Конкурс ПиН 2023. №10. Мягкая попа - Тринадцать

[Тринадцать]

Мягкая попа

– Ведь главное в нашем деле что? – Николай Васильевич отечески похлопал меня по плечу.

– Что?

Вариантов главного в нашем деле у меня было в количествах, но в первый свой рабочий день, я хотел услышать версию начальника отдела.

– Главное, Сашок – это мягкая попа.

– Софт скиллз, – я понимающе кивнул, – Умение организовывать работу, договариваться с коллегами, вести переговоры.

– Эйчаровскую мутотень оставь эйчарам. Организовывать работу, договариваться, вести переговоры и адаптироваться к изменениям – это умеет каждый, иначе все бы здесь развалилось к чертям собачьим. А вот мягкая попа, – Николай Васильевич замолчал.

– Не очень понимаю.

– Одним пониманием тут не обойтись. Просто поверь – бывает время сжимать булки, а бывает время булки разжимать. Расслабляться то есть. Последнее в нашем деле, Саша, куда как важнее.

Я кивнул, хотя и не был согласен. Ну куда в продажах с мягкой, прости господи, попой? Булки сжал и вперед, на завоевание холодных клиентов.

Продажник я был хороший, если не сказать великий. Умел продать и желтый снег эскимосам, и рецепт суши с бараниной японцам. Зад имел твердый и накачанный – каждое утро пробежка, два раза в неделю – тайский бокс, по выходным летом – хайкинг, зимой – лыжи и сноуборд. Со способами расслабиться тоже проблем не было: женщины, вкусная еда, хороший алкоголь, баня с друзьями, книги, в конце концов.

– Каждые четвертые выходные, – вклинился Николай Васильевич в мои мысли, – Выезжаем в пятницу вечером, в город возвращаемся в воскресенье утром. Явка обязательна. С собой можно ничего не брать.

– Рекреационные мероприятия для сплочения командного духа?

– Релаксационные.

– Под шашлычок и водочку? – я улыбнулся, – Такое уважаю!

– Под кисель и творожную запеканку. Да ты не ссы, Сашок, – мой новый начальник еще раз похлопал меня по плечу, – Первый раз непонятно, второй – страшно, а потом втягиваешься, как та кошка в пылесос.

Я и не ссал.

Про четвертые выходные я, конечно, забыл. Сначала разбирался с делами и вливался в коллектив, потом навалилось работы не продохнуть, но утром в пятницу в почту свалилось письмо с напоминанием и короткой инструкцией.

Корпоративный микроавтобус забрал меня в десять вечера из дома.

Можно не означает нельзя, рассудил я, и собрал с собой запасные джинсы, пару футболок, свитер и электронную книгу со свежим детективом.

Николая Васильевича в автобусе не было, зато в нем оказалась Катюша, младший менеджер, на которую я положил глаз в самый первый день, и еще шестеро сотрудников. В Катюше меня пленили кудри, синий, с поволокой взгляд и яркие без помады, пухлые губы.

– А где все остальные? – спросил я, устраиваясь на заднем сиденьи.

– Сегодня только наша группа, – не очень понятно ответила мне кризисный менеджер Зоя Владимировна.

Раскрашенные морозными узорами стекла автобуса отражали мою воодушевленную Катюшиным наличием физиономию. В теплом салоне меня сморило, и я продрых все два с лишним часа дороги.

Место, куда мы приехали, снаружи было похоже на старый санаторий – большие организации покупают такие и переделывают для личных нужд.

– Это не санаторий, – сказала Зоя Владимировна вслух, когда мы шли от ворот к корпусу – видимо, мысли были написаны у меня на лице крупными буквами.

Это бывший детский сад, понял я, оказавшись внутри. Мне тридцать четыре, а я все еще помню неистребимый запах тушеной капусты и обоссаных колготок – причину моего рано начавшегося экзистенциального кризиса.

– Переодеваемся и спать, – в раздевалке появилась миловидная женщина лет сорока.

– Даже чаю не попьем? – басовито спросил Володя Лещинский, менеджер по распространению.

– Завтра, Вова, – миловидная женщина смотрела строго, – Все завтра.

– А у нас новенький, – сообщила ей Елена Карповна, симпатичный офисменеджер тридцати двух лет.

