Обсуждение. Вжик-вжик или как я провёл 23 февраля. qwasar
Добавлено: Чт янв 20, 2022 12:47 pm
qwasar
Вжик-вжик или как я провёл 23 февраля
Двадцать третьего февраля моя давнишняя подруга Лена вытащила-таки меня на лыжню. Настоящая зима нынче, все знают, началась как никогда поздно, и я уже думал, что так и не выберусь ни разу покататься. Просидел бы дома и эти выходные, валяя дурака и якобы пытаясь вылечить подхваченную в середине недели простуду, если бы не Лена. Она как настоящая деловая женщина проявила настойчивость и буквально силком вытащила меня на лыжню.
Поехали в Юнтоловский заказник, сразу за городом. Там под нахрапистым натиском застройки пока ещё уцелел большой лесной массив, в котором я, помнится, любил гонять на лыжах в далёкие школьные годы. Тогда мне, чтобы добраться до леса, требовалось пересечь большой пустырь с отвалами синей глины из метрополитена. А сейчас на месте бывшего пустыря широко раскинулись кварталы новостроек, и почти до самого леса ходит трамвай.
Лена бегает на лыжах очень прилично. Кандидат в мастера спорта как никак. Я тоже выполнил когда-то этот норматив, но когда это было. . . С тех пор моя резвость изрядно поубавилась. Короче, я еле поспевал за Леной, хотя она, очевидно жалея мое самолюбие, отнюдь не мчалась во весь опор.
Погода выдалась прямо по Пушкину: «мороз и солнце, день чудесный». Народ это понял и тоже выбрался подышать свежим воздухом: кто, как мы, на лыжах, кто с санками, а кто и просто побродить. С любимым пивом или даже без него.
От главной просеки мы свернули по замёрзшей речке Глухарке налево к Лахтинскому разливу. Там оказались ещё и рыбаки, а один чудак, наплевав на десятиградусный мороз, уже загорал, раздевшись по пояс и выставив навстречу едва греющим солнечным лучам свою волосатую впалую грудь.
Мы погнали дальше, вдоль северного края Лахтинского разлива.
Наконец, многоэтажки скрылись из виду, народ поредел и, уже по берегам речки Юнтоловки, нас обступил настоящий лес.
Еще через какое-то время мы добрались, наконец, до белого безмолвия. Это когда кругом совсем никого, тишина, и повсюду нетронутый и девственный, искрящийся на солнце белый-белый снег.
Теперь мы двигались не спеша и молча, наслаждаясь морозным воздухом и разбуженным в крови адреналином. Тот, кто никогда не вдыхал полной грудью в ясный зимний день, скользя на лыжах среди пухлых сугробов и мохнатых снежных шапок на ёлках, тот не поймёт, о чём я пытаюсь рассказать!
Чёрт побери, если бы не Лена, я бы, наверняка, так и не выбрался в этом году на лыжню! А как аппетитно мелькает перед моими глазами её ладная, туго обтянутая синими спортивными штанами попа! Мелькает под монотонный аккомпанемент скользящих лыж: вжик-вжик, вжик-вжик, вжик-вжик!
Возле окончания самого дальнего заливчика, там, где лес уступает место Лахтинскому болоту, мы решили немного отдохнуть и перекусить. Лыжня тут раздваивалась: вправо уходила назад вглубь лесного массива, влево – к железнодорожной станции в Ольгине, надо думать.
Выпили крепкого горячего чая из термоса, умяли бутерброды, хлопнули коньячку из фляжки.
Обалдеть, до чего хорошо!
И только тут я обратил внимание, что на берегу, сразу за пушистыми метёлками тоненького жёлтого тростника, громоздились заросли молодой ивы. Ива-ивушка!.. Какие замечательные розги в немереном количестве! Эх, вот сейчас бы. . .
До чего же жаль, что Лена не разделяет моего увлечения!
В своё время, когда мы общались с ней гораздо теснее и чаще, чем сейчас, я, разумеется, неоднократно пытался склонить ее в прямом и переносном смысле, но безуспешно. Уверенная в себе Лена всякий раз уверенно отшучивалась, давая понять, что эти игры не для неё.
