I место на Ежегодном Литературном Конкурсе ПиН-2016
qwasar
Четвертый мир
За что меня уволили из компании? За то, что дал в морду своему начальнику, Сэму Липману. Я не мог не сделать этого, не дать ему в морду, поверьте. Желание и возможности, да, именно здесь корень всего на свете. А еще в этой истории многие обосрались. Кто натурально, кто фигурально, а кто и так, и эдак. Shit happens, если кратко и по-английски. Переводить, надеюсь, не надо? Поэтому, если у вас слабоваты нервишки, лучше остановитесь, не читайте дальше.
Во Фритаун мы с Сэмом прилетели весной две тысячи второго. А Тони Блэр, если помните, отправил сюда британских солдат еще в двухтысячном, и они к нашему приезду уже успели навести какой-никакой порядок. Не помните? Ну да ладно. Мне и самому, признаться, было бы глубоко наплевать, если бы нас не послали в Африку.
Что мы забыли в этой чертовой дыре? Бабло, конечно. Гражданская война между черными только что официально закончилась, и лондонские белые дяди зашевелились, приготовились делить барыши. Однако в Львиных горах было еще очень неспокойно, мягко говоря, и поэтому туда направили крайних, нас двоих. Сэм недавно угодил в опалу по аморалке – неудачно переспал с дочкой заместителя главбосса. Ну а я как эмигрант, понятное дело, должен был расшибиться в лепешку, чтобы заслужить свое место под солнцем в респектабельной компании.
Что ж, мне не привыкать. Когда Союз Советских дал дуба, я имел несчастье быть прописанным в Бишкеке, где вскоре началась бессмысленная и беспощадная кыргызщина. Есть у них традиционная забава, «козлодранием» называется, – вот что-то подобное в «освободившейся» республике и началось. Бросив все нажитое, я рванул на север, в Челябинск. Однако в этой суровой уральской кузнице тоже оказалось несладко, тяжелые заводы с трудом барахтались в новых туманных условиях, а в кабаках народ чуть что хватался за самодельные «финки». Я покантовался пару лет и, не видя перспектив, надумал сменить направление поиска лучшей жизни на западное.
В Москве жизнь кипела и била, била и кипела. Мне удалось защитить кандидатскую по экономике драгметаллов в одном из не самых престижных вузов, а буквально на следующий день моего научного руководителя взорвали в «Мерседесе». Автомобиль принадлежал другому его аспиранту, зажиточному выходцу из Закавказья, преуспевшему в игорном бизнесе, и взрывники охотились, естественно, не за пожилым профессором - тому просто не повезло. Передел рынка в период первоначального накопления. Все строго по Марксу.
Вот тогда я окончательно понял, что шестая часть суши временно стала малопригодной для проживания, и нужно двигать дальше на запад, менять стремительно тонущий второй мир на процветающий первый. Не подумайте лишнего, я не предатель какой или тщеславный сибарит. Просто так сложилось. Диссертация (спасибо Льву Борисовичу, от которого нашли только искореженный портсигар и одну пуговицу) и сносный английский помогли мне устроиться в контору, тесно связанную с London Metal Exchange, Лондонской биржей металлов. «Наконец-то, спокойная и комфортная жизнь!» - не успело с облегчением подуматься, как грянула эта командировка в Западную Африку. По названию – опять на запад, а по факту - строго на юг. И гораздо южнее некогда родного Бишкека, то есть даже не назад во второй мир, а прямиком еще дальше, в третий.
Развивающаяся страна дыхнула на нас влажной жарой сразу по выходу из самолета. Рубашка мгновенно прилипла к телу. Но главное я прочитал в глазах толстого иссиня-черного таможенника, нарочито медленно листавшего мой паспорт. В них было отчетливо написано: «Парень, ты попал!» Инстинктивно я сунул ему пятифунтовую купюру. Таможенник спокойно, с достоинством сложил ее и опустил в нагрудный карман. После чего, не глядя, шлепнул, наконец, свою драгоценную печать.
Из аэропорта через отделяющий его от города залив мы добирались на вонючем катере. Щербатый рулевой в пятнистой рубахе, держась одной рукой за штурвал, другой хлопал Сэма по плечу и орал на креольском английском:
- Тони Блэр – великий вождь! Фоддей Санко – блохастый павиан!
Я спросил, кто такой этот деятель. Шкипер разразился потоком цветастых и не всегда понятных ругательств. Сэм объяснил, что это местный сукин сын, который пару лет назад едва не взял штурмом Фритаун, а ныне прозябает в тюряге. На бедного Сэма было жалко смотреть. Я все-таки только-только вырвался из раздрая второго мира, а он вынужденно десантировался в третий с самого верха, из беззаботного золотого миллиарда! Наверняка, клял сейчас на чем свет стоит болтливую дочку боссова зама. Лахудра, кстати, на мой вкус.
Мы остановились в районе Абердин, который слыл наиболее безопасным, в отеле Radisson Blu Mammy Yoko. Услужливый портье объяснил, что так звали одну из исторических туземных цариц. Впрочем, в радикально черном цвете аборигенской кожи немудрено разглядеть и голубой оттенок. Или Blu это не к Мамочке, а к «Рэдиссону»? Что-то я запутался, короче. Сама гостиница была паршивой по европейским меркам, но, по-видимому, шикарной для здешних непритязательных вкусов. Даже кондеи фурычили - правда, при этом текли, будто случные суки.