– Спасибо, я вижу.

– Здравствуй, Саша, – миловидная женщина подошла ко мне, – Меня зовут Марта Георговна. Вот твой шкафчик, в нем твоя пижама и тапочки.

Я почему-то не нашелся, что ответить.

На двери шкафчика был кораблик, на пижаме – синие и красные горошки, на синих тапочках – красные шерстяные помпоны.

В общей спальне было прохладно. Кровать оказалась жесткой и мне коротковатой, от пододеяльника пахло молоком и печеньем. Я уснул, как только закрыл глаза.

Молоко и печенье давали на завтрак. А еще манную кашу и кисель. И порезанное на дольки яблоко. Но до каши, до молока с печеньем, до порезанного на дольки яблока случилось столько всего, что оказавшись за столом, я застыл истуканом, пытаясь хоть как-то осмыслить происходящее.

– Доброе утро! Просыпаемся, просыпаемся! – бодрый голос Марты Георговны ворвался в спальню, – Встаем!

Мои коллеги повскакивали, как пружинные чертики. Сонные, в одинаковых пижамах в горошек, они зевали и терли глаза.

Я лежал.

– А новенький не встает, – Елена Карповна показала на меня пальцем.

– Саше надо привыкнуть и освоиться, – Марта Георговна подошла к нам, – А тебе, Лена, вспомнить о хороших манерах.

Елена Карповна покраснела и сникла. Все остальные, как по команде, перестали зевать и тереть глаза.

– Сели на кроватки, – скомандовала Марта Георговна новым голосом, – Лена идет умываться. Две минуты на почистить зубы, одна минута – переодеться.

В первый норматив Елена Карповна уложилась. По крайней мере, мне так показалось. За вторым мой внутренний хронометр уже не следил, потому что переодеваться наш офисменеджер начала прямо при нас. Встала около своей кровати, стянула пижамные штаны, сняла их и стала аккуратно складывать. Получившийся квадратик положила поверх одеяла.

Я смотрел на этот квадратик в горошек, чтобы не пялиться на круглую, пухлую задницу, такую белую, будто Елена Карповна в жизни не была на пляже.

За штанами последовала пижамная курточка. Сложенная так же аккуратно, она легла поверх квадратика штанов.

Со стоящего рядом с кроватью деревянного стула Елена Карповна взяла белую футболку и быстро натянула ее на себя. Таких фасонов я еще не видел: короткая, только до пояса, рукава пышным фонариком, а спереди розовый передничек с рюшами внизу и лентами по бокам. Ленты Марта Георговна крепко завязала нашему офисменеджеру за спиной на красивый бант.

Больше на стуле ничего не было. Марта Георговна переставила его на середину спальни.

– Сюда, – позвала она Елену Карповну, сев на край стула.

Елена Карповна шла маленькими шажками, бант на спине подрагивал, подрагивал и круглый пухлый зад.

– Побыстрее, – Марта Георговна похлопала себя по колену, – Вся группа сидит без завтрака.

Елена Карповна легла животом ей на колени. Марта Георговна высоко подняла руку, офисменеджерские ягодицы напряглись.

– Мягкая попа. Я хочу видеть мягкую попу, а не деревянную или каменную.

Кто-то хихикнул.

– Лена, мне принять меры?

Ягодицы сжались еще больше.

– Вставай.

– Ой не надо! Ой, пожалуйста, не надо меры! – не своим голосом воскликнула Елена Карповна.

– Вставай, вставай.

Марта Георговна тоже поднялась.

– Жди тут, – она указала на место рядом со стулом.

В дальнем углу спальни стоял металлический, со стеклянными дверцами шкаф – такие бывают в процедурных кабинетах. Марта Георговна направилась к нему.

– Лена, большую или маленькую? – спросила она, перебирая картонные коробки, как от таблеток.

– Не надо! Я сама! Я сама! – Елена Карповна нервно переминалась с ноги на ногу.

Я заметил, что розовые передничек, прикрывающий все самое интересное, и розовые пятна на щеках ей очень идут.

– Значит, большую, – Марта Георговна достала из одной коробок белый блистер.

Я такие блистеры видел у бабушки, на боковой полке холодильника, где она хранила лекарства. Дед вел очень сидячий образ жизни, и дома всегда имелся богатый запас суппозиториев для облегчения острых симптомов.