Тем не менее, я спросил:
- Угадай, о чём я сейчас думаю?
Она проследила за моим взглядом, но не поняла. Или сделала вид, что не поняла.
- Видишь этот ивняк?
- А-а-а. . . Кто о чём, а ты. . .
- Да, дорогуша, нравится мне это. Ничего не могу с собой поделать. Да, если честно, и не хочу.
- И, что, ты порешь их вот такими?
Я сделал вид, что не понимаю, кого «их».
- Ты у меня одна-единственная, - говорю. – До тебя никогда ни с кем ни-ни. И после тебя нет и не будет!
- Рассказывай басни! – она самодовольно усмехнулась.
Мы немножко помолчали.
И вдруг она говорит:
- Знаешь, я всё хотела подарить тебе что-нибудь на двадцать третье. И ничего не смогла придумать. Выпивку презентовать – пОшло, галстуки регулярно менять ты не приучен, книгу подарить – ты и так больно умный, дальше некуда. А сейчас мне и подумалось, может. . .
Вот это поворот! Затаив дыхание, я молчал, давая ей возможность вымолвив «А» сказать и «Б».
- Может тебе, извращенцу такому, в самом деле подарить то, что ты хочешь?
- Это становится интересным, - отвечаю. – С этого места прошу поподробнее!
Смелая Лена засмущалась. Похоже, это действительно вырвалось у неё невзначай и явно не вполне обдуманно. Но отступать на полпути Лена не привыкла.
- Ну же, дорогуша, что ты вдруг захотела мне подарить?
Сосредоточенно водя лыжной палкой по ровной снежной белизне, она, наконец, произнесла:
- Если ЭТО и в самом деле доставит тебе такое безграничное удовольствие, то я. . .
Я поспешил ей на помощь:
- Ты хочешь сказать, что готова быть выпоротой?
Чуть помедлив, она кивнула. И тут же выпалила:
- Но только в этот раз! Как подарок тебе в честь мужского праздника!
Сказать, что я обрадовался – значит не сказать ничего. В моей усталой душе расцвела всеми яркими красками весна.
- Отлично, Леночка! Это и впрямь будет для меня лучший подарок!
Она несколько натянуто улыбнулась, очевидно всё ещё сражаясь с обуревающими сомнениями.
- Тогда я нарежу побольше этих замечательных розог, и дома мы с тобой. . .
Лена чуть не подскочила вместе с лыжами.
- Нет, Серёж, - попросила. – До дома я точно не дотерплю. Перегорю. Если ты действительно этого хочешь, то давай прямо здесь и сейчас. Пока я совсем не испугалась и не передумала.
Вот так номер!
Не могу сказать, что меня огорчило её предложение, скорее наоборот, но заставило задуматься.
Холодно всё-таки. Да и народ может в любой момент объявиться. . . Не слишком ли экстремально для первого опыта?
- Здесь так здесь! Я всегда с радостью! Но ты не боишься что-нибудь себе отморозить?
- Боже, ну какой ты зануда! – она взорвалась. – Перед тобой симпатичная девушка, которая сама предлагает тебе постегать её немножко! И ты мне сто раз рассказывал, как тебе это нравится! Так бери и стегай!
После этих слов у меня не осталось сомнений в её решимости.
- Отлично! – говорю. – Но тебе всё-таки придется чуть подождать, пока я срежу розги. Не волнуйся, дорогая, это быстро!
Скинув лыжи, благо лёд здесь был едва покрыт тонким слоем снега, я потопал к ивняку.
Лозины были такие хорошие, что хотелось нарезать их побольше, подлиннее, потолще. . .
Но. . . Как бы мне ни хотелось, нужно знать меру! Для Лены это ведь в первый раз, к тому же надо пошустрее всё провернуть, чтобы она не сильно замёрзла.
Я срезал три лозины средней длины и толщины.
Помахал ими, проверяя на гибкость. Тоже «вжик-вжик» получилось, но по-иному, не так, как вжики лыжами. Тоньше и пронзительнее.
- Не издевайся! – попросила она.
- Я не издеваюсь, так надо, я люблю тебя!
Это почему-то её сразу успокоило. На ласковые слова падки все, даже самые наиделовые женщины.
