Конкурс Порка-Ю №8. Двенадцать лет спустя - Kuno

[Viktoria]

А вы приезжайте - погрызете

А пустят?

[qwasar]

Пустят, пустят, догонят - и еще пустят

[Alexander Kovalskij]

по словам еще одного классика, хоть три года скачи, никуда не доскачешь.

А кто кроме Тургенева и Некрасова спрятался в этом хитром рассказе, тоже стоит покумекать. Наверняка кто-то еще есть!

На мой взгляд это Гоголь:

Отсюда, хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь.

[lyca]

На мой взгляд это Гоголь:

Отсюда, хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь.

Точно! Эта цитата ближе. Мерси!

[Alexander Kovalskij]

А вот, кстати, пример работы, которая стилистически выполнена хорошо. Причем здесь мы видим довольно сложный элемент рассказа в рассказе, и даже с этим автор справился очень удачно. Да, это не самая смешная вещь и юмор тут не в приоритете, но в остальном - очень даже.

[Дёсер]

Удивительный рассказ.
Второй подряд про сельскую жизнь времен старины глубокой. Ну, или не такой уж глубокой. Тут с чем сравнивать...

Автору спасибо.

[Alexander Kovalskij]

Отличная задумка и исполнение на уровне. Наряду с Капибарой и Нуаром - одна из самых совершенных по исполнению работ конкурса, вполне профессиональная и по настоящему оригинальная. Мои поздравления и признательность за доставленное удовольствие.

[Format C]

Автор спрашивал меня в личке, можно ли переименовать работу после конкурса.
С моей точки зрения, конечно можно!
Для чего надо просто обратиться к админам, они всегда оперативно реагируют.

[Kuno]

Этот рассказ действительно хочется прочитать целиком. Данный объем ему тесен, от этого некоторая рваность и сумбурность повествования. Аллюзии считываются, но не все, это тоже затрудняет чтение. А вот ирония и некоторые описания очень хороши.

Предполагаю, автор потом скажет, что писал на коленке, за час до дедлайна.

Нет, автор дисциплинированно сдал оргу свой текст третьим Полный его вариант выложен ниже, так что можете оценить его полностью.

[Kuno]

КОЛОДЕЦ И МАЯТНИК

– Ой, батюшки! Ой, родненькие! Ой, Христьян Христьяныч, помилуйте! Ой, не могу!

Шестнадцатилетняя Arisсhka рыдала навзрыд, исполосованным телом билась в путах, мотала в стороны давно уже растрепанной косой.

Густобородый конюх Prov стегал сосредоточенно, истово. Капли крови уже выступили по крепкому голому заду девушки, оплетая его как заросли клюквы здешние болота…

А началось с того, что стали настенные часы. Их маятник бессильно повис и напрочь отказывался идти.

Часы надо починить. В городе есть добрый часовщик герр Шлагенталь. В этой стране варваров честные люди должны помогать друг другу.

Но сперва надо ответить на извечный здесь вопрос: kto vinovat?

Ответить просто. Последней часов касалась горничная Arisсhka, она протирала пыль в его комнате.

Христиан Христианович отхлебнул кофе. Внизу свистели розги и кричала девушка.

Глянул на карманный хронометр: кричать поротой предстояло ровно две минуты и тридцать две секунды. Герр Фогель всегда назначал наказания по времени и очень гордился своим порядком.

«Орднунг!», – подумал гордо. «Это – главное в жизни»…

Когда едва стонущую Аришу увели, он решил пройтись по вверенным его попечению владениям.

И сразу увидел непорядок. Прямо на улице стояла в луже семилетняя Masсhka и увлеченно бросала в воду щепочками.

Вообще-то ей полагалось сейчас вместе с другими девчонками трепать лен.

Заметив управляющего, маленькая прогульщица в испуге кинулась наутек. Хотя – это уже не имело значения.

«Прикажу только хорошенько ее вымыть», – решил. «И ко мне, вечером».

Виноватых детишек он порол самолично. И не только потому, что страсть как любил хлестать такие сладкие детские попки.

Просто сил в паучьей лапке герра Фогеля хватало разве что на совсем маленьких.

Значит, вечером будет плакать Masсhka. А перед сном он обязательно почитает какую-то страшную историю этого нового американского писателя.

Англосаксов Христиан Христианович весьма уважал и втайне считал венцом германского племени.

А это – дас ист фантастиш, что за автор. Экономил, читая по одной истории в день. Вот сегодня на ночь будет – мороз по коже! – The Premature Burial.

Почему-то вдруг вспомнился родной Флидербокдорф. Кусты сирени, запах кофе, звон башенных часов. И так аппетитно оттопыренные юбки Гретхен, когда она наклонялась набрать воды. У американца тоже что-то есть про колодец, но это уже послезавтра.

И почему этого всего не могло быть там?

Смахнул слезу в голубых глазах. Что делать, такова жизнь…

Так, значит, Arisсhka была на завтрак, на ужин будет Masсhka. А что на обед?

Ах да, согнанные со всей деревни землекопы второй день не могут окончить. Что ж, ускорим их работу.

И сами ж себя и будут по очереди держать и сечь. Такие вот они, аборигены.

Сладко облизнул узкие губки.

И тоненьким голоском произнес одно из немногих слов, которое любил в этом дикарском наречии:

– Пороть…

«Пороть, пороть!» – поскрипывала трава под его ногами.

«Сечь, сечь!» – посвистывал ветер в травинках.

«Драть, драть!», – каркала с ветки ворона.

Христиан Христианович мелкими шажками шел к своей цели. Насвистывал любимое «ах, майн либер, Августин», не забывая зорко поглядывать по сторонам.

Что ж, озимые в этом году взопрели очень даже зер гут. Господин владелец будет доволен…

Озимые прели. Солнышко на небе, понятно, рассупонилось. И от выкопанной земли шел печальный запах тлена.
…

(двенадцать лет спустя)

– А теперь сравним с вот этим образцом, – Человек с Бакенбардами разместил под трубкой аппарата вторую пластинку, – Та же Betula, только из вашего сада, а не из чудотворной рощи. И как, есть разница?

Катя послушно прильнула к окуляру. И правда: оба среза веток были совсем одинаковыми.

– Камбий, луб, кора... Обычное для наших широт растение. Годится выметать избу, париться в бане или…

Не окончил, но Катенька вдруг ощутила, как кровь жаркой волной приливает к лицу. К счастью, Человек с Бакенбардами уже повернулся ко второму их гостю:

– Видишь, а русские дурачки про эти деревья сочинили такую глупость, что и в Африке стыдно выдумать. Один тут на всю округу европеец завелся, да и то...

Катя не нашла, что возразить, и под каким-то предлогом ускользнула. Хотя ей так хотелось еще немного побыть с гостями – ах, не спрашивайте, почему! В восемнадцать лет такое случается.

Человек с Бакенбардами на ее исчезновение внимания не обратил. Он вообще редко замечал не интересных ему млекопитающих, особенно такого разряда, пола и возраста. На то он и был нигилист.

Впрочем, разговор о местных березках имел и продолжение – уже в совсем другом кругу:

– Истинную правду говорю вам, Катерина Сергеевна, средство самое безотказное! Уж какой был кащей, а любви завсегда помогал. У нас ведь до него отцы сватали по воле своей и поди ослушайся: отдерут да выдадут. А как змий над нами власть взял, только по желанию велел женить. Либе, говорил, ист ди либе.

Маша рассказывала историю с горячей верой в голосе:

– Так и тятенька мой с матушкой бросились в ноги к аспиду тощему, да и признались: любим, мол, друг дружку, а согласия родительского нам нет. Покойничек сперва велел их заголить да постегать – не за вину, просто страсть как ему сечь нравилось-то. А как вспороли, приказал немедля и повенчать. И посейчас счастливо живут, уж и сами знаете.

Восемь лет тому разорившиеся после потери управителя и банкротства фабрики соседи продали на вывоз несколько семей. Так Машка еще девчонкой попала в Никольское, а потом и в горничные в барский дом. Но связи с прежней родиной не потеряла.

– А что же родители? – спросила Катенька, терзаемая пресловутыми смутными сомнениями.

– Да что им: стали бы перечить, так и самим досталось. За эти новины его наши мужички и...

– И правда, что не нашли?

– Ой, не знаю. Я ведь тогда малолетка была, только что на фабрику взяли, в трепалки. А как роща из того места росла, уж своими глазами видала – едва ли не за год из-под земли вымахала. Ее мужики и рубить пытались, и жечь, да не брал берез Христьяновых ни топор, ни огонь. Только вицы срезать позволяют, окаянные, если отпороть кого надобно.

Тут горняшка перешла на шепот, хотя и услышать разговор девушек было сейчас некому:

– И девки наши сразу поняли: неспроста это! Был по жизни секун, так и по смерти того ж алчет. Но как помогал молодым по делу сердешному, так и из могилы наколдует, надо лишь потешить его, ненасытного! Тетенька моя Арина первая догадалась. Нарезала тайно лоз кащеевых да замест обычных в избе и положила. А потом взяла и горшок побила: такая уж была отчаянная! Дедушка ее, вестимо, тут же за косу, да на лавку, подол на голову, бабушке с матушкой держать велел. А прутья будто в руку деду сами вспрыгнули! Посек как следует, а едва лишь поднялась она с лавки, тут и в ворота застучали: сваты от Алешкиных пришли!

– От кого? – не поняла сперва Катя, но Маша быстро пояснила смысл хитрой девичьей интриги:

– Как зачал ее тятенька по голому протягивать, она про себя и взмолилась: змеюшка-кащеюшка, порадуйся, да утоли мои печали, пусть меня Минька Алешкин в жены возьмет! Уж такой тот красавец был, первый парень на деревне, и дом пребогатый, всякой девке за него хотелось. Не успела встать да в ноги за науку поклониться, так сваты от суженого и явились. Своими глазами видала, пусть лопнут, коли солгала!

Борзая у хорошеньких ножек барышни сладко зевнула, думая о косточке, которую ей обещала хозяйка. Забеспокоился в тот миг и патриарх пруда, пупырчатый Жабентус, да поздно: секунду спустя он уже трепыхался в сачке у садиста. Несчастного лягву ждало нечто похуже любой цапли и совсем не БРД.

– Значит, так и сделаем, – храбро сказала Катя, – Чем я хуже? Не отступлюсь теперь ни за что! Вот завтра перед сном ты меня, Маша, раздевать придешь, так и...

Верная субретка сокрушенно покачала русой головой:

– Так ведь непривычные вы к этому. Да и дома ушей много. А как Анна Сергеевна прознают?

– Сестрица спит крепко. Тетка и вовсе глухая. А я думочку в зубы возьму.

– А как же...

Девушки переглянулись и поняли без слов. Уезжают, оба гостя уезжают с утра! Неужели так и расстанемся навсегда, Кашенька?

– Будь по-вашему, миленькая! Но как вовсе невмоготу станет, вы слово особое мне шепните. Только придумайте такое необычное, чтоб я сразу поняла.

– Микроскоп! – сразу решила барышня, – Ты только не забудь! И Фифишку запрешь подальше.

Будущие историки темы так и не узнают, что впервые идея стоп-слова появилась на свет в июле 1859 года в одном из тех глубинных уездов, откуда, по словам еще одного классика, хоть три года скачи, никуда не доскачешь.

И Аркадий Николаевич тоже не узнает, никогда не узнает! Женское сердце – глубокий океан.

…Замуж Катя вышла в январе – догадайтесь, за кого. Свадьба у нее была тихой и почти без свидетелей, но на то были свои причины, никак с загадками Христьяновой рощи не связанные.

Кстати, за праздничным столом вспомнили и Человека с Бакенбардами: за упокой. Неожиданно для всех он сыграл в ящик еще летом – от сепсиса. И на могиле его вырос… а как вы догадались?!