II место на Ежегодном Литературном Конкурсе ПиН-2005. Номинация "Гамбургский счет"
Сineglazka
Наматывает тяжелую колющуюся веревку
Давай, давай, привязывай крепче. Мы такие – взмахнули крылышками и улетели.
Виток к витку. Ноги, поясница, плечи, густо-густо руки. Не двинешься.
Смотрит в черный хрустящий пакет.
Выбирай что хочешь. Выбирай то, что мне не нравится. Хочешь, эту чертову английскую игрушку мистера Дэвида? Нагайка? Ну, пусть нагайка.
Заросли мои крылышки. Спинка гладенькая и вымытая Dove. Едва только между витками серой веревки два розоватых рубца на лопатках.
Нет, ну как не больно? Конечно, больно было. Крылья здорово, когда они выстреливают над лопатками и медленно расправляются над тобой и над ним, сходящим с поезда. Когда они радужным стрекозиным дымом зависают над головой и держат тебя и его и, в общем-то, выдержать еще весь мир – совсем не проблема. Вы смотрите сверху на крохотные башенки вокзальной площади, на ниточки дорог внизу, на какого-то придурка, который задрал к вам голову и спрашивает офигев «Зачем вы эти ветки ломаете?»
А когда они, разрывая кожу, складываются и забираются внутрь под лопатки, когда там внутри рвется ткань в ритм стучащему уезжающему поезду, оно больно конечно. Стоишь, смотришь вслед этому чертову поезду, вся тяжелая такая придавленная к земле. А потом поворачиваешься и бредешь мимо здоровых серых башен вокзальной площади, по бугристой дороге мимо всяких придурков и чувствуешь, как спина разрывается от боли и думаешь, ну вот на фига? На фига тебе эти крылья-то? Это счастье полетать стоит ли?
И с каждым разом, порванная спина болит все сильнее и сильнее, а вес твой плюс мокрого от дождя платья придавливает к земле.
А ты говоришь ... Больно, конечно. Но ведь мы все сейчас так хорошо научились бороться с болью. Мы придумали наркоз и анальгетики, мы изобрели особо нежные эпиляторы, не травмирующие кожу, мы предпринимаем сотни мер, чтобы не поцарапаться, не удариться, не обжечься. И мы радостно режем, бьем и сжигаем того, кто рядом.
Но это тоже не беда.
Когда нас мучает совесть, мы идем к психоаналитику, когда гложет тоска – пьем антидепрессанты, когда съедает чувство вины – объявляем, что Экзюпери маздай. И наши крылышки съеживаются там внутри от умных слов и таблеток нового поколения.
Ну что? Что там с нашей нагайкой? Пусть бы поскорее ты начал, потому что это ожидание хуже всего.
С сильного размаха с плеча, вырывающего хриплый стон.
Порют – это твоего котенка. С разогревом и по всем правилам. Любимыми девайсами, гладя в перерывах, сильно и ласково, до ее сладких судорог в твоих руках. И потом она надевает свои черные кружевные панталончики, а они становятся мокрыми сразу же, а глазки становятся лукавые и искристые.
Ты бьешь. Ты просто заводишь руку назад и с силой опускаешь. И дальше и дальше до жалобного воя, до тумана у глаз, до единственной мысли, мечущейся в голове «Больно, БОООООЛЬНО» А последние удары сдирают засохшую корочку на лопатках.
Да нет. Не будет хэппи-энда. Ну, это слишком не соразмерно.
Если ты столько лет заботливо мазала спинку увлажняющим кремом, мануальный терапевт осторожно вправлял эту «странную, девушка, странную, но, думаю, вполне исправимую аномалию», психоаналитик объяснял, что смотреть на крохотные игрушечные башенки привокзальной площади – это болезненная зависимость, а вес наш на то и вес, чтоб ощущать его земную тяжесть…
Вы просто забыли.
Он с недоумением посмотрит на радужный стрекозиный лепесток, пытающийся выбиться из розового шрама на спине, и озабоченно скажет: «Тут надо бы заклеить бактерицидным пластырем.»