Ива
Принадлежание
Тому, кто Над
(разрешившему опубликовать)
День постижения и открытий… многого… в том числе и истинного значения давно знакомых и привычных слов.
Глагол «принадлежать», неизменно звучавший так притягательно и волнующе для меня, только сейчас обжигает буквальным своим значением, распадаясь на важные составляющие: «При – Над – лежать».
Лежу. Носом в диван. Растрепанные волосы щекочут шею. Они распущены и вольны; я – нет. То есть могу, к примеру, нервно сжать пальцы стянутых за спиною рук или поерзать неловко, потому что ноги тоже связаны. Но не шевелюсь. Лежу. С закинутым в область лопаток платьем, под которым с самого утра ничего, кроме меня самой, и не было.
При – Над – Лежу.
Лежу связанная, голой попой кверху, при Том, кто Над…
Укрытая душным пологом рассыпавшихся вокруг лица волос, начинаю задыхаться, чувствуя как пылают щеки. Только ли из-за перекрывших кислород волос пылают? А стыд?! Страх?!
На мгновение делается смешно: вечный мой мучитель – внутренний анализатор-морализатор неизбежно должен был сгореть синим пламенем от перегрузок последних дней… так ему и надо, ретрограду упертому!
Поворачиваю голову, сдувая неподдающиеся пряди… Вольготным получается лишь первый вдох. Дальше дыхание перехватывает – Тот, кто Над, стоит в центре комнаты (и моей системы мироздания в данный момент) и аккуратно складывает вдвое не широкий такой гибкий ремешок... Кажется, следующий вдох мой выходит несколько судорожным… больше похожим на вздох…
- За что?! – вопрошаю патетически-жалостно просто для того, чтобы нарушить торжественность момента, придающую ситуации доходящий до комического абсурда драматизм. – Я была такой послушной!
- Не «за что», а «зачем», - спокойно уточняет Тот, кто Над, подчеркивая всем и без того понятное, но для меня вслух невыговариваемое.
Затем, чтобы узнала, наконец, что это такое…
Затем, что мне давно этого хотелось… и еще больше хочется сейчас, когда я, прижимаясь щекой к дивану, смотрю, как приближается мужчина со сложенным надвое ремнем в руке… Мужчина-Повелитель - Тот, кто Над…
Затем, что, смею надеяться, эта игра нравится нам обоим…
Затем, что именно для того я и лежу… при… Над…
Легкое касание… Его руки так приятны и нежны… кожа под ними оживает, откликаясь… льнет, надеясь удержать… Разве удержишь?..
- Попроси, чтобы я сделал это.
Молчу. Снова носом в диван. Крепко сцепляю пальцы, выгибая их так, что путы впервые врезаются в запястья. Невыговариваемое… Непроизносимое…
Фыркаю про себя – «лучше делать, чем говорить!» Кажется, там было «лучше жевать»… Господи, какая чушь лезет в голову!
Слова ничего не меняют? Меняют! Сказавшего…
Молчание затягивается. Мне не выговорить! Проще было сделать. И делала ведь. Беспрекословно. Почти, если быть совсем уж честной. Выполняла все распоряжения, начиная с самого первого, полученного по электронной почте, которую я по ответственности своей неизничтожимой все же посмотрела перед тем, как убегать из дома.
И замирала потом на трамвайной остановке, ощущая, как бодрящий майский ветерок, стремясь обтянуть фигуру мою еще плотнее, еще откровеннее, подергивает ткань легкого платья, под которым ничего, кроме меня, нет. И радовалась тому, что стоящий рядом Тот, кто захотел от меня именно такого наряда, может видеть, что пожелание его исполнено. И рассказывала напропалую какие-то, мне казалось, смешные истории, надеясь полюбоваться, как чуть дрогнут, изгибаясь кверху, уголки красивых губ, которым при исполнении не особенно часто дозволяется улыбка. Боюсь, те смешные истории звучали довольно бессвязно, особенно в момент практической проверки исполнения почтового распоряжения, имевшей место прямо в трамвае…
Кстати, сама ведь и предложила влезть в трамвай, не довезший нас до цели и высадивший напротив парка.
- Воспользуемся ситуацией, – решает Тот, кто решает.
Слабое мое восклицание:
- А, может, не стоит? – на тот раз остается безнаказанным.
- Вообще-то это не розга, - успокаивают меня, вручая свежесломленную ветку. – Так… прутик.
Дальше я семеню (как и положено почтительной собственности, на полшажка позади Повелителя), обрывая на ходу кору с тонкой пахнущей приятно-горьковато веточки.
- Для себя стараешься.
В ответ на усмешку мимолетную улыбаюсь неудержимо. Интересно, слышала ли тетка, прошедшая поодаль?
- Проси, – еще раз предлагает Тот, кто Над, разрывая сгустившуюся до давящей плотности тишину.
Молчу. Делать легче, чем говорить…
Свой красиво очищенный прутик гордо доношу до подъезда. На лестнице его отбирают. Ступеньки вверх. И платье (под которым ничего, кроме…) вверх. Поднимаемся. Я впереди. На каждом этаже семь квартир. Какова вероятность, что кто-то выйдет на лестницу? А некоторые, прежде чем открыть дверь, смотрят в глазок… Впрочем, если посмотрят, уже не откроют… Слава Богу, наш этаж четвертый, а не девятый. Восхождение заканчивается.
Порог переступаю дрожащая, и дыша прерывисто. С некоторой опаской переступаю, но с большей заинтригованностью. Изобретательность Повелителя граничит с искусством, а пред искусством естественней испытывать благоговение, а не страх.
- У тебя осталось пять секунд, чтобы попросить.
Молчу. Не выговорить.
Какое наказание ждет меня за упрямство? Разве в таком положении еще можно бояться наказания?
Можно.
Я очень боюсь, что Он развяжет меня и уйдет. Вот такое будет самое страшное наказание. Отпущенные секунды истекают, и я выдыхаю сдавленно:
- Пожалуйста, сэр… выпорите меня… но не сильно!
Просить, естественно, приходится несколько раз. После чего оглашается приговор:
- Двадцать ударов. Будешь считать и спрашивать разрешения получить следующий.
И вот тут мне делается абсолютно неуместно смешно и легко. Это уже ситуация из рассказа, и я хорошо знаю, из какого. Дальше остается только артистично (насколько получается) озвучивать:
- Один! Можно получить следующий, сэр?…
- Семь! Можно получить еще?…
- Уй! Двадцать! Можно ли больше не получать?
Разумеется, нельзя.
Еще десять «без счета» за то, что выглядело упрямством.
«Без счета», так «без счета»… Что нам сейчас «без счетно», нам и бессчетно бы ничто…
Перевожу дух, губы сами ползут к ушам.
- Благодарю Вас, сэр!
Глупо. Нет у меня таких слов, чтобы описать, что испытываю… И выразить признательность… и за потрясающую палитру ощущений, что сохранится в памяти надолго… навсегда!
И за окончательно испепеленный анализатор-морализатор мой – связанная и покоренная, я свободна сейчас, как никогда прежде.
За ласковость рук и вот эту, наконец-то не сдерживаемую, улыбку… и за «горюшко луковое» шепотом… и даже за насмешливое напоминание:
- Между прочим, у нас еще есть прутик!