Сэм засел у себя в номере и пределов отеля, по-моему, вообще не покидал. Он сразу начал звонить кому следовало, однако те долгое время не отвечали. С тоски Сэм принялся глушить виски. А я все больше валялся на бархатном песочке соседнего Ламли-бич да шлялся по близким окрестностям. В конце концов, это был мой первый визит в тропики, хотелось вкусить их и распробовать.
Что вам рассказать про Фритаун, столицу Республики Сьерра-Леоне? Это задрипанный и грязный городишко, благо что на берегу океана. С общественным транспортом беда, зато в изобилии уличные помойки и трущобы, лепящиеся по склонам холмов. Везде развалины – следы недавних минометных обстрелов города Революционным фронтом. Грузы у местных принято носить на голове; порой сооружают целые пагоды из корзин или даже канистр. От этого регулярного циркового упражнения у здешних дам потрясающая осанка и откляченные задницы. До чего аппетитные особы попадаются! Эх, кабы не боязнь СПИДа! На улицах продают чищенные апельсины, которые принято отжимать прямо в рот. Этим навыком еще нужно овладеть – поначалу получается больше в глаза и нос. А если зазеваешься, то апельсин у тебя запросто выхватит из рук мартышка. Довольно про Фритаун? Я тоже так думаю.
Клиент упрямо не выходил на связь, Сэм лакал вискарь и долакался до того, что выложил мне историю своего грехопадения. Непросто у него с дочкой замбосса получилось! Оказывается, познакомились они в Интернете, в секретной тусовке садомазохистов. Заочно подружились и снюхались, а на встрече вдруг такой облом - узнали друг друга мордально! Что делать? Решили все же попробовать, пусть и в нарушение неписаной корпоративной этики – уж больно им обоим хотелось. Ключевое слово тут: «больно». Садомазохисты ведь! Короче, выдрал наш Сэмми дочку Уэббера. В прямом смысле выдрал, по заднице. Сперва специальным шотландским ремнем, потом еще какой-то палкой. Дочка была от этого в счастье, но Сэм умудрился все испортить. Полез к ней с половой любовью и от души присунул. Она еще привязана была и в кляпе, он и думал, от кайфа мычит! Ага, от кайфа! Лиззи Уэббер оказалась махровой лесбиянкой (я ж говорю: лахудра!), которой от Сэма нужно было единственно по жопе. А все остальное ей в комплекте предоставляла милка.
Страшно изобиделась дочка Уэббера на Сэма за то, что не спросясь присунул. Стукнула папаше якобы случайно, мол, твой сотрудник не соблюдает договоренностей даже в интимной сфере – чего ж от него в деловых вопросах ожидать? Вот и загремел Сэмми на пару со мной в этот хренов «свободный город», Фритаун.
- Так тебе, - подначиваю ужратого начальника, - крутые зады местных телок должны быть в самую жилу! С твоими-то увлечениями!
- А то! – отвечает он с легкой грустью.
- А знаешь, в моей родной Киргизии делают специальные нагайки: с пулей в карманчике - пастуху от волков отбиваться, а без нее – свою бабу уму-разуму учить. Удобно: два в одном!
- Привезешь? – у Сэма загорелись глаза.
- Если организуешь мне отпуск!
Здесь пора раскрыть, что отнюдь не столица Сьерра-Леоне была нашей destination, конечной точкой маршрута. Руководство фирмы рассматривало возможность покупки жирного алмазного прииска на востоке страны, в горах, и направило меня и Сэма для его инспекции. Однако без проводника мы не могли туда попасть. Хоть война и закончилась, но лучше не искушать напрасно судьбу.
Наш Сусанин объявился сам вечером шестого дня. Звали его Ибрагимом. Неопределенного возраста, высокий и тощий, он напоминал резную африканскую статуэтку из эбенового дерева и был столь же мало эмоционален. Про таких обычно говорят: «себе на уме». Ибрагим обещал заехать за нами наутро, Большой Папа уже на прииске.
А утром случилось непредвиденное, мой товарищ и начальник в этой экспедиции Сэм Липман занемог: диарея. Похмелье его, видите ли, ночью загрызло, вышел на улицу, купил у какого-то прощелыги забродивший соленый ананас, слопал, и вот теперь не в силах оторваться от горшка!
Ибрагим и ухом не повел, сказал только, что у Большого Папы дел невпроворот, засранцев ждать не станет.
- Джонни, выручай! Езжай без меня! – простонал несчастный Сэм. – Насчет отпуска подсуечусь!
На просторах СНГ меня звали Иваном, в Британском Содружестве – Джоном. Но не суть. От Сэма толку и правда немного. А я всегда любил приключения, посмотрим, что там у них за алмазы!
Мы ударили по рукам, и вскоре Ибрагим лихо гнал пятнистый, как леопард, Land Rover Defender по колдобинам Либерийского шоссе. А я глазел по сторонам и старался набить поменьше шишек.
- Где же львы, Ибрагим?
- Я лев!
- Не сомневаюсь. Но где львы, в честь которых назвали страну?
- Спроси того пьяного португальца, с какого бухла ему примерещилось.
- Так что, тут совсем нет львов?!
Ибрагим не ответил. По-видимому, с львами в Сьерра-Леоне действительно было туго.
Мы свернули с шоссе на уходящую на северо-восток, в Коно, грунтовку. Почти сразу же из-под колес с визгом выскочила свинья.
