но в тот день шнурок то ли порвался, то ли слетел во время возни на перемене – не помню точно. А до эры тотального контроля через мобильные телефоны было еще далеко.
Я позвал Юльку в гости. Чего ей на лестнице торчать? Мы попили вкусного маминого компота из сухофруктов. А что дальше? Может быть, помочь ей с «домашкой»? Ну там прописи какие-нибудь? Что у них сейчас в первом проходят?
И вдруг меня словно кто-то дернул за язык:
- А давай играть!
Юлька кивнула.
- В воспитание!
- А как это?
- Ты ведь потеряла ключ?
- Ага.
- Вот за это тебя и надо наказать!
- А как?
- Я нашлепаю тебя по попе! В старину всех детей так наказывали!
Юлька не стала возражать. Возможно, на нее подействовал мой авторитет гораздо более старшего (на целых два года!) и умного (целый третьеклассник!). Надо же, про старину что-то знает! И еще как бы хозяин дома.
Тут необходимо вернуться назад, чтобы попытаться объяснить, как мне в голову пришла такая идея. Интерес к наказаниям проснулся у меня не так давно, уже в школе. В детском саду – а туда я ходил только один год, шестилеткой – ничего такого не припомню. Хотя там как раз были предпосылки: одна из воспитательниц, Инна Александровна, была очень строгая и довольно часто наказывала провинившихся. Правда, те наказания были неинтересные: обычно ограничение в чем-нибудь, например, на прогулке нельзя резвиться со всеми, стоишь, как дурак, в сторонке. Еще она пытала нас тихим часом. Другая воспитательница, добрая Лариса Владимировна, на это время просто уходила из группы, а Инна Александровна всегда оставалась в спальне и внимательно следила, чтобы каждый ребенок неподвижно лежал на правом (на левом категорически нельзя!) боку, закрыв глаза и сунув под голову сложенные вместе ладошки. Заснуть в этой изуверской позе было непросто, а когда все же получалось, уже скоро раздавалась команда «Подъем!». Садизм в чистом виде.
А вот в школе неожиданно проклюнулся этот интерес. Откуда он взялся? Родители меня что называется пальцем не трогали. У родственников, знакомых и соседей детских наказаний тоже не припомню. Значит, это изначально таилось внутри, а среда как бы подтолкнула. Из разговоров с одноклассниками я впервые узнал, что некоторых наказывают. Подробностями делиться было не принято, но мне и намеков хватило: оказывается, кое-кому влетает дома! Толик Тамбовский (это фамилия такая; тамбовская преступная группировка появилась десятилетием спустя) даже пару раз показывал в физкультурной раздевалке небольшие синяки на заднице – папаша очень переживал о будущем сына и легко брался за ремень.
Но мальчики меня с этой стороны не интересовали, только девочки. Однако о них информации было меньше. Достоверно я разузнал, что дома пороли Светку Бразговскую из параллельного класса, а из нашего – тоже Светку, Григоренко. К сожалению, обе Светки мне не очень нравились. Брызга была шумной и приставучей активисткой-октябренком, а Грига не пойми с чего вела себя очень надменно, хотя ни кожей, ни рожей, как говорится, и беспросветная троечница. Лучше бы пороли Ирку Капустину! Ирка была дамой моего сердца на тот момент. Очень славная девочка: аккуратная, вежливая, старательная - всё в моем вкусе! Я много раз представлял, как ей влетает дома от родителей за какие-то ничтожные грехи, потому что более крупных за ней в принципе не водилось. В моих нескромных мечтах Ирку сперва ставили в угол и строгим голосом отчитывали, а потом она сама задирала подол, спускала колготки и трусики и получала наказание, которое значительно превосходило совершенные ею промахи. Порка обязательно заканчивалась ее слезами, но Ирка никогда не сдавалась, не просила пощады, даже не вскрикивала под тяжелыми ударами родительского ремня, словом, вела себя чрезвычайно достойно! Как же я любил ее за это! При этом себя в роли наказующего никогда не представлял – только жадного наблюдателя или, к своему сладкому стыду, вообще провокатора, который то и дело подставляет Ирку под новое наказание или хитростью добивается того, чтобы ей досталось больше. Сволочные фантазии, надо честно признать. Такая вот любовь у меня тогда была, амбивалентная. И, кстати, не факт, что с тех пор что-то сильно изменилось. Мда-а-а.