Я вернулся с розгами. Ещё раз оглянулся – никого. Мы забрались достаточно далеко.
- Ты согласна только на лёгкое а-та-та по попке или готова к более серьёзному?
- Зануда занудная! – прошипела она. – Это мой подарок тебе, делай как хочешь, как чешется, но помни, что другую такую дуру, как я, не найдёшь!
Я ещё раз уверил её, что люблю, и никакая она не дура. И, прикинув, вынес вердикт:
- Раз это твой подарок мне на двадцать третье февраля, получишь ровно двадцать три удара!
- А это не слишком много? Я не умру?
Я популярно объяснил ей, что знающие люди подразумевают под «много» применительно к розгам.
Лена удивлённо присвистнула. А потом спросила:
- Лыжи-то снимать?
- Нет, оставь. Просто наклонись и обопрись о палки. А перед этим спусти штанишки.
- Извращенец! – это было сказано с непередаваемой интонацией и богатейшей палитрой смыслов.
Но – сунулась руками и скоренько спустила до колен спортивные штаны и надетые под ними тёплые колготки.
- Курточку малость повыше и трусики тоже спускай! – я уже вошёл во вкус. – Розгами секут только по голому!
Фыркнув, она тем не менее послушно спустила чёрные трусики и, опершись на палки, попыталась оттопырить попу.
И едва не упала – лыжи предательски заскользили назад.
Я помог ей удержаться и принять нужную позу.
Сам встал сбоку, наслаждаясь великолепной картиной обнажённой Леночкиной попы в пушисто-белоснежном пейзаже. И при этом вдруг испытал такой трепет, как будто впервые взял в руки розги.
- Дорогуша! Будешь считать вслух каждый полученный удар! Забудешь или ошибёшься – удар повторяется!
- А это ещё зачем? – попыталась возразить она.
Я не стал вдаваться в пустые споры и, размахнувшись, сладко хлестнул её в САМЫЙ ПЕРВЫЙ!! раз. Всеми тремя розгами.
- Ай! – только и сказала Лена. И чуть шевельнула ужаленной попой.
- Я не знаю такого иностранного языка, на котором «раз» звучит как «ай»! Следующий удар снова будет первым!
Она, вроде, опять хотела что-то возразить, но я совершенно не вижу смысла устраивать дискуссию в ситуации, когда оппонент с голой попой, а у меня в руках розги.
Все свои аргументы я вложил в следующий удар.
Леночка судорожно вздохнула, но послушно сказала «раз».
Я тут же стегнул её ещё.
- Ай-я-яй! – двойная порция настолько впечатлила Лену, что она опять забыла про счёт.
Я не преминул об этом напомнить. И тотчас выписал штраф на её попе тремя свежими, быстро краснеющими полосками.
- Да ты настоящий садюга!
Я не стал её переубеждать и, педантично напомнив про необходимость считать и пагубные последствия забывчивости, отвесил Лене что называется от души.
Вот теперь она сказала «два».
В этом чрезвычайно простом и коротком слове мне послышалась нотка уважения.
Больше Лена со счёта не сбивалась, как я ни старался.
Хотя стараться-то я старался, но не перебарщивал. Мне совершенно не хотелось портить такую живописную, внезапную и в то же время столь долгожданную порку чрезмерными мучениями для своей подруги. Я и так получил массу удовольствия, созерцая её дебютный танец под названием «топчусь я на лыжах с попкою голой, а розги гуляют по ней как хотят», слушая все эти предельно интимные ахи и вздохи и нехарактерные для обычно сильной духом Лены попискивания и повизгивания. Давно порка не доставляла мне такой лёгкой и приятной радости!
В начале второго десятка её лыжи опять проскользнули, не желая понимать странные для них телодвижения, и Лена чуть было не шлёпнулась. Но тут же, ни слова не говоря, снова встала в устойчивую позу и очаровательно и доверчиво, даже с некоторой неожиданной для меня грациозной готовностью, оттопырила попу для новых незатейливых трёхрозговых узоров.
С наслаждением хлестнув Лену в двадцатый зачётный раз, я заметил, как из-за дальнего поворота вынырнули фигурки двух лыжников.