- Ибрагим, я вот не пойму, о чем была ваша война? Жратва сама растет на деревьях и бегает под ними. Круглый год тепло - не то, что у нас. Из одежды достаточно майки и шорт. Задницы у баб - закачаешься! Рядом шикарное море, да еще и алмазов полно! Зачем вы воевали? Чего не хватало?
Проводник дал по тормозам так резко, что мы оба едва не вылетели через лобовое стекло.
- Запомни, белый: об этом ты больше ни слова, пока не вернешься в свой Лондон! И вообще, держи почаще язык за зубами – целее будешь!
Я понял, что шутки закончились.
Это окончательно стало ясно, когда вскоре после выезда из очередного убогого поселка, представляющего собой кучу глиняных мазанок, мы уперлись в засеку. Саванна здесь стала густеть деревьями, баобабы сменились масличными пальмами, две из которых и лежали крестом поперек дороги.
Ибрагим велел не высовываться, а сам пошел посмотреть, как сподручней растащить неожиданное препятствие. Вдруг сзади гавкнула автоматная очередь, и он рухнул прямо в крону поваленной пальмы.
Я выхватил «Кольт», который заблаговременно приобрел во время прогулок по Фритауну. Однако воспользоваться оружием не успел: один черный оборванец, словно обезьяна, моментально запрыгнул на капот, другой сунулся в машину со стороны водителя, и оба направили на меня свои автоматы. Это было комично – русский с американским револьвером против двух африканцев с русскими «Калашниковыми» - и я расхохотался на нервной почве.
Негритосы встревожились, залопотали между собой на местном наречии. Наверное, решили, что белый свихнулся. Не в силах сразу унять смех, я положил револьвер перед собой и продемонстрировал им пустые ладони. Бандиты успокоились, опустили свои стволы.
- Куда тебя везли, веселый парень? – спросил на корявом английском тот из них, что влез в машину сбоку.
- К Большому Папе, - вытирая слезы и понимая, что выгляжу до крайности глупо, выдавил я. – Зачем вы грохнули моего проводника?
- Он был дерьмом старого гиппопотама. Мы сами доставим тебя к Большому Папе!
Итак, хотя в среде местных таксистов обнаружилась сильная конкуренция, у меня как пассажира выбора не оставалось. Да и помощи ждать было неоткуда: тогда, в начале две тысячи второго, мобильная связь в Западной Африке еще делала первые робкие шаги.
Моих новых сопровождающих звали Умара и Мба. С Defender’ом они управлялись менее ловко, чем Ибрагим, да и дорога, по мере того, как местность повышалась, становилась все плачевнее. Раскисшая глина, огромные лужи. Пару раз мы едва не кувырнулись вверх тормашками. Наконец, уже в сумерках, остановились на ночлег в какой-то деревеньке.
Умара быстро насосался соргового пива (редкая дрянь!) и захрапел. А мы с Мба сидели на пороге круглой гостевой хижины, крытой пальмовыми листьями, и курили марьиванну. Тропические звезды бесстыже пялились на нас со своей недосягаемой высоты и, казалось, строили глумливые рожи.
- Только голодные крокодилы спасут Африку! – утверждал Мба. – У Большого Папы есть специальный пруд, где много голодных крокодилов! Он любит бросать туда жадных торговцев из племени мандинго!
- А, по-моему, ваша главная проблема в другом. Вы все тут ленивые и расслабленные – вот как мы сейчас. Сэмми называет это «тропикозом». А мой любимый американский писатель О. Генри и древний грек Гомер утверждают, что причина в лотосе. Слишком много жрете его в поисках забвения!
- Надо бросить Сэмми, Генри и этого древнего Гомера в пруд Большого Папы! Там они быстро найдут и лотос, и забвение!
Скоро воинственный Мба заснул где сидел, обхватив руками и ногами автомат. Я мог спокойно взять его оружие, пристрелить их обоих, сесть в Defender и покатить назад во Фритаун или вперед, к Большому Папе. Но не сделал ничего из этого. Умара и Мба до сих пор и пальцем меня не тронули. Да и я уже хлебнул с ними пива – вроде как побратались, не то что с молчаливым, высокомерным Ибрагимом. Возвращаться на побережье, не выполнив порученное задание, было откровенной трусостью. А одному ехать к Большому Папе с его голодными крокодилами – слишком опасно. Время показало, что я поступил абсолютно правильно, оставшись на пороге глиняной мазанки наедине с догорающим косяком травки и наглыми звездами ясной тропической ночи.
Утром мы двинули дальше и еще до полуденного дождя оказались под сенью тропического леса. Уклон увеличился, Defender с большим трудом пер по расквашенной красноватой глине. Однако же пер. Пока мы не уткнулись в новую засеку, на этот раз капитальную, из кучи бревен.
На импровизированном «шлагбауме», свесив ноги, сидела детвора. Кто с «Калашниковым», кто с мачете.
- Отсюда начинаются владения Большого Папы! – объяснил Мба. Он и Умара вылезли из машины и направились к пацанам. И почти тут же были расстреляны в упор.
Я инстинктивно кинулся вниз. Эта африканская канитель стала утомлять. Они тут все сначала стреляют, а уже потом разбираются. Если не поленятся.
- Джонни, тебя не задело?
Я осторожно поднял голову от водительского сидения и увидел Ибрагима.
- Эй, Джонни, ты в порядке?
Недавний покойник был жив и целехонек. Неужели гребаное вуду?!
Ибрагим усмехнулся:
- Вылезай давай! Таможенный досмотр!