И вот мне в лапы нежданно-негаданно попалась Юлька. И я вдруг захотел сам ее выпороть. Почему? Возможно, потому, что к Юльке было другое отношение. Никак не дама сердца, а всего лишь первоклашка. С ней интересней быть не наблюдателем, а вроде как воспитывающим. Тем, кто целиком и полностью сверху.
Я уселся на диван, помог Юльке улечься поперек моих коленей, деловито задрал на ней коричневое школьное платье.
Я неспроста написал «деловито». Сексуального подтекста в тех моих действиях не было ни капли. Я вообще представления не имел, что такое плотская любовь. Это современные девятилетки постоянно сталкиваются с сексуализированной рекламой, неприличными картинками в сети, регулярно слышат сомнительные разговоры старших. А тогда никто и вообразить не мог, что эта надоевшая всем стандартная школьная форма, коричневое платье с белым фартуком, станет одним из мощных сексуальных фетишей. Я просто взял и задрал платье на Юльке – исключительно для порядка. Ведь через платье получится одно баловство, всерьез так наказывать не принято! Да, навязчивой сексуализации и в помине не было, но контекст порки все прекрасно понимали, даже младшие школьники. Телесные наказания уже вышли из широкого употребления, но общественная память о них еще держалась крепко. Подпитываемая «Неуловимыми мстителями», «Черной курицей», «Детством» Горького, стихотворениями Некрасова и многими другими произведениями литературы и искусства. Благо культурный код был тогда один для всех.
Задрав на Юльке школьное платье, я взялся за трусики – их тоже надлежало снять. И вот тут соседка внезапно стала сопротивляться. Надо думать, мама и бабушка уже успели внушить ей некоторые непреклонные женские правила. Я пытался стянуть с нее трусики, а она отчаянно вертелась и стремилась напялить их обратно. Несколько минут продолжалась эта странная молчаливая, но очень напряженная борьба, пока я, наконец, не решил уступить. Все-таки она еще маленькая, глупая, не понимает, что для порки трусики надо снимать! Вот храбрая Ирка Капустина всегда сама спускает! Я позволил Юльке восстановить статус-кво, полностью подтянув белье, и она сразу успокоилась.
Я стал шлепать ее по попе. И очень скоро убедился, что это довольно больно – по крайней мере, моей ладошке! А Юльке хоть бы хны, она принимала наказание терпеливо, как Ирка Капустина из моих фантазий.
- Погоди, - сказал я соседке, – утеря домашнего ключа – это очень серьезная провинность! Тебя надо наказать не ладошкой, а более строго, ремешком!
У меня еще не было хороших своих ремней, а папины с этой целью даже не рассматривал. Решил, что я добрый, и девочек нужно наказывать по-девочковому. Вот ремешок от маминого платья – самое то!
Я велел Юльке лечь на диван и стал хлестать ее этим красивым матерчатым ремешком. Довольно долго так старался, а она даже не пикнула. Я устал, не знал, что полагается делать дальше, и потому сказал:
- Хватит! Ты молодец! Вела себя, как настоящая партизанка!
Довольная Юлька встала, поправила одежду и собралась домой. Мы позвонили в их дверь, и бабушка открыла. Она уже вернулась и волновалась, куда запропастилась внучка. Женщины стали радостно обниматься и целоваться, а потом бабушка меня очень благодарила за гостеприимство. Сказала, что я джентльмен! Мне прямо неловко стало. Юлька понимающе подмигнула.
Дома я снова взял мамин ремешок и для проверки хлестнул себе по ноге. Однако даже не почувствовал ничего. Хлестнул изо всех сил – опять ерунда! Оказалось, что не всякий ремешок годится для порки. Так я впервые отведал селф и догадался о причине героического поведения Юльки. Неудивительно, что ей это «наказание» понравилось. Ирке Капустиной достается куда как больше!
Через две недели, в самом конце учебной четверти, раздался звонок в дверь, и я увидел в глазок вернувшуюся из школы соседку. С ключом в этот раз все было в порядке, но бабушка опять куда-то ушла, и Юлька решила зайти в гости.
- Знаешь, что мне Куча открыла?
Кучей звали Юлькиного кумира, Наташку Кучинскую из их класса. Ее с малолетства отдали не то в спортивную, не то в художественную гимнастику, и способная Куча уже занимала призовые места на городских соревнованиях. Юлька говорила, что подружку вот-вот переведут из обычной школы в спортивный интернат.
