Девушка в чёрном над белым утёсом
Re: Девушка в чёрном над белым утёсом
Я когда-то начинал читать, но уже забыл, о чем там.
Прочитаю и отзовусь, когда будет целиком
Прочитаю и отзовусь, когда будет целиком
Re: Девушка в чёрном над белым утёсом
Эпизод 22. О сдержанных и несдержанных клятвах – о духе и букве - о некоторых применениях виски и других крепких средств.
Чуть пошатнувшись, Руайри перехватил шпагу, осторожно обследовал тело Бекля, убедился в том, что с этой стороны ожидать подвоха не приходится (простите, авторы не любят моменты в плохих боевиках, когда уже, казалось бы, убитый враг вскакивает опять, и поднадоевшая смертельная схватка начинается снова), после чего, поколебавшись секунду, уже менее осторожно обыскал дорожную сумку врага и аккуратно достал из неё увесистый кошелёк – Князь-Регент явно не поскупился на путевые расходы.
- Он был у меня в долгу, - вполголоса лаконично объяснил Руайри скорее себе самому, чем Иоланте, на которую почему-то избегал смотреть, - а терять нечего.
Перекрестившись, он подтянул тело Бекля к обрыву, спихнул его вниз и пробормотал молитву.
Спустившись к ждущим внизу лошадям и придирчиво осмотрев их, Руайри выбрал лошадь Григо как более свежую, завёл её на подъём и cтоль же лаконично спросил свою спутницу:
- На мужском седле доедешь?
Удивлённая такой переменой в поведении своего обычно столь же галантного, сколь и разговорчивого спутника, Иоланта кивнула, и два всадника продолжили путь – прочь от места схватки, мимо отворота на замок на мысу, мимо очередного узкого прохода над скалами, до тех пор, пока тропинка, по-прежнему следуя линии побережья, не начала расширяться. Тут Иоланта смогла нагнать Руайри, ехавшего впереди с физиономией нахмуренной, как небо на картинах Якоба ван Рейсдаля, и обратила внимание на его ещё кровоточащую руку:
- Дай перевяжу!
- А ты умеешь?
- Конечно. Я и корпию щипать умею, научилась, когда Лекши... она оборвала фразу, спешиваясь едва ли не быстрее своего гораздо более опытного спутника, которому, впрочем, мешала рука. Сбросить дорожный плащ он смог без труда, но вот расстелить его на траве вызвалась уже Иоланта. Опустившись на плащ рядом со своим спутником и порывшись в маленькой дорожной сумке, девушка извлекла из неё непонятно как застрявший там белый платок с геральдической рысью Эджеза, смочила его уголок «водой жизни» из фляжки Руайри и, закатав рукав, осторожно обработала рану, после чего примерилась было перевязать её тем же платком, но, увы, платок оказался мал размером.
- Даже на это не годится, - презрительно бросила Иоланта, задумалась на минуту, после чего уверенно бросила Руайри: « Отвернись».
- Отвернись? Она, что, забыла, при каких обстоятельствах мы с ней познакомились?А впрочем, всё понятно. Она выздоровела, оттаяла, преодолела своё прошлое, называй, как хочешь... Тогда это была мученица и отшельница, думающая только о прошлом и о мести за него и живущая по ту сторону стыда и боли. А теперь это снова нормальная девушка... обычная девушка, со всеми прелестями и всеми милыми слабостями, которых от обычной девушки можно ждать... только, наверное, умнее обычной девушки... чёрт возьми, и именно теперь я должен снова... теперь... но я дал клятву...
Позади него раздался треск раздираемой материи, вслед за чем его руку довольно умело забинтовали куском белой материи, вполне возможно, ещё совсем недавно касавшимся прелестной ножки его спутницы.... а может быть, и нет, - во всяком случае, забегая вперёд, рана не воспалилась, так что юбка – нижняя или нет, не знаю, - была явно весьма чистая.
Ну вот, - Иоланта удовлетворённо осмотрела дело своих рук и одёрнула рукав камзола своего спутника, - так должно быть лучше. Да что ты на меня так смотришь, Руайри? Что не так?
- Ла... Лантан, - Руайри запнулся, замолчал на мгновение и начал опять, изо всех сил пытаясь придать голосу твёрдость. Лантан, ты сделала именно то, чего я просил не делать. Ты вернулась, когда я отослал тебя в замок. Ты взяла в руки пистолет. Лантан, я предупреждал... я поклялся...
Иоланта стояла секунду с растерянным видом, после чего глаза её расширились – она поняла. В Руайри О’Каллагана, как я, кажется, уже упоминал, в своё время основательно вбили древнюю историю... но книги по истории того времени не были богаты иллюстрациями, а сейчас глазам Руайри предстала именно такая иллюстрация. Он увидел, какие были глаза у Юлия Цезаря, когда тот произносил свои последние слова. Кто имел на этот взгляд больше оснований - император или принцесса, - пожалуй, можно поспорить. С одной стороны, Цезарь получил нож в спину, а не что-нибудь менее страшное чуть пониже, а с другой, Брут был его другом, но он не спас Бруту жизнь и не отказался ради него от трона.
Кивнув на всё ещё расстеленный на траве плащ, Руайри вернулся к своей лошади и несколько неуверенно отцепил от седла хлыст для верховой езды. Оставшиеся несколько шагов дались ему, пожалуй, ещё труднее, чем драка на шпагах. Встав в двух шагах от не сдвинувшейся с места, не пошевелившейся Иоланты и глядя ей прямо в лицо, Руайри опять кивнул на расстеленный плащ. Только тут девушка, наконец, заговорила:
- Ты сильнее, Руайри. Руку я тебе перевязала, а кто кому спас жизнь раньше, мы будем разбираться долго. Ты можешь... ты можешь сделать это, сопротивляться я не буду... Но... и любить тебя больше не смогу. Прости. Если ты сделаешь это, мы уедем отсюда каждый своей дорогой и больше не встретимся никогда.
С последними словами она опустилась на колени на край плаща, молитвенно сложила руки и беззвучно зашевелила чуть вздрагивающими губами. Руайри не пытался разобраться, какую именно молитву она повторяет про себя – ему было не до латыни. Он стоял над коленопреклонённой Иолантой, глядя на неё немигающими глазами и несколько неуклюже сжимая в руке хлыст. Прошла минута. другая. Ни один из странной пары не изменил позу, не промолвил ни слова.... наконец, Руайри повернулся, нетвёрдыми ногами подошёл к обрыву, под которым шумело море, размахнулся и с тихим ругательством швырнул хлыст вниз.. хлыст ударился о камни посреди обрыва, отскочил под странным углом и с плеском шлёпнулся в воду в нескольких шагах от неприступного берега. Руайри сделал два или три шага назад, сел – или, скорее, свалился, - на влажную траву, обхватив голову руками, и остался сидеть в такой позе, не глядя на спутницу и, похоже, всерьёз ожидая, что его вот-вот поразит молния или что лужайка, на которой он сидит, съедет вместе с обрывом в море как та, другая, лужайка несколько месяцев назад.