Позже он объяснил мне, что по распоряжению Большого Папы нарочно инсценировал собственное убийство - проверить, мол, достаточно ли серьезные намерения у лондонских белых? Не развернется ли посланец с полпути?
- А Мба и Умара? – простодушно спросил я.
- Крокодилов Большого Папы тоже нужно кормить.
- И поэтому их убили?!
- Не только поэтому. Эти два обормота плохо следили за тобой. Ты легко мог удрать во время стоянки в деревне. Я всю ночь вынужден был не спускать с тебя глаз. И еще – за дерьмо старого гиппопотама!
Вот так! Но эти пикантные подробности я узнал спустя некоторое время, а тогда, на кордоне, осознал, что провалился еще ниже, в четвертый мир. Мир, где не было места условностям цивилизации, где правили бал единственно желания и возможности.
Символично, что привратниками этой terra incognita были десяти-двенадцатилетние подростки, маленькие солдаты безумных взрослых игр. Идеальные бойцы: бесстрашные, не знающие милосердия, верные своей стае, зоркие и меткие. Разве что «Калашников» был тяжеловат для их детских рук.
Меня тщательно обыскали и отобрали кольт. «К Большому Папе со стволом нельзя», - развел руками Ибрагим. Я заметил, что старший из мальчишек, худой востроглазый паренек, заинтересовался брелоком. Эту безделушку – силуэт парящего на фоне горных пиков орла, вырезанный на костяной пластинке в серебряной оправе – мне когда-то подарил отец. Я повсюду таскал брелок с собой. Иногда использовал по назначению, для ключей, иногда просто так. И вот теперь словно кто-то подсказал мне, что с талисманом пора расстаться.
- Бери, он твой!
Суровый мальчишка неожиданно просиял широкой беззаботной улыбкой, на какую способны только дети.
- Бонго! – назвал он свое имя и сунул подарок в карман грязных шорт.
Опять с Ибрагимом за рулем мы тронулись дальше и часа через полтора достигли резиденции Большого Папы – очередной глинобитной деревни, но с деревянным двухэтажным домом посередине. Когда-то здесь квартировала колониальная администрация.
Хозяин алмазов оказался молодым, не старше тридцати, пузатым амбалом. Он явно косил под знаменитого американского боксера-тяжеловеса Майка Тайсона: такая же «пламенная» татуировка на левой стороне лица, гладковыбритый череп, тяжелый взгляд. Бывшего сержанта Вооруженных сил Республики Сьерра-Леоне и близкого сподвижника мятежного Фоддея Санко звали Папá Бубá Дьоп. Отсюда и Большой Папá.
- Знаешь, белый, сколько алмазов добывается в этой паршивой стране?
Я, разумеется, владел статистикой за последние годы: около миллиона каратов.
- Врут ваши белые цифры, держи карман шире: более двух миллионов! Половина сразу уходит кому надо!
Я не сомневался, что он говорит правду: рынок сырых алмазов очень мутный, и это выгодно всем игрокам, начиная с монополиста, «Де Бирс».
- А знаешь, сколько из этих двух под моим контролем? Полмиллиона каратов! И бóльшая часть из них добывается на прииске, который ты увидишь завтра! Это очень хороший прииск, прекрасный «актив», как говорите вы, белые!
Папаша Уэббер, с чьей дочкой не сложилось у Сэма, предполагал двести пятьдесят тысяч каратов. Надо признать, у старика отменный нюх.
- Но не думайте, белые, что я продешевлю! Запрошу справедливую цену! И не надейтесь отобрать мои алмазы с помощью своих морпехов! Я сам бывший морпех! – Большой Папа гулко саданул себя кулаком в грудь. – Моя храбрая армия покрошит вас в капусту!
Наш босс и не собирался прибегать к силе. Хотя ходили слухи, что одна небезызвестная южноафриканская военная фирма предлагала свои услуги. Однако, во-первых, это очень дорого. Во-вторых, пятно на репутацию. В-третьих, все понимали, что основная катавасия уже завершилась, самые отъявленные или просто неудачливые повстанцы демонстративно наказаны, а остальное никого не волнует. Нужно договариваться и торговаться с новыми хозяевами старых ресурсов. Ландшафт рынка претерпел изменения, говоря суконным деловым языком.
Последнее я и изложил Большому Папе, стараясь подыскивать наиболее дипломатичные выражения. Тот, похоже, обрадовался – значит, тоже немного побаивался, не знал, что от нас ожидать. Короче, стороны сделали шаг навстречу друг другу, первые зерна будущего бизнеса успешно посеяны. А завтра поглядим на этот прииск.
Настало время торжественного ужина. В центре стола, в окружении разнообразных овощных кушаний, сочных фруктов и рагу из антилопы, громоздилась корзина с главным блюдом - шоколадными батончиками «Сникерс». Большой Папа посадил меня между собой и своим старшим приказчиком по имени Мозес. Тот был маленький, круглый, лысый и говорливый – полная противоположность Ибрагиму, который куда-то запропастился, как только мы приехали.
- Ты молодец, белый, герой! – хвалил меня Большой Папа, самолично подливая атомный самогон и закусывая «Сникерсом». – Ибрагим сказал, ты мог дважды навалить в штаны, но справился!
Я кивал и изо всех сил старался не упиться вусмерть. Кое-как дотянул до культурной программы.
- Выбирай, белый, что хочешь увидеть: кормление голодных крокодилов или балет Большого Папы? Рекомендую первое – такого зрелища в вашей скучной Европе не сыщешь!