- Я ей рассказала, как мы с тобой тогда играли, а Куча мне и заявляет, что это фигня! Их тренерша на занятиях всегда девчонок скакалкой подгоняет. По ногам и рукам. Это больно, но только так можно стать чемпионкой!
Мне сразу захотелось в эту их чудесную спортивную секцию. Только поглазеть, само собой. И тут Юлька меня ошарашила:
- Я тоже хочу стать чемпионкой! Давай опять поиграем! Гляди, что есть! – она вытащила из школьного ранца черную резиновую скакалку с красными пластмассовыми рукоятками.
Вот так жизнь насмехается над нами! Сейчас бы я дико обрадовался, заявись ко мне внезапно такая «Юлька» - разумеется, совершеннолетняя – и с ходу предложи выпороть ее. А тогда просто оторопел, запутавшись в желаниях и возможностях.
- Давай ты будешь как будто тренерша, а я – ученица! – Юлька протянула мне скакалку и начала бегать по комнате. Я поддержал игру и стал пытаться стегнуть ее по голым ногам, но с непривычки всякий раз промахивался.
- С таким тренером мне не стать чемпионкой! – разочарованно констатировала Юлька. Но попробовать рецепт победителей ей еще не расхотелось.
- Куча по секрету сказала, что ленивых учениц тренерша ставит на четвереньки, стискивает ногами и угощает по попе! Давай я буду как будто ленивая! Хотя это не так!
Юлька плюхнулась на все четыре и задрала школьное платье. Я все еще медлил, и она, по-видимому испугавшись, что откажусь, сама спустила трусики, выстрелив в меня из главного калибра мощным залпом женского любопытства, упрямства и коварства.
Что у нее между ног, меня не интересовало. Еще с детского сада я знал, что там ничего путного нет. Мой тогдашний дружбан Вовка Татакин долго уговаривал Маринку Габлусову показать, что у нее в трусиках. Маринка кочевряжилась, набивала себе цену, но в итоге показала. Мы с Вовкой были очень разочарованы и не понимали, из-за чего весь этот сыр-бор, ненужные тайны – если там и скрывать-то нечего! То ли дело у мальчиков! Правда, непонятно, зачем нам все это хозяйство, если девочки не могут предложить ничего взамен. Сплошной обман и надувательство! Вовка потом рассказал, что не поверил, решил, Маринка нас кинула, провернула фокус. И он сумел уболтать еще Людку Спиридонову. Однако и у той не нашлось ничего интересного.
Конечно, детсад уже далеко позади, я был почти взрослым третьеклассником, но половой вопрос по-прежнему оставался на далеких задворках. Девочки нас тогда больше волновали по другому поводу. Они внезапно стали быстрее расти, делались крупнее и сильнее, постоянно попирая тем самым наше такое уязвимое мужское достоинство. Апофеозом разочарования явилась борцовская дуэль между Надькой Морозовой и Сашкой Тимохиным. Сашка, боевой пацан, сам вызвал Надьку. И был ею в полминуты заборот – так, что и пошевелиться не мог под торжествующей победительницей. Пацаны стонали от позора. Родители утешали нас, что этот расклад временный, позже мальчики обязательно догонят и перерастут девочек, но тогда – глядя на здоровенную Надьку и некоторых других таких же одноклассниц - в это не особо верилось.
У первоклашки Юльки было огромное преимущество мелкой и заведомо слабой. К тому же ее покорная поза на четвереньках была самой что ни на есть наказательной, словно подсказывающей необходимые дальнейшие действия. Я не стал бороться с искушением, осторожно переступил одной ногой через Юльку, зажал ее у талии и, зажмурившись от волнения, куда-то звезданул.
- Уй-юй! – взвизгнула первоклашка. – Кусачая!
Я открыл глаза и по розовой петельке на коже обнаружил, что угодил сильно ниже желаемого, под коленку. Быстро сообразил намотать скакалку на ладонь, чтобы отрегулировать длину, и вторым ударом попал уже по голой попе. Юлька рыпнулась, но промолчала. Я решил, что все идет, как надо, и дальше стал хлестать ее часто и сильно – как две недели назад маминым матерчатым ремешком. Юлька завизжала и стала вырываться. Но из этой позы не так-то просто вывернуться. Я держал крепко и продолжал угощать ее скакалкой, памятуя о том, что в прошлый раз было явно недостаточно. Она же хочет стать чемпионкой!