- Дорогая, тебе осталось всего три, но мы уже не одни!
- Плевать! – сказала Лена. – Они ещё далеко! Давай быстрее! Второй раз снимать штаны я не собираюсь! Я и так уже замерзать начинаю!
Начинаешь замерзать? Это моя недоработка. Сейчас исправим!
Я размахнулся пошире и выдал ей пулемётную серию из трёх быстрых и резких вжиков.
- Двадцать один, два, три! – провизжала-протараторила Лена и всё-таки свалилась с ног. Да, лыжи показали себя паршивым средством фиксации!
Я бросился ей помогать, но из-за несогласованности наших действий возникла суматоха: Лена пыталась подняться и одновременно натянуть одежду, а я взялся растирать ей попу снегом за отсутствием других подручных смазочных средств. Неопытная в таких делах Лена не оценила моего порыва, стала брыкаться, и мы свалились теперь уже вместе.
Между тем лыжники совсем приблизились. Это были мужчина и женщина.
Героическим усилием Леночке удалось-таки натянуть трусы и штаны, мы поднялись и, не сговариваясь, стали нарочито тщательно отряхиваться от снега.
Лыжники проехали мимо нас, поглядывая в нашу сторону с нескрываемым удивлением и даже некоторой опаской. Подозреваю, что валяющиеся рядом на снегу три изрядно потрёпанные розги произвели на них сильное впечатление.
Едва они проехали, я подошёл к Лене и крепко обнял её. Вообще-то благодарить за порку должен тот, кто её получил, но в этот раз, согласитесь, был особый случай.
- Ты доволен, дорогой защитник? – она легонько куснула меня за ухо.
- Ещё как! – ответил я, нежно оглаживая её по пострадавшей в честь мужского праздника части тела.
- Тогда посмотрим, чем ты ответишь мне на восьмое марта! – шепнула Лена.
- Уж отвечу! – пообещал я, теряясь в догадках относительно того, что она может иметь в виду.
***
Всю обратную дорогу я раздумывал над её словами под мерный шорох скользящих лыж: вжик-вжик! вжик-вжик! вжик-вжик!
Вжик-вжик или как я провёл 23 февраля
Двадцать третьего февраля моя давнишняя подруга Лена вытащила-таки меня на лыжню. Настоящая зима нынче, все знают, началась как никогда поздно, и я уже думал, что так и не выберусь ни разу покататься. Просидел бы дома и эти выходные, валяя дурака и якобы пытаясь вылечить подхваченную в середине недели простуду, если бы не Лена. Она как настоящая деловая женщина проявила настойчивость и буквально силком вытащила меня на лыжню.
Поехали в Юнтоловский заказник, сразу за городом. Там под нахрапистым натиском застройки пока ещё уцелел большой лесной массив, в котором я, помнится, любил гонять на лыжах в далёкие школьные годы. Тогда мне, чтобы добраться до леса, требовалось пересечь большой пустырь с отвалами синей глины из метрополитена. А сейчас на месте бывшего пустыря широко раскинулись кварталы новостроек, и почти до самого леса ходит трамвай.
Лена бегает на лыжах очень прилично. Кандидат в мастера спорта как никак. Я тоже выполнил когда-то этот норматив, но когда это было. . . С тех пор моя резвость изрядно поубавилась. Короче, я еле поспевал за Леной, хотя она, очевидно жалея мое самолюбие, отнюдь не мчалась во весь опор.
Погода выдалась прямо по Пушкину: «мороз и солнце, день чудесный». Народ это понял и тоже выбрался подышать свежим воздухом: кто, как мы, на лыжах, кто с санками, а кто и просто побродить. С любимым пивом или даже без него.
От главной просеки мы свернули по замёрзшей речке Глухарке налево к Лахтинскому разливу. Там оказались ещё и рыбаки, а один чудак, наплевав на десятиградусный мороз, уже загорал, раздевшись по пояс и выставив навстречу едва греющим солнечным лучам свою волосатую впалую грудь.
Мы погнали дальше, вдоль северного края Лахтинского разлива.