Я не стал уточнять, чем или кем будут потчевать прожорливых тварей, и сразу назвал балет. Я же русский, в конце концов, и раз в Большой театр пока не довелось попасть, то хотя бы на самодеятельных артистов Большого Папы полюбоваться!
Сразу скажу: я не пожалел, представление удалось на славу! Только ради него стоило поехать в эту далекую и опасную командировку, забраться в самую глушь, логово отпетого африканского бандита. Хотя от балета там было, конечно, одно название.
Уже стемнело, и на поляне перед штаб-квартирой зажгли факелы. Они удушливо воняли горелым пальмовым маслом, однако все, кроме меня, к этому привыкли и не обращали ни малейшего внимания. На поляну одна за другой выскочили двенадцать девчонок в коротеньких соломенных юбочках. Девушки были как на подбор – на зависть любому парижскому кабаре. Одинакового роста, стройные, длинноногие, с высокой грудью, потрясающе грациозные и пластичные. От юбочек танцовщицы скоро избавились и остались голышом – только с браслетами-трещотками на запястьях и лодыжках. Вдобавок все они были полностью выбритыми и с ног до головы намазанными вездесущим пальмовым маслом, от которого их гибкие тела блестели и переливались в свете факелов, складываясь в калейдоскопически изменчивую и фантастически притягательную картину. Словно сами джунгли пустились в пляс!
Сильно подозреваю, что девчонкам было не больше шестнадцати, однако в далеких от западной цивилизации традиционных обществах это уже вполне зрелый возраст. У них и двенадцатилетних дочерей спокойно выдают замуж. К тому же моя голова была сильно затуманена алкоголем, и вопросы морали услужливо отступили на задний план, не мешая наслаждаться горячим пламенем первобытной эротики.
Чуть позже к танцовщицам присоединилась пышнотелая мадам, на вид вдвое старше. Я почему-то сразу назвал ее «мамкой». Мамка играла роль художественного руководителя, однако не стеснялась и сама вступать в танец. В отличие от своих подопечных она была разодета в яркие, пестрые наряды, которые эффектно контрастировали с блестяще-черной наготой девушек. А задирать ноги выше головы мамка умела не хуже.
Последний танец из репертуара балета Большого Папы, который я запомнил перед тем, как вырубиться от постоянно подливаемого самогона, наверняка пришелся бы по душе Сэму Липману. Танцевала одна девчонка, самая артистичная из всех. Но Сэма, скорее всего, заинтересовали бы ее подружки, на сей раз выступавшие в качестве барабанов - скорчившись в коленно-локтевых позах и оттопырив кверху голые задницы. Мамка азартно и звонко колотила по ним тонкими бамбуковыми палками. Под этот сумасшедший ритм солистка выделывала невозможные для нормального человека танцевально-акробатические трюки, словно не была связана путами земного тяготения. И все у нее получалось удивительно плавно и гармонично. Даже Большой Папа одобрительно цокал языком. Хотя, может быть, ему доставляло, как барабанит мамка.
. . .Проснулся я среди ночи от запаха женского тела и осточертевшего пальмового масла. Ну, не только от запаха, как вы понимаете.
- Ты кто?
- Джульетта.
- А где твой Ромео?
- Договаривается с колдуном.
Кажется, моя. . . э-э-э. . . соседка по койке не въехала. До Шекспира в их школе не добрались. Зато она была весьма искушена в других вопросах. Как ни тяжко мне было с похмелья, ей удалось пробудить и разогнать тот самый инстинкт. Бритая по местному обычаю голова Джульетты оказалась гладкой, словно коленка. И этот назойливый запах пальмового масла. . . Паззл сложился!
- Ты из балета Большого Папы? Тебя лупили палкой по заднице?
- Нет, в этот раз я плясала. Мы меняемся, по очереди.
Я сразу вспомнил ее божественный танец. Однако спросил почему-то про другое.
- А больно она вас палкой?
- Как повезет. Она ведь не целится, когда лупит.
- А. . .
- Ничего, мы привыкшие, не отвлекайся, дружок!
Никогда раньше не занимался любовью с негритянкой, еще ни разу в моей койке не было настолько гладкой девушки! Плюс ее бешеная африканская страсть! Эта адский коктейль окончательно снес мне крышу! А больше я ничего не могу вспомнить про ту ночь, лишь тело еще иногда лениво отзывается отголосками сладких судорог.
. . .Утром рядом со мной никого не оказалось. Но запах пальмового масла был воистину неистребим, казалось, им пропиталось все вокруг. Что ж, подарки от Большого Папы подошли к концу, пора и на работу!
Прииск мне показывал Мозес. Представляете добычу полезных ископаемых открытым способом в африканской глубинке? Нет? Это обширная яма, вырытая вкривь и вкось на расчищенном от леса участке. Единственный экскаватор ржавеет неподалеку - он свою работу уже выполнил. Грунт глинистый, и на дне ямы огромные лужи, с которыми не справляется примитивная дренажная система. С другой стороны, без воды там нельзя, поскольку алмазы отмывают в простейших деревянных лотках, монотонно раскачивая их вправо-влево и пристально всматриваясь в болтающийся на дне осадок. Несколько сотен старателей, все в одних трусах, чумазые от красной глины, копошатся в этой яме с утра до вечера в надежде, что в их лотке окажется новая Звезда Сьерра-Леоне. Вокруг импровизированного карьера круглые сутки дежурит охрана. Которая, в свою очередь, находится под прицелами малолетних солдат Большого Папы.