Ничего подобного не произошло, зато позади Руайри раздался звук, похожий не то на вздох, не то на стон, и, непроизвольно обернувшись, тот увидел, что его недавнее наблюдение относительно обычных девушек с обычными слабостями оказалось не лишённым проницательности. С Иолантой произошло-таки то, чего она избежала в своё время во время публичного бичевания, а также во время (и после) недавней схватки над обрывом. Проще говоря, девушка хлопнулась в обморок.
Опыта обращения с подобными ситуациями у слегка опешившего Руайри не было. Воды, чтобы побрызгать на лицо, в округе не было видно, если не считать моря под обрывом, к которому не так-то просто было спуститься. Остатки виски во фляжке, которые можно было бы сунуть Иоланте под нос, ушли на обработку раны. Что делать-то? Пощёчину, вроде бы, дать можно... но женщину по лицу я бить не хочу... Стоп, а почему по лицу? Лихорадочным движением задрав лежащей на боку Иоланте подол и - без особого труда, в данном случае, - подавив мысли, неизбежно возникающие при виде открывшегося ему зрелища даже у очень встревоженного молодого человека, Руайри размахнулся и со всего размаха впечатал пятерню в распростёртые перед ним мраморно-белоснежные формы, и правда не очень-то считаясь с уже знакомыми ему шрамами. По телу Иоланты прошла дрожь, но так как явного эффекта заметно не было, то Руайри - решив, что семь бед – один ответ, - повторил операцию, в результате чего след пятерни на ягодицах Иоланты – после первого шлепка расплывчатый и бледно- розовый, - приобрёл вид, неприятно напомнивший католику Руайри о Красной Руке Ольстера. Руайри едва успел прикрыть враждебную эмблему О’Нейлов подолом юбки, как Иоланта зашевелилась, присела, наградила его странным взглядом – не то подозрительным, не то слегка насмешливым, не то благодарным, - после чего, без всякого перерыва и перехода, кинулась Руайри на шею, зажимая ему рот поцелуем более крепким и более пьянящим, чем некстати израсходованное содержимое фляжки.
Что сильнее ударило в голову обоим – поцелуй ли, или ещё свежая память о схватке над обрывом, или напряжение последних минут, - мы сказать не берёмся, но только движения их губ и рук становились всё более требовательными, всё более рискованными, и через несколько мгновений парочка повалилась на плащ, только что приведённые в порядок юбки оказались опять ненужной – и быстро устранённой -помехой, а к ним присоединились и некоторые другие предметы туалета.
Если бы ошалевший Руайри мог хоть сколько-то соображать во время последовавшего, то должен был бы признать, что его возлюбленная исключительно искусна в таких делах – почти подозрительно для молодой женщины, в жизни которой до него был только один мужчина. Одно из двух: либо господин Ла Кедлер не во всех отношениях был тем непрактичным, не от мира сего идеалистом, образ которого нарисовал себе мысленно Руайри, либо в южных, латинских странах некоторые девушки впитывают определённые навыки прямо из то знойного, то ласкового воздуха родины. Во всяком случае, через несколько минут Иоланта и Руайри оказались лежащими рядом на плаще, лишённые сил, как казалось обоим, даже для малейшего движения, так что любой новый враг, заставший нашу парочку врасплох, мог бы смело взять обоих любовников голыми руками за голые... не будем снижать тон повествования. Но, на счастье героев, Фортуна благоприятствует дуракам, влюблённым и, как почему-то говорят, ирландцам - хотя в начале XVIII века такое утверждение вызвало бы у его героев в лучшем случае горький смех.
В течении четверти часа или около того единственным движением в округе был мерный ход облаков над головами Руайри и Иоланты, да кружение морких птиц над утёсами, да мирное переступание щипавших траву лошадей. В конце коцнов, Иоланта пришла в себя, взглянула на несколько понизившееся солнце и приподнялась на локте. Первое, что она увидела, кроме лежащего без движения Руайри, был всё ещё валявшийся около плаща белый платок с геральдической рысью Эджеза. Иоланта усмехнулась, подобрала платок, вытерла им у себя между ног и швырнула платок в заросли чертополоха... после чего оделась, поцеловала Руайри в нос и чуть хрипло промолвила:
- Надо ехать, Лекши. Место открытое, мало ли что...
Она не заметила оговорки. Руайри, наоборот, оговорку заметил, но не стал указывать на неё Иоланте. Вместо этого он повторил в уме собственную клятву – «клянусь Иисусом, останусь в живых – задеру подол и так отделаю, что забудешь, как нас с тобой зовут..» - усмехнулся и, скрипнув зубами, приподнялся на здоровом локте... через несколько минут двое всадников продолжили путь, держась непозволительно близко друг к другу.
Чуть пошатнувшись, Руайри перехватил шпагу, осторожно обследовал тело Бекля, убедился в том, что с этой стороны ожидать подвоха не приходится (простите, авторы не любят моменты в плохих боевиках, когда уже, казалось бы, убитый враг вскакивает опять, и поднадоевшая смертельная схватка начинается снова), после чего, поколебавшись секунду, уже менее осторожно обыскал дорожную сумку врага и аккуратно достал из неё увесистый кошелёк – Князь-Регент явно не поскупился на путевые расходы.
- Он был у меня в долгу, - вполголоса лаконично объяснил Руайри скорее себе самому, чем Иоланте, на которую почему-то избегал смотреть, - а терять нечего.
Перекрестившись, он подтянул тело Бекля к обрыву, спихнул его вниз и пробормотал молитву.
Спустившись к ждущим внизу лошадям и придирчиво осмотрев их, Руайри выбрал лошадь Григо как более свежую, завёл её на подъём и cтоль же лаконично спросил свою спутницу:
- На мужском седле доедешь?
Удивлённая такой переменой в поведении своего обычно столь же галантного, сколь и разговорчивого спутника, Иоланта кивнула, и два всадника продолжили путь – прочь от места схватки, мимо отворота на замок на мысу, мимо очередного узкого прохода над скалами, до тех пор, пока тропинка, по-прежнему следуя линии побережья, не начала расширяться. Тут Иоланта смогла нагнать Руайри, ехавшего впереди с физиономией нахмуренной, как небо на картинах Якоба ван Рейсдаля, и обратила внимание на его ещё кровоточащую руку:
- Дай перевяжу!
- А ты умеешь?
- Конечно. Я и корпию щипать умею, научилась, когда Лекши... она оборвала фразу, спешиваясь едва ли не быстрее своего гораздо более опытного спутника, которому, впрочем, мешала рука. Сбросить дорожный плащ он смог без труда, но вот расстелить его на траве вызвалась уже Иоланта. Опустившись на плащ рядом со своим спутником и порывшись в маленькой дорожной сумке, девушка извлекла из неё непонятно как застрявший там белый платок с геральдической рысью Эджеза, смочила его уголок «водой жизни» из фляжки Руайри и, закатав рукав, осторожно обработала рану, после чего примерилась было перевязать её тем же платком, но, увы, платок оказался мал размером.
- Даже на это не годится, - презрительно бросила Иоланта, задумалась на минуту, после чего уверенно бросила Руайри: « Отвернись».
- Отвернись? Она, что, забыла, при каких обстоятельствах мы с ней познакомились?А впрочем, всё понятно. Она выздоровела, оттаяла, преодолела своё прошлое, называй, как хочешь... Тогда это была мученица и отшельница, думающая только о прошлом и о мести за него и живущая по ту сторону стыда и боли. А теперь это снова нормальная девушка... обычная девушка, со всеми прелестями и всеми милыми слабостями, которых от обычной девушки можно ждать... только, наверное, умнее обычной девушки... чёрт возьми, и именно теперь я должен снова... теперь... но я дал клятву...
Позади него раздался треск раздираемой материи, вслед за чем его руку довольно умело забинтовали куском белой материи, вполне возможно, ещё совсем недавно касавшимся прелестной ножки его спутницы.... а может быть, и нет, - во всяком случае, забегая вперёд, рана не воспалилась, так что юбка – нижняя или нет, не знаю, - была явно весьма чистая.
Ну вот, - Иоланта удовлетворённо осмотрела дело своих рук и одёрнула рукав камзола своего спутника, - так должно быть лучше. Да что ты на меня так смотришь, Руайри? Что не так?
- Ла... Лантан, - Руайри запнулся, замолчал на мгновение и начал опять, изо всех сил пытаясь придать голосу твёрдость. Лантан, ты сделала именно то, чего я просил не делать. Ты вернулась, когда я отослал тебя в замок. Ты взяла в руки пистолет. Лантан, я предупреждал... я поклялся...
Иоланта стояла секунду с растерянным видом, после чего глаза её расширились – она поняла. В Руайри О’Каллагана, как я, кажется, уже упоминал, в своё время основательно вбили древнюю историю... но книги по истории того времени не были богаты иллюстрациями, а сейчас глазам Руайри предстала именно такая иллюстрация. Он увидел, какие были глаза у Юлия Цезаря, когда тот произносил свои последние слова. Кто имел на этот взгляд больше оснований - император или принцесса, - пожалуй, можно поспорить. С одной стороны, Цезарь получил нож в спину, а не что-нибудь менее страшное чуть пониже, а с другой, Брут был его другом, но он не спас Бруту жизнь и не отказался ради него от трона.
Кивнув на всё ещё расстеленный на траве плащ, Руайри вернулся к своей лошади и несколько неуверенно отцепил от седла хлыст для верховой езды. Оставшиеся несколько шагов дались ему, пожалуй, ещё труднее, чем драка на шпагах. Встав в двух шагах от не сдвинувшейся с места, не пошевелившейся Иоланты и глядя ей прямо в лицо, Руайри опять кивнул на расстеленный плащ. Только тут девушка, наконец, заговорила:
- Ты сильнее, Руайри. Руку я тебе перевязала, а кто кому спас жизнь раньше, мы будем разбираться долго. Ты можешь... ты можешь сделать это, сопротивляться я не буду... Но... и любить тебя больше не смогу. Прости. Если ты сделаешь это, мы уедем отсюда каждый своей дорогой и больше не встретимся никогда.
С последними словами она опустилась на колени на край плаща, молитвенно сложила руки и беззвучно зашевелила чуть вздрагивающими губами. Руайри не пытался разобраться, какую именно молитву она повторяет про себя – ему было не до латыни. Он стоял над коленопреклонённой Иолантой, глядя на неё немигающими глазами и несколько неуклюже сжимая в руке хлыст. Прошла минута. другая. Ни один из странной пары не изменил позу, не промолвил ни слова.... наконец, Руайри повернулся, нетвёрдыми ногами подошёл к обрыву, под которым шумело море, размахнулся и с тихим ругательством швырнул хлыст вниз.. хлыст ударился о камни посреди обрыва, отскочил под странным углом и с плеском шлёпнулся в воду в нескольких шагах от неприступного берега. Руайри сделал два или три шага назад, сел – или, скорее, свалился, - на влажную траву, обхватив голову руками, и остался сидеть в такой позе, не глядя на спутницу и, похоже, всерьёз ожидая, что его вот-вот поразит молния или что лужайка, на которой он сидит, съедет вместе с обрывом в море как та, другая, лужайка несколько месяцев назад.
Ничего подобного не произошло, зато позади Руайри раздался звук, похожий не то на вздох, не то на стон, и, непроизвольно обернувшись, тот увидел, что его недавнее наблюдение относительно обычных девушек с обычными слабостями оказалось не лишённым проницательности. С Иолантой произошло-таки то, чего она избежала в своё время во время публичного бичевания, а также во время (и после) недавней схватки над обрывом. Проще говоря, девушка хлопнулась в обморок.
Опыта обращения с подобными ситуациями у слегка опешившего Руайри не было. Воды, чтобы побрызгать на лицо, в округе не было видно, если не считать моря под обрывом, к которому не так-то просто было спуститься. Остатки виски во фляжке, которые можно было бы сунуть Иоланте под нос, ушли на обработку раны. Что делать-то? Пощёчину, вроде бы, дать можно... но женщину по лицу я бить не хочу... Стоп, а почему по лицу? Лихорадочным движением задрав лежащей на боку Иоланте подол и - без особого труда, в данном случае, - подавив мысли, неизбежно возникающие при виде открывшегося ему зрелища даже у очень встревоженного молодого человека, Руайри размахнулся и со всего размаха впечатал пятерню в распростёртые перед ним мраморно-белоснежные формы, и правда не очень-то считаясь с уже знакомыми ему шрамами. По телу Иоланты прошла дрожь, но так как явного эффекта заметно не было, то Руайри - решив, что семь бед – один ответ, - повторил операцию, в результате чего след пятерни на ягодицах Иоланты – после первого шлепка расплывчатый и бледно- розовый, - приобрёл вид, неприятно напомнивший католику Руайри о Красной Руке Ольстера. Руайри едва успел прикрыть враждебную эмблему О’Нейлов подолом юбки, как Иоланта зашевелилась, присела, наградила его странным взглядом – не то подозрительным, не то слегка насмешливым, не то благодарным, - после чего, без всякого перерыва и перехода, кинулась Руайри на шею, зажимая ему рот поцелуем более крепким и более пьянящим, чем некстати израсходованное содержимое фляжки.
Что сильнее ударило в голову обоим – поцелуй ли, или ещё свежая память о схватке над обрывом, или напряжение последних минут, - мы сказать не берёмся, но только движения их губ и рук становились всё более требовательными, всё более рискованными, и через несколько мгновений парочка повалилась на плащ, только что приведённые в порядок юбки оказались опять ненужной – и быстро устранённой -помехой, а к ним присоединились и некоторые другие предметы туалета.
Если бы ошалевший Руайри мог хоть сколько-то соображать во время последовавшего, то должен был бы признать, что его возлюбленная исключительно искусна в таких делах – почти подозрительно для молодой женщины, в жизни которой до него был только один мужчина. Одно из двух: либо господин Ла Кедлер не во всех отношениях был тем непрактичным, не от мира сего идеалистом, образ которого нарисовал себе мысленно Руайри, либо в южных, латинских странах некоторые девушки впитывают определённые навыки прямо из то знойного, то ласкового воздуха родины. Во всяком случае, через несколько минут Иоланта и Руайри оказались лежащими рядом на плаще, лишённые сил, как казалось обоим, даже для малейшего движения, так что любой новый враг, заставший нашу парочку врасплох, мог бы смело взять обоих любовников голыми руками за голые... не будем снижать тон повествования. Но, на счастье героев, Фортуна благоприятствует дуракам, влюблённым и, как почему-то говорят, ирландцам - хотя в начале XVIII века такое утверждение вызвало бы у его героев в лучшем случае горький смех.
В течении четверти часа или около того единственным движением в округе был мерный ход облаков над головами Руайри и Иоланты, да кружение морких птиц над утёсами, да мирное переступание щипавших траву лошадей. В конце коцнов, Иоланта пришла в себя, взглянула на несколько понизившееся солнце и приподнялась на локте. Первое, что она увидела, кроме лежащего без движения Руайри, был всё ещё валявшийся около плаща белый платок с геральдической рысью Эджеза. Иоланта усмехнулась, подобрала платок, вытерла им у себя между ног и швырнула платок в заросли чертополоха... после чего оделась, поцеловала Руайри в нос и чуть хрипло промолвила:
- Надо ехать, Лекши. Место открытое, мало ли что...
Она не заметила оговорки. Руайри, наоборот, оговорку заметил, но не стал указывать на неё Иоланте. Вместо этого он повторил в уме собственную клятву – «клянусь Иисусом, останусь в живых – задеру подол и так отделаю, что забудешь, как нас с тобой зовут..» - усмехнулся и, скрипнув зубами, приподнялся на здоровом локте... через несколько минут двое всадников продолжили путь, держась непозволительно близко друг к другу.
Re: Девушка в чёрном над белым утёсом
Лано Астенес появился на месте схватки спустя несколько часов. Лошадь Бекля (которую её хозяин, спешиваясь, не успел привязать и которая за эти несколько часов сильно уменьшила количество травы в окрестностях) встретила его приветственным ржанием. Непосвящённый прохожий, видимо, решил бы, что хозяин лошади отлучился в кусты дрока и только удивился бы его беспечности (хотя, с другой стороны, в Англии того времени можно было при некотором невезении попасть на виселицу и за меньшее преступление, чем кража лошади). Но Лано Астенес был достаточно опытен и знал, чего ищет. Обнажив на всякий случай шпагу, благо не очень понятно было, что и кто скрывается в тех самых кустах, и тщательно обследовав вытоптанную траву и следы на тропинке, лано Астенес, как и следовало ожидать, нашёл на камнях пятнышки крови в нескольких местах, нахмурился – и с замирающим сердцем заглянул под обрыв. Тело Григо, очевидно, отнесло отливом – настолько, что лано Астенес не до конца был уверен, что видит именно его, а не какой-нибудь кусок дерева с разбитого корабля, - но Бекль болтался на волнах в нескольких ярдах от берега, и был очень хорошо узнаваем. Исход случившегося здесь несколько часов назад был, таким образом, достаточно понятен. Лано Астенес вздохнул с облегчением, перекрестился, прислонив шпагу к камню, и только после этого поднял её и вложил в ножны – как показалось ему в следующее мгновение, слегка преждевременно. Из-за перегиба, который несколько часов назад защищал Руайри, как раз в эту минуту появились несколько вооружённых людей, показавшихся лано Астенесу красными в лучах заката. Если это были враги, то их было слишком много даже для такого опытного солдата, как лано Астенес. Впрочем, ещё через мгновение, присмотревшись, лано Астенес понял, что закат тут ни при чём, а вновь появившиеся – не из тех, с кем можно и нужно драться. Шли они со стороны форта на мысу, на них были не так давно введённые красные мундиры, и шедший впереди сержант явно был не прочь узнать, что, собственно, происходит на вверенном его службе побережьи.
Re: Девушка в чёрном над белым утёсом
Эпизод 24. Заключение. Беглецы и странники. Заслуженные и незаслуженные награды. Неожиданная встреча и расставание.
В Плимуте, как и в любом портовом городе, вечер, даже ранний, - колоритное время (а какое время в таких городах не колоритное). В многочисленных портовых кабачках собирающаяся толпа (значительную долю которой составляли матросы) начинала горланить песни, пара припозднившихся кораблей торопились отдать якорь в безопасной гавани до заката, салютуя защищавшей вход в порт батарее, из Цитадели доносились звуки рожков и барабанов, а на одинокой скале, видневшейся на горизонте в море, зажёгся Эддистонский маяк, ещё не разрушенный штормом.
На улицах чуть подальше от порта размещались постоялые дворы и гостинницы попристойнее портовых кабачков, для публики почище – портовый гомон доносился, конечно, и сюда, но в несколько приглушённом виде. Именно в одно из этих заведений, с гордым названием The Red Lion Inn, и зашёл, придерживая шляпу правой рукой (обычно это делают левой) вполне респектабельно одетый господин при шпаге, с лёгким ирландским акцентом поприветсвовавший хозяина, отдававшего распоряжения паре служанок во дворе. Руайри О’Каллаган был, как очевидно признает читатель, не лишён ни сообразительности, ни опыта, и справедливо решил, что именно в таком месте – не слишком простонародном, но и не слишком аристократическом – его и его спутницу будут искать меньше всего, а кошелёк Бекля сделал такую маскировку вполне возможной.
Поднявшись по скрипучей лестнице на второй этаж, где вдоль огибавшей двор заведения галереи располагались жилые комнаты, Руайри постучал в дверь одной из них условным стуком, и его немедленно впустили.
- Всё в порядке, Лантан, - сообщил Руайри, скорее по привычке потирая уже не слишком болевшую левую руку, - шторм прошёл, отплытие завтра в два часа пополудни. Даже не верится, столько дней ждали... Но знала бы ты, о чём все разговоры в порту... Похоже, что известия подтверждаются!
…
Перед тем, как ступить на корабль перед долгим путешествием, человек не слишком к таким путешествиям привычный старается подольше почувствовать под ногами твёрдую землю. Прошло уже добрых полчаса с тех пор, как носильщики занесли их не слишком многочисленный багаж в каюту, но Иоланта и Руайри ещё стояли на портовой набережной у мола, говоря о предстоящем путешествии и, разумеется, о новостях – что было неудивительно, поскольку последние составляли тему немалой части разговоров в порту, особенно среди команд кораблей, готовящихся к отплытию курсом на запад или юго-запад.
На пол-реплики Иоланта осеклась и, оборвав разговор, рванулась вперёд. Руайри обернулся и почти бегом последовал за ней.
По набережной вдоль пирсов, по узкому проходу вдоль бухт канатов и гор ящиков и сундуков, двигалась странная маленькая компания. Впереди выступал высокий, сутулый господин лет сорока пяти, облачённый, как и в начале нашей истории, в знававшую лучшие времена одежду иностранного покроя. Он не сразу заметил Иоланту и Руайри и продолжал озирать портовую суматоху с выражением, сочетавшим обычное для него несколько угрюмое собственное достоинство с явной озабоченностью (лано Астенес явно искал среди ряда пришвартованных кораблей один, нужный, но не ожидал, что найти его в портовой суматохе будет так трудно). За ним с трудом поспевала дама средних лет в чёрном плаще с капюшоном, тоже знакомом читателю по началу нашей истории, державшая за руку (по крайней мере в этом ситуация явно отличалась от начала рассказа) девочку лет десяти или двенадцати, тоже одетую в чёрное. Разумеется, именно она первая заметила Иоланту и, вырвав руку, кинулась к ней с очевидным криком
- «Мисс Ланта»!
- Тише, Молли, ради Бога, - Иоланта обернулась, c облегчением констатировав, что в портовой суматохе никто вроде бы не обратил на этот крик внимания, после чего, не долго думаю, присела на корточки и обняла Молли, чмокнув её прямо в нос.
- Не волнуйтесь, ваше высочество, - произнёс знакомый голос рядом, - насколько мне известно, Вас более не ищут и искать не будут.
- Значит, лорд Говард уже узнал, - обернулась Иоланта, поднимаясь на ноги.
- Раньше, чем все остальные, - cообщила лана Эрколи, - он встретился с гонцом из Плимута, когда пытался гнаться за Вашими.... похитителями. Видимо, тому объяснили в порту, что лорд Говард здесь, и ехать ему нужно не в Лондон, а гораздо ближе. То есть это тогда лорд Говард был здесь – сейчас он уже в пути, возвращается в Лондон, а может, уже вернулся. В Корнуолле ему стало нечего делать, как только стало известно, что герцог Эджезский признал поражение в обмен на амнистию, и император Юлиан коронован. Все говорят: было три игрока, остался один. Откровенно говоря, мне было даже обидно, как мгновенно Его Лордство потерял к Вам всякий интерес, Ваше высочество. К Вам... и к нам тоже. Он даже не выплатил лано Астенесу награду, а ведь обещал... правда, дал денег на дорогу, но непонятно, хватит ли их до Хишарты. Но нет худа без добра – теперь мы все свободные люди.
- Ну что Вы, лана Эрколи, - слабо улыбнулась Иоланта, - это важнее всего. А что за...
- Эрколи Астенес, - мягко поправила её собеседница, - отец Коллинз обвенчал нас с лано Астенесом три дня назад, перед отъездом из усадьбы. Я дала лано Астенесу обещание, и потом, мы должны быть женаты, чтобы удочерить Молли.
- Удочерить Молли? А как же мистер Тремэйн? – Иоланта увидела выражение лица собеседницы, с опозданием оценила тот факт, что Молли, как и лана Эрколи, в чёрном, и закрыла рот рукой. Молли героически сумела не разреветься, пока лана Эрколи очень коротко рассказывала Иоланте факты, уже известные читателю. Подошедший лано Астенес поднял девочку на руки, как трёхлетнюю, с неожиданной нежностью.
- Но по крайней мере его гибель не прошла неотомщённой, - закончила лана Эрколи, - не знаю, слышали ли вы, но лано Астенесу удалось догнать и убить Бекля. За это ему и обещали награду. Награду не выплатили – но по крайней мере этого врага у нас больше нет.
Неизвестно, кто раскрыл рот шире – Иоланта или тихо подошедший Руайри – но тот и другая справились со своим изумлением с похвальной быстротой, только Руайри обменялся взглядом с лано Астенесом. Тот еле заметно пожал плечами, как бы говоря «так вышло», и Руайри по здравом размышлении согласился, что другого выхода, кроме как признать себя победителем в схватке над обрывом, у лано Астенеса не было – если бы у неё были другие участники, дальнейшая погоня и поиски были бы неизбежны. Лано Астенес тем временем заверил лану Эрколи, что кроме её, лано Эрколи (разумеется, он сказал по имени «Анабелла») руки, другой награды ему, лано Астенесу, не нужно.
- Но что мы всё говорим о нас, - опомнилась лана Эрколи – у вас что?
Иоланта и Руайри не успели начать объяснения, как главное из них было дано без их участия - подбежавший сзади запыхавшийся юнга с их корабля объяснил, что капитан просит всех пассажиров подняться на борт поскорее, и неожиданную встречу пришлось завершать так же внезапно, как она и началась.
Лано Астенес отсалютовал поднимавшимся на борт по трапу шпагой, лана Эрколи поднесла к глазам платок, Молли изо всех сил махала рукой и посылала воздушные поцелуи. На середине трапа Иоланта вдруг остановилась, подняв правую руку к горлу, словно задыхаясь, после чего, ловко обойдя поднимавшегося за ней Руайри, сбежала вниз, подбежала к Молли, вложила ей в руку что-то, похожее на маленький хрустальный шарик, коротко бросила опешившей лане Эрколи «присмотрите внимательно» и, не оглядываясь, взбежала на борт.
Безбожно затянутый эпилог.
Сначала хорошая новость. О дальнейшей судьбе одного персонажа этой истории авторы кое-что знают. Молли (в хишартском произношении Амалия) ла Астенес, в замужестве Ла Манта, по праву известна как одна из тех талантливых, эксцентричных и необыкновенных женщин, которых подарила миру эпоха Просвещения. Вот уже три столетия её перевод шекспировских сонетов считается каноническим в хишартской литературе, не говоря о переводах из Джона Донна, Бэкона, Филдинга и Свифта... Впрочем, читавшие «Вертихвостку» будут неправы, если сочтут лану Амалию неким образцом респектабельности. Некоторые исследователи считают (хотя доказать это трудно), что вызвавшие в своё время немалый скандал анонимные переводы на хишартский язык некоторых рискованных стихов графа Рочестера и на английский – Тицианы Ла Торле в действительности принадлежат ей же. Может быть, и так, а может быть, и нет. Но одно ясно: хишартские поэты, а вслед за ними некоторые историки, пролили немало слёз о судьбе трагической и романтической Иоланты... Но если верить тому, что написано выше (а авторы своим собственным словам, естественно, верят!), то получается так, что, её главным вкладом в культуру и историю её страны оказывается то, что она – со скуки ли или по доброте душевной – обучила хишартскому языку маленькую служанку. Обучила, заметьте, не прибегая – вопреки нравам времени – ни к чему строже мягких словесных увещеваний...
Увы, это всё, чем мы можем порадовать читателя. Авторы ничего больше не знают достоверно о судьбе бывшей принцессы Иоланты. Эпохальный труд хишартской исследовательницы Паолы Ютте «Флагелляция в Хишарте», в своё время переведённый на русский язык одним из авторов, справедливо указывает на то, что о её судьбе существует несколько вполне правдоподобных гипотез. Увы, мы мало можем к ним добавить. Нам неизвестно, сколько прожила она после описанных здесь событий, и неизвестно даже, была ли она счастлива с Руайри – учитывая характер обоих, это отнюдь не данность. Тем более, что о дальнейшей судьбе Руайри О’Каллагана тоже мало что известно, хотя соответсвующее имя то и дело мелькает в хрониках Вест-Индии, Вирджинии и Новой Англии, не говоря о метрополии. Не представляется вполне возможной и попытка проследить, было ли у этой пары потомство, хотя фамилия – действительно весьма распространённая на Изумрудном Острове – многократно повторяется в истории и старого, и Нового Света. Весьма любопытная гипотеза высказана в мало известной и мало цитируемой статье - D.Howden and M.D.L. Callaghan, “Amalia (Mollie) La Manta and Anglo-Hishartan cultural exchanges in the early Georgian period”, Mid-Atlantic History Review, V. 94, pp. 94-118, 1980. Однако даже авторам этой публикации не удалось уверенно связать имя Руайри О’Каллагана ни с тем Шоном О’Каллаганом, который сложил голову 16 апреля 1746 года под Каллоденом близ Инвернесса в Шотландии, сражаясь в рядах «Ирландских пикетов» армии Красавчика Чарли. Ни с тем Джереми О’Каллаганом, который вернул себе расположение британских властей, участвуя в отражении попытки вторжения американской армии генерала Арнольда в Канаду в декабре 1775 года. Ни с его двоюродным братом, успешно воевавшим на противоположной стороне и ставшим впоследствии сенатором от штата Нью-Йорк. Ни с Руайри (опять Руайри – может быть, это не случайно) О’Каллаганом, которому удалось избежать виселицы после восстания «объединённых ирландцев» 1798 года, исчезнув бесследно, как говорят некоторые – опять за океан. Ни с тем Томасом Каллаганом (видимо, примерно в середине XIX века фамилия утратила частицу “О”), который привёл на голодающую родину предков два корабля с продовольствием, собранным в Новом Свете, осенью 1848 года. Ни с тем Руайри (опять Руайри...) Каллаганом, судопромышленником из Оттавы, который вернулся в Ирландию в 1860х годах задолго до того, как «возвращение диких гуcей» стало массовым явлением... ни с его сыном, политиком-националистом и блестящим адвокатом доктором Оуэйном Каллаганом, ни, соответственно, с его детьми – профессором истории Майклом (Micheal D.L. Callaghan – один из авторов упомянутой статьи) и писательницей Алессандрой. Однако рыжие волосы Руайри и рыжеватые – его избранницы, а также характер обоих и склонность попадать в неприятные ситуации вполне определённого рода, внушают некоторую надежду. Если и правда так, то всё получается довольно красиво, дамы и господа. Круг замкнулся, последняя повесть сошлась с первой, и по крайней мере один из авторов может со спокойной совестью попрощаться с читателем навсегда, ибо вряд ли будет ещё писать тематические рассказы. Странные бывают коллизии.
В Плимуте, как и в любом портовом городе, вечер, даже ранний, - колоритное время (а какое время в таких городах не колоритное). В многочисленных портовых кабачках собирающаяся толпа (значительную долю которой составляли матросы) начинала горланить песни, пара припозднившихся кораблей торопились отдать якорь в безопасной гавани до заката, салютуя защищавшей вход в порт батарее, из Цитадели доносились звуки рожков и барабанов, а на одинокой скале, видневшейся на горизонте в море, зажёгся Эддистонский маяк, ещё не разрушенный штормом.
На улицах чуть подальше от порта размещались постоялые дворы и гостинницы попристойнее портовых кабачков, для публики почище – портовый гомон доносился, конечно, и сюда, но в несколько приглушённом виде. Именно в одно из этих заведений, с гордым названием The Red Lion Inn, и зашёл, придерживая шляпу правой рукой (обычно это делают левой) вполне респектабельно одетый господин при шпаге, с лёгким ирландским акцентом поприветсвовавший хозяина, отдававшего распоряжения паре служанок во дворе. Руайри О’Каллаган был, как очевидно признает читатель, не лишён ни сообразительности, ни опыта, и справедливо решил, что именно в таком месте – не слишком простонародном, но и не слишком аристократическом – его и его спутницу будут искать меньше всего, а кошелёк Бекля сделал такую маскировку вполне возможной.
Поднявшись по скрипучей лестнице на второй этаж, где вдоль огибавшей двор заведения галереи располагались жилые комнаты, Руайри постучал в дверь одной из них условным стуком, и его немедленно впустили.
- Всё в порядке, Лантан, - сообщил Руайри, скорее по привычке потирая уже не слишком болевшую левую руку, - шторм прошёл, отплытие завтра в два часа пополудни. Даже не верится, столько дней ждали... Но знала бы ты, о чём все разговоры в порту... Похоже, что известия подтверждаются!
…
Перед тем, как ступить на корабль перед долгим путешествием, человек не слишком к таким путешествиям привычный старается подольше почувствовать под ногами твёрдую землю. Прошло уже добрых полчаса с тех пор, как носильщики занесли их не слишком многочисленный багаж в каюту, но Иоланта и Руайри ещё стояли на портовой набережной у мола, говоря о предстоящем путешествии и, разумеется, о новостях – что было неудивительно, поскольку последние составляли тему немалой части разговоров в порту, особенно среди команд кораблей, готовящихся к отплытию курсом на запад или юго-запад.
На пол-реплики Иоланта осеклась и, оборвав разговор, рванулась вперёд. Руайри обернулся и почти бегом последовал за ней.
По набережной вдоль пирсов, по узкому проходу вдоль бухт канатов и гор ящиков и сундуков, двигалась странная маленькая компания. Впереди выступал высокий, сутулый господин лет сорока пяти, облачённый, как и в начале нашей истории, в знававшую лучшие времена одежду иностранного покроя. Он не сразу заметил Иоланту и Руайри и продолжал озирать портовую суматоху с выражением, сочетавшим обычное для него несколько угрюмое собственное достоинство с явной озабоченностью (лано Астенес явно искал среди ряда пришвартованных кораблей один, нужный, но не ожидал, что найти его в портовой суматохе будет так трудно). За ним с трудом поспевала дама средних лет в чёрном плаще с капюшоном, тоже знакомом читателю по началу нашей истории, державшая за руку (по крайней мере в этом ситуация явно отличалась от начала рассказа) девочку лет десяти или двенадцати, тоже одетую в чёрное. Разумеется, именно она первая заметила Иоланту и, вырвав руку, кинулась к ней с очевидным криком
- «Мисс Ланта»!
- Тише, Молли, ради Бога, - Иоланта обернулась, c облегчением констатировав, что в портовой суматохе никто вроде бы не обратил на этот крик внимания, после чего, не долго думаю, присела на корточки и обняла Молли, чмокнув её прямо в нос.
- Не волнуйтесь, ваше высочество, - произнёс знакомый голос рядом, - насколько мне известно, Вас более не ищут и искать не будут.
- Значит, лорд Говард уже узнал, - обернулась Иоланта, поднимаясь на ноги.
- Раньше, чем все остальные, - cообщила лана Эрколи, - он встретился с гонцом из Плимута, когда пытался гнаться за Вашими.... похитителями. Видимо, тому объяснили в порту, что лорд Говард здесь, и ехать ему нужно не в Лондон, а гораздо ближе. То есть это тогда лорд Говард был здесь – сейчас он уже в пути, возвращается в Лондон, а может, уже вернулся. В Корнуолле ему стало нечего делать, как только стало известно, что герцог Эджезский признал поражение в обмен на амнистию, и император Юлиан коронован. Все говорят: было три игрока, остался один. Откровенно говоря, мне было даже обидно, как мгновенно Его Лордство потерял к Вам всякий интерес, Ваше высочество. К Вам... и к нам тоже. Он даже не выплатил лано Астенесу награду, а ведь обещал... правда, дал денег на дорогу, но непонятно, хватит ли их до Хишарты. Но нет худа без добра – теперь мы все свободные люди.
- Ну что Вы, лана Эрколи, - слабо улыбнулась Иоланта, - это важнее всего. А что за...
- Эрколи Астенес, - мягко поправила её собеседница, - отец Коллинз обвенчал нас с лано Астенесом три дня назад, перед отъездом из усадьбы. Я дала лано Астенесу обещание, и потом, мы должны быть женаты, чтобы удочерить Молли.
- Удочерить Молли? А как же мистер Тремэйн? – Иоланта увидела выражение лица собеседницы, с опозданием оценила тот факт, что Молли, как и лана Эрколи, в чёрном, и закрыла рот рукой. Молли героически сумела не разреветься, пока лана Эрколи очень коротко рассказывала Иоланте факты, уже известные читателю. Подошедший лано Астенес поднял девочку на руки, как трёхлетнюю, с неожиданной нежностью.
- Но по крайней мере его гибель не прошла неотомщённой, - закончила лана Эрколи, - не знаю, слышали ли вы, но лано Астенесу удалось догнать и убить Бекля. За это ему и обещали награду. Награду не выплатили – но по крайней мере этого врага у нас больше нет.
Неизвестно, кто раскрыл рот шире – Иоланта или тихо подошедший Руайри – но тот и другая справились со своим изумлением с похвальной быстротой, только Руайри обменялся взглядом с лано Астенесом. Тот еле заметно пожал плечами, как бы говоря «так вышло», и Руайри по здравом размышлении согласился, что другого выхода, кроме как признать себя победителем в схватке над обрывом, у лано Астенеса не было – если бы у неё были другие участники, дальнейшая погоня и поиски были бы неизбежны. Лано Астенес тем временем заверил лану Эрколи, что кроме её, лано Эрколи (разумеется, он сказал по имени «Анабелла») руки, другой награды ему, лано Астенесу, не нужно.
- Но что мы всё говорим о нас, - опомнилась лана Эрколи – у вас что?
Иоланта и Руайри не успели начать объяснения, как главное из них было дано без их участия - подбежавший сзади запыхавшийся юнга с их корабля объяснил, что капитан просит всех пассажиров подняться на борт поскорее, и неожиданную встречу пришлось завершать так же внезапно, как она и началась.
Лано Астенес отсалютовал поднимавшимся на борт по трапу шпагой, лана Эрколи поднесла к глазам платок, Молли изо всех сил махала рукой и посылала воздушные поцелуи. На середине трапа Иоланта вдруг остановилась, подняв правую руку к горлу, словно задыхаясь, после чего, ловко обойдя поднимавшегося за ней Руайри, сбежала вниз, подбежала к Молли, вложила ей в руку что-то, похожее на маленький хрустальный шарик, коротко бросила опешившей лане Эрколи «присмотрите внимательно» и, не оглядываясь, взбежала на борт.
Безбожно затянутый эпилог.
Сначала хорошая новость. О дальнейшей судьбе одного персонажа этой истории авторы кое-что знают. Молли (в хишартском произношении Амалия) ла Астенес, в замужестве Ла Манта, по праву известна как одна из тех талантливых, эксцентричных и необыкновенных женщин, которых подарила миру эпоха Просвещения. Вот уже три столетия её перевод шекспировских сонетов считается каноническим в хишартской литературе, не говоря о переводах из Джона Донна, Бэкона, Филдинга и Свифта... Впрочем, читавшие «Вертихвостку» будут неправы, если сочтут лану Амалию неким образцом респектабельности. Некоторые исследователи считают (хотя доказать это трудно), что вызвавшие в своё время немалый скандал анонимные переводы на хишартский язык некоторых рискованных стихов графа Рочестера и на английский – Тицианы Ла Торле в действительности принадлежат ей же. Может быть, и так, а может быть, и нет. Но одно ясно: хишартские поэты, а вслед за ними некоторые историки, пролили немало слёз о судьбе трагической и романтической Иоланты... Но если верить тому, что написано выше (а авторы своим собственным словам, естественно, верят!), то получается так, что, её главным вкладом в культуру и историю её страны оказывается то, что она – со скуки ли или по доброте душевной – обучила хишартскому языку маленькую служанку. Обучила, заметьте, не прибегая – вопреки нравам времени – ни к чему строже мягких словесных увещеваний...
Увы, это всё, чем мы можем порадовать читателя. Авторы ничего больше не знают достоверно о судьбе бывшей принцессы Иоланты. Эпохальный труд хишартской исследовательницы Паолы Ютте «Флагелляция в Хишарте», в своё время переведённый на русский язык одним из авторов, справедливо указывает на то, что о её судьбе существует несколько вполне правдоподобных гипотез. Увы, мы мало можем к ним добавить. Нам неизвестно, сколько прожила она после описанных здесь событий, и неизвестно даже, была ли она счастлива с Руайри – учитывая характер обоих, это отнюдь не данность. Тем более, что о дальнейшей судьбе Руайри О’Каллагана тоже мало что известно, хотя соответсвующее имя то и дело мелькает в хрониках Вест-Индии, Вирджинии и Новой Англии, не говоря о метрополии. Не представляется вполне возможной и попытка проследить, было ли у этой пары потомство, хотя фамилия – действительно весьма распространённая на Изумрудном Острове – многократно повторяется в истории и старого, и Нового Света. Весьма любопытная гипотеза высказана в мало известной и мало цитируемой статье - D.Howden and M.D.L. Callaghan, “Amalia (Mollie) La Manta and Anglo-Hishartan cultural exchanges in the early Georgian period”, Mid-Atlantic History Review, V. 94, pp. 94-118, 1980. Однако даже авторам этой публикации не удалось уверенно связать имя Руайри О’Каллагана ни с тем Шоном О’Каллаганом, который сложил голову 16 апреля 1746 года под Каллоденом близ Инвернесса в Шотландии, сражаясь в рядах «Ирландских пикетов» армии Красавчика Чарли. Ни с тем Джереми О’Каллаганом, который вернул себе расположение британских властей, участвуя в отражении попытки вторжения американской армии генерала Арнольда в Канаду в декабре 1775 года. Ни с его двоюродным братом, успешно воевавшим на противоположной стороне и ставшим впоследствии сенатором от штата Нью-Йорк. Ни с Руайри (опять Руайри – может быть, это не случайно) О’Каллаганом, которому удалось избежать виселицы после восстания «объединённых ирландцев» 1798 года, исчезнув бесследно, как говорят некоторые – опять за океан. Ни с тем Томасом Каллаганом (видимо, примерно в середине XIX века фамилия утратила частицу “О”), который привёл на голодающую родину предков два корабля с продовольствием, собранным в Новом Свете, осенью 1848 года. Ни с тем Руайри (опять Руайри...) Каллаганом, судопромышленником из Оттавы, который вернулся в Ирландию в 1860х годах задолго до того, как «возвращение диких гуcей» стало массовым явлением... ни с его сыном, политиком-националистом и блестящим адвокатом доктором Оуэйном Каллаганом, ни, соответственно, с его детьми – профессором истории Майклом (Micheal D.L. Callaghan – один из авторов упомянутой статьи) и писательницей Алессандрой. Однако рыжие волосы Руайри и рыжеватые – его избранницы, а также характер обоих и склонность попадать в неприятные ситуации вполне определённого рода, внушают некоторую надежду. Если и правда так, то всё получается довольно красиво, дамы и господа. Круг замкнулся, последняя повесть сошлась с первой, и по крайней мере один из авторов может со спокойной совестью попрощаться с читателем навсегда, ибо вряд ли будет ещё писать тематические рассказы. Странные бывают коллизии.
Re: Девушка в чёрном над белым утёсом
Ура, наконец-то! Сюжет захватывающий, гармонично развивающийся от точки к точке. Отличные описания, герои, завязка и финал - мастерски написано. Спасибо большое, Expat. Забираю в закладки
В подчинении у Sotka
Re: Девушка в чёрном над белым утёсом
Прочла от начала и до конца, мне очень понравилось. Ожидание того стоило
Re: Девушка в чёрном над белым утёсом
Очень понравилось. Вы умеете рассказывать историю, да еще таким прекрасным языком. Читается легко и с удовольствием.
Re: Девушка в чёрном над белым утёсом
Здорово! Читал отрывками, как выкладывалось, так что может не все в голове уложилось. Обязательно потом перечитаю и посмакую.
Re: Девушка в чёрном над белым утёсом
Cпасибо всем, кто похвалил.
Часть похвалы по праву принадлежит Куно, как соавтору и как Архидемиургу Хишарты
Часть похвалы по праву принадлежит Куно, как соавтору и как Архидемиургу Хишарты
Re: Девушка в чёрном над белым утёсом
Вы с Куно молодцы! Пишите чаще, только лучше без отсылок к прошлому, если можно