Наконец, Юльке удалось столкнуть меня на диван и досрочно выйти из чемпионской гонки.
- Ты совсем ненормальный! – обиженно сказала она, приводя одежду в порядок. – Надо было аккуратней! Я так больше не играю!
Но мной уже целиком овладела эйфория. Я только что впервые в жизни выпорол девчонку! По-настоящему! Доказательством послужила отдача, которая после каждого удара прилетала мне по руке – это оказалось очень чувствительно! Значит, можно не только мечтать о том, как подсматриваешь за выдуманным наказанием Ирки Капустиной! Передо мной внезапно распахнулась целая новая Вселенная! И я был в ней Демиургом! А Юлька... Так она же сама напросилась, сама подставилась!
Через пару дней мама вдруг спросила меня, во что мы играем во дворе днем, когда взрослые на работе. Я удивился. Как во что? В лапту, футбол, прятки, индейцев – мало ли игр.
- А вы ведь не бьете друг друга?
- Как это? – я все еще не понимал. Слово «бить» уже тогда прочно ассоциировалось у меня с другим. «Пороть» это не «бить»!
Мама вздохнула и рассказала, что Юлькина мама ей пожаловалась, что у дочери на попе и ногах внезапно появились следы. Скорее всего от скакалки, в виде ярких петелек, много. Вот она и спрашивает, не знаю ли я случайно, как это могло получиться. Потому что Юлька скрывает, только и сказала своей маме, мол, они во дворе так играли.
- Мам, ну это же первоклашки! Они сами с собой, нам с ними скучно. Тем более девчонки! Из нашего класса только Надька и Лариска с пацанами водятся!
Мне, к счастью, удалось соврать гладко и правдоподобно. Дополнительно в мою пользу сыграло то обстоятельство, что мама спросила явно на всякий случай, очевидно не подозревая меня в появлении этих загадочных следов. А вот если бы подозревала и внимательно смотрела в лицо и глаза... Одно могу сказать: Юлька молодчина, не сдала! А я-то был уверен, что все девчонки ябеды! И кто бы мог подумать, что от обычной скакалки, через которую все прыгают во дворе, останутся какие-то следы?!
Тем не менее, наши с соседкой отношения на этом прервались. Мы иногда понимающе переглядывались, Юлька порой даже краснела, но больше чем парой-тройкой слов не обменивались. Как будто ничего такого и не было. Между нами встала невидимая стена запретного плода, которого мы с ней, судя по всему, вкусили слишком рано. Я никому об этом не рассказал, хотя приключение получилось крутое, очень пацанское. Думаю, что и Юлька не болтала, испугавшись учиненного домашнего переполоха. Разве что со своей драгоценной Кучей поделилась, но гимнасток таким не удивишь.
Что потом? Потом наши пути с Юлькой еще больше разошлись, других точек соприкосновения не обнаружилось. Еще через несколько лет их семья разменяла жилье и переехала в другой район.
Я почему-то уверен, что это детское приключение осталось для Юльки мимолетным, никак не повлиявшим на ее дальнейшую жизнь. А передо мной как распахнулась новая Вселенная, так и не закрывается по сей день.
Это трудная история.
В чем трудность? В памяти. Это такая хитрая штука, которая часто врет, подсовывая тебе не то, что было на самом деле, а то, как тебе хотелось бы, чтобы оно было. И чем дальше по времени отстоит интересующее событие, тем вероятнее подлая подмена. Поэтому, копаясь в «архивах» памяти, ты вынужден постоянно спрашивать себя: «А так ли оно было тогда? Не ты ли сам потом дорефлексировал, чтобы предстать перед собой в более выгодном свете?» Другая сложность заключается в том, что непосредственность детских впечатлений и мировоззрения уже давно улетучилась. Взрослому сознанию невозможно втиснуться обратно в короткие штанишки на лямке, чтобы вернуться на уровень тогдашнего детского восприятия и в детский язык того времени. Такие дела. Но я все же попробую. Не кидайтесь резиновыми тапками, если что.
Мне было девять лет, третий класс общеобразовательной школы. Мы жили в новостройках, куда переехали два года назад после того, как бабушка и дедушка один за другим ушли из жизни, а мне настала пора учиться. Папа и мама работали с утра до вечера и, придя из школы, я несколько часов был предоставлен самому себе. Вариант с «продленкой» я сразу отмел, и родители меня поняли. Школа – ад, всем известно.