- Вот такая у нас инфраструктура! – похвастался Мозес.
Инфраструктурой в западном понимании здесь и не пахло, однако же, эта грязная яма и в самом деле стоила немало. Настолько немало, что ее знали и хотели в далеком и чистом Лондоне.
- А это кто? – я указал на одинокую фигуру, неподвижно сидевшую возле единственного выхода с прииска, перед будкой оценщика, принимавшего у старателей намытые кристаллы.
- Наш рентген! – рассмеялся Мозес. – Погоди, может быть, сам увидишь.
- Рентген?!
- Это чтоб ты понял. По-нашему, нгафанга, колдун, служитель Нгево, Посылающего дождь. А здесь он просто подрабатывает, part time job, сечешь?
Я ничего не понял, но согласился подождать. Колдун даже не шевелился, торчал, будто изваяние. Мозес продолжал безбожно нахваливать «инфраструктуру» и деловую хватку Большого Папы. Я слушал его вполуха и рассеянно смотрел по сторонам.
- Гляди! – воскликнул старший приказчик хозяина алмазов.
Один из старателей, направившийся на выход по каким-то своим делам, едва миновав колдуна, вдруг остановился и судорожно задергался. Спустя мгновение он сдернул шорты и прямо на месте с горестным воплем навалил огромную кучу. И откуда в него столько влезло?! Рядом тотчас нарисовались охранники.
- Вот что значит хорошая инфраструктура! – удовлетворенно произнес Мозес.
Нам принесли алмаз, который старатель пытался пронести в своем желудке, предварительно обмазав глиной. Теперь камень был еще и в дерьме, словно шоколадка.
Мозес, нимало не гнушаясь, спокойно взял его, обтер о штаны и внимательно рассмотрел со всех сторон.
- Бесцветный! Каратов сорок будет, а то и все сорок пять! Адам везунчик: второй раз за год крупный камень находит!
- Так колдун?. .
- Да! Он всех насквозь видит, потому и «рентген»! Мимо нашего нгафанги никто и полкарата не пронесет, сразу обосрется! А Адам, дурак, не верит, уже второй раз обмануть пытался! Я ему покажу!
Я слышал про африканских колдунов разные истории, но до сих пор считал их пустыми байками. И вот получите доказательство: опорожнил парня одним взглядом! Не только рентген, но и пурген в придачу! В то же время я прекрасно понимал и жалел старателя - от оценщика он получил бы за свою находку жалкие гроши.
- Что с ним будет?
- Лично накажу! Чтоб другим неповадно было! Пойдем!
Я попробовал уклониться от участия в продолжении этой дурнопахнущей истории, но Мозес был непреклонен. Он поставил себе целью продемонстрировать клиенту в моем лице все прелести их «инфраструктуры».
Экзекуции проводились там же, где и пляски голого «балета» - на поляне перед двухэтажной резиденцией Большого Папы. Тот, разумеется, не мог пропустить этого зрелища. Хоть и не кормежка голодных крокодилов, но все же!
Несчастного Адама разложили на широкой скамье и крепко привязали за руки и ноги ремнями из сыромятной кожи. Сорвали шорты. Только сейчас я разглядел на его спине и ниже уродливые рубцы, оставшиеся, судя по всему, от предыдущего наказания.
Мозес поигрывал длинной кожаной дубинкой, напоминавшей полицейскую.
- Это шамбок! - охотно объяснил он. – Сделан из полового члена гиппопотама! Великолепная штука для порки провинившихся!
Мне дико захотелось дать старшему приказчику в его самодовольную морду. Он легко прочитал мои мысли и усмехнулся:
- Не горячись, белый! Вот купите этот прииск – тогда и устанавливайте свои порядки.
- Сколько будет стоить прощение для него?
- Ты храбрый белый, но у тебя нет столько денег! – подал голос с крыльца алмазный царек. – Мозес, приступай!
Приказчик медленно подошел к распятой жертве. Внезапно из окружающей поляну хмурой толпы зрителей выскочила девушка в желто-красном сарафане и схватила палача за руку. Они стали быстро тараторить на своем языке. Потом вмешался Большой Папа, и девушку зачем-то подвели ко мне. Она не поднимала глаз.
- Ты хотел поучаствовать, - подмигнул Мозес. – Вот и появился отличный шанс! Перед тобой невеста Адама!
Я собирался в шутку спросить, не Евой ли ее зовут, как девушка подняла, наконец, глаза, и меня словно током ударило: Джульетта! Я не видел ее минувшей ночью, только слышал, осязал, нюхал и пробовал на вкус, но ошибиться было невозможно! Это она!
Мозес объяснил, что Джульетта просит наказать ее вместо жениха. Большой Папа был не против: он опасался, не склеил бы ласты от второй экзекуции удачливый старатель. И охотно согласился с идеей, что Джульетта тоже виновата: Адам пустился во все тяжкие ради средств на их скорейшую свадьбу.
- Тебе решать, белый, кому из этих двоих достанется от Мозеса шамбоком!
Хотя вчерашнее похмелье давно выветрилось, у меня голова пошла кругом. Во попал в переплет! Ибрагим – Мозес – Адам – глина: во всем этом отчетливо сквозило нечто фундаментальное, ветхозаветное. И решение от меня ожидалось не менее весомое, соломоново. А как выбирать, если всяко выйдет плохо? Мне было искренне жаль бедного старателя и, тем более, его юную любвеобильную невесту.
- Скажи, Адам, - обратился я к распростертому, - на что ты рассчитывал, когда пытался повторно обмануть опытного колдуна?