Наконец, многоэтажки скрылись из виду, народ поредел и, уже по берегам речки Юнтоловки, нас обступил настоящий лес.
Еще через какое-то время мы добрались, наконец, до белого безмолвия. Это когда кругом совсем никого, тишина, и повсюду нетронутый и девственный, искрящийся на солнце белый-белый снег.
Теперь мы двигались не спеша и молча, наслаждаясь морозным воздухом и разбуженным в крови адреналином. Тот, кто никогда не вдыхал полной грудью в ясный зимний день, скользя на лыжах среди пухлых сугробов и мохнатых снежных шапок на ёлках, тот не поймёт, о чём я пытаюсь рассказать!
Чёрт побери, если бы не Лена, я бы, наверняка, так и не выбрался в этом году на лыжню! А как аппетитно мелькает перед моими глазами её ладная, туго обтянутая синими спортивными штанами попа! Мелькает под монотонный аккомпанемент скользящих лыж: вжик-вжик, вжик-вжик, вжик-вжик!
Возле окончания самого дальнего заливчика, там, где лес уступает место Лахтинскому болоту, мы решили немного отдохнуть и перекусить. Лыжня тут раздваивалась: вправо уходила назад вглубь лесного массива, влево – к железнодорожной станции в Ольгине, надо думать.
Выпили крепкого горячего чая из термоса, умяли бутерброды, хлопнули коньячку из фляжки.
Обалдеть, до чего хорошо!
И только тут я обратил внимание, что на берегу, сразу за пушистыми метёлками тоненького жёлтого тростника, громоздились заросли молодой ивы. Ива-ивушка!.. Какие замечательные розги в немереном количестве! Эх, вот сейчас бы. . .
До чего же жаль, что Лена не разделяет моего увлечения!
В своё время, когда мы общались с ней гораздо теснее и чаще, чем сейчас, я, разумеется, неоднократно пытался склонить ее в прямом и переносном смысле, но безуспешно. Уверенная в себе Лена всякий раз уверенно отшучивалась, давая понять, что эти игры не для неё.
Тем не менее, я спросил:
- Угадай, о чём я сейчас думаю?
Она проследила за моим взглядом, но не поняла. Или сделала вид, что не поняла.
- Видишь этот ивняк?
- А-а-а. . . Кто о чём, а ты. . .
- Да, дорогуша, нравится мне это. Ничего не могу с собой поделать. Да, если честно, и не хочу.
- И, что, ты порешь их вот такими?
Я сделал вид, что не понимаю, кого «их».
- Ты у меня одна-единственная, - говорю. – До тебя никогда ни с кем ни-ни. И после тебя нет и не будет!
- Рассказывай басни! – она самодовольно усмехнулась.
Мы немножко помолчали.
И вдруг она говорит:
- Знаешь, я всё хотела подарить тебе что-нибудь на двадцать третье. И ничего не смогла придумать. Выпивку презентовать – пОшло, галстуки регулярно менять ты не приучен, книгу подарить – ты и так больно умный, дальше некуда. А сейчас мне и подумалось, может. . .
Вот это поворот! Затаив дыхание, я молчал, давая ей возможность вымолвив «А» сказать и «Б».
- Может тебе, извращенцу такому, в самом деле подарить то, что ты хочешь?
- Это становится интересным, - отвечаю. – С этого места прошу поподробнее!
Смелая Лена засмущалась. Похоже, это действительно вырвалось у неё невзначай и явно не вполне обдуманно. Но отступать на полпути Лена не привыкла.
- Ну же, дорогуша, что ты вдруг захотела мне подарить?
Сосредоточенно водя лыжной палкой по ровной снежной белизне, она, наконец, произнесла:
- Если ЭТО и в самом деле доставит тебе такое безграничное удовольствие, то я. . .
Я поспешил ей на помощь:
- Ты хочешь сказать, что готова быть выпоротой?
Чуть помедлив, она кивнула. И тут же выпалила:
- Но только в этот раз! Как подарок тебе в честь мужского праздника!
Сказать, что я обрадовался – значит не сказать ничего. В моей усталой душе расцвела всеми яркими красками весна.
- Отлично, Леночка! Это и впрямь будет для меня лучший подарок!