В самом начале, когда я еще только пошел в первый класс, оставаться в квартире одному было страшно. Настолько страшно, что, возвратившись домой, я бежал прятаться с головой под одеялом, чтобы какой-нибудь потусторонний углан не выскочил и не съел меня. Однако папа лишь посмеялся над наивными детскими страхами и тем самым их убил. К третьему классу я вполне освоился, даже полюбил, когда рядом никого нет, и уже чувствовал себя почти взрослым.
На нашей лестничной площадке в квартире напротив жила Юлька. Первоклашка из соседней школы, семь лет. Ее семья состояла из мамы и бабушки. Мама тоже работала, а бабушка сидела с Юлькой. Мы не были друзьями – она ж еще мелкая, глупая, - но в целом относились друг к другу нормально, как добрые соседи. Ее приписали к другой школе, которую только что построили позади моей, и там требовалось наполнить классы.
Дело было в мае. Я вернулся после уроков и, выйдя из лифта, обнаружил одиноко сидящую на ступеньках лестничного пролета Юльку.
- Ты чего?
- Ключ потеряла, а бабушки нет. Она куда-то ушла. – Ключ от двери Юлька обычно носила на шее: так надежнее. Но в тот день шнурок то ли порвался, то ли слетел во время возни на перемене – не помню точно. А до эры тотального контроля через мобильные телефоны было еще далеко.
Я позвал Юльку в гости. Чего ей на лестнице торчать? Мы попили вкусного маминого компота из сухофруктов. А что дальше? Может быть, помочь ей с «домашкой»? Ну там прописи какие-нибудь? Что у них сейчас в первом проходят?
И вдруг меня словно кто-то дернул за язык:
- А давай играть!
Юлька кивнула.
- В воспитание!
- А как это?
- Ты ведь потеряла ключ?
- Ага.
- Вот за это тебя и надо наказать!
- А как?
- Я нашлепаю тебя по попе! В старину всех детей так наказывали!
Юлька не стала возражать. Возможно, на нее подействовал мой авторитет гораздо более старшего (на целых два года!) и умного (целый третьеклассник!). Надо же, про старину что-то знает! И еще как бы хозяин дома.
Тут необходимо вернуться назад, чтобы попытаться объяснить, как мне в голову пришла такая идея. Интерес к наказаниям проснулся у меня не так давно, уже в школе. В детском саду – а туда я ходил только один год, шестилеткой – ничего такого не припомню. Хотя там как раз были предпосылки: одна из воспитательниц, Инна Александровна, была очень строгая и довольно часто наказывала провинившихся. Правда, те наказания были неинтересные: обычно ограничение в чем-нибудь, например, на прогулке нельзя резвиться со всеми, стоишь, как дурак, в сторонке. Еще она пытала нас тихим часом. Другая воспитательница, добрая Лариса Владимировна, на это время просто уходила из группы, а Инна Александровна всегда оставалась в спальне и внимательно следила, чтобы каждый ребенок неподвижно лежал на правом (на левом категорически нельзя!) боку, закрыв глаза и сунув под голову сложенные вместе ладошки. Заснуть в этой изуверской позе было непросто, а когда все же получалось, уже скоро раздавалась команда «Подъем!». Садизм в чистом виде.
А вот в школе неожиданно проклюнулся этот интерес. Откуда он взялся? Родители меня что называется пальцем не трогали. У родственников, знакомых и соседей детских наказаний тоже не припомню. Значит, это изначально таилось внутри, а среда как бы подтолкнула. Из разговоров с одноклассниками я впервые узнал, что некоторых наказывают. Подробностями делиться было не принято, но мне и намеков хватило: оказывается, кое-кому влетает дома! Толик Тамбовский (это фамилия такая; тамбовская преступная группировка появилась десятилетием спустя) даже пару раз показывал в физкультурной раздевалке небольшие синяки на заднице – папаша очень переживал о будущем сына и легко брался за ремень.