– Ложись, – снова скомандовала Марта Георговна, сев обратно на стул, – Разведи ягодицы.

Елена Карповна послушно взялась обеими руками за пухлую попу.

– Еще, – Марта Георговна извлекла из пластиковой упаковки свечку гораздо большего, чем обычно, размера.

– Ай, ай, ой, жжется, жжется!

– Лежи тихо, – Марта Георговна вводила суппозиторий медленно.

К моменту, когда она закончила, наш офисменеджер рыдала во весь голос.

Елена Карповна плакала, сучила ногами, ерзала животом, сжимала кулаки, и я снова отметил, что всё это ей очень идет: и слезы, и поза, и больше не деревянная и не каменная попа, с нестерпимо – тут можно было не сомневаться – жугчей свечкой внутри.

Марта Георговна засекла время, примерно десять минут по моему внутреннему хронометру, потом снова высоко подняла руку и резко опустила ладонь на правую ягодицу.

У меня зазвенело в ушах. За первым шлепком последовали сразу же второй и третий.

– Один, два, три, – сквозь слезы начала считать Елена Карповна, – Четыре, пять. Один-два-три-четыре-пять!

Вторая скороговорка пришлась на левую ягодицу.

– Один-два-три-четыре-пять! – Марта Георговна шлепала тут же, но теперь ниже.

– Один-два-три-четыре-пять! – правая ягодица ниже.

– Один-два-три-четыре-пять!! – самое пухлое место ниже правой ягодицы.

– Один-два-три-четыре-пять!! – самое пухлое место ниже левой ягодицы.

– Один-два-три-четыре-пять!!! – ровно посередине порозовевшей попы.

Елена Карповна плакала и считала, считала и плакала. Я тоже считал – закончив шлепать посередине, Марта Георговна начала все сначала. Я насчитал пять таких итераций, прежде, чем она подняла Елену Карповну на ноги.

– Хорошие манеры. Я все поняла, – та приседала, хватаясь за горящий, густо-розовый зад, – Я все поняла! Меня очень хорошо отшлепали, и я очень хорошо все поняла!

– Убери руки, – приказала Марта Георговна, – И мы тебя еще не шлепали, только немного погрели попу. Разве шлепают рукой? Шлепают специальной лопаточкой. Ей гораздо, гораздо больнее и доходчивее, так ведь?

Елена Карповна кивнула, всхлипывая.

– И почему ты плачешь сейчас? Я разрешаю плакать только во время порки. Разве я сейчас порю тебя?

Елена Карповна разревелась еще больше.

– Принеси мне лопаточку.

Офисменеджер поплелась к медицинскому шкафчику.

– Побыстрее, Лена. Я собираюсь шлепать тебя долго и очень больно.

Лопаточка была похожа на кухонную, деревянная, овальная, с гладкими краями и длинной ручкой.

Елена Карповна отдала лопаточку Марте Георговне и сама легла ей на колени.

– Мягкая попа, – напомнила Марта Георговна и без предупреждения начала шлепать – быстро, не задерживаясь на одном месте, оставляя красивые овальные отметины.

Елена Карповна снова плакала, сучила ногами, ерзала животом, сжимала кулаки. Потом, устав кричать и вертеться, просто лежала и плакала навзрыд. Налившаяся вишневым попа, ставшая еще круглее и пухлее, была мягкой-мягкой под опускающейся на нее лопаточкой.

Марта Георговна, как и обещала, шлепала долго, и я испытывал к ней за это необъяснимую благодарность.

Закончив порку, она отправила Елену Карповну в угол.

– Про хорошие манеры мы Лене напомнили. Осталось разобраться с одним маленьким вопросом. Кто смеялся, когда я говорила про мягкую попу? Не Катюша ли? Иди-ка сюда.

Моя Катюша вздрогнула, но без споров встала с кровати и пошла к Марте Георговне.

– Что, Катюша, показалось тебе таким смешным?

– Деревянная попа, – Катюша виновато опустила голову.

– Деревянная попа, – повторила Марта Георговна, – А мягкая попа тебе не кажется смешной?

Катюша помотала головой.

– Хорошо. Тогда обойдемся небольшим воздействием. Все идем в умывальную комнату!