Парень молчал, вместо него ответил Мозес.
- Скорее всего, он обратился за помощью к другому колдуну, чтобы тот отвел глаза. Но нашего нгафангу не проведешь! Он самый сильный в этих местах! У Большого Папы все самое лучшее!
Девушка неловко переступила с ноги на ногу, и стало понятно: Мозес угодил в точку. Я с опозданием вспомнил, что Джульетта действительно упоминала про какого-то колдуна, но не придал тогда этому значения.
- Выбирай, белый Джон, кого из двух пороть!
Во мне неожиданно проснулась мужская солидарность. Парень уже пострадал за их общую любовь, к тому же рисковал гораздо сильнее. Тогда как Джульетта всего лишь крутила голой задницей перед заезжим гостем Большого Папы. И не только крутила. Против всякой логики я испытал приступ мимолетного братства с мною же обиженным, получается, женихом.
- Плохой выбор, джентльмены! Но, раз по-другому никак, пусть будет девушка, она сама этого хочет!
Возможно, мне показалось, что в глазах Джульетты проскользнула благодарность. Такая вот сомнительная плата получилась с моей стороны за ночь восхитительной любви. В душé я презирал и ненавидел себя. Но разве кто-нибудь сумел бы найти на моем месте какой-то другой, менее жестокий, выход?
- Тебе повезло, Адам, - довольно осклабившись, подвел итог Большой Папа. – Наш дорогой гость не хочет видеть тебя извивающимся, словно червяк. Твоя девка интересней!
Этот подонок мыслил в привычных ему категориях. А если вспомнить, кто подослал ко мне Джульетту. . . Хорошо, что на кордоне у меня отобрали револьвер.
- Эта девка лихо пляшет! – поддержал Мозес. – Сейчас станцует нам от души!
Адама отвязали и увели. Проходя мимо, он зыркнул на меня с такой неприкрытой ненавистью, что я едва не пожалел о своем решении.
Джульетта легким пружинистым шагом, будто вчерашнее представление продолжалось, подошла к скамье, сама, без принуждения, скинула сарафан и заняла еще не остывшее место. Подручные Мозеса привычными движениями быстро и ловко зафиксировали ее.
Старший приказчик, не переставая ухмыляться, коротко замахнулся и нанес первый удар.
Не знаю, что за штука эта палка, сделанная из члена гиппопотама, но Джульетта закричала пронзительно и отчаянно. Ее идеальной формы ягодицы перечеркнула толстая припухлая полоса. У меня защемило сердце. Второй удар пришелся по худенькой стройной спине и заставил девушку выть и корчиться в тисках надежной привязи.
- Тебе нравится, белый? Хочешь продолжить? - останавливая Мозеса жестом, спросил Большой Папа. – Я бы и сам, но уступлю тебе как дорогому гостю! Я-то уже давно наелся, скольких девок перепорол, а вот вам, в Европе, простые человеческие радости недоступны. Как вы выживаете там вообще?
Мне подумалось, что Сэм Липман просрал, в буквальном смысле слова, лучшую командировку в жизни. Он бы скорее нашел общий язык с этим типом! Хотя, если прикинуть, тоже вряд ли: Сэм трусоват, как пить дать испугался бы простоты здешних нравов.
Я вежливо отказался, упирая на то, что не готов держать в руках член гиппопотама. Однако самое ужасное заключалось в другом: мне понравилось! Да-да, эта паршивая хрень зацепила и пролезла в душу! В жестоком и несправедливом наказании маленькой Джульетты, в ее настоящих, не наигранных страданиях я вдруг уловил нечто возвышенно-жертвенное, очищающее и одновременно животно-притягательное. Хотя градус этого первобытной смеси был чересчур крепок для меня, оглушал с непривычки.
Мою вымученную шутку оценили, вождь чернокожих загоготал.
- Тогда давай скормим ее голодным крокодилам! Это еще интересней, поверь!
Меня стошнило, и только это, похоже, убедило Большого Папу, что гость не кочевряжится, набивая себе цену.
- Жаль! Ну ладно, девке повезло. Мозес, продолжай!
Толстого упыря дважды просить не пришлось. Он бил девчонку с нескрываемым удовольствием, наслаждаясь ее жалобными воплями и беспомощными вихляниями. По спине, ягодицам, бедрам. В пробитых местах появилась кровь, ее становилось все больше. Наверное, я стал последним, кому довелось насладиться гладкостью кожи Джульетты. Вместе с тем сострадание было отнюдь не единственным обуревавшим меня чувством. Стыдно признаться, но мне подспудно хотелось, чтобы истязание не прекращалось еще долго, чтобы пронзительный танец боли Джульетты продолжал месить эту косную ветхозаветную глину, насильно выдавливая из нее по капле пряную экзистенциальную красоту.
Неутомимый Мозес изловчился и нанес какой-то особенный удар, аж присев от усердия. Бедная Джульетта закричала так, что даже внезапно проснувшееся во мне коварное вожделение чужих мучений струхнуло и отдернуло прочь свои жадные мохнатые лапы. Совсем потеряв голову, я бросился к палачу, готовый задушить его голыми руками либо заслонить девушку собой.
Но опоздал буквально на секунду: Мозес вдруг рухнул как подкошенный. Я оглянулся, ничего не понимая. На поляну со всех сторон выбегали мальчишки с «Калашниковыми», трещали очереди. Неизвестный спас мне жизнь, сильно толкнув и сбив с ног. Падая, я успел увидеть, как пули вспарывают Большому Папе его толстое брюхо.