Но мальчики меня с этой стороны не интересовали, только девочки. Однако о них информации было меньше. Достоверно я разузнал, что дома пороли Светку Бразговскую из параллельного класса, а из нашего – тоже Светку, Григоренко. К сожалению, обе Светки мне не очень нравились. Брызга была шумной и приставучей активисткой-октябренком, а Грига не пойми с чего вела себя очень надменно, хотя ни кожей, ни рожей, как говорится, и беспросветная троечница. Лучше бы пороли Ирку Капустину! Ирка была дамой моего сердца на тот момент. Очень славная девочка: аккуратная, вежливая, старательная - всё в моем вкусе! Я много раз представлял, как ей влетает дома от родителей за какие-то ничтожные грехи, потому что более крупных за ней в принципе не водилось. В моих нескромных мечтах Ирку сперва ставили в угол и строгим голосом отчитывали, а потом она сама задирала подол, спускала колготки и трусики и получала наказание, которое значительно превосходило совершенные ею промахи. Порка обязательно заканчивалась ее слезами, но Ирка никогда не сдавалась, не просила пощады, даже не вскрикивала под тяжелыми ударами родительского ремня, словом, вела себя чрезвычайно достойно! Как же я любил ее за это! При этом себя в роли наказующего никогда не представлял – только жадного наблюдателя или, к своему сладкому стыду, вообще провокатора, который то и дело подставляет Ирку под новое наказание или хитростью добивается того, чтобы ей досталось больше. Сволочные фантазии, надо честно признать. Такая вот любовь у меня тогда была, амбивалентная. И, кстати, не факт, что с тех пор что-то сильно изменилось. Мда-а-а.
И вот мне в лапы нежданно-негаданно попалась Юлька. И я вдруг захотел сам ее выпороть. Почему? Возможно, потому, что к Юльке было другое отношение. Никак не дама сердца, а всего лишь первоклашка. С ней интересней быть не наблюдателем, а вроде как воспитывающим. Тем, кто целиком и полностью сверху.
Я уселся на диван, помог Юльке улечься поперек моих коленей, деловито задрал на ней коричневое школьное платье.
Я неспроста написал «деловито». Сексуального подтекста в тех моих действиях не было ни капли. Я вообще представления не имел, что такое плотская любовь. Это современные девятилетки постоянно сталкиваются с сексуализированной рекламой, неприличными картинками в сети, регулярно слышат сомнительные разговоры старших. А тогда никто и вообразить не мог, что эта надоевшая всем стандартная школьная форма, коричневое платье с белым фартуком, станет одним из мощных сексуальных фетишей. Я просто взял и задрал платье на Юльке – исключительно для порядка. Ведь через платье получится одно баловство, всерьез так наказывать не принято! Да, навязчивой сексуализации и в помине не было, но контекст порки все прекрасно понимали, даже младшие школьники. Телесные наказания уже вышли из широкого употребления, но общественная память о них еще держалась крепко. Подпитываемая «Неуловимыми мстителями», «Черной курицей», «Детством» Горького, стихотворениями Некрасова и многими другими произведениями литературы и искусства. Благо культурный код был тогда один для всех.
Задрав на Юльке школьное платье, я взялся за трусики – их тоже надлежало снять. И вот тут соседка внезапно стала сопротивляться. Надо думать, мама и бабушка уже успели внушить ей некоторые непреклонные женские правила. Я пытался стянуть с нее трусики, а она отчаянно вертелась и стремилась напялить их обратно. Несколько минут продолжалась эта странная молчаливая, но очень напряженная борьба, пока я, наконец, не решил уступить. Все-таки она еще маленькая, глупая, не понимает, что для порки трусики надо снимать! Вот храбрая Ирка Капустина всегда сама спускает! Я позволил Юльке восстановить статус-кво, полностью подтянув белье, и она сразу успокоилась.
Я стал шлепать ее по попе. И очень скоро убедился, что это довольно больно – по крайней мере, моей ладошке! А Юльке хоть бы хны, она принимала наказание терпеливо, как Ирка Капустина из моих фантазий.
- Погоди, - сказал я соседке, – утеря домашнего ключа – это очень серьезная провинность! Тебя надо наказать не ладошкой, а более строго, ремешком!
У меня еще не было хороших своих ремней, а папины с этой целью даже не рассматривал. Решил, что я добрый, и девочек нужно наказывать по-девочковому. Вот ремешок от маминого платья – самое то!
Я велел Юльке лечь на диван и стал хлестать ее этим красивым матерчатым ремешком. Довольно долго так старался, а она даже не пикнула. Я устал, не знал, что полагается делать дальше, и потому сказал:
- Хватит! Ты молодец! Вела себя, как настоящая партизанка!