Марта Георговна выстроила нас в линию около умывальников. Катюшу она поставила рядом с медицинской, обитой клеенкой, кушеткой.

– Пижаму сюда, – она показала на стул рядом с кушеткой.

Катюша быстро разделась и аккуратной стопкой сложила одежду. Прежде, чем я успел разглядеть все ее прелести, Марта Георговна повязала ей на шею клеенчатый нагрудник, похожий на детский, только широкий и длинный.

Не ожидая дальнейших указаний, Катюша сама села на кушетку. Марта Георговна отошла к одному из умывальников. Зашумела вода.

К кушетке Марта Георговна вернулась с мыльницей и маленькой, покрытой плотным слоем размокшего мыла губкой.

Все так же сама Катюша приоткрыла рот.

Мыльная пена стекала по подбородку на клеенчатый нагрудник. Катюша ерзала на кушетке. Глаза у нее были широко открыты, слезы лились непрерывно, из носа тоже текло, но рот она не закрывала, только судорожно всхлипывала, когда Марта Георговна набирала на губку очередную порцию мыла.

Голая, взмокшая, плачущая, с испачканным подбородком она казалась мне невыносимо очаровательной. Я снова испытал к Марте Георговне непонятную благодарность.

За завтраком, между манной кашей и нарезанным дольками яблоком, она оставила нас ненадолго одних. Сидя голым задом на жестком деревянном стуле, одетый в точно такую же футболку, как у Елены Карповны, только с голубым передником, я спросил:

– Вот так вы расслабляете булки каждые четвертые выходные?

– Да, – хором ответили мои коллеги.

– Я на такое не подписывался.

– Подписывались, – сказала Нина Ивановна из отдела кадров, – Приложение 12 бэ дробь четыре к трудовому договору – согласие на обязательное посещение рекреационных и релаксационных мероприятий.

– Первый раз непонятно, второй – страшно, а потом втягиваешься, как та кошка в пылесос, – процитировала моего начальника Зоя Владимировна.

– Между прочим, английские джентльмены, воспитывавшиеся в дорогущих частных школах, бешеные бабки платят за то, чтобы с них сняли их дорогущие штаны и отшлепали специальной дорогущей лопаточкой, – встрял водитель Сергей, – А нам считай бесплатно.

– Серега, ты воспитывался в пту, – заметил я.

– Ну и что, – он не обиделся, – Я вот в прошлый раз кисель разлил на стол. Марта Георговна так меня вицей отхлестала, что я потом десять дней ходил в благостях.

– Ты сам увидишь, Саша, – сказал Володя Лещинский, – Что с мягкой попой и работается эффективнее, и в целом живется легче.

– А почему Марта – Георговна?

– Потому что папа у нее Георг, – Катюша потянулась за яблоком.

Я молчал. Осмыслить все это я пока не мог. Единственное, что было понятно – вместо кораблика я хотел бы видеть на шкафчике самолет.

[Ришка]

– А почему Марта – Георговна?

– Потому что папа у нее Георг, – Катюша потянулась за яблоком.

Интересно, это случайно так получилось, или специально?

[qwasar]

У этого рассказа такое прекрасное название, что оставлю его под конец. Как мякотку

[Herъ Хрюкиндъ]

В России не qwasar пишет акын, а акын пишет qwasar'a. Хрю. Разрешив, правда, использовать иронию для облегчения душевных мук.
По мне вроде норм.

[qwasar]

В России не qwasar пишет акын, а акын пишет qwasar'a. Хрю. Разрешив, правда, использовать иронию для облегчения душевных мук.
По мне вроде норм.

Ничего не понял, но на всякий случай решил отблагодарить картинкой:

[Hiaro]

Прочла с интересом. Про отчество - нехорошо так ))) За такое шлепают долго и больно.

[April]

Акын такой акын Написано очень хорошо, но мне настолько не близко, что оценить не могу.

[April]

Прочла с интересом. Про отчество - нехорошо так ))) За такое шлепают долго и больно.

Не уловила этот момент. Это что-то из истории предыдущего форума? Если можно, поясните, пожалуйста.

[Hiaro]

Я, пока читала, еще про Ослика все вспоминала.

[Тринадцать]

прелестный акын, разбавленный сдержанной иронией. всего в меру.

но для квазара, пожалуй, мягковато