Гвалт, суета, беспорядочная пальба. Побывав в свое время в переделках в Бишкеке и Челябинске, я знал, что нужно лежать и ждать. А еще лучше притвориться мертвым.
Кто-то сильно пнул меня под ребра. Я открыл глаза и увидел дуло автомата, а на заднем плане - насупленную физиономию маленького солдата. Вот и все! Говорят, в такие мгновения в мозгу проносится жизнь, ее основные вехи. Врут, собаки! Я банально обделался. Да, увы, пришел и мой черед. Здесь было определенно круче, чем в Бишкеке и Челябинске девяностых.
Однако выстрела так и не последовало. Я повторно разлепил глаза и увидел другую физиономию, приветливо улыбающуюся. Кого-то она мне напоминала.
- Бонго! – радостно назвался мой второй за сегодня спаситель. Он вытащил из кармана подаренный всего лишь вчера (а, казалось, будто уже сто лет назад!) брелок с парящим в горах орлом. – Спасибо, друг!
Вместе с еще одним пацаном Бонго аккуратно вывел меня с поля боя и передал в руки невесть откуда взявшемуся Ибрагиму. Позади занималось огнем здание старой колониальной администрации. Пальба и крики не смолкали.
- Бонго – младший брат Джульетты, - объяснял Ибрагим, помогая мне забраться на водительское кресло пятнистого Defender’a. – Адам прибежал к нему за помощью. Ведь Бонго еще и капрал маленьких солдат. Большой Папа сам назначил. И поступил очень недальновидно, устроив публичную выволочку его сестре. А Мозеса тут и так все ненавидели. Вот кого точно скормят крокодилам!
- Ты поедешь со мной?
- Нет, Джонни, обратную дорогу ты и сам найдешь, другой нет. А у меня и здесь хватает дел. Передай своим боссам, что Ибрагим наведет порядок в хозяйстве, пусть не беспокоятся. Бизнес прежде всего! Удачи, белый! И возьми с собой эти штаны – переоденешься, как отъедешь подальше. Чехлы в машине дорогие!
Ибрагимовы штаны оказались узки – толком не застегнуть, – но я был рад и таким. Путь во Фритаун получился тихим и спокойным, разве что во время краткой остановки незадолго перед Либерийским шоссе на меня напало стадо наглых павианов. Однако по сравнению с предыдущими приключениями это была сущая ерунда. Я подобрал с земли крепкую палку и вломил им по самое не балуй. Не ожидавшие столь крутого отпора павианы трусливо бежали.
Добравшись до Radisson Blu Mammy Yoko, я сразу двинул в номер к Сэму. Дверь он, как обычно, поленился запереть, и напрасно. Я застал своего начальника в разгаре любовного соития с местной красоткой. Рядом на постели валялся сложенный вдвое брючной ремень. Ага! До меня, наконец, дошло! Как до жирафа.
- Джонни, ты не мог бы обождать в своем номере? – даже пыхтя под прыгавшей на нем девицей, Сэм Липман умудрялся сохранять политес.
- Извини, Сэмми, дело не терпит отлагательства!
Я подобрал ремень и от души врезал им по пышным ягодицам наездницы. Жаль, что не шамбок!
- Солнышко, пошла вон!
Красотку как ветром сдуло.
- Джонни, ты что себе позволяешь?!
- А скажи мне, дружище Сэмми, ты ведь специально нажрался слабительного тогда утром, чтобы не ехать на прииск? Чтобы подставить меня?
Сэм все-таки смутился.
- Я подумал, ты более привычный к таким делам. Что ваша дикая Россия, что эти Львиные горы. . .
С чувством глубокого удовлетворения – как любили говорить в позднем СССР – я дал Сэму Липману в морду. Просто не мог не сделать этого: в моей крови еще штормил буйный четвертый мир, где правили бал желания и возможности. Желание дать подлецу в морду было? Еще какое! Возможность присутствовала? Вне всякого сомнения! Ну, я и дал. И ничуть не жалею.
Спросите, что было дальше?
Сэм, естественно, нажаловался, и меня немедленно уволили. Быстро и весело, без выходного пособия. Правда, пострадала от этого в первую очередь сама лондонская контора. Приехавший во Фритаун через пару дней Ибрагим вышел на контакт, конечно же, не с ними, а со мной. А я к тому времени уже связался с одним парнем из «Де Бирс», которая тоже была не прочь разжиться сьерра-леонскими активами. Мы быстро поладили, и лондонские дяди остались не у дел. Теперь я потихоньку руковожу скромным фритаунским отделением огромной «Де Бирс». Ибрагим твердой рукой заправляет на приисках, а курьером теперь Адам. Он меня терпеть не может, но деваться некуда: бизнес есть бизнес. Про Джульетту Адам не говорит ни слова, но я слышал, что они поженились и счастливы. Бонго наградили, а потом сразу разжаловали из капралов, и всю армию маленьких солдат разогнали по местным школам. Детская психика очень гибкая, и я надеюсь, что он сумеет перестроиться и снова стать ребенком. Пусть мой серебряный талисман с тянь-шаньским орлом поможет ему. Крокодилов, кстати, тоже то ли разогнали, то ли пустили на кожаные изделия. В рамках общей либерализации и умягчения нравов, так сказать.
Короче, все хорошо. Вот только порку маленькой Джульетты я еще долго не смогу забыть. Боюсь, что никогда.