Она несколько натянуто улыбнулась, очевидно всё ещё сражаясь с обуревающими сомнениями.
- Тогда я нарежу побольше этих замечательных розог, и дома мы с тобой. . .
Лена чуть не подскочила вместе с лыжами.
- Нет, Серёж, - попросила. – До дома я точно не дотерплю. Перегорю. Если ты действительно этого хочешь, то давай прямо здесь и сейчас. Пока я совсем не испугалась и не передумала.
Вот так номер!
Не могу сказать, что меня огорчило её предложение, скорее наоборот, но заставило задуматься.
Холодно всё-таки. Да и народ может в любой момент объявиться. . . Не слишком ли экстремально для первого опыта?
- Здесь так здесь! Я всегда с радостью! Но ты не боишься что-нибудь себе отморозить?
- Боже, ну какой ты зануда! – она взорвалась. – Перед тобой симпатичная девушка, которая сама предлагает тебе постегать её немножко! И ты мне сто раз рассказывал, как тебе это нравится! Так бери и стегай!
После этих слов у меня не осталось сомнений в её решимости.
- Отлично! – говорю. – Но тебе всё-таки придется чуть подождать, пока я срежу розги. Не волнуйся, дорогая, это быстро!
Скинув лыжи, благо лёд здесь был едва покрыт тонким слоем снега, я потопал к ивняку.
Лозины были такие хорошие, что хотелось нарезать их побольше, подлиннее, потолще. . .
Но. . . Как бы мне ни хотелось, нужно знать меру! Для Лены это ведь в первый раз, к тому же надо пошустрее всё провернуть, чтобы она не сильно замёрзла.
Я срезал три лозины средней длины и толщины.
Помахал ими, проверяя на гибкость. Тоже «вжик-вжик» получилось, но по-иному, не так, как вжики лыжами. Тоньше и пронзительнее.
- Не издевайся! – попросила она.
- Я не издеваюсь, так надо, я люблю тебя!
Это почему-то её сразу успокоило. На ласковые слова падки все, даже самые наиделовые женщины.
Я вернулся с розгами. Ещё раз оглянулся – никого. Мы забрались достаточно далеко.
- Ты согласна только на лёгкое а-та-та по попке или готова к более серьёзному?
- Зануда занудная! – прошипела она. – Это мой подарок тебе, делай как хочешь, как чешется, но помни, что другую такую дуру, как я, не найдёшь!
Я ещё раз уверил её, что люблю, и никакая она не дура. И, прикинув, вынес вердикт:
- Раз это твой подарок мне на двадцать третье февраля, получишь ровно двадцать три удара!
- А это не слишком много? Я не умру?
Я популярно объяснил ей, что знающие люди подразумевают под «много» применительно к розгам.
Лена удивлённо присвистнула. А потом спросила:
- Лыжи-то снимать?
- Нет, оставь. Просто наклонись и обопрись о палки. А перед этим спусти штанишки.
- Извращенец! – это было сказано с непередаваемой интонацией и богатейшей палитрой смыслов.
Но – сунулась руками и скоренько спустила до колен спортивные штаны и надетые под ними тёплые колготки.
- Курточку малость повыше и трусики тоже спускай! – я уже вошёл во вкус. – Розгами секут только по голому!
Фыркнув, она тем не менее послушно спустила чёрные трусики и, опершись на палки, попыталась оттопырить попу.
И едва не упала – лыжи предательски заскользили назад.
Я помог ей удержаться и принять нужную позу.
Сам встал сбоку, наслаждаясь великолепной картиной обнажённой Леночкиной попы в пушисто-белоснежном пейзаже. И при этом вдруг испытал такой трепет, как будто впервые взял в руки розги.
- Дорогуша! Будешь считать вслух каждый полученный удар! Забудешь или ошибёшься – удар повторяется!
- А это ещё зачем? – попыталась возразить она.
Я не стал вдаваться в пустые споры и, размахнувшись, сладко хлестнул её в САМЫЙ ПЕРВЫЙ!! раз. Всеми тремя розгами.
- Ай! – только и сказала Лена. И чуть шевельнула ужаленной попой.