Довольная Юлька встала, поправила одежду и собралась домой. Мы позвонили в их дверь, и бабушка открыла. Она уже вернулась и волновалась, куда запропастилась внучка. Женщины стали радостно обниматься и целоваться, а потом бабушка меня очень благодарила за гостеприимство. Сказала, что я джентльмен! Мне прямо неловко стало. Юлька понимающе подмигнула.
Дома я снова взял мамин ремешок и для проверки хлестнул себе по ноге. Однако даже не почувствовал ничего. Хлестнул изо всех сил – опять ерунда! Оказалось, что не всякий ремешок годится для порки. Так я впервые отведал селф и догадался о причине героического поведения Юльки. Неудивительно, что ей это «наказание» понравилось. Ирке Капустиной достается куда как больше!
Через две недели, в самом конце учебной четверти, раздался звонок в дверь, и я увидел в глазок вернувшуюся из школы соседку. С ключом в этот раз все было в порядке, но бабушка опять куда-то ушла, и Юлька решила зайти в гости.
- Знаешь, что мне Куча открыла?
Кучей звали Юлькиного кумира, Наташку Кучинскую из их класса. Ее с малолетства отдали не то в спортивную, не то в художественную гимнастику, и способная Куча уже занимала призовые места на городских соревнованиях. Юлька говорила, что подружку вот-вот переведут из обычной школы в спортивный интернат.
- Я ей рассказала, как мы с тобой тогда играли, а Куча мне и заявляет, что это фигня! Их тренерша на занятиях всегда девчонок скакалкой подгоняет. По ногам и рукам. Это больно, но только так можно стать чемпионкой!
Мне сразу захотелось в эту их чудесную спортивную секцию. Только поглазеть, само собой. И тут Юлька меня ошарашила:
- Я тоже хочу стать чемпионкой! Давай опять поиграем! Гляди, что есть! – она вытащила из школьного ранца черную резиновую скакалку с красными пластмассовыми рукоятками.
Вот так жизнь насмехается над нами! Сейчас бы я дико обрадовался, заявись ко мне внезапно такая «Юлька» - разумеется, совершеннолетняя – и с ходу предложи выпороть ее. А тогда просто оторопел, запутавшись в желаниях и возможностях.
- Давай ты будешь как будто тренерша, а я – ученица! – Юлька протянула мне скакалку и начала бегать по комнате. Я поддержал игру и стал пытаться стегнуть ее по голым ногам, но с непривычки всякий раз промахивался.
- С таким тренером мне не стать чемпионкой! – разочарованно констатировала Юлька. Но попробовать рецепт победителей ей еще не расхотелось.
- Куча по секрету сказала, что ленивых учениц тренерша ставит на четвереньки, стискивает ногами и угощает по попе! Давай я буду как будто ленивая! Хотя это не так!
Юлька плюхнулась на все четыре и задрала школьное платье. Я все еще медлил, и она, по-видимому испугавшись, что откажусь, сама спустила трусики, выстрелив в меня из главного калибра мощным залпом женского любопытства, упрямства и коварства.
Что у нее между ног, меня не интересовало. Еще с детского сада я знал, что там ничего путного нет. Мой тогдашний дружбан Вовка Татакин долго уговаривал Маринку Габлусову показать, что у нее в трусиках. Маринка кочевряжилась, набивала себе цену, но в итоге показала. Мы с Вовкой были очень разочарованы и не понимали, из-за чего весь этот сыр-бор, ненужные тайны – если там и скрывать-то нечего! То ли дело у мальчиков! Правда, непонятно, зачем нам все это хозяйство, если девочки не могут предложить ничего взамен. Сплошной обман и надувательство! Вовка потом рассказал, что не поверил, решил, Маринка нас кинула, провернула фокус. И он сумел уболтать еще Людку Спиридонову. Однако и у той не нашлось ничего интересного.
Конечно, детсад уже далеко позади, я был почти взрослым третьеклассником, но половой вопрос по-прежнему оставался на далеких задворках. Девочки нас тогда больше волновали по другому поводу. Они внезапно стали быстрее расти, делались крупнее и сильнее, постоянно попирая тем самым наше такое уязвимое мужское достоинство. Апофеозом разочарования явилась борцовская дуэль между Надькой Морозовой и Сашкой Тимохиным. Сашка, боевой пацан, сам вызвал Надьку. И был ею в полминуты заборот – так, что и пошевелиться не мог под торжествующей победительницей. Пацаны стонали от позора. Родители утешали нас, что этот расклад временный, позже мальчики обязательно догонят и перерастут девочек, но тогда – глядя на здоровенную Надьку и некоторых других таких же одноклассниц - в это не особо верилось.
У первоклашки Юльки было огромное преимущество мелкой и заведомо слабой. К тому же ее покорная поза на четвереньках была самой что ни на есть наказательной, словно подсказывающей необходимые дальнейшие действия. Я не стал бороться с искушением, осторожно переступил одной ногой через Юльку, зажал ее у талии и, зажмурившись от волнения, куда-то звезданул.
- Уй-юй! – взвизгнула первоклашка. – Кусачая!
Я открыл глаза и по розовой петельке на коже обнаружил, что угодил сильно ниже желаемого, под коленку. Быстро сообразил намотать скакалку на ладонь, чтобы отрегулировать длину, и вторым ударом попал уже по голой попе. Юлька рыпнулась, но промолчала. Я решил, что все идет, как надо, и дальше стал хлестать ее часто и сильно – как две недели назад маминым матерчатым ремешком. Юлька завизжала и стала вырываться. Но из этой позы не так-то просто вывернуться. Я держал крепко и продолжал угощать ее скакалкой, памятуя о том, что в прошлый раз было явно недостаточно. Она же хочет стать чемпионкой!
Наконец, Юльке удалось столкнуть меня на диван и досрочно выйти из чемпионской гонки.
- Ты совсем ненормальный! – обиженно сказала она, приводя одежду в порядок. – Надо было аккуратней! Я так больше не играю!
Но мной уже целиком овладела эйфория. Я только что впервые в жизни выпорол девчонку! По-настоящему! Доказательством послужила отдача, которая после каждого удара прилетала мне по руке – это оказалось очень чувствительно! Значит, можно не только мечтать о том, как подсматриваешь за выдуманным наказанием Ирки Капустиной! Передо мной внезапно распахнулась целая новая Вселенная! И я был в ней Демиургом! А Юлька... Так она же сама напросилась, сама подставилась!
Через пару дней мама вдруг спросила меня, во что мы играем во дворе днем, когда взрослые на работе. Я удивился. Как во что? В лапту, футбол, прятки, индейцев – мало ли игр.
- А вы ведь не бьете друг друга?
- Как это? – я все еще не понимал. Слово «бить» уже тогда прочно ассоциировалось у меня с другим. «Пороть» это не «бить»!
Мама вздохнула и рассказала, что Юлькина мама ей пожаловалась, что у дочери на попе и ногах внезапно появились следы. Скорее всего от скакалки, в виде ярких петелек, много. Вот она и спрашивает, не знаю ли я случайно, как это могло получиться. Потому что Юлька скрывает, только и сказала своей маме, мол, они во дворе так играли.
- Мам, ну это же первоклашки! Они сами с собой, нам с ними скучно. Тем более девчонки! Из нашего класса только Надька и Лариска с пацанами водятся!
Мне, к счастью, удалось соврать гладко и правдоподобно. Дополнительно в мою пользу сыграло то обстоятельство, что мама спросила явно на всякий случай, очевидно не подозревая меня в появлении этих загадочных следов. А вот если бы подозревала и внимательно смотрела в лицо и глаза... Одно могу сказать: Юлька молодчина, не сдала! А я-то был уверен, что все девчонки ябеды! И кто бы мог подумать, что от обычной скакалки, через которую все прыгают во дворе, останутся какие-то следы?!
Тем не менее, наши с соседкой отношения на этом прервались. Мы иногда понимающе переглядывались, Юлька порой даже краснела, но больше чем парой-тройкой слов не обменивались. Как будто ничего такого и не было. Между нами встала невидимая стена запретного плода, которого мы с ней, судя по всему, вкусили слишком рано. Я никому об этом не рассказал, хотя приключение получилось крутое, очень пацанское. Думаю, что и Юлька не болтала, испугавшись учиненного домашнего переполоха. Разве что со своей драгоценной Кучей поделилась, но гимнасток таким не удивишь.
Что потом? Потом наши пути с Юлькой еще больше разошлись, других точек соприкосновения не обнаружилось. Еще через несколько лет их семья разменяла жилье и переехала в другой район.
Я почему-то уверен, что это детское приключение осталось для Юльки мимолетным, никак не повлиявшим на ее дальнейшую жизнь. А передо мной как распахнулась новая Вселенная, так и не закрывается по сей день.