- Я не знаю такого иностранного языка, на котором «раз» звучит как «ай»! Следующий удар снова будет первым!
Она, вроде, опять хотела что-то возразить, но я совершенно не вижу смысла устраивать дискуссию в ситуации, когда оппонент с голой попой, а у меня в руках розги.
Все свои аргументы я вложил в следующий удар.
Леночка судорожно вздохнула, но послушно сказала «раз».
Я тут же стегнул её ещё.
- Ай-я-яй! – двойная порция настолько впечатлила Лену, что она опять забыла про счёт.
Я не преминул об этом напомнить. И тотчас выписал штраф на её попе тремя свежими, быстро краснеющими полосками.
- Да ты настоящий садюга!
Я не стал её переубеждать и, педантично напомнив про необходимость считать и пагубные последствия забывчивости, отвесил Лене что называется от души.
Вот теперь она сказала «два».
В этом чрезвычайно простом и коротком слове мне послышалась нотка уважения.
Больше Лена со счёта не сбивалась, как я ни старался.
Хотя стараться-то я старался, но не перебарщивал. Мне совершенно не хотелось портить такую живописную, внезапную и в то же время столь долгожданную порку чрезмерными мучениями для своей подруги. Я и так получил массу удовольствия, созерцая её дебютный танец под названием «топчусь я на лыжах с попкою голой, а розги гуляют по ней как хотят», слушая все эти предельно интимные ахи и вздохи и нехарактерные для обычно сильной духом Лены попискивания и повизгивания. Давно порка не доставляла мне такой лёгкой и приятной радости!
В начале второго десятка её лыжи опять проскользнули, не желая понимать странные для них телодвижения, и Лена чуть было не шлёпнулась. Но тут же, ни слова не говоря, снова встала в устойчивую позу и очаровательно и доверчиво, даже с некоторой неожиданной для меня грациозной готовностью, оттопырила попу для новых незатейливых трёхрозговых узоров.
С наслаждением хлестнув Лену в двадцатый зачётный раз, я заметил, как из-за дальнего поворота вынырнули фигурки двух лыжников.
- Дорогая, тебе осталось всего три, но мы уже не одни!
- Плевать! – сказала Лена. – Они ещё далеко! Давай быстрее! Второй раз снимать штаны я не собираюсь! Я и так уже замерзать начинаю!
Начинаешь замерзать? Это моя недоработка. Сейчас исправим!
Я размахнулся пошире и выдал ей пулемётную серию из трёх быстрых и резких вжиков.
- Двадцать один, два, три! – провизжала-протараторила Лена и всё-таки свалилась с ног. Да, лыжи показали себя паршивым средством фиксации!
Я бросился ей помогать, но из-за несогласованности наших действий возникла суматоха: Лена пыталась подняться и одновременно натянуть одежду, а я взялся растирать ей попу снегом за отсутствием других подручных смазочных средств. Неопытная в таких делах Лена не оценила моего порыва, стала брыкаться, и мы свалились теперь уже вместе.
Между тем лыжники совсем приблизились. Это были мужчина и женщина.
Героическим усилием Леночке удалось-таки натянуть трусы и штаны, мы поднялись и, не сговариваясь, стали нарочито тщательно отряхиваться от снега.
Лыжники проехали мимо нас, поглядывая в нашу сторону с нескрываемым удивлением и даже некоторой опаской. Подозреваю, что валяющиеся рядом на снегу три изрядно потрёпанные розги произвели на них сильное впечатление.
Едва они проехали, я подошёл к Лене и крепко обнял её. Вообще-то благодарить за порку должен тот, кто её получил, но в этот раз, согласитесь, был особый случай.
- Ты доволен, дорогой защитник? – она легонько куснула меня за ухо.
- Ещё как! – ответил я, нежно оглаживая её по пострадавшей в честь мужского праздника части тела.
- Тогда посмотрим, чем ты ответишь мне на восьмое марта! – шепнула Лена.
- Уж отвечу! – пообещал я, теряясь в догадках относительно того, что она может иметь в виду.
***
Всю обратную дорогу я раздумывал над её словами под мерный шорох скользящих лыж: вжик-вжик! вжик-вжик! вжик-вжик!
И то